Текст книги "Год наших падений (ЛП)"

Автор книги: Сарина Боуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Глава 1

Гаргульи и барбекю

Кори

– Выглядит многообещающе, – произнесла моя мать, оглядывая увитый плющом фасад общежития. В ее голосе слышалось предвкушение. – Доставай свою карточку, Кори.

Сегодня в колледже Хакнесс был день заезда, и по всему кампусу ходили, ахая и охая, родители новичков. Если вы обратитесь к официальному гиду, он сообщит вам, что в этом колледже с трехсотлетней историей отучились трое из шести последних президентов страны. И дважды в день студенты Гильдии звонарей преодолевали сто сорок четыре ступеньки Башни Бомон, чтобы сыграть кампусу серенаду на колоколах весом в тонну.

К сожалению, история с архитектурой интересовали мою мать в самую последнюю очередь. Ее внимание было поглощено пандусами для инвалидных колясок.

Я подъехала к картридеру и помахала перед ним своим новеньким студенческим удостоверением. Потом нажала на синюю кнопку с изображением инвалидной коляски и не отпускала дыхание, пока красивая арочная дверь не начала медленно открываться.

После того, через что я прошла в этом году, мне с трудом верилось, что все это происходит на самом деле. Я была в колледже.

Заехав по пандусу в узкий коридор общежития, я увидела справа и слева от себя две широкие двери – явный признак комнат, приспособленных для маломобильных студентов. Впереди виднелась лестница с красивыми дубовыми перилами. Здесь, как и в большинстве старых общежитий университета Хакнесс, не было лифта. В комнаты наверху мне – в моей инвалидной коляске – попасть не светило.

– Полы очень ровные, – одобрительно заметила моя мать. – У меня были сомнения, когда я узнала, что этому зданию восемьдесят лет.

Сомнения? Это еще мягко сказано.

Тот факт, что мои родители заклинали меня не уезжать в Хакнесс, был последним моментом горькой иронии в длинном ряду других моментов горькой иронии. Пока все прочие родители новоиспеченных студентов практически забрасывали своих отпрысков конфетти, мои пережили по паре сердечных приступов, потому что их девочка выбрала колледж в тысячах миль от дома, где у них не будет возможности каждые полчаса ее проверять.

Хвала небесам.

После несчастного случая родители умоляли меня отложить поступление на год. Но кто согласился бы на еще один год безделья, прерываемого только сеансами физиотерапии? Увидев, что я не сдаюсь, они изменили тактику и попытались уговорить меня остаться в Висконсине. Я была подвергнута ряду тревожных лекций на тему «Почему Коннектикут?» и «Ты Не Обязана Что-то Доказывать».

Но я не отступилась. Я хотела получить возможность посещать тот же элитный колледж, который закончил мой брат. Я хотела стать независимой, хотела сменить обстановку и очень хотела смыть послевкусие прошедшего года.

Внезапно дверь слева открылась, и оттуда высунула голову симпатичная девушка с темными кудрявыми волосами.

– Кори! – просияла она. – Я Дана!

Когда в наш почтовый ящик в Висконсине пришло письмо о том, где и с кем мне предстоит поселиться, я не знала, чего ждать от Даны. Но за последний месяц мы обменялись несколькими емейлами. Дана была родом из Калифорнии, однако школу закончила в Токио, где работал ее отец-бизнесмен. Я уже посвятила ее во все прискорбные подробности своего состояния. Объяснила, что не чувствую ни правую, ни левую ногу. И предупредила, что большую часть времени нахожусь в инвалидной коляске. Хотя иногда с громоздкими скобами на ногах и костылями я могла очень убого имитировать и ходьбу.

И я уже извинилась перед ней за то, куда ее поселили, – с калекой отдельно от всех остальных новичков. Когда Дана незамедлительно написала, что совершенно не против, мне на плечо приземлился маленький призрак надежды. Несколько последних недель это крылатое существо порхало поблизости, нашептывая мне на ухо ободряющие слова.

Теперь, когда я впервые увидела ее во плоти, моя маленькая фея надежды прошлась по моим плечам колесом. Я развела руки, показывая на свое кресло.

– Как ты меня узнала?

Ее глаза сверкнули, а потом она произнесла самые правильные слова.

