355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сара Парецки » Приказано убить (сборник) » Текст книги (страница 1)
Приказано убить (сборник)
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:54

Текст книги "Приказано убить (сборник)"


Автор книги: Сара Парецки



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Сара Парецки

Приказано убить

Посвящается Кортни

Все иное – разрушительное ничто


Глава 1
Старые раны

Выйдя из машины, я почувствовала тяжесть в желудке. Привычная тошнота подкатила к горлу, сердце глухо застучало. Я поднималась по узкой дорожке к парадному входу, и тех десяти лет, которые я провела вдали от Мелроуз-парка словно не было.

Январский ветер кружил под ногами опавшие листья. Снега в эту зиму выпало мало, но дули пронизывающие ветры. Нажав на звонок, я засунула руки поглубже в карманы темно-синего пальто, пытаясь согреться. Никак не удавалось справиться с волнением. В конце концов они сами позвали меня... умоляли о помощи... Но это не успокаивало. Поддавшись на ее просьбу, я проиграла важное сражение.

Я топала ногами, чтобы отогреть пальцы, замерзшие в туфлях на тонкой подошве, когда, наконец, услышала шаги за голубой дверью. Дверь распахнулась в слабо освещенный вестибюль. В проеме я различила двоюродного брата Альберта – с нашей последней встречи он сильно располнел. Полумрак смягчал выражение недовольства на его лице.

– Проходи, Виктория. Мама ждет тебя.

Я извинилась за то, что опоздала на четверть часа, и сказала что-то насчет погоды. Альберт совсем облысел, с удовольствием отметила я. Он неловко взял мое пальто и бросил на перила узкой, ничем не покрытой лестницы.

Низкий неприятный голос окликнул нас:

– Альберт, это Виктория?

– Да, мама, – пробормотал он.

Прихожая освещалась через крошечное круглое окошко, обращенное на лестницу. Полумрак размывал рисунок на обоях, но, идя за Альбертом по узкому коридору, я заметила, что рисунок не изменился: все те же белые петельки на сером фоне, отвратительные, холодные. В детстве мне казалось, что эти обои источают ненависть. Следуя за раскачивающимися ляжками Альберта, я вдруг почувствовала, как знакомый холод впился в меня своими колючками, и вздрогнула.

Когда-то я умоляла свою мать, Габриелу, не привозить меня в этот дом. Зачем нам бывать здесь? Роза ненавидела маму, ненавидела меня, и Габриела, возвращаясь домой, всегда плакала. Но при этом, напряженно улыбаясь, говорила: «Ничего не поделаешь, дорогая. Я должна туда ездить».

Альберт провел меня в так называемую гостиную в задней части дома. Мебель, набитая конским волосом, была знакома мне, словно мебель моей собственной квартиры. Я видела в ночных кошмарах, как меня заманивают в эту комнату с чопорной мебелью, ледяными голубыми портьерами, мрачным портретом дяди Карла над декоративным камином и Розой, высохшей, хищной, хмурой, сидящей неестественно прямо на высоком стуле.

Теперь ее волосы поседели, но тяжелый, неодобрительный взгляд остался тем же. Я пыталась дышать глубже, чтобы успокоить разбушевавшийся желудок. «Ты приехала, потому что она умоляла тебя приехать», – напомнила я себе.

Роза не поднялась, не улыбнулась – я не помню, чтобы кто-нибудь видел ее улыбающейся.

– Очень любезно было с твоей стороны приехать, Виктория. – Ее тон ясно говорил, что мне следовало бы появиться вовремя. – Когда человек стар, ему трудно путешествовать. А последние несколько дней меня сильно состарили.

Я отыскала наименее неудобный стул и присела.

– Пожалуй, – уклончиво отозвалась я.

Розе было около семидесяти пяти. Если бы после ее смерти сделали вскрытие, то обнаружили бы, что у нее скелет чугунный. Но пока что следов ржавчины не было видно: похоже, она еще недостаточно стара.

– Альберт, предложи Виктории кофе.

