– Тише, тише, – попыталась одернуть их бабушка, – не забывайте, куда мы пришли! – Хотя она сразу смягчилась и позволила себе мимолетную улыбку. Детишки, даже запыхавшиеся и уставшие от долгого пути по засыпанным снегом дорогам, были способны радоваться окружающему миру. Сама же она всей душой мечтала поскорее оказаться дома, у теплого камина, и наслаждаться красотой снегопада исключительно из окна.

«Старость, старость… А ведь раньше сами такими были. После школы, сразу на санки! И с горы! И обязательно в самый большой сугроб! Придти домой под вечер, стащить мокрые вещи и, в пол-уха слушая мамины нравоучения, прильнуть к камину и жадно впитывать его тепло. А помнишь, Кай, как мы с тобой грели монетки на каминной решетке? – Подумалось невпопад. – И бежали, обжигаясь, но упрямо не разжимая пальцев, прикладывать их к замерзшему стеклу… И, казалось бы, на что там смотреть? Ведь только-только вернулись оттуда! Но это сейчас так видится… С высоты прожитых лет. А тогда мир становился удивительно волшебным, как только мы переступали порог освещенной комнаты. И так хотелось хоть чуть-чуть, хоть краешком глаза заметить какое-нибудь волшебство, которого просто не могло не быть в зимнем вечере! Они очень похожи на нас, Кай. Жалко, что ты не можешь их видеть…»

Старушка крепче сжала ладошки внуков в своих руках, но дети не обратили на это никакого внимания. Их раскрасневшиеся на морозе лица сияли тем самым восторгом, который можно испытать только в детстве. Еще бы: все вокруг искрилось и сияло в ярких, но холодных лучах зимнего солнца. Казалось, что кто-то на небе собрался печь пирог, но случайно рассыпал волшебную муку на землю. Во всяком случае, маленькие брат и сестра были уверены в этом. Иначе, как же еще объяснить, что из снега можно лепить все, что душе угодно? И есть тоже можно, только когда бабушка не видит. Ничего-то они не понимают, эти скучные взрослые!

«Но мы то знаем!» – Дети переглянулись и рассмеялись, прекрасно поняв друг друга.

– Чур, я буду прокладывать тропинку к дедушкиной могиле! – Вдруг заявил мальчик и бросился вперед. Надо сказать, что в прокладывании дорожки он преуспел, ибо сразу свалился носом в рыхлое снежное полотно. А то, что дорожка вышла всего лишь на длину его тела, совсем не важно. Главное начать!

– Я так и думала, – обреченно вздохнула старушка, помогая излишне резвому внуку подняться. – Ну, куда ты летел? Тут и идти то трудно, а ты бежишь!

– Глупый, – девочка показала брату язык. – Надо осторожненько, потихонечку… – Шажок за шажком она медленно продвигалась вперед.

– «Осторожненько! Потихонечку!» – передразнил ее брат, с недовольным лицом отряхивающийся от снега. – Так мы и к вечеру не придем!

– Тише, дети, не ссорьтесь, – утихомирила их старушка, задумчиво глядя на ровное поле, в которое снегопад превратил тихое кладбище. Только кое-где торчали верхушки надгробий и ажурные кресты. Искать нужную могилу было абсолютно бесполезно. – Мы, наверное, зря пришли. Сейчас постоим еще немного и пойдем обратно.

– Почему? – в один голос протянули дети, которых такой поворот событий абсолютно не устраивал.

– Сегодня же годовщина смерти! – Внучка предъявила самый весомый, по ее мнению, аргумент. – Дедушка обидится, если мы не придем!

– Дедушка меньше всего хотел бы, чтобы вы замерзли и простудились, – возразила старушка. – Тем более, он уже понял, что мы здесь и что помним о нем.

– Откуда ты знаешь? – Недоверчиво поинтересовался мальчик.

– Сверху ведь все видно.

