Текст книги "Бриллиант"

Автор книги: Сара Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

В центре комнаты вокруг стола сидели мама, Тилсбери и третья гостья, положив свои маленькие ручки на зеленую бархатную ткань стола. Она чуть наклонила вперед плечи, так что виднелись только кончик ее носа и обвисшая щека. Мама также была одета в черное наглухо застегнутое платье. Ее волосы были разделены строгим пробором и убраны в простой шиньон; на ней не было никаких драгоценностей. Здесь она председательствовала и чувствовала себя в этой роли абсолютно уверенно. Эта комната была освещена так, чтобы создать атмосферу особой таинственности.

Круг замыкался на мистере Тилсбери. Его гладко зализанные волосы казались более черными, чем обычно, а бакенбарды были безукоризненно подстрижены. На его лице отражалось такое фальшивое участие, что он напоминал элегантно одетого гробовщика. Пока я спускалась, я слышала его низкий голос, но не могла разобрать ни одного слова. Но, приблизившись, я услышала мамин голос, очень ясный, звонкий и ритмичный, как будто она произносила заклинания:

– …Помните всегда – смерть всего лишь шарада, тщательно скрытый проход в новую, высшую жизнь, где все мы все заново родимся и воссоединимся с теми, кто отважился начать свое одинокое путешествие раньше нас. Но материальное и нематериальное никогда в действительности не отделены друг от друга, близкие всегда связаны невидимой нитью, вечной серебряной цепью, тонко, но неизменно тянущейся между Земным и Небесным Царствами…

Говоря это, мама наклонилась впереди медленно протянула руки с поднятыми вверх ладонями. Взяв руки клиентки, Тилсбери мягко положил их на стол, в то время как мама закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Ее дыхание стало медленным и глубоким, а голова тревожно упала и закачалась из стороны в сторону. Она вздыхала и стонала, и, когда пришла в себя, ее голос стал значительно ниже и резче, совсем непохожим на ее собственный.

– Нет никакой боли… но печаль продолжает жить с обеих сторон завесы. Он очень хочет дотянуться сквозь эту завесу, чтобы сказать вам, что постоянно грезит о том моменте, когда снова совершится ваше воссоединение, когда вы снова будете вместе.

Удушливые рыдания послышались с противоположной стороны стола:

– О, это Альберт? Мой дорогой Альберт, дай мне знак, хоть какой-нибудь. Это невыносимо!

Одна из присутствующих женщин сразу встала, протянув сияющий чистотой и белизной носовой платок своей госпоже.

Но, тряхнув головой и подняв руку, Тилсбери запретил ей подходить ближе.

– Не шевелитесь! – быстро прошептал он, и она раздраженно вернулась на свое место. За время этого короткого происшествия дыхание мамы участилось, стенания стали громче, и в своем секретном убежище я ощутила, что вокруг меня дует ветер, а температура воздуха быстро падает, пока наконец я не почувствовала, что совершенно замерзла. Все стало казаться неестественно неподвижным. Сцена в зеркале выглядела статичной, остановившейся во времени. Я почувствовала страх, словно здесь присутствовало живое существо, скрывавшееся где-то поблизости; мне показалось, что страх касался своими пальцами моих позвонков, одного за другим, и затем остановился, схватив меня за горло своей когтистой ледяной рукой, ногти которой впивались в мою кожу. Я была испугана и затаила дыхание. Кожу головы стало покалывать, а волосы, должно быть, встали бы дыбом, если бы не были так надежно убраны.

Внезапно картина передо мной неестественно ярко озарилась, и абсолютно отчетливо, словно сквозь лупу, я увидела, как Тилсбери выхватил что-что сверкающее и зеленое из блестящего пурпурного шелкового внутреннего кармана своего пиджака. Движение было таким быстрым и ловким, что выглядело так, словно он выхватил это прямо из воздуха, над руками женщин, сидящих рядом с ним. Он ловко позволил предмету упасть на стол, где тот вертелся и вращался на упругом вельвете, постепенно останавливаясь, пока окончательно не замер рядом со сцепленными пальцами. И как только он упал, моя мать вышла из транса. Другая женщина в изумлении быстро отдернула руки, приложив одну к своей груди, а второй прикрыв рот. Мама удивленно воскликнула и произнесла:

– Он здесь! В доказательство он подал нам этот знак.

