Текст книги "90-е: Шоу должно продолжаться 13 (СИ)"

Автор книги: Саша Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А я вдруг подумал, что у меня тоже есть к тебе разговор, – вдруг встрепенулся Сэнсей. – Вы меня как-то бросили тут одного на целый день. И от нечего делать я смотрел случайные кассеты из твоей видеохроники. Ну да, забыл спросить, можно или нельзя это делать. Если нельзя, то я заранее извиняюсь, посыпаю голову пеплом, но ни о чем не жалею.

– Да можно, почему нельзя-то? – я пожал плечами. – Ну так что за дело?

– Мне попалась запись одного необычного во всех отношениях концерта, – сказал Сэнсей. – Запись частичная, я уже понял, что концерты целиком ты никогда не снимаешь. Но этого было достаточно, чтобы расжечь мое любопытство. И теперь я хочу узнать, можно ли познакомиться с этим человеком?

– С каким именно? – уточнил я. – Я довольно много снимаю, так что лучше уточняй.

– Пойдем я лучше покажу, – Сэнсей поднялся и шагнул к выходу из кухни.

Глава 10

– Общество кролиководов-любителей, серьезно? – Сэнсей остановился перед железными воротами, снял очки, протер их, будто это что-то могло поменять. Нацепил на нос снова. – Да уж, странная местная экзотика… И что? Там реально обитают кролиководы?

– Понятия не имею, – пожал плечами я. – Ни разу не видел, чтобы эти ворота открывались. Да и вообще не припомню, чтобы туда кто-то заходил.

– Хм, странно, – Сэнсей удивленно приподнял бровь. – Я думал, что ты любопытный.

– Оставил эту загадку для тебя, – усмехнулся я. – А нам дальше, вон туда.

Мы прошли по раздолбанному асфальту мимо серых складов до калитки дома Гриши. Летом странная улица Дамба – Берег Киневы была куда более уютным местом, чем осенью и зимой. Сочная зелень скрыла большую часть непотребства, сероватый забор, скучные бетонные стены окрестных зданий. А сиявшая солнечными бликами Кинева вообще создавала ощущение некоторой… курортности. Крохотный участок расцвел многочисленными цветами, а по переднюю часть дома заплел темно-зеленый плющ. Что еще больше усилило юное впечатление. Будто это место где-то на южном берегу Крыма, а вовсе не в Новокиневске. Криков чаек не хватало для полноты картины.

Вчера, когда Сэнсей показал мне, что именно за концерт произвел на него впечатление, я даже не особо удивился. За несколько месяцев у меня скопилась, конечно, масса видеоматериала, но Гриша был такой один. Я бы не назвал его прямо гениальным музыкантом, не возьмусь судить такие тонкие материи. Но все вместе – внешность школьника, инвалидная коляска и нежное отношение с инструментом – производило прямо-таки убийственное впечатление. Так что, когда Сэнсей заявил, что этот парень ему нужен, и он готов даже подписать контракт кровью, если потребуется, я вполне его понял. Ну и предложил сгонять к нему на следующий же день. Сказал только, что убеждать Гришу Сэнсею придется самому.

Сегодня у меня не было урока гитары, которые я даже несмотря на свое уплотнившееся расписание старался не пропускать, но когда я позвонил Грише и попросил о внеплановой встрече, он не отказал.

В дом нас впустила маленькая Елена Сергеевна.

– Привет, Гриша, – сказал я, пожимая узкую ладошку своего препода. – Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Прошу прощения за вторжение, – сказал Сэнсей, поправляя очки. И я понял, что он здорово волнуется. Как-то даже неожиданно сильно. – Я совершенно случайно увидел запись с вашего концерта и был очарован.

– Ох, мне как-то даже неудобно, – смутился Гриша. – Володя не сказал, что за гость он ко мне приведет…

Повисла неловкая пауза. Гриша смущенно покраснел и стал еще больше похож на школьника. Да уж, забавно. Оба-два знакомящихся нервно отводили взгляды, один переминался с ноги на ногу, как двоечник у доски, другой мял в руках край клетчатого пледа, которым были укрыты его ноги.

– Гриша, ты не будешь против, если я тут чуть-чуть похозяйничаю? – бодро предложил я. – Мы захватили кое-чего к чаю.

Я вышел, оставив Гришу и Сэнсея привыкать к обществу друг друга.

