Текст книги "Розы от киллера"
Автор книги: Сандра Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
17
Когда Лозадо в первый раз услышал об этом в телевизионных новостях, он пришел в ярость.
Как посмела Ренни спасти жизнь Треджилла! Лозадо так старался избавить ее от него. Пошел на такой риск. Уж эти женщины! Никогда он их не поймет. Что бы ты для них ни делал, им все мало.
Когда погибает полицейский, об этом передают в телевизионных новостях и печатают в газетах. Все полицейские объединяются. Достаются черные нарукавные повязки. На первых полосах печатают фотографии вдов и сирот. Публика горюет так, будто потеряла лучшего друга. Погибшего объявляют героем.
Но если послушать, что они сегодня передавали по телевизору, так Вик Треджилл мог ходить по воде. Рассказывали, сколько преступлений он раскрыл, по-видимому, в одиночку, эдакий гибрид Бэтмена и Дика Трейси. А по сути дела, его практически выгнали из полиции под зад коленом, но сейчас это все обходилось молчанием.
О Ренни говорили, как о талантливом хирурге, которая мужественно сражалась, чтобы вырвать копа из лап смерти. Она принесла с собой в больницу опыт работы с травмами, приобретенный во время пребывания в странах, раздираемых войнами, в составе группы «Врачи без границ».
Лозадо так расстроили эти искаженные репортажи, что он даже не стал играть со своими скорпионами. Ренни работала против него. Он не чувствовал себя таким огорченным с той поры, как санитар спас его маленького брата, которому он засунул в горло мяч.
Это было рождественским утром. Ему шел шестнадцатый год. Брату было тринадцать, но соображал он не больше двухлетнего ребенка. На Рождество от Санты он в числе других подарков получил бейсбольный мяч из поролона и пластмассовую биту. Он играл с ними под елкой. Родители на кухне приглядывали за окороком.
Лозадо несколько минут наблюдал за братом и решил, что мир будет без него значительно приятнее. Когда Лозадо начал заталкивать ему в рот мяч, идиот сначала решил, что это такая игра. Он не издал ни звука. И совершенно не сопротивлялся.
Жизнь уже почти ушла из доверчивых глаз брата, когда Лозадо услышал шаги родителей. Он сразу завопил, чтобы они поторопились, братец засунул свой новый бейсбольный мяч в рот и задыхается. Позвонили 911, и ребенка спасли. Родители плакали от счастья, не выпускали мальчика из рук весь день и снова и снова повторяли, что он для них дар божий.
Это было мерзкое Рождество. Даже окорок подгорел.
Самое забавное, что ему, оказывается, не надо было стараться убивать своего брата. Всего через полгода родители повезли идиота в Хьюстон, чтобы показать очередному специалисту. Их самолет рухнул в болото в Техасе во время грозы. Все погибли. Надо же, как ему повезло.
Но Лозадо не предоставит Треджилла его судьбе.
Во-первых, он не собирается отказывать себе в удовольствии убить его. Только вчера он решил не спешить и придумать для Треджилла что-то выдающееся. Но прошлой ночью стало ясно, что действовать следует без промедления. Лозадо ненавидел торопиться. Не станете же вы пить коньяк «Луи XIII», как банку с содовой. Его просто лишили наслаждения. Но если это означает, что Треджилл будет мертв раньше, а не позже, он готов смириться.
Хотя накануне у него и возникли некоторые технические проблемы, он быстро составил план и начал действовать. Соблазнить будущую исполнительницу экзотических танцев не составило труда. Она поверила ему безоговорочно, когда он сказал, что у него есть приятель, любитель секса втроем, и что она на это скажет?
– Если он такой же симпатяга, как ты, то без вопросов.
Она немного поворчала, недовольная тем, что они взяли ее машину, а не его, но быстро пошла на попятную, когда он сказал:
– Ну, раз не хочешь, забудем.
Он знал, где остановился Треджилл. В этой крысиной норе полицейское управление обычно селило платных свидетелей, командированных представителей закона, новобранцев и другую шушеру. Чтобы убедиться в этом, достаточно было туда позвонить и попросить соединить его с номером Треджилла. Он повесил трубку, пока раздавались длинные гудки.