– Сверху? – Ребенок поднял лицо и уставился в небо, силясь разглядеть, откуда бы дедушка мог его видеть. Крупные хлопья вновь пошедшего снега, плавно кружась, падали на его щеки и таяли. Внезапно мальчик отвлекся от своего занятия, обратив внимание на порхающие перед ним снежинки. В конце концов, он поймал несколько штук на варежку и замер, погрузившись в изучение.

– Что ты там делаешь? – Заинтересовалась девочка. – Покажи! Покажи! Я тоже хочу посмотреть!

– Только не дыши на них, а то растают! – Предупредил ее брат перед тем, как поделиться своей находкой. Несколько минут прошли в полной тишине.

– Ну что, сорванцы, идем домой? – Спросила старушка у притихших внуков. – Чем вы там заняты?

– Бабушка, посмотри! – Мальчик протянул старушке ладонь в красной вязаной варежке, на которой лежали несколько снежинок.

– И что? Снежинки… Вон, их сколько вокруг!

– Да нет же! – Рассердился внук. – Внимательно посмотри! Видишь, там черные точечки!

– А кое-где палочки видны! – Поддержала его сестра. – И даже одна буква!

– Буква? – Удивилась старушка, сильнее прищуривая близорукие глаза, стараясь рассмотреть странный снег. – Да как же на снегу может быть буква?

Дети молча пожали плечами.

***

«Не понимаю, для чего пишу это снова. Вообще никогда не думала, что буду писать чернилами по бумаге, совсем как люди… Но здесь настолько не с кем поговорить, что сажусь и пишу, раз за разом. Ты можешь сказать, что это глупо, я не обижусь. Мне кажется, что я вообще больше не способна обижаться. Что-то изменилось во мне, что-то сломалось… Я не узнаю себя. Нет, дело не в зеркалах. Там, как раз, совсем ничего не изменилось. Знаешь, я думаю, что зеркала – это единственное, что никогда не меняется. Они могут разбиться, потемнеть, покрыться пылью, сменить раму или хозяина, наконец. Но суть остается прежней: жестокие слепые стекла. Не видят, только отражают тебя. Твой страх, твою боль, твое одиночество, твое, твое… У них нет ничего своего, поэтому кажется, что они медленно пожирают твою душу. И, в результате, когда-нибудь с той стороны на тебя посмотрит уже другое существо. Ты, но совсем не ты. Наверное, я пишу глупости. Пусть… Я стала бояться зеркал. Я боюсь, что подойду к зеркалу, а ты, проходя мимо какого-то заледеневшего окна, увидишь не меня, а ее. Другую. Когда я мельком замечаю ее, мне кажется, что она меня ненавидит. Ты будешь прав, если скажешь, что я схожу с ума.

По– моему, я стала чем-то лишним в этом мире. Даже здесь, в моем королевстве, я не могу найти себе места. Ты будешь смеяться, но мне холодно. Правда, холодно. Абсолютно не понимаю, как это можно объяснить. Хотя я все же пыталась разработать теорию. Наверное, ты что-то сделал со мной. Нет, я вовсе не пытаюсь свалить вину на тебя! Просто у меня нет других объяснений. Может быть, как я когда-то превратила твое сердце в льдинку, ты смог оживить мое? Словно у меня внутри тлеет искорка от каминных угольев… Почему именно ты? Мне становится чуть-чуть теплее, когда я вспоминаю о тебе. Никогда бы не подумала, что могу писать такие сентиментальные глупости…

Я совсем не знаю, чем себя занять. Раньше я могла кататься в санях… Нет, нет! Я и сейчас могу! Так просто: нестись на волнах ветра под звон ледяных бубенцов, смотреть на ваш, людской, мир… Вы кажетесь мошками с высоты, поэтому я всегда спускаюсь ниже, сквозь серые снежные тучи. Они так приятно щекочут, если касаются кожи… Хотя, это ты, наверное, помнишь. Опять отвлеклась! Ах, да. Люди. Они перестали меня видеть. Даже дети. Это так странно. Раньше звук моего приближения вызывал ужас в людских сердцах. А сейчас, даже если я остановлюсь в метре от человека, он меня не заметит. Кажется, мир намекает мне, что я стала посторонней для него. Печально, да?

