Текст книги "Аббатство Теней"

Автор книги: Себастьян де Кастелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Этот вид был странно притягателен. Увлекателен. Я не мог оторвать от него глаз.

Сильный удар по щеке заставил меня отступить на шаг, вырвав меня из грез.

– Ты меня ударила! – обвинил я Диадеру.

– Ты кормил своего демона, – ответила она без всякого раскаяния. – Физический шок – один из самых верных способов прервать контакт.

Я показал большим пальцем на монаха, толкающего тележку с трупом.

– А как насчет парней, которые заботятся о телах?

– Они обучены дисциплине, которой мы не владеем, – объяснил Бателиос. – Она дает им возможность находиться рядом с разрушениями, оставленными стигийцем, не передавая никакой эмоциональной энергии собственным демонам.

Диадера повела нас во вторую крытую галерею за главным двором и главным скоплением башен аббатства.

– Мы здесь как раз для того, чтобы тренироваться, Келлен: тренировка научит нас способам контролировать Черную Тень, чтобы нельзя было с ее помощью причинить вред другим.

– А как насчет тех, кого вы не найдете, пока не станет слишком поздно? Или тех, кто может не захотеть, чтобы их завербовали ради «тренировки», о которой вы и аббат все время твердите? – спросил я, впервые заметив, насколько длинные кожаные пальто Диадеры, Бателиоса и Турнама делают их похожими скорее на солдат, чем на монахов.

Ответил Турнам:

– Мы присматриваем за своими.

Он встретился со мной взглядом, и выражение его лица ясно дало понять: что бы ни сказала Диадера, он все еще расценивает меня как угрозу.

– Когда Черные Тени становятся опасными для своего аббатства или для внешнего мира, мы выслеживаем их и убиваем.

Глава 27
ТРЕНИРОВКА И НЕВЗГОДЫ

Я всегда считал монастыри уединенными религиозными общинами, где преподобные братья и сестры сидят и молятся, монотонно говорят нараспев или по-другому тратят впустую кучу времени. Я мог представить себе единственную привлекательную сторону такого эстетического времяпровождения: возможность жить в тихом (и прежде всего мирном) уединении. Это представление изменилось в тот же миг, как только Диадера оставила меня одного на краю тренировочной площадки аббатства: четыре ониксовых шпиля, соединенных с блестящими черными стенами, ограничивали площадь столь большую, что на ней можно было бы проводить дароменские рыцарские турниры.

– На этот раз я точно прихлопну тебя, парень! – прокричала своей жертве бледнокожая девочка с волосами, заплетенными в странные косички, с губами, выкрашенными в черный цвет.

Она была не старше тринадцати лет – слишком юная, чтобы угнаться за Турнамом, который ухмыльнулся, повернувшись к ней лицом. Полдюжины лент Черной Тени взметнулись, напав на нее, как змеи.

Ничуть не испуганная девочка широко открыла рот, показав зубы, блестящие, как звезды, на фоне бесконечной ночи ее глотки. Изо рта у нее вырвался дым, клубящийся черный пар, который как будто вибрировал в воздухе, окутывая похожие на змей ленты Турнама. Сначала он рассмеялся, но, попытавшись отдернуть свои завитки, обнаружил, что они увязли в черном тумане.

– Моли о пощаде, мальчик, и, может, я позволю тебе сохранить одну из рук!

На тренировочной площадке и другие упражнялись со своими Черными Тенями; их способности различались так же, как их одежда и внешность. Казалось, в аббатстве очутились изгнанники изо всех уголков мира. Я увидел тут и обычных людей – не проклятых метками. Они занимались с обычным оружием, от помятых стальных мечей и подбитых железом посохов до арбалетов; даже с парой двенадцатифутовых требушетов, требовавших слаженной работы трех человек. Многие были пожилыми мужчинами и женщинами, приближающимися к своему закату, но большинство – всего лишь детьми десяти-двенадцати лет. Я увидел даже несколько детей помладше, играющих с деревянными учебными мечами и выкрикивающих друг другу причудливые вызовы.

Аббатство показалось мне ужасным местом для того, чтобы растить детей, хотя эти по крайней мере имели достаточно здравого смысла, чтобы не противостоять Турнаму.

