Текст книги "Приказано убить (сборник)"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Я обнаружила Роджера у входа в дом с моими соседями с первого этажа, пожилой супружеской четой из Японии по фамилии Такамоку. Он вытащил их через окно. Возле пожарных машин собралась толпа. Как забавно! Пожар среди ночи! В мигающих красных отблесках пожарных и синих отсветах полицейских машин я видела злорадствующие лица, наблюдающие, как гибнет мое маленькое гнездо.

Роджер протянул мне бокалы, и я прижала их к себе, дрожа от холода. Он обнял меня одной рукой. Я вспомнила об оставшихся пяти бокалах, запертых в моей квартире, в дыму и пламени.

О Габриела, – пробормотала я, – мне так жаль...

Глава 16
Счастье не вечно

На санитарных машинах нас отправили в больницу Святого Винсента. Молодой врач, кудрявый и изможденный, провел необходимое обследование. Никто серьезно не пострадал, хотя мы с Феррантом с удивлением обнаружили на руках ожоги и порезы – мы были слишком взвинчены, чтобы что-то замечать.

Такамоку пожар сильно напугал. Они были интернированы во время Второй мировой войны и тихо жили в Чикаго, гибель их крошечного островка спокойствия поразила их как гром среди ясного неба. Врач решил оставить стариков в больнице день-другой, пока дочь не прилетит из Лос-Анджелеса и не позаботится о них.

Студенты были крайне возбуждены, они без остановки болтали и кричали. Нервное потрясение, однако окружающим от этого не легче. Когда в шесть часов приехала полиция и стала нас опрашивать, они все время перебивали друг друга, стремясь по-своему рассказать происшедшее.

Доминик Ассуево из управления противопожарной безопасности был мужчиной бычьего телосложения – квадратная голова, толстая короткая шея, туловище, суживающееся книзу до удивительно маленьких бедер. Возможно, бывший боксер или футболист. С ним прибыли пожарник в форме и Бобби Мэллори.

Я сидела в оцепенении, потрясенная уничтожением моей квартиры, абсолютно не способная ни о чем думать. И неспособная двигаться. Взглянув на Бобби, я поняла, что надо собраться с силами. Я сделала глубокий вдох. Это не дало никакого результата.

Молодой врач устало разрешил задавать нам вопросы – всем, кроме Такамоку, которых уже перевели в больничную палату. Мы перешли в маленькую комнату возле кабинета оказания первой помощи, где хранились медикаменты, которая охранялась двумя сонными больничными служащими. Для восьмерых комнатка была маловата: полицейские и один из студентов стояли, остальные разместились на стульях.

Мэллори с отвращением взглянул на меня и сказал:

– Посмотрела бы ты сейчас на себя, Варшавски. Полуголая, грязная, и твой дружок не лучше. Никогда не думал, что доживу до того дня, когда буду радоваться смерти Тони, но сейчас я рад, что он тебя не видит.

Его слова подействовали на меня как тонизирующее средство. Умирающая боевая лошадь поднялась на ноги, заслышав зов трубы. Обвинения полицейских обычно пробуждают меня.

– Спасибо, Бобби. Я ценю твое отношение.

Тут же вмешался Ассуево:

– Мне нужен полный отчет о том, что произошло этой ночью. Как вы узнали о пожаре, что делали потом.

– Я спала, – объяснила я. – Меня разбудил дым. Со мной был мистер Феррант. Мы поняли, что горит кухня, попробовали выйти через входную дверь и обнаружили, что она тоже в огне. Мы выбрались по пожарной лестнице, я разбудила вот этих молодых людей, он позаботился о мистере и миссис Такамоку. Это все, что я знаю.

Роджер подтвердил мой рассказ. Мы оба поклялись, что, когда мы будили людей, они дрыхли без задних ног. Могли ли они притворяться, хотел знать Ассуево.

Феррант пожал плечами:

– Может быть, но мне показалось, что они крепко спали. Я не задумывался над этим, мистер Ассуево. Просто поднял их и помог выбраться.