Единственным достоинством Розы были ее кулинарные способности. Поблагодарив за ароматный итальянский кофе, я все же отказалась от пирожных, которые Альберт протянул мне на подносе, – совсем не хотелось ронять крошки на черную шерстяную юбку и при этом глупо себя чувствовать.

Альберт с трудом разместился на узком диване, уплетая кусок торта. Уронив крошку на пол, он украдкой посмотрел вниз, а затем покосился на Розу: не заметила ли она.

– У тебя все хорошо, Виктория? Ты счастлива?

– Да, – твердо заявила я, – у меня все хорошо, и я счастлива.

– Но ты, кажется, не вышла замуж вторично?

Последний раз я была здесь со своим бывшим мужем с мучительным свадебным визитом.

– Можно не состоять в браке и быть счастливой, как, без сомнения, скажет вам Альберт, да вы и сами это знаете.

Последнее замечание было жестоким: дядя Карл покончил с собой вскоре после рождения Альберта. Сначала я почувствовала себя отмщенной, а потом виноватой. Можно было и не язвить, я уже не ребенок. Но Роза все время заставляла меня чувствовать себя восьмилетней девочкой.

Та пренебрежительно пожала своими худыми плечами:

– Ты, конечно, права. Что же касается меня – я так и умру, не увидев внуков.

Альберт беспокойно заерзал на диване. Очевидно, эти жалобы ему уже надоели.

– Жаль, – отозвалась я. – Думаю, внуки были бы достойным вознаграждением за добродетельную жизнь.

Альберт закашлялся, но овладел собой. Глаза Розы сузились от злости.

– Ты лучше других должна знать, почему моя жизнь не была счастливой.

Я больше не владела собой.

– Роза, ты почему-то думаешь, что Габриела разрушила твое счастье. Я не знаю, каким загадочным образом могла провиниться перед тобой девочка восемнадцати лет. Ты выгнала ее ни с чем. А она даже не знала английского. Ее могли убить. Что бы она тебе ни сделала, ты поступила с ней гораздо хуже. Ты знаешь, почему я здесь. Габриела заставила меня поклясться, что я помогу тебе, если ты будешь в этом нуждаться. Это обещание сидит у меня в печенках. Но я дала слово, и вот я здесь. Так что давай оставим прошлое в покое: я не буду иронизировать, но и ты прекратишь оскорблять мою мать. Почему бы тебе не объяснить, в чем дело?

Роза сжала губы так, что они почти исчезли.

– Позвать тебя – было самым трудным делом моей жизни. А теперь я вижу, что мне не следовало этого делать.

Она стремительно поднялась, словно стальной журавль, и вышла из комнаты. Я услышала сердитое клацанье ее шагов в коридоре и на голых ступеньках лестницы. Затем в отдалении хлопнула дверь.

Я поставила чашку и взглянула на Альберта. Он покраснел от смущения, но явно почувствовал себя свободней в отсутствие матери.

Так что, дела действительно плохи?

Он вытер пальцы о салфетку и аккуратно сложил ее.

– Очень плохи, – пробормотал он. – Зачем ты разозлила ее?

– Ее злит то, что я сижу здесь, вместо того чтобы покоиться на дне озера Мичиган. С тех пор как умерла Габриела, каждый раз, когда я с ней разговариваю, от нее веет могильным холодом. Если ей требуется помощь, единственное, что мне нужно от нее, – факты. Остальное пусть прибережет для своего психиатра. Мой заработок не позволяет мне возиться с ее чувствами.

Я взяла сумку и поднялась, но в дверях остановилась и обратилась к брату:

– Альберт, я больше не приеду в Мелроуз-парк. Если хочешь, я выслушаю тебя. Но если я сейчас уйду, этим все кончится. Я больше не отреагирую ни на какие призывы Розы поддержать единство семьи. Кроме того, если ты действительно хочешь нанять меня, знай, я не собираюсь работать из любви к твоей матери.

Альберт воззрился на потолок, как бы ожидая указаний свыше. Нет, не от Бога – из спальни матери. Но мы ничего не услышали. Роза, по всей вероятности, всаживала булавку в кусочек глины с прилепленным к нему локоном моих волос. Я непроизвольно провела рукой по волосам, проверяя, все ли в порядке. Альберт неуклюже поднялся.

