Текст книги "Северные сказки"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 51 страниц)

Солнечный цветок

На краю благодатной долины, на берегу быстрой реки, под мышкой у ледяной горы стоял маленький аил. В том аиле жил небогатый человек по имени Наран-Гэрэлтэ. И была у него дочка-красавица Наран-Сэсэг, что означает Солнечный цветок.

Повадился гостить под их кровом один тибетский лама. Уж больно понравилась ему красавица Наран-Сэсэг, и решил лама увезти ее из родительского дома. И хитрил он, и золотые горы сулил, и запугивал бедную девушку – ничего не помогало. Тогда решился лама на последнее средство: выждал он удобный момент и напоил девушку отваром семи трав, одна из которых была ядовитой.

И дня не прошло как захворала Наран-Сэсэг. Потух ее солнечный взгляд, поблекли маковые щеки, лежит она, не вставая с постели. А несчастный отец места себе не находит, не знает, что и делать. Кинулся он все к тому же ламе, привел его в дом и говорит:

– Заклинаю тебя бурханом[6]6
  Бурхан – бог, божество.
  Вурхан – дословно: бог, всевышний. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примечания составителя.)


[Закрыть], найди причину болезни моей единственной дочери и помоги вылечить ее!

Напустил лама на себя важный вид, помудрил над желтой книгой судеб, а потом и говорит:

– Вашу дочь требует к себе Черный Лусад-хан. Только этому водяному под силу исцелить Наран-Сэсэг. Если по доброй воле не пошлете больную дочь к Лусад-хану, она не проживет и недели А если поторопитесь, глядишь, и вернется она в скором времени живой и здоровой.

Очень огорчило отца такое требование.

– Да мы и дороги к Лусад-хану не знаем, – говорит он.

– Об этом не беспокойтесь. Все хлопоты я беру на себя, – заверил лама и, не мешкая, принялся за дело. Приказал он плотникам сколотить сосновый ящик, да такой, чтобы в него вода не просочилась и чтобы Наран-Сэсэг в нем уместиться могла. Положили на дно самую лучшую одежду вместе с украшениями и запас еды на неделю.

Перед тем как самой войти в ящик, Наран-Сэсэг обратилась к отцу с последней просьбой:

– Отпустите со мной рыжую собаку Гуриг, больше мне ничего не надо.

Так и сделали: посадили вместе с девушкой в сосновый ящик рыжую собаку Гуриг, закрыли крышкой и заколотили накрепко гвоздями.

– А теперь поднимитесь вверх по реке и пустите ящик по течению, по самой стремнине, – научает лама. Сам же сел на коня и поскакал берегом к низовью реки. Приехал домой и говорит семерым своим послушникам-хуваракам[7]7
  Хуварак – послушник, ученик ламы.


[Закрыть]:

– В скором времени сюда приплывет сосновый ящик. Поймайте его, бережно вытащите на берег, внесите в дом и поставьте перед божницей. Да смотрите, крышки не открывайте, не то большой грех получится!

Кинулись хувараки выполнять приказание.

Тем временем ехал берегом парень-пастух на своем сивом быке. Видит– плывет по стрежню реки деревянный ящик, на волнах качается.

«Что бы это могло быть?» – подумал парень.

Мигом сбросил он одежду и поплыл наперерез ящику. С большим трудом вытолкал парень свою находку на берег, отодрал крышку – и вышла из ящика девица невиданной красоты.

– Вынь со дна все, что найдешь. Только не выпускай рыжую собаку Гуриг, – говорит Наран-Сэсэг своему спасителю.

Оставил парень рыжую собаку Гуриг в ящике, снова заколотил крышку и столкнул в воду. А сам сел на сивого быка, посадил позади себя красавицу Наран-Сэсэг и не спеша поехал к своей избушке.

– Чей ты будешь? Чем живешь? – спрашивает его дорогой Наран-Сэсэг.