Покончив с этим, Ассуево начал докапываться до нашего отношения к хозяину дома: был ли кто-нибудь им недоволен, какие у нас проблемы с квартирой и как он с нами обращался.

К моему облегчению, даже перевозбужденные студенты поняли, куда он клонил.

– Он же хозяин, зачем ему это? – сказала одна из девушек, худая с длинными волосами, которая спала в гостиной. Двое других с ней согласились. – Понимаете, квартира была чистая, а плата низкая. Ничего другого нам и не нужно.

Потолковав несколько минут в таком духе, Ассуево отозвал Бобби к двери, пошептался с ним и сказал студентам, что они свободны.

– Почему ты тоже не уходишь? – спросила я Роджера. – Тебе ведь надо ехать в «Аякс», разве не так?

Феррант положил руку мне на плечо:

– Не будь такой невыносимой, Ви. Ай. Я позвоню секретарше – сейчас только семь часов. Мы вместе разберемся в этом вопросе.

– Спасибо, мистер Феррант, – быстро проговорил Ассуево. – Так как во время пожара вы были в квартире, мы бы все равно попросили вас остаться.

– Почему бы вам не объяснить, откуда вы знаете друг друга и почему оказались вместе? – добавил Бобби.

Я холодно посмотрела на Мэллори:

– Я понимаю, куда ты клонишь, и мне это не нравится. Если ты намекаешь, что мистер Феррант или я знали что-то о пожаре, мы будем настаивать, чтобы нам было предъявлено обвинение, без этого мы отвечать на вопросы не будем. И я вызову своего адвоката.

Роджер почесал подбородок.

– Я готов ответить на любые вопросы, которые помогут разобраться в этом деле; полагаю, всем понятно, что квартиру подожгли, но если вы обвиняете меня в каком-то нарушении законов, я лучше позвоню британскому консулу.

– Ну-ну, полегче, вы оба. Мне нужно выяснить, что вы делали сегодня ночью.

Я усмехнулась.

– Не надо, Бобби. Тебе придется густо покраснеть.

Снова вмешался Ассуево.

– Кто-то пытался убить вас, мисс Варшавски. Чтобы проникнуть в дом, они сломали замок на парадной двери, облили вашу дверь керосином и подожгли ее. Если хотите знать мое мнение, вам повезло, что вы остались в живых. Теперь мы с лейтенантом хотим убедиться, мисс Варшавски, что около вас нет парня (он вскинул брови, чтобы дать мне понять, что слово «парень» имеет фигуральное значение), который подбирается к вам лично. А может быть, кто-то имеет зуб на хозяина дома, и вы тут лицо, случайно пострадавшее. Но, возможно, это был выпад против вас, понятно? А может, мистер Феррант (быстрый жест в сторону Ферранта) находится здесь, чтобы подтвердить, что ночью вы были в квартире. Так что не будьте такой сердитой дамой. Мы с лейтенантом просто выполняем свою работу. Стараемся вас защитить. Если, конечно, вы не инспирировали пожар сами, а?

Я взглянула на Роджера. Прежде, чем заговорить, он откинул со лба прядь волос и расправил несуществующий галстук.

– Я понимаю, вы хотите в этом разобраться, мистер Ассуево. Я принимал участие в расследованиях в связи со страховаием от пожара и знаю: вы должны проверить все версии. Но, возможно, в ходе этого мы могли бы попытаться выяснить, кто действительно совершил поджог. – Он повернулся ко мне. – Мисс Варшавски, вы не считаете, что это мог быть тот, кто бросил...

– Нет, – твердо сказала я, прерывая его, – я в этом уверена.

– Тогда кто? Если это не было направлено персонально... А не те ли это люди, что застрелили Агнес? – Роджер взглянул на Мэллори. – Понимаете, мисс Пасиорек была убита недавно, когда выясняла кое-что для меня. Теперь мисс Варшавски пытается закончить это расследование. Вот где вам действительно стоит покопаться.

Роджер, ты болван, подумала я. Как только это пришло тебе в голову? Мэллори и Ассуево заговорили одновременно.

– Бросил что? – требовательно спросил Бобби.

– Кто такая мисс Пасиорек? – поддержал его Ассуево.

