Текст книги "Измена. Няня для мужа (СИ)"

Автор книги: Саша Киндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Измена. Няня для мужа
Саша Киндер

Глава 1

Я его люблю – давило в голове. Господи, как же сильно я его люблю. Перестала ему верить, поняла, что вместе нам никогда не быть, но от рези в груди избавиться не смогла. Да и не получилось бы, потому что с момента, когда я застала собственного мужа с другой, прошло не больше двух недель. Их нам дали на примирение до слушания, на котором мы оба сейчас и были.

И если я старалась не смотреть ему в глаза, то он, не скрываясь, давил на меня, как делал это все эти чертовы две недели бесконечных звонков, писем и преследования меня с детьми в каждом уголке нашего города. У него были связи – у меня ничего. Только обида и желание сбежать от него куда подальше.

– Долли, поверь мне, это ошибка, – серый взгляд мужчины совсем не выглядел виноватым.

Ещё бы. Он всё это время пытался оправдаться, играл со мной как и прежде и обманывал. Но я слишком сильно устала от этого.

– Н-не надо, п-пожалуйста… – прошептала больше для себя, – хватит.

Он дёрнул щекой. Психанул, подтвердив то, о чём я подумала. Хотел снова заставить меня поверить в его враньё.

В зал вошла полная судья, махнула черной хламидой и тяжело села в кресло за длинным столом. Мы же стояли каждый за своей стойкой в разных углах зала. Я не выдержала бы, будь между нами меньше этих пяти метров.

– Итак, приветствую вас на заседании по бракоразводному процессу. Истец – Долорес Еррера выступила с исковым заявлением о расторжении брака в отношение ответчика – Эксаля Еррера. Ответчик согласен с заявлением? – судья смотрела в упор на моего почти бывшего мужа.

Удивлялась, наверное, почему такая недалекая как я разводится с красивым и обеспеченным мужчиной. А по нему было видно, что он богат. Он умел показать себя вообще. А ведь никто кроме меня в этом зале ещё не понял, насколько он умный, хитрый и… бабник.

Сердце стучало быстро. На глаза наворачивались слёзы обиды и усталости. Мне всё это надоело.

– Нет, – усмехнулся Эксаль, – я не хочу разводиться со своей женой. Она ошиблась, обвинив меня в том, чего я не совершал, забрала детей и не хочет со мной разговаривать. Во мне теплится надежда, что мы сможем решить всё здесь. Малой кровью.

Судья быстро перевела взгляд с него на меня. Если он был идеален во всём, то мой внешний вид был точно не таким притягательным – я очень много плакала в последнее время. Теперь никто не помогал мне с детьми, приходилось успевать заниматься домашними делами самостоятельно, а ещё нервничать из-за того, что Эксаль обивает порог каждой квартиры, которую я снимаю. Я выглядела измученной, уставшей и больной. По сравнению с прекрасным и спокойным ним, я чувствовала себя убитой.

– Насколько мне известно, у вас есть общий ребенок, место проживания которого тоже будет решаться на заседании. Это так? – судья.

Внутри всё похолодело. Мне было страшно, что он сможет забрать у меня Холли и Франко. А с его связями и деньгами…

– Двое детей, – прошептала.

Мужчина усмехнулся.

– Один, – поправил меня, – у нас общая дочь. Холли Еррера. Ей пять месяцев. Что же касается второго моего сына, то Франко у меня от первого брака, – он расплылся в улыбке, – и тот факт, что ты его… забрала, Долли, незаконен. Это можно квалифицировать как… кражу ребенка? Так нельзя делать, но мы поговорим об этом наедине, да, дорогая? – он хмыкнул, – так что делить положено только одного ребенка и имущество, однако и этого мы делать не станем, потому как решим проблему без развода.

Я прикрыла глаза. Точно дрожала.

– Ты мне врал, – тихое от меня, – я даже тебя слушать не хочу.

– Тем не менее придётся, – перебила меня судья, – такова процедура, истец.

Эксаль посмотрел на неё холодно и зло, но промолчал. Обычно он держал себя в руках, пока его не выведут из себя. Иногда он был вспыльчивым.