Поэтому сейчас мои сани стоят без дела. И чудесные ледяные бубенцы звякают только тогда, когда скучающий ветер заденет их своим дыханием.

Иногда я выхожу прогуляться, когда в замке становится слишком холодно. Может, тебе покажется странным, что я ищу спасения от холода не за стенами дома, но поверь, иногда снаружи все же бывает теплее. Наверное, это потому, что я все еще надеюсь, что ты когда-нибудь заглянешь ко мне. Это дико, я знаю. После того, что я сделала… Но все равно почему-то жду.

Мне кажется, что тебе понравится мой лес. Здесь каждая веточка укутана инеем. Я старалась, правда. Было бы здорово прогуляться тут с тобой, среди застывших во сне деревьев. Ты ведь вряд ли поймешь, что все соки в них замерзли давным-давно. Что это уже скорее памятники, чем живые существа. Но со стороны это выглядит потрясающе!

Меня окружают мертвецы, как не прискорбно это сознавать… Иллюзия жизни, ледяные куклы. Когда я брожу среди них одна, то чувствую себя чудовищем. Порой это становится невыносимым…

Ах, да! Еще я завела себе маленький садик. Там цветы совсем такие, какие я видела у тебя на балконе. Мне не вспомнить, как они назывались, но они были просто прекрасны. Жаль, что мне не чем раскрасить их лепестки… Мои цветы такие же мертвые, как и все здесь. У них только одно сходство с настоящими: шипы такие же острые. А в остальном, это обман, фальшивка… Когда настроение совсем портится, я в бешенстве разбиваю их. Но они каждое утро вырастают снова. Кто-то скажет, что это чудо. А я знаю, что живые цветы никогда бы так не смогли, и мне становится еще тоскливее. Как не печально, но я не могу ничего создать. Ты такой счастливый! Ты можешь вырастить цветок, можешь завести щенка и радоваться, глядя, как он растет… Я как-то принесла из вашего мира маленькую собачку. Я так хотела, чтобы она скрасила мое одиночество! А ей было невыносимо холодно тут. И как бы я не прижимала ее к себе, все равно не могла согреть!..

Больше я никого не пыталась завести. Это было очень больно. Если бы ты только знал…

Где ты сейчас, Кай? Чем занимаешься? Мне даже страшно представить… Столько лет прошло. В вашем мире время летит со скоростью молнии. Мои же часы, похоже, заморожены так же, как и все остальное в этом царстве. Знаешь, я иногда мечтаю о той печке, которой ты мне угрожал, кажется, уже целую вечность назад. Или о тепле камина, возле которого ты, вероятно, тысячу раз грел озябшие руки. Я готова отказаться от этого ледяного бессмертия за толику тепла. Смешно, да? Я знаю, что, скорее всего, оно меня убьет, но это не так страшно, как мысль о том, что когда-нибудь та живая искорка, что ты мне подарил, замерзнет и умрет в моем сердце, совсем как принесенный когда-то несчастный щенок…

Проклятье! Какой бред… Я действительно схожу с ума. А ты живи, Кай. Только не забывай обо мне, ладно? Я понимаю, что это слишком эгоистичная просьба, но все же. А письмо… письмо не подлежит отправке. Я тебя не побеспокою, мальчик…»

Женщина тряхнула белоснежными кудрями, словно отгоняя назойливые мысли. Потом резко поднялась из-за низкого столика, нервно комкая в бледных пальцах лист бумаги, исписанный твердым мелким почерком. Уверенно покинув ледяную залу, она направилась через анфиладу комнат к выходу. Стены, богато убранные ледяной резьбой и инеем, вопреки ожиданиям не радовали ее глаз и не привлекали внимания.

«Устала… – думала она, слегка морщась от слишком громкого стука каблуков по полу, – как же я устала… Эти бессмысленные письма только бередят душу. Не буду больше писать! Точно не буду!»