Когда они успокоились, я сказала Бобби:

– Не хотите рассказать о мисс Пасиорек мистеру Ассуево, лейтенант?

– Не дави на меня, Варшавски, – предостерег он. – Мы ведь уже говорили об этом. Если у вас с мистером Феррантом есть убедительные доказательства, что Агнес Пасиорек была убита в связи с делами этой «Аякс», дайте их мне, и я доведу дело до конца. Но пока то, что вы сказали, не более как чувство вины, которое испытывают все родственники и друзья, – ее убили потому, что я не сделал того или этого, потому что я попросил ее задержаться на работе и тому подобное. Вы можете что-либо добавить к сказанному, мистер Феррант?

Роджер покачал головой:

– Но она сказала мне, что останется, чтобы поговорить с кем-то об акциях «Аякса».

Бобби вздохнул с преувеличенным терпением.

– Об этом-то я и говорю. Ты ведь училась в колледже, Вики. Объясни ему, что такое логика и логическая связь одного с другим. Она поздно работала над проблемой «Аякса», и ее застрелили. Где связь?

– А... – вставил Ассуево. – Это та женщина-брокер, которую убили. Племянница мужа моей сестры – двоюродная сестра ее секретарши... Вы полагаете, что это как-то связано с пожаром, мисс Варшавски?

Я пожала плечами.

– Расскажите мне что-нибудь о поджоге. Вы не узнаете, чей это почерк?

– Это могло быть сделано любым профессионалом. Быстро, чисто, минимум горючего, никаких отпечатков – их и не должно быть в середине января. Никаких улик. Это было организовано, мисс Варшавски. Организовано. Мы хотим знать, кто вам угрожает. Может, враги мисс Пасиорек?

Мэллори задумчиво посмотрел, на меня:

– Я знаю тебя, Вики. Ты достаточно самонадеянна, чтобы влезть в эту историю, не сказав мне ни слова. Что ты обнаружила?

– Это не самонадеянность, Бобби. Ты выдвинул несколько действительно отвратительных обвинений в то утро после смерти Агнес. Полагаю, я не обязана тебе ничем. Ни одним именем, ни одной версией.

Его круглое лицо покраснело.

– Не говорите со мной в таком тоне, юная леди. Если вы будете препятствовать полиции в выполнении ею служебного долга, вас могут арестовать. Так что лучше говори: что ты обнаружила?

– Ничего. Знаю только имена чикагских брокеров, продавших за последние шесть-семь недель большие партии акций «Аякса». Можете узнать их имена от мистера Ферранта. Это все, что мне известно.

Он сузил глаза:.

– Тебе знакома фирма «Тилфорд и Саттон»?

– Брокерская? Да, они есть в списке мистера Ферранта.

– Ты когда-нибудь была в их офисе?

– Мне нечего вкладывать в акции.

– А не ты ли была там две ночи назад, расследуя дело «Аякса»?

– Ночи? Брокеры работают днем. Даже я это знаю...

– Давай шути. Кто-то вломился в их офис. Я хочу знать, не ты ли.

– В списке мистера Ферранта было восемь или девять брокеров. Что, они все вломились туда?

Он грохнул кулаком по столу, сдерживая ругательства.

– Это была ты, ведь так?

– Почему я, Бобби? Ты же говоришь, там нечего расследовать. Так зачем мне взламывать офис и заниматься тем, чего не существует?

– Потому что ты упрямая, своевольная, избалованная девчонка. Я всегда говорил Тони и Габриеле, что им надо завести еще детей, – они ужасно тебя испортили.

– Теперь уже поздно сокрушаться об этом... Послушай, у меня была тяжелая ночь. Я хочу найти какое-нибудь местечко, чтобы отоспаться, а потом попытаться вернуть жизнь в привычную колею. Можно мне зайти в свою квартиру и посмотреть, не уцелело, ли там чего-нибудь?

Ассуево покачал головой:

– Нам еще многое нужно обсудить, мисс Варшавски. Я хочу знать, над чем вы работаете.

– О да, – вмешался Бобби, – Феррант начал спрашивать, не тот ли это человек, кто что-то бросил, но ты оборвала его. Так кто и что бросил?

– А, на днях какие-то ребята на Холстед бросили камнем в мою машину – обычный акт насилия в больших городах. Не думаю, что они подожгли мою квартиру только потому, что не попали в машину.

– Вы их преследовали? – настойчиво допрашивал Ассуево. – Вы их как-то обидели?

– Об этом ты даже и не думай, – заметил Бобби. – Это не в ее правилах. Детей она не преследует. Она воображает себя паладином или одиноким странником. Она задела кого-то достаточно значительного, чтобы нанять профессионала, и теперь разыгрывает из себя героиню и пытается замолчать это дело. – Он посмотрел на меня, его серые глаза были серьезны, губы твердо сжаты. – Понимаешь, Тони Варшавски был одним из моих лучших друзей. Если что-то с тобой произойдет, его дух и дух Габриелы будут преследовать меня До конца моих дней. Но с тобой невозможно разговаривать. С тех пор, как умерла Габриела, на этой планете не осталось человека, который смог бы заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь делать.

Я промолчала. Мне нечего было сказать.

– Пошли, Доминик. Хватит. Я установлю слежку за нашей Жанной д'Арк. Это единственное, что мы можем сейчас сделать.

После его ухода усталость снова нахлынула на меня. Я поняла, что если сейчас не уйду, то усну прямо на стуле. Все еще завернутая в одеяло, я заставила себя подняться на ноги, с благодарностью приняв от Роджера руку помощи. В коридоре ко мне подошел Ассуево:

– Мисс Варшавски, если вы знаете что-то об этом поджоге и не говорите нам, вы подлежите судебному преследованию.

Разговаривая, он тыкал мне в грудь пальцем. Я слишком устала, чтобы разозлиться. Я молча стояла, держа в руках бокалы и глядя, как он быстро топает по коридору, догоняя Бобби.

Роджер обнял меня:

– Ты вся вымоталась, старушка. Поедем со мной в Хэнкок, примешь горячую ванну.

Когда мы подошли к двери, он пошарил в карманах.

– Я оставил бумажник у тебй. Денег нет даже на такси. А у тебя?

Я покачала головой. Он побежал через парковочную стоянку к Ассуево и Бобби, которые садились в полицейскую машину. Я, шатаясь, брела за ним. Роджер попросил подбросить нас к моему дому, чтобы он мог поискать деньги. И, возможно, какую-нибудь одежду.

Путь до Холстед прошел в напряженной тишине. Когда мы добрались до обгоревших останков моего дома, Ассуево сказал:

– Хочу, чтобы вы поняли совершенно четко: находиться в этом здании небезопасно. Если с вами что-то приключится, пеняйте на себя.

– Спасибо, – устало ответила я, – мне известно: если что, ваши ребята всегда помогут.

Мы с Роджером пробирались мимо ледяных холмов, образовавшихся после тушения пожара. Это было похоже на ночной кошмар – все знакомо, но являет вид беспорядка. Парадная дверь, сломанная пожарниками, висела на петлях. По ступенькам, обледеневшим, почерневшим от копоти и заваленным кусками штукатурки, было невозможно идти.

На площадке второго этажа мы решили разделиться. Ступеньки и сам пол могли выдержать вес одного человека, но не двоих. Горя желанием добраться до оставшихся в квартире маминых бокалов, я позволила Роджеру идти вперед, а сама, держа спасенные бокалы, стояла в тапочках, завернувшись в одеяло, и дрожала.

Он ощупью пробрался на третий этаж. Я слышала, как он вошел в мою квартиру, как что-то упало – то ли кирпич, то ли кусок штукатурки, – но криков не было. Через несколько минут он вышел в коридор.

– Думаю, тебе можно подняться, Вик.

Я ухватилась за стену одной рукой и ступила на лед. Последние несколько ступенек мне пришлось преодолеть на руках и коленях: я подвигала бокалы вверх по ступенькам, потом поднималась сама и так добралась до лестничной площадки.

Передняя часть моей квартиры была основательно разрушена. Из коридора через дыры в стене можно было видеть гостиную. Стена вокруг входной двери обуглилась; попав в гостиную через пролом в стене, я остановилась, опираясь рукой на несущие балки.

Мебели, как таковой, больше не существовало. Обугленная от огня и размоченная водой, она не поддавалась восстановлению. Я попыталась извлечь звук из пианино, но услышала приглушенный всхлип. Закусила губу и решительно направилась в спальню. Так как спальня и столовая были по одну сторону коридора и, соответственно, в стороне от основной линии огня, следы разрухи были здесь не столь велики. Спать на этой постели уже нельзя, но из одежды, тщательно ее рассортировав, можно кое-что выбрать. Я надела сапоги, натянула пропахший дымом свитер и стала рыться в поисках костюма, который годился бы мне на сегодня.

Роджер помогал мне упаковывать то, что осталось, в два чемодана, с трудом открыв замерзшие замки.

– То, что мы сейчас не возьмем, можно забыть – вскоре вся округа сбежится сюда и заберет все подчистую.

Мы собрали вещи, но я медлила, не решаясь заглянуть в шкаф: слишком боялась того, что могу там увидеть. Наконец трясущимися пальцами я открыла покосившуюся дверцу. Бокалы были аккуратно завернуты в куски старых газет. Я медленно их развернула. Первый же бокал раскололся на две части. Я закусила нижнюю губу и развернула оставшиеся четыре. Они были целы. Я вынесла их на слабый утренний свет и повертела в руках. Никаких трещин или пузырьков.

Роджер молча наблюдал за мной. Теперь он направился ко мне через завалы в комнате.

– Все в порядке?

– Один раскололся. Но, наверное, его можно склеить – выпал один большой кусок.

Единственно ценными вещами в шкафу были еще сережки Габриелы с бриллиантовой крошкой и ожерелье. Я засунула их в карман, снова завернула бокалы, положила в чемодан и надела кобуру со своим «смит-и-вессоном». Больше не было ничего такого, что мне хотелось бы взять. В отличие от Питера Уимзи [8]8
  Питер Уимзи – герой произведений английской писательницы Дороти Сейерс (1893–1957).


[Закрыть] я не собирала первых изданий, а кухонные принадлежности, которые были у меня, можно легко заменить.

Когда я протаскивала чемоданы в проем в стене гостиной, зазвонил телефон. Ошеломленные, мы с Роджером взглянули друг на друга. Нам и в голову не могло прийти, что пожарники оставили телефонную линию включенной. Мне удалось найти телефон, погребенный под штукатуркой.

– Слушаю.

Мисс Варшавски? – Это был мой сладкоголосый друг. – Вам повезло, мисс Варшавски. Но не забудьте: счастье невечно.

Глава 17
Сраженный рыцарь

Мы ехали в Хзнкок-Билдинг на моей «омеге». Я высадила Роджера с чемоданами и поехала искать стоянку. Пока я, шатаясь, брела к дому Роджера, я поняла, что не смогу больше ничего делать, пока не высплюсь. Паскуале, Роза, Альберт, «Аякс»... – смутно проносилось у меня в голове, но думать я ни о чем не могла: все силы отнимала ходьба.

Роджер ввел меня в квартиру и протянул связку ключей. Он уже принял душ. Его лицо было серым от усталости, но он считал, что не может позволить себе выходной, когда ходит так много слухов об «Аяксе»; руководство ежедневно проводило совещания, намечая стратегию.

Он обнял меня и крепко притянул к себе.

– Я мало говорил в больнице, так как боялся, что помешаю твоим планам. Но, пожалуйста, Вик, пожалуйста, не делай сегодня никаких глупостей. Ты мне больше нравишься целиком, а не по частям.

– Единственное, что мне сейчас нужно, – это немного поспать, – сказала я. – Не беспокойся обо мне, Роджер. Спасибо за приют.

Я слишком устала, чтобы принимать ванну или раздеваться. Прежде, чем упасть в кровать, мне удалось сбросить с себя сапоги.

Был уже пятый час, когда я проснулась, – с тяжелой затуманенной головой, но готовая снова приняться за работу. Я с отвращением заметила, что от меня и моей одежды несет дымом. В небольшой комнатке рядом с ванной стояла стиральная машина. Я загрузила в нее джинсы, белье и все содержимое чемоданов, что не требовало сухой чистки. Потом – долгое блаженное лежание в ванне, и вот я снова человек.

Ожидая, пока высохнут джинсы, я позвонила и справилась о сообщениях на автоответчике. От дона Паскуале сообщений не было, зато звонил Фил Пасиорек и оставил номер, по которому его можно найти. Я позвонила, но он, видимо, был на операции. Я оставила в больнице номер телефона Ферранта и снова попробовала дозвониться до ресторана «Торфино». Тот же грубый голос продолжал утверждать, что ничего не знает о доне Паскуале.

В холле уже лежали дневные выпуски газет. Я устроилась в кафе с чашечкой кофе и бутербродом с сыром и принялась читать. Пожар занял в «Геральд стар» левый нижний угол первой страницы: «Поджог в Норт-Сайде». Интервью со студентами. Интервью с взволнованной дочерью Такамоку. Затем колонка под отдельным подзаголовком: «Ви. Ай. Варшавски, чья квартира стала очагом пожара, вела расследование по делу о фальшивых акциях в монастыре Святого Альберта в Мелроуз-парке. Мисс Варшавски, на которую две недели назад кто-то плеснул кислотой, не сделала никаких комментариев по поводу того, есть ли связь между этим расследованием и пожаром».

Я заскрежетала зубами. Ну спасибо, Мюррей. «Геральд стар» уже писала об истории с кислотой, а теперь полиция прочитает это и, будьте уверены, найдет связь. Я выпила еще чашку кофе, затем стала читать частные объявления. Мне адресовалось маленькое послание: «Дуб пустил корни». Мы с дядей Стефаном придумали такой сигнал, когда он согласился работать с моими акциями фирмы «Экорн». В последний раз я просматривала объявления в воскресенье, сегодня четверг. Интересно, как долго уже оно печатается?

Когда я вернулась, Роджер уже был дома. Он извиняющимся тоном сообщил, что полностью выдохся, и спросил, не могла бы я пообедать в одиночестве, пока он поспит.

– Нет проблем. Я спала весь день.

Я помогла ему лечь. Он заснул, когда я выходила из комнаты.

Я надела тёплое белье и как можно больше свитеров, затем отправилась обратно на Лейк-Шор-Драйв, чтобы забрать машину со стоянки. Ветер с озера пробирался под свитера и белье.

Завтра куплю себе в магазине военно-морского обмундирования теплую куртку. Это уж точно.

Интересно, как насчет слежки, которой грозился Бобби? Пока я шла к своей машине, хвоста не было. Посмотрев в зеркало заднего обзора, я не заметила никаких подозрительных машин. И, конечно, никто не будет слоняться по улице в такой ветер. Я решила: должно быть, это была пустая болтовня или кто-то воспротивился Бобби.

«Омега» завелась только после долгого ворчания. Мы сидели и обе тряслись от холода: машина отказывалась нагреваться. После пятиминутного разогревания в конце концов заработало сцепление.

Боковые улицы все еще были завалены снегом, но на Лейк-Шор-Драйв было чисто. Сделав несколько рывков, машина быстро поехала на север. На Монтроуз обогреватель наконец-то проснулся. На Эвансон я перестала дрожать и смогла, наконец, обратить внимание на поток машин и состояние дороги.

Ночь была ясной. Пробок на дорогах не было. Я повернула на Кроуфорд-авеню и к семи добралась до дома дяди Стефана. Прежде, чем выйти из машины, я засунула револьвер за пояс джинсов, где он врезался в живот, – надетые на мне свитера не позволяли держать кобуру под мышкой.

Насвистывая сквозь зубы, я нажала на звонок. Никакой реакции. Несколько минут я тряслась от холода у входа в дом, потом снова позвонила. Мне и в голову не приходило, что его может не быть дома. Конечно, я могла бы подождать в машине, но обогреватель плохо работал.

Я стала нажимать на другие звонки, пока кто-то не впустил меня – единственный человек в доме, не боящийся грабителей и насильников.

Квартира дяди Стефана находилась на четвертом этаже. Поднимаясь наверх, я встретила хорошенькую женщину, которая спускалась с ребенком в коляске. Она с любопытством взглянула на меня:

– Вы к мистеру Хершелю? Я все думала, не зайти ли к нему, – меня зовут Рут Сильверстейн, я живу на той же площадке. Когда я в четыре часа иду с Марком гулять, он обычно выходит из квартиры и дает нам какие-нибудь сладости. Но сегодня я его не видела.

– Может быть, он вышел?

В свете лестничной лампочки я увидела, что она покраснела.

– Видите ли, я сижу одна с ребенком, возможно, поэтому уделяю соседям больше внимания, чем следует. Обычно я слышу, когда он уходит, – он ходит с тростью, понимаете, и постукивает ею на лестнице.

– Спасибо, миссис Сильверстейн.

Нахмурившись, я преодолела последний лестничный пролет. У дяди Стефана хорошее здоровье, но ему восемьдесят два года. Имею ли я право вламываться к нему? А может быть, это мой долг и обязанность? Интересно, что бы сказала Лотти?

Я громко постучала в массивную дверь. Приложила к ней ухо. Ни звука. Нет, какой-то неясный шумок. Телевизор или радио. Черт возьми!

Перепрыгивая через две ступеньки, я спустилась вниз, заложила перчаткой входную дверь, чтобы она не закрылась, и пробежала по скользкой дорожке к «омеге». В «бардачке» лежали мои отмычки.

Бросившись обратно к дому, заметила, что миссис Сильверстейн и Марк вошли в маленький овощной магазинчик в конце квартала. У меня было десять минут, чтобы открыть дверь.

Секрет открывания чужих дверей состоит в том, чтобы расслабиться и положиться на чутье. У дяди Стефана было два замка – один простой, второй автоматический. Сначала я приступила к простому замку. Он щелкнул, и я с раздражением поняла, что он был открыт. Теперь я только усложнила себе задачу. Стараясь дышать ровно, я решила начать по новой.

Однако как только замок вернулся в прежнее состояние, я услышала на лестнице шаги миссис Сильверстейн. По крайней мере, я определила по звукам, что это была она: кто-то разговаривал с ребенком о вкусном цыпленке, которого принесет папочка, когда придет вечером с собрания. Коляска громыхала по направлению к четвертому этажу. Наконец нижний замок щелкнул, и я оказалась в квартире.

Я прошла мимо большого зонта, стоявшего в углу богато обставленной гостиной. В свете настольной лампы я увидела дядю Стефана лежащим на столе, зеленое покрытие которого окрасилось в бурый цвет от растекшейся крови.

– О Боже! – пробормотала я.

Щупая пульс, я думала лишь о том, как разозлится Лотти. Невероятно, но пульс еще бился. Опрокидывая стулья и подставочки для ног, я выбежала на лестницу и что есть силы забарабанила в дверь миссис Сильверстейн. Она открыла сразу же – на ней все еще было пальто, а ребенок сидел в коляске.

– Вызовите «Скорую помощь»! Как можно скорее! Он серьезно ранен.

Она деловито кивнула и пропала в глубине квартиры. Я вернулась к дяде Стефану. Сдернув одеяла с аккуратно заправленной кровати в спальне напротив кухни, я завернула его, аккуратно уложила на пол и, подняв его ноги на резную кожаную подставку, стала ждать. Ждать.

Миссис Сильверстейн вызвала «Скорую помощь». Услышав о большой потере крови, они взяли с собой необходимые препараты – плазму и глюкозу. Сказав, что больного отправят в больницу «Бен-Гурион-Мемориал» и сообщат о происшедшем в полицию, меня вежливо попросили подождать в квартире.

Как только дядю Стефана увезли, я позвонила Лотти.

– Ты где? – сразу же набросилась она. – Я прочитала про пожар и пыталась до тебя дозвониться.

– Это может подождать. Я по поводу дяди Стефана. Он серьезно ранен. Не знаю, выживет ли. Его повезли в «Бен-Гурион».

Долгая пауза на другом конце, затем Лотти очень тихо спросила:

– Ранен? Из револьвера?

– Нет, мне кажется, ножевое ранение. Он потерял много крови, но сердце не задето. Когда я его нашла, пульс прощупывался.

– И когда это было?

– Около десяти минут назад... Я не звонила, чтобы сперва узнать, куда его повезут.

– Понятно. Поговорим позже.

Она повесила трубку, а я все еще таращилась на телефон. Потом, в ожидании полиции, начала слоняться по гостиной, стараясь ни до чего не дотрагиваться. Через несколько минут мое терпение иссякло. В ящике в сиальне я разыскала пару перчаток. Они были на несколько размеров больше, чем надо, но зато я могла теперь спокойно работать, не боясь оставить отпечатки на бумагах, лежащих на столе. Я перерыла все, но не нашла вообще никаких акций – ни поддельных, ни настоящих.

Комната, заставленная мебелью, наверняка имела тайники. Поверхностный осмотр ничего не дал. Внезапно мне пришла в голову мысль, что если дядя Стефан сделал фальшивые акции, то где-то тут должны находиться предметы, которые полиции не следовало бы видеть. Я ускорила поиски и нашла в плите пергамент, формы и другие инструменты. Я завернула все в бумагу, положила в сумку и направилась к миссис Сильверстейн.

Она открыла дверь раскрасневшаяся, волосы растрепались от жары – видимо, что-то готовила.

– Простите, что снова вас беспокою. Мне придется подождать полицию, и потом я наверняка отправлюсь с ними в участок. Племянница мистера Хершеля приедет попозже, чтобы забрать кое-какие вещи. Вы не возражаете, если она зайдет к вам и заберет эту сумку?

Она была рада помочь.

– Как он? Что произошло?

Я покачала головой:

– Не знаю. Врачи «Скорой помощи» ничего не сказали. Но пульс ровный, хотя и слабый. Будем надеяться на лучшее.

Она пригласила меня на чашечку кофе, но я подумала: лучше, если у полиции не будет возможности связать нас друг с другом, и решила подождать их на лестнице.

Наконец приехали двое мужчин средних лет, оба в форме с оружием наготове. Увидев меня, они приказали положить руки на стену и не двигаться.

– Это я позвонила вам. Я так же удивлена, как и вы.

– Вопросы будем задавать мы, милашка. – У говорящего был отвисший живот, который скрывал портупею. Он грубо обыскал меня и без труда обнаружил револьвер. – У тебя есть на него разрешение, мартышка?

– Конечно, – ответила я.

– Так давай посмотрим.

– Не возражаешь, если я уберу руки со стены? Так мне до него не дотянуться.

– Не остри. Быстро давай разрешение. – Это сказал второй полицейский, чуть стройнее, с рябой физиономией.

Мой бумажник лежал на полу у двери – я уронила его, когда увидела дядю Стефана, и забыла поднять. Я подняла его, вытащила лицензию частного детектива и разрешение на ношение оружия.

Жирный полицейский просмотрел документы:

– А, частный сыщик. Что ты здесь делаешь, красотка?

Я покачала головой. Ненавижу полицейских из пригородных районов.

– Да, полицейские в Чикаго ни в какое сравнение с вами не идут...

Толстяк выпучил глаза.

– Послушай, крошка, это не Чикаго. Но мы тебя отсюда выставим, не волнуйся. А теперь скажи, что ты здесь делала.

– Ждала вас, ребята. Явная ошибка с моей стороны.

Тот, что потоньше, ударил меня по лицу. Я знала, что нельзя давать сдачи – здесь сопротивление при аресте карается заключением и лишением лицензии.

– Ну давай, девчонка. Мой напарник задал тебе вопрос. Собираешься отвечать?

– Ребята, если вы хотите арестовать меня, то я звоню своему адвокату. Если нет, никаких вопросов.

Они переглянулись.

Лучше звони адвокату, малышка. Мы задержим тебя за ношение оружия. Это не женский револьвер.