– Вы правы насчёт решения о ребенке, ответчик. Но мы должны отметить каждый аспект развода, – женщина заглянула в бумаги перед собой, – в вашем заявлении на развод нет иска о разделе имущества, – сказала она мне, – законодательно вы имеете права на половину нажитого в браке, а это… – её глаза расширились, – имущество на общую сумму в двести шестьдесят тысяч евро за полтора года. Эту выписку предоставил суду ваш муж.

Я поджала губы.

– Мне ничего от него не нужно, – подняла уверенный взгляд на судью.

Эксаль тяжело вздохнул и отвернулся. Смеётся надо мной?

– И это не смешно! – почти ровным голосом, – то, что ты сделал… это…

На мне остановились его серые глаза.

– Я лишь улыбнулся, Долли, – он пытался говорить мягко, – ты всегда была такой гордой. Я обожаю это в тебе.

Выглядело как насмешка. Я опустила голову, крепко ухватилась за край своей деревянной стойки и попыталась заставить себя не плакать снова. Глаза защипало.

– Вам нужно написать отказ от совместно нажитого имущества в пользу ответчика, однако по документам у вас также имеется недвижимость, купленная в браке три месяца назад, – что-то читала судья, – эта часть имущества тоже должна быть разделена.

Эксаль отрицательно помотал головой.

– Это подарок, – выглядел уверенным он, – это полностью её дом. Не смотря на то, что она сбежала.

Судья явно думала какая я дура. У неё на лице было написано.

– Вам, ответчик, тоже необходимо будет написать отказ в пользу истца, – строго произнесла женщина, – итак. Причиной развода истец назвала измену. Суду нужны пояснения.

В ответ на её слова я медленно кивнула, вздохнула и начала:

– У меня была хорошая семья. Небогатая, но хорошая.

Эксаль хмыкнул.

– Они принижали тебя, а впоследствии вынуждали тянуть на себе, – перебил меня мужчина.

Я мотнула головой.

– Т-ты не прав, – снова шёпотом.

– Ответчик, я прошу вас выслушать версию истца, – судья, – после мы будем слушать вашу позицию.

Он кивнул. А попытавшаяся успокоиться я нырнула в воспоминания, рассказывая о них не только суду, но и самой себе.

«Всю свою жизнь я жила в небольшом городке на краю Коста Брава. Океан, солнце и счастье были для меня частью детства. Но потом что-то пошло не так, и когда я стала подростком, будто ответственность за каждого члена семьи свалилась на плечи, я открыла глаза и почувствовала тяжесть жизни. Родители никогда не были богатыми, иногда даже занимали у знакомых деньги, чтобы прокормить большую семью из бабушки, мамы, четырех детей, включая меня, и приходящего отца. Последний любил выпивать, красть и бить маму, поэтому все дети любили его только в самом начале очередного визита – в конце он всегда оставлял заплаканную маму с синяками, нас без денег, а иногда ещё и с новым членом семьи.

Так было и в тот раз. Через три дня мне должно было исполниться шестнадцать, я кое-как сдала школьные экзамены и предвкушала спокойные трудовые будни – школа отнимала много времени, особенно когда занимаешься кучей подработок для подростков. Но все они были мелкими и плохо оплачиваемыми. Тогда должно было всё измениться, потому что я могла работать на полную ставку, как делал это старший брат, и хотела получать нормальные деньги. Всё было отлично.

До того момента, пока пришедший на эти три дня отец ушёл без наших накоплений, помимо тех собранных мной на праздничный ужин, а ещё оставил маме сюрприз – она сделала тест на беременность сразу после его ухода, после чего побежала за ним вдогонку, нашла через несколько часов и получила ещё и сломанную руку.

Она работала продавцом в магазине. Трудно представить, как именно мы должны были жить на зарплату с шабашек брата и бабушкину пенсию, учитывая, что к нам подближались отцовские долги, а мама ушла на затянувшийся больничный сперва со сломанной рукой, а потом с ребёнком. Свой выпускной я, естественно, пропустила. И это казалось мне самым ужасным во всей этой истории, ведь к приходам отца я привыкла, но судьба решила дать мне ещё большего пинка, сделав это весёлым и радостным лицом старшего брата, пришедшего немного пьяным и разговорчивым на тихий и грустный семейный ужин.