Потом она печально улыбнулась, вспомнив, что то же самое говорила в прошлый раз.

Выйдя на крыльцо, она небрежно махнула рукой. Через мгновение ветер котом ткнулся ей в щеку, а потом, играя, запутался в кудрях.

«Ты тоже неживой, не притворяйся…»

После непродолжительного раздумья, женщина разжала пальцы, выпуская письмо. Ветер тут же подхватил игрушку. Мелкие льдинки, подобранные им по дороге, принялись полосовать несчастную бумагу. Через несколько мгновений от письма ничего не осталось, кроме едва отличимых от снега клочков. Позволив себе еще одну улыбку, Королева скрылась в замке, а ветер, поняв, что больше не нужен, понесся прочь, не выпуская из импровизированных когтей новую игрушку.

***

– Наверное, вам показалось, – сказала старушка застывшей в ожидании малышне. – Кто же может писать на снегу?

– Снежная Королева! – Воскликнул мальчик и обиженно надул щеки. Ему очень хотелось чуда, поэтому глупые взрослые отговорки только расстраивали.

На лицо старушки набежала тень, но дети этого не заметили.

«Только ее то нам и не хватало, – от воспоминаний даже в пот бросило. – Не поминай это чудовище, внучок, не надо. Дедушка твой договорился однажды. Только вот я вряд ли смогу и тебя вытащить из ее ледяной берлоги. Не может мне два раза так повезти. Так что давай не будем о ней говорить…»

– А может это все-таки не снег? – Внучка-умница попыталась разрядить обстановку. Пусть она сделала это неосознанно, но все равно…

– А что тогда? – Брат явно был не в восторге от этой версии.

– Ну, бумага… – Неуверенно протянула девочка.

– А ты попробуй на ладошку взять, – посоветовала бабушка. – Или подыши. Если растает, значит, твоя правда.

– Точно! – Мальчик быстро стянул варежку и поймал на ладонь еще одну странную снежинку.

– Вот видишь, она не тает! – Засмеялась девочка. – Не бывает никакой Снежной Королевы!

– Бывает! – Обиженно завопил тот в ответ.

– Не бывает! Правда, бабушка? – Две пары детских глаз уставились на старушку.

– Правда, внученька, правда, – прошептала она, снова беря детей за руки. – Идемте домой, а то совсем замерзнем…

«Все– таки они очень на нас похожи, Кай, – думала старушка, плетясь обратно под гомон опять разбушевавшихся внуков. – Даже больше, чем хотелось бы… Надеюсь, что наших ошибок они не повторят».

***

Королева стояла перед огромным зеркалом. Бесстрастное стекло было прикрыто толстым снежным покрывалом. Она стояла и боялась его сдернуть. А ведь так просто увидеть в волшебном стекле человека, кого так хотелось найти в последние годы! Но вероятность того, что с той стороны зеркала на нее посмотрит ставшее самостоятельным отражение, заставляла снова отходить к окну и до боли в глазах вглядываться вдаль в тщетной надежде, что там, у подсвеченного северным сиянием горизонта, замаячит человеческий силуэт.

В ледяном мире совсем ничего не изменилось. Как и день, как и год назад…

И ледяные бубенцы на санях также уныло звенели, качаемые вернувшимся ветром.

Холод

Sill

[Закрыть]

Зима покрыла все белоснежным саваном холода и снега. Ели искрились в призрачном свете бледной луны, время от времени выглядывающей из-за облаков. Искрился и безупречный снежный полог, укрывающий землю. Тени были почти осязаемыми и стеклянным. Воздух звенел, звенел от холода хрустальными звоночками, переливался мелодией зимней ночи.