– Э... пожалуй... Э... может, я тебе расскажу?

– Отлично. Только давай перейдем в другую комнату.

– Конечно, конечно.

Он скупо улыбнулся – первая его улыбка за вечер. Я проследовала за ним вниз по коридору в комнату слева. Комната хоть и небольшая, но зато его собственное убежище. Одну стену занимали огромные стереофонические колонки, под ними встроенные полки с усилителем и внушительной коллекцией пластинок и кассет. Книг не было, за исключением нескольких финансовых отчетов. Трофеи времен учебы в университете. Небольшой бар.

Он уселся в большое кожаное кресло с подушкой. Подушку он передал мне, и я, устроившись в другом кресле, облокотилась на нее. На своей территории Альберт расслабился, и на его лице появилось выражение большей уверенности. Насколько я помнила, он был государственным аудитором, имел собственное дело. Видя его рядом с Розой, трудно было представить, что он может иметь собственное дело, но здесь, в этой комнате, это не казалось таким уж невероятным.

Взяв с полки трубку, он приступил к бесконечному ритуалу всех курильщиков трубок. Я бы с удовольствием ушла, прежде чем он ее раскурит. Дым плохо на меня действует, а дым от трубки, да еще на голодный желудок – я не завтракала, потому что очень нервничала, – настоящая погибель.

– Ты уже давно работаешь детективом, Виктория?

– Около десяти лет. – Мне не понравилось, что он назвал меня Викторией, но я промолчала. Нет, это действительно мое имя. Просто мне больше нравится сокращенное – Вик.

– И как успехи?

– Отлично. У меня репутация одного из лучших детективов. Можешь позвонить и навести справки, я дам тебе список своих клиентов.

– Ладно, прежде, чем уйти, напиши парочку имен. – Закончив выбивать трубку, он методично постучал ею по краю пепельницы и стал наполнять табаком. – Мама оказалась втянутой в историю с фальшивыми ценными бумагами.

В моей голове пронеслась дикая мысль, что Роза тайно управляет чикагской мафией. Я уже видела огромные сенсационные заголовки в «Геральд стар»...

– Каким образом?

– Их нашли в сейфе монастыря Святого Альберта.

Я вздохнула про себя. Альберт явно тянул время.

– Роза их там прятала? Какое отношение она имеет к этому монастырю?

Пришло время откровенного разговора; Альберт чиркнул спичкой и начал раскуривать трубку. Сладковатый голубой дым окружил его и стал подбираться ко мне. У меня все внутри перевернулось.

– Последние пятнадцать лет мама была их казначеем. Я думал, ты в курсе. – Он сделал паузу, чтобы я почувствовала себя виноватой за то, что оторвалась от семьи. – Когда все обнаружилось, они, конечно, попросили ее уйти.

– Тетя что-нибудь знает об этих бумагах?

Альберт пожал плечами. Он уверен, что нет. Он не знал, сколько их там было, каким компаниям они принадлежали, когда их в последний раз проверяли и кто имел к ним доступ. Альберту было известно только то, что новый настоятель хотел продать их и отремонтировать здание. Да, они лежали в сейфе.

– Подозрения пали на маму, и она очень переживает. – Заметив мой насмешливый взгляд, он укоризненно добавил: – Ты видишь ее, только когда она расстроена или сердита, и потому не представляешь, что она на самом деле чувствует. Как ты знаешь, ей семьдесят пять, и эта работа много для нее значила. Она хочет восстановить свое честное имя и вернуться обратно.

– ФБР и Комиссия по контролю за ценными бумагами, конечно, уже ведут расследование?

– Да, и они будут только рады повесить все на нее, чтобы долго не возиться. Кроме того, кто потащит священника в суд? А она, по причине преклонного возраста, отделается условным приговором.

Я сощурилась:

– Нет, Альберт. Ты не в курсе дела. Будь это какая-нибудь несчастная чернокожая из Уэст – Сайда, ее могли бы посадить в тюрьму но ложному обвинению. Но не Розу. Она не представляет для них интереса. К тому же ФБР захочет докопаться до сути. Они ни за что не поверят, что старая женщина руководила махинацией с подлогом ценных бумаг.