Тогда снова были макароны. Терпеть не могу макароны.

– Я женюсь! – упал рядом со мной на стул Пабло, – приведу завтра знакомиться с вами. Она такая… вы бы видели её! Красавица. Из хорошей семьи и даже училась в институте! Представляете?

Мне почему-то стало смешно.

– Она тебе соврала, – хихикнула для него, – не может такая, как ты её описал, взглянуть на тебя, – смешок, – ты работаешь грузчиком, Паб. Ты скорее всего придумал её, когда перепил!

Парень скривился и отправил в рот ненавистные макароны.

– Заткнись, Долорес. Хоть так будешь выглядеть умнее, чем ты есть, – он толкнул меня в плечо, – вот кто сдохнет или в девочках, или в ближайшей канаве, как шлю…

– Прекратили! – рыкнула на нас мама.

Она последнее время была ну очень злой. Ещё бы нет.

– Что значит ты женишься?! – вспыхнула краской бабушка, – ты совсем сдурел? Мать на сносях, а ты придумал притащить в наш дом еще один… одну… да я тебя скорее выгоню, чем… пользы от тебя…

– Она хотя бы работает? – спросила у брата.

– Если из университета, то должна хорошо зарабатывать, – с надеждой смотрела на него мама, – ну же!

Пабло поджал губы.

– Мы будем снимать с ней квартиру, – заставил замереть всех нас он, – и мне плевать, что вы все скажете, ясно? Мне девятнадцать! Я сам могу распоряжаться собой и своей жизнью! Ха! И тем более деньгами. А вы… вон, вы сколько дней говорили, что Долорес теперь будет работать. У вас есть замена! Вот пусть она и пашет. А у меня новая семья, – он поднялся из-за стола, дернул его назад так, что почти уронил, опрокинул пальцами свою наполовину пустую тарелку и добавил, – разве я виноват, что ты без конца рожаешь от этого… – на маму, – что ты старая, – на бабушку, – а ты тупая и никому не нужная даже для того, чтобы тебя попользовать? – на меня, – эти мелкие не в счет, – на своих же сестер, – почему отцу можно уходить, а мне нельзя?! – к маме, – командуй теперь всеми ими. Я тут не при чём. Мне надоело тянуть вас!

По столу сперва попрыгали, а после застыли раскиданные с его тарелки макароны. Я смотрела на них с такой нехваткой сил, что горечь резала по животу и горлу. Бабушка начала ругаться, дети плакать, брат уходил, а мама бежала за ним так же, как делала это за отцом. Вскоре из комнаты ушла и бабуля. А я осталась одна. Вернее, с теми, кого стоило успокоить, но кто не мог поддержать меня.

Иногда казалось, что я одна думала про младших. Остальным было плевать. В то же день на плечи будто упало больше тяжести и ответственности, ещё не раздавив меня, но точно заставив осознать, что я не справлялась и с прежней кучей.

Просящая у судьбы и получившая лишь в мечтах возможность сделать всё немного легче я, поняла, что просто в моей жизни не будет никогда».

– Лучшая семья, – лениво, но как-то важно облокотился на свою тумбу Эксаль, – ты оправдывала каждого из них. В то время как они лгали тебе, использовали и давили, – он хмыкнул, – знаешь, что я понял за время нашего брака, Долли? – он подался ближе ко мне, сильнее надавливая, – ты привыкла к ссорам и тяжёлой жизни, потому и настраиваешь себя на эту гадость, – его глаза сверкнули, – ищешь во мне пороки, например.

Я отвернулась от него. Ему лишь бы показать себя как самого лучшего. Как доброго и понимающего. А до меня и в самом деле дошло, что счастливой мне никогда не стать. Всё всегда будет плохо.

– Вы начали издалека, – нахмурилась судья, – это так важно? Какое отношение ваша жизнь до брака, а тем более детство, имеет к разводу?