Он заставил Салли оставить машину за два квартала от мотеля, около супермаркета. Остальную часть пути они прошли пешком. В большинстве номеров не было света. В освещенных окнах шторы задернуты.
Лозадо послал девушку вперед.
– Иди первой. Я хочу, чтобы он увидел тебя сразу, как откроет дверь.
Она постучала, но после нескольких секунд ожидания приложила ухо к двери.
– Мне кажется, там душ шумит.
Салли с восторгом наблюдала, как он открыл дверь с помощью своей кредитной карточки. Жестом приказав ей молчать, он втолкнул ее в номер и велел лечь на кровать. Она послушалась и как раз пыталась подавить смех, когда он выстрелил ей в лоб. Подумал, не стоит ли выполнить обещание и вырезать ей язык, но потом решил, что будет слишком много грязи. Кроме того, краны в душе закрыли.
Теперь, задним числом, он понял, что тоже должен был выстрелить в Вика из пистолета с глушителем. Один выстрел в ухо, как только он выйдет из ванной, и другой – между глаз, для уверенности. Но ему хотелось получить удовольствие. Вик должен знать, что вот-вот умрет.
С другой стороны, отвертка была выбрана удачно. Он нашел ее в старом ящике с инструментами в гараже своей телевизионной мастерской. То, что нужно – старая, ржавая, невозможно выяснить, откуда взялась.
И еще одно следовало сделать иначе. Он должен был нанести смертельный удар, а не такой, после которого можно вылечиться, удар в сердце, как Хоуэллу. Но ему хотелось поиграть с Треджиллом. И все пошло прахом. У него не осталось времени закончить работу, благодаря этой проклятой горничной. И вообще, кто убирает в номерах в 4.30 утра?
Когда она набирала 911, он уже был у супермаркета. Он отогнал автомобиль Салли туда, где они махнулись машинами. Оставил в ней ключи, забрал свой джип, поставил его в самом углу гаража и пешком направился в гостиницу завтракать. Он как раз допивал кофе, когда в утренних новостях сообщили об убийстве.
Столько трудов, и никакого толку, подумал он сейчас. Этот мерзавец не умер. И Ренни помогла ему выжить. Почему? Зачем она его спасла? Она ведь ужасно на него злилась. Сказала, что не хочет его видеть. Никогда. Она его ненавидела.
Или нет?
Он весь день проторчал в квартире, выходить не было настроения. Он набрал сверхсекретный номер автоответчика и узнал, что для него есть работа. Причем настолько важная, что клиент предложил Лозадо самому назвать цену. В обычное время такая перспектива вдохновила бы его, но сегодня обещание интересной работы и огромного гонорара не сумело развеять его плохого настроения.
Он превосходил Вика Треджилла во всех отношениях. У него был класс. Он сомневался, что Треджилл способен без ошибок написать это слово. Он был миллионером. Треджилл жил на жалованье полицейского. Он носил костюмы от ведущих модельеров. Треджилл одевался как бродяга. Он хотел возвести Ренни на пьедестал, окружить роскошью. Треджилл, же хотел использовать ее, чтобы добраться до него.
Тут не могло быть никакого сравнения. Как она могла предпочесть Треджилла ему?
Лозадо все еще дулся, когда вышли вечерние новости. За день не произошло ничего, что отвлекло бы внимание прессы от убийства Салли Хортон и нападения на Треджилла. После повторения утренних сообщений говорящая голова возвестила:
– Сегодня в больнице состоялась пресс-конференция. Доктор Ренни Ньютон ответила на вопросы журналистов.
Пошла видеозапись пресс-конференции. Ренни стояла на кафедре, по бокам два мрачных человека в темных костюмах, скорее всего, представители администрации больницы. Она щурилась от света софитов.
– Доктор Ньютон, каково сейчас состояние мистера Треджилла?
– Он стабилен, – ответила она. – Это обнадеживает. Утром положение было критическим. У него проникающее ранение спины, поражены окружающие ткани.
«Отвертка „Филипс“ в умелых руках еще не то может сделать». – Губы Лозадо изогнулись в довольной улыбке.
– Могла эта рана быть смертельной?
– Я считаю, что да. Хорошо, что меры по спасению его жизни были приняты незамедлительно. Наша бригада по травмам прекрасно поработала.