Конечно, если она действительно не имела к этому отношения. Мне очень хотелось в это верить – Роза была зловредной, но не бесчестной.

– Этот монастырь – единственное, что она действительно любит, – выпалил Альберт, краснея. – А теперь могут подумать, что она действительно замешана. Люди склонны верить плохому.

Мы еще какое-то время поговорили об этом, но закончился наш разговор так, как я и предполагала: я выбила у Альберта подпись на двух копиях моего стандартного контракта. "И все-таки я сделала им поблажку в счет родственных уз: шестнадцать долларов в час вместо двадцати.

Альберт сказал, что новый настоятель будет ждать моего звонка. Его зовут Бонифаций Кэрролл. Альберт написал это имя на листке бумаги и набросал примерный план, как найти монастырь. Я хмурилась, засовывая его в сумку. Там ужасно много берут за вход на территорию. Но тут уж я зло усмехнулась над собой. Раз уж я согласилась приехать в Мелроуз-парк, нечего думать о расходах.

Стоя у машины, я некоторое время терла виски в надежде, что холодный чистый воздух выветрит табачный запах из моих возбужденных мозгов. Оглянувшись на дом, я заметила, как в комнате на верхнем этаже быстро опустили занавеску. Это меня несколько взбодрило. Раз Роза украдкой шпионила за мной, словно маленький ребенок или воришка, значит, от меня теперь зависит очень многое.

Глава 2
Воспоминание о прошлом

Я проснулась в холодном поту и не сразу вспомнила, где нахожусь. Во сне мама умоляла помочь ей: огромные глаза на истощенном лице, прозрачная кожа, как в те мучительные последние месяцы. Говорила она по-итальянски. Мне потребовалось время, чтобы вернуться к английскому, осознать себя взрослой и в этой комнате.

Электронные часы показывали полшестого. Жар превратился в озноб. Я обмоталась шарфом и стиснула стучащие зубы.

Мама умерла от рака, когда мне было пятнадцать. Болезнь высосала жизнь из ее красивого лица. Умирая, она взяла с меня обещание, что я не брошу Розу в беде. Я спорила с ней, говорила, что тетя ненавидит нас обеих и у нас нет перед ней никаких обязательств, но мама настаивала, и я не могла ей отказать.

Отец не раз рассказывал мне, как они познакомились.

Роза безжалостно вышвырнула на улицу свою родственницу-эмигрантку, почти не знающую английского. Габриела, моя будущая мать, у которой всегда было больше храбрости, чем здравого смысла, пыталась заработать на жизнь единственным известным ей способом – пением. К несчастью, в барах, где она выступала, не любили произведений Верди и Пуччини, и однажды полицейский спас ее от мужчин, которые пытались заставить ее изобразить стриптиз. Это и был мой отец. Ни я, ни он не понимали, почему Габриела не хочет раз и навсегда вычеркнуть Розу из своей жизни. Но как бы то ни было, обещание я ей тогда дала.

Я успокоилась, но сон бежал с моих глаз. Дрожа от холода, я, раздетая, подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. Зимнее утро было непроглядно черным. Легкая снежная пелена сверкала в свете уличного фонаря на углу у перекрестка. Я продолжала дрожать, но постепенно тихое зимнее утро и густая плотная темнота подействовали на меня самым умиротворяющим образом. Наконец я опустила гардины. На десять часов у меня была назначена встреча с новым настоятелем монастыря Святого Альберта, и я должна к ней подготовиться.

Даже зимой я стараюсь пробегать по пять миль в день. Финансовые преступления, которыми я занимаюсь, редко связаны с насилием, но я выросла в Саут-Сайде, где девочки, как и мальчики, способны постоять за себя. От старых привычек трудно отказываться, поэтому, чтобы оставаться в форме, я по утрам бегаю. Это заменяет мне упражнения и диету.

Зимой я обычно надеваю летний свитер, свободные брюки и длинный жилет. Утеплившись таким образом, я быстро сбежала вниз: три лестничных пролета хорошо размяли мои мышцы.