– Не давите на неё, – смотрел зло из-под ресниц на женщину Эксаль, – если она говорит про что-то, то это важно. Для неё.

Он упивался тем насколько он хорош. Какой солидный у него тон голоса, и насколько он сам по себе важный и защищающий. Он говорил, и не раз, что обожает это. А я, дура, влюблённо смотрела на него и восхищалась.

– Странно слышать от тебя такое, после того… что ты сделал, – рывком стёрла слезу.

Мужчина дёрнулся.

– Что я сделал, Долли? – прошипел он, – ничего не было! Ты и сама это понимаешь, но хочешь немного пострадать. Ты же так долго этого не делала, – смешок, – я не изменял тебе. И не планировал. Единственное, о чём я сейчас жалею, это то, что мы с детьми не уехали из этого дурдома раньше!

Я фыркнула.

– Не изменял? Я что ли совсем дура?! – я тяжело дышала, но сдерживала крик, – я всё слышала и… видела! А-а ещё… как тебе было не стыдно? Ты же видел, что в комнате был Франко! Т-ты даже не подумал о нём, потому что…

– Вот именно! – перебил меня мужчина, – в комнате был мой сын. Я, по-твоему, из ума выжил, изменять тебе при сыне?

Я почти задохнулась.

– Значит ты не отрицаешь, что делал это без него? – губы дрожали, – и… и это наш сын, а не только твой.

Эксаль сперва замер, а после расплылся в улыбке, словно сдерживая смех.

– А знаешь, я рад, что ты отказывалась разговаривать со мной эти две недели. Теперь мы делаем это при людях, а значит будет больше шансов на то, что ты поймёшь, о чём именно говоришь, – улыбка с его лица сползла, – я даю тебе слово, что никогда ни единого раза не изменял тебе, Долли.

Какой же у него при этом был взгляд! Мне даже сейчас хотелось поверить ему и обмануться. Почувствовать, что всё снова хорошо на несколько дней, а после упасть ещё ниже.

Но у меня был пример мамы, которая прощала ужасные поступки отца, его пьянство, кражи и измены, и я не хотела быть такой, как она. Я хотела чувствовать, что меня любят хоть немного в ответ, и не закрывать глаза на правду.

– Я всё видела, – ответила ему, вздохнув, – и не один раз ловила тебя. Да даже твоя сестра подтвердила!

Мужчина закатил глаза.

– Гениальный пример, Долли. Мы оба знаем, что у неё в голове, – он всё ещё вальяжно опирался на стойку.

Его будто ничего не волновало, и ничего ему не угрожало. Он был расслаблен, словно знал, что победит.

– Вы настояли на свидетелях, – произнесла судья, – однако мы выслушаем их позже. После ваших доводов, истец, в подтверждение измены. Продолжайте вашу историю. Мы все ждем.

Я медленно кивнула, собралась с силами и выдавила:

– Когда брат ушёл нам стало очень тяжело. Я долго искала работу, бегая с одной подработки на другую, но без опыта и несовершеннолетнюю меня не хотели брать. Всё оказалось сложнее, чем я себе придумывала.

«Мне снова отказали. Как увидели мою просящую улыбку и протянутые документы, так сразу покачали головой и даже на собеседование не пустили. Хотя по телефону звали так сильно, сказали об ужасной нехватке персонала и… но оно уже было не важно. Я опять шла домой и ревела – это единственное, что я могла делать. Если бы мне платили деньги за слёзы, то моя семья была бы самой богатой в городе.

Хаоса в картину жизни добавляло то, что Карлос, которому полгода назад исполнилось двенадцать, постоянно дрался в школе, а маме приходилось зашивать его порванные вещи.

Семилетняя Агата должна была пойти в школу, и благодаря тому, что она прошла какой-то там тест для поступающих с высокими баллами, её приняли в школу получше в другом районе, а значит кто-то должен будет не только водить её, но ещё и купить в следующем месяце школьную форму, которая нам точно была не по карману. Не говоря о тетрадях и прочей школьной гадости! Я боялась представить сколько стоит всё это. Зачем оно вообще нужно?

