Текст книги "Плохой дом (ЛП)"
Автор книги: Сэм Уэст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Annotation
Когда Йен и Холли Вебстер переезжают в дом двадцать девять на Абердин-роуд со своим шестилетним сыном Джейкобом, жизнь кажется раем. У Йена блестящая карьера, любимая жена и сын, за которого он готов умереть. Их новый особняк – это вишенка на торте.
Но что, если ваш новый дом не такой, каким кажется на первый взгляд? Что если это нечто большее, чем просто строение? Что если у вашего нового дома есть тайный замысел?
Как только Йен въезжает в дом, у него начинаются головные боли и провалы в памяти. Семья, которую он так любит, начинает действовать ему на нервы. Кошмары мучают его каждую ночь, а неприятные мысли, посещающие его, ужасают своим безумием.
Кажется, будто его разум больше не принадлежит ему, будто его собственное воображение обращается против него. Йен осознает, что как некоторые люди рождаются монстрами, так и некоторые места...
Ему следовало с самого начала прислушаться к своему сыну: Этот дом злой, папа. Это плохой дом...
ПЛОХОЙ ДОМ – это мистическая история ужасов, содержащая графические сцены насилия и убийств.
Сэм Уэст
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
АНОНС ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ
Сэм Уэст
«ПЛОХОЙ ДОМ»
Глава 1
Йен и Холли Вебстер рассматривали вместе с агентом по недвижимости просторную мансарду. Их шестилетний сын Джейкоб молча прижимался к матери.
– Это потрясающе. Но почему так дешево?
Йену показалось, что агент по недвижимости вздрогнул от вопроса его жены.
– Владелец хочет просто быстро продать дом. Вы знаете, как это бывает, молодежь живет не по средствам и все такое.
– Так предыдущий владелец был футболистом? Ему стукнуло тридцать, он обнаружил, что растратил свое небольшое состояние и ему нужно продать дом, чтобы расплатиться с астрономическими долгами?
Попытка Йена уточнить причины продажи дома по цене намного ниже рыночной осталась без внимания.
– Боюсь, я не имею права это обсуждать. Владельцы не желают разглашения частной информации.
Этот жирный урод действительно начинал действовать Йену на нервы. Он ненавидел людей, которые недоговаривают, виляют и пытаются скрыть информацию.
– Вы сказали, что вы художник, мистер Вебстер? – спросил агент по недвижимости, как бы желая сменить тему.
– Да, это так.
– Я уверен, вы согласитесь, что на этом чердаке была бы фантастическая студия. Мансардные окна выходят на восток и на запад, что означает, что она постоянно залита светом. И места много.
Так и было. Йену легко было представить себе здесь свою студию. Мансардные окна идеально обеспечивали естественное освещение, которое он считал столь необходимым для своей работы, а в самой высокой точке покатая крыша треугольной формы должна была быть более двенадцати футов[1].
Но несмотря на размеры Йену казалось это большое, светлое пространство давящим и неуютным.
– Что ты думаешь, дорогая? – спросил он, нежно касаясь руки Холли.
– Ну, это, наверное, лучшее, что мы можем купить за такую цену. И это недалеко от центра города. Мне нравится, что к дому прилагается сад. – Она подошла к окну, выходящему на запад, и посмотрела на улицу. – Посмотри на этот вид. Посмотри на этот сад. За садом, кстати, есть поле для гольфа. Представляешь?! Мы могли бы научиться этой игре и стать как настоящие аристократы, – она усмехнулась. – Я думала такие места можно найти только в глубинке.
– За такую цену лучше точно не найти, особенно недалеко от Манчестера, – согласился агент по недвижимости. – Вы, должно быть, довольно успешный художник, мистер Вебстер, если можете себе позволить приобрести такой дом.
– Да, наверное, да, – ответил Йен, почувствовав неловкость. Из-за врожденной скромности он всегда смущался, когда спрашивали о его успехах.
– Он действительно такой. Он "оконщик" Манчестера, – сказала его жена.
– Парень, который пишет картины видов из окон? – спросил агент по недвижимости, широко раскрыв глаза. – Йен Смит?