Когда я оказалась на улице, мне захотелось отказаться от своей затеи. Холод и сырость были ужасающие. На улице уже появился транспорт, но до моего обычного времени подъема было еще далеко. Когда я вернулась обратно на Холстед и Белмонт, небо только начинало светлеть. Я стала осторожно подниматься по лестнице. Ступеньки стерлись и, когда на них попадала влага, сильно скользили. Я вдруг представила, как падаю на спину и ударяюсь затылком о старый мрамор.

Длинный коридор делит мою квартиру на две части, и кажется, что в ней не четыре комнаты, а больше. Налево – столовая и кухня, направо – спальня и гостиная. По какой-то непонятной причине кухня соединена с ванной комнатой. Я включила воду и пошла приготовить кофе.

Держа в одной руке чашку кофе, я сбросила другой спортивную одежду и понюхала ее. Запах есть, но еще на одно утро сойдет. Я бросила ее на спинку кресла и встала под сильный горячий душ. Струи воды, барабанящие по голове, успокоили меня. Я расслабилась и тихонько запела. Через некоторое время, до меня дошло, что именно я пою. Это была грустная итальянская песня, которую любила Габриела. Это все из-за тети: ночной кошмар, боязнь поскользнуться на лестнице, а теперь печальная песня... Я не собиралась позволять Розе контролировать мое сознание – это было бы полным поражением. Яростно поливая голову шампунем, я заставила себя запеть «Мои любимый лесник» Брамса. Не люблю этого композитора, но в этой песне есть какое-то надрывное веселье.

Выйдя из-под душа, я завела песню гномов из «Белоснежки». Итак, примемся за дело. Мой синий прогулочный костюм, решила я, придаст мне достоинства и солидности: двубортный жакет три четверти длины и юбка-плиссе. Трикотажный шелковый топик золотистого цвета, гармонирующий с моим цветом кожи, и длинный шарф, красно-синий, с вкраплениями того же золотистого. Отлично! Теперь чуть-чуть синего карандаша, чтобы сделать серые глаза голубее, немного легких румян и помада, гармонирующая с красным цветом шарфа. Красные кожаные лодочки, итальянские. Габриела приучила меня к мысли, что мои ноги отвалятся, если я надену какую-нибудь обувь, кроме итальянской. Даже теперь, когда пара такой обуви обходится в сто сорок долларов, я не могу заставить себя надеть что-то другое.

Тарелки в раковине, оставшиеся от завтрака, от вчерашнего ужина и еще от нескольких трапез. Неубранная постель... Разбросанная повсюду одежда. Может, сэкономить на одежде и обуви и нанять домработницу? Или взять несколько сеансов гипноза и приучить себя к аккуратности? Какого черта! Кто, кроме меня, видит все это?

Глава 3
Орден доминиканцев

Скоростная автострада имени Эйзенхауэа – основной путь из Чикаго к западным предместьям города. Даже в теплые солнечные дни она похожа на сильно вытянутый в длину тюремный двор. Жалкие домишки и безликие постройки по обе стороны восьмирядной магистрали... Автозаправочные станции посередине... Автострада всегда забита машинами, даже в три часа утра. А уж в девять да еще в дождливый рабочий день ехать по ней было настоящим мучением.

Медленно продвигаясь вперед, я почувствовала, как сводит мышцы. Мне предстояло выполнить поручение, которое я не хотела выполнять, говорить с человеком, видеть которого у меня не было желания, заниматься проблемами тетки, которую я ненавидела. И ради этого мне приходилось часами торчать в дорожных пробках. Ноги мерзли в лодочках с открытыми мысами. Я включила обогреватель на полную мощность, но тепла не прибавилось. Я сгибала и разгибала пальцы, чтобы восстановить кровообращение, но все было тщетно.

На Первой авеню пробки рассосались, большое количество контор словно поглотило часть пригородных машин. На шоссе Маннхейм я повернула на север и заколесила по улицам, сверяясь с приблизительным планом Альберта. Когда, наконец, мне удалось-найти монастырь, было пять минут одиннадцатого. Опоздание не прибавило мне хорошего настроения.