Холод. Он пробирался под одежду. Он проникал в легкие с каждым вздохом. Он резал незащищенную кожу не хуже бритвы. От него не было спасения. Было чертовски холодно…

Уже несколько часов, несколько самых долгих часов моей жизни он владел мной. Рядом, тяжело дыша и выпуская драгоценное тепло из тела в виде небольших облачков дыхания, брел мой друг… Хотя какой друг… Мы познакомились только сегодня… Было весело… Все смеялись, шутили. Тогда еще не было так холодно… Тогда морозец приятно щипал щеки, покалывал. Нас было человек пятнадцать… Любителей экстрима, зимней охоты и прочей чепухи. Импортные дорогие куртки, такие же ботинки… Егерь только посмеивался над нами, одетый в ватник и валенки.

Я бы сейчас многое отдал за этот потертый ватник и потрепанные валенки… Только бы прошел этот холод…

Исчезала в зеркале заднего вида сторожка. Было весело, адреналин приятно бурлил в крови, давая ощущение всемогущества. Это ощущение подкрепляли и новенькие карабины.

Только холоду все равно, сколько стоило твое ружье. В каком бутике ты покупал куртку… Он пробирается под кожу, заставляет сердце замедлять сой бег. Сейчас самое главное не упасть, не закрыть глаза, не отдаться во власть ледяного сна.

По несчастливой случайности я и мой напарник отстали от группы. За деревьями мелькнула тень. Любопытство сгубило многих…

Сейчас я– то понимая, что не стоило никуда отходить от группы… Там ничего не оказалось, а наши следы запутались на столько, что обратно мы выйти не смогли…

Снежный покров доходил почти до колена. Идти было трудно, иногда приходилось помогать себе руками, разгребая сугробы, разрушая хрупкое и прекрасное совершенство этого холодного царства.

Единственное, чего я никогда не смогу перенести – это холод…

Хорошо, что рядом со мной был еще один живой человек. В этом ледяном безмолвии можно было сойти с ума. Только его хриплое дыхание, только его редкий, едва сдерживаемый кашель не давал провалиться сознанию в небытие.

Я ненавижу холод… От него нельзя сбежать… Раньше я ненавидел много вещей: общественный транспорт с его вечной толчеей. Вонючие автомобили, хамоватых продавщиц, вечно разбитые дороги, шум, громкие голоса… Сейчас я понимаю, какие это были мелочи…

Я ненавижу только холод…

Когда облака на пару минут разошлись, и белесый свет луны озарил небольшую избушку посреди заснеженной поляны, ни я, ни мой спутник не поверили своим глазам. Неужели…

Из последних сил, падая, застревая в снегу, мы брели к ней. Счастье… Знал ли я когда-нибудь что это такое? Счастье – это тепло… Когда ты можешь чувствовать свои руки… Когда ты можешь шевелить своими конечностями без труда, без обжигающей холодной боли…

В дом тоже пробрался холод. Давно, не спеша и не медля. Поступью хозяина он вошел через прорехи в крыше, через разбитые стекла. Но его еще можно было прогнать…

Небольшой огонек разгорелся в центре дома. Он пожирал доски и прочий мусор. Мы кормили его, давали ему энергию и силы. Взамен он прогонял холод.

Скрипя от неудовольствия, упорствуя до последнего, холод покидал стены развалюхи. За разбитыми стеклами, в которых отражался огонь, темнел заповедный лес. Вековые ели мохнатыми великанами застыли на его страже. Мой спутник поднялся, оторвал взор от пляски язычков пламени. Нетвердым шагом подошел к окну.

Тени скользили по обветшалым стенам избушки. Застыв у разбитого окна, он стоял, пустым взглядом уставившись вдаль. В его бесстрастных глазах отражались всполохи огня. Холод снова обнял меня, заставляя вздрогнуть. Даже жаркое пламя не могло его прогнать.

Пошатываясь, мой спутник побрел к двери, по дороге скидывая с себя куртку.

Сначала было действие. Я бросился к нему, повалил на грязный пол. Потом пришла мысли – «зачем?»

– Там… Девушка… – прохрипел он.

– К дьяволу тебя… – слова царапали сухое горло, голос больше походил на карканье.

– Там… Ее холодно… – в глазах его появилась такая жалость и боль, что я невольно разжал руки.