– Тот самый, – улыбнулась Холли. – Смит – это девичья фамилия матери Йена.
– Вау, у меня на кухне висит одна из ваших репродукций. – Та, что с видом из башни, – сказал агент по недвижимости.
Йен кивнул. Он хорошо помнил эту картину; именно она вознесла его на самый верх манчестерской художественной сцены. За два года, прошедших с тех пор, он стал известен благодаря своим картинам с пейзажами из окон, большинство из которых изображали промышленное наследие Манчестера.
– Это здорово, – сказал Йен, но тон его голоса говорил скорей о равнодушии.
Жена игриво ткнула его локтем в ребра.
– Мой гениальный муж еще и очень скромный.
Телефон агента по недвижимости зазвонил как раз в тот момент, когда он собирался что-то сказать.
– Джефферсон слушает. – Он закрыл микрофон ладонью, чтобы бросить им: – Я должен ответить. Я оставлю вас обсудить это между собой.
– Это их фирменная фишка, – сказал Йен, как только агент по недвижимости Джефферсон покинул мансарду. – Отвечают на воображаемые телефонные звонки, чтобы мы могли остаться одни и поговорить о том, как сильно мы хотим этот дом.
– А мы хотим? – спросила Холли.
Йэн посмотрел в ее ясные карие глаза, ища в них признаки сомнения, которое испытывал он. Он не увидел ни одного, только яркий восторг, озаривший ее миленькое личико.
– Это хороший дом, – медленно сказал он.
– Но?
– Но? Но я не знаю, действительно ли мы ищем именно это?
– Это ты хотел быть поближе к городу, чтобы писать картины. И чтобы следить за галереями, которые должны тебе деньги.
Она была права, конечно. К тому же частная начальная школа, в которую ходил Джейкоб, находилась менее чем в двух милях.
– Это очень богатый район. Но несмотря на хорошие продажи моих картин я не могу приобретать тебе туфли от Дольче и Гуччи.
– Дольче и Габбана, – поправила женщина с улыбкой. – Ничего, я прекрасно себя чувствуя в чем-нибудь попроще.
– Неважно. Но это одна из причин, почему я люблю тебя. Ты никогда не болела этой ерундой.
– Но мы не можем позволить себе уехать в глубинку, где сможем приобрести такой дом за такую же цену, мы застряли в Манчестере из-за твоей и моей работы. И Боже, этот дом просто находка. Он почти не нуждается в ремонте, все так идеально нейтрально, и мне нравятся половицы, проходящие через весь дом. О, Йен, это прекрасно, – промурлыкала она.
– Да.
Это плохой дом.
Эта мысль застала его врасплох, и он почувствовал себя немного не в своей тарелке. Он отогнал тревожную мысль в сторону и опустился на колени перед сыном, осторожно взяв его маленькие плечи в свои большие ладони.
– Что ты думаешь, парень?
Темноволосый мальчик, очень похожий на свою мать, пожал плечами.
– Здесь жутко.
Холли удивленно посмотрела на сына, а затем разразилась смехом.
– О, милый, это самый нестрашный дом на всем белом свете. Только в старых домах могут водиться привидения.
Йен не поддержал ее смех. Едва переступив порог этого дома, он почувствовал здесь нечто зловещее. Но теперь, когда сын высказал свои опасения, которые его жена, по сути, обсмеяла, он почувствовал себя пристыженным. Ему было тридцать восемь, а не шесть, и зловещих домов не бывает.
– Твоя мать права. Призраков не существует.
Сердце Йена чуть не выскочило из груди, когда дверь на чердак захлопнулась.
– Извините, – сказал Джефферсон, озорно улыбаясь, смотря на испуганное лицо Йена. – Так что вы решили?
Какого черта я так нервничаю? Я чуть не закричал, как девчонка...
– Мы берем, – сказала Холли, казалось, не обращая внимания на напряженное выражение лица Йена.
Йен слишком хорошо узнал это выражение нетерпения в глазах жены, и понял, что теперь ничто ее не удержит от покупки этого дома.
Глава 2
День переезда.