Берабеск сосредоточенно нахмурил лоб. Его ленточки стегали и рвались, но только еще больше запутывались в облаке Черной Тени, которое все больше и больше плотнело.

– Довольно, Гхилла, – сказал он. – Выпусти меня, пока я на тебя не рассердился.

– Рассердился? – передразнила она. – О, духи земли и духи неба, что же мне делать? Мальчик угрожает на меня рассердиться!

Ей следовало бы отнестись к угрозе более серьезно, потому что у Турнама хватило ума не пустить в ход все свои ленты при первой атаке. Пока она смеялась над его кажущимися муками, еще один черный завиток размотался с его рук и незаметно скользнул по земле, подбираясь к ее ногам. Но не это, а его взгляд заставил меня забеспокоиться о девочке.

– Берегись! – закричал я ей.

Знаете, я не тупой. Я понимаю, что вмешиваться в чужую схватку – верный способ приобрести врагов. Я просто не ожидал, что они оба набросятся на меня.

– И на кой ты вмешиваешься в нашу игру, мальчик? Думаешь, что ты герой? – вопросила девчонка. Она сделала паузу в том, что, я не сомневался, будет длинной тирадой, чтобы втянуть обратно в рот пары Черной Тени.

Турнам, освободившись от облака Гхиллы, решил в кои-то веки проявить галантность и уберег ее от труда разносить меня дальше.

– Не глупи, Гхилла. Келлен просто хочет, в свою очередь, встать на ринге.

Он послал две извивающиеся ленты в воздух, и они обмотались вокруг моих запястий. Ленты затягивались до тех пор, пока я не ощутил покалывания и онемения в пальцах.

– Вижу, уже заводишь друзей, – сказал за моей спиной низкий голос.

Ленты Турнама внезапно выпустили меня. Я повернулся и увидел, что за мной стоит аббат, сложив руки на широкой груди и расставив ноги.

– Поскольку у всех такое игривое настроение, кто хочет несколько раундов со стариком?

Турнам и Гхилла ухитрились исчезнуть быстрее, чем «невидимый», который только что зажег свою татуировку шелка. Судя по виду аббата, он был всеми нами слегка разочарован, но больше всего – мной.

– У тебя и вправду замечательный талант злить людей, а?

Я пожал плечами:

– Нужно просто тренироваться. Я уверен, даже вы сможете научиться, если как следует постараетесь.

Не уверен, почему я так легко вступал в перепалку с аббатом. Может, все эти его ум, сила и самоуверенность исходили от него, как дурной запах.

Он показал на маленькое квадратное здание в дальнем конце тренировочного поля.

– Как насчет того, чтобы пойти со мной? Посмотрим, сможем ли мы найти у тебя более практический навык.

Дом был ненамного больше хижины, которую можно найти в любой деревне, но его каменные стены выгибались, как у миниатюрной башни, а крыша представляла собой купол, сделанный из десятков граней черного стекла.

– А что там такое? – спросил я.

Я научился с подозрительностью относиться к любому месту, которое, судя по виду, могло оказаться особо строго охраняемой тюрьмой, а то и камерой для ритуальных пыток.

– Мы называем это котлом, – сказал аббат.

Название не показалось мне успокаивающим, отнюдь.

Аббат подтолкнул меня в сторону железной входной двери.

– Пора посмотреть, из чего ты сделан, парень.

Глава 28
ОТКРЫТИЕ И СОЖАЛЕНИЕ

– Попытайся расслабиться, – сказал аббат.

Именно так говорят люди аккурат перед тем, как сделать что-нибудь, что вопреки старой пословице причинит гораздо больше боли вам, чем им.

Аббат усадил меня на жесткий деревянный стул позади аппарата, состоящего из дюжины оправленных в медь стеклянных дисков разного размера и толщины; каждый из них был подвешен на собственном металлическом рычаге. Аббат передвигал диски и так и сяк, вглядываясь сквозь линзы в метки Черной Тени вокруг моего глаза.

– Теперь не двигайся, – предупредил он.