– Ха! А фейсбук на что? – Она широко распахнула дверь, и я завезла себя внутрь.

***

– У нас шикарная комната, – в третий раз повторила Дана. – Пространства минимум в два раза больше, чем у всех остальных. Для вечеринок самое то.

Было приятно узнать, что Дана из тех соседок, для которых бочонок с пивом всегда наполовину полон.

Наша комната и впрямь была замечательной. За порогом начиналось то, что местные студенты называли «общей комнатой», а весь прочий мир – гостиной. Помимо общей комнаты здесь были две отдельные спальни, обе достаточно просторные, чтобы там можно было развернуться в инвалидной коляске. Что касается мебели, то у каждой из нас было по столу и – неожиданно – по двуспальной кровати.

– А я привезла обычные простыни, – сказала я озадаченно.

– Я тоже, – рассмеялась Дана. – Может в этом корпусе во всех комнатах большие кровати? Ну ничего, значит просто пройдемся по магазинам. Подумаешь, беда!

В комнату, пыхтя под тяжестью одного из моих чемоданов, зашла моя мама.

– По магазинам за чем?

– За простынями, – ответила я. – Наши кровати оказались двуспальными.

Мама хлопнула в ладоши.

– Девочки, перед отъездом мы свозим вас в «Таргет».

Я бы предпочла поскорей попрощаться с родителями, но Дана приняла ее предложение.

– Но сначала дайте мне осмотреться, – сказала моя мать. – Вдруг тебе понадобится что-то еще. – Она направилась в нашу ванную, которая оказалась очень просторной, с большим, приспособленным для инвалидов душем. – Идеально, – провозгласила она. – Давай часть твоих вещей уберем и удостоверимся, что тебе есть, где сушить свои катетеры.

– Мама, – прошипела я. Мне правда не хотелось обсуждать свои пугающие интимные ритуалы в присутствии своей соседки по комнате.

– Если мы поедем в «Таргет», – донесся из общей комнаты голос Даны, – то заодно можно посмотреть и ковры. Здесь слишком гулко.

Моя мать поспешила выйти из ванной, чтобы опозорить меня еще больше.

– О, Кори нельзя находиться в помещениях с коврами. Она еще учится ходить и может споткнуться. Так, девочки, куда нам попросить Хэнка установить телевизор? – спросила она, оглядываясь по сторонам.

Я ухватилась за смену темы.

– Мой отец подписал нас на кабельное, – сказала я Дане. – Если ты, конечно, не против. Не все хотят телевизор.

Дана задумчиво взялась за подбородок.

– Вообще я сама смотрю его редко… – Ее глаза вспыхнули. – Но тут могут быть кое-какие люди… которым, возможно, захочется, прийти в нашу комнату, чтобы посмотреть, скажем, какой-нибудь спорт.

Моя мать рассмеялась.

– Что еще за кое-какие люди?

– А вы еще не познакомились с нашим соседом? Он учится на предпоследнем курсе. – Глаза моей новой соседки стрельнули в сторону коридора.

– И тоже живет в комнате для инвалидов? – спросила я. Искать в таких местах горячих парней я бы не стала.

Она кивнула.

– Подожди. Скоро сама увидишь.

***

Вопреки моим надеждам, поездка в магазин затянулась надолго. Моя мать настояла на том, чтобы заплатить за постельное белье Даны, обосновав это тем, что проблема с большими кроватями возникла исключительно из-за нас. Дана выбрала ткань с большими красными цветами. Я выбрала ткань в горошек.

– Очень веселенько, – одобрительно произнесла моя мать. Моей маме всегда нравилось все веселенькое. Но в этом году она стала хвататься за веселенькое, как за спасательный круг. – Дамы, давайте купим вам наволочки в тон. И… – Она свернула в следующий проход. – По дополнительной подушке для каждой из вас.

– Она не обязана этого делать, – прошептала Дана.

– Просто не спорь, – сказала я. – Подожди… – Я поманила ее к себе, и Дана наклонилась, чтобы я могла шепнуть кое-что ей на ухо. – Иди взгляни на ковры. Если увидишь хороший, мы потом вернемся за ним.

Она нахмурилась.