– Ну и? – сидела на лавке у ворот мама.

Она заметила меня первой – я снова ничего не видела перед глазами. С усилием лишь помотала головой ей в ответ.

– И в самом деле бесполезная! – фыркнула она, – твой брат хотя бы что-то мог, а ты?

Она никогда не обращала внимания на меня, разве что, если я не успевала что-то сделать или накосячила. Спасибо, что она слёзы не заметила – так бы вцепилась в них и продолжила орать.

– Господи, зачем я вас всех рожала? Чтобы вы мне в старости стакан воды не принесли? – продолжила она, пока я заходила в дом, – ни черта не можете без меня! Почему я должна тянуть вас всех на своей шее?!

Бабушка была мягче:

– Забери это чудовище! – сунула мне в руки младшую она, – спина от неё болит.

Она криво захромала к квадратному телевизору, подняв кучу пыли из кресла напротив.

– Что, сестренка, ты снова никому не сдалась? – рассмеялся Пабло, – говорил я тебе – иди в проститутки. Спрос будет… хотя, получать всё равно будешь мало, – он закинул в рот что-то из своей тарелки, – страшная же, как будто тебя уже лет двадцать кто-то…

– Заткнись! – крикнула на него бабушка, – телевизор не слышно из-за тебя, идиот!

Паб продолжил жевать:

– Так ты прибавь звук, дура, – закатил глаза он, – буду я ещё шептать ради тебя, ага.

Я села напротив него.

– Чтобы больше электричества намотало?! – заорала, вбежав домой, мама, – пошёл вон отсюда, советчик хренов!

Я поменяла позу малышки на руках, чтобы та смогла наконец уснуть. Глазки у неё закрывались ужу с минуту.

– Ты что здесь делаешь? – спросила у старшего брата, – неужели пришёл пожрать? А твоя невеста тебя почему не кормит?

Мне казалось, он бросит в меня свою тарелку. Он так иногда делал, когда вокруг не было никого из родителей. Но сейчас я была защищена.

– Завали, ясно?! – прорычал он, – где хочу, там и сижу. Или тебе жалко, курица? Ты-то сюда вообще ничего не купила.

– Долорес, чтоб тебя! Пошла вон отсюда в другую комнату! – мама, – надоели орать! Никакой от вас пользы, нахлебники чёртовы!

Я встала, думая только о том, что живот сводит от голода – я опаздывала утром и поесть не успела, а сейчас там будет этот идиот Паб, который каждую мою ложку прокомментирует. Лучше уж так, чем под всеми их взглядами и насмешками.

В комнате было прохладно, в отличие от кухни. А ещё темно от закрытых штор и окон – они здесь никогда не открывались, потому что были залеплены скотчем в нескольких местах и щелях в дереве. Это я придумала, потому что младшие вечно лезли туда и нередко резались, вот и… положила ребенка на кровать мамы – стало немного легче. Вчера пришлось поднимать кеги с пивом, потому что вторая моя сменщица заболела, а строящего мне глазки охранника в тот день не было. Да и просить его как-то было уже не забавно, как сначала – ему было больше сорока, а попытки меня облапать не под камерами наблюдения участились. Но это всё равно было лучшим вариантом подработки, продавцом меня взять не могли, но помощником – запросто. Там хоть стабильно платили, а ещё просили оставаться всего на пол дня, из-за второй сменщицы. Так нам просто можно было меньше платить, потому что мы работали по пять часов каждая, но не полную смену для «взрослых». Брат так сказал – я хоть и терпеть его не могла, но иногда он говорил что-то не тупое.

Это немного и было проблемой, потому что найти себе что-то на вторую половину дня было сложно, мне было шестнадцать, а уходить на полную ставку куда-либо было глупо – меня могли уволить через некоторое время, а сюда не взять обратно. Я боялась остаться совсем без работы.

– …как же ты надоел! – показалась в дверном проёме Агата, – тебя сюда не звали, ты сам от нас ушёл! Так иди отсюда! Ты сказал, что мы тебе не нужны!