Ровно через четыре недели после того, как тучный агент по недвижимости Джефферсон показал им дом двадцать девять по Абердин-роуд, Йен и Холли стояли посреди длинной подъездной дорожки и с трепетом смотрели на свой новый дом. Двое крепких парней из большого белого фургона, который они наняли для перевозки вещей, выгружали последние коробки в дом.
Трехэтажный отдельно стоящий дом 1970-х годов показался Йену каким-то безвкусным. Обычный красный кирпич, столь характерный для Манчестера и окрестностей, придавал ему сдержанный дух рабочего класса, несмотря на то, что в нем было пять спален, не считая мансарды.
Мне это не нравится. Дом что-то скрывает. Он притворяется обычным.
Странный поворот мыслей обеспокоил его.
– У него такой большой потенциал, – говорила ему жена. – Сад просто идеален для Джейкоба, конечно, если он не будет выходить на главную дорогу. Посмотри, как он играет, ему это нравится.
– Да, – сказал Йен, положив руку на миниатюрные плечи Холли.
С тяжестью в животе он смотрел, как его сын бегает с игрушечным аэропланом, поднимая и опуская игрушку на бегу. Он исчез из виду за углом дома, и Йена охватила паника.
Джейкоб умрет...
– Эй, ты в порядке? – Холли смотрела на него с некоторым беспокойством. – Ты выглядишь немного бледным.
Должно быть, я устал. Вот еще одна мрачная, мать ее, мысль...
– Да, я в порядке. Просто устал, наверное.
Он снова увидел темную голову своего сына, когда тот бежал обратно по склону, и почувствовал себя глупцом.
Хватит быть таким идиотом, – тихо укорял он себя. Холли была права, дом был великолепен. Сад был великолепен. Все было просто замечательно. Он некоторое время любовался садом, оценив его размеры и уединенность. Асфальтированная дорожка, на которой они стояли, резко уходила вниз к оживленной главной дороге, где деревянные ворота высотой не менее двенадцати футов[2] полностью скрывали дом от посторонних глаз. Сбоку к дому был пристроен гараж на две машины, а по обеим сторонам подъездной дорожки простирался аккуратный газон до самой ограды, которая была такой же высоты, как и ворота. Большой сад полностью окружал дом. Дубы выстроились по периметру, создавая ощущение роскошного уединения, столь редкого в застроенном Большом Манчестере. Только отдаленный гул транспорта свидетельствовал о том, что они все еще находятся в черте города.
Но мне все равно это не нравится.
– Эй, приятель, кажется, мы закончили, – сказал один из грузчиков, выведя его из задумчивости.
– Я возьму Джейкоба с собой, – сказала Холли, – я обещала, что он сам сможет выбрать себе спальню.
Она поблагодарила грузчиков и пошла в дом.
После того как Йен расплатился с рабочими, и они уехали, он остался стоять на подъездной дорожке. Был поздний вечер, и прохладный октябрьский воздух продувал его пуловер, вызывая озноб.
Его внимание привлекло какое-то движение сверху, и он поднял глаза к окну мансарды. Он прищурился и посмотрел на окно, в глаза било низкое осеннее солнце.
Там ничего не было.
Но он был уверен, что что-то видел.
Должно быть, Холли и Джейкоб там, наверху. Если Джейкоб думает, что сделает из чердака себе спальню, то крупно обломается. Это моя студия...
И все же Йен не мог перестать смотреть на окно. У него было ощущение, что за ним наблюдают. Окно, казалось, смотрело прямо на него, плоское и безжизненное.
Глаза трупа, – мелькнула тревожная мысль.
Господи, парень, что с тобой сегодня?
Переезд, – решил он. – Третий по силе стресс после смерти и развода. Или второй после смерти?
Не обращая внимания на пробравшую его дрожь, он пошел в дом.
* * *
– Вы с Джейкобом только что были на чердаке? – спросил он Холли, когда застал ее распаковывающей коробку с книгами в большой гостиной.
– Нет. Джейкоб! Не играй с коробками.
– Ты уверена? – переспросил он, не обращая внимания на сына, который карабкался на гору коробок рядом с еще не распакованным телевизором.
– Джейкоб, дорогой! Я сказала тебе отойти от коробок. – Она повернулась, чтобы посмотреть на мужа, в ее голосе слышалось раздражение. – Нет, я не была на чердаке. Но Джейкоб выбрал себе комнату, не так ли, дорогой?