– Но я думала…

Я закатила глаза.

– Она ненормальная.

Дана подмигнула мне и нырнула в проход с коврами.

***

Когда мы вернулись, мой отец стоял посреди пустой комнаты, переключая каналы на телевизоре, который он прикрутил нам на стену.

– Успех! – воскликнул он.

– Спасибо, пап.

Он улыбнулся усталой улыбкой.

– Без проблем.

Какой бы раздражающей ни стала казаться мне в последний год моя мать, мои отношения с папой осложнились даже сильнее. Мы с ним привыкли часами болтать о хоккее. То была наша общая страсть. Но теперь между нами повисло неловкое молчание. Его убивал тот факт, что я никогда больше не надену коньки. После несчастного случая он постарел лет на десять. Хотелось верить, что без меня дома у него получится снова вернуться в норму.

Пришло время выпроводить моих родителей в коридор и отправить их в путь.

– Ребят, на улице сейчас начнется барбекю для первокурсников. И мы с Даной пойдем туда. Очень скоро.

Моя мать всплеснула руками.

– Подожди. Я забыла установить у тебя ночник. – Она метнулась ко мне в спальню, а я подавила порыв сердито одернуть ее. Серьезно? У меня с семи лет не было ночника. Вот когда четыре года назад сюда уезжал мой брат Дэмьен, с ним никто не сюсюкался. Ему выдали только билет на самолет и хлопок по плечу.

– Она ничего не может с собой поделать, – увидев мое лицо, сказал папа. Потом поднял с пола набор с инструментами и пошел к двери.

– Ты же знаешь, у меня все будет нормально, – следуя за ним, проговорила я.

– Знаю, Кори. – Он положил мне на макушку ладонь и сразу убрал ее.

– Пап? Я надеюсь, у тебя будет отличный сезон.

Взгляд его глаз был тяжелым.

– Спасибо, милая. – При других обстоятельствах он пожелал бы то же самое мне. Он бы проверил мои щитки и нагрудник, и мы бы выбрали угол в комнате для моей сумки с экипировкой. Он бы забронировал билеты на самолет, чтобы прилететь на одну из моих игр.

Но теперь обо всем этом можно было забыть.

Мы молча выбрались в коридор. А там меня выбил из задумчивости вид на парня, который вешал около своей двери доску для объявлений. Первым делом я увидела очень упругий зад и мускулистые руки. Он пытался, не уронив костыли, вбить в стену гвоздь.

– Черт, – буркнул он себе под нос, когда один костыль все-таки грохнулся на пол.

А потом он обернулся, и это было как солнце, выглянувшее после дождя.

Начать с того, что у него было красивое, как у кинозвезды, лицо, сверкающие карие глаза и густые ресницы. Его волнистые каштановые волосы находились в некотором беспорядке, словно он только что запускал в них пальцы. Он был высоким и сильным на вид, и хоть у него не было перекаченного тела лайнбекера, он определенно являлся спортсменом.

Определенно.

И вау.

– Привет, – сказал он, обнаружив ямочку на щеке.

Привет-привет, красавчик, ответил мой мозг. А рот, увы, ничего не сказал. Через секунду до меня дошло, что я пялюсь на его красивый рот, замерев при этом, как Бэмби в лесу.

– Привет, – через силу пискнула я.

Мой отец наклонился, чтобы поднять костыль, который уронило это прекрасное существо.

– Ничего себе, сколько на тебе гипса, сынок.

Я посмотрела вниз и почувствовала, как заливаюсь краской. Потому что посмотреть на гипс значило позволить глазам пропутешествовать по его телу. В конце моего медленного осмотра мне открылась одна мускулистая нога и одна нога в белом гипсе.

– Красотища, да? – В его голосе была мужественная хрипотца, от которой у меня в груди возник трепет. – Сломал в двух местах. – Он протянул моему отцу руку. – Я Адам Хартли.

– Ауч, мистер Хартли, – сказал отец, пожимая ему руку. – Фрэнк Каллахан.

Адам Хартли опустил глаза на свою ногу.

– Ну, мистер Каллахан, видели бы вы, что стало с моим противником. – Мой отец заметно напрягся, и лицо моего нового соседа расплылось в еще одной большущей усмешке. – Не волнуйтесь, сэр. Хулиганы рядом с вашей дочерью не живут. На самом деле я просто упал.

