Текст книги "Влюбленные"
Автор книги: Сандра Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 2
– Мистер Джексон, вы готовы допросить вашего свидетеля?
Помощник окружного прокурора поднялся:
– Да, ваша честь. С вашего позволения, я намерен пригласить в этот зал мисс Амелию Нулан.
Как и большинство собравшихся в зале суда зрителей, Доусон машинально повернулся к широким двойным дверям в дальнем конце зала. Бейлиф уже отворил их и зна́ком пригласил войти бывшую миссис Джереми Вессон.
Сегодняшнее судебное заседание было третьим по счету. Началось оно с того, что первый свидетель – профессор-ветеринар (его имя и научные регалии были записаны в блокноте Доусона, чтобы в случае необходимости можно было сослаться на показания профессора) – долго и нудно рассуждал о пищеварительном процессе собак вообще и питбулей в частности. Обвинителю понадобилось почти два часа, чтобы продраться сквозь научную терминологию и добраться до фактов. А факты были таковы: в пищеварительном тракте трех из шести питбулей, которых Уиллард Стронг незаконно содержал для участия в собачьих боях (и которых пришлось усыпить, чтобы добыть необходимые доказательства), были обнаружены фрагменты тела его супруги Дарлен.
Второй свидетель, главный медицинский эксперт округа, подтвердил, что упомянутые фрагменты действительно принадлежат миссис Стронг и что они полностью соответствуют ранам, обнаруженным на трупе женщины, который полиция обнаружила в собачьем вольере.
Дарлен, однако, убили вовсе не собаки. Государство требовало для предполагаемого преступника смертной казни. Главный государственный обвинитель Лемюель Джексон – опытный и умный юрист с отличным послужным списком (количество обвинительных приговоров, которых ему удалось добиться, исчислялось двузначной цифрой) – делал все, что было в его силах, чтобы убедить присяжных: расследуемое преступление было совершено с особой жестокостью и, следовательно, преступник представляет собой реальную угрозу обществу. Именно поэтому Джексон особенно настойчиво добивался, чтобы в судебных протоколах непременно нашел свое отражение тот факт, что тело убитой женщины было намеренно помещено в вольер с собаками, которых несколько дней не кормили с целью подготовки к незаконным боям. Додумывать, что произошло дальше, обвинитель предоставил присяжным. И надо сказать, что некоторые из них, наделенные, по всей видимости, непомерно живым воображением, позеленели буквально на глазах.
Образцы крови, найденной на полу вольера, а также кусок кожи с головы с остатками волос на ней, обнаруженный в желудке одного из питбулей, позволяли предположить, что такая же участь постигла и капитана морской пехоты Джереми Вессона.
К тому моменту, когда адвокат обвиняемого Майк Глизон закончил перекрестный допрос медэксперта, на часах было уже начало первого. Судья объявила перерыв на обед до половины второго, хотя Доусон и сомневался, что присяжные и зрители будут в состоянии проглотить хотя бы кусочек.
Но перерыв быстро закончился. В зал вызвали третьего на сегодня свидетеля.
Чтобы лучше подготовиться к работе, Доусон прочел в газетах и в Интернете все, что сумел найти о процессе. Возможно, он даже видел там фотографии бывшей миссис Вессон, которую еще до начала судебных слушаний осаждали репортеры. Но до сегодняшнего дня Доусон почти не обращал на нее никакого внимания.
Сегодня все переменилось.
Женщина, которая быстро шла по центральному проходу, направляясь к свидетельскому возвышению, нисколько не напоминала ту миссис Вессон, портрет которой Доусон набросал в своем воображении. Почему-то ему казалось, что она должна быть похожа на Флору Штиммель, лицо которой он несколько раз видел на ориентировках и объявлениях о розыске. Предполагаемая мать покойного морпеха производила впечатление женщины неотесанной, грубоватой, несдержанной и не слишком образованной, но Амелия Нулан оказалась полной ее противоположностью. Доусон подумал об этом, как только увидел аристократическую бледную руку, которую мисс Нулан подняла, чтобы принять присягу, и ее изящно очерченную скулу, поразившую его совершенством очертаний. Казалось, эта женщина принадлежит к совершенно иной, особой породе людей. Внешностью, манерами, умением держаться она превосходила всех, кто оказался сегодня в зале судебных заседаний, не исключая самого Доусона. Пожалуй даже, в первую очередь – Доусона.
Только потом он обратил внимание на ее костюм. На мисс Нулан была прекрасно пошитая светлая юбка и такого же цвета блузка (правда, из более тонкой материи), поверх которой она надела светло-синий жакет. Густые золотисто-каштановые волосы были собраны в «конский хвост» – не слишком тугой, так что несколько локонов, выбившихся из-под заколки, обрамляли красивое, аристократическое лицо с точеными чертами. Единственными украшениями, которые она себе позволила, были пара пуссетов с бриллиантами и часы на золотом браслете. В целом, мисс Нулан проявила достаточно тонкий вкус, одевшись не слишком шикарно, но и не чрезмерно строго: в самый раз для судебного заседания.
Впрочем, бывшая жена Джереми Вессона и должна была заинтересовать Доусона, поскольку он, как-никак, приехал в Саванну в качестве журналиста. Он просто обязан был задать мисс Нулан множество вопросов, чтобы написать максимально подробный и точный отчет – если не для журнала, то для Хедли. Доусон, однако, сразу почувствовал, что женщина, поднявшаяся на возвышение для свидетелей, разбудила в нем нечто большее, чем профессиональное любопытство. Это обстоятельство, однако, только заставило его разозлиться на себя еще сильнее. Доусон прекрасно понимал, что в его нынешнем состоянии никакие дополнительные осложнения – такие, например, как потеря репортерской объективности, – ему абсолютно не нужны. У него и без этого хватало проблем, с которыми он не мог справиться.
Размышляя обо всем этом, Доусон еще раз мысленно проклял Хедли, который втянул его в это дело. Ехать в Саванну ему совершенно не хотелось, но после того, как крестный выложил на стол свой главный козырь, Доусон понял, что другого выхода у него просто нет. Сборы были недолгими: на следующее же утро он сдал полученный в редакции билет до Айдахо и сел на рейс до Саванны.
Уже из Саванны – стоя в очереди к стойке аренды автомобилей – он позвонил Хэрриет.
– Ты уже в Бойсе? – уточнила редактор.
– Нет. Я решил изменить маршрут, – ответил он и не без мстительного удовольствия подумал о том, как Хэрриет сидит за своим роскошным полированным столом и буквально дымится от бессильной ярости.
– Я дала тебе задание, Доусон.
– А я нашел другое, получше.
– Какое же?
– Это пока секрет.
– Доусон, где ты?!
– Работаю над новой темой. – Он усмехнулся.
– Ты… ты… – Казалось, Хэрриет не находит слов. – Да будь ты проклят!..
– Постараюсь держать тебя в курсе. Как только будут новости, я позвоню. – И он дал отбой, прежде чем Хэрриет успела обрушить на него поток отборнейших оскорблений.
Вынужденный сам оплачивать свои расходы (во всяком случае, в первое время), Доусон снял номер в относительно дешевом отеле. Первым делом он принял душ, потом заглянул в мини-бар, включил «И-Эс-Пи-Эн»[8]8
«И-Эс-Пи-Эн» (ESPN или англ. Entertainment and Sports Programming Network) – один из каналов кабельного телевидения, по которому круглосуточно показывают только