Текст книги "Заказное убийство (сборник)"
Автор книги: Сара Парецки
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Я пошла на кухню, чтобы выжать себе апельсинового сока. И все-таки Джилл лучше быть дома, подумала я. Если Эрл решит прижать меня к ногтю, он может взять Джилл в заложницы; это для него идеальный вариант. По спине у меня пробежал холодок.
До сих пор все мои усилия не приносили никаких осязаемых результатов, если, конечно, предполагать, что убийство Тайера было предопределено судьбой. Я не могла установить связь между Мак-Гро и Мастерсом или Тайером. Я не имела понятия, где находится Анита. Единственным человеком, который мог снабдить меня всеми необходимыми сведениями, был Мак-Гро, но он уклонялся от этого. И какого черта он впутал меня во всю эту историю?
Повинуясь необъяснимому импульсу, я отыскала в справочнике телефон Точильщиков. Дежурный администратор переадресовал меня к Милдред. Не называя себя, я попросила подозвать к телефону Мак-Гро. Милдред ответила, что он на совещании и она не может его тревожить.
– Это важно, – сказала я. – Передайте ему, что это касается Эрла Смейссена и Джона Тайера.
Милдред попросила подождать. В ожидании, пока подойдет Мак-Гро, я рассматривала свои ногти, которые явно нуждались в шлифовке. Наконец послышался треск, и в трубке зазвучал хрипловатый голос Мак-Гро.
– Да. Я слушаю.
– Это Ви.Ай. Варшавски. Тайер что-нибудь говорил вам об Эрле?
– Что вы, черт побери, несете? Я же говорил вам, чтобы вы прекратили расследование.
– Вы втянули меня в это дело, Мак-Гро. Теперь это мое дело, Мак-Гро. И я хочу знать, говорил ли вам что-нибудь Тайер об Эрле.
Он молчал.
– Тайера убил один из людей Эрла. А вы в свое время прикрылись именем Тайера. Но так и не объяснили почему. Может быть, вы хотели впутать его в это дело с самого начала? Вы боялись, что полиция может арестовать Аниту и хотели подставить Тайера? А что было потом? Он пригрозил, что раскроет все, что знает, и вы попросили Эрла убить его. Для полной гарантии.
– Варшавски, наш разговор записывается на магнитофонную ленту. Если вы будете выдвигать против меня подобные обвинения, я подам на вас в суд.
– Не советую, Мак-Гро. Они могут затребовать и все ваши остальные пленки.
Я услышала громкий треск: он швырнул трубку на рычаг.
Я быстро оделась и тщательно проверила «смит-и-вессон», прежде чем убрать его в плечевую кобуру. Я все время надеялась на то, что Эрл уверен, что ему удалось меня "полностью нейтрализовать; и я очень хотела, чтобы он пребывал в этой уверенности до тех пор, пока я досконально во всем не разберусь и действовать ему будет слишком поздно. Тем не менее я приняла все необходимые меры предосторожности, вышла из дома через задний ход и обошла целый квартал, прежде чем приблизиться к своей машине. Никого подозрительного не было видно.
Я решила оставить бары Лупа и пошла на «территорию» Точильщиков. По пути на север я завернула в клинику. Хотя время было еще раннее, приемная была уже полна. Мне вновь пришлось пройти под разгневанными взглядами тех, кто уже сидел по часу.
– Мне надо поговорить с Лотти, – резко сказала я Кэрол.
Она бегло взглянула на мое лицо и тотчас же вызвала Лотти из ее врачебного кабинета. Я быстро объяснила ей, что произошло.
– Мне не хотелось бы пугать Джилл, – сказала я. – Но и сидеть на пороховом погребе не слишком-то приятно.
Лотти кивнула.
– Но что может помешать им забрать ее из дома Тайеров? – спросила она. – Если они решат, что она для них подходящая заложница, они найдут ее, где бы она ни была. Мы должны думать не о твоем спокойствии, а о спокойствии Джилл. И я думаю, что ей лучше всего остаться здесь на пару дней. Во всяком случае, до похорон ее отца; она позвонила матери, похороны будут не раньше пятницы.