– Елена Сергеевна, вы мне не поможете? – попросил я и продемонстрировал картонную коробку с пирожными из кулинарии.

Маленькая женщина почему-то с тревогой посмотрела на меня, поставила чайник на гаховую плитку, достала из буфета тарелки.

– Володя, а это что за молодой человек с тобой? – почти шепотом спросила она, раскладывая пирожные на тарелке.

– Это Семен Вазохин, солист группы «Папоротник», – ответил я. Слово «бывший» добавлять не стал. Пока еще эта информация не стала достоянием общественности, да и незачем было эти все подробности кому-то рассказывать.

– А я-то смотрю, лицо какое-то знакомое, – ахнула она. – И что ему нужно от Гришеньки?

– Думаю, он хочет предложить ему работу, – сказал я.

– Ох… – Елена Сергеевна вздрогнула и с еще большей тревогой посмотрела на меня. – Володенька, наверное, вы это зря все придумали. Я понимаю, что этот твой Семен будет выглядеть настоящим героем, когда возьмет к себе в группу инвалида. Но Гришенька очень тонко чувствующая натура. Он очень любит музыку, но когда на него слишком много обращают внимание, он… Володенька, это очень сложно все объяснить.

– Уверяю вас, у Семена даже в мыслях не было как-то Гришу обидеть, – сказал я. – Хотите, можете даже к нашему разговору присоединиться.

– Да, очень хочу! – Елена Сергеевна резко повернулась, и глаза ее сверкнули. – Понимаете, Володенька, к Грише ведь нередко приходят со всякими предложениями. Особенно в последнее время. Говорят, что их привлек его необычайный талант, но на деле им просто хочется выглядеть этакими покровителями обездоленных. Так вот, ни в какой благотворительности мы не нуждаемся, понятно вам? И не надо использовать Гришу, как дрессированную обезьяну для фотографий!

– Елена Сергеевна, что с вами? – я удивленно приподнял бровь.

– Да пирожные эти ваши… – она поджала губы. – На той неделе приходил тоже один… Тоже с пирожными. Соловьем заливался о том, как много он для нас всякого сделает, что дом, мол, надо отремонтировать, и он все это сделает… А Гриша такой доверчивый у меня! Пирожные… У нас на хлеб-то денег нет, а вы…

Тут Елена Сергеевна всхлипнула.

– Стоп-стоп-стоп! – примирительно поднял руки я. – Елена Сергеевна, давайте накроем на стол, поболтаем.

Сначала у меня была мысль предложить ей по-быстрому метнуться до рынка за продуктами, но я вовремя заткнулся. Не та ситуация. Такое предложение бы Елену Сергеевну оскорбило и обидело. Она явно из тех людей, кто скорее будет с голоду подыхать, чем примет милостыню.

– Да, конечно, – кивнула она, тихонько всхлипнув. – Вы меня извините, Володенька. Я просто очень разозлилась на тот, прошлый раз. Понимаете, тот дядя за какую-то партию агитировал…

Я слушал и кивал, помогая расставлять чашки на столе. Но Елена Сергеевна ничего конкретного так и не рассказала. Понятно было только, что недавний визитер оскорбил маленькую женщину до глубины души. Впрочем, может этот неведомый политик и не думал никого оскорблять. Просто Елена Сергеевна переживала и за Гришу, и за себя. А еще и время страшноватое, и денег нет. И вообще…

– На выход, – весело сказал я, заглянув в комнату Гриши. – Кушать подано!

– Да-да, сейчас мы выйдем, – быстро ответил Гриша.

Ситуация в комнате полностью поменялась. Сэнсей сидел на тахте напротив Гриши, и они явно о чем-то оживленно болтали. Прямо как старые приятели, которые сто лет не виделись. Личная магия Сэнсея – становиться своим практически в любой компании.

Мы переместились за стол в гостиной. Через пятнадцать минут ни к чему не обязывающего трепа даже напряженная Елена Сергеевна расслабилась.

– Гриша, я хочу, чтобы ты играл в моей группе, – просто сказал Сэнсей, как раз в тот момент, когда я наливал всем по второй порции чая.

– Я даже не знаю… – Гриша задумчиво коснулся пальцами эклера на своей тарелке. – Я не очень хорошо чувствую себя в больших скоплениях народа. А играть в группе – это же гастроли, концерты. Кроме того, мне нелегко… перемещаться.

