Текст книги "Снежная Королева и её владения"
Автор книги: Сборник Darkness
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Морт вытащил мешочек с бриллиантами, высыпал в ладонь семь крупных, как виноград, камней, протянул их в сторону медвежьей морды…
– Ешь! Ешь, чтоб кишки твои жгло!!!
Белая шерсть на загривке встала дыбом. С недовольным ворчаньем медведь стал пятиться назад, пока не исчез совсем.
Еще какое-то время Морт сидел как статуя, ошеломленно рассматривая то место, где мгновенье назад была белая туша. Затем быстро ссыпал бриллианты обратно, в матерчатый мешочек, спрятал его в карман.
* * *
Морт не чувствовал холода. Морт где-то читал, что при обморожении люди перестают чувствовать холод. Но, черт возьми, с какой стати! Тело налилось силой. Плечи стали распрямляться сами собой.
Морт погладил обледеневшую материю там, где лежал мешочек. Значит, не врет легенда. Не дадут погибнуть.
Морт был в лабиринте. Вечерняя звезда уже горела. Из всех углов стал расползаться сумрак, совсем как в том ущелье. Впереди проход, через который Морт попал сюда. За ним целая сеть ходов, трещин и тупиков. Паутина развилок, по которым можно бродить целую вечность. В мороз, без еды, без воды. Воды… Сердце еще бьется – в висках. Дыханье сухое и жаркое, того и гляди, изо рта вырвутся языки пламени. Ни капли слюны – все пересохло. Морт скомкал в ладонях снег, зажмурился и взял его в рот. От снега ломило зубы, но Морт подождал, пока он растает и, скривившись, сглотнул.
Ну– с? Что у нас дальше?
Морт повернулся. Стена, о которую он ударился лбом, расширяясь, уходила вверх. А дальше что-то похожее на огромный цилиндр. Монолит… темнее, чем лед. И черные ряды аккуратных провалов овальной формы…
Башня!!!
В башне зажегся свет. Провалы окон осветились мягким сиянием так, что стали видны витые железные решетки…
И Морт увидел, что за ним наблюдают…
Легкое движение в одном из окон. Морт заметил тонкую фигуру в белом платье. Секунда – она исчезла.
Женщина?!Плечи распрямились еще сильнее. Одной рукой Морт стер с лица слезы, другой стряхнул снег с пальто. Откуда она? Вероятно, держит силой, в башне посреди лабиринта. Она страдает и ждет, страдает и ждет…
Мысли превратились в действие. Морт попытался ухватиться за верхушку ледяной стены и подтянуться, но шарики льда на перчатках скользили, не давая ничего предпринять. Тогда он стянул их и ухватился голыми руками, даже не почувствовав холода. На левой ладони, там, где ветка пробила кожу, что-то больно кольнуло и, вероятно, опять потекла кровь.
Мышцы напряглись. Напряглось все тело, и Морт с ужасом подумал, что вот-вот он разорвется на две части, или кровь проступит через кожу. От усилий появилась кривая улыбка. В какой-то момент он оторвался от земли, и застыл, повис на согнутых локтях. Сквозь зубы вышел сдавленный стон. На висках вздулись вены. Каким-то бычьим усилием Морт попытался перекинуть наверх локоть. Носки сапог забарабанили по стене. Наконец локоть оказался на вершине, и Морт, пища как мышь, стал переводить на него вес всего тела. Но тут что-то затрещало, грохнуло… Перед Мортом оказалось чернеющее небо, стена, но уже где-то сверху, а после – снег, в который он уткнулся носом…
Вставать не хотелось. Уже в который раз. Силы кончались. Все – финал.
Камушки! Камушки! Камушки!
Морт вспомнил… девушка, что может быть прекрасней? Интересно, как… Что было в ее взгляде? Изучала? Или любовалась? Какие у нее глаза? Голубые? И волосы обязательно черные, пышные, окутывающие лицо ореолом. Белая кожа – чистейший белый цвет. Узкий подбородок. Вздернутая вверх головка и маленький, слегка приоткрытый рот…
Кашель разорвал мечты. Он драл, карябал. Грудь сжималась так, что легким не хватало воздуха. Под ребрами, чуть выше солнечного сплетения, встал ком, как пушечное ядро.