На лице у папы отразилось такое уморительное облегчение, что я, выйдя наконец из ступора, рассмеялась. Мой роскошный новый сосед протянул руку и мне, и я подъехала поближе, чтобы пожать ее.

– Неплохо разыграно, – сказала я. – Я Кори Каллахан.

– Приятно познакомиться, – начал он, своей большой рукой сжимая мою ладонь. Заглянув в маячившие передо мной светло-карие глаза, я заметила, что каждая радужка обведена кольцом более темного цвета. От того, как он наклонился, чтобы пожать мою руку, на меня напала внезапная робость. И почему здесь стало так жарко?

А потом момент нарушил вырвавшийся из его комнаты пронзительный женский вопль.

– Хартли-и-и! Мне надо, чтобы ты повесил на стену мою фотографию! Так ты не забудешь меня, пока я буду во Франции. Но я не могу решить, на какую!

Хартли едва заметно закатил глаза.

– Детка, так повесь для верности на каждую по одной! – крикнул он.

Мой отец усмехнулся и подал Хартли его костыль.

– Милый? – раздался все тот же голос. – Ты не видел, где лежит моя тушь?

– Прелесть моя, она тебе не нужна! – проорал он в ответ, засовывая костыли себе подмышки.

– Хартли! Помоги мне искать.

– Никогда этот трюк не срабатывает. – Он подмигнул нам. Потом кивнул в сторону открытой двери в свою комнату. – Приятно было познакомиться. Пошел разрешать великий кризис с мейкапом.

Как только он исчез у себя, в коридор вышла с напряженным лицом моя мама.

– Ты уверена, что мы ничем больше не можем помочь? – спросила она со страхом во взгляде.

Будь вежливой, призвала себя я. Обустройство детской для малыша наконец-то закончено.

– Спасибо за всю вашу помощь, – сказала я. – Но кажется, ничего больше не нужно.

Глаза моей матери затуманились.

– Береги себя, детка, – сказала она охрипшим голосом, потом наклонилась и обняла меня, прижав к себе мою голову.

– Хорошо, мам, – ответила я ей в живот.

Сделав глубокий вдох, мама, кажется, взяла себя в руки.

– Если что – сразу звони. – Она открыла выходящую на улицу дверь.

– …Но если ты не будешь звонить несколько дней, мы не станем паниковать, – прибавил мой папа, потом коротко салютовал мне, и дверь за ними закрылась. И они ушли.

В моем вздохе было одно облегчение.

***

Спустя полчаса мы с Даной отправились на барбекю. Она вприпрыжку шагала по тротуару, а я ехала в кресле с ней рядом. В Хакнессе студенты были разделены на двенадцать факультетов. Как в Хогвартсе, только без распределяющей шляпы. Нас с Даной приписали к факультету Бомон, где мы должны были начать жить со второго курса. А пока всех первокурсников поселили вместе в зданиях огромного Двора Новичков.

Всех первокурсников, кроме нас.

Одно утешение – наше общежитие было всего лишь через дорогу. Брат говорил, что МакЭррин используется для самых разнообразных целей. Там размещали студентов, в чьих комнатах шел ремонт, или иностранных студентов, приехавших на семестр или два.

И еще, судя по всему, в МакЭррин отправляли калек вроде меня.

Миновав мраморные ворота, мы с Даной пошли на запах курицы-гриль. Во Дворе Новичков все здания были более старыми и величественными, чем наше. Крутые каменные ступеньки вели к резным деревянным дверям. Не в силах с собой справиться, я крутила головой во все стороны, рассматривая пышно украшенные фасады, словно какой-то турист. Таков был колледж Хакнесс – каменные гаргульи и три века истории. Он был великолепен, хоть и не слишком приспособлен для инвалидов.

– Я только хотела сказать, что сожалею, что мы не живем во Дворе Новичков со всей нашей группой, – произнесла я, использовав подслушанное у брата разговорное название общежитий для первокурсников. – Несправедливо, что ты застряла в МакЭррине вместе со мной.