Мой спутник не попытался встать. По крайней мере, сразу…Медленно и отрешенно он поднялся. Я пытался его остановить. Он все твердил про девушку…

А там был только холод…

Прогорал огонь. Я сидел, скрестив ноги по-турецки, положив рядом ружье. Оно было теплым. Почти горячим. Рядом сидел он. Мне пришлось его связать. Иначе мне пришлось остаться одному. И тогда холод вновь вернулся бы…

– Отпусти меня… – голос чуть подрагивает.

– Я не могу отпустить тебя. – приходится говорить мягко. – Там никого нет. Только холод.

– Там девушка. Я видел ее.

– Не правда. – усмехаюсь. – Там только холод.

Он замолкает. Хорошо. Глаза закрываются, но я знаю, что спать нельзя. Только не всем вместе.

– Спи. – прошу, почти умаляю его. Но мой спутник смотрит на меня…

– Нет. Если я усну… – он уже почти шепчет, – она может умереть…

– Там никого нет! – кричу, срывая горло. – Там! Никого! Нет!

– Я видел ее. – тихо, на уровне слышимости.

– Это была ель, сугроб, что угодно! – подлетаю к нему, трясу за плечи. Его голова безвольно болтается из стороны в сторону. – Там никого не может быть!

– Это был не сугроб… Там замерзает девушка… На ней только платье, отнеси ей мою куртку… – шепчет он.

Я устал. Сажусь снова возле огня, жадно лижущего дерево. С дыр сыпались крохотные осколки холода – снежинки, потревоженные нашим теплом.

Сон пришел вместе с теплом. Но я-то знал, что спать нельзя. Холод до конца не ушел из дома, таился по углам, наблюдая и выжидая. Глаза слипались, тепло манило и звало к себе.

– Я развяжу тебя, если ты будешь следить за огнем.

Мой спутник посмотрел на меня почти радостным взглядом. Однако там мелькало слишком много эмоций. Тогда я понял – ему нельзя доверять. Я ни за что не развяжу его. Даже если он будет умолять меня. Но он не умалял. Не просил. Просто сидел, смотря в окно. Он явно что-то замышлял. Уверенность в этом росла и росла.

Тревоги уходили в даль. Сон все-таки победил там, где проиграл всемогущий холод. Мне пришлось лечь вместе с этим… предателем. В том, что он предал меня, сомнений не было. Он только и мечтал о том, что бы погасить огонь…

Глаза слипались. Мельтешили огненные блики… Бездна тепла поглотила меня.

Утро выдалось на удивление солнечным. Я лежал на спине, смотрел сквозь прорехи на небо. Рядом лежал мой спутник, горел огонь…

Воздух звенел, подобный хрусталю. В тени старых елей стояла девушка, одетая в тонкое льняное платье. Белые, словно снег, волосы, слегка развевались на невидимом ветру. Острые, будто края снежинки черты лица были так же прекрасны и завораживали. Она смотрела, как тает старый бревенчатый дом, оставляя после себя круг древних камней, в центре которого лежали два тела.

Босые ноги ступали по снегу, не оставляя следов. Тела внутри круга все больше и больше покрывались инеем. Девушка подошла к ним, бесстрастно рассматривая двух мужчин. Один лежал скрючившись, обняв винтовку. Второй лежал боком на потухшем костре. Веревки обгорели, а остекленевшие глаза смотрели в сторону девушки. Губы красавицы тронула легкая усмешка.

Опустившись на колени, девушка молитвенно сложила ладони. Ветром пронесся ей голос над лесом:

– Тебя, великая мать, Ледяная Княжна, приношу эту жертву…

Тела уже не было видно из-под инея. Последними скрылись глаза, безжизненно смотрящие куда-то вдаль.

Древняя пуща, владения Ледяной Княжны, принимали жертву.

…Огонь почему-то почти не грел. Мы сидели рядом, протягивали руки, но холод все-таки завладел и им…

Назад к карточке книги "Снежная Королева и её владения"