Джейкоб подошел к ним, и Йен рассеянно взъерошил волосы сына.
– Да, папочка, выбрал. Моя комната такая же большая, как твоя и мамина.
– Это здорово, малыш.
Задумавшись о том, что ему привиделось в окне мансарды, он вполуха слушал Холли, которая размышляла вслух, куда поставить мебель и что нужно купить для огромной кухни, потому что их маленький кухонный стол будет выглядеть в огромной комнате как потерянный в море плот.
– ...ты не слышал ни слова из того, что я сказала.
– Что? Да, конечно, слушаю, – поспешно сказал он. – Кухонный стол слишком мал для кухни. Нам нужен новый.
– Что с тобой происходит, Йен?
Ему удалось слабо улыбнуться.
– Ничего, наверное, я просто устал. Боже, мы все устали. Почему бы нам не заказать еду из ресторана?
– Пиццу! – крикнул Джейкоб.
– Конечно, почему бы и нет, что скажешь, Холли?
– Звучит неплохо.
– Отлично, тогда я позвоню в «Пицца-Хит», – сказал он.
Йен достал свой мобильный из кармана джинсов и вышел из комнаты. Сделав заказ и убрав телефон в карман, он оказался на втором этаже, бродя по коридору.
Не могу поверить, что мы купили этот дом так дешево.
Он остановился на мгновение и провел ладонью по перилам, которые тянулись вдоль всего длинного коридора. На ощупь они были холодными, холоднее, чем он ожидал от дерева.
Их нужно отшлифовать, – рассеянно подумал он, проводя рукой по перилам.
– Черт, – вздохнул он, отдергивая руку, почувствовав острую боль в большом пальце. – Ах ты, сука.
Он поднял руку и уставился на палец. Подушечка большого пальца была в крови.
Какого черта?
Под сочащейся кровью Йен заметил зазубренный порез шириной около дюйма.
– Сука, – повторил он, осматривая место на перилах, на котором только что лежала его рука.
Но он не увидел ничего, что нанесло ему рану и озадаченно нахмурился. Да, дерево местами было немного шероховатым, но, не таким острым, чтобы рассечь кожу. Пожав плечами, мужчина посмотрел на ванную в конце коридора. Мочевой пузырь напомнил ему, что нужно отлить, и он направился туда.
Его поразило, как холодно было в ванной. Из-за холода желание помочиться стало сильнее, чем необходимость смыть кровь. Одной рукой, чтобы не испачкать джинсы кровью, он расстегнул ширинку. Сдвинув крайнюю плоть с головки, Йен заметил, что у него стучат зубы. Начинало темнеть, и он помочился в полумраке, закрыв глаза от облегчения.
Сполоснув руки под холодной струей, он смыл кровь. Когда кровотечение почти остановилось, мужчина обернул ранку большим куском туалетной бумаги. Кровь мгновенно пропитала бумагу, и намотал он еще, пока полностью не забинтовал рану.
Повернувшись к выходу, он увидел свое лицо в большом продолговатом зеркале над раковиной. Его отражение ухмыльнулось.
– Что за... – задыхаясь, пробормотал он, пятясь назад.
Я не улыбался...
Вцепившись в бортик раковины, он заглянул в зеркало.
Его собственное лицо смотрело на него, его рот сжался в узкую линию.
Должно быть, обман зрения.
Определенно это его отражение смотрело на него из зеркала, как и положено отражению. Его пронзительные бледно-голубые глаза немигающе смотрели на него. Он рассмотрел свою бледную кожу, квадратную линию челюсти и кривоватый нос, слегка свернутый влево после какой-то драки в баре в далекой молодости, которую он даже не мог вспомнить. Пристально посмотрел на взъерошенные светлые волосы, которые теперь были покрыты россыпью седины. Изучал морщины – слишком много для человека тридцати восьми лет, но это было проклятие сверхбледной кожи. Холли утверждала, что они ей нравятся, говорила, что они придают ему суровый вид. Йен же считал, что выглядит старым.