Когда все кончилось Морт смог, наконец, выпрямиться. Перед ним был… Он никогда не видел подобных конструкций – не одна башня, а нагромождение всевозможных башен разных форм. Одни – высокие и тонкие, похожие на ледяные кручи, которых здесь много. Другие – приземистые и мощные. Были и такие, что выбивались изломанными линиями, изогнутостью. Некоторые имели расширения или, наоборот, в середине сужались, и непонятно было, на чем держится вершина. Закручивались спиралью, точно каменные штопора. Острые шпили и ровные площадки, окаймленные зубцами. Все эти башни жались друг к другу, точно дети в лесу.
В наступившей тьме здание ползло вверх, собираясь слиться со всем, что не светлее льда и снега. Только горящие окна разных форм – прямоугольные, круглые, овальные – не давали ему расплыться в ночи.
Морт оказался у арки – входа в каменную громаду. Он вдруг подумал: «А есть в этом что-то рыцарское – пройти через испытания, чтоб в потаенном замке встретить красавицу!»
Морт сделал шаг, ноги встали на широкую ступеньку. Ему вдруг стало плохо – голова закружилась, но всего на секунду. Еще один шаг. Ступеньки уходили вверх. Кромешная тьма. Но вот что-то стало светиться – впереди, вверху.
Он оказался в просторном, светлом коридоре. Стены разукрашены в зеленых и красных тонах кое-где прерываемых черными трещинами и дырами от вывороченных кирпичей. Местами их скрывали тканые ковры, развешанные по стенам. Цвет их был серый от пыли, края прогнили. Но если вглядеться в узор, восстановить линии… Где-то на них сходились две армии, катапульты швырялись шарами горящей смолы, по воздуху летели тучи стрел. Тут же, белоснежный город, омываемый потоками семи бегучих рек, а по камням, по островам, с берега на берег прыгал косматый волкодлак, таща на плечах блеющего барашка. Здесь – кипарисовый сад, а в тени деревьев резной столик. На столешнице его хлеб и крохотные бокалы. Это место тихо поет и шепчет что-то ласковое, стол манит к себе под тень кипарисов, но желающих попасть туда нет, и хлеб от горя черствеет, бокалы наполняются пылью и дождевой водой, как слезами. Растет дуб, но на ветвях его вместо листьев – птицы, великое множество: малиновки, совы, козопасы, дятлы, скворцы, мандаринки, дрозды… тысяча птичьих глаз. А под деревом как-то негодующе восседает белобородый старик. Брови согнуты дугой, тонкий прут в руке чертит что-то на песке. Дальше лес, по буреломам мчится тройка олений, высоко подпрыгивая, мотая головами. Им вслед уже дышат гончие псы. Крысоподобные тощие морды как стрелы направлены к оленям шеям, зубы оскалены рычаньем. Голова одного оленя повернута к ним, но в черных глазах только грусть и ничего больше… В кроне деревьев, неотличимая от веток и осенних листьев, прячется рысь. Когти ее выпущены, терзают кору, глаза неотрывно наблюдают за сценой развернувшейся внизу: кто победит, быстрые ноги или острые клыки? Дальше – море в белых полосках пены. Редкие льдины с чопорными пингвинами. И среди моря этого, иссиня-черного, ненастного, как остров – спина огромной рыбы. На ней растут деревья, шумят поля, стоят белые домики, дымятся печные трубы. В поле, с косами и граблями, крепкие мужики в красных рубахах. Они утирают лбы рукавами, слушая, как у домов брешут собаки, и из редкого бора доноситься пенье русалок. Но вдруг тревожно кричат петухи… Не время! Вода уже холодна. Пора молотить зерно, тушить печи, запирать двери и окна. Огромная рыба ворочается в черной воде и уже уходит вглубь… Пора ложиться в кровати, укрываться одеялами и спать крепким сном до следующей весны, когда огромная рыба всплывет вновь… Вот гигантская волна, в воздух вырывается фонтан, белая пена и все – одно иссиня-черное море, льдины с важными пингвинами, чайки и пустота… Море бьется о берег, к небу тянутся горы. Чуть дальше – снег. И сами горы точно рассыпались, раскололись, а между ними глубокие теснины полные снега и утреннего полумрака. И в одной из них маленькая фигурка. Худая и невысокая, с костлявыми, широкими плечами…
Морт вздрогнул. Неужто опять… задремал? Глаза слипаются!Морт зевнул – воздух прошел через больное горло, и Морт закрыл рот, предчувствуя новую волну кашля. Снова посмотрел на ковер – ничего особенного: ужасно неправдоподобная батальная сцена во всю длину. И целая корка пыли. И прогнившие края.
Как холодно! Так же холодно, как снаружи… Свет!Морт будто очнувшись, ринулся на поиски его источников – где есть свет, там есть и тепло.
Факелы? Газовые светильники? Морт наскреб слюну и недовольно сплюнул. Свет шел от двух трубок, тянущихся по каждой стене у самого потолка. Морт протянул к ним руки, но тепла небыло. Ладони совсем замерзли. Морт сунул их в карманы – нелегкое утешение, и перчатки куда-то пропали.
Доски, застилавшие пол, тихо поскрипывали под ногами. В какой-то момент он остановился. Ноздри втянули холодный воздух… Нет, показалось. Нет никаких запахов: ни жареного мяса, ни слоено пирога, ни супа с рыбьими головами… Показалось.
Живот скрутило. Словно чья-то рука вцепилась ногтями в кожу и резко крутанула. Морт выдохнул. Сгорбившись, по стенке он двинулся дальше.
Коридор тянулся вперед. Обшарпанные стены. Безликие ковры, пыль, паутина, трубки. И опять ковры, и паутина, и пыль… И снова ковры… Морт зацепил один из них, и тот сорвался, точно целая стена упала… Светящиеся трубки. Выбоины в стенах. Скрип половиц. Как спасенье – резкий поворот. Два острых угла и опять тот же коридор. Те же стены: по левую руку – зеленая; по правую – красная. Глубокая трещина, будто черная молния. Опять проклятые ковры. Сводящий с ума скрип. Вывороченный кирпич, как слиток белого золота. Высокий потолок. Белый свет… И, наконец, дверь. Морт толкнул ее… под ногами захрустел снег.
Большая комната – темная, пустая. Пол занесен снегом из окна. Морт подошел к нему – внизу была ночь и ледяной лабиринт. А на небе миллиарды звезд, больших и малых, мигающих, неподвижных. Морт подумал: «Ни из этого ли окна она смотрела вниз? Нет, вряд ли…»
Боль в животе утихла. Морт вернулся в коридор.
Теперь он шагал уверенно. Стук каблуков победным эхом отражался от стен. Он вспомнил: у него есть камни – семь драгоценных камней. Камушки! Камушки! Камушки!Все чаще стали попадаться двери, и Морт распахивал их, заглядывал внутрь, в их бессмысленную пустоту. Но ведь должно быть что-то; тонкая фигура – как это, точеный стан? – пышное платье из тонких кружевов, вздернутая головка… Морт думал об узком подбородке, о розовых губах…
Под ногами громыхнуло. Три глиняных кастрюли! Морт оказался на коленях. Смахнул крышку… Лед!!!Льдинки брызнули в стороны – кастрюлька разбилась о стену. Лед!!!Он швырнул вторую об пол – она раскололась. Третью он пнул, и та покатилась, точно мячик. Всюду лед!!!
Сердце застучало громко, тяжело, больно. Успокойся, сказал себе Морт, перестань! Морт прислонился к стене и зашагал, вытирая плечом ее поверхность. Он распахнул дверь и хотел, было, закрывать, но тут… Посреди комнаты два предмета – черное и белое. Морт подошел ближе. Черное – Морт потрогал руками, чтоб убедиться – зала и обмерзшие головешки. Значит, здесь был огонь. Значит, здесь были люди. Морт потрогал белое – какая-то ткань, задубевшая как кора.
Морт вышел. Он ликовал. Сердце билось уже по-другому – волнующе. Еще один поворот…
Нет, волосы могут быть светлыми – рыжими, например. Но глаза обязательно черные, грустные. Белая, тонкая шея…Морт поднялся по лестнице на второй этаж… Открыл дверь – пусто. Открыл вторую – тоже. Дальше… Голова кружится – ну и пусть! Холод – черт с ним!
Морт хотел распахнуть очередную дверь, но остановился. Она приоткрыта. В просвете мелькнуло что-то белое.
Сердце заколотилось с новой силой, по телу пробежалась легкая дрожь. Морт вынул мешочек с драгоценностями. Надо что-то сказать, решил он. Нельзя без слов. «Я несчастен…»? Нет. «Я был изгнан из собственного дома, призираемый всеми». Недурно. Нужно сказать, что было, черт возьми! «Долгий путь. Меня могло завалить. Я заблудился, замерз. Меня могли съесть…» Нет, иначе: «Вот камни – семь камней. Над ними и надо мной два проклятия и две легенды. Одна гласит: камни хранят хозяев, спасают от бед. Но другая: камни не покинут страну, в которой были добыты, и горе тому, кто осмелиться их унести. И вот я здесь. Одна пытается убить. Но другая подставляет плече, протягивает мне руку…»
Морт толкнул дверь. Тусклый свет. Столы, множество столов. Множество шкафов. Еще несколько дверей ведущих куда-то. Пол застелен коврами, а на стенках какие-то белые шары. И тонкая фигура в белом платье у окна спиной к нему.
Морт прочистил горло – никакого эффекта. Волосы рыжие, огненно-рыжие! Она была выше Морта ростом. Ему всегда нравились высокие девушки… Морт приблизился… Платье белое, в кружевах, но белый цвет не такой яркий – будто в пыли. Морт сделал еще один шаг… А что… что у нее с кожей? На обнаженных плечах, он ясно видел… Морт поежился… Это что, волосы?
Фигура в белом платье крутнулась волчком.
Морт вздрогнул.
Выпученные глаза смотрели на него. Он почувствовал, как к нему тянуться руки, длинные с вздутыми мышцами.
– Ведьма, – выдохнул Морт, пятясь назад.
Большие глаза… Какие-то искры в них… Плоское лицо покрыто рыжей щетиной…
– Ведьма, – выдавил Морт. Руки с сильными, как у пса, когтями тянулись к нему. – Ведьма!..
Кроме глаз на лице только рот. Большой и бесформенный, как рваная рана…
– Ведьма!!! – выкрикнул Морт, и развернулся, и бросился обратно по коридору. Воздух гудел в ушах. Каблуки сапог выбивали дробь. Что-то шумело. Стон! Где-то за спиной протяжный, измученный стон. Все нарастающий стон! Крик! Монотонный, гремящий, звенящий, дробящий… Лоб вспотел. Пот жег глаза, туманил зрение. Крик нарастал. Он гремел. Он бил по стенам. Свет в трубках начал мигать. Ковры срывались с петель. Крик расщеплялся.Острыми иголками он вонзался в спину. Крик!!!Морт чувствовал тошноту. Точно рука схватила за желудок и мяла его, мяла… Крик делался невыносимым, нестерпимым, убийственным. Из носа потекла кровь. Морт бежал, не разбирая дороги. Сверху сыпалась штукатурка, куски кирпичей. Стены затрещали. Из ушей потекла кровь. Вот-вот что-то лопнет. Желудок, сердце? Может, лопнут все вены? Морт оглянулся…
Он увидел – всего на миг – неподвижная сцена, будто картина. Уродливая, кричащая фигура посреди разрушающегося коридора. А над ней, как скала, огромная белая туша – медведь готовый упасть на нее, смять, раздавить, готовый свести могучие лапы и раздробить ведьме ребра, разорвать легкие… Морт отвернулся.
Дверь. Комната. Провал окна. И короткое, сладкое чувство полета…
* * *
Морт лежал в снегу. Лицо сковал мороз. Он не шевелился – не мог. Одни зрачки сужались и расширялись. Он был рад… Рад тому, что видит небо. Крупные звезды. Яркая вуаль, покрывшая безумно-черный космос. Несметное количество драгоценных звезд…
Морт перевел взгляд на громаду замка. Он был разрушен. Башенки обвалились. Всюду камни. Может, такой же камень лежит на мне сверху?Морт ничего не чувствовал. Он застонал.
Над ущельями гор, над забитой в лед рекой, над ледяным лабиринтом и разрушенным замком вставал двурогий месяц.
Воспоминания
Это было очень давно. Прошло, быть может лет сто или двести. Для холода нет времени. Холод – он над миром.
Мое царство было огромно… Я властвовала над поверхностями вод и снежными равнинами, я двигала льдины и сдувала с небес снежные тучи. Я была всемогуща, пока не пришла она и не разрушила все. Я не помню уже ее имени, в сознании остался только взгляд: синие, словно два замерзших василька глаза, заполненные слезами.
Не только его сердце растаяло, я тоже не смогла устоять. Так было предсказано: «царство твое уничтожит любовь»… Так и случилось. Жалею ли я об этом? Наверное, нет. Холоду все равно. Но забыть… Нет, забыть, увы, не в моей власти.
Было утро. Долгое, холодное полярное утро. Диск белого солнца отражался в бесчисленных зеркалах Ледяного дворца. Кай спал. Его лицо было таким умиротворенным, что я невольно улыбалась. Если бы у меня, как и у простых смертных, родился сын, он был бы именно таким. Я сразу поняла это, когда на заснеженной улице старого города, увидела этого мальчика. В нем была сила, скрытая, дремлющая, но настолько самобытная, что пройти мимо, было выше моих сил. Я понимала, что рискую, но риск иногда оправдывает цель. Даже холоду знакомо одиночество. В моем бытии, это было единственное, от чего я устала. Одиночество: абсолютное, всепоглощающее, совершенное. Хотелось что-то изменить. И тогда я забрала его с собой. Это было не трудно. Увидев меня, Кай почувствовал то же самое, ему стало любопытно.
Всего лишь шаг навстречу и наши руки встретились. Смертное сердце слишком пламенно для холода. Оно обожгло меня, поэтому пришлось остановить его. Но он жил, хотя и забыл свое прошлое. Так было надо.
Так я перестала быть одинока и стала уязвима. Узнав разницу между абсолютом и исключением, я поняла, что выбор – самое ценное, что может быть в мире. Поняла и то, что никогда не имела его. До сих пор. Этот мальчик все изменил. Он заставил меня заново взглянуть вокруг, понять то, что раньше проходило стороной. Все наполнилось новым смыслом… Странное было время.
У холода нет страха. Вьюги шептали мне: «берегись!», но я не слушала их. Ветры выли: «она идет!», но я смеялась им в лицо. Я знала, следила за ней. За той, которая не пожелала смириться, которая бросила вызов мне – Королеве. Было любопытно, как далеко она зайдет – эта синеглазая хрупкая смертная… А она все шла и шла. Плакала, но шла, терпя боль и страх, и сопротивляясь отчаянию. Мне ничего не стоило оборвать ее шаги. Но каждый раз я опускала руку, что-то останавливало меня.
Так было до того самого утра. Мой дворец был непреступен для смертных, но эта смертная прошла. Даже холод не остановил ее – на ледяных плитах, по которым ступали ее ноги, оставались следы: маленькие, сверкающие на солнце лужицы. Это было красиво и страшно. Впервые, и, наверное, слишком поздно, я ощутила смутное беспокойство. Тогда я в последней раз улыбалась, смотря на лицо спящего сына. Да, именно сына. Холод не может любить, но дорожить чем-то – подвластно даже холоду.
Она не видела меня. Она ничего не видела, кроме него. А он просто стоял и, молча, разглядывал свои руки – иногда, просыпаясь, Кай долго не мог понять кто он.
Я вздрогнула, когда она позвала его по имени. Я никогда не могла произнести эти буквы с такой нежностью. И он услышал. И не только он – целый мир. Даже ветер затаил дыхание. Она взглянула в его глаза и заплакала. У меня тоже потекли слезы. Но холод – не плачет. Просто, было странно, что такая хрупкая, слабая жизнь, разрушила то, что я созидала столько веков.
Он вспомнил. Вскрикнув от боли, упал перед ней на колени и тихо засмеялся. Сердце снова забилось…
Они уходили быстро, почти бегом. Наверное, боялись, что я стану преследовать их. И я могла бы. Даже была должна. Но не стала. Выбор – вот то главное, что было дано мне понять. Я сделала свой, когда протянула руку Каю, поправ законы и запреты. Он – сделал свой, когда оставил мой Дворец и избрал путь жизни. Мне не хотелось становиться на пути свободы. А еще… Еще я почувствовала, что проиграла. Холод – слишком горд, чтобы брать реванш.
Я просто ушла.
Это было очень давно. Прошло, быть может лет сто или двести. Для холода нет времени. Холод – он над миром. Мое царство было огромно… Теперь оно всего лишь осколок от былого величия. Кай давно умер. Та смертная – тоже. Сменилось много поколений, быль превратилась в легенду, легенды забылись. Я – Королева, я – Холод. Но даже я – могу помнить…
Мотыльки
Она гордо возвышалась на маленьком пятачке земли в белоснежной комнате. В абсолютном царстве ослепительной первородной белизны. Даже солнце, иногда ласково смотревшее на нее через стеклянный потолок, сегодня было скрыто плотными облаками. Облака тоже ей симпатизировали. Они не любили чистый белый цвет. Слишком свободные, облака не признавали над собой ничьей власти, и старались нести в себе хоть малейшие оттенки серого. Возможно, они смогли бы внести какое-то разнообразие, но и их не было видно из-за метели, бушевавшей снаружи. Впрочем, снежная круговерть лишь бессильно билась о стекло, не способная нарушить безмятежность комнаты. Ничто не могло поколебать невозмутимость белого цвета. Кроме нее.
Росчерк красной акварели на холсте. Капля крови на белоснежной ткани. Нет, ни одно сравнение не могло хотя бы приблизить нас к истинной картине. К пониманию ее существования. Красная Роза, надменно бросающая вызов белому снегу. Он был повсюду, из него состояли стены, пол был затянут плотным, ровным слоем наста. Даже потолок оказался не стеклянным, а ледяным. Земля, окружающая стебелек у основания, была слишком мала, чтобы оказать Розе поддержку. И, несмотря на показную надменность, Роза была напугана. Одиночество оказалось слишком тяжелым испытанием. Бутон, только начинающий цвести, потихоньку опускался.
Когда вдали послышались шаги, Роза встрепенулась. Присутствие живого человека вселяло надежду. Шаги приближались. В комнату вошла женщина. Она была прекрасна. Идеальное лицо, невозможное за пределами царства грез. Глаза цвета истинных сапфиров, что на неимоверной глубине добывались редкими счастливчиками. Светлые волосы, невесомыми прядями обрамлявшие лицо. Несмотря на простое зеленое платье, осанка и жесты говорили, что к розе приближается особа царской крови. Истинная Королева, как окрестила ее Роза. Лишь неестественная бледность настораживала: ни капли жизни в бледно розовых губах, ни проблеска румянца. Впрочем, Роза никогда раньше не видела людей, и не могла отметить эту странность.
– Получилось, – умиротворенно проговорила Королева. – Надо позвать Роланда, он не верил, что я смогу, – на ее лице промелькнула улыбка. Впрочем, несмотря на попытку, в этой улыбке было теплоты не более, чем у статуи.
– Что мы сможем, – слегка поправила себя Королева. – Чудо ты мое, – ласково обратилась она к розе. – Ты даже не представляешь, что значит для меня твое существование. Оно значит, что еще не все потеряно… – последняя фраза была произнесена тихим шепотом, чтобы не спугнуть тень надежды. Между Розой и Королевой протянулись невидимые ниточки, настороженно пытающиеся связать их воедино. На щеках у последней промелькнула тень румянца. В порыве чувств, Королева протянула руку к Розе. Та доверчиво качнулась вперед.
– Ай! – от неожиданности воскликнула Королева. На кончике шипа смущенно отпрянувшей Розы повисла алая капелька. Но тут же эта капля выцвела, и от нее по Розе протянулись тонкие прожилки льда. Через пару секунд все кончилось. Ставший слишком тяжелым оледеневший бутон отломился от хрупкого стебелька и разбился о пол. Королева, посидев неподвижно несколько мгновений, резко встала и не оглядываясь пошла прочь из комнаты. На неподвижном лице вновь не было ни намека на жизнь. Цвет платья медленно изменился на белоснежный. За стенами торжествующе взвыла метель.
***
Кэри шла по коридорам опостылевшего ей дворца. В голове билась лишь одна мысль: «Опять неудача». Сколько усилий было потрачено на сохранение тепла на маленьком участке земли, на недопустимость охлаждения воды для питания цветка. Сколько усилий ушло на сбор крошек душевной теплоты, без которых роза не могла распуститься. И опять все пошло прахом. Точнее, снегом и льдом, так надоевшими за бесчисленные века…
На ее пути как из-под земли появился бледный мужчина, одетый в белый фрак. Впрочем, не совсем белый… Отблески оранжевого цвета еще мелькали на ткани, но очень быстро угасали.
– Госпожа, у вас посетитель в тронном зале, – с намеком на теплые интонации проговорил он.
– Роланд, – кивнула Кэри. – Ты смог достать одежду оранжевого цвета? Ради меня?
– Да, Госпожа. Я надеялся, что это сможет отвлечь Вас от грустных мыслей, но цвет костюма почти сразу стал таять…
– Спасибо, Роланд. Но ты знаешь, что мне бы больше понравилось, если бы ты называл меня по имени. Кэрол. Или просто, Кэри… Я уже говорила, – привычно попыталась разбить броню этикета Кэри.
– Не могу, Госпожа. Вы же знаете, придворный не имеет права обращаться к Королеве по имени. Не я это придумал, и не мне это нарушать, – уже в который раз слово в слово повторил свою речь Роланд. – Но вы тянете время, Госпожа. Боюсь, посетитель не сможет ожидать вас слишком долго. Он выдержал все испытания, дошел до конца, но силы его на исходе.
– Это может быть он? – устало, но с надеждой спросила Кэри.
– Не мне решать. Он выглядит не более и не менее достойно, чем другие.
– Хорошо, не будем тянуть.
Оставшуюся часть пути они проделали в молчании. Перед входом в тронный зал Кэри на секунду замешкалась, но встряхнув волосами и гордо подняв голову все же переступила порог. Вихрь снега, окутавший ее с ног до головы изменил платье на более пышное и оставил маленькую корону в волосах. Стоявший у восточной стены молодой парень обернулся на звук и тут же впился в нее взглядом. Надежда в его глазах вспыхнула пламенем. Порывистым движением он бросился перед ней на колено.
– Моя Королева, – начал парень, но у него тут же перехватило дыхание.
– Я не твоя королева, – холодно отчеканили губы Кэрол. – И я не звала тебя. Ступай прочь.
Парень изумленно посмотрел на нее. Несколько секунд он еще колебался, но потом все же ответил тихим, но твердым голосом:
– Я лишь требую свою награду.
– Ты смеешь требовать у меня что-то?! – в гневе взмахнула рукой Королева. В зале похолодало. «Уходи, прошу тебя, умоляю!», – мысленно повторяла Кэри.
– Если ты уйдешь сейчас, мои слуги отвезут тебя в любое место мира, – будто бы теряя интерес проговорила Королева. После некоторых размышлений, в которых без сомнения фигурировали камин, горячий грог и не менее горячие девушки, парень все же повторил:
– Я прошу награду. По прохождении всех испытаний соискателю полагается один поцелуй. Таковы правила. Вы же их и установили.
– Я помню. И раз ты твердо решил… – обреченно прошептала Кэрол. Не успел последний звук слететь с ее губ, как соискатель уже был на ногах. Немного поколебавшись, он приобнял Королеву за плечи и страстно впился в ее губы. Томительно тянулось время. По истечении минуты Королева отодвинулась от ледяной статуи, которая еще недавно жила, дышала и надеялась на что-то…
– Распорядись, чтобы это убрали, – холодно проговорила она Роланду. – Поставь к остальным, в зал последнего испытания.
С прямой спиной она дошла до трона и воссела на него, олицетворяя все величие ее стихии. Но лишь только Роланд вышел из зала, как из Королевы будто вынули стержень. Она опустилась на пол, обхватила колени и всхлипнула.
– Почему?! Ну почему они все приходят ко мне?! Ну что, ЧТО толкает их на мои поиски?! Ведь у многих из них есть жены, любимые девушки! Но они все бросают и идут в земли, откуда еще никто не возвращался! Проходят все испытания, установленные мной для их же блага. Ради чего?! Моего поцелуя?! Он еще никому не приносил счастья… Я не могу ответить им на любовь… За что мне такие муки… – тихо закончила монолог, обращенный в пустоту Кэрол. На пол закапали редкие слезы. Кэрол знала, что эта вспышка чувств скоро кончится. Вместе с жизненными силами, отданными ей тем молодым человеком… И вместо слез еще какое-то время на пол будут сыпаться льдинки…
***
Роланд выглянул в окно и вздрогнул. Метель бушевала с все возрастающей силой, словно стремясь воздушным потоком изолировать дворец от внешнего мира. Он знал, что это значит. Кэрол плачет. Она корит себя за очередного погибшего соискателя, и природа отзывается на ее мысли. Бедная Кэри… Она даже не помнит, как она стала Королевой. Но он помнит. Может, и хотел бы забыть, но не может…
Это случилось бесчисленные века назад… Они были созданы друг для друга. Кэрол и Роланд. Встретившись раз, они уже не расставались. Ни он, ни она просто не могли представить жизни друг без друга. Казалось, все будет как в сказке: «и жили они долго и счастливо…». Пока жизнь не внесла свои коррективы. На охоте Роланду под ногу подвернулся сук, и дикий кабан располосовал его наискосок, от пояса до плеча. Другие охотники донесли его до деревни, но целитель только развел руками – с такими ранами не живут. И от отчаяния Кэрол решилась на последнее средство – обратиться к темному богу… Светлый не отвечал уже многие тысячелетия, а вот о людях, получивших что-то от темного ходили жутковатые легенды…
Когда Роланд встал на ноги, он первым делом бросился ее искать. Но она словно провалилась сквозь землю. Тогда Роланд, ничего не зная о ее выборе, в отчаянии повторил ту же ошибку – пошел на поклон к темному. С одним желанием: быть вместе с Кэри. Темный явился пред ним во плоти, и первое время просто хохотал. Сказал, что выполнит его желание. Подписав кровью договор, Роланд с нетерпением ожидал встречи с Кэрол. Но темный сперва решил рассказать безрассудному парню, что тот натворил. Оказалось, что Кэрол была умнее Роланда, и заключила договор осознанно. Она становится олицетворением зимы и холодов, превратив свое сердце в лед. Так же она забывает все, что было с ней до этого, кроме условий договора. Но лишь только ее поцелует тот, кто истинно любит… Договор расторгался, и она становилась обычной девушкой. Да вот какая ирония, довольно проговорил темный, единственный, кто мог спасти ее – это ты. А ты теперь в моей власти. И я сделаю так. Ты будешь вечно рядом с ней, но не сможешь рассказать ей правду. И даже по имени обратиться ты не сможешь… А глупые смертные будут лететь к ней как мотыльки на огонь, отдавая жизни в жалкой попытке растопить ее сердце… Мне и подталкивать их не придется, пара легенд, и они пойдут за мечтой на край света. Это будет моей лучшей шуткой за последнюю тысячу лет, завершил речь темный, и бесконечно довольный собой исчез.
И так и было. Но Роланд верил, что еще не все потеряно. Кэрол оказалась сильнее, чем думал темный. Она вспомнила свое имя. Установила испытания, так что теперь не свернув с пути к ней могли пробиться лишь единицы. Но они все равно шли. И после каждой вспышки чувств, Кэрол становилась чуть холоднее…
***
Большая семья собралась у камина. Старшие сидели и неторопливо попивали эль, обсуждая последние новости. Молодые шушукались, обсуждая дела сердечные, и иногда хихикали над шутками, понятными только им. Самые младшие тихо сидели, довольные, что их не гонят спать. За окном неистовствовала вьюга, но у камина было тепло, даже жарко. И все же время от времени непонятно от чего мороз продирал по коже.
– Ух, разыгралась непогода. Опять Королева празднует, небось очередного сгубила, – хмуро сказал патриарх семейства.
– Говорят, Орин из Клайдшира ушел и не вернулся, – подал голос один из его сыновей. – Ушел туда! – многозначительно кивнул он головой. Воцарилось молчание.
– Отец, а расскажи о Королеве, – разорвал тишину семнадцатилетний Ришка.
– Уже рассказывал, и не раз, – еще сильнее нахмурился патриарх.