– Я – бедный пастух, – отвечает парень. – Кормлюсь остатками с ханского стола, да еще собираю в степи зерна гречихи, выкапываю сладкие корни саранки, тем и живу.

Рассказала и Наран-Сэсэг о себе, а когда вошли они в бедную избушку пастуха, когда увидала девушка холостяцкий беспорядок да грязь по колено, то, засучив рукава, взялась за дело: что надо было вычистить – вычистила, что надо было выскоблить – выскоблила, и приняло жилище пристойный вид.

А семеро хувараков сидят на берегу, ждут, когда ящик покажется.

– Плывет, плывет! – закричал наконец самый глазастый из них.

Схватили хувараки железные крючья, вытянули ящик на берег. Дружно взвалив на плечи, отнесли его в дом своего учителя и поставили перед божницей.

– Все ли сделали, как я наказывал? – спрашивает их лама. – Не обронен ли ящик по дороге? Не открыта ли его крышка?

– Да разве мы посмеем вас ослушаться, ламбагай[8]8
  Ламбагай – почтительное обращение к ламе.


[Закрыть], – отвечают семеро хувараков.

– Тогда исполните еще один мой наказ, – говорит им лама. – Отправлйтесь за семь перевалов, посмотрите, как там люди живут. Да сильно не торопитесь, возвращайтесь не раньше завтрашнего вечера.

Отправились хувараки за семь перевалов. А лама кинулся открывать заветный ящик. От предвкушения близкой встречи с красавицей Наран-Сэсэг спутал лама слова молитвы с песенкой о двух влюбленных. «Потерпи, солнцеликая! Потерпи ясноокая! – мурлычет лама себе под нос. – Сейчас я выпущу тебя!» С этими словами заскрежетал последний гвоздь, открылся ящик, и вышла оттуда не солнцеликая Наран-Сэсэг, а огромная рыжая собака. Ощетинилась она при виде ламы, бросилась на него и разорвала в мелкие клочья, а останки своим огненно-рыжым хвостом по ущелью размела.

Долго кликали своего учителя вернувшиеся на другой вечер хувараки, да так и не дозвались.

А парень-пастух ни на шаг от своей красавицы-жены не отходит, день и ночь ею любуется, налюбоваться не может. Совсем забыл о том, что он единственный в доме добытчик.

Вот когда съестные припасы кончаться стали, Наран-Сэсэг и говорит мужу:

– Сходил бы ты за зернами гречихи, за корнями саранки.

В ответ на это муж еще пристальнее уставился на нее, глаз оторвать не может.

Тогда Наран-Сэсэг нарисовала на бересте свой портрет и отдала мужу со словами:

– Теперь я всегда буду с тобой.

Сел пастух на своего сивого быка и отправился в степь поискать чего-нибудь съестного. Проедет немного, вынет бересту из-за пазухи, посмотрит на портрет и дальше правит. На одном из перевалов вынул парень бересту в очередной раз, но налетевший вихрь вырвал ее из рук унес портрет невесть куда.

Весь в слезах воротился парень домой и поведал жене о случившемся.

– В какую сторону унесло бересту? – спрашивает жена.

– В южную, – отвечает парень сквозь слезы.

– Вот это хуже всего, – опечалилась Наран-Сэсэг. – Хан южных владений давно разыскивает меня. Если к нему в руки попадет мой портрет, то по твоим горячим да по остывшим следам он найдет нашу избушку. Как нам быть тогда? Как оборониться от беды, если у тебя кроме железной лопаты, а у меня кроме тонкой иглы другого оружия нет?

Совсем загрустили они. Сидят, обнявшись. Вверх поднимут глаза – засмеются не по-доброму, вниз опустят – зарыдают горько-горько.

– Если меня похитят, ты все равно не забывай обо мне, – говорит Наран-Сэсэг своему мужу. – Ищи непрестанно, распрашивай обо мне бывалых людей. Вот тебе золотое колечко. Когда узнаешь о месте моего заточения, дашь о себе знать этим кольцом.

Словно черный вихрь, налетели на следующий день чужие люди на избушку и похитили Наран-Сэсэг.

Погоревал парень день, потужил другой, а потом оседлал сивого быка и отправился на поиски своей жены.;елый год скитался он по степным да таежным дорогам. Наконец повстречался ему старик-табунщик, пасший ханских лошадей.

– Здравствуйте, молодец, – говорит старик. – Копыта твоего быка так сильно стерты, что без труда можно догадаться: долог и труден был твой путь. А вот куда он лежит – сам поведай.

– Была у меня жена-красавица по имени Наран-Сэсэг. Жили мы с ней в любви и согласии. Но однажды налетели люди хана южных владений и украли мою жену. С той поры я ищу ее по всему свету, – со вздохом закончил свой рассказ парень-пастух.

– Выходит, молодец, ты недалеко от своей цели, – заключил старик. – Потому что я пасу коней того самого хана южных владений. Видать я не видал, но слыхать слыхал, что в ханских покоях появилась год назад девица невиданной красоты. Молодые и старые скотницы говорят, будто она частенько наведывается к ним и рассказывает ту же историю, что поведал ты мне. Выходит – нашел ты свою жену. Сегодня поведу я на ханское подворье лучшего жеребца из табуна. Может быть, и удастся мне увидеться с Наран-Сэсэг, перемолвиться с ней словом.

– Тогда передай ей вот это колечко, – попросил парень, сняв со своей руки золотое кольцо.

Привел старый табунщик необъезженного жеребца на ханское подворье, а сам по сторонам поглядывает. Видит – сидит у решетчатого окна ясноокая красавица. Сразу понял старик, что это Наран-Сэсэг. Положил он на правую ладонь золотое колечко, сверкнуло оно рассветным лучом; положил на левую – блеснуло оно утренней зарницей. Увидала его Наран-Сэсэг и спрашивает:

– Дедушка, миленький, откуда у вас это колечко?

– Оттуда, где один славный парень своего сивого быка пасет, – отвечает старик.

– Пусть этот парень явится завтра же к дворцовым вовротам в одежде нищего, – наказала Наран-Сэсэг и щедро одарила старика золотыми монетами.

Как услышал парень-пастух добрую весть от старика-табунщика, от радости покой и сон потерял. Еле дождавшись утра, оделся он поплоше, сел на своего сивого быка и отправился во дворец. Только подъехал к воротам, как набросилась на него стража и давай отгонять. Выглянула в окно Наран-Сэсэг и говорит:

– Под нашими окнами никому уже и пройти нельзя.

Выглянул вслед за ней хан и проворчал:

– Как он грязен и нищ! Я сейчас же прикажу затравить его собаками.

– Бурханом заклинаю – не делать этого! – взмолилась Наран-Сэсэг. – по доброму старинному обычаю убогого человека следует приветить, накормить и обогреть. Неужто вам корочки хлеба и глотка чаю жалко? – вконец обиделась красавица.

«Если она так добра к последнему нищему, то, может быть, и со мною будет поласковее», – подумал хан и велел впустить оборванца во дворец.

Привязал парень своего сивого быка к серебряной коновязи, переступил порог ханских покоев и сел возле двери.

Поставила Наран-Сэсэг перед нищим серебряный с позолотой стол. Стала угощать странника, как дорого гостя. Да так ласково с ним заговорила, так нежно, что хан от злости почернел и удалился за десять занавесок.

Угостила Наран-Сэсэг своего любимого на славу и с большими почестями проводила его за ворота.

Тут хан и высказал обиду.

– Ты за целый год, – говорит, – не сказала мне столько слов, сколько нежностей выслушал этот оборванец. Может быть, мне тоже стать нищим и тогда я смогу рассчитывать на твою доброту?

– Это самое мудрое решение, – нежно улыбнулась Наран-Сэсэг.

От этой улыбки хан совсем голову потерял.

– Верни оборванца! – кричит.

Вернула Наран-Сэсэг любимого мужа.

– Снимай свои отрепья! – приказал хан. – Побудь пока в моих одеждах. В них тебя не больно приголубят да приласкают.

Облачился хан в нищенское платье, а Наран-Сэсэг говорит ему:

– Садись на сивого быка и отправляйся в дальний путь. Через три дня ждут тебя у дворцовых ворот. Посмотрим, каким ты вернешься.

Выехал хан в лохмотьях, прикрывая лицо руками, чтобы неузнанным остаться, А Наран-Сэсэг строго-настрого наказала слугам: «Если с юго-восточной стороны появится оборванец, прикрывающий глаза руками, то знайте – это злой человек и расправа с ним должна быть короткой».

Два старших батора выкопали семисаженную яму, а самые знатные нойоны прикатили камень величиной с быка. На третий день появился хан. Крадучись, прикрывая лицо руками, пробирался он к своему дворцу. Но тут налетели на него баторы, сбросили в семи саженную яму и придавили сверху камнем величиной с быка.

– Это мы коварного врага одолели! Хитрющую лису перехитрили! – радовались нойоны, расходясь по домам.

А парень-пастух вернулся со своей женой Наран-Сэсэг на родину, и зажили они счастливо.

Сорока и ее птенцы

Однажды сорока обратилась к своим птенцам со словами:

– Дети мои, вы уже выросли, и настало время вам самим добывать еду и жить своей жизнью.

Сказала она так и, оставив гнездо, полетела с птенцами в соседнюю рощу. Показала им, как ловить мошек да букашек, как из таежного озера воду пить. Но птенцы ничего не хотят делать сами.

– Полетим обратно в гнездо, – хнучут они. – Как было хорошо, когда ты приносила нам всяких червячков и пихала в рот. Никаких забот, никаких хлопот.

– Дети мои, – вновь говорит им сорока. – Вы уже стали большими, а моя мать выбросила меня из гнезда совсем маленькой…

– А если нас подстрелят из лука? – спрашивают птенцы.

– Не бойтесь, – отвечает сорока. – Прежде чем выстрелить, человек долго целится, так что проворнная птица всегда успеет улететь.

– Все это так, – загалдели птенцы, – но что будет, если человек кинет в нас камнем? Такое может сделать любой мальчишка, даже не прицеливаясь.

– Для того чтобы взять камень, человек нагибается, – отвечает сорока.

А если у человека окажется камень за пазухой? – спросили птенцы.

– Кто своим умом дошел до мысли о спрятанном за пазухой камне, тот сумеет спастись от смерти, – сказала сорока и улетела прочь.

Старик Хоредой

Прежде в счастливые времена жил на свете старик Хоредой. Имел он двадцать черных баранов, пасшихся на неистощимых лугах, а кроме того – двух гнедых жеребцов, один из которых был отменным скакуном, а другой прихрамывал на обе передние ноги.

Всего вдоволь было у старика Хоредоя, и жил он, забот не зная. Случилось однажды так, что лучшая из овец его стада принесла белого ягненка. Не сразу Хоредой заметил приплод в отаре. Тем временем прилетели две вороны и выклевали у ягненка глаза.

Рассердился старик, сел на скакуна, кинулся в погоню за воронами, догнал их и, вырвав у каждой по одному глазу, вставил ягненку вместо выклеванных. Стал ягненок видеть лучше прежнего. А вороны полетеди к Эсэгэ-малану[9]9
  Эсэгэ-малан – имя одного из верховных божеств шаманского пантеона.


[Закрыть] жаловаться: мол, выколол нам старик глаза, догнав нас на своем быстром скакуне.

Рагневался Эсэгэ-малан на старика и послал девять волков съесть быстроногого скакуна. Но старик почувствовал недоброе и спрятал скакуна, а на его место привязал хромого жеребца. Пришли ночью волки и съели хромого. Только они ушли, старик сел на скакуна и мигом догнал серых, бежавших мелкой трусцой после сытной еды. Снял старик шкуры со всех девяти волков, оставив лишь кисточки на хвосте, и воротился домой.

Взвыли волки и кинулись к Эсэгэ-малану с жалобой: спустил, мол, старик со всех шкуры, после того как съели мы у него по ошибке плохонького жеребца вместо скакуна.

Пуще прежнего разгневался Эсэгэ-малан, призвал девять шулмусов[10]10
  Шулмус (шолмос, шумус) – черт, дъявол, нечисть.


[Закрыть] и приказал им привести Хоредоя. А старик загодя закрыл все ворота на запоры, все двери на засовы и непрошенных гостей дожидается. Пришли шулмусы, сунулись в ворота, да не тут-то было! Крепки засовы и запоры у старика Хоредоя! Ходят шулмусы вдоль забора, заглядывают в щели, а войти не могут. чтобы отвадить непрошенных гостей, вскипятил Хоредой котел воды и выплеснул на злую нечисть.

Взвизгнули девять шулмусов и побежали жаловаться Эсэгэ-малану: мол, ошпарил нас вредный старик крутым кипятком.

Вышел из терпения Эсэгэ-малан, сел на облако и полетел к Хоредою, чтобы громом и молнией наказать его за нанесенные обиды да непокорность.

У старика Хоредоя – своя голова на плечах. «Если я гонцов Эсэгэ-малан обидел, – думает он, – то не появится ли в моем доме само божество?» Приготовил старик девять котлов тарасуна[11]11
  Тарасун – молочная водка.


[Закрыть], поймал белого барана для заклания и вышел на улицу встречать небесного гостя.

Вот прилетел на облаке Эсэгэ-малан, увидел, что хоредой приготовился совершить жертвоприношение, и божественный гнев его остыл.

– Зачем ты, старик Хоредой, вырвал по одному глазу у моих ворон? – спросил Эсэгэ-малан, спустившись на землю.

– Разве ты не знаешь, что они выклевали глаза у белого ягненка, предназначенного тебе в жертву? – говорит Хоредой.

– А почему ты снял шкуры с девяти моих волков, которых я послал съесть твою лошадь?

– Так ведь они съели не того коня, которого ты им велел съесть, – отвечает Хоредой.

– А почему ты ошпарил кипятком девятерых моих шулмусов, посланных за тобой?

– Откуда мне знать, что это твои посланцы. Уж больно по-воровски они себя вели. Вот я их и ошпарил.

Остался Эсэгэ-малан доволен ответами Хоредоя, принял его жертвоприношение и воротился на небо. А старика с тех пор никто не обижал.

Счастье и Горе

В давние времена держал богач в работниках бедного человека. Девять лет гнул бедняк спину на богача, а из долгов не вылезал. Не было у него ни хлеба, чтобы прокормить свою семью; ни скотинки, которая бы прошлась по двору; ни собаки, которая бы тявкнула в волчью ночь.

Однажды молотил бедняк при лунном свете хозяйский хлеб и увидел в поле двух маленьких мальчиков. Они собирали оброненные колоски и втыкали их в снопы. Очень удивился бедняк, затаился у соломенной копны и, когда мальчики приблизились к нему, схватил их за руки.

– Кто вы такие? – спрашивает. – Почему ходите по ночам, собираете колосья и втыкаете их в снопы?

– Мы Счастье богатого человека, – отвечают мальчики. – Мы подбираем все, что он потеряет или может потерять.

– А мое Счастье вы не видели? Нет ли у меня таких помощников, как вы? – спрашивает бедняк.

– Нет у тебя таких помощников, – отвечают мальчики. – Хуже того: вот уже девять лет живет в твоем доме Горе горемычное, и пока от него не избавишься, не видать тебе Счастья, как своих ушей.

– Как же мне освободиться от Горя горемычного?

– Кончай молотьбу и уезжай от богача, – наставляют бедняка мальчики. – Когда начнешь собираться, вылезет из-за печи Горе горемычное и попросит взять его с собой. не спеши отказывать, посади Горе в бочку, бочку законопать и зарой в пустынном месте. А потом забирай жену и детей да подавайся в город. Там доведется тебе рыть колодец у знатного сановника. Смотри в оба – и на дне колодца увидишь драгоценный камень. Он и принесет в твой дом Счастье.

Обмолотил бедняк хозяйский хлеб и стал в город собираться. Взял у добрых людей лошадь с телегой, посадил на телегу жену да четверых своих детишек и хотел было дом запереть, как вдруг услышал плач на остывшей печи.

Вернулся бедняк и видит – сидит на печи дитя не дитя, старичок не старичок, а мужичок с локоток, и горько плачет.

– Вы меня забыли с собой захватить, – говорит.

– Если я посажу тебя на телегу и у всех на виду повезу в город, люди станут надо мной смеяться: мол, бедняк с Горем горемычным расстаться не может, повсюду за собой таскает. Садись-ка ты в бочку, там тебя никто не увидит.

Согласилось Горе, забралось в бочку, а бедняк закрыл ее крепко-накрепко, отвез на пустырь и закопал у подошвы большой горы.

Вот приехал бедняк в город. Только явился он на базар, как повстречал богатого сановника и подрядился выкопать ему колодец.

Копает бедняк неделю, копает другую, а воды все нет и нет.

– Что за чертовщина? – говорит он жене. – Скоро уже землю насквозь пройду, а водой и не пахнет. Не заплатит мне сановник ни гроша за такую работу. Чем же я детей кормить стану?

На другой день наткнулось острие лопаты на что-то твердое. Сверкнула ослепительная искра и не погасла. Глянул бедняк, а это – драгоценный камень переливается всеми цветами радуги.

Завернул бедняк находку в тряпицу и отнес самому ученому в городе человеку. Ученый повертел камень в руках и повел бедняка к правителю города. Оробел бедняк, переступив порог ханского дворца. но правитель, услыхав о редкой находке, приказал на месте колодца построить прииск, а присматривать за прииском поставил бедняка, пожаловав его в сановники.

Услыхал об этом богач, который жил со Счастьем, и немало удивился. Поехал он в город, разыскал бывшего своего работника, расспрашивать начал:

– Скажи на милость, как тебе удалось разбогатетть столь быстро?

– Молотил я твой хлеб, – стал рассказывать бывший бедняк, – и увидел двух маленьких мальчиков. Они собирали оброненные колосья и втыкали их в снопы. Поймал я мальчиков, и научили они меня, как избавиться от Горя. Посадил я свое Горе горемычное в пустую бочку, законопатил ее и зарыл на пустыре у подошвы высокой горы. А про Счастье мое – это уже другой разговор. У каждого свое Счастье, и ты не обойден им.

«Может быть, и свое, но твое-то Счастье лучше», – позавидовал богач, возвращаясь домой. увидел он пустырь у подошвы большой горы, отрыл закопанную бочку и выпустил Горе на волю.

– Возвращайся, – говорит, – к своему хозяину.

– Не пойду, – заупрямилось Горе. – Он снова посадит меня в бочку и зароет в землю. Лучше я у тебя останусь.

С этими словами вцепилось Горе горемычное в телегу богача и приехало вместе с ним на подворье. Зашел богач в дом, и Горе вслед за ним.

С тех пор сколько бы богачево Счастье добра ни принесло, все пускало по ветру Горе горемычное.

Умный Бадма и глупый лама

Когда-то, в очень давние времена, у одного старика жил на воспитании сирота, мальчишка Бадма. Кто у Бадмы были родители, никто не знал, а старику это было все равно. Жил себе Бадма, жил и старика называл дядей.

Однажды Бадма играл вместе с другими ребятами на дороге. Строили они город и такого настроили из палок и камней, что ни пройти, ни проехать. А в это время по дороге ехала арба, а на арбе сидел лама. Увидел лама, что ребята своими постройками дорогу загородили, рассердился и стал кричать:

– Эй, дети! Почему на дороге играете? Всю загородили. Уберите немедленно, или я вам уши оторву!

Дети испугались и убежали, а Бадма не убежал и не испугался. Спросил ламу:

– Разве бывает, чтобы город человеку дорогу уступал? Человек объезжает город.

Лама не нашелся, что ответить объехал ребячью постройку. Объехал, поехал дальше и подумал: «Как же так? Я, мудрый лама, не сумел мальчишке ответить. Теперь все станут говорить: „Наш лама глупее ребенка!“ Ну, погоди! Я тебе завтра покажу, как с ламой надо разговаривать!» Сильно рассердился лама и утром на другой день поехал к юрте, где жил Бадма.

Подъехал и видит: старик и Бадма на быках землю пашут. Лама подозвал Бадму и спросил:

– Эй, мальчишка! Сколько раз ты кругом своего участка с сохой обошел?

Бадма подумал и ответил:

– Я не считал. Но не больше чем ваша лошадь сделала шагов от дому.

И опять лама не нашелся, что ответить мальчишке и от этого рассердился еще сильнее. А тут, как назло, увидел, что дядя Бадмы посмеивается. Совсем рассердился лама, подъехал к старику и сказал:

– Сегодня вечером подои быка и приготовь мне простоквашу. Завтра приеду, подашь ее мне. А не сделаешь – быка заберу.

Старик не знал, как сказать ламе, что быков доить нельзя, а когда придумал, лама уже уехал. Увидел Бадма, что его дядя печальный, подошел к нему и спросил:

– Что с тобой, дядя?

– Велел мне лама быка подоить и простоквашу из его молока сделать. Не сделаю – быка отберет. Как быть?

– Не печалься, дядя! – сказал Бадма. – завтра я сам с ламой поговорю.

Утром лама приехал к юрте старика. Бадма сидел у входа. Лама строго ему приказал:

– Позови дядю!

– Нельзя ему сейчас, мудрый лама! – ответил Бадма.

– Как так нельзя, когда я приказываю?

– У нас бык телится, добрый лама. Дядя ему помогает.

– Глупый мальчишка! Никогда еще не было такого, чтобы быки телились. Ты врешь!

– Святой лама, но вы же сами велели быка подоить и вам простоквашу сделать. Вот дядя для вас и старается. Как только бык отелится, дядя его подоит и простоквашу сделает.

И еще раз лама не нашелся, что ответить Бадме, стал еще злее и велел сказать, чтобы старик немедленно явился к нему. Когда тот пришел, лама сказал:

– Мне нужна зольная веревка. Свей из золы ее и принеси мне. Трех баранов дам. Не совьешь веревки, не принесешь ее мне, твою юрту возьму.

Старик долго думал, как ламе сказать, что из золы нельзя веревку свить. Наконец придумал, хотел сказать, а ламы уже и нет дома – уехал.

Бадма увидел, что его дядя возвратился чем-то сильно опечаленный и спросил его:

– Что с тобой, дядя?

– Велел мне лама из золы веревку свить, ему принести. Трех баранов даст. Не принесу – юрту и все барахло возьмет. Как быть?

– Ложись спать, дядя – посоветовал Бадма. – А завтра отдашь ламе зольную веревку.

Старик улегся спать, а Бадма набрал соломы и свил из нее длинную веревку. Утром пораньше разбудил старика и сказал ему:

– Возьми, дядя, эту веревку и отнеси ламе. Расстели ее возле юрты и подожги с двух концов. Когда солома сгорит, позови ламу, чтобы взял веревку.

Старик забрал веревку, пошел к ламе и сделал все так, как велел Бадма. когда солома сгорела, он позвал ламу и сказал:

– Мудрый лама, я исполнил ваш заказ. Давайте, пожалуйста, трех баранов и берите веревку. А если вам еще зольные веревки понадобятся, то я наплету их по сходной цене.

Лама поскорее отдал старику трех баранов и выпроводил его. А сам потом долго молился, благодарил богов, что так дешево отделался.