Знакомые черты его лица в отражении успокоили его, и он вздохнул с облегчением, очередной раз отругав себя за мнительность, но тут...
...отражение подмигнуло ему.
– Господи!
Йен отшатнулся назад, чуть не упав на спину. Он выбежал в коридор, сердце билось так сильно и быстро, что казалось, пробьет его грудную клетку.
– Господи, – повторил он, прислонившись к стене, удивляясь тому, что еще может устоять на ногах.
Это настоящий пиздец.
Мужчина издал дрожащий, невеселый смешок. Должно быть, стресс от переезда подействовал на него сильнее, чем он предполагал. Потому что это было какое-то безумное дерьмо.
Я устал, я голоден и мне нужно выпить.
Глубоко вздохнув, он вспомнил о крови, которая должно быть накапала из его ранки на перила и половицы.
Лучше вытереть ее, пока никто не увидел.
Вооружившись большой пачкой салфеток, он вернулся к тому месту, где поранил палец. Там не было ни капли крови. Он включил свет в коридоре и внимательно осмотрел перила. Нет, там ничего не было. Он даже встал на колени и осмотрел пол.
Как такое может быть?
Йен был основательно напуган.
Да ладно, возьми себя в руки, ничего страшного, просто кровь текла не так сильно, как ты думал.
Но убедить себя в этом не получалось. Стараясь не обращать внимания на наплыв дурных предчувствий, которые окутывали его, как саван, он спустился вниз, к семье.
* * *
– Что случилось с твоей рукой? – спросила Холли, как только тот вошел в гостиную.
– Я порезался о перила, дерево на них немного шероховатое и нуждается в шлифовке. Я сделаю это завтра. А пока я не хочу, чтобы вы двое касались их руками, хорошо?
– Забавно, я не заметила этого, когда ходила наверх.
По какой-то причине ее слова вызвали у него раздражение.
– Да, ну, значит, тебе повезло, но только не трогай их снова, пока я не отполирую их. Мне нужно выпить.
Он оставил жену и сына в гостиной и пошел на кухню в поисках бутылки вина.
* * *
– Я поднимусь наверх и заправлю постели, – сказала Холли, когда пицца была съедена.
Она встала с дивана, на котором они втроем сидели среди кучи еще не распакованных коробок.
– Хорошо, милая, – рассеянно сказал Йен.
Он все еще не отошел от потрясения и был растерян от того, что произошло наверху, у него голова раскалывалась от головной боли. Допивая второй бокал красного вина, он заметил, что Холли почти не притронулась к первому.
– Ну что, как думаешь, тебе здесь понравится, парень? – спросил он Джейкоба преувеличенно бодрым и жизнерадостным голосом.
Джейкоб свернулся калачиком в углу длинного кожаного дивана, подтянув под себя худые ноги.
– Думаю, да, – пробормотал он.
– Ты так думаешь? Разве тебе не нравится здесь? Это в сто раз лучше, чем наш старый дом. Теперь у тебя есть большой сад, в котором можно играть.
– Я скучаю по старому дому. Наш дом был дружелюбнее.
От слов сына волосы на затылке у него встали дыбом.
– Что ты имеешь в виду, малыш? – спросил он нарочито непринужденным тоном.
– Этот дом сердится.
В голове Йена внезапно возник образ его ухмыляющегося отражения, и он тут же отогнал его.
– Не будь глупцом, Джейкоб. У домов нет чувств, это просто дома.
– Не этот, – прошептал мальчик, его темные глаза округлились. – Мне здесь не нравится, папа.
Йен подвинулся к сыну и крепко обнял его.
– В этом доме нет ничего плохого. Но это большая перемена для всех нас, и к ней нужно будет привыкнуть. Переезд – это, наверное, одна из самых стрессовых вещей во всем мире.
– Тогда зачем мы это сделали? Мне нравился старый дом.
Йен не мог не рассмеяться над детской логикой.
– Хороший вопрос, малыш. Потому что этот дом больше и лучше. Ты привыкнешь к нему быстрее, чем думаешь, обещаю.
– Надеюсь, папа.
Маленькие ручки Джейкоба крепче обхватили его, и в его горле застрял комок.
Папа тоже на это надеется, малыш.
