Текст книги "Леди Роз"
Автор книги: Сандра Уорт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Глава тринадцатая
Блоур-Хит, 1459 г.
В Миддлеме ждали новостей. Каждый час ожидания опускался на наши плечи, как черное облако. Успел ли граф получить предупреждение? Мы то и дело отрывались от занятий, чтобы бросить взгляд на далекие поля. Прошел день, за ним другой и третий; в часовне бормотали молитвы. В замке царила пугающая тишина.
Во второй половине дня неподалеку от Уэймута заметили вышедшего из моря гигантского петуха с огромным красным гребнем, огромной красной бородой и лапами длиной в половину ярда. Говорили, что он, стоя в воде, трижды прокукарекал, после каждого крика обернулся и показал клювом сначала на север, потом на юг и, наконец, на запад. А потом исчез.
Я приняла это знамение близко к сердцу – наверно, потому, что была беременна. Насколько сильно оно на меня повлияло, я поняла только тогда, когда почти через неделю после отправки графа на юг во двор галопом прискакал сэр Джон Коньерс. Посланный нами гонец так и не вернулся, и мы занимались своими обязанностями, полные мрачных предчувствий. Я штопала прореху на плаще Джона, когда пи слышался громкий скрип опускавшегося моста и во дворе начался какой-то шум. Коньерса сопровождало несколько рыцарей из сторонников Йорка. К спешивавшимся бежали со всех сторон. Но старый рыцарь выглядел усталым и ничего никому не говорил. От его молчания у меня побежали мурашки по спине.
Сэр Джон приветствовал нас учтиво, но хмуро. Графиня повела его в свои личные покои. Я знала, что на моем лице написан такой же страх, как на лицах других домочадцев замка. Мы устроились в светлице; слуги принесли нам эль и сладости.
Наконец сэр Джон Коньерс заговорил:
– Миледи, новости хорошие и плохие одновременно.
Все затаили дыхание. Я судорожно сжала ручку кресла.
– Не знаю, с чего начать, поэтому опишу все по порядку, – глухо сказал Коньерс. – Граф, не знавший, что королева решила ему помешать, продолжал марш на Ладлоу через Маркет-Дрейтон. Они остановились на ночлег в Солсбери-Хилл, южнее реки Трент. Там графа нашел ваш молодой гонец и передал ему предупреждение…
Комната наполнилась радостными криками и шелестом ткани. Мы зашевелились и снова обрели способность дышать.
– Ланкастерцев было намного больше. Они собирались атаковать нас с тыла во время марша на юг, граф тут же изменил маршрут, чтобы обойти их.
Графиня Алиса стиснула мою руку.
– Он искусно вел нас через леса и долины, скрывшим от глаз шпионов, – сказал сэр Джон, пощипывая седые усы. – Я до сих пор восхищаюсь тем, как он это сделал… Наш граф Солсбери – искусный полководец, знающий множество хитростей. Он вывел нас из окружения и занял сильную оборонительную позицию на Блоур-Хит.
Я продолжала сидеть как статуя и сдерживать дыхание. Грудь была готова разорваться. Выл бой. Значит, были и убитые.
– Теперь известно, что королева поручила лордам Одли и Дадли убить его.
Графиня негромко ахнула, но продолжала сидеть прямо.
– Их было пятеро на одного, потому что милорд Солсбери готовился к переговорам, а не к сражению. Но он хорошо выбрал позицию, защищенную широким ручьем. Миледи, он хитрый старый лис. Но этот мало. Как будет ясно из дальнейшего, ему помогал сам Господь Бог… – сказал Коньерс, обращаясь к графине Солсбери. Он немного помолчал и восхищенно покачал головой. – Милорд заставил Одли и Дадли поверить в то, что он собирается отступить. Ланкастерцы клюнули на крючок и атаковали. И тут не обошлось без вмешательства самого Всевышнего. Представьте себе, они штурмовали холм в конном строю!
Поскольку реакции не последовало, сэр Коньерс откашлялся и продолжил:
– Понимаете, миледи, скакать на укрепленным холм – верх глупости. Одли следовало это знать. Он, как и граф, воевал во Франции, но, видимо, это его ничему не научило. Лучники милорда Солсбери встретили всадников тучей стрел. Люди и лошади им дали, а тот, кто пытался отступить, получал стрелу в зад… – После паузы он насмешливо добавил: Миледи, вторых таких дураков, как ланкастерцы поискать. Сразу видно, что они не умеют учиться на собственных ошибках. Одли приказал кавалерии начать вторую атаку! – Сэр Джон слабо улыбнулся, но плохое предчувствие не позволило мне ответить па его улыбку. Другие вели себя так же. Все ждали плохих новостей.
– Сражение длилось четыре часа, – продолжил Коньерс. – Ланкастерцы обратились в бегство. Одли был убит, а Дадли взят в плен. Граф беспощадно преследовал их всю ночь до самой заутрени. Когда все окончилось, насчитали две тысячи трупов. Теперь Блоур-Хит называют Берлогой Мертвецов. А теперь о плохом…
В наших глазах застыл страх, но никто не сказал ни слова. У меня свело живот. Мод положила ладонь ни мою руку, и от этого прикосновения по телу побежали мурашки. Но я подозревала, что мои пальцы Пыли ничуть не теплее.
– Сэр Томас и сэр Джон…
Я вскочила, прижала руку к сердцу и потеряла дар речи. Графиня вскрикнула, а Мод начала тихо читать «Аве Мария».
– Нет, миледи, не бойтесь, они живы– с нажимом воскликнул Коньерс. – Живы, но в плену. Преследуя Перси, они углубились во владения ланкастерцев. На следующее утро после битвы их окружили, взяли и плен и держат в замке Честер. Насколько мы знаем, обращаются с ними хорошо. У нас тоже есть их пленные, и ланкастерцы понимают, что как аукнется, так и откликнется.
Я закрыла глаза, молча прочитала благодарственную молитву и без сил опустилась в кресло.
– Леди Исобел… – мягко сказал сэр Коньерс.
Я открыла глаза, передвинулась на кончик сиденья и прошептала:
– Вы чего-то недоговариваете… Джон ранен?
– Да, миледи. Да, но в бедро… Это не смертельно… – Он осекся, понимая, что утешение слабое.
Многие люди умирали от воспаления, начинавшегося после самой легкой раны.
Я закусила губы и отвернулась. Графиня Алиса обняла меня за плечи, но в этот момент кто-то начал скрестись в дверь. Ворвавшийся в комнату Руфус громко залаял, подбежал ко мне и прижался к ногам. Я начала гладить пса; сейчас он был дорог мне как никогда.
Сэр Коньерс кивком отпустил юношу, который привел Руфуса.
– Я велел придержать собаку, – объяснил он. – Боялся, что если вы увидите Руфуса до моего рассказа, то все поймете неправильно. Думаю, сэр Джон хотел бы, чтобы вы позаботились о псе.
– Вы правильно сделали, сэр Коньерс, – еле слышно ответила я, пытаясь переварить новость о том, что Джон в плену.
Затем заговорила графиня:
– Где сейчас граф Солсбери?
– Миледи, он продолжил марш на Ладлоу, где должен соединиться с герцогом Йорком.
– А что будет дальше? – спросила Мод.
– Мы ждем прибытия милорда Уорика с солдата ми гарнизона в Кале. – Сэр Коньерс громко вздохнул. – Остается молить Господа, чтобы поскорее наступила развязка, благоприятная для Йорка.
В моем мозгу возникали образы, мелькавшие, как вспышки молний: физиономия Эгремона, искаженная ненавистью; маленькие глазки толстошеего Клиффорда, свирепо сверкающие на грубом лице, Сомерсет, хватающий меня за руку в темном проходе, его пахнущее перегаром дыхание и зрачки, палящиеся от страсти. «Ты презираешь меня, да? Никто не смеет презирать меня…» В глубине моей души гремели слова, которые я не могла произнести: «Если Йорк проиграет, кто защитит Джона от их ненависти? И кто защитит меня от судьбы, которая хуже смерти?»
Когда мы отправились выполнять свои обязанности, я отвела Урсулу в сторону и мрачно сказала:
– Я еду к королеве.
– Дорогая Исобел, это слишком опасно! Вы снова беременны! А как быть с Сомерсетом? Он может окапаться во дворце, и на этот раз вас будет некому защитить!
– Урсула, я не могу сидеть здесь и ждать. Я должна хотя бы попытаться использовать свое влияние на королеву – если оно еще сохранилось – и убедить отпустить Джона!
– Миледи, рассчитывать на ее милосердие бессмысленно. Все говорят, что королева изменилась. Она уже не такая, какой вы ее помните. Умоляю вас, Исобел, не ездите к ней! Это ничего не даст, а вам могут причинить вред.
– А Джону не могут? Нет, я должна ехать! Мы уедем из Ковентри сразу после разговора с Маргаритой.
Я ничего не сказала ни графине, ни Мод. Просто сообщила, что уезжаю в свой манор Эверсли, чтобы присмотреть за ремонтом, который хотел сделать Джон. Поездка на юг мне не запомнилась. Я думала только о том, что скажу королеве. Мы миновали огромный ров с красной водой и въехали во двор. Разноцветные окна отбрасывали солнечные зайчики, ветер шевелил золотые осенние листья. Мы шли по знакомой извилистой тропе через сад в башню Цезаря, где находились королевские покои. Но красота природы не приносила мне утешения; замок наполняли люди, лица которых были более мрачными, чем обычно. Урсула дошла на кухню собирать сведения, которые могли оказаться полезными, а я отправилась искать королеву.
Маргарита находилась в своей любимой прихожей с низким сводом. Когда я вошла в комнату с лепным потолком, цветными витражами и мозаичным камен-ньщ полом, королева расхаживала из угла в угол и диктовала письмо. Ее шестилетний сын, принц Эдуард, сидел на огромном сундуке и чистил ногти крошечным кинжалом. Рядом с ним лежала собачка; в углу висела серебряная клетка с тремя весело рас певавшими желтыми зябликами.
Страж доложил о моем приходе, Королева прервалась и бросила на меня взгляд, исполненный такой враждебности, что я застыла на месте. Я сделала низкий реверанс.
– Ах, это Изабель! Встань, дорогая, – сказала королева своим прежним тоном. – Я тебя с кем-то спутала. Иногда мне кажется, что мы окружены врагами, но это не важно… Добро пожаловать. Эдуард, мой принц, ты помнишь леди Изабель Йнголдсторп?
Принц Эдуард посмотрел на меня, увидел, что я отдала поклон, и опустил кинжал.
– Ты красивая, – сказал он.
Я посмотрела на Маргариту. Она засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Mais оиг, топ cher Edouard,[36]36
Не правда ли, мой дорогой Эдуар (фр.).
[Закрыть] она похожа на француженку, верно?
Он кивнул.
– Матап,[37]37
Мама (фр.).
[Закрыть] я не стану отрубать ей голову. Слова мальчика потрясли меня, но я сумела сохранить спокойствие. Королева засмеялась снова.
– Конечно нет, – сказала она, с нежностью гляди на сына. – Леди Изабель – наш друг, а мы отрубаем головы только нашим врагам.
По моей спине снова побежали мурашки – во второй раз за несколько минут.
– Пойдем, – сказала Маргарита и повела меня по аляповатому сарацинскому ковру с рисунком из огромных кроваво-красных цветов. Она села у камина и тщательно подобрала подол платья.
Устроившись на низкой скамейке у ее ног, я заметила, что за два с половиной года, прошедшие после «дня любви», королева сильно постарела. Слуга принес нам вино с корицей и сладости, но я слишком нервничала, чтобы есть. Пришлось держать чашу обеими руками, потому что они дрожали.
– Изабель, дорогая, после твоего отъезда столько всего случилось! – Королева сделала глоток и поставила золотую чашу на столик, накрытый камчатной скатертью. – У меня было столько трудностей! Я пыталась с ними справиться, сама знаешь… Помнишь «день любви»? Тогда все выглядело таким многообещающим…
В моем мозгу вспыхнуло воспоминание о том, как королева шла рука об руку с герцогом Йорком, о ее напряженной позе и каменном лице. Тогда я думала, что, возможно, впервые за все время своего брака король Генрих сумел убедить королеву что-то сделать против ее воли. Но она запомнила этот день совсем по-другому и думала о нем с тоской.
«Воистину, люди видят только то, что хотят видеть», – подумала я. И тут меня резко вернули к действительности.
– Когда я согласилась выдать тебя замуж в дом Невиллов, – сказала она, – то ожидала, что это сможет изменить отношения между йоркистами и нашей властью. Но, несмотря на все мои старания и жертвы, все мои попытки обрести их дружбу, несмотря на псе мое терпение, они раз за разом нарушали свои клятвы и поднимали против нас оружие! Всего неделю назад они попытались напасть на короля в Кенилуорте, и мне пришлось направить против них королевскую армию! – Расстроенная королева уткнулась лицом в чашу.
Ее слова и слезы, звучавшие в голосе, ошеломили меня. Неужели она искренне считает себя миротворцем? Если так, то как она объясняет – хотя бы себе самой – постоянные засады, многочисленные попытки убить герцога Йорка и его сыновей, Солсбери, Уорика, Джона и Томаса?
Но задать эти вопросы я не могла. Я хранила молчание, отвечая на все обвинения лишь мысленно. Разве то, что йоркисты каждый раз численно уступали противнику и были застигнуты врасплох, не говорило о том, что они не собирались нападать на короля? Им удавалось уцелеть только благодаря счастливому стечению обстоятельств, храбрости и воинскому искусству. Когда йоркистам пришлось выступить против Ланкастера, они выиграли битву, но сразу после победы попросили у Генриха прощения, хотя могли легко захватить власть и свергнуть короля. Разве они не продемонстрировали словами и поступками, что хотят только одного – хорошего правления и исправления пороков власти?
Разве они не отвечали на провокации поразительным самообладанием?
– Mort de та vie,[38]38
Здесь: клянусь своей жизнью (фр.).
[Закрыть] мое бедное дитя, я жалею, что позволила тебе выйти замуж за Джона Невилла!
Слова королевы вонзились в мою душу так же, как кинжал вонзается в шелк.
– О нет, моя королева, я всей душой благодарил вам за это! День, когда вы дали нам свое благословение, подарил мне счастье. Если бы вы знали моего господина так же, как его знаю я!
– Значит, он не бьет тебя? – к моему изумлению, опросила она.
На мгновение я потеряла дар речи.
– Моя дорогая королева, сэр Джон Невилл – один из ваших славнейших рыцарей. Он просто не может кому-то причинить вред.
– Тогда почему он все время воюет с преданными нам лордами?
Нужно было выбирать слова как можно тщательное. Она не видела пороков Сомерсета, Эгремона и других своих фаворитов, потому что была хорошей подругой… и смертельным врагом. Я опустила глаза и тихо сказала:
– Моя королева, нам, женщинам, не понять мужские ссоры.
Ее пронизывающий взгляд заставил меня покраснеть.
– Да уж… – Тон Маргариты говорил, что она прекрасно поняла смысл моих слов. Королева вскочила и начала метаться по комнате. – В отличие от моего Генриха большинство мужчин напоминает петухов, можно расхаживающих туда и сюда, распускающих перья и пытающихся произвести на нас впечатление, tin верно, такими их сделала природа, но это очень утомительно!
– Моя королева, именно поэтому они отчаянно нуждаются в вашем терпении и руководстве. Потому что вы им мать.
– Pardieu, ты права! – воскликнула она, стиснув руки. – Я правила страной за моего Генриха, а мои лорды досаждали мне своими ссорами так же, как сыновья досаждают матери! Но больше всех мне досаждает этот Йорк! Ему всего мало. Он распространяет ложь о происхождении моего ребенка! Оскорбляет мою честь! Хочет стать королем и украсть трон у моего сына, чего я никогда не позволю, клянусь кровью Христа…
– Матап, кто пытается украсть у меня трон? – спросил Эдуард, на время перестав дразнить несчастных зябликов.
– Ненавистный герцог Йорк. Но не бойся, bijou твоя татап этого не допустит. Клянусь душой, никогда! Сначала я оторву ему голову!
Убийственный взгляд королевы и тон, которым она прошипела свои слова, заставили меня стереть с лица все следы эмоций и собраться с силами. Меня пронизывал страх: я боялась, что долго не выдержу.
– Моя королева, а разве нет другого способа? – спросила я.
Королева остановилась, и ее лицо приняло почти нормальное выражение.
– Надеюсь, нам удастся найти мирное решение, но сомневаюсь, что Йорк в нем заинтересован. Мы проявляем милость и терпение и стремимся избе жать дальнейших столкновений. Мы послали в Ладлоу гонца. Если йоркисты немедленно сложат оружие, они будут прощены.
Я сделала глубокий вдох и перешла к делу, которое волновало меня больше всего:
– Моя государыня, слава богу, мне не нужно думать обо всей стране. Меня волнует только одно: любовь к мужу и забота о его безопасности. Без него моя жизнь будет кончена… – Я посмотрела на маленького принца, теперь мирно ворковавшего с птицами и кормившего их крошками; можно было подумать, что несколько секунд назад он не тряс их клетку. – Мы любим своих мужчин даже в том случае, если они этого не заслуживают, и наш мир вращается вокруг них.
Королева посмотрела на Эдуарда взглядом таким же нежным, как сладкий виноград ее родной страны. Это добавило мне смелости, и я продолжила:
– Я приехала просить милости для человека, которого я люблю. Сэра Джона Невилла, заключенного в замке Честер.
Ее лицо напряглось.
– Он сражался против нас. Я не могу освободить его.
– Моя королева, у нас дети, а я знаю, что вам не чужда материнская любовь…
– Даже ради твоих детей.
Мною овладел ужас. Я опустилась на колени, взяла ее руку, украшенную перстнями, и мокрой щекой. Прижалась к холодным камням, ощущая не столько мягкую плоть, сколько костлявые пальцы.
– Мадам, еще одного я ношу под сердцем! Умоляю вас, не отнимайте у меня надежду, не обрекайте на горькие слезы, которые я буду лить до конца своей жизни… – Я осеклась и сняла с пальца подаренное ею кольцо. – Вы просили вернуть его вам, если мне что-то будет нужно. Моя королева, теперь мне нужна ваша милость.
Маргарита долго смотрела на перстень с золотым лебедем, эмблемой ее сына.
– Я не могу освободить его, – наконец сказала она. – Но вреда ему не причинят.
У меня отлегло от сердца.
– Моя королева, он ранен. Вы можете послать к нему врача?
– Да.
Подняв залитое слезами лицо, я спросила:
– А к его брату Томасу?
Она замешкалась, но потом кивнула.
– Спасибо, моя государыня, спасибо! – воскликнула я.
– Но больше не приезжай, – сердито сказала она, надев кольцо на свой палец. – Это последнее одолжение, которое я тебе делаю. С Йорком и его сторонниками я больше дел не имею.
Увидев лицо Урсулы, я поняла, что ей не терпится сообщить важные новости. Я стояла во дворе и не могла дождаться, когда Джеффри закончит седлать мою Розу и других лошадей. Из Ковентри мы выехали молча, потому что дорога была забита и нас могли подслушать. У развилки тракта я хотела ехать на север, но Урсула наклонилась и коснулась моей руки.
– Мы едем на юг, – сказала она. – В Эрбер.
Я поняла ее с полуслова. Она узнала нечто такое, что следовало передать Уорику. Граф должен был заехать в Лондон по пути в Ладлоу, где он собирался соединиться с герцогом Йорком и графом Солсбери. Мое сердце тревожно забилось, но задавать вопросы я не стала. Просто молча кивнула и заставила Розу свернуть на юг.
Когда мы оказались в тихой сельской местности, где не было никого, кроме овец, Урсула выпалила:
– Сомерсет собирается перехватить милорда Уорика в Коулсхилле, чтобы не дать ему соединиться с герцогом в Ладлоу!
– Коулсхилл… Это всего в нескольких милях от замка Уорик. Граф должен пройти там по пути в Ладлоу. Но откуда ты знаешь, что это правда?
– Я сказала своей подруге, поварихе Мейвис, чтои вы надеетесь увидеться с милордом Сомерсетом. Она сообщила, что Сомерсета здесь нет и какое-то время не будет. Остальное я узнала, подслушав разговор Мейвис с главным поваром. Они со смехом говорили о том, что пост коменданта Кале скоро освободится благодаря приятному сюрпризу, который Сомерсет приготовил для милорда Уорика в Коулсхилле. Они бились об заклад, кто получит эту должность – Сомерсет, Эксетер или Уилтшир.
Я закрыла глаза.
В Эрбере я молча сидела на берегу, ожидая Уорика и следя за судами, плывшими по Темзе. Я ощущала облегчение и в то же время сильную тревогу. Джон был в безопасности, но надежда на мирное решение, похоже, исчезла. Эдуард Марч был прав. Несмотря ни все заверения в обратном, королева Маргарита была уверена, что всё проблемы страны можно решить только с помощью меча. Она принадлежала к тем упрямым женщинам, которые железной рукой управляют слабыми мужьями и считают абсолютную власть своим законным правом. Пока отец Маргариты, герцог Рене Добрый, писал стихи, ее мать вела войны и подписывала мирные договоры лишь в том случае, когда ничего другого не оставалось.
Нет, Маргарита никогда не разделит власть с человеком, который ей не ровня. Даже ради хорошего правления, справедливости и мира. Такие вещи для неё ничего не значат. Мир для нее – последняя надежда побежденного. В ее семье женщины заключали мир только тогда, когда их принуждало к этому поражение. Именно такие мрачные мысли переполняли мой мозг.
Я отправила в Миддлем письмо, объяснявшее Мод и графине причину моей поездки к королеве, сообщила об обещании Маргариты не причинять вреда Джону и Томасу и легла в постель. В конце концов, я была беременна.
Впервые за несколько недель мне удалось крепко уснуть. Джону не причинят вреда! Когда колокола стали звонить заутреню, меня разбудила взволнованная Урсула. Я с трудом открыла глаза; тело налилось свинцовой тяжестью от усталости.
– Милорд Уорик высадился в Кенте и находится на пути в Лондон! Весь город только об этом и говорит! Может быть, мы сумеем увидеть его въезд в столицу!
Я быстро оделась, выпила немного вина и съела горячую булочку. Вскоре мы проталкивались сквозь толпу, высыпавшую на улицы. Все радовались и веселились, как во время праздника, пихали друг друга локтями, громко кричали и махали шапками.
– Вот он, миледи! Вот он! – показала пальцем Урсула.
Мы услышали звук труб, после чего принарядившаяся толпа издала восторженный рев. Встав на цыпочки и выглянув из-за голов, я увидела лорд-мэра и олдерменов, шедших приветствовать Уорика. Вы слушав теплые слова и обменявшись с ними несколькими фразами, Уорик продолжил путь к Эрберу.
– Посмотри на великого графа Уорика! – сказала мать своему младенцу и подняла его в воздух.
– Ура защитнику Англии! – проревел мужчина.
– Да здравствует комендант Кале! – крикнул другой.
Наконец я смогла увидеть Уорика. Он наслаждался восторженным приемом и ехал упершись рукой в бедро, улыбаясь и кивая толпе с таким видом, слои но ему сам черт не брат. За ним шли двести мечников и четыреста лучников в алых туниках с изображением медведя и зазубренного посоха.
– Который из них Троллоп? – спросил юноша, стоявший передо мной. Я приняла паренька за торговца рыбой, потому что от него пахло морем, а кожаный фартук был забрызган кровью.
– Ты имеешь в виду героя Французских войн? – спросил пекарь, испачканный мукой до самых броней. – Вот он, с повязкой на глазу и в головном платке, сразу за Уориком. Такого человека не заметить нельзя!
Я проследила за направлением его взгляда и увидела коренастого мужчину со шрамом на лице, вразвалку шагавшего следом за Уориком. Вид у него был свирепый, и я обрадовалась, что он воюет за Йорков, а не за Ланкастеров.
Увидев меня в Эрбере, Уорик очень удивился. Пока Урсула обнимала отца, вернувшегося со своим лордом из Кале, Уорик упал в кресло, раздвинул колени и выслушал мой рассказ. Я предупредила его о намерении Сомерсета перехватить отряд у Коулсхилла, быстро рассказала о сражении у Блоур-Хита, пленении братьев и обещании, данном королевой.
– Значит, она считает себя миротворцем и верит, что мы хотим уничтожить ее и правящую династию? – недоверчиво спросил Уорик. Он хлопнул себя по бедру и поднялся. – Значит, придется выражаться прямо. Так, чтобы стало ясно даже ей.
Он вызвал своего писца и начал диктовать манифест:
– «Законы страны нарушены; доход короля уменьшился до такой степени, что людей грабят, чтобы оплатить издержки двора. В стране не осталось справедливости, потому что преступников поощряют, а не карают…»
Он помолчал, расхаживая взад и вперед у широкого окна с видом на Темзу и задумчиво наклонив голову.
– «Однако виноват в этом не король, а некие люди, которые скрывают от него правду. Поэтому мы и наши друзья решили пойти к королю Генриху, сообщить ему факты и попросить исправить злоупотребления и наказать виновных»… А теперь добавь следующее: «Мы не заинтересованы в том, чтобы отбирать у короля власть, обогащаться или кому-то мстить. Мы привели с собой армию только для того, чтобы обеспечить собственную безопасность, потому что на нашу жизнь не раз покушались». – Уорик сделал паузу и посмотрел на меня. – Такие слова поймет даже эта анжуйская сука.
Вскоре граф оставил Лондон, дав краткий отдых людям и лошадям и обратившись с воззванием к народу. Мы отправились на север с ним и на всем протяжении пути до замка Уорик видели толпы людей, пришедших приветствовать его. Мужчины радостно кричали, женщины поднимали вверх детей, чтобы граф благословил их. Но никто не присоединился к его отряду. Наверно, они любили короля больше, чем ненавидели королеву, или еще не понимали, что дело дошло до мечей.
«Возможно, я ошибаюсь, и все может решиться мирно, – думала я, следя за отрядом в ярких туниках, маршировавшим по дороге, на обочинах которой стояли толпы. – Конечно, это чувство отчаяния вызвано отсутствием Джона…» Мне было девятнадцать лет, я была матерью, ждала еще одного ребенка и тосковала по любимому мужу. Скрывая слезы, я улыбалась чужим людям, слушала их разговоры, молилась, стоя на коленях, пока не отнимались ноги. И ждала новостей. Жизнь, полная неизвестности и лишенная порядка, должна была закончиться похоронным звоном. А потом я начинала ругать себя. Чем я недовольна? Вопреки всем препятствиям я вышла замуж за того, кого любила. У меня прекрасные дети; муж хоть ив плену, но ему ничто не грозит. Чего еще просить у Небес? Я отогнала от себя мрачные мысли и решила, что отныне стану благодарить Господа.
– Они почитают моего графа Уорика как самого короля! – гордо сказала моя камеристка.
– Урсула, ты действительно влюблена в него. Смотри не потеряй голову, – с улыбкой предупредила я.
Она покраснела как свекла, но упрямо возразила:
– Вы должны согласиться, что он похож на короля куда больше, чем святой Гарри.
– Ты права, – неохотно согласилась я. Не знаю почему, но что-то в Уорике раздражало меня. Его умение себя держать, щедрость и обаяние нельзя было отрицать, однако меня отталкивали его тщеславие, надменность и стремление к власти. Этот человек был пуст внутри. «В отличие от него мой Джон тверд как гранит и не нуждается в славословиях, – думала я. – Он желает добра королю и стране и верен своему девизу «Честь, преданность и любовь». Джон всегда находился в тени старшего брата, и чем выше поднималось солнце Уорика, тем шире и темнее становилась эта тень. Джон должен был ощущать себя отодвинутым на второй план, но если он и думал так, то держал свои мысли при себе.
«Оказывается, я еще плохо знаю своего мужа», – со вздохом подумала я.
После долгого дневного перехода мы увидели на горизонте верхушки башен и могучие стены замка Уорик. Зрелище для усталых путников было радостное. Но когда мы подошли ближе, то перестали улыбаться. Замок и имение Уорика были опустошены и разграблены; над окрестными полями в небо поднимались струйки дыма; Уорик с каменным лицом объявил пришедшим в отчаяние деревенским жителям, что виновные в этом будут наказаны и заплатят контрибуцию. Потом мы разделились; Уорик отправился в Ладлоу, а я – в Бишем, чтобы присоединиться к Нэн и ее маленьким дочкам и разместить отряд, который Уорик выделил для охраны своей семьи.
Овцы, ореховые деревья и попадавшиеся время от времени каменные домики придавали местности, по которой я проезжала, безмятежный вид. Если бы я не была свидетельницей происходившего, то могла бы поверить, что в, стране царит мир. Однако Господь милостив. Когда мы прибыли в Бишем, то узнали хорошие новости. Уорик благополучно миновал Коулсхилл, потому что Сомерсет приехал слишком поздно и не успел организовать засаду. Мы смеялись, представляя себе гнев Сомерсета, потерпевшего еще одно фиаско, но наша радость оказалась недолгой. Потому что именно в Бишем доставили сообщение о том, что произошло в Ладлоу.