Она хлопнула за собой дверью и виновато посмотрела сперва на малышку на кровати, а потом на прижимающую палец к губам меня.

– Прости… – прошептала она, – просто этот дубина… он так бесит! Так орал, когда уходил, а теперь… – она звонко посмеялась, – ты слушала, что он сказал? – она дождалась, пока я помотаю головой, – они сняли квартиру, он уволился, думая, что будет жить за счёт своей невесты и… – хихик, – она сказала ему идти работать!

В душе стало как-то приятно, хоть это и было жестоко.

– Дебил, блин, – она залезла на кровать и развалилась у моего плеча, – все мальчишки дураки. Что наши братья, что во дворе! И, знаешь, я так рада, что не буду с ними учиться! Может в той школе мне будет лучше? Бабушка сказала, что там точно будут мальчишки поумнее.

Я улыбнулась.

– Надеюсь, что хоть ты будешь у нас хорошо жить, – я сощурила глаза, – приедешь лет через десять на дорогущей машине, как скажешь мне: Долли, садись, я увожу тебя в свой пентхаус на побережье, чтобы ты больше никогда не работала и ела ананасы каждый день!

Она снова звонко рассмеялась, но уже через минуту поджала губы и крепче прижалась к моему плечу.

– Тебя опять не взяли? – пробурчала она, – они просто не видят какая ты хорошая! Добрая и… знаешь, если я разбогатею, то машина, на которой я приеду, будет твоя.

Она рывком села, порывисто меня обняла и застыла намертво. Она могла стоять так часами, если ей было плохо или она волновалась.

– Кстати! – она резко села, – я сегодня спёрла у Эрнандо, – она закатила глаза, произнеся имя соседа с насмешкой, – газету, но не ворчи по этому поводу – я это сделала для тебя.

Я хмыкнула. Сестра умела оправдываться.

– И знаешь для чего я это сделала? – у неё был хитрый взгляд, – мама сказала, что в интернете одни мошенники, и я так подумала… точнее бабуля сказала, что в их время все объявления о работе были в газете и их проверяли, так что… – она спрыгнула с кровати, протопала до своей и достала из под матраса журнал, – вот. Я даже за тебя почитала и нашла две вакансии, которые тебе понравятся, – она запрыгнула прямо на меня, – смотри! Вот эта мне больше всего пришлась!

Я прочитала: «Требуется няня. Опыт работы желателен. Зарплата достойная. Звоните, договоримся о встрече. Всему научим, всё расскажем!».

– Выглядит, как ещё большие мошенники, – пробурчала я, – сейчас никто не даёт объявлений в газеты, Агат. Так делали только во времена нашей бабушки.

Она закатила глаза.

– Возьми у мамы телефон и позвони! Тебе от этого что-то будет, скажи? – ткнула мне в грудь газетой она, – покусать они тебя точно не смогут. А вот я – да!

Я не сдержала улыбку. С сестрой сложно было грустить.

– Ладно, – скинула её с себя на кровать, – посиди с малышкой, – указала на спящую, – я быстро.

Возвращаться на кухню совсем не хотелось, но газета как-то странно придавала сил.

– Я нашла ещё работу, можно я позвоню с твоего телефона? – подошла к маме.

Женщина скривилась. Она терпеть не могла, когда кто-то просит её вещи.

– У тебя минута, – она вынула из кармана халата мобильный, – потратишь деньги, я выгоню тебя на улицу.

Я могла лишь кивнуть.

– Тебе лишь бы сказать мне какая я плохая, – фыркнула я, – я же не для себя стараюсь!

– Перед отцом рот открывай, собака! – кинула она мне вдогонку, – чтобы он тебе опять по роже съездил!

– Её не на помойку, а на панель, мам, – рассмеялся Паб, – жопу она себе отъела знатную!

– Тебя как будто спрашивали, – махнула на него рукой бабушка, – закрыл бы ты свой поганый рот, а.

Я вышла к лавочке, чтобы не слышать продолжения. Затем села и набрала номер из газеты.

– Здравствуйте, я по объявлению о работе, – выдохнула, – вам ещё нужна няня?».