– Кори, прекрати извиняться! – решительно сказала мне Дана. – Мы познакомимся с кучей людей. И у нас отличная комната. Я ни о чем не переживаю.

Мы вместе приблизились к центру лужайки, где был установлен шатер. В теплом сентябрьском воздухе плавало тихое бренчание чьей-то гитары, а наши ноздри щекотал запах горящих углей.

Я в жизни не представляла, что появлюсь в колледже в инвалидной коляске. Некоторые люди утверждают, будто после трагических происшествий, случившихся с ними, научились больше ценить жизнь и наслаждаться ею. Что они перестали принимать все, как должное.

Мне иногда хотелось прибить тех, кто так говорит.

Но сегодня я их поняла. Сентябрьское солнце было теплым, а моя соседка оказалась в реальности такой же дружелюбной, как и по переписке. И я дышала. Так что мне стоило научиться все это ценить.

Глава 2

Мам, смотри, здесь нет лестниц!

Кори

На следующее утро начинались занятия. Вооружившись своей особой копией Карты Кампуса Для Маломобильных Студентов, я поехала по солнышку к департаменту математики. Как и было обещано, с западной стороны здания имелся отвечающий всем требованиям пандус и широкие двери.

Так что математика была пусть и не воодушевляющей, но доступной.

Следующим предметом была экономика – курс, который предложил мне отец. «Я всегда мечтал побольше разбираться в деньгах», – признался он в один из редких мгновений сожалений о прошлом. «Я попросил твоего брата дать экономике шанс, и ему понравилось. Мне бы хотелось, чтобы и ты тоже попробовала». Это был сильный ход в наших переговорах, поскольку я разыграла карту Старшего Брата в своих собственных корыстных целях. Моим нокаутирующим ударом во время жарких дискуссий о том, куда мне следует поступить, было вот что: «В Хакнессе учился Дэмьен, значит там буду учиться и я». Моим родителям не хватило духу посмотреть в глаза своей дочери-инвалидке и ответить ей «нет».

Они уступили, а я, чтобы порадовать папу, записалась на один семестр микроэкономики. Что бы это ни значило. И теперь меня ждали страшно скучные понедельники, среды и пятницы – с математикой и экономикой по утрам.

***

Лекции по экономике проходили в аудитории огромных размеров, заставленной тесными рядами древних дубовых сидений. Поскольку специального места для инвалидов тут предусмотрено не было, я доехала задним ходом до дальней стены и остановилась рядом с парой старых разномастных стульев.

Минутой позже кто-то тяжело плюхнулся на стул рядом со мной. Скосив глаза вправо, я увидела загорелое и мускулистое предплечье вкупе с деревянными костылями.

Похоже, это прибыл мой красавчик-сосед.

Моя маленькая пернатая фея надежды проснулась и шепнула мне на ухо: экономика только что стала куда интереснее.

Хартли со стоном кинул рюкзак на пол перед собой и уложил на него свой гипс. Потом привалился затылком к стене позади нас и сказал:

– Пристрели меня, Каллахан. Ну почему я записался на курс так далеко от МакЭррина?

– Ты всегда можешь вызвать калекомобиль, – предложила я.

Он повернул подбородок, и его шоколадно-коричневые глаза затянули меня в свое гравитационное поле.

– Что-что?

Я не сразу сообразила, что только что брякнула. Калекомобиль. Точно.

– Здесь есть микроавтобус. – Я дала ему свою карту кампуса. – Звонишь им заранее, и они отвозят тебя на занятия.

– Кто же знал. – Хмурясь, Хартли уставился в карту. – Ты им пользуешься?

– Тебе честно? Я скорее приклею себе на лоб большую красную Л, чем вызову этот микроавтобус. – Я показала пальцами универсальный знак слова «лузер», и Хартли фыркнул от смеха. У него на щеке опять появилась ямочка, и мне пришлось подавить порыв протянуть к его лицу руку и коснуться этой ямочки пальцем.

В этот самый момент к Хартли подсела худая девчонка с прямыми черными волосами и в очках на поллица.

– Прошу прощения, – сказал он, повернувшись к ней, – но этот ряд предназначен только для инвалидов.

Она огромными глазами уставилась на него, а потом соскочила со стула и, словно испуганный заяц, понеслась по проходу к другому свободному месту.

– Я, между прочим, знаю, что ты пошутил, – сказала я, глядя ей вслед.

– Серьезно? – Хартли одарил меня новой улыбкой, такой лукавой и теплой, что я не смогла отвернуться, а потом, когда преподаватель начал постукивать по микрофону, шлепнул себе на коленки тетрадь.

Профессор Румпель выглядел на сто девять лет плюс-минус десять.

– Класс, – начал он, – об экономике говорят чистую правду. Ответ на любой вопрос в любом тесте один: спрос и предложение. – Старичок издал придушенное фырчанье в микрофон.

Хартли наклонился ко мне и прошептал:

– Думаю, это задумывалось как шутка.

От его близости моему лицу стало жарко.

– Мы попали, – шепотом ответила я.

Но, говоря по правде, я имела в виду только себя.

***

После занятия у Хартли зазвонил телефон, так что я по-дружески помахала ему и выехала из аудитории в одиночестве. А потом, проконсультировавшись со своей верной инвалидной картой, направилась к самой большой столовой на территории кампуса. Она была построена в тридцатых годах и когда-то вмещала в себя всех учащихся. Я медленно заехала в переполненное помещение. Передо мной уходило вдаль около сотни столов. Чтобы понять, куда ехать дальше, мне пришлось посмотреть, в какую сторону движется основная толпа.

Студенты шли мимо меня к одной из стен помещения. И я, лавируя между столами, поехала к чему-то, что выглядело как очередь. Сдвинувшись вперед, чтобы прочитать написанное мелом меню, я нечаянно наткнулась на девушку, которая стояла передо мной. Она круто развернулась с выражением раздражения на лице, но потом опустила глаза и поняла, что ее стукнуло.

– Извини! – произнесла она торопливо.

Моему лицу стало горячо.

– Извини, – отозвалась я эхом. За что она просит прощения? Это ведь я, балда, наехала на нее.

Странно, но когда ты сидишь в инвалидной коляске, то люди, в которых ты врежешься – даже если ты отдавишь им ногу, – в девяти случаях из десяти обязательно извинятся. Это было так нелогично и еще почему-то выводило меня из себя.

Я нашла конец очереди. Но потом заметила, что у всех, кто там стоял, были подносы и столовые приборы. Выкатив себя из очереди, я нашла подносы и вилки с ножами, после чего снова вернулась в конец. Находиться в очереди в инвалидной коляске значило иметь на уровне глаз чужие зады. Именно так выглядел мир, когда мне было семь лет.

Хартли

Клянусь богом, если б у типа, который делал мне сэндвич, были связаны руки, он и тогда не смог бы двигаться медленней. Я стоял там с пульсирующей болью в лодыжке и дрожью в здоровой ноге, и к тому времени, как он передал мне тарелку, думал, что вот-вот вырублюсь.

– Спасибо, – сказал я. Взял правой рукой тарелку, потом зажал подмышкой правый костыль и попытался было, не держась за ручку, пойти, но потерял равновесие и, чтобы остаться в вертикальном положении, прислонился к витрине. Мой костыль со стуком брякнулся на пол.

Облом. Хорошо, хоть сэндвич не катапультировался с тарелки.

– Привет хромоногим! – раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся, но Кори нашел не сразу, потому что высматривал кого-то одного с собой роста. Спустя неловкое мгновение я опустил глаза и увидел ее.

– Каллахан, – сказал я. – Ты видела мой изящный маневр?

Она с улыбкой забрала у меня тарелку и поставила ее себе на поднос.

– Не убивай себя во имя… – она посмотрела в тарелку, – хлеба с индейкой. Я могу понести его вместо тебя, если ты возьмешь мне такой же.

– Спасибо, – вздохнул я. Отпрыгнул на одной ноге в сторону и стал ждать, когда все тот же медлительный тип слепит ей сэндвич на ланч.

***

Спустя несколько часов (я могу немного преувеличивать) на нашем подносе оказались два сэндвича, чипсы, печенье, мое молоко и ее диет-кола.

– Кажется, я вижу свободный столик вон там, в соседнем штате, – пробурчал я и заковылял вперед.

Кори тоже подвезла свою попку к столу, где я расчистил для нее парковочное место, убрав с дороги тяжелые деревянные стулья, а потом рухнул на стул и сам.

– Господи боже мой. – Я уткнулся в ладони лбом. – Это заняло всего-навсего в семь раз больше времени, чем должно.

Кори передала мне мою тарелку.

– Ты совсем недавно травмировался, да? – спросила она, забирая с подноса свой сэндвич.

– Так заметно? Неделю назад на предсезонных сборах в хоккейном лагере.

– В хоккейном? – На ее лице появилось странное выражение.

– Ну… Видишь ли, я сломал ногу не на игре – так оно, по крайней мере, было бы не особенно тупо. Но я сломал ее, упав на скалодроме.

У нее отвисла челюсть.

– Порвались веревки?

Не совсем.

– Возможно, веревок там не было. И еще, возможно, было два часа ночи. – Я поморщился, потому что было нисколько не весело рассказывать симпатичной девчонке о том, какой ты идиот. – И я, возможно, был пьян.

– Упс. Значит, ты даже не можешь сказать людям, что стал жертвой неудачного силового приема?

Я выгнул бровь.

– Каллахан, ты что, любишь хоккей?

– Типа того. – Она покрутила в руках чипсину. – Мой отец работает хоккейным тренером в школе, – сказала она. – А мой брат Дэмьен год перед выпуском был вингером в вашей команде.

– Да ладно? Ты младшая сестра Каллахана?

Она улыбнулась, отчего ее голубые глаза заблестели. У нее была убийственная улыбка и румянец, словно она только что закончила марафон.

– Именно так.

– Видишь, я знал, что ты клевая. – Я сделал глоток молока.

– Значит… – Она взяла в руки сэндвич. – Если твоей травме всего неделя, то у тебя, наверное, сильные боли.

Я пожал плечами, прожевывая еду.

– Одну боль я бы еще смог перетерпеть, но с гипсом просто до ужаса неудобно. По полчаса одеваться. И устраивать цирковые представления в душе.

– По крайней мере, у тебя это временно.

Я застыл с полным ртом, обескураженный собственной глупостью.

– Блин, Каллахан. Слушать, как я ною насчет двенадцати недель в гипсе… – Я отложил свой сэндвич. – Ну и дебил же я.

Она покраснела.

– Нет, я ничего такого не имела в виду. Честное слово. Ведь если тебе нельзя немного пожаловаться, то и мне тоже нельзя.

– Почему? – Мне казалось, я только что доказал, что у нее есть полное право жаловаться. Особенно когда вокруг бегают дебилы вроде меня.

Кори начала складывать свою салфетку.

– Ну… после несчастного случая родители отправили меня в группу поддержки для людей с травмами спинного мозга, после которой я и очутилась вот тут… – Она помахала руками над своими коленями. – В общем, там был целый зал людей, у которых не работало куда больше частей тела, чем у меня. Многие не чувствовали своих рук. Они не могли ни самостоятельно есть, ни переворачиваться в кровати. Они не смогли бы даже выбраться из горящего здания, или отправить письмо, или кого-то обнять.

Я закрыл лицо ладонью.

– Как воодушевляюще.

– Не то слово. Те люди настолько испугали меня, что больше я туда не ходила. И если ныть можно мне – а я, поверь, ною, – то и тебе никто не запрещает пожаловаться на то, что ты скачешь на одной ноге, как фламинго. – Она снова взялась за свой сэндвич.

– А… – Я понятия не имел, не слишком ли личный это вопрос. – А когда это случилось?

– Что именно? – Ее глаза избегали смотреть на меня.

– Несчастный случай.

– Пятнадцатого января.

– Погоди… этого пятнадцатого января? Типа, восемь месяцев назад? – Она чуть заметно кивнула. – То есть… на прошлой неделе ты сказала: «Пошло все к чертям, уже сентябрь. Поеду-ка я на другой конец страны, чтобы со всем этим покончить»?

Кори уставилась в свою колу – очевидно затем, чтобы не сталкиваться с моим испытующим взглядом.

– Более или менее. Ну, серьезно, разве где-то написано, сколько времени человеку положено оплакивать свои ноги? – Приподняв бровь, она посмотрела мне прямо в лицо.

Черт. Похоже, мне только что сделали прививку от нытья на всю оставшуюся жизнь.

– Кори Каллахан, ты крутая.

Она повела плечом.

– Колледж предложил мне отсрочку на год, но я отказалась. Ты видел моих родителей. Я не хотела сидеть дома и слушать, как они надо мной причитают.

У меня зазвонил телефон, и я жестом попросил Кори секундочку подождать.

– Привет, красотка, – ответил я Стасе. – Я за столиком у самой дальней стены. Тоже люблю тебя. – Я засунул телефон обратно в карман. – Окей… погоди. Выходит, это ласковая родительская забота погнала тебя в другой часовой пояс?

– У нас троих выдался полубезумный год. Так было лучше для всех.

Раньше я о том не задумывался, и зря. Когда с тобой случается что-то плохое, то оно затрагивает не только тебя.

– Представляю. Моя мама всю прошлую неделю пробушевала. Но я это, наверное, заслужил.

– Ее разозлило то, что ты сломал ногу?

– Ну естественно. Я же сломал ее не спасая из пожара младенцев. Ей пришлось пропустить два дня на работе, чтобы заботиться обо мне, ну и счет в больнице выкатили будь здоров.

– Твой тренер наверняка рвет и мечет, – заметила Кори.

– О да. Мне уже несколько раз прочитали лекцию на тему «Ты Всех Подвел».

Я начал высматривать Стасю. Спустя пару минут и полсэндвича в дверях наконец появилась роскошная девушка. Пока она, стоя у входа, оглядывала столы, я не мог отвести от нее глаз. В ней было все. Она была высокой и в то же время фигуристой, со струящимися песочными волосами и осанкой принцессы. Когда Стася заметила меня, ее ореховые глаза ярко вспыхнули. А потом длинные ноги понесли ее в моем направлении. Когда она подошла, то первым делом поцеловала меня взасос.

Мы встречались почти целый год, но эта ее привычка до сих пор всегда шокировала меня.

– Стася, – сказал я, когда она отпустила мой рот. – Это моя новая соседка Каллахан. Она и ее соседка Дана теперь тоже в Бомоне.

– Приятно познакомиться, – быстро проговорила Стася, удостоив Кори мимолетнейшего из взглядов. – Хартли, ты готов уходить?

Я рассмеялся.

– Детка, ты не представляешь, какого труда нам стоило раздобыть эту еду. Дай мне пять минут, чтобы доесть. – Я выдвинул для нее стул.

Стася села, однако скрыть свое неудовольствие не потрудилась. Пока я доедал печенье, запивая его молоком, она тыкала своим острым пальчиком в телефон.

Кори затихла, но это было ничего, поскольку Стася всегда была готова заполнить тишину своими многочисленными проблемами первого мира.

– Мой мастер говорит, что не сможет завтра сделать мне стрижку. Просто кошмар, – пожаловалась моя девушка.

– Наверняка в Париже тоже есть парикмахерские, – сказал я, хоть и знал, что она не прислушается. Стася была самой привередливой девушкой на планете. Еда в столовой не соответствовала ее стандартам, так что чаще всего она приносила обеды с собой. Шампунь она выписывала по почте, потому что ни один из пятидесяти брендов в аптеке ее не устраивал. К новым людям она тоже была не особенно благосклонна.

И все-таки на меня Стася смотрела в точности так, как на новую сумочку «Прада». Эта шикарная девушка из Гринвича, штат Коннектикут, хотела меня. Вот этого самого парня в кепке «Брюинз» и растянутой тренировочной майке.

Я бы мог сказать вам, что это не повышало мою самооценку, но к чему врать?

Кори допила свою колу и начала составлять наши тарелки со стаканами на поднос.

– Стася? – Я коснулся запястья своей девушки, чтобы привлечь ее внимание. – Можешь сделать нам одолжение и отнести это?

Она оторвала удивленный взгляд от экрана. Потом оглядела поднос и столовую, словно подсчитывая усилия, которые придется затратить. Долгое мгновение она колебалась. Когда мне показалось, что Кори находится на грани того, чтобы предложить свою помощь, Стася внезапно встала, схватила поднос и размашистым шагом ушла.