– Я понимаю, – кивнул Сэнсей. – Но мы можем попробовать. Как насчет записать для начала вместе мою новую песню? Вы не против, если я сыграю?

Сэнсей быстро встал и принес из прихожей свою гитару. Пробежался по струнам, прикрыл глаза и запел.

– Когда стоишь на обрыве и ждешь,

Что ветер тебе прошепчет

И что-то проплачет дождь,

Что время придет и полечит

Когда смотришь вперед

А там пустота

И песок струится сквозь пальцы

Время руку сожмет,

Разомкнет уста

Мы с тобой всего лишь скитальцы…

Сэнсей доиграл, в комнате повисла тишина. Тикали часы, за окном голосили птицы. Но печальная песня как будто набросила на яркую и звонкую реальность тяжелое одеяло.

– Я раньше не слышал эту песню, – сказал я, почувствовав, что пора уже прервать затянувшуюся паузу.

– Вчера ночью написал, пока вы спали, – сказал Сэнсей. – Ну, то есть, стихи уже были давно, но вот музыка… Гриша, ты же узнал мелодию?

– Я играю ее по-другому, – ответил Гриша, поморгав.

– У меня нет твоего мастерства, – улыбнулся Сэнсей.

– Это так… странно, – Гриша откатился от стола к стене. – Я много раз себе представлял, как мой талант признают, как придут и начнут предлагать… всякое. Еще с того момента, когда первый раз взял в руки гитару. И вот сейчас, когда это произошло…

– А как же в тот раз? – спросила Елена Сергеевна. – И еще месяц назад, когда приходил… ну… этот…

– Так это же не по-настоящему было, – отмахнулся Гриша. – Тем людям не музыка моя была нужна, а вот это…

Он покрутил колеса своей коляски вперед-назад.

– А сейчас я… – Гриша развернулся лицом к стене и замер. – Сейчас я боюсь. Вот честно.

– Почему? – удивленно спросил Сэнсей. – Честное слово, я когда увидел твое выступление на кассете, меня как громом поразило. Ты играл, как будто это я. Я смотрел на тебя и видел там на сцене себя. И музыка… Это же твоя мелодия, верно?

– Ну… да, – Гриша кивнул, все еще не поворачиваясь.

– Давай запишем альбом, – предложил Сэнсей. – Акустический. В две гитары. Насчет гастролей я тебя понимаю и не буду настаивать. Хотя уверен, что это была бы бомба. Но давай начнем с записи в студии.

– Послушайте, Семен, – строго сказала Елена Сергеевна. – Вы не должны давить на Гришеньку!

– Елена Сергеевна! – резко сказал Гриша, поворачивая обратно свое кресло. – Не надо меня опекать, я сам способен принять решение.

– Да я же не… – Елена Сергеевна смутилась и замолчала.

Мне стало слегка неуютно. И как-то даже неудобно. Как-то так выходило, что мне редко здесь в девяностых приходилось сталкиваться с безысходностью и тоской. Эта часть страшной эпохи перемен проходила как-то мимо. Где-то она была, но замечал я ее только как-то краем глаза. Так получалось, что вокруг меня царил веселый хаос, атмосфера творчества и эйфории от внезапной свободы. Не было проблем с деньгами, со страхом перед завтрашним днем, а безумно мчащиеся вверх цены… Ну, я это отмечал, конечно, только они не угрожали никому из моего окружения голодной смертью. Пустые прилавки, которые я увидел, когда только-только здесь оказался, заполнились всеми разновидностями продуктов. До изобилия двадцать первого века было еще далеко, но не было больше ощущения, что в стране голод. По крайней мере, если смотреть на полки магазинов и стремительно захватывающих пространство ларьков и лотков. Но в доме Гриши и Елены Сергеевны мне стало… неудобно. Ну да, в общем-то, я даже понимаю, почему она расстроилась, увидев пирожные. Даже мысленный подзатыльник себе выписал. Эклеры мы принесли к чаю, ага. А надо было набить сумку гречкой, мясом, овощами и прочими продуктами.