И упала вперед, с трудом хватая ртом воздух.

Я видела, что всего лишь простой трюк, но посетительницу явно поразило «чудо», которому она только что стала свидетельницей. Тилсбери был очень умен, настоящий фокусник. Но он не смог обмануть меня. Или просто дело было в том, что я не хотела быть одураченной?

И снова послышался уставший громкий и отчетливый женский голос:

– Это моя брошка, моя брошка, которую Альберт подарил мне – я была уверена, что потеряла ее или ее украли! О Матильда… – она потянулась, чтобы взяться за ту самую руку, которая предлагала ей носовой платок. – Теперь он не покинет меня!

Затем последовали тихие восклицания, утешительные слова, и джентльмен, стоявший около камина, зашелся глухом кашле, хотя его лицо продолжало оставаться безразличным и непроницаемым. Тилсбери встал, демонстрируя тем самым, что сеанс окончен, и включил газовые лампы так, что большие пятна света быстро рассеялись по всей комнате. Он мягко взял маму за голову и поднес к ее приоткрытым губам стакан воды, одновременно объясняя группе, каким утомительным и выматывающим является вызывание духов и что, вероятно, теперь миссис Уиллоуби нуждается в отдыхе, чтобы оправиться и восстановить свои драгоценные силы до того, как сможет предпринять следующую попытку связи… должно быть, весьма желанную.

Пока он говорил своим вялым, ровным тоном, я расслышала другой звук значительно ближе и осознала, что все это время кто-то еще находился в прихожей. Послышались медленные тяжелые шаги, которые становились все громче, поскольку направлялись… в мою сторону. Осмелившись посмотреть вверх, я заметила позади высокой арки, ведущей по направлению к передней двери, движение, и из-за угла появилась фигура, приведя меня в такой ужас, что я совершенно позабыла обо всех предосторожностях и пронзительно завопила.

Все находившиеся в гостиной потрясенно замолчали. И в этой абсолютной тишине, которая, казалось, длилась целую вечность, мое сердце бешено стучало, как барабан, а картина передо мной, только что столь неестественно отчетливая, внезапно потускнела и расплылась, сузившись до узкого туманного прохода. Сквозь этот туннель я увидела глаза незнакомца, который стоял у основания лестницы, озаренный неземным светом ламп. Я мгновенно узнала его лицо.

На нем была белая влажная рубашка с расстегнутым воротом. Вся его грудь покрылась каплями пота. Его каштановые вьющиеся волосы, разделенные косым пробором, спадали на высокие выцветшие брови, а темные усы переходили в бакенбарды. Глаза незнакомца казались усталыми и налитыми кровью, а лицо было бледно-серым, распухшим, и из синих потрескавшихся и израненных губ сочились струйки крови.

До того как я окончательно потеряла сознание, я услышала, как этот человек обратился ко мне, так же, как и много лет назад, когда был намного моложе, полон очарования, здоровья, энергии… и когда мне исполнилось всего шесть лет.

– Скажи моей жене запомнить, – промолвил он, медленно растягивая слова, словно само время замедлило ход и собиралось остановиться. – Скажи ей, что я хочу, чтобы она оставила эти вещи в покое.

После этого он исчез, растворился в воздухе, как мираж в жаркий и неподвижный летний полдень.

В течение последующих нескольких минут царил хаос. Я помню, как мама, чудесным образом воскресшая после своего тяжелого испытания, с удивлением увидела свою дочь, распростертую на лестнице в нелепой позе. Взглянув вверх, я увидела, как мистер Тилсбери присаживается на корточки надо мной, и почувствовала, как он положил свою большую холодную руку на мой лоб; но и одной мысли об этом прикосновении было более чем достаточно, чтобы моментально прийти в себя. Мама схватила платок, чтобы прикрыть меня и придать моему виду хоть какое-то приличие, но ее намерению быстро отправить меня обратно наверх помешала маленькая строгая женщина с пухлыми мешковатыми щеками и отвислым ганноверским подбородком. Властная и уверенная, несмотря на свой маленький рост, она решительно направилась в прихожую, желая узнать, что там происходит.