Он повторял это каждые несколько минут, делая паузу, чтобы набросать что-то в маленькой записной книжке, которую возвращал в карман рясы, прежде чем по-другому разместить линзы прибора.

Поскольку больше мне нечем было заняться, кроме как ждать диагноза или – скорее всего – некоей разновидности невыносимой боли, я наблюдал, как работает аббат. Он был странным на вид человеком: метки Черной Тени покрывали большую часть его тела, их было больше, чем у любого другого из тех, что я встречал. И дело не только в этом, его метки почему-то казались… глубже, как будто впечатались в его плоть. И однако в его метках была некая плавность. Баланс. Может, я привыкал к виду людей, пораженных моей болезнью, но все-таки он и близко не был настолько отвратителен, как следовало ожидать.

– Наслаждаешься зрелищем? – спросил он.

Его ухмылка напомнила мне Диадеру. И то, как она выставляла напоказ свою самоуверенность, чтобы заставить меня ощутить неловкость.

– Просто пытаюсь решить, вы такой уродливый и медлительный потому, что избыток Черной Тени разрушает черты лица и интеллект человека, или все это произошло естественным путем.

Он засмеялся, не переставая поправлять и передвигать множество линз своего прибора:

– Знаешь, Келлен, рано или поздно ты осознаешь, что все это время я был на твоей стороне. Однажды ты, может, даже будешь по мне скучать.

Я попытался встать.

– Как насчет того, чтобы отпустить меня, чтобы мы могли проверить эту теорию?

Он толкнул меня обратно на стул.

– Прекрати дергаться.

– Что вы вообще ищете?

Он приблизил одну из линз – очень тонкую, размером с едва маленькую монету – прямо к моей щеке под глазом, так близко, что я почувствовал прохладу стекла.

– Ты когда-нибудь смотрел на Черную Тень по-настоящему близко?

– Всего лишь каждый день.

– Я имею в виду не тупо таращиться на нее в зеркало, тоскуя о том, как несправедлива жизнь.

– А есть другой способ это сделать?

– Смешно. Как думаешь, ты когда-нибудь найдешь способ использовать свое остроумие для того, чтобы нравиться людям, а не для того, чтобы они захотели вмазать тебе по лицу?

Он поднял руку.

– Нет, не отвечай. Просто послушай для разнообразия. Для нетренированного глаза Черная Тень выглядит как зловещее, неестественное изменение цвета кожи. Почти как синяки или ожоги, которые чернеют из-за некроза сосудов.

– Представить не могу, с чего бы кому-то из-за такого тосковать.

– Важно вот что: мы так напуганы видом Черной Тени, что наш разум не позволяет нам по-настоящему увидеть, насколько больше в ней заключено.

– И что же вы видите? – спросил я.

Он ответил с почти шепчущим благоговением:

– Я вижу в линиях плавное изящество, Келлен. Я вижу сложный узор в этих метках. Слова в каждом завитке. Я вижу письмена, начертанные Тенью.

– Письмена? И что они говорят?

Он улыбнулся:

– Чтобы разгадать это, друг мой, я и трачу свою жизнь. Самая вероятная догадка – когда мы заражаемся Черной Тенью, конкретные правила невесть какого эзотерического царства, с которым связаны наши метки, образуют уникальный узор линий на нашей коже. Эти метки определяют, каким именно образом мы связаны с Тенью.

– Итак, именно это наделяет некоторых людей их способностями?

– Насколько я могу судить, то, что для нас выглядит просто группой черных загогулин, на самом деле нечто вроде… Ну, джен-теп вроде тебя это может показаться заклинанием. Для меня, однако, это своего рода поэзия.

Поэмы. Как раз то, что мне нужно.

– И что говорит моя Черная Тень? – тем не менее спросил я.

Я выпрямился на стуле. Хотя я не доверял аббату – или кому-либо другому в этом месте, – возможность того, что моя Черная Тень может оказаться чем-то большим, нежели проклятием, было слишком интересным предположением, чтобы устоять.