– Имеет ли это нападение какое-нибудь отношение к так и не раскрытому убийству брата мистера Треджилла три года назад?
– Я ничего об этом не знаю.
– Вик Треджилл все еще в бессрочном отпуске?
– Спросите полицию.
– А он…
Она подняла руки, прося тишины.
– Я пришла на срочный вызов сегодня утром. Какое-то время я даже не знала имени пациента. Я ничего не знаю ни о работе мистера Треджилла, ни об истории его семьи. Я выполнила свою работу. Кроме этого, я ничего не могу вам сообщить.
Видеозапись на этом кончилась. На экране снова появилась говорящая голова с кратким резюме, потом последовали другие новости.
Лозадо выключил телевизор, но долго сидел перед потухшим экраном, вспоминая фразу Ренни: «Я выполнила свою работу».
Ну, разумеется! Она спасла Треджилла не потому, что он ей нравился. Она просто делала свою работу. Он ведь тоже не имел ничего против большинства из тех людей, кого убивал. Он их знать не знал, но это его не останавливало. Он делал то, за что ему платили. Ренни тоже выполняла свое дело с той же профессиональной отстраненностью, что и он.
И разве не великолепно она общалась с прессой? Холодновато, профессионально, ровно и спокойно. Нет, она совершенно необыкновенна.
Верно, она устала. Лозадо это почувствовал. Обычно она выглядела лучше. Но даже в рабочей одежде и без аккуратной прически она была прекрасна и желанна. Он хотел ее. И скоро он ее получит. Вне сомнения, после всех этих событий она почувствует глубину его привязанности к ней.
Внезапно Лозадо ощутил острый голод, захотелось выйти из дома.
Он налил себе текилы, взял рюмку и направился в душевую из черного мрамора. Приняв душ и побрив тело и голову, он десять минут спускал воду. Потом разобрал промытый сток, вычистил каждую деталь специальными салфетками и спустил салфетки в унитаз.
Затем он собрал сток. Вытер душевую кабинку полотенцем и положил его в мешок для белья. По дороге к выходу он спустит пакет в специальный люк, который донесет его до контейнера в подвале здания. Дважды в неделю все белье забирали в стирку. Он никогда не оставлял использованное полотенце в ванной комнате.
Он допил текилу, пока надевал сделанные на заказ легкие брюки и шелковую футболку. Ему нравилось ощущение прикосновения щелка к коже. Он ласкал его соски, такой же мягкий и нежный, как язык женщины. Он очень надеялся, что Ренни понравится его татуировка.
Сверху он надел спортивную куртку контрастного цвета. Он понимал, что слишком вырядился для мексиканского ресторана, но ему хотелось праздника. Он позвонил вниз дежурному по этажу и попросил приготовить его «Мерседес».
Перед тем как выйти из квартиры, он сделал еще один звонок.
Дежурный уже держал открытой дверцу «Мерседеса»:
– Приятного вечера, мистер Лозадо.
Лозадо, зная, что выглядит он на все сто и что молодой человек, скорее всего, ему завидует, дал ему щедрые чаевые.
18
Выйдя из лифта, Ренни сразу же увидела розы.
Не заметить их было невозможно. Букет стоял на столе у дежурных сестер. Сестры и санитары толпились вокруг, очевидно, в ожидании ее реакции. Все улыбались.
– Это для вас, доктор Ньютон.
– Их принесли полчаса назад.
– За ними почти не было видно мальчишку, который их принес.
– Кто ваш таинственный вздыхатель?
– Точно не коп. – Это высказался полицейский, которого Уэсли поставил около реанимационной палаты, где лежал Вик. – Ни один коп не сможет себе такого позволить.
Ренни поморщилась:
– Это наверняка ошибка. Это не мне.
– Но там карточка, – заикаясь, произнесла сестра. – На ней ваше имя.
– Избавьтесь от роз и карточки. И от вазы.
– Вы хотите, чтобы мы их выбросили?
– Раздайте больным. Отнесите в холл, в часовню, куда хотите. Мне наплевать. Только уберите их с глаз моих. Дайте мне, пожалуйста, карточку мистера Треджилла.
Медперсонал, уже без улыбок, разошелся. Полицейский вернулся на свой пост. Одна из сестер унесла тяжелый букет. Другая подала Ренни требуемую карточку и смело последовала за ней в палату Вика.
– Он теперь чаще приходит в себя, – сообщила ей сестра. – Ненавидит спирометр. – Пациентов заставляли периодически дуть в этот прибор, чтобы очистить легкие.
Показатели Вика были отличными. Ренни проверила повязки. Он застонал во сне, когда она отодвинула бинт, чтобы взглянуть на рану. Снова закрыв шов, она спросила сестру, пил ли он что-нибудь.
– Только лед.
– Если он попросит пить, дайте ему несколько глотков спрайта.
– Шкаплейбурбоха, – вдруг произнес Вик. Ренни подошла поближе к кровати и наклонилась.
– Не поняла?
– Бурбох. В шпрайт. – Он едва мог двигать головой, но пытался найти ее взглядом. Чтобы облегчить ему задачу, Ренни села на край стула около кровати.
– Разве бурбон можно мешать со спрайтом?
– Вше равно. Она улыбнулась:
– Полагаю, вам уже дали достаточно лекарств.
– Не доштатошно.
Сестра помчалась за спрайтом. Вик повернул голову. Лицо его немного высвободилось из подушек.
– Это вы со мной сотворили, Ренни?
– Каюсь.
– Придется вычеркнуть вас, – он поморщился и шумно втянул воздух, – из моего рождественского списка.
– Если вы можете шутить, значит, чувствуете себя лучше.
– Как расплющенное молотком дерьмо.
– Ну, выглядите вы, во всяком случае, именно так.
– Ха-ха. – Глаз закрылся и больше не открылся. Ренни встала и приложила стетоскоп к его груди.
– Стучит? – спросил он, к ее удивлению, поскольку она решила, что он впал в забытье.
– Четко и громко, мистер Треджилл. – Она снова села на стул. – В ваших легких чисто, так что продолжайте дуть в спирометр, когда сестра попросит.
– Детские игрушки.
– Зато не будет пневмонии.
– Ренни.
– Да?
– В меня стреляли?
– Нет, колотая рана, отверткой.
– Здорово задело?
– Порядочно, но восстановимо.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– У меня яйца болят, – вдруг заявил он.
– Я скажу, чтобы вам дали пакет со льдом.
Даже удивительно, насколько выразителен может быть один глаз.
– При таких ранах, как у вас, там скапливается лишняя кровь. Это пройдет.
– Клянетесь?
– Клянусь, – улыбнулась она.
– Славно, славно. – Вик закрыл глаз. – Странный разговор у нас с вами, Ренни. – Он снова посмотрел на нее: – Они его поймали?
Она отрицательно покачала головой.
– Черт!
Ренни все не уходила, хотя это было против всяких правил. Ей снова показалось, что Вик уснул, но он пробормотал:
– Мое лицо. Чертовски болит. Что он с ним сделал?
– По-видимому, он напал на вас сзади.
– Точно.
– Вы упали вперед, сильно ударились щекой. Поранили подбородок, но швов не требуется. Лицо, конечно, опухло и все в синяках, но кости целы.
– И я стану таким же красивым, как прежде?
– И таким же тщеславным, вне всякого сомнения. Вик улыбнулся, но она поняла, что даже это легкое движение причинило ему боль.
Вернулась сестра со спрайтом в пластмассовом стаканчике. Она как-то странно взглянула на Ренни, когда та взяла стакан из ее рук. Немногие хирурги так носились со своими пациентами. Ренни прижала согнутую соломинку к губам Вика. Он сделал несколько осторожных глотков.
– Хватит? – спросила она.
– Не хочу блевануть.
Затем он затих. Ренни осталась. Она так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав тихий голос:
– Как он?
Ренни подняла голову и увидела стоящую в дверях Грейс Уэсли. Ренни не слышала, как подошла Грейс, ничего не замечая и потеряв счет времени. Боже, vi как долго она сидит тут, всматриваясь в разбитое лицо Вика?
Ренни быстро поднялась на ноги.
– Он, гм, ему лучше. Часто просыпается. Говорит связно. Немного попил спрайта. – Она поставила стаканчик на столик у кровати. Почему-то ей стало неловко. – Сейчас он спит.
– Мне можно войти?
– Конечно.
– Я бы не хотела его беспокоить.
– Вряд ли вам это удастся. Он спит крепко.
Грейс Уэсли была миловидной и стройной женщиной. Волосы она забирала назад в пучок, что очень ей шло, поскольку природа наградила ее высокими скулами и изящными чертами лица. Миндалевидные глаза свидетельствовали об уме и целостности характера. Двигалась она тихо и мягко. Ренни еще раньше заметила, что легкое прикосновение Грейс сразу же успокаивает ее огромного мужа.
Грейс подошла к кровати и несколько минут смотрела на Вика.
– Мне трудно поверить, что это он, – сказала Грейс, улыбаясь. – Я никогда не видела его неподвижным. Он не сидит спокойно больше чем несколько секунд, постоянно в движении.
– Я это тоже заметила.
Грейс повернулась и с интересом взглянула на нее.
– Разумеется, я плохо его знаю, – заторопилась Ренни. – Можно сказать, совсем не знаю.
– Вик учился в предпоследнем классе средней школы, когда Орен, мой муж…
Ренни кивнула.
– Когда Орен и брат Вика Джо поступили в полицейскую академию. Мы очень подружились с Джо. Он пригласил нас на школьный баскетбольный матч «посмотреть на моего младшего братишку», как он сказал. – Грейс тихо рассмеялась. – Вик непрерывно зарабатывал фолы.
– Он так агрессивен? – спросила Ренни.
– У него горячая голова. Он легко заводится. Но обычно так же быстро остывает и извиняется, если есть за что.
Они немного помолчали, потом Ренни сказала:
– Я ничего не знала про его брата, до того как меня спросил о нем репортер.
– Джо умер три года назад. Мы до сих пор не можем это пережить. Особенно Вик. Он считал, что Джо всегда прав, он очень его любил.
Зашла сестра, чтобы переставить капельницу. Они замолчали, ожидая, когда она уйдет.
– Я так поняла, что Джо… – осторожно начала Ренни.
– Убили, – прямо сказала Грейс.
В один миг все встало на свои места.
– Лозадо, – уверенно произнесла Ренни.
– Совершенно верно, Лозадо.
– Как ему удалось уйти от наказания?
– Его даже не обвинили.
– Почему?
Грейс поколебалась, потом подошла поближе к Ренни и тихо произнесла:
– Доктор Ньютон, я спросила моего мужа сегодня утром, что между вами происходит. Что-то не так, я это почувствовала.
– Две недели назад я была членом жюри, которое оправдало Лозадо.
– Об этом Орен сказал.
– Так из-за этого ваш муж и относится ко мне плохо. Особенно сейчас. Лозадо убил его друга и теперь покушался на другого. – Ренни посмотрела на Вика. – Если бы жюри приняло другое решение, на Вика бы никто не напал, и та молодая женщина, которую вчера убили, тоже осталась бы жива.
– Могу я задать вам вопрос? – тихо спросила Грейс. Когда Ренни повернулась к ней, она сказала: – Если бы вам пришлось делать это снова, проголосовали бы вы за оправдание Лозадо?
– На основании того, что я знала тогда, или того, что я знаю сейчас?
– Того, что вы знали тогда.
Ренни задумалась так же, как и перед тем голосованием.
– На основании того, что я тогда знала, и инструкций судьи я была бы вынуждена снова проголосовать за оправдание.
– Тогда ваша совесть чиста, доктор Ньютон. Вы не должны считать себя виноватой в том, что Лозадо напал на Вика.
– Скажите это вашему мужу, – печально заметила Ренни.
– Я уже сказала.
Ренни удивилась. Грейс мягко улыбнулась и сжала руку Ренни.
– Я пойду. Но когда Вик проснется, пожалуйста, скажите ему, что я приходила.
– Я передам сестрам, они обязательно скажут.
– Вы не знаете, когда его переведут в обычную палату?
– Через пару дней, если все пойдет хорошо. Я внимательно слежу, нет ли признаков инфекции.
– Что мне сказать моим девочкам?
– У вас есть дочки?
– Две. Очень жизнерадостные.
– Как вам повезло.
– Они умоляли меня взять их с собой сегодня, но Орен не хочет, чтобы они выходили из дома.
Ренни не стала спрашивать, почему. Уэсли боялся за их безопасность, подозревая, что Лозадо не ограничится попыткой убить Вика. Он расставил полицейских по всей больнице, и Ренни заметила, что около реанимации сейчас стоят еще двое. Не иначе, это охрана Грейс.
– Мои девочки обожают дядю Вика, – сказала Грейс. – Если бы существовал плакат с его изображением, он висел бы у них на стене рядом с их любимыми певцами.
– Скажите им, с их дядей Виком все будет в порядке.
– Мы должны за это благодарить вас. Девочкам ужасно хочется с вами познакомиться.
– Со мной?
– Я им все про вас рассказала. А после случайно слышала, как они между собой разговаривали. Обе решили стать хирургами. Хотят спасать людей, как вы спасли Вика.
Ренни так растрогалась, что не знала, что сказать. Грейс, вероятно, это почувствовала и ушла, быстро попрощавшись. Полицейские сопровождали ее к лифту.
Ренни вернулась на сестринский пункт.
Пришлось порыться в нескольких ящиках, пока не нашлась склянка с бальзамом для губ. Ренни взяла ее и вернулась к Вику. Он все еще спал, дышал ровно. Она села на стул у кровати, но прошла почти целая минута, прежде чем она отвернула крышку с баночки, откуда сразу приятно запахло ванилином.
Губы Вика пересохли и потрескались. Это иногда случается при операциях в результате потери жидкости. Более того, это обычное явление. Но его губы были просто невероятно сухими. На это невыносимо было смотреть. Она решила: что особенного, если она смажет ему губы?
Ренни взяла немного бальзама, подождала, чтобы мазь согрелась, и смазала его губы, касаясь настолько легко, что это и касанием назвать было трудно.
Только Ренни собралась убрать руку, как он проснулся, и их взгляды встретились.
Оба молчали. Ее палец все еще лежал на его губах. Ренни замерла и внезапно осознала, что не слышит его глубокого и ровного дыхания. Она была уверена, что если кто-нибудь из них шевельнется, что-нибудь случится. Что-то значительное. Что именно, она не знала. Во всяком случае, она опасалась пошевелиться. И не знала, сможет ли. Его голубой взгляд ее гипнотизировал.
Она так просидела не шевелясь… сколько? Позже она не могла вспомнить. Это продолжалось, пока глаз Вика не закрылся снова. Она почти слышала шорох ресниц, коснувшихся подушки. Только тогда она снова начала дышать.
Ренни отняла руку, неловко завернула крышку баночки и оставила ее на столике у кровати. Она больше не взглянула на него, просто ушла из палаты.
– Позвоните мне, если будут изменения, – велела она сестре, возвращая карту.
У лифта дежурный полицейский открыл ей дверь и робко обратился к ней:
– Доктор Ньютон, я только хотел сказать… ну, Вик замечательный парень. Несколько лет назад мой сын попал в аварию. Вик был первым, кто дал кровь. Вот я и хочу поблагодарить вас за то, что вытащили его сегодня утром.
Ренни отнесла сбежавшую по щеке слезу за счет усталости. Она даже не представляла себе, как устала, пока лифт не начал спускаться. Она прислонилась к стене и закрыла глаза. Именно в этот момент она и почувствовала слезу. Она успела стереть ее до остановки лифта.
Когда она шла к выходу, к ней направился полицейский.
– Что-нибудь не так? – удивилась Ренни.
– Приказ Уэсли, мэм. Доктор, – поправился он.
– Зачем?
– Я не спросил, а он не сказал. Полагаю, это имеет какое-то отношение к Треджиллу.
Полицейский проводил Ренни до машины, заглянул под днище, проверил заднее сиденье.
– Счастливого пути, доктор.
– Спасибо.
Полицейский наблюдал за ней, пока автомобиль не выехал из ворот.
Она проехала несколько кварталов, прежде чем заметила кассету, торчавшую из магнитолы на приборной доске. Ренни, пользовавшаяся только дисками, с удивлением смотрела на нее.
Остановившись у светофора, она вынула кассету, чтобы взглянуть на этикетку. Этикетки не было. Не обращая внимания на предчувствие беды, охватившее ее, Ренни сунула кассету в прорезь и нажала на кнопку «Пуск».
Под аккомпанемент рояля хриплый женский голос запел: «Я от тебя без ума, мой котеночек».
Ренни кулаком ударила по кнопке «Стоп» и все колотила и колотила, пока музыка не смолкла. Кругом полно полицейских, а Лозадо спокойно оставляет кассету в ее машине. Как, черт побери, ему это удалось? Машина ведь была заперта.
Ренни начала рыться в сумке в поисках сотового, но только высыпала все содержимое на пол. Сообразив, что, пока будет искать телефон, она сможет доехать до дома, Ренни решила позвонить Уэсли оттуда.
Она проскочила дважды на красный свет, правда посмотрев налево и направо и убедившись, что машин нет. К гаражу она подлетела на совершенно недопустимой скорости. Казалось, дверь поднималась вечность. Насилу дождавшись, пока она откроется наполовину, Ренни въехала в гараж и нажала на кнопку закрытия двери, даже не заглушив мотор.
Оставив все вещи валяться на полу, она опрометью выскочила из гаража и помчалась к дому, ворвалась в кухню и остановилась, как вкопанная.
Через дверь в гостиную она увидела мерцающий свет. Ни одна лампа там такого света не давала. Что происходит? Наиболее разумным было бы не выяснять, а быстро выйти, выбежать на середину улицы с поднятыми руками и вопить, зовя на помощь.
Но она не станет с криками выбегать из собственного дома. К черту осторожность!
Она оставила дверь открытой, достала из ящика большой разделочный нож и осторожно двинулась в гостиную. Казалось, здесь горели сразу сотни свечей в хрустальных плошках самой разной формы и размера. Они стояли везде, наполняя воздух тяжелым цветочным ароматом.
На журнальном столике красовался очередной букет роз. Играла музыка. Та же самая, только теперь стерео и в исполнении другой певицы.
Ренни тяжело дышала и отчетливо слышала биение своего сердца. Она сделала шаг вперед, раздумывая, не стоит ли все же сбежать.
Но звать на помощь… Втягивать в это дело других людей… Полицию…
Нет.
Она подошла к проигрывателю и выключила звук.
– Выходи! Почему ты прячешься? – крикнула она в пустоту.
В ответ только эхо.
Ренни вышла в холл. Он тянулся перед ней, темный и мрачный, и казался куда длиннее, чем на самом деле. Она поняла, что боится собственного дома, и разозлилась еще больше. Злость толкнула ее вперед.
Она прошла через холл и включила свет в кабинете. Комната пуста, спрятаться здесь негде. Она рванула дверь стенного шкафа. Никого, только ее чемоданы. Опять же, взрослому человеку там не спрятаться.
Оттуда она направилась в спальню, где снова горели свечи. Они бросали тени на потолок и стены, на оконные жалюзи, которые она теперь держала закрытыми и днем и ночью. Из-за него. Она заглянула под кровать, подошла к стенному шкафу и резко распахнула дверь. Перебрала одежду на вешалках.
В ванной тоже было пусто, но занавеска на душевой кабине, которую она всегда держала открытой, была задернута. Ренни уже пришла в такую ярость, что забыла бояться. Рванула занавеску. На полочке над ванной стояли розы.
Она ударила рукой по вазе, та с грохотом упала в ванну и разбилась.
– Негодяй! Почему ты не оставишь меня в покое?
Ренни вернулась в спальню и пошла по кругу, задувая свечи, пока не стала опасаться, что дым заставит сработать пожарную сигнализацию. Тогда она прошла на кухню и положила нож назад в ящик.
Потом нашла полбутылки шардоне в холодильнике, налила вина в бокал и сделала большой глоток. Закрыла глаза и прижала холодный бокал ко лбу.
Она раздумывала, позвонить ли Уэсли. Зачем? Ей так же трудно доказать, что Лозадо пробрался к ней в дом, как детективу обвинить его в убийстве Салли Хор-тон и покушении на Вика.
С другой стороны, если она промолчит, а Уэсли каким-то образом узнает… Правильно. Ей было неприятно это делать, но придется его известить.
Она подняла голову, открыла глаза и увидела свое отражение в окне над раковиной. За ее спиной стоял Лозадо.
Зря она думала, что слишком злится, чтобы бояться.