Тут я выписал себе второй подзатыльник. Ну да, в среде околороковой тусовки было в порядке вещей притаскивать в гости на пьянки порой совершенно неподходящие вещи. У того же Боржича даже правило негласное было – идешь к нему бухать, прихвати еще пару банок тушенки, кило гречки, кило сахара. А если ты обнесешь своих родичей на какие-нибудь соленья из погреба – то вообще шоколадно! Но Елена Сергеевна была явно из другого теста. И ее подобная подачка точно оскорбила бы до глубины души. Так что лучше уж эклеры.

– Гриша, у меня предложение, – сказал я. – Контракт. На полгода. Сэнсей, тебя это тоже касается. Я займусь твоим новым альбомом. Беру на себя студию и все прочие заморочки, включая транспорт. Зарплату в процессе и процент продаж обсудим в рабочем порядке. Идет?

– А Василий? – прищурился Сэнсей.

– Так в его епархию я и не лезу, – я пожал плечами. – Только этот альбом. Десять песен. Идет?

– Володенька, я не поняла… – Елена Сергеевна нахмурилась. – Вы Гришеньке постоянную работу предлагаете?

– Вроде того, – кивнул я.

– Гришенька… – Елена Сергеевна посмотрела на Гришу.

Я достал из кармана кошелек и выложил на стол несколько купюр.

– Нам не нужны подачки! – глаза Елены Сергеевны резко похолодели.

– Подачки? – хмыкнул я. – О чем вы вообще говорите? Вас же не смущает, что я каждый раз плачу Грише за уроки? Эти деньги – точно такая же его времени. С надбавкой на стресс. Это даже не аванс пока что, мы ведь еще не договорились и ничего не подписали.

– Ох… – Елена Сергеевна вздохнула. – Надо со стола убрать…

Маленькая женщина вскочила, схватила пустую тарелку и чашку и быстро скрылась в кухонном закутке.

– Гриша? – я вопросительно приподнял бровь.

– Володя, ну какого ответа ты от меня ждешь? – сказал он. – Я сейчас пошевелиться боюсь, потому что мне кажется, что все это сон. Ну как такое вообще может быть, чтобы Семен Вазохин сидел у меня дома, и мы тут вместе гоняли чаи?

– Положительного ответа, конечно, – усмехнулся Сэнсей.

* * *

Шемяка переминался с ноги на ногу, стараясь прикрыть зонтом и себя, и меня, и Еву. Ева присоединилась к нам в последний момент. Мы уже собирались выходить, а она вернулась из универа, взвинченная вся, экзамен был каким-то на редкость нервным, и когда я сказал, что мы погнали на вокзал, встречать ранних пташек, приехавших на фестиваль, она тут же заявила, что едет с нами. Чтобы отвлечься. Ясен пень, я не возражал. И вот теперь мы стояли на перроне и ждали опаздывающий уже на двадцать минут поезд. Можно было от дождя в здании вокзала спрятаться, но нам всем троим синхронно вдруг не захотелось. Первый по-настоящему летний дождь, вечерний почти пустой перрон, романтика!

Кроме нас поезда ждали только бабушки с объемными сумками, предусмотрительно прикрывшиеся кусками полиэтилена. Не пассажиры, явно. Пирожками торговать пришли. Поезд-то проходящий.

Эх, даже какой-то ностальгией укололо. К двадцать первому веку такую вот стихийную торговлю прижали почти повсеместно. И мозгом я понимаю, что это скорее хорошо. Кто знает, в каких условиях и из каких продуктов бабульки эти свои пирожки жарят? Но как же это вкусно было, черт возьми, купить на перроне теплый еще пирожок с картохой и торопливо схомячить его, запивая чаем из стакана в подстаканнике! Я даже чуть было не поддался порыву и не двинул к бабулькам, купить себе пирожок. Но тут ожил громкоговоритель и сообщил, что поезд прибывает на первый путь.

– Какой вагон нам нужен? – спросила Ева, когда состав, лязгнув, оставновился.

– Думаю, вон тот, – сказал я, ткнув пальцем в сторону вывалившегося на перрон патлатого парня с брезентовым рюкзаком за спиной.

Следом за ним из вагона выпала в прямом смысле длинноволосая девица и вылез еще один патлатый же товарищ, нежно обнимая здоровенную бас-балалайку.

– Ох ты, какие они расписные… – хмыкнул Шемяка, сворачивая зонт. – Сколько их должно приехать?

– Двенадцать человек, – сказал я, сверившись со списком. – Ну, пойдемте выясним, способны ли они перемещаться, или нам нужно подмогу вызывать.

– Надеюсь, мы не к нам их везем? – фыркнула Ева.

– Ни в коем случае! – заверил я.

Мы подошли к группе вываливающихся из вагона музыкантов.

– Всем привет, – помахал рукой я. – Я Велиал, это Артур и Ева. Мы ваша группа встречи.

– Оба-на! – первый патлатый сфокусировал на нашей троице взгляд. – А я тебя знаю! Ты в Питере на сцене выступал!

– Было дело, – согласился я. Хотя сам лично этого товарища, разумеется, не помнил. – Значит, план такой. Сейчас мы грузим вас в автобус и везем в дружественное жилье. Надеюсь, у вас есть с собой спальные мешки или что-то вроде?

– Спальные мешки… – повторила за мной девушка и захихикала.

– Почувствуй себя воспитателем в детском саду, – прошептала Ева, когда мы вели пьяных в дрова музыкантов к пазику Шемяки. Рокеры стремились разбрестись в стороны, изредка кто-то из них падал. Они отпускали невнятные комментарии и громко ржали над ними всей толпой. Дорога до пазика, который был припаркован прямо за воротами с перрона, заняла у нас минут, наверное, тридцать. И это при том, что мы сначала, пока они выгружались, стаскали туда большую часть их вещей и инструментов.

– Надеюсь, на горшок они все уже сходили, – изрек Шемяка, помогая очередному «телу» забраться в пазик. – Ну что, это все?

– Вроде да, – пожал плечами я. – Сейчас сосчитаем.

Я забрался в салон и посчитал по головам. Одиннадцать.

– Так, орлы, – громко сказал я, привлекая к себе внимание. – По списку должно быть двенадцать. Кого не хватает?

Глава 11

– А где Лисыч? – с нетрезвой незамутненностью проговорила рыжеволосая девица очень хиппового вида. Руки до локтей в фенечках, на одежду нашито километры тесьмы и бахромы. – Лисыча видит кто-нибудь?

– Эй, Лисыч! – заголосил как сирена тощий парень в джинсовой безрукавке на переднем сидении. – Вылезай из-под лавки!

– Опа… – сосед тощего, на вид совсем еще молодой, старшего школьного возраста потряс головой и потер ладошкой лоб. – А это не он в обед на станции выходил? За пивом?

– На какой станции? – терпеливо уточнил я.

– Ну на этой… как ее… – задумался школьник.

– Да не, они уходили, но вернулись! – радостно вскочила длинноволосая девица. – Еще с проводницей ругался тогда, помните?

– А на перроне мы его не забыли? – с пьяной деловитостью спросил чувак с бас-балалайкой.

– Перрон мы оставили девственно-пустым, – заверил я.

– А… Подождите… – лицо чувака с бас-балалайкой вдруг озарилось. – Он лежал в багажном ящике! И еще матерился, когда мы вещи выносили и требовал выключить свет!

– Вы его в поезде забыли? – давясь от смеха, спросила Ева.

– Наверное… – задумчиво протянула длинноволосая.

– Да, точно… – сказал тощий. – Я на него чай пролил еще.

В автобусе поднялся моментальный пьяный гомон. Часть рокеров ржали, некоторые тревожно метались, длинноволосая девушка даже заплакала. Лисыч – солист одной из двух приехавших групп.

– Ну что, у нас первое ЧП, – сказал я, повернувшись к Шемяке. – Что будем делать?

– Да ничего, – безжалостно пожала плечами Ева. – Этого их Лисыча выкинут на следующей станции, до фестиваля еще куча времени, сам доберется, не маленький.

– Следующая – это через шесть часов? – хмыкнул Шемяка. – В соседней области? Не ближний свет.

– Ну… Это не скорый поезд, а пассажирский, – сказала Ева. – Он в Закорске точно останавливается.

– До Закорска можем успеть раньше доехать, – Шемяка похлопал ладонями по рулю.

– Если Лисыч отрубился, то его хрен разбудишь, – заржал бас-балалайка.

– Ой, мамочки… – из глаз длинноволосой барышни покатились крупные слезы. – Сделайте что-нибудь, пожалуйста…

– Давай до Закорска, – махнул я Шемяке. – Дадим шанс этому Лисычу.