Одетая с головы до ног в черное, она, сжимая маленькими ручками свое новообретенное сокровище, изумрудную брошку, взирала на меня сверху вниз своими печальными глазами. Как возраст и горе преобразили ту сказочную королеву из Хрустального дворца! И если до того момента вечер и так казался ей насыщенным и тяжелым, то его финал был ни с чем не сравним: бесстыжая девчонка, одетая только в длинную ночную рубашку, лепетала и бормотала в испуге:

– Это… был Альберт. Мне кажется… я видела… принца Альберта.

– Что за чушь! Встань и немедленно отправляйся в свою комнату! – мама была разъярена моим вторжением и смущена моей наготой. Она громко возмущалась: – Ваше величество, как я могу заслужить ваше прощение за поведение моей дочери? Она, должно быть, нездорова… лихорадка… галлюцинации…

– Нет! Пожалуйста, молчите, и позвольте девочке сказать. Только тогда мы сможем считать вечер завершенным. Это вторжение нуждается в объяснении, – потребовала королева, и никто не посмел ей возразить. – Итак, дитя, – сказала она уже мягче, – как твое имя?

– Алиса. Алиса Уиллоуби, – ответила я так же, как и очень давно ее мужу. Но теперь я говорила тихо, почти шепотом.

– Вероятно, Алиса, ты знаешь о том, что здесь происходит?

– Извините, мэм. Мне просто стало любопытно. У меня не было никакого злого умысла. Я не знаю, что произошло, я просто стояла тут, в прихожей, неожиданно стало очень холодно и все замерло. В какой-то момент я слышала все, о чем вы говорили в гостиной, а потом появился человек, там… где вы сейчас стоите. Я думаю, нет, я уверена, это был принц Альберт. Но он умер! Как это может быть? – мое дыхание участилось, кровь пульсировала, голос дрожал от возбуждения и переживаний.

– Успокойся, – строго, но без злости приказала королева и ободряюще улыбнулась. – И, пожалуйста, не бойся меня. У меня также есть дочь по имени Алиса, которая не намного старше тебя. И я тоже человек и мать, хотя, как ты знаешь, еще и королева. Я совсем не страшная!

И я рассказала то, что услышала… пытаясь вспомнить как можно больше, поскольку королева нетерпеливо ловила каждое мое слово, прежде чем ответить:

– Я верю, что ты говоришь правду, хотя ты не можешь об этом знать. Так как мой муж был против любых контактов с миром духов. Он интересовался настоящим: политикой, наукой, достижениями нашего времени… а не тем, что ему казалось полной ерундой. Лишь однажды он потворствовал моему любопытству, когда мы устроили стол для спиритических сеансов в Осборне. Но эксперимент не был успешным… стол начал подниматься и раскачиваться так сильно, что Альберт запретил любые дальнейшие попытки! Он запретил даже упоминать об оккультизме, а суеверия, бытующие в религии, стали его раздражать! Я знаю, что он никогда не одобрил бы этот вечер. Но как я могу обойтись без моего компаса судьбы? Да и кто мог бы пожалеть для убитой горем вдовы нескольких слов от ее столь преждевременно ушедшего мужа?

И королева зарыдала, одна из ее фрейлин мягко коснулась локтя своей госпожи:

– Вы должны подумать о собственном здоровье и благосостоянии – и о ваших близких, которые все еще нуждаются в вас.

Виктория вздохнула:

– Да, Матильда. Ты права. Он не хотел бы видеть меня здесь, и я должна учитывать его желания, но это так трудно.

Королева Виктория повернулась и направилась к джентльмену, который, склонив голову, проводил леди к передней двери. Но в тот момент, когда королева, надев шляпу и опустив вуаль, собралась уходить, она повернулась и по очереди кивнула каждому из нас:

– Спасибо. Спасибо всем. Это был странный и беспокойный вечер, но он заставил нас сильно задуматься.

Сказав это, она вышла.

После того как экипаж уехал, какое-то время в прихожей царили необычное напряжение и тишина. Затем мама взорвалась, словно извергающийся вулкан. Больше не сдерживая эмоций, она закричала:

– Моя дочь появилась перед королевой неодетая! Моя репутация погибла. Погибла! Мы совсем не так планировали этот вечер! – Мама обвиняюще повернулась к своему сообщнику: – Это катастрофа, Грэгори! И почему ты ничего не сделал, чтобы исправить положение?

Запустив дрожащие пальцы в свою прическу и распуская длинные вьющиеся пряди волос, прикладывая свои ладони ко лбу в драматическом отчаянии, она проскулила:

– Что же нам делать? – Разводя руками, она вышагивала по пустым плиткам. – Это будет нашим концом, концом всего того, что мы планировали… о, это позор. Ты полагал, что мы приобретем большое влияние благодаря ее покровительству… но теперь, из-за Алисы, все кончено.

– Ада, успокойся, – спокойно проговорил Тилсбери и совершенно беззаботно добавил: – Ты абсолютно нелогично рассуждаешь. Просто выслушай меня, хорошо? – крепко взяв ее за руки, он усадил маму на стул и положил ей на плечи свои сильные ладони. – У тебя нет причины расстраиваться. Остановись. Подумай. По той же самой причине, по которой мы сами предложили нашим посетителям полную конфиденциальность, они не скажут ни слова. Проболтаться означает породить слухи, которых они так бояться. Неужели ты не понимаешь? Даже если кто-то из ее слуг решит посплетничать, – а они не станут, так как это самые проверенные из ее людей – нет никакой вероятности, что кто-то узнает о случившемся. Нашим планам и репутации ничто не угрожает.

Мама немного успокоилась, и он отпустил свои руки, уверенно продолжая:

– Запомните мои слова. Это не конец, а только начало. Мне не было никакой необходимости что-то объяснять или извиняться. Сегодня вечером приманка была проглочена, и я тебе гарантирую, что форель клюнет снова. То, что случилось сегодня, замечательно, Разве ты не понимаешь? – И, закинув голову, Тилсбери рассмеялся: – Мы не смогли бы спланировать свои действия лучше.

– Ты действительно так думаешь? – тихо и задумчиво спросила мама.

– Зачем мне тебя обманывать? Просто верь мне… но пока, – он повернулся в мою сторону, – мы должны подумать об Алисе. Давай, Ада, мы должны позаботиться о девочке. Она не в себе.

И действительно, я продолжала дрожать, даже укутанная в мамину шаль, пока Тилсбери вел меня по направлению к маленькой гостиной в глубине дома, где я получила свою первую дозу опиума. И далеко не последнюю.

С сомнением приподняв бровь, он посмотрел на маленькую серебряную флягу на подставке, которую мама молча передала ему. Щедро накапав из нее в красное вино жидкости, он медленно взболтал содержимое, чтобы все перемешать, и затем, присев рядом со мной, заставил выпить. Но, напуганная, я отказывалась, и, видя мое состояние, мама спросила:

– Может, вызвать врача? Что, если у нее помутнение рассудка? Это ей не повредит?

– И что мы ему скажем? Что Алиса видела привидение, а потом предстала перед королевой в ночной рубашке? Да и что он может предложить, чтобы успокоить ее? Наверняка то же самое, но только после тщательного психического обследования ее и, без сомнения, нас. Ты знаешь врачей… они думают, будто все знают, но, поверь мне, это совсем не так! Ну же, Ада, эта настойка тебе хорошо знакома. Какой вред причинят Алисе несколько капель на ночь, которые помогут вывести ее из состояния шока?

– Ты прав… конечно, – согласилась мама. – Ты всегда прав, – теперь она обратилась ко мне: – Давай, Алиса, пей до дна, и ты почувствуешь себя намного лучше.

Взяв стакан из его рук, мама осторожно поднесла его к моим губам, но на ее пальцы пролилось несколько капель, и она, прикрыв глаза, жадно слизнула их. Затем улыбнулась, и, тихо вздохнув сказала мне:

– Выпей, моя дорогая, и ты скоро уснешь. Обещаю, завтра тебе будет намного лучше… и мы поедем – да… – она казалась странно возбужденной и радостной, планируя новый день, – мы поедем вместе в город, выберем новые ткани для платьев. В конце концов, ты заметно выросла. Но сейчас, Алиса, ты просто должна выпить… – Мама снова поднесла край стакана к моим губам, и я почувствовала сильный сладкий аромат ее духов и услышала, как она шепчет: – Успокойся, мы все обсудим завтра. Извини, что рассердилась и накричала на тебя. Почему ты так бледна? Как ты могла так расстроить свою бедную маму? – и нетерпеливо добавила: – Скорее, пожалуйста, выпей это ради меня. Прошу тебя…

Жидкость была густой, крепкой и горячей и обожгла мне горло. Мне показалось, что я могу захлебнуться, но мама положила мою голову обратно на мягкую, пуховую подушку, и я почувствовала, как по моему телу разливается тепло, мягко и успокаивающе касаясь моих висков, сочится по моим членам, постепенно утопающим в складках бархата. Я глубоко вздохнула, глядя на искры от языков пламени, лизавшие дрова в камине, на огонь, который развел Тилсбери. И, плавая в этом теплом коконе, вдыхая запах горящего дерева, я словно кружилась в водовороте внутри живого оранжевого шара, в темном сумраке которого игриво вибрировали огоньки. Наконец я сдалась и начала засыпать. С каждой минутой мои веки становились все тяжелее, формы и звуки вокруг расплывались и превращались в одно размытое пятно. Происходило ли это на самом деле или все мне только привиделось? Продолжал ли Тилсбери окутывать маму своими змеиными, гипнотизирующими словами, значение которых было мне неясно, поскольку гласные сливались, звуки соединялись и повторялись, напоминая музыку, звучную и глубокую, с четким ритмом, совпадавшем с ударами моего сердца – стук, стук, стук? Слышала ли я на самом деле, как он соблазнял ее обещанием приобрести большую известность теперь, когда ее дочь сможет участвовать в таинственных мистериях?

– У нее дар, Ада. Этим вечером мы оба убедились в этом. Я смогу позаботиться о ней и обучить ее, вот увидишь. Алиса наше сокровище, редкий, драгоценный камень. Посмотри, как она юна и прекрасна, когда спит. Соедини это со способностями, которыми она обладает, и, я гарантирую, входя в транс, она будет вызывать восторг. Вместе с Алисой мир окажется у нас в руках… кто знает, какие тайны откроются перед нами.

Пытаясь сопротивляться тьме, которая обволакивала и утягивала меня в пропасть, я не могла даже поднять голову, чтобы возразить, полностью утратив способность говорить.

– Но она никогда не проявляла ни малейшего интереса к нашей работе, – вступилась за меня мама.

– Заинтересована она или нет – абсолютно неважно. Она была избрана и не может изменить свою судьбу. Не переживай, Ада. Иди сюда, сядь рядом.

И хотя все было сказано мягко, это выглядело отнюдь не как просьба, а приказ. Однако мама не сразу повиновалась своему повелителю. Подойдя к столу и достав ключ из кармана, она открыла ящик и достала оттуда маленький металлический предмет. И потом, словно не обращая никакого внимания ни на что, кроме этой яркой вещи, она возвратилась, села рядом с Тилсбери и передала маленькую коробочку в его руки, наблюдая за тем, как крышка коробочки тихо открывается и он запускает внутрь свои длинные пальцы. Все это время она нетерпеливо облизывала влажные и блестящие губы.

– О, Грэгори, это тянулось так долго, вероятно, это был самый утомительный вечер… Когда я пригубила вино…

Теперь мамин голос дрожал, словно она просила и умоляла его.

– Я понимаю тебя, Ада, скоро ты отдохнешь.

Тилсбери говорил ласково. Он, словно был маминым любовником, развязал завязки на ее запястьях, чтобы приподнять рукав и обнажить мягкую плоть руки до локтя.

– Ты действительно уверена? – спросил он. Ответом был только ее стон в тот момент, когда он вонзил иглу в белую кожу, прокалывая вздутую израненную вену на ее руке. Медленно, нежно, опытно и деликатно он ввел жидкость.

Мама застонала еще громче, выгибая спину, в то время как одна его рука держала ее, а другая лежала на ее груди поверх шелкового лифа. Подавшись вперед, Тилсбери расстегнул кнопки на мамином платье, и его губы мягко коснулись ее ключиц, обнажая их, затем прошлись по белой шее и наконец запечатлели на ее щеке маленький почти целомудренный поцелуй.

В оцепенении мама вздохнула, резко откинулась на подушки, не замечая внезапного отстранения Тилсбери, который теперь сидел абсолютно ровно, неподвижно и уверенно и напряженно смотрел на пламя.

Это был не добрый, сладостный сон, дававший успокоение после того, что я видела в прихожей. Увиденное оказалось еще страшнее, еще отвратительнее.

Снова и снова я пыталась проснуться, встать и броситься бежать, но была способна только слабо стонать, поскольку своими темными цепкими руками наркотик окутывал меня все сильнее. Наконец мои веки опустились, и мой разум погрузился в блаженную черную пустоту.