Монастырь Святого Альберта представлял из себя большой комплекс построек неоготического стиля, примыкающих с одной стороны к прекрасному парку. Видимо, архитектор считал, что красоты природы должны компенсировать общий вид зданий: в снежной пелене серые строения выглядели прямо-таки пугающе.

Небольшой знак указывал на ближайшее железобетонное строение – монастырскую школу. Когда я проезжала мимо, несколько мужчин в длинных белых одеяниях скрылись в ее дверях; надвинутые на головы капюшоны, скрывающие их лица, придавали им сходство со средневековыми монахами. Они не обратили на меня никакого внимания.

Медленно двигаясь по круговому въезду, я увидела несколько машин, припаркованных с одной стороны. Оставив здесь же свою «омегу», я быстро побежала к ближайшему входу. Табличка на нем гласила: «Монастырь Святого Альберта».

Атмосфера внутри была характерна для большинства религиозных заведений: уныло замораживающая. Можно, конечно, сказать, что люди проводят здесь большую часть времени в молитвах, но можно также сказать, что они проводят его в унынии и скуке. Сводчатый бетонный потолок в холле пропадал где-то на уровне нескольких этажей. Мраморный пол усиливал ощущение холода.

От входа под прямым углом шел коридор, я пересекла его – стук каблуков отдавался в огромном помещении – и растерянно огляделась вокруг. В углу у лестницы приткнулся весь изрезанный письменный стол. За ним сидел тощий молодой человек в светской одежде и читал роман Чарлза Уильямса. Мне пришлось несколько раз обратиться к нему, прежде чем он неохотно оторвался от книги. Его необычайно худое лицо выдавало склонность к аскетизму, но, возможно, это было следствием гастрита. Он быстрым шепотом объяснил, как пройти к настоятелю и, не дождавшись, пока я последую его совету, снова вернулся к чтению.

Наконец я оказалась в нужном здании, хотя и опоздала на четверть часа. Повернув налево по коридору, я понеслась мимо икон и закрытых дверей. Мне навстречу то и дело попадались мужчины в белых одеяниях, увлеченно спорящие о чем-то приглушенными голосами. В конце коридора я свернула направо. По одну сторону была молельня-часовня, а напротив, как и говорил юноша-секретарь, кабинет настоятеля.

Когда я вошла, преподобный Бонифаций Кэрролл беседовал по телефону. Увидев меня, он улыбнулся, указал на стул перед своим столом и продолжил говорить – разговор состоял в основном из однообразного мычания. Это был болезненного вида мужчина лет пятидесяти. Его белая шерстяная ряса слегка пожелтела от времени. Выглядел он очень усталым: разговаривая, все время тер глаза.

Кабинет был обставлен очень скудно. Старый стол, на полу казенный линолеум, частично прикрытый изношенным ковром. Распятие на стене было единственным украшением этой комнаты.

– Ну, вообще-то она сейчас здесь, мистер Хэтфилд... Нет, нет, думаю, мне следует с ней поговорить.

Я подняла брови. Единственный Хэтфилд, которого я знала, работал в ФБР и специализировался на мошенничестве. Это был компетентный молодой человек, но его чувство юмора оставляло желать лучшего. Когда наши пути пересекались, в нас возникало обоюдное раздражение – он непременно хотел побороть мое легкомысленное отношение к могуществу ФБР.

Кэрролл положил трубку и повернулся ко мне.

– Вы мисс Варшавски, не так ли? – У него был чистый, приятный голос с легким акцентом жителя восточного побережья.

– Верно. – Я протянула ему визитную карточку. – Вы говорили с Дереком Хэтфилдом?

– Да, следователем из ФБР. Он уже был здесь с Тедом Дартмутом из Комиссии по контролю за ценными бумагами. Не представляю, как он узнал о нашей встрече, но он просил меня не разговаривать с вами.

– Он не сказал почему?

– По его мнению, это дело ФБР и комиссии. Он сказал, что такой дилетант, как вы, будет только мутить воду и усложнит расследование.