– А если не успеем? – спросила Ева.

– Ну, не успеем – значит судьба у него такая, – пожал плечами я.

Опытному Шемяке два раза повторять не потребовалось. Двери пазика хлюпнули, закрываясь, когда само транспортное средство уже двигалось.

– А у магазина же мы сделаем остановку? – тощий перегнулся через проход и потряс меня за руку. – А то у нас топливо закончилось, если ты понимаешь, о чем я.

– О, это же Новокиневск! Я же тут был два года назад! Шеф, мчи до рынка на кольце на Шевченко. Там в ларьке продается отличный молдавский портвейн. С мужиком в шляпе, помните же?

– Фу, портвейн! Давайте лучше пива! Вот же, вот магазин, остановите!

– Мы же водку только что пили, какое пиво? Понижать градус нельзя…

– А у нас совсем ничего не осталось?

– Точно ничего, вылакали даже одеколон.

– Блин, ну шеф, давайте остановимся, а?

Ева прикрыла лицо руками, беззвучно хохоча. Потом посмотрела на меня.

– До Закорска примерно час ехать, они выживут вообще? – спросила она. – Может, высадим их прямо сейчас? Доберутся до рок-клуба, там их кто-нибудь подхватит…

– Тогда точно не успеем, – не оборачиваясь, сказал Шемяка. – У нас и так впритык времени, если задержимся, то поезд в Закорске не отловим.

– Он там должен стоять минут сорок, – сказала Ева.

– Только на это и расчет, – хмыкнул Шемяка.

Гвалт в салоне становился все более бурным. Приезжие рокеры накидывали идеи, что можно еще сделать по дороге. Правда у какой-то части из них здравый рассудок все-таки проблескивал, и они высказывали осторожное опасение, что их несчастный Лисыч такими темпами может и дальше в сундуке для чемоданов уехать. Так-то запросто. Не сядет на это место никто из пассажиров, а проводница не проверит, и… И что?

– А вот сумка Лисыча! – радостно выкикнули из дальней части пазика. – Вот придурок, он ксивник сюда сунул.

– Я писать хочу! – пронзительно заявила рыжая хиппушка.

– Однажды дон Хуан решил устроить для своих учеников и сочувствующих большое сборище, – философски сказал я, посмотрев на Еву.

– Что-то мне подсказывает, что у этой истории не очень хороший финал, – засмеялась Ева.

– Финал я еще не придумал, если честно, – развел руками я. – Есть подозрение, что эта история – одно из тех гениальных произведений, которые укладываются в несколько слов.

– Да может все нормально будет, – Ева пожала плечами и вздохнула.

Шемяка выжимал из пазика все соки. Автобус немилосердно трясло, разумеется, он подскакивал на каждой кочке и, казалось, что он вот-вот развалится на кусочки и поедет в разные стороны. Рокеры довольно скоро сообразили, что никакого «топлива» им никто покупать не собирается, немного попечалились по этому поводу и переключились на какую-то высокоинтеллектуальную игру с криками и ржачем. В девичестве эта игра была обычными городами, но эти ребята явно придумали ей локальный апдейт, и звучало это просто чертовски странно.

– Астрахань!

– Арбуз!

– Паром!

– Аааа, паром – это Архангельск!

– А это не одно и то же?

– Да блин, кто загадывает такие странные города?

– Чо это странные, мы в прошлом году там были! Говорю же – арбуз!

– Ладно, ладно! Значит, мне на «К»?

– Арбуз же, значит на «З»!

– Зеленогорск!

– Финский залив!

– Вологда!

– Кожвендиспансер!

– Ха-ха-ха, три креста!

– Абакан!

– А это где вообще?

– Юрта, тебе на «А»?

– Юрта? Там что, чукчи?

– У чукчей – яранга.

– Ну, все равно на «А». Архангельск!

– Было уже!

– Астрахань была.

– Так нечестно, Архангельск тебе подсказали. Давай другой!

– Анапа!

– Пляж! Тебе на «Ж».

– Город на «Ж», ха-ха-ха!

– Точно, мы все знаем это место!

Когда мы лихо подрулили к вокзалу Закорска, поезд уже стоял на перроне. Но, благо, еще не двигался. Шемяка открыл двери, и я первым ринулся на выход. Опередив даже рыжую хиппушку, которая всю дорогу твердила, что она хочет писать, а над ней вся эта патлатая братия по-разному прикалывалась. Из плюсов тряской дороги было то, что приезжие рокеры за это время слегка даже протрезвели. Хотя парочка благополучно отрубилась. Что, впрочем, было даже хорошо.

– Я с тобой! – уцепилась за меня длинноволосая барышня. – Нам к восьмому вагону.

Я хотел, было, ее убедить остаться возле автобуса, но махнул рукой. Она вроде уже пришла в себя, даже, я бы сказал, выглядела практически трезвой. Очень уж беспокоилась, вот алкогольные пары и выветрились.

– Мы с Лисычем уже два года вместе, – зачем-то принялась рассказывать она. – Он настоящий гений, правда-правда. Я когда впервые услышала его музыку, я сразу влюбилась.

– И теперь работаешь ангелом-хранителем на полставки? – усмехнулся я, когда мы оббежали здание вокзала и поднялись на перрон. Никаких контролируемых проходов и рамок еще даже в проекте нет.

– Ну почему на полставки? – улыбнулась она. – На полную. Если бы я всех не взгоношила, его бы там и бросили.

– Это ваша проводница? – спросил я, кивая на стоящую рядом с восьмым вагоном тетечку.

– Наверно, – пожала плечами длинноволосая. – Я не помню, какая-то тетка в форме…

– Барышня, добрый день! – громко сказал я, приближаясь к проводнице. Вокруг тусили пассажиры пополам с перронными торговцами. Курили, разминали ноги, просто глазели по сторонам, жевали пирожки. – Мы, кажется, одного пассажира в вагоне забыли. Можно узнать его судьбу?

– Никого там не было, я проверяла, – не то, чтобы очень дружелюбно отозвалась проводница, стрельнув глазами в длинноволосую. Ага, явно опознала!

– Тут вот какое дело, – я широко улыбнулся. – Он мог уснуть в ящике для багажа. Можно нам проверить?

– Билеты покажите! – огрызнулась проводница. – Без билета в салон не пущу!

– Ну пожалуйста! – взмолилась длинноволосая, сложила руки на груди и уставилась на проводницу глазами котика из Шрека. – Мы на фестиваль приехали, а Олег наш солист. Он может проспать часов двенадцать, если его не разбудить!

– Без билета не пущу! – уперлась проводница и отвернула от нас лицо.

– Давай я проверю, – вдруг предложил пузатенький мужичок в майке и трениках. – На каком месте он ехал?

– На семнадцатом, – после секундной паузы сообщила девушка. – Но может быть и в ящике пятнадцатого.

– Лады! – мужик выкинул недокуренную сигарету и подошел к двери. – У меня есть билет! Надо показывать?

Проводница поджала губы и ничего не ответила. Мужик скрылся в вагоне. Оставшиеся на перроне пассажиры стянулись поближе к входу.

– А вот бухать нечего было так!

– Это же кто-то из ваших зеркало в туалете измазал?

– Всю ночь нам спать не давали…

– Да ладно, сами что ли молодыми не были?

– Я в молодости комсомолкой была! И такого себе не позволяла!

Тут из дверей поезда высунулся наш добровольный разведчик.

– Нашел я ваш багаж! – сказал он. – Дрыхнет, как сурок. Разбудить у меня не получилось.

– У вас на борту безбилетник, – подмигнул я проводнице. – Дозволите зайти и извлечь?

– Да-да, я один его оттуда не вытащу! – подтвердил дядька.

– Ладно, заходите, – милостиво согласилась проводница. – Только быстрее, через пять минут поезд отправляется уже.

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – снова взмолилась длинноволосая, и я следом за мужиком забрался в вагон.

Лисыч оказался довольно упитанным юношей. Вдвоем с моим добровольным помощником мы выволокли его безвольное тело из багажного ящика и поволокли на выход. Как раз в это время нам навстречу начали заходить пассажиры. Ну да, создать толчею – это наше все.

– Вот ведь отожрался-то, а, – пыхтя, комментировал мужик. – Он музыкант, получается?

– Получается, что так, – подтвердил я.

– Хороший, хоть? – спросил мужик, перехватывая ногу Лисыча, когда он вдруг решил ей подергать.

– Ну чо ваще? – невнятно пробормотал он, не открывая глаз. – Мне ко второй паре!

– Надеюсь, что да, – хмыкнул я.

– Так ты что ли не слышал? – удивился мужик. – А что тогда с ним носишься?

– Ну как, – усмехнулся я. – Все люди братья, и должны помогать друг другу.

– Альтруист, значит, – заржал мужик.

– Эй, ну что там такое⁈ Можно побыстрее как-то? – раздались недовольные голоса.

Пришлось потратить некоторое время на маневры в узком проходе плацкарта, причем Лисыч начал довольно активно принимать во всем действе участие. Он брыкался, громко выкрикивал сложносочиненные матерные конструкции. Но глаза так и не открыл.

– Быстрее, быстрее! Поезд уже отправляется! – уже из тамбура увещевала нас проводница. С лестницы на перрон я спускал Лисыча уже один. Не особо заботясь о сохранности вверенного мне тела, прямо скажем. И как раз, когда я опустил его на асфальт, поезд тронулся.

– Удачи вам там! – помахал из открытой двери мой случайный помощник.

– Фух, – я вытер вспотевший лоб. – Хорошо, что мир не без добрых людей.

– Олег! – девушка устремилась к бесчувственному Лисычу, распластавшемуся на асфальте. – Олег, просыпайся!

– Весело тут у вас, – изрекла Ева, останавливаясь рядом со мной.

Часть остальных рокеров тоже подползало к перрону.

– До автобуса я его не потащу, – сказал я. – В пакет «гостеприимство по-новокиневски» услуги носильщика не входят.

– Лисыч, але?

– Подъем, приехали!

– Пора заряжать пушку!

Последнее было явно из внутреннего локального юмора приезжих рокеров, потому что на этой фразе все громко заржали. Ну, кроме Лисыча, который даже не подумал проснуться. Перевернулся на другой бок и попытался натянуть на себя полу рубашки своей длинноволосой поклонницы вместо одеяла.

* * *

Я остановился на светофоре и поставил локоть в открытое окно. Раннее утро, пустая-пустая дорога, солнышко пригревает, красота! Никак не могу привыкнуть к этому кайфу – водить машину по Новокиневску девяностых. Не просто девяностых, а ранних девяностых. Когда количество наглых иномарок в наших краях исчислялось скорее десятками, чем сотнями. А еще и раннее летнее утро, чудно же! Вчерашние приключения благополучно завершились в частном доме на Большом Прудском переулке. Сработала инициатива в рок-клубе, и один из завсегдатаев чуть ли не в тот же день меня отловил и сказал, что готов приютить сколько угодно народу. И на мое удивленное: «А если их будет пятьдесят рыл?» пожал плечами и сказал, что тогда сарай откроет. Тепло, не замерзнут, мол. Собстенно, когда я увидел дом, то понял его оптимизм. Реально, просторное помещение, если вповалку уложить, и сто человек войдет. Правда, удобства во дворе, но тут уж что есть. Интернета пока еще нет, так что разгромные отзывы о работе нашей команды вряд ли получат широкую огласку.

Включился зеленый, и я неспешно покатил дальше.

Сегодня у меня были довольно обширные планы, и почти все они – на колесах. И такое настроение на меня с утра напало благостное, что я даже сам удивился. Ничто не предвещало, как говорится. Но вся эта история с заснувшим в поезде Лисычем, пьяными в дымину рокерами и гудежь на Прудском внезапно сработало как переключатель. И весь накопившийся напряг вдруг разом отпустил. А, собственно, что напрягаться-то теперь? Все, можно считать, точка невозврата пройдена. Билеты куплены, из приглашенных звезд даже никто не отвалился, во всяком случае, не сообщил об этом. Первые участники – чек. Вчера самолично проследил, как они разместились в просторном и бестолковом доме нашего волонтера. И тут же отправили экспедицию за топливом. Результатов я дожидаться не стал.

«Вот такое оно – изменение хода истории», – подумал я, миновав запыленную стелу с сохранившимся еще гербом СССР и большими серебристыми буквами «Октябрьский район».

Не было в моем прошлом-будущем никакого такого грандиозного фестиваля «Рок-Виски-Браво». А в этой, новой версии реальности – вот он. Помещения и локации утверждены и готовы. Ну, некоторые почти готовы, но это уже технические мелочи, которые решаются в рабочем порядке.