* * *
Через несколько часов и две бутылки красного вина, львиную долю которых выпил Йен, они перешли в свою новую спальню. Холли сидела полностью одетая на краю застеленной кровати, снимая макияж влажной салфеткой.
– Как рука? – спросила она.
– Нормально. – Йен поднял глаза от коробки с вещами, в которой рылся; он был уверен, что в этой коробке находится содержимое его ящика с нижним бельем.
– Я только что внимательно осмотрела перила в коридоре, подумала, что обвяжу их полотенцем или чем-то еще, где они острые, чтобы Джейкоб не смог о них пораниться. Но, по-моему, они гладкие, как стекло.
Он снова поднял глаза от коробки и посмотрел на нее с легким раздражением.
– На перилах занозы. Я порезался о них.
– Нет, это не так.
Ей что, обязательно спорить сейчас?
– Я порезался об эти чертовы перила. Пойдем, я тебе покажу.
Он вышел в коридор, и Холли последовала за ним, театрально вздыхая.
– Правда, Йен, я не вижу в этом необходимости.
Он остановился посреди коридора, как раз там, где порезался. С замершим сердцем он провел пальцами по деревянным перилам; Холли была права, они были гладкими, как стекло.
– Я не понимаю...
– Видишь? Я же тебе говорила.
Его внезапно затошнило, но он поборол рвотные позывы. Ему не хотелось продолжать этот разговор. Просто хотелось лечь в постель, забраться под одеяло и забыть обо всем.
– Давай ложиться спать, – сказал Йен и повернулся, чтобы уйти.
Вернувшись в спальню, он со стоном упал лицом вниз на кровать. Голова раскалывалась, а когда Холли начинала с ним спорить, это сильно действовало ему на нервы. Все, чего он хотел – это спать.
– Не переживай, Йен. Может быть, что-то было на перилах. Может, что-то острое выпало из ящиков при переезде, или гвоздь, или что-то выпало из шкафа, когда грузчики тащили сюда мебель. Они были не самыми аккуратными.
Йен признал, что она права, и перекатился на бок, опираясь на локоть.
– Прости меня. Я просто разбит, и у меня голова раскалывается.
Она улыбнулась ему, и он посчитал, что это было искренне, поэтому сделал ответный жест. Очевидно, она уже забыла об инциденте с перилами и перешла к теме Джейкоба, роясь в коробках в поисках бог знает чего.
– Джейкоб выглядел обеспокоенным, когда я укладывала его спать. Но он скоро ко всему привыкнет, я уверена. Я просто надеюсь, что он это произойдет побыстрее.
Йен задумчиво смотрел на нее. Он любил ее за то, что она так сильно любила его, за ее легкий подход к жизни, за ее непоколебимый прагматизм, который, по его мнению, был идеальной опорой для его творчества. Но иногда она казалась немного холодной. Он полагал, что на некоторые черты характера наложила отпечаток ее профессия учителя математики, например, полное отсутствие воображения и резкость, граничащая с грубостью.
Перестань придираться ней. Если бы не она, ты бы, наверное, до сих пор преподавал искусство в той же паршивой средней школе.
Он содрогнулся при одном только воспоминании о преподавании. Не было никаких сомнений – он ненавидел свою бывшую работу всей душой. С детьми он контактировал нормально, но политика в коллективе повергла его в уныние. Ему не хватало жесткости, необходимой для выживания в этой своре, а из-за своего покладистого характера он быстро стал козлом отпущения в коллективе. Не говоря уже обо всей этой бюрократической чепухе, которая шла рука об руку с преподаванием. Холли помогла ему продвинуть свое искусство, и теперь благодаря ей его картины продавались по ценам с пятизначными цифрами.
Но она все равно холодная сука.
Йен вздрогнул при этой испугавшей его мысли. Никогда прежде он не думал о своей жене в таком негативном ключе. Он любил свою жену, Господи, если бы он знал, что переезд будет таким чертовски напряженным, то, возможно, не стал бы затевать все это.
– Что случилось, Йен? Ты ведешь себя очень странно и так смотришь на меня...
Йен попытался улыбнуться. Улыбка вышла неестественной, и он тут же вспомнил свое отражение в зеркале, ухмыляющееся ему.
Я знаю, что не улыбался...
Отгоняя плохие мысли, он сел прямо и спустил ноги на пол, похлопав по матрасу рядом с собой.
– Иди сюда, у меня от твоего мельтешения голова кружится.
Она со вздохом опустилась рядом с ним.
– Очень классно иметь смежную ванную комнату, ты не находишь?
– Конечно.
Если только зеркало в этой ванной не окажется таким зловещим.
– Йен, что такое? Я знаю тебя, что-то случилось.
Йен уставился в темно-карие глаза жены. Его взгляд скользил по ее лицу, вбирая в себя знакомые мелкие черты и темные волосы длиной до плеч, которые она всегда собирала в тугой хвост. Она не была красавицей в общепринятом смысле, но для него ее маленькое лицо и маленький розовый рот всегда были идеальными.
Она похожа на гребаную крысу.
– У меня болит голова, вот и все. – По крайней мере, это было правдой. – Думаю, мне просто нужно поспать.
– Разве ты не хочешь обновить нашу новую спальню?
Нет, он не хотел. Он сидел и думал о том, что женщина, которую он любит, похожа на крысу. Секс с такими мыслями был не лучшим вариантом.
Я слишком много выпил и чувствую себя дерьмово. Завтра все будет лучше...
– Я люблю тебя, детка, но я чувствую себя дерьмово, правда.
– Хорошо, – сказала она, вскакивая на ноги. – Не возражаешь, если я приму ванну?
– Не злись, я просто чувствую себя дерьмово.
– Я не злюсь, – сказала она сдавленным голосом, направляясь в ванную.
Когда дверь ванной захлопнулась, он повалился на кровать и застонал. Боже, он так чертовски устал. Йен подумал о том, чтобы снять джинсы, но так и не смог найти в себе силы сделать это.
Мне нужно поссать, – была его последняя мысль, прежде чем сон овладел им.
Глава 3
Холли скакала на нем так, как ему нравилось: быстро и яростно. Ее маленькие груди подпрыгивали в такт движениям бедер, а он впился пальцами в ее стройные бедра. Ему этого было недостаточно, она не была достаточно раскрепощенной. Сильное чувство неудовлетворенности и сексуальной фрустрации угнетало его низменные инстинкты. Он хотел почувствовать больше, хотел заставить ее кричать. С легкостью Йен оттолкнул жену от себя. Он регулярно занимался спортом, а ее рост едва достигал пяти футов трех дюймов[3], поэтому мужчина с легкостью повернул ее и поставил на четвереньки.
Без предупреждения он одним быстрым движением ворвался в нее сзади. Она издала полувсхлип-полувскрик, что еще больше разожгло в нем разъяренного возбужденного зверя.
Он вонзался в нее изо всех сил, наматывая на кулак локоны ее волос так, что ее шея выгнулась назад. Чем сильнее он тянул, тем сильнее она стонала от боли. Ему понравился этот звук, и он потянул еще сильнее.
Его оргазм приближался, и низ живота свело в предвкушении.
– Сучка, – простонал он, долбя ее с такой силой, что ее маленькое тело подрагивало от его толчков.
Йен схватил ее за шею и стал сжимать. Те задыхающиеся хрипы, которые она издавала, были усладой для его ушей и действовали на его потенцию хлеще Виагры – хуй распирало так, что казалось тот взорвется.
Тело Холли обмякло, и она издала громкий пук, за которым из ее ануса брызнула струйка коричневой жидкости. Он закрыл глаза и вдохнул пьянящий аромат смерти, восхитительный запах ужаса, который составлял последние мгновения ее жизни.
Он держал ее труп за шею и продолжал трахать, испытывая самый неистовый оргазм в своей жизни...
* * *
Йен резко сел в постели, открыв глаза, его тело покрылось испариной. В комнате царил полумрак, и на мгновение мужчина растерялся, не понимая, где находится. Сердце учащенно билось в груди, и он сильно задрожал.
Звук медленного, ровного дыхания Холли рядом с ним напомнил ему, где он находится, и немного успокоил его.
Это был всего лишь сон, – подумал он, а затем ощутил напряжение в паху. – У меня стояк.
От осознания этого ему стало плохо, и мужчина провел трясущимися руками по спутавшимся светлым волосам.
Как мне мог присниться такой сон, а тем более, как я мог от него возбудиться? Что, черт возьми, со мной не так?
Он встал с кровати, мгновенно почувствовав холод на своих вспотевших ногах, с удивлением отметив, что на нем были только боксеры. Холли, должно быть, раздела его, пока он спал, а он даже не помнил, как она ложилась.
Я спал как мертвый.
Хотя и не без чувств, раз видел сны...
Чувствуя отвращение к себе, Йен нетвердой походкой направился в сторону ванной. Его мочевой пузырь грозил лопнуть; он не опустошал его с момента инцидента с зеркалом. Но дойдя до двери, он застыл в страхе.
В чем дело, парень? Боишься собственного отражения?
Дверь в ванную комнату была слегка приоткрыта, внутри было еще темнее, чем в спальне. Он с тоской подумал об унитазе и раковине в ванной, о том, чтобы сунуть голову под холодную воду, чтобы утолить жажду и погасить раннее похмелье.
Тряхнув головой, сбрасывая липкий страх, который обволок его вместе с тьмой комнаты, Йен целеустремленно направился к двери.
По крайней мере, стояк прошел.
Оказавшись в ванной, он не стал включать свет, предпочитая мочиться во мраке и избегая смотреть в зеркало.
Я не хочу разбудить Холли.
Да, конечно. Ты просто не хочешь видеть свое отражение...
Отогнав дурные мысли в сторону, он закончил, потрясывая членом над унитазом.
Шум, донесшийся из спальни, заставил его замереть на месте.
Что это, черт возьми, было?
Храп. Сильный храп. Как странно.
Когда несколько минут назад он оставил Холли в кровати, она спала тихо, как ягненок. Этот глубокий храп почти заставил его улыбнуться.
Почти.
Потому что, когда он прислушался, то понял, что это не было похоже на храп. Скорее это было тяжелое дыхание престарелого астматика.
Йен задрожал, по позвоночнику побежали мурашки. Таких звуков не должно было доноситься из их спальни ни при каком раскладе. Он выскользнул из ванной, не понимая, что все это время задерживал дыхание, и глубоко вдохнул.
Сердце едва не выпрыгивало из груди.
Что это за черная фигура, склонившаяся над Холли?
В затемненной комнате она почти походила на человека. Только это не могло быть им, потому что была слишком большой. И слишком непропорциональной. Потом он заметил, что этот бугристый силуэт был прозрачным. Должно быть, это был обман зрения или его болезненное воображение.
Осознание этого мало утешало.
К черту это дерьмо!
Йен потянулся к выключателю.
И отшатнулся в ужасе, когда вместо прохладного пластика выключателя его пальцы коснулись теплой плоти. Он вскрикнул и попятился назад, прижимая руку к обнаженной груди, словно обжегся. Храп
это не храп
усилился, глубокий, горловой гул, от которого подгибались пальцы на ногах.
Йен пристально посмотрел на выключатель.
Это всего лишь выключатель.
Так оно и было. Если напрячь глаза, можно было различить очертания маленькой белой коробочки. Без колебаний он включил верхний свет.
Ужасные звуки резко прекратились.
Видишь, здесь ничего нет.
Никаких зловещих монстров, нависших над Холли. Ни чужой руки на выключателе.
Холли зашевелилась во сне, перевернулась на спину и закинула руку за голову, одна стройная голая нога свисала с края кровати.
Она перестала храпеть, потому что яркий свет нарушил ее сон.
Да. Конечно. Это был не ее храп, и ты это знаешь.
Если бы он не чувствовал себя таким испуганным, то, возможно, даже улыбнулся бы этой глупой мысли.
Йен выключил свет, прежде чем Холли проснулась, и комната снова погрузилась в черноту. Его сердце вновь заколотилось, и он бросился к кровати, нырнув под одеяло, как испуганный ребенок. Черпая утешение в тепле, исходящем от тела спящей жены, он слегка прижал колени к ее обнаженному бедру.