– Да, но, к сожалению, Лотти, у меня нет ни минуты свободного времени. Я не могу сидеть здесь, караулить Джилл.
– Нет. – Она нахмурилась, затем ее лицо просветлело. – У Кэрол есть брат. Большой, сильный, тренированный парень. Он студент, изучает архитектуру. Может, он пока постережет ее. – Она позвала Кэрол, которая внимательно выслушала, в чем наша проблема. Всплеснула руками, когда узнала, что Джилл в опасности, и сказала, что Пол с радостью поможет.
– На вид он не очень добрый, глуповатый парень, – сказала она. – Но это только видимость; на самом же деле он очень дружелюбный и большая умница.
Мне пришлось довольствоваться этим, но Лотти меня не очень-то успокоила, я предпочла бы, чтобы Джилл была где-нибудь за тридевять земель отсюда.
Я направилась на север и объехала весь район вокруг Точильщиков, намечая мой дневной маршрут. Здесь было не так много баров, как в Лупе. Я выбрала площадь в двадцать кварталов и решила воспользоваться машиной. И еще я решила, что, даже рискуя навлечь на себя неудовольствие барменов, ничего не буду пить. Утром я совершенно не переношу пива. Да и шотландское виски тоже.
Я начала с западного конца выбранной мною территории, где проходит надземка. Первый бар, бар Клары, имел такой убогий вид, что я не сразу решилась туда зайти. Конечно, такой лощеный джентльмен, как Мастерс, навряд ли изберет для свиданий подобную забегаловку. С другой стороны, никому не придет в голову, что он может бывать в таком месте. Я расправила плечи и вошла в темное душное помещение.
К полудню я вытащила девять пустых номеров и начала подумывать, что мой замысел не только совершенно неудачен, но еще и отнимает массу драгоценного времени. Я закончу этот уже начатый объезд, но Луп больше не буду обходить. Я позвонила в клинику. Брат Кэрол был уже на боевом посту, Джилл, естественно, его очаровала, и они вместе развлекали семерых малышей. Я сказала Лотти, что останусь там, где я есть, и попросила извиниться за меня перед Джилл.
Тем временем город погрузился во влажную, удушающую жару. Всякий раз, когда я покидала очередной бар, меня словно тыкали носом в дерьмо. От запаха несвежего пива меня уже поташнивало. В каждом из заведений, куда я заходила, словно пригвожденные к стульям, сидели несколько трогательно-жалких завсегдатаев, которые накачивались уже с раннего утра. Как и до сих пор, я сталкивалась с враждебностью, равнодушием и искренним желанием помочь, но никто не узнавал людей, запечатленных на моих фото.
Позвонив Лотти, я решила пообедать. Я находилась недалеко от Шеридан-роуд. Пройдя туда пешком, я обнаружила в конце квартала вполне приличную бифштексную. Войдя в нее, я с облегчением почувствовала, что там прохладно. «Хай Корраль», так называлась эта бифштексная, была небольшим, чистым, полным вкусных запахов заведением. А уж запаха кислого пива, к моей радости, тут и в помине не было. Почти две трети столов были заняты. С меню в руках ко мне подошла пожилая толстушка и с приветливой улыбкой отвела меня к угловому столику. На душе у меня стало легче.
Я заказала небольшой бифштекс из филейной части, салат из свежих овощей, высокий бокал с шипучим напитком и, как только принесли мой заказ, принялась за еду. Обед был не из тех, о которых пишут в журнале «Чикаго», но эта простая, хорошо приготовленная еда значительно подняла мое настроение. После обеда я насладилась чашечкой кофе. Увидев на часах 15.30, я подумала, что мне надо поторопиться. «Когда взывает Долг, „Спешу!“ – немедля отвечает Юность...» – пробормотала я, подбадривая себя. Я положила два доллара на стол и отнесла счет в кассу. Обслуживавшая меня толстушка тотчас появилась словно из-под земли, чтобы я тут же могла расплатиться.
– Очень вкусный обед, – похвалил я.
– Я рада, что вам понравилось. Вы здесь впервые?
Я покачала головой:
– Я проходила мимо, и ваша вывеска показалась мне заманчивой. – Повинуясь внезапному импульсу, я вытащила свою – теперь уже засаленную и помятую по краям – папку. – Скажите, эти два человека никогда не появлялись здесь вместе?
Она взяла фото и посмотрела на них.
– Да, они у нас бывали.
Я не поверила своим ушам.
– Вы уверены?
– Я не могу ошибаться. Надеюсь только, мне не придется свидетельствовать в суде? – Ее дружелюбное лицо слегка омрачилось. – Если вы разговариваете со мной официально... – Она поспешно отдала мне фотографии.
– Нет, нет, успокойтесь, – сказала я. – Уверяю вас, вы не будете иметь никакого к этому отношения. – В этот момент я не могла придумать какой-нибудь правдоподобной легенды.
– Если меня куда-нибудь вызовут, – повторила она, – я не опознаю ни одного из них.
– Я ничего не буду записывать, скажите только, давно ли они сюда ходят? – спросила я, стараясь придать своему голосу как можно большую убедительность и откровенность.
– А в чем дело? – Она была все еще настороже.
– Иск об установлении отцовства, – брякнула я первое, что пришло мне в голову. Даже для меня самой это звучало смешно, но как ни странно, она успокоилась.
– Ну, это не такое страшное дело... Я думаю, уже лет пять, Это заведение принадлежит моему мужу, и мы вот уже восемнадцать лет работаем с ним вместе. Я помню почти всех наших завсегдатаев.
– А часто ли они заходят сюда?
– Раза три в год. Постепенно запоминаешь всех своих постоянных клиентов. Кроме того, этот человек, – она постучала по фото Мак-Гро, – бывает у нас часто. Я думаю, что он работает в этом большом профсоюзе, что напротив нас.
– В самом деле? – вежливо сказала я. И вытащила фото Тайера. – А его вы знаете?
Она внимательно посмотрела.
– Лицо знакомое. Но он никогда здесь не бывал.
– Заверяю вас, что я никогда не упомяну вашего имени. И еще раз спасибо за очень вкусный обед.
У меня закружилась голова, когда я вышла на слепящее солнце. Я сама не верила своей удаче. Иногда тебе выпадает удача в твоей сыскной работе, и тогда ты думаешь, что, может быть, ты и впрямь отстаиваешь право и добро и что твои шаги направляет благосклонное Провидение. Чертовски повезло! – думала я. Я установила связь между Мастерсом и Мак-Гро. А Мак-Гро знает Смейссена. Веточка растет на суку, сук растет на дереве, а само дерево растет на холме. Ты просто гений, Вик, сказала я себе. Теперь надо только установить, что связывает этих двоих. Скорее всего этот замечательный бланк, который я нашла в квартире Питера Тайера. Но каким образом?
Я нашла телефон-автомат и позвонила Ральфу, чтобы спросить у него, нашел ли он досье Гильчовски. Оказалось, что он на совещании. Нет, нет, передавать ничего не надо, я позвоню позже.
Оставался невыясненным и еще один вопрос. Что объединяло Тайера, Мак-Гро и Мастерса? Выяснить это было не так уж сложно. Вероятнее всего их объединяло какое-то грязное дело, связанное, возможно, с неуплатой налогов. В таком случае участие Тайера можно было легко объяснить тем, что он сосед и добрый друг Мастерса, а также вице-президент банка. Он мог придумать добрый десяток способов отмывания грязных денег. Возможно, Питер раскрыл их махинации. Мак-Гро обратился к Смейссену с просьбой убить Питера. Каким-то образом узнав об этом, Тайер почувствовал раскаяние. «Я не буду в этом участвовать», – сказал он то ли Мастерсу, то ли Мак-Гро, и они подговорили Смейссена убить его.
Погоди, Вик, сказала я себе-. Уж больно твое воображение разыгралось. Пока у тебя только один-единственный факт: Мак-Гро и Мастерс знакомы друг с другом. Но какой это замечательный, многозначительный факт.
В клинику я вернулась в четырнадцать тридцать. Приемная была еще более переполнена, чем утром. Маленький кондиционер в окне тщетно боролся с жарой и теплом, исходившим от собравшихся в таком" количестве тел. Когда я вошла в комнату, внутренняя дверь отворилась и из нее выглянуло молодое мужское лицо. Характеристика «не очень добрый, глуповатый» определяла его совершенно точно. Я пересекла комнату.
– Должно быть, вы Пол, – сказала я, протягивая руку. – Я Вик.
Он улыбнулся. И сразу же его лицо неузнаваемо преобразилось. Глаза засверкали умом и сообразительностью, он стал по-своему красив. Я даже подумала мимоходом, достаточно ли Джилл лет, чтобы влюбиться.
– Все спокойно, – сказал он. – За исключением, конечно малышни. Не хотите посмотреть, как Джилл с нею управляется.
Я пошла в заднюю часть дома. Лотти убрала стальной стол из своего второго кабинета. Джилл играла здесь с пятью детишками от двух до семи. У нее был сосредоточенный вид человека действующего в критической обстановке. Я усмехнулась. Еще одна малышка спала в плетеной кроватке в углу. Когда я вошла Джилл подняла глаза и поздоровалась, но ее улыбка явно предназначалась Полу. Не создаст ли это дополнительных трудностей? – подумала я. А может, наоборот, все облегчит?
– Как дела? – спросила я.
– Замечательно. Когда малыши начинают слишком капризничать, Пол сразу же придумывает что-нибудь, чтобы привести их в хорошее настроение. Боюсь, как бы они не начали капризничать нарочно – так это им нравится.
– А ты не могла бы оставить их на несколько минут? Я хотела бы задать тебе пару вопросов.
Она с сомнением посмотрела на своих подопечных.
– Иди, иди, – весело сказал Пол. – Я заменю тебя – ты и так уже слишком долго занимаешься с ними.
Джилл встала. Один из детей, маленький мальчик, запротестовал.
– Не уходи, – сказал он громким повелительным голосом.
– Но ей надо уйти, – сказал Пол, с легкостью усаживаясь на ее место. – Ну, так чем вы занимались?
Я отвела Джилл в кабинет Лотти.
– Да у тебя просто призвание к такой работе, – сказала я. – Не сомневаюсь, что Лотти будет уговаривать тебя остаться у нее до конца лета.
Джилл вспыхнула:
– Я с удовольствием бы осталась. Но только вряд ли смогу.
– Может, и сможешь, если мы успешно завершим расследование. Ты когда-нибудь видела отца Аниты?
Она покачала головой. Я достала фотографию Мак-Гро.
– Это он. Может, ты его видела вместе с отцом или просто где-нибудь по соседству.
Она внимательно рассмотрела фото.
– Не думаю, чтобы я когда-нибудь его видела. И он совсем не похож на Аниту.
Я помолчала, обдумывая, как сказать то, что я хочу, наиболее щадящим образом.
– Я полагаю, что Мак-Гро и Мастерс партнеры в каком-то, боюсь, не слишком благовидном деле. Возможно, в этом деле замешан и твой отец, хотя он и плохо представлял себе, что это за дело. – И тут вдруг меня осенило, что, если мое предположение верно, Питер в первую очередь обратился бы с обвинениями к своему отцу. – Ты не помнишь, чтобы Питер и твой отец в последние две недели перед смертью Питера горячо спорили?
– Нет. Питера не было дома семь недель. Если они и спорили с отцом, то только по телефону. И, вероятно, по отцовскому служебному, а не по домашнему.
– Хорошо. А теперь я хотела бы выяснить, что знал отец об их совместном деле. Может, ты что-нибудь видела или слышала, что могло бы мне помочь. Не случалось ли, чтобы, запершись в кабинете, они подолгу, целыми часами беседовали?
– Да, но к отцу приходило много деловых партнеров, и он подолгу беседовал со всеми.
– А не передавал ли мистер Мастерс твоему отцу крупные суммы денег? – спросила я. – Или, может быть, дело было наоборот.
Она сконфуженно улыбнулась и пожала плечами.
– Я ничего об этом не знаю. Знаю только, что папа работал в банке, что он был вице-президентом и все такое, но я ничего не знаю о деньгах. Хотя мне и надо было бы знать. Я знаю, что семья у нас богатая, мы все получили большое наследство от дедушки и бабушки, но я ничего не знаю о деньгах папы.
В этом не было ничего удивительного.
– А не могла бы ты вернуться в Виннетку и посмотреть в его кабинете, нет ли там каких-либо бумаг, где упоминаются Мак-Гро, Мастерс или они оба? Или это кажется тебе чем-то мерзким и бесчестным?
Она покачала головой.
– Если необходимо, я это сделаю. Я только не хочу уезжать" отсюда.
– Я понимаю, – сказала я. Я посмотрела на часы и постаралась поточнее рассчитать время. – Не думаю, чтобы мы успели проделать это сегодня до ужина. Но может быть, завтра утром? Так, чтобы мы успели вернуться в клинику еще до того, как начнут собираться дети.
– Хорошо, – согласилась она. – А вы отвезете меня? Ведь у меня нет своей машины, я хотела бы вернуться обратно, а они, вероятно, будут меня отговаривать.
– Конечно, я тебя подвезу. – Завтра утром, подумала я, полиции, должно быть, уже не будет.
Джилл встала и вернулась в детскую. Я услышала, как она сказала материнским голосом:
– Ну, чья сейчас очередь?
Усмехнувшись, я приоткрыла дверь кабинета Лотти, просунула внутрь голову и сказала, что еду домой, чтобы отоспаться.
Глава 14Жаркой ночью
На заседание Объединения университетских женщин я отправилась в семь часов вечера. Я все-таки состряпала кое-что по рецепту моей матери, пожарила много тостов, а Пол тем временем приготовил салат; он же очень тепло отозвался о моих кулинарных способностях. Он решил, что его обязанности телохранителя простираются и на ночь, и заранее принес с собой спальный мешок. По мнению Лотти, столовая была единственная комната, достаточно большая для него.
– Я хочу, чтобы ты спал в ней, – сказала она Полу.
Джилл была восхищена. Я представляла себе, как отреагирует ее сестра, если она приведет Пола как своего друга.
Ехать на юг было легко; улицы были свободны, зато на тротуарах прохлаждалось много гуляющих. Это было мое самое любимое время дня летом. Обволакивающе ласковое, напоенное приятными запахами, оно, казалось, возрождало магическую пору детства.
Я без труда нашла место для машины на университетском дворе и заблаговременно вошла в комнату для совещаний. Там было более десятка женщин в рабочих брюках и слишком больших теннисках или же в юбках, перекроенных из голубых джинсов, с грубыми швами наружу. Я была в джинсах и большой свободной рубашке, чтобы прикрыть револьвер, но среди всех присутствующих, даже в такой простой одежде, я выделялась элегантностью.
Там была и Гейл Шугармэн. Она сразу узнала меня, когда я вошла, и сказала:
– Привет. Я рада, что ты не забыла о нашем совещании.
Остальные повернулись ко мне.
– Это... – Гейл запнулась, смущенная. – Извините, я забыла фамилию, помню только, что итальянская... Во всяком случае, я встречалась с ней на прошлой неделе в кафе Свифта и сказала ей о нашем совещании, и вот она здесь.
– Вы не репортер? – спросила одна из женщин.
– Нет, – ответила я безучастным тоном. – Я получила здесь степень бакалавра искусств. Уже довольно давно. На днях я была здесь, разговаривала с Гарольдом Вайнштейном и встретилась с Гейл.
– Ох уж этот Вайнштейн! – пробурчала другая женщина. – Считает себя радикалом, потому что ходит в рабочих рубашках и на чем свет стоит клянет капитализм.
– Да, – поддержала третья. – Я проходила у него курс: «Большой бизнес и профсоюзы». Он считает, что главная битва против капиталистического гнета была выиграна, когда в сороковых годах Форд потерпел поражение от Союза автомобильных рабочих. А когда спрашиваешь его, почему женщин не допускают не только в большой бизнес, но и в профсоюзы, он отвечает, что это объясняется не угнетением, а современными общественными нравами.
– Этот аргумент оправдывает всякое угнетение, – вмешалась полная женщина с короткими вьющимися волосами. – Получается, что лагеря Сталина отражают советские нравы тридцатых годов. Я уже не говорю о ссылке Щеранского.
Худенькая смуглая Мэри, средних лет женщина, которая в пятницу была с Гейл в кафе, попыталась призвать группу к порядку.
– У нас нет никакой программы на сегодня, – сказала она. – Летом у нас слишком слабая посещаемость, чтобы мы могли решать важные вопросы. Почему бы нам не сесть в кружок на полу и не провести групповую дискуссию? – Она курила, затягиваясь так глубоко, что щеки у нее вваливались. У меня было такое ощущение, будто она подозрительно меня разглядывает, но, может быть, это только сказывалась моя нервозность.
Я также послушно уселась на пол, подняв перед собой колени. Мои лодыжки все еще побаливали. Стали подходить новые женщины, прихватывая с собой чашки с кофе, не слишком аппетитным на вид. Входя, я бросила беглый взгляд на этот явно переваренный напиток и решила, что не буду его пить, даже ради того, чтобы доказать свою общность со всей группой.
Когда все женщины, кроме двух, уселись, Мэри предложила, чтобы мы все представились по кругу.
– Сегодня среди нас пара новеньких, – сказала она. – Я Мэри, дочь Анны.
Она повернулась направо, к той женщине, которая протестовала против исключения женщин из больших профсоюзов. Когда очередь дошла до меня, я сказала:
– Я Ви.Ай. Варшавски. Друзья зовут меня Вик.
Когда все представились, одна женщина с любопытством спросила:
– Вы зоветесь своими инициалами или Вик ваше настоящее имя?
– Это прозвище, – объяснила я. – Обычно я пользуюсь своими инициалами. Свою рабочую жизнь я начала адвокатом, и я поняла, что моим коллегам и оппонентам-мужчинам труднее обращаться ко мне покровительственно, если они не знают моего имени.
– Разумное соображение, – сказала Мэри, возобновляя свое председательство. – Я хотела бы наметить меры поддержки киоска «Эры» на Иллинойской ярмарке. Тамошнее объединение женщин обычно имеет киоск, через который они распространяют литературу. В этом году они хотят расширить свою деятельность, организовать, выставку слайдов, и им нужны будут помощницы, которые могут поехать в Спрингфилд на один-два дня с четвертого по десятое августа.
– Пошлют ли туда машину? – спросила полная кудрявая женщина.
– Это зависит от того, много ли будет добровольцев. Я бы, например, поехала. Если захотят поехать и остальные, мы могли бы нанять автобус, тут не такое большое расстояние.
– А где мы там остановимся? – спросила одна из женщин.
– Я планирую разбить лагерь, – сказала Мэри. – Но желающие могут разделить номер в отеле с одной из тамошних участниц объединения.
– Я лично не хотела бы иметь с ними никакого дела, – сказала розовощекая женщина с длинными, по пояс, волосами. Она была в комбинезоне и тенниске, у нее было лицо миролюбивой матроны викторианской эпохи.
– Почему, Аннет? – поинтересовалась Гейл.
– Они игнорируют реальность: социальное положение женщин, неравные права в браке и при разводе, в воспитании детей. Они поддерживают кандидата, который обещает сущие пустяки для защиты детей, но не имеет ни одной женщины в свеем аппарате, я уже не говорю о том, что его жена – просто пластмассовый манекен, никуда не выходит из дома и только и заботится что о карьере мужа.
– У нас никогда не будет социальной справедливости, пока не будет ликвидировано политическое и экономическое неравенство, – сказала коренастая женщина, которую, кажется, звали Рут. – А ведь политические проблемы вполне разрешимы. Нельзя уничтожить фундаментальное неравенство отношений между мужчинами и женщинами, не уничтожив законы, являющиеся орудием этого неравенства.
Это был старый аргумент, возникший в конце шестидесятых годов, с появлением радикального феминизма. Или вы сосредоточиваете свои усилия на том, чтобы добиться равной оплаты и равных юридических прав, или же вы направляете их на то, чтобы утвердить во всем обществе новую шкалу сексуальных ценностей. Словоизвержение длилось минут десять, пока Мэри не постучала по полу костяшками пальцев.
– Я не хочу добиваться консенсуса по частным вопросам двух организаций, – сказала она. – Я просто хочу знать число добровольцев, готовых выехать в Спрингфилд.
Как можно было предугадать, Гейл вызвалась первая, за ней Рут. Обе женщины, которые клеймили политические взгляды Вайнштейна, также согласились поехать.
– А как вы, Вик? – спросила Мэри.
– Спасибо, но я не могу.
– Почему вы не скажете нам, какова цель вашего здесь присутствия? – стальным голосом спросила Мэри. – Допускаю, что вы учились в университетском колледже, но никто не станет сидеть во вторник вечером с инициативной группой, чтобы выслушивать политическую дискуссию.
– Дискуссии не слишком-то изменились с моих времен, но вы правы: я пришла сюда, потому что пытаюсь разыскать Аниту Мак-Гро. Я не знаю никого лично из вас, но я знаю, что она была близка к вашей группе, и я надеюсь, что кто-нибудь может сказать мне, где она находится.
– В таком случае вам здесь нечего делать, убирайтесь! – сердито сказала Мэри. Вся группа мгновенно ополчилась против меня; я чувствовала их враждебность как нечто вполне осязаемое. – Нас всех уже допрашивала полиция; теперь, видимо, они решили заслать к нам свою осведомительницу и через нее выведать адрес Аниты, допуская, конечно, что мы его знаем. Лично я его не знаю, не уверена, что кто-либо знает, но эти полицейские свиньи никак не могут успокоиться, хотят добиться своего не мытьем, так катаньем.
Я не пошевелилась.
– Я не из полиции, и я не репортер... Вы считаете, что полиция ищет Аниту, чтобы обвинить ее в смерти Питера Тайера.
– Конечно, – обрушилась на меня Мэри. – Они так и шныряли здесь, все пытались выяснить, не крутил ли с кем-нибудь Питер, и не ревновала ли его Анита, и не завещал ли он ей все свои деньги. Можете пойти и сказать им, что так они ровно ничего не добьются.
– Я хотела бы изложить совершенно другую версию, – сказала я.
– Идите вы к чертовой матери, – сказала Мэри. – Ваша версия нас не интересует. Выматывайтесь.
– Я не уйду, пока вы меня не выслушаете.
– Может, вышвырнуть ее, Мэри, – предложила Аннет.
– Попытаться вы, конечно, можете. Но если я сломаю кому-нибудь из вас руку, вы все очень обозлитесь, а я все равно не уйду, пока вы меня не выслушаете.
– Ладно, – рассерженно обронила Мэри. Она сняла с руки часы. – В вашем распоряжении пять минут. Затем Аннет вас вышвырнет.
– Спасибо. Версия, которую я вам изложу, очень коротка. Я смогу расширить ее позднее, если у вас будут вопросы. Вчера утром Джон Тайер, отец Питера, был убит перед своим домом. Полиция предполагает, но не может доказать, что это сделал заказной убийца, которого они хорошо знают. Я считаю, в отличие от полиции, что этот же убийца в прошлый понедельник застрелил и Питера. Почему был убит Питер? Ответ довольно прост: потому что он знал нечто, что могло бы причинить сильный вред весьма могущественному, но погрязшему в коррупции профсоюзному лидеру. Не знаю, что именно он раскрыл, но знаю, что это связано с противозаконными финансовыми сделками. Возможно также, что к этим сделкам причастны отец Питера и тот человек, у которого Питер работал.
Я вытянула ноги и оперлась на руки. Все молчали.
– Это лишь предположения. В настоящее время у меня нет доказательств, которые могли бы быть использованы в суде, но у меня есть доказательства, вытекающие из знания человеческих отношений и реакций на события. Если мои предположения имеют под собой основания, это означает, что жизнь Аниты Мак-Гро в серьезной опасности. Вероятнее всего она была посвящена в ту же тайну, которая стоила Питеру жизни, и, когда в прошлый понедельник обнаружила в их квартире его мертвое тело, она в панике бежала. Но пока она жива и является единственной обладательницей тайны; какова бы ни была эта тайна, можно предполагать, что люди, которые не остановились перед двумя убийствами для ее сохранения, могут убить и ее.
– Вы хорошо осведомлены, – сказала Рут. – Откуда вы все это знаете, если вы не репортер и не коп?
– Я частный детектив, – ответила я ровным голосом. – И выполняю поручение четырнадцатилетней девочки, которая видела, как ее отца убили, и очень испугана.
– Так вы все-таки коп, – продолжала сердиться Мэри. – Какая разница, кто оплачивает ваши расходы?
– Вы ошибаетесь, – сказала я. – Разница огромная. Я не подчиняюсь приказам полицейских офицеров, олдерменов и комиссаров. Я сама по себе.
– Какие у вас доказательства?
– В пятницу вечером я была избита человеком, который, как я уверена, нанял убийцу, чтобы расправиться с обоими Тайерами. Он предупредил меня, чтобы я держалась подальше от этого дела. Этот человек, который нанял убийцу, известен своей близостью со многими крупными преступниками. Этим летом Питер как раз на него работал. И я знаю еще одного крупного преступника, который встречался с боссом Питера. Экс-боссом. То, что в основе этих преступлений лежат деньги, пока что только мое предположение. Вряд ли кого-нибудь шокировали скандалы на сексуальной почве, тем более шпионаж.
– Может, тут замешаны наркотики? – спросила Гейл.
– Не думаю, – ответила я. – Незаконный источник дохода – самое вероятное основание для убийства.
– Честно говоря, Ви.Ай., или Вик, или как там вас зовут, вы меня не убедили. Я не верю, что жизнь Аниты в опасности. Но если кто-нибудь придерживается другого мнения и знает, где она, пусть выдаст ее.
– У меня есть еще вопрос, – сказала Рут. – Допустим, мы знаем, где она, и сообщим ее местонахождение, какую пользу ей может это принести, если, конечно, все, что вы говорите, истинная правда.
– Если я узнаю, какой характер носят финансовые сделки, я сумею найти конкретные доказательства, кто именно убийца, – сказала я. – Чем быстрее это произойдет, тем меньше вероятности, что он сумеет добраться и до нее.
Никто не проронил ни слова. Я подождала несколько минут. И даже надеялась, что Аннет попытается вышвырнуть меня вон: меня так и подмывало сломать кому-нибудь руку. Радикалы, черт бы их всех побрал, параноики. А радикальные студенты сочетают паранойю с разобщенностью и напыщенностью. Может, я даже переломала бы руки им всем, так, ради забавы. Но Аннет не шевельнулась. И никто не вызвался сообщить мне адрес Аниты.
– Ну что, удовлетворены? – торжествующе спросила Мэри, и ее худые щеки сжались в ухмылке.
– Спасибо и на этом, сестры. Я оставляю несколько визитных карточек на случай, если кто-нибудь переменит свое мнение. – И я ушла.
Домой я возвращалась в крайне угнетенном состоянии. Будь на моем месте какой-нибудь популярный киносыщик, он сумел бы очаровать этих нерях-радикалок. Он никогда бы не открыл им, что он частный детектив, завязал бы какую-нибудь умную беседу и выяснил бы все, что хотел знать, а затем пожертвовал бы двести фунтов в фонд поддержки лесбийской любви.
Я свернула налево, на Лейк-Шор-Драйв, получая бесшабашное удовольствие от езды на предельной скорости, почти на грани переворачивания. Я даже не испытывала страха, что меня могут задержать. Четыре мили, отделяющие Пятьдесят седьмую улицу от площади Мак-Кормика, я пронеслась за три минуты. И только тогда поняла, что меня преследуют.
Ограничение скорости на этом маршруте – сорок пять миль, а я шла все восемьдесят, в зеркале заднего вида сверкали все те же фары, которые появились еще в том переулке, где я свернула на Лейк-Шор-Драйв. Я быстро притормозила и перестроилась в наружный ряд. Следовавшая за мной машина не изменила ряда, но тоже притормозила.
Давно ли за мной этот хвост? Если бы Эрл хотел разделаться со мной, у него были для этого неограниченные возможности, вряд ли бы он стал организовывать погоню – слишком накладно. И конечно же он знал, куда я временно переселилась. На моем автоответчике был записан телефонный номер Лотти, а если знаешь номер телефона, очень нетрудно выяснить в телефонной компании и адрес.