– В том-то и странность, – ответил аббат. – То, что сделала с тобой твоя бабушка… Это должно быть невозможным. Я прочитал каждую книгу и каждый свиток, написанный про Черную Тень – перевод некоторых стоил мне маленького состояния. В течение столетий маги и естествоиспытатели испробовали все, чтобы разобраться, как действуют метки. Некоторые проводили эксперименты, пытаясь намеренно запечатлеть Тень на другом человеке.

– Зачем? – спросил я, внезапно почувствовав, как мои внутренности завязываются в узел. – Зачем кому-то такое делать?

Он пожал плечами, не интересуясь ни моим вопросом, ни моим гневом.

– Иногда люди совершают ужасные вещи ради того, чтобы сделать открытие, Келлен. Они так сильно хотят понять законы мироздания, что пойдут на любой поступок, неважно насколько темный или бездушный, чтобы найти ответы на преследующие их вопросы.

Очевидно, люди вроде моей родной бабушки.

«Оно того стоило, Серентия? – подумал я. – Разрушить мою жизнь просто для того, чтобы удовлетворить некое темное любопытство?»

– Странно, – сказал аббат, вглядываясь в мою Тень сквозь одну из своих линз.

– Что странно? – спросил я.

Он откинулся назад, потянулся к другому металлическому рычагу и повернул зеркало так, чтобы я мог увидеть, что привлекло его внимание.

– Посмотри на три внутренних круга своих меток. Видишь, как пересекаются линии, замыкаясь в кольца?

Я уставился в зеркало, обводя взглядом метки своей Черной Тени, но чем внимательней следил за линиями, тем больше терялся, возвращаясь туда, откуда начал, снова и снова.

– Ты должен сосредоточиться, – настаивал аббат. – Наши глаза не приспособлены как следует для того, чтобы вглядываться в Тень, поэтому разум наш затуманивается, когда мы пытаемся это сделать. Следи внимательно за линией меток и не позволяй себе отвлекаться.

Это оказалось трудней, чем он говорил. Вообще-то трудней, чем должно было быть. В конце концов, хоть и ценой внезапной ужасной головной боли, похожей на копье, выходящее из моего глаза, – я увидел то, о чем он говорил.

– Это не кольца, – сказал я. – В смысле они имеют форму колец, но кольцо кажется неподходящим словом для того, что я вижу.

– Скажи, – проговорил аббат. Его глаз казался нечеловечески большим, когда он наблюдал за мной сквозь одну из линз. – Не ищи точное слово, скорее метафору.

Но мне не приходило на ум ни то, ни другое. Как будто разум мой сопротивлялся, стараясь не позволить мне описать то, что я видел. Это было похоже на попытку развязать невероятно сложный узел в своей голове… как будто сама Черная Тень держала разум в цепях, не давая мне произнести ни слова. А потом меня осенило – то, что Диадера мысленно передала мне, когда прикоснулась к моим меткам в башне аббата, – и это позволило мне прорваться.

– Замок, – сказал я, задыхаясь. – Кольца похожи на вращающиеся колесики сложного замка!

Аббат отодвинул зеркало, а потом и всякие стеклянные линзы, которые расположил вокруг меня.

– Да, парень. Я тоже его вижу.

Что-то в его голосе встревожило меня.

– Что не так? – спросил я. – Диадера думает, что я могу быть… Кажется, она сказала – энигматистом.

– Тем, кто видит скрытые истины, – задумчиво проговорил аббат. – Тем, кто смотрит в Тени и видит тайны, запертые в сердцах и умах других. Я всегда надеялся однажды встретить энигматиста. Боги свидетели, он мог бы пригодиться нам в аббатстве.

Он посмотрел на меня с большим сочувствием, чем я мог вынести.

– Но ты ведь видишь не секреты, не так ли?

Что я видел, когда начинался приступ, так это уродливые кошмары. Я видел в людях самое худшее. Но, даже если я не был энигматистом, одна истина начала для меня проясняться. Мои пальцы прикоснулись к замкнутым кольцам вокруг моего левого глаза.

– Это из-за того, как она меня заклеймила, да?

Аббат, казалось, почувствовал неловкость и ответил только тогда, когда понял – я не собираюсь оставлять эту тему.

– Когда твоя бабушка начертила замкнутые кольца вокруг твоего глаза, замки, как ты их называешь, она заключила Черную Тень внутри тебя. Она сделала это, чтобы ты не смог извлечь способности Черной Тени.

– Зачем? – взмолился я. – Зачем она так со мной поступила?

Думаю, мой взгляд был достаточно жалостливым, чтобы добиться правды, потому что на этот раз аббат не колебался:

– Думаю, она нашла способ использовать тебя как источник силы.

– Как Оазис, – безжизненным голосом сказал я. – Моя бабушка превратила меня в свой собственный Оазис.

Я сидел на твердом неудобном стуле, окруженный кусками металла и стекла, меня изучал – и трогал – этот чужак. Его лицо выражало знакомую жалость, такую же, какую я раньше испытывал к своим товарищам-посвященным из моего народа, когда становилось ясно, что они – ше-теп и никогда не станут магами.

Звуки снаружи все громче отдавались в моих ушах. Диадера. Турнам. Бателиос. Все они тренируются вместе, аплодируя достижениям друг друга, учась использовать возможности своей Черной Тени, чтобы защитить себя и людей, которых они любят.

– Мне очень жаль, Келлен, – сказал аббат, делая последнюю заметку в записной книжке. Потом он убрал свое оборудование. – Я попытаюсь найти способ сорвать эти замки, обещаю.

Он со вздохом положил руку мне на плечо.

– Не могу представить, чтобы кто-нибудь сделал такое со своей родней.

С того самого дня, как черные метки появились на моем лице, я задавал себе вопрос, почему моя бабушка обручила меня с Тенью, что я мог сделать, чтобы заставить ее так со мной поступить. Но теперь ответ стал настолько очевидным, настолько логичным, что я удивлялся, как с самого начала этого не понял. Серена была матерью моего отца. Истинным и настоящим магом народа джен-теп.

Я почти почувствовал облегчение, сказав:

– Она использовала меня потому, что именно так поступает моя семья.

Глава 29
ЗНАКОМСТВА И ВМЕШАТЕЛЬСТВА

Мне меньше всего сейчас хотелось видеть Диадеру, с хитрой улыбкой поджидающую меня у котла.

– Хорошо провел там время, а?

Она прислонилась к одной из толстых черных колонн, поддерживающих крышу галереи, сложив руки на груди и выставив одно бедро так, что даже в моем ужасном настроении угрожала разбудить желание сделать что-нибудь другое, кроме как отомстить моей семье. Жаль, что я мог доверять ей не больше, чем всем остальным.

– Чего тебе надо, Диадера? Ты здесь для того, чтобы еще раз поиграть в «обольсти или прикончи»?

Она отмахнулась от моей грубости, как будто даже не заметив ее, не говоря уж о том, чтобы оскорбиться.

– Аббат сказал, когда вы с ним закончите, я должна буду как следует представить тебя остальным Черным Теням.

Это уж точно последнее, в чем я нуждаюсь.

– Может, в другой раз.

– У тебя другие планы, да? – спросила она, лениво подойдя ко мне.

– Ничего особенного, – признался я. – Выбраться из этой дыры, спуститься с горы, украсть корабль… Научиться управлять им, конечно… А потом вернуться домой.

Она постучала пальцем по моей груди.

– Похоже, тебя ждет масса работы, которую вполне можно начать после того, как я выполню свой священный долг и вежливо тебя представлю.

Она показала на тренировочную площадку за своей спиной.

– Кроме того, все умирают от желания познакомиться с ужасным странником аргоси, который убивает – ну, грозится убить – почти всех, кто осмеливается бросить на него косой взгляд.

– Я не аргоси, – машинально сказал я, но мое внимание было приковано к пяти людям, которые поджидали меня в центре площадки.

Бателиоса я уже, конечно, знал, так же как Турнама и девочку по имени Гхилла. Там были и двое других. Тощий мальчик помладше, лет тринадцати, и высокая девочка примерно одних со мной лет.

– Почему вы все подростки?

Диадера пожала плечами.

– Именно в этом возрасте у большинства из нас впервые появляется Черная Тень. В первые годы мы можем научиться ее контролировать, не посвящая целиком свое тело и душу тому, чтобы ее подавлять, – так, как делают большинство монахов. Это требует дисциплины… суровой.

Она прикоснулась пальцем к моей нижней губе.

– Тем больше причин подурачиться, пока можно, Келлен.

Хотя я знал, что такова ее тактика, во рту у меня пересохло, и я почувствовал, как кровь прилила к щекам.

«Предки, какой изъян в моем воспитании позволяет столь очевидным уловкам так хорошо срабатывать?»

На лице Диадеры в ожидании ответа отразилось напускное выражение большеглазой невинности. Что бы я ни попытался сказать, будет смахивать на детский лепет. Наверное, у меня сломается голос – как обычно бывает в таких ситуациях, – и тогда она посмеется над моей наивной неловкостью. Но я устал от того, что люди морочат мне голову. Может, я не больше аргоси, чем Бателиос, но я слегка изучил четыре пути и даже больше семи талантов. В частности, Фериус позаботилась о том, чтобы я научился – как она это называла – «быть красивым». Вместо ответа я молча выпрямил спину, вообразил, что позади меня стена, прислонился к ней головой, плечами и задом, а потом заставил себя расслабиться в этой позе. Глупо, знаю, но срабатывает.

Фериус к тому же научила меня, как правильно улыбаться, называя это «слушать глазами». Я посмотрел на Диадеру, не пытаясь смутить ее взглядом или перехитрить, а просто слушая, что говорят мне ее глаза. Не надо выдавливать улыбку – она появляется сама собой. Фериус заявляла, что это потому, что ты находишь красоту в другом человеке, а созерцание истинной красоты всегда вызывает самые лучшие улыбки.

Фигня, конечно.

– Ух ты, – сказала Диадера.

Я слегка наклонил голову набок, но промолчал. Первая часть арта локвит – безмолвие. Позвольте другому человеку быть нотами в музыке, а сами играйте тишину.

Думаю, Диадера поняла, что таращится на меня слишком долго, потому что протянула руку и ущипнула меня за щеку.

– У тебя интересное лицо, ты знаешь это? Я имею в виду – для джен-теп.

Я игнорировал ее замечание, отчасти понимая, что она делает – пытается восстановить контроль, снова меня разозлив, – но отчасти потому, что у меня возник вопрос, который подспудно бился голове с тех пор, как я с ней познакомился:

– Я знаю, что Турнам – берабеск, а Бателиос – северянин, но ты так и не поведала, откуда ты сама.

Она начала представление так гладко, что я словно наблюдал за выходом актрисы на сцену.

– Разве ты не можешь при встрече узнать истинную придворную девушку-дароменку?

Она сделала грациозный, почти напыщенный реверанс, движения ее были проворными и плавными. Отрепетированными. Когда она прикоснулась к моим меткам Черной Тени в башне, то поделилась со мной деталями о себе и своей жизни, но эту подробность удержала в тайне.

«Ты не больше дароменка, чем я, Диадера. Так почему же ты лжешь?»

– Хватит проволочек, – сказала она, взяв меня за руку и ведя к ожидающей группе. – Пора тебе завести друзей.

Ага. Вот уж чего не случится.

Я никогда не чувствовал себя уютно в компании. Когда ты посвященный джен-теп, правила просты: чем талантливей ты в магии, тем больше у тебя союзников. В моем клане все знали, кто есть кто и на что кто способен. А теперь я очутился лицом к лицу с незнакомцами, которые как будто полностью ладили друг с другом и в то же время слишком подозрительно относились ко мне. В последнее время я был в такой ситуации в Академии Семи Песков. Там я использовал трюки Фериус, чтобы завоевать расположение одноклассников Сенейры. Тогда это казалось задачей столь же сложной, как большинство эзотерических заклинаний и ритуалов.

Для сравнения – сейчас было намного, намного хуже.

– Теперь ты готов к настоящей дуэли, облачный мальчик? – спросил Турнам.

Очевидно, вмешательство аббата означало лишь временную передышку.

Тут я понял: этот парень не остановится. Он просто будет и дальше находить предлоги меня преследовать – до тех пор, пока один из нас не будет ранен. Будь здесь Рейчис, он просвистел бы, что нет стыда в том, чтобы тебя избили, если только твоему противнику достанется крепче. Мудрость белкокотов начинала нравиться мне все больше.

– Прекрати немедленно, – сказала Диадера. Ее тон ясно говорил о том, что у нее для всего этого есть шикарный план. – Теперь все мы поиграем в небольшую игру, которую я называю «никто никого больше не убивает». Кому-нибудь нужно, чтобы я объяснила правила?

Высокая девушка, с которой я еще не встречался, подошла ближе.

– Почему Турнам называет тебя «облачный мальчик»?

Золотисто-каштановые волосы доходили ей до челюсти, обрамляя высокие скулы и лицо в форме сердечка. Подбородок был мягким, но линия губ – суровой, как и метки Черной Тени, окаймлявшие ее глаза, словно маска паяца. Даже не видя татуировок под рукавами ее длинного кожаного пальто, я мог сказать, что она – джен-теп. Мой народ обладает определенной склонностью к высокомерию, которую трудно скрыть.

– Это Сутарей, – тихо сказала мне Диадера. – Только то, что она из твоего народа, не означает, что она отнесется к тебе любезно, поэтому будь вежлив.

Непохоже, чтобы любой другой джен-теп, с которым я за последнее время встречался, вел себя дружелюбно. Тем не менее я принял совет и в кои-то веки прямо ответил на вопрос.

Постучав себя по правой щеке под глазом, я сказал:

– Он имеет в виду сасуцеи, которую я ношу с собой. Это разновидность духа воздуха.

Девочка помладше, Гхилла, приблизилась ко мне быстро, как гремучая змея.

– Ты толкуешь о магии ше-епота, мальчик? Кто тебя этому научи-ил?

Ее акцент и протяжность речи напомнили Маму Шептунью. Как и то, что она продолжала называть меня «мальчик», хотя была по крайней мере на три года младше меня. Вспомнив свой визит в болота рядом с Телейдосом, я приложил палец к губам:

– Шш. Духам нра-авится хранить свои секре-еты.

– Ты передразниваешь мою речь, мальчик? – спросила она, надув черные губы.

– С Гхиллой тебе, наверное, тоже лучше не ругаться, – пробормотала Диадера. – Вообще-то будет лучше всего, если ты сумеешь придумать, как не раздражать никого из них.

Видите? В этом и заключается проблема компаний. Откуда мне знать, станет моя жизнь легче, если я последую совету Диадеры, или проявление слабости превратит меня в мишень? Мне не нравилось, как выглядят эти люди. Под стильными пальто и нарочитой самоуверенностью в их позах чувствовалось нечто зловещее. Воздух вокруг них практически дрожал от еле сдерживаемой враждебности.

– Я передра-азниваю твою речь, – сказал я Гхилле, – только потому-у, что еще плохо тебя знаю. Может, пото-ом я найду что-нибудь еще-е, над чем можно будет посмеяться.

Девчонка сделала длинный глубокий вдох; я уже видел дымок, струящийся из уголков ее губ. Наверное, Диадере и вправду надо объяснить правила «никто никого больше не убивает».

– Хочешь поиграть со мной, мальчик? – спросила Гхилла.

– Осторожно, – сказал Турнам, оттолкнув ее в сторону. – Этот дух в его глазу сотворил со стигийцем что-то мерзкое. – Его улыбка походила скорее на презрительный оскал. – Думаю, вот настоящая твоя способность, а? Ждать, пока появится твоя маленькая подружка-сасуцеи, чтобы за тебя сражаться?

Еще одно ехидное замечание. Еще одна попытка меня разозлить. Я полностью осознавал, что подвергаю себя ненужному риску, заглатывая наживку, но, похоже больше не мог заставить себя об этом тревожиться. И все-таки я не доставлю ему удовольствия, напав первым.

С момента нашей встречи по его цвету кожи и акценту я узнал берабеска. Но теперь я вспомнил, что «Турнам» – одно из двенадцати имен, которые давали сыновьям высших священнослужителей. Это вкупе с его насмешливым замечанием о женщинах – подобные чувства не разделяли за пределами их религиозной ортодоксальности – многое мне о нем поведало.

– Пытаешься смутить меня взглядом, джен-теп? – спросил он.

Его ленты направились ко мне, но Диадера встала между нами.

– Назад, Турнам.

Он сделал, как она сказала, воспользовавшись возможностью, чтобы с ухмылкой оглянуться на остальных.

– Смотрите, он уже использует свою особую силу!

Раздалось фырканье и смех. Гхилла сердито посмотрела на него, как и мальчик помладше, с которым я еще не был знаком. Но они промолчали.

Турнам снова повернулся ко мне:

– Ну? Так это работает? Твой язык доведет тебя до беды, и ты ждешь, когда тебя защитит девчонка?

– Почти всегда, – ответил я.

Остальные засмеялись – больше над ним, чем надо мной. На этом мне стоило остановиться, но я мысленно сложил вместе несколько деталей, которые знал о Турнаме… И я всегда был слишком большим умником, чтобы держать рот на замке.

– Наверное, дома тебя любили, Турнам. – Я кивнул на метки на его руках. – Скажи, когда тебя изгоняли из храмов, шайку возглавлял твой отец или в дело впуталась вся твоя семья?

Диадера метнула на меня сердитый взгляд:

– Ты пытаешься все усложнить?

Вообще-то именно это я и делал. Мне следовало бы бояться, и, наверное, в определенном смысле я боялся. Но в куда более глубоких уголках души мне хотелось, чтобы Турнам напал. И у него не ушло много времени на то, чтобы сделать мне это одолжение. Не успела Диадера среагировать, как три его ленты метнулись вперед, отбросив ее в сторону и обмотавшись вокруг моих рук и шеи.

– Ты должен меня отпустить, – сказал я, даже не пытаясь говорить спокойно.

Некая извращенная часть меня наслаждалась мыслью о том, что все закончится кровопролитием. Пролитием его крови.

– И с чего бы я захотел тебя отпустить, шпион?

– Потому что я очень слабый. Ты никогда не должен приставать к слабым, Турнам. Когда слабый дает сдачи, он знает, что могут быть только два исхода.

Я даже не потрудился сопротивляться, когда ленты потянули меня за руки – Турнам рывком подтащил меня ближе.

– Понимаешь, если бы я был настоящим магом джен-теп, я мог бы пустить в ход любое из заклинаний, чтобы разнести в клочья твои маленькие Тени.

– Если бы у тебя была хоть какая-то настоящая магия, ты бы…

– …продемонстрировал ее раньше, знаю. Ты абсолютно прав. Я едва время от времени могу справиться с маленькой магией дыхания. Поэтому никаких заклинаний огня, чтобы взорвать твои ленты, никакой магии шелка, чтобы одурманить твой разум и заставить меня выпустить. Я не могу использовать и Тени, как делаешь ты. Дьявол… – Я слегка потянул его ленты. – У меня даже не хватает сил помешать тебе таскать меня туда-сюда по тренировочной площадке, чтобы покрасоваться перед твоими друзьями.

Он улыбнулся:

– Хорошо, что на некоторые вещи мы смотрим одинаково.

Я покачал головой:

– Нет, ты идиот. Есть разница между тем, чтобы быть слабым и быть беспомощным. И у меня уже множество врагов, Турнам. Уходи немедленно, или я буду просто счастлив навсегда избавиться от одного из них.

У меня почти кончились порошки, и я понятия не имел, как его побью, но мне было плевать. Я справлялся и с более ужасными врагами, чем этот самодовольный ублюдок. У меня были стальные карты в кожаном футляре, пришитом к штанине, и все еще оставались монеты кастрадази. Если это не сработает, я просто схвачу его и вырву ему глотку своими…

– Оставь его, – сказал Бателиос, отталкивая нас друг от друга.

– Тебе лучше отвалить, здоровяк, – предупредил Турнам. – Делай то, что у тебя получается лучше всего. Обними мальчика и поплачь над всей его болью.

– Не будь слепым дураком, Турнам! – сказал Бателиос. Я еще никогда не слышал, чтобы он говорил так твердо. – Келлен тебя убьет. Он сам не понимает почему, но все равно это сделает. Он не может остановиться.