Я задумчиво потерла верхнюю губу. Только заметив след помады на указательном пальце, я вспомнила, что накрашена. Спокойно, Вик. Конечно, если рассуждать логично, мне следовало бы вежливо улыбнуться отцу Кэрроллу и уйти – всю дорогу из Чикаго я проклинала его, Розу и это поручение. Но, с другой стороны, не хватало еще, чтобы кто-то, особенно Дерек Хэтфилд, заставил меня, отступить.

– Примерно то же самое я сказала вчера тете. Такими делами занимаются ФБР и Комиссия по ценным бумагам. Но она стара и напугана, поэтому хочет, чтобы на ее стороне был ктото из своих. Я занимаюсь частным расследованием почти десять лет. На моем счету множество раскрытых финансовых преступлений, у меня хорошая репутация. Чтобы не быть голословной, могу назвать вам несколько имен, позвоните этим людям.

Кэрролл улыбнулся:

– Успокойтесь, мисс Варшавски. Вам не надо убеждать меня в своей компетентности. Я сказал вашей тете, что разговор с вами не исчерпывает той благодарности, которую мы испытываем к ней. Она много лет преданно работала в нашем монастыре. И когда мы попросили ее взять отпуск, это ее очень ранило. Мне было крайне неприятно говорить об этом, но о том же самом я попросил всех, имевших доступ к сейфу. Как только все прояснится, мы пригласим ее обратно. Она очень знающий работник.

Я кивнула: этому легко поверить. У меня даже мелькнула мысль: тетя не была бы такой злюкой, если бы направила свою энергию в служебное русло, – из нее получился бы прекрасный финансовый работник.

– Я не очень ясно представляю себе, что случилось. Почему бы вам не рассказать все по порядку: где находится сейф, как вы обнаружили подлог, какова стоимость бумаг, кто знал о них и кто имел к ним доступ, – а я по ходу дела буду задавать вопросы.

Он снова улыбнулся, застенчивой доброй улыбкой, и встал, чтобы показать мне сейф. Сейф находился в кладовой позади его кабинета – старая чугунная модель с кодовым замком. Сейф стоял в углу среди груды бумаг и религиозных книг.

Я опустилась на колени, чтобы рассмотреть его. Ну конечно, годами использовался один и тот же код, так что любой, кто некоторое время находился в монастыре, мог узнать его. Ни ФБР, ни полиция не обнаружили следов взлома.

– Сколько у вас здесь людей?

– Двадцать один студент в монастырской школе и одиннадцать священников на учебном отделении. Но, кроме того, есть люди вроде вашей тети, они приходят сюда каждый день на работу. Например, бригада на кухне. Братья сами моют посуду и накрывают на стол, но готовят три женщины. Затем двое секретарей: юноша – вероятно, он направил вас ко мне – и женщина, работающая после обеда. Ну и, конечно, прихожане, которые молятся с нами в часовне. – Он опять улыбнулся. – Мы, доминиканцы, – проповедники и ученые. У нас нет приходских церквей, но многие люди считают монастырь своим приходом.

Я покачала головой:

– Слишком много людей, чтобы можно было сразу разобраться. Кто имел официальный доступ к сейфу?

– Ну, миссис Вигнелли, конечно. (Это была Роза.) Я. Прокуратор, ведающий финансовыми делами. Глава монастырской школы. Раз в год мы проводим ревизию, и наши бухгалтеры проверяют акции вместе с другим имуществом, но я не думаю, что им известны цифровые комбинации.

– Почему вы храните бумаги здесь, а не в банке?

Он пожал плечами:

– Меня это тоже удивило. Видите ли, я на этом месте недавно. Меня выбрали в мае прошлого года. – Улыбка скрылась в уголках его глаз. – До этого я никогда не принимал участия в управлении этим монастырем, как, впрочем, и другими. И не представлял, что здесь хранятся акции на сумму в пять миллионов долларов. Даже не знал, что они вообще существуют.

Я вздрогнула. Пять миллионов, которые может прикарманить кто угодно. Удивительно, как их до сих пор не украли.

Отец Кэрролл говорил тихим, спокойным голосом. Все это были надежные акции: «Эй-Ти энд Ти», Ай-Би-Эм» и, прежде всего, «Стэндард оф Индиана». Десять лет назад какой-то богач из Мелроуз-парка завещал их монастырю.

Монастырским постройкам почти восемьдесят лет, и они нуждаются в ремонте. Он указал на потрескавшуюся штукатурку на стене и большое темное пятно на потолке.

– Первостепенные наши проблемы – крыша и отопление. Было бы вполне разумно продать часть акций и на эти деньги отремонтировать здания, нашу основную собственность. Хотя помещения неудобны и некрасивы, мы не можем пока что переехать отсюда. Я поставил вопрос на собрании, и все со мной согласились. На следующий день я отправился в маклерскую контору и встретился с брокером. Он согласился продать акций на восемьдесят тысяч долларов и взял их у нас. Через неделю он позвонил. Компания по покупке акций проверила их подлинность и обнаружила подделку.

– А не мог брокер или банковский служащий подменить акции?

Он горестно покачал головой:

– Это первое, о чем мы подумали. Но все оставшиеся бумаги тоже оказались подложными.

Некоторое время мы молчали. Да, перспективы малообнадеживающие.

– Когда в последний раз проверялись акции? – спросила я наконец.

– Не знаю. Я спрашивал бухгалтеров, но все они подтверждают лишь наличие акций в сейфе. Как говорят фэбээровцы, это очень хорошая подделка. Их распознали только потому, что выпустившие их компании не пользовались такими серийными номерами. Человек неискушенный явно не мог бы в них разобраться.

Я вздохнула. Видимо, придется поговорить с предыдущим настоятелем, а также с директором монастырской школы и с прокуратором, ведающим финансовыми делами монастыря. Я спросила Кэрролла о них. Его предшественник уехал на год в Пакистан, чтобы возглавить там доминиканскую школу. А остальные на месте и, по-видимому, сейчас обедают.

– Если хотите, можете составить нам компанию. Обычно монастырская трапезная закрыта для посторонних, то есть там могут обедать только монахи, – пояснил он в ответ на мой удивленный взгляд. – Но мы устроили трапезную в монастырской школе, чтобы молодые люди могли обедать со своими родственниками, когда те их навещают... Пища очень простая, но зато вы сможете встретиться с Пелли и Яблонски, вам не придется потом гоняться за ними. – Задрав пожелтевший рукав, он обнажил тонкое запястье с большими часами на кожаном ремешке. – Почти полдень. Сейчас монахи соберутся около трапезной.

Я посмотрела на часы – без десяти двенадцать. По долгу службы мне приходилось сталкиваться и с худшими вещами, чем скудное меню. Я согласилась. Настоятель тщательно закрыл за собой дверь кладовой.

– До этой истории с подложными акциями на ней вообще не было замка, – пояснил он.

Мы влились в толпу мужчин в белых одеяниях, идущих по коридору мимо офиса Кэрролла. Большинство приветствовали его, украдкой косясь на меня. В конце коридора виднелись две вертящиеся двери. Сквозь стеклянный верх я разглядела трапезную, похожую на школьный гимнастический зал, превращенный в столовую: длинные деревянные столы, металлические складные стулья, больничные зеленые стены, скатертей не было.

Кэрролл взял меня под руку и повел к маленькому, толстенькому мужчине средних лет, чья голова была окаймлена бахромой седых волос и походила на сваренное всмятку яйцо в подставке для яиц.

– Стефан, я хотел бы познакомить тебя с мисс Варшавски.

Она племянница Розы Вигнелли, а также частный сыщик. И как член семьи занимается этим преступлением. – Он обернулся ко мне. – Это отец Яблонски, он уже семь лет возглавляет монастырскую школу... Стефан, почему бы тебе не разыскать Августина и не представить его мисс Варшавски? Она хочет побеседовать и с ним.

Я собиралась пробормотать какую-то банальность, когда Кэрролл обратился к собравшимся и сказал что-то по-латыни. Те ответили, он быстро произнес что-то еще – видимо, благословение, потому что все перекрестились.

Обед явно не отличался разнообразием: томатный суп, который я ненавижу, и бутерброды с сыром. Положив пикули и лук внутрь булочки, я поблагодарила за кофе, принесенный заботливым молодым доминиканцем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю