Текст книги "Прилив"

Автор книги: Сэм Льювеллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Хорошо, – сказал я. – Но ты можешь держать ухо востро?

– Конечно, – согласился Джастин. – Но многого не обещаю: все в отпусках. Выпьешь еще?

Я отказался. Уже выпитое болталось во мне, как летучая мышь в мусорном ведре.

Джастин внимательно посмотрел на мое лицо, отмечая синяки.

– Пришлось еще подраться? – спросил он.

– Совсем немного. Но с тем же парнем. Он уже не вернется.

Джастин откинул свою большую голову и захохотал, да так, что зазвенели стаканы за стойкой бара.

– Отлично сработано! – воскликнул он. – Продолжим. Я настаиваю!

Мы выпили еще коньяка и стали болтать об Англии, регатах и планах на будущее. Три минуты прошли так, словно мы не сидели в баре Ла-Рошели, а проводили чудесный отпуск в компании друзей на великолепной яхте.

Открылась дверь, и вошел худощавый человек. Он был одет как рыбак: в потертые синие холщовые куртку и брюки и черный берет, натянутый чуть ли не на нос.

– Дамы, господа, – приветствовал он клиентов, подходя к стойке.

Это был Кристоф, который поставлял в ресторан устриц. Мой «отпуск» мгновенно закончился.

Я припомнил слова Анни в баре: «Кристоф и господин Тибо отправились на побережье».

– Извини, Джастин, – сказал я.

– Лучше вернись назад, – посоветовал он.

Я подошел к стойке бара и оперся на нее рядом с Кристофом. Он с опаской посмотрел на меня. Лицо его почернело от загара, подбородок был тронут белой щетиной, словно инеем, глаза под беретом покраснели. Кристоф выглядел старым и беспокойным, и я знал почему.

– Не захватишь ли меня с собой: повидаться с Тибо?

Глава 12

Кристоф открыл рот. Вид у него был испуганный.

– Возникла большая проблема, – объяснил я. – Сама по себе она не разрешится. Ты и я, мы оба – друзья Тибо. А они ему сейчас ох как необходимы.

Кристоф пристально изучал коньяк в своем стакане. Затем кивнул:

– Хорошо. Почему бы и нет?

– Встречаемся у казино через двадцать пять минут.

– Ладно, – согласился он.

Я отправился в ресторан, поднялся в квартиру и сел за письменный стол. Вскоре я отпечатал документ для агентства «Джотто» о стоимости ремонта «Аркансьеля» и присоединил к нему смету ремонта Джорджа. Затем сбежал вниз по ступенькам, вышел через парадный вход ресторана, за которым виднелся неясный силуэт пилона «Цепь», и по булыжникам мостовой зашагал к зазывающим огням казино.

На широкой улице, тянущейся вдоль приморского бульвара, меня ожидал грузовой автомобиль: серый пикап «ситроен» с гофрированной кабиной. Я сел в него. Пахнуло тухлой рыбой. Кристоф на большой скорости повел машину по залитым светом улицам на северо-запад; вскоре дома поредели, сменившись заводскими корпусами, которые тоже вскоре стали встречаться редко, как и машины на дороге, а мы затряслись по унылой дороге с каменным ограждением и односторонним движением. Время от времени Кристоф оглядывался назад. Других машин не было. Виднелись лишь огни неясно вырисовывавшейся деревни: должно быть, она называлась Эснандес, судя по полузабытым картам. От побережья мелководного моря простиралась к западу фосфоресцирующая пустота ночи.

В конце дороги, перешедшей в проселочную, фары «ситроена» выхватили из темноты несколько яхт, укрывающихся в заливе возле обшитых досками лачуг торговцев устрицами и неогражденных емкостей для хранения цемента. Кристоф поставил машину на замощенную камнями площадку и погасил фары.

Мои глаза приноровились к темноте. На юге пылал красный костер Ла-Рошели, а со стороны моря игриво подмигивал остров Ре. За валунами стенки набережной хозяйничал прилив, и шуршащие черные слои воды покрывали решетки для мидий и устричные садки на отмелях пологого берега. В воздухе стоял запах гниющих водорослей и разлагающихся моллюсков.

Первым двинулся к эллингу вдоль стенки набережной Кристоф; его силуэт вырисовывался на фоне красного зарева Ла-Рошели. Он был худощав, прихрамывал: рыбаки смолоду зарабатывают артрит. На полпути к эллингу Кристоф поднял палку и постучал по бочке.

Послышался щелчок, словно открыли засов, и я проследовал за прихрамывающей фигурой в темный дверной проем.

Мне пришлось нагнуться, чтобы не задеть косяк низкой двери. Кто-то закрыл ее за мной, я ощутил запах смолы и на секунду погрузился в такую непроглядную тьму, что перед глазами поплыли красные круги.

Чиркнула зажигалка. Пламя медленно разгоралось, едва касаясь фитиля парафиновой лампы, и желтый свет озарил цементный пол, сети, аккуратно развешенные на веревочных стропах, и груду оранжевых буев в углу. Возле стола, сооруженного из старой двери, положенной на козлы, сидел в шезлонге темноволосый человек.

Я вдруг почувствовал, что сдерживаю дыхание. Затем облегченно вздохнул.

– Тибо! – сказал я.

Тибо был одет в старую голубую куртку, джинсы и морские ботинки. И похоже, не брился дня два. Он пожал мне руку на французский манер. Когда-то его рукопожатие было крепким, сердечным. Сейчас же приветствие было формальным, а ладонь – холодной и влажной на ощупь.

Наверное, из-за освещения его черная щетина казалась местами подернутой сединой, а кожа на лице еще плотнее обтянула скулы. Знаменитая веселая белозубая улыбка стала теперь угрюмой и растерянной, словно Тибо был застигнут врасплох.

– Мик, мне следовало бы знать, что ты разыщешь меня. Присядь.

Я сел на плетеную ловушку для ловли омаров, и в моей памяти всплыли золоченые диваны и воздушные потолки Мано-де-Косе.

– Тибо, что, черт побери, происходит? – очень тихо спросил я.

Он взял в руки бутылку и наполнил три стакана. Один из них протянул мне, другой – Кристофу. Судя по запаху, мне сегодня предстояло перебрать коньяка.

Тибо сел. Лицо его стало грустным, улыбка напоминала печаль циркового клоуна.

– Рад, что не порвал со своими корнями, – сказал он. – С рыбаками моего детства.

– Я не затем проделал такой путь туда, где ты прячешься словно крыса, чтобы выслушивать всякие глупости, – рассвирепел я.

Тибо отшатнулся словно от удара. Лицо его посерело. Это было к лучшему.

– Что ты здесь делаешь?

– Скрываюсь, – сказал он, скривившись.

– От кого?

– Я многим должен. И тебе тоже.

– Но нашей дружбе десять лет.

– А я вовсе не от тебя скрываюсь.

Тибо смотрел мне прямо в глаза.

– Тогда от кого?

– Да есть тут некоторые.

– От банкиров не скроешься.

– А, – протянул он. – Тебе ведь приходится с ними встречаться.

Да, от банкиров не скроешься.

Я вспомнил Жан-Клода, раскачивающегося под балконом на воротничке своей куртки.

– Значит, ты скрываешься от Артура?

От неожиданности Тибо опрокинул стакан.

– Кто такой Артур?

– Тот, кто заставил тебя потерять голову от страха.

Тибо понурился и промолчал.

– Что проку скрываться?

Тибо рассмеялся. Никогда прежде мне не доводилось слышать от него такого нарочитого смеха. Он поразил меня.

– Да чтоб остаться в живых до тех пор, пока появятся деньги.

– А, деньги! Да, ты знаешь, какие неприятности произошли с твоей новой яхтой?

– Неприятности? Какие же?

– Кингстон отвалился, – сообщил я. – Оттого, что кто-то сломал его, а потом склеил и поставил на место. Тебе ничего об этом не известно?

– Ничего не понимаю.

Я подробно объяснил ему, что случилось.

– Вот мне и полезли в голову всякие мысли о вероломстве. К примеру, что это ты сломал кингстон, чтобы получить страховку.

Тибо откинулся на спинку стула, глотнул коньяку и закрыл глаза.

– Я скрываюсь, а мои старые друзья неожиданно приходят к мысли, что из-за денег я способен пустить яхту на дно, не пощадив их жизней.

Воцарилась тишина. Фитиль лампы тихонько потрескивал, разбрызгивая масло.

– Что ж, поделом мне, – продолжил он. – Только это неправда.

– Так в чем же правда?

Тибо вновь открыл глаза.

– Ты не захочешь этого знать, – сказал он. – Я предсказываю тебе это.

– Тибо, и это ты мне говоришь?! – вновь рассердился я: он увиливал от прямого разговора. И, что еще хуже, Тибо нарушал святой закон дружбы. Я протянул ему документ, предназначенный для страховой компании.

– Подпиши.

Тибо прочитал.

– Нет.

– Почему «нет»?

– Потому что, если ты предъявишь исковое заявление страховому агенту, он поймет, что ты повидал меня, и начнет задавать вопросы, причем вовсе не по-хорошему.

– Значит, Артур – страховой агент?

– Верно.

– Артур Креспи.

Тибо пристально посмотрел на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Так в чем проблема с этим Креспи?

– Он подонок.

– А Бьянка?

– Бьянка – хороший друг. Одна из нас. Но она – по собственной инициативе.

– Что ты имеешь в виду?

– Я давно знаю Бьянку. Она хочет казаться взбалмошной, но на самом деле ее поступки мотивированны, хотя я все еще не знаю чем.

Тибо взял со стола блокнот, шариковой ручкой что-то написал в нем и передал Кристофу, который тоже что-то торопливо там нацарапал.

– Вот, – сказал Тибо. – Возьми это вместо страховки, пока все не наладится.

Я взглянул на листок. Там говорилось, что Тибо Леду передает Майклу Сэвиджу все права на владение яхтой «Аркансьель». Документ был подписан, датирован и засвидетельствован.

– Так что, если у тебя большие затруднения, можешь продать яхту, сполна получить долг, а то, что останется, передашь мне.

Я не знал, что сказать: это был шикарный жест.

– Ты обращался в полицию? – наконец выдавил я.

Тибо улыбнулся. Это было подобие его прежней улыбки, но с примесью грусти.

– Я бы с удовольствием обратился в полицию, – сказал он. – Только слишком поздно.

– Ты о чем?

Но Тибо уже не слушал меня.

– Тихо! – прошептал он.

Было слышно, как море плещется о берег. Где-то вдалеке свистнул травник. А совсем близко, словно кот, тихо урчал автомобильный двигатель.

Тибо вскочил, движения его были быстры. Лампа погасла. Порыв соленого бриза ударил в эллинг.

– Господин Тибо! – прошептал Кристоф.

Ответа не последовало.

Перед дверью лачуги под галькой заскрипели шаги. Шли двое. Я сунул подписанный Тибо документ в карман, подошел к двери и распахнул ее. На фоне неба неясно вырисовывались два темных силуэта. В вечернем воздухе плыл аромат лосьона «После бритья». Один из незнакомцев включил карманный электрический фонарик. Луч его сверкнул мне в лицо.

– Се n'est pas lui, – произнес голос. Что означало: «Это не он».

Неожиданно я ощутил такую же тревогу за Тибо, какую испытывал, наверное, он сам.

– Где он? – спросил кто-то. Голос звучал спокойно, жестко.

– Что?! – по-английски переспросил я.

– Это тот самый, из ресторана, – пояснил голос своему напарнику. – Что вы здесь делаете?

От открытой позади меня двери донесся тихий скрип весла в уключине. Незнакомцы шумно дышали и не услышали его.

– Что? – вновь по-английски спросил я. – Да кто вы, черт побери, такие?!

– Не зарывайся, – сказал голос. Кто-то сильно толкнул меня в плечо. Споткнувшись, я отлетел от дверного проема.

Вдали, за стенкой набережной, запускали подвесной лодочный мотор.

Сильный луч фонарика метнулся от моего лица во тьму и выхватил из мрака лодку. Это была плоскодонная шаланда, предназначенная для сбора устриц. Она покачивалась на черной глади моря ярдах в двадцати от берега. Над ее мотором склонился Тибо.

Человек с фонариком вдруг засуетился, раздались ругательства. Мотор лодки завелся. Нос ее задрался кверху, взметнув за шаландой гребень пены – Тибо прибавлял скорость. Лодка удалялась, оставляя за собой гигантское перевернутое "V" кильватера, в направлении далекой черной многоножки – моста острова Ре.

Теперь незнакомцы стояли спокойно; их темные застывшие силуэты вырисовывались на фоне красного костра Ла-Рошели. В свете фонарного луча было видно, что один из них держал в руке что-то длинное. «Трость, – подумал я. – Но зачем она?»

В следующее мгновение случайный отблеск света на металле да мне понять, что это отнюдь не трость.

Незнакомец держал в руках ружье.

Глава 13

У меня подкосились колени.

– La chasse[16]16
  Охота! (фр.)


[Закрыть], – сказал он. Судя по голосу, его обладатель улыбался.

Луч фонарика вновь ослепил меня, а ружейный ствол уперся в грудь. Ружье оказалось двустволкой, стволы которой располагались один под другим. «Для стендовой стрельбы», – отметил я.

Ствол дернулся и с силой пырнул меня в солнечное сплетение. Я рухнул на камни, лицом в устричные раковины, силясь сообразить, как дышать и как убежать. Дыхание постепенно восстанавливалось. Нет, бежать по гальке неудобно, особенно если у вас перехвачено дыхание, а люди с двустволками и фонариками жаждут с вами побеседовать.

– Куда он отправился?

Легкий бриз, напоенный запахами соли, ила и лосьона «После бритья», тихо вздыхал в траве береговой полосы. Я страшно перепугался.

– Может быть, он не говорит по-французски? – промурлыкал спокойный голос. – Он ведь англичанин.

«Ирландец», – мысленно поправил я.

– Говорит, – уверил другой.

Мне припомнились слова Тибо: «Он начнет задавать вопросы, причем вовсе не по-хорошему».

– Отлично, – сказал первый. – Не будем тратить времени даром. – Куда он отправился?

Я молчал, сосредоточившись на поглощении воздуха: кубический сантиметр за один вдох. Что-то холодное мягко коснулось моей щеки: сдвоенные кольца металла.

– Это дробовик, – пояснил второй. – Раз ты любишь молчать, я могу оказать тебе услугу. Спущу курок и твои зубы повылетают на берег вместе с челюстью. Ты не умрешь, ты истечешь кровью. Ты никогда не поцелуешь женщину и всю оставшуюся жизнь будешь питаться через соломинку. Хочешь этого? Считаю до трех. Раз...

Меня вырвало в грязную воду, но ружье не сдвинулось с моего лица.

– Я не знаю, куда он отправился.

– Два... – продолжал считать незнакомец.

Холодный металл, казалось, напрягся, как если бы курок уже поддался нажиму.

– Я пришел повидаться с Тибо. Он задолжал мне деньги. Откуда мне знать, куда он направился.

Первый незнакомец что-то сказал второму, я не расслышал, что именно. Но человек с двустволкой произнес:

– Merde!

Ружье отодвинулось от моего лица. Сердце стучало в груди, как паровой молот.

– Поднимайся, – сказал первый своим спокойным голосом. – Так ты говоришь, он задолжал тебе. За что?

Я привстал на корточки.

– Я построил Тибо яхту, за которую он так и не расплатился.

Воцарилась тишина. Лишь небольшие волны плескались о грязный берег.

– Твое имя?

Я подумал: с какой стати я должен представляться? А затем: почему бы и не представиться?

– Майкл Сэвидж, а ваше?

Страх отодвинулся от меня одновременно с ружейным стволом. Теперь меня охватила злость.

Незнакомец с двустволкой зарычал как-то по-собачьи, но другой поднял руку. Я ощутил запах его лосьона «После бритья»: пахло не то цветами, не то ракетным топливом.

– Это не важно, – мягко промурлыкала все еще плохо различаемая фигура. – Хорошо.

Раздался мягкий металлический щелчок. Мои спина и руки покрылись испариной. Тот, что с ружьем, доставал из него гильзы.

– Но ты не нравишься нам. А потому – уберешься из ресторана, понял? И покинешь Ла-Рошель.

На мгновение мне показалось, что они уходят. Но тут же темный силуэт резко повернулся на фоне горизонта и ружейный ствол блеснул, словно змея, в свете звезд. Теперь он ткнул меня мягко, но точно под ложечку. Очень больно.

– Мы бьем без промаха, – услышал я спокойный голос и затем быстрые шаги.

Гравий скрипел под их ногами. Щелкнула зажигалка, послышался звон разбитого стакана. Пелена, застилавшая мои глаза, окрасилась оранжевым цветом. Я поморгал, и она спала.

По крыше эллинга Кристофа бежало пламя. Оно струилось от водосточных труб, растекалось вниз по обшитым досками стенам и ползло обратно вверх под карнизами. В его свете я увидал самого Кристофа, застывшего, руки торчат из плеч, как у распятого. В отсвете огня бежали две фигуры. В одной из них я узнал водителя Креспи. В другой, с копной волос, отливающих в отблеске пожара красным и золотым, – человека, который распахивал перед Креспи дверь агентства «Джотто».

Кристоф закричал, пронзительно, словно чайка. Вместо того чтобы бежать в темноту за поджигателями, я кинулся к эллингу.

– Ведро! – заорал я.

Кристоф повернул ко мне свое лицо с обезумевшими глазами и перекошенным ртом. Тут он, казалось, очнулся.

Сбегав к задней двери, Кристоф вернулся с двумя резиновыми ведрами. Пламя быстро охватывало эллинг. Его просоленные деревянные стены уже пылали ярким пламенем изумрудно-зеленого оттенка. Затрещали перекрытия.

Мы кинулись с ведрами к морю, набрали воды. Первый приступ огонь встретил шипением и ревом. Языки пламени взметнулись кверху. Издали, с побережья, послышались крики. Это бежали люди с ведрами: высокие и сильные мужики, в ботинках и комбинезонах. Я тут же выстроил их в цепочку от моря до лачуги. И вода полилась на нее, пульсируя словно поврежденная артерия. Кто-то притащил шланг от резервуара для устриц. Огонь отступил и наконец сдался.

– Bien[17]17
  Хорошо (фр.)


[Закрыть], – сказал высокий мужчина, наклонившись, чтобы прикурить сигарету. – C'est fini[18]18
  Закончили (фр.)


[Закрыть].

Кристоф, перевернув свое ведро вверх дном, сидел на нем.

– Как же это случилось?

Кристоф приподнял свое старческое невинное лицо и сказал:

– Сигарета.

– Ты же не куришь, – удивился высокий.

Кристоф сунул руки в карманы своей поношенной голубой куртки, встал и вошел в открытую дверь эллинга.

– Сумасшедший, – сказал высокий. Он выглядел встревоженным и, похоже, хотел что-то еще спросить.

– Шок, – объяснил я ему. Мне хотелось перехватить инициативу.

– Ему повезло, – сказал высокий.

Мы обменялись рукопожатием, и он отправился вдоль побережья вслед за другими рыбаками.

Я проводил глазами желтые кружки от их электрических фонариков, поглощаемые чернотой, и вошел в лачугу.

Кристоф зажег лампу и стоял под обуглившимися крошащимися стропилами в зловонии дыма, ощупывая полурасплавившуюся териленовую сеть.

– Кто эти парни? – спросил я.

Кристоф взглянул на меня круглыми и невинными глазами ребенка.

– Какие парни?

– Те, что подожгли твой эллинг.

Горлышко уцелевшей бутылки коньяка постукивало о край стакана, который наполнял Кристоф.

– Я никого не видел, – стоял он на своем.

– Кристоф, я же – друг Тибо. И хочу помочь ему, – взмолился я.

– Он задолжал вам. Так вы сказали тому человеку.

По крайней мере, Кристоф признал, что здесь кто-то был.

– Когда кто-то приставляет к твоему лицу ружье, поневоле согласишься даже с тем, что ты – китайский император.

Кристоф пристально взглянул на меня и сказал:

– Merde! Я был в Сопротивлении.

– Воина закончилась, Кристоф.

Он обвел глазами обугленный черный интерьер лачуги так, словно видел его впервые. И открыл рот. В его нижней челюсти торчали, словно желтые надгробные памятники у открытой могилы, два зуба. Кристоф засмеялся.

Он смеялся, пока слезы не брызнули из его глубоко запавших глаз.

– Тибо и мне должен деньги, – сказал Кристоф.

И еще раз оглядел порушенный огнем эллинг. Он так смеялся, что даже согнулся пополам.

– А он удрал!

Немного погодя Кристоф успокоился.

– Когда Тибо был ребенком, – начал он, – то обычно приходил сюда, чтобы помочь собирать устрицы. Однажды я построил ему лодку. Настоящую яхту: из дерева, с красным парусом. Он был мне почти как сын. Да, в самом деле, Тибо должен мне, хоть и маленькие суммы: не такие, как сыновний долг. О вас он всегда хорошо отзывался. И доверял вам.

В его улыбке вновь появилась напряженность. Преданный Кристоф и мой старый друг Тибо!

– Что изменило его?

– Что-то в последние четыре недели. Поначалу Тибо просто был озабочен. Затем возникли проблемы с банками. А потом он сказал: «Все кончено. Спрячь меня».

– Позавчера?

– Позавчера. Мне приходилось видеть людей, расстраивающихся из-за денег, и людей, боящихся за свою жизнь, ну, вы понимаете, во время войны. Тибо опасается за свою жизнь.

– Но кто его так напугал?

Кристоф пожал плечами.

– Люди с юга. Я не в курсе.

Отпивая коньяк уже прямо из горлышка, Кристоф выглядел старым, одиноким и растерянным, ведь эти неизвестные ему люди пытались убить человека, приходившегося ему почти что сыном.

– Не волнуйтесь так. Каков старина Тибо, а?

Кристоф ухмыльнулся.

– Угу, – сказал он. – Старина Тибо.

Мы сидели, улыбаясь друг другу. Кристоф все наливал и наливал коньяк.

Но улыбки наши были искусственными, как ресницы слепой Анни.

Наконец Кристоф поднялся и засунул бутылку в карман своей синей спецовки. Он отвез меня на фургончике обратно в ресторан. Пришлось воспользоваться ключом, чтобы войти внутрь. Кухонные часы, висящие в дальней части бара среди фотографий Тибо, показывали час двадцать. Мой желудок бурно протестовал, а голова трещала от коньяка. Я доковылял до кровати и будто провалился куда-то.

Коньяк не лучшее обезболивающее средство. Я пробудился с ощущением, что еще слишком рано. Серый утренний свет просачивался через окно и растекался по потолку. Внизу, на набережной, кто-то закидывал ящики из-под рыбы в грузовик. Часы показывали половину шестого. Не было никакой возможности вновь заснуть. Возникло предчувствие тяжелого дня.

Я соскочил с кровати, смешал немного растворимого кофе с водой и добрался сквозь джунгли женской косметики до раковины, чтобы сполоснуть лицо.

Кто-то колотил в дверь ресторана. С трудом держась за перила, я спустился вниз. Это оказался Джонзак, полицейский; на нем был желтовато-коричневый плащ, потемневший от мелкого дождика, под глазами синели мешки.

– Надеюсь, я не слишком рано: возвращаюсь домой с ночного дежурства.

– Да нет. Входите.

Мы поднялись в квартиру, и я угостил его кофе.

– Так я насчет вашего приятеля Жан-Клода.

– Да?

– Я счел, что следует предупредить вас: он сбежал из госпиталя. Мы разыскиваем его. Полагаю, он покинул город. Но я подумал, что, поскольку дело касается вашей дочери...

– Благодарю вас.

– Конечно, Жан-Клод Дюпон – не настоящее его имя.

– Да?

– Он – Лукас Бараго. Уроженец юга. Отбыл пять тюремных сроков. Кража, вооруженное нападение, продажа наркотиков. Все это в прошлом, правда. Похоже, он нашел постоянную работу. У кого именно – нам неизвестно.

Я и бровью не повел. Хотя знал у кого. Но поставить в известность полицию – вряд ли означало помочь Тибо в его затруднениях.

Джонзак нервно прокашлялся.

– Я читал в газетах, что завтра вы с Тибо примете участие в гонке «Бель-Иль».

– Верно, – подтвердил я.

Джонзак улыбнулся и тронул ладонью щетину каштановых волос.

– Позвольте пожелать вам успеха.

Он уже снял с себя полномочия полицейского. И говорил, как моряк на уик-энде, убежденный, что общается со знаменитостью.

– Вы счастливчик, что стали профессиональным яхтсменом, – позавидовал Джонзак. – Такая свобода, такое невинное удовольствие!

Я улыбнулся с деревянным выражением лица.

– Это точно.

Джонзак ушел.

Я приготовил еще чашку кофе. Затем порылся в кармане в поисках документа, который накануне вручил мне Тибо. Там стояла его подпись. И подпись Кристофа. Все было в полном ажуре.

Я положил документ в конверт, адресовав его моему страховому брокеру в Англии, приложив письмо с просьбой застраховать яхту. Ровно в девять я отнес конверт на почту и отправил его заказным в Англию.

Так тому и следовало быть. Сплавать гонку, вернуться домой и продать яхту.

Но кто-то сломал кингстон и пытался утопить меня, к тому же я обеспечил работой Джастина Пибоди.

Да и мой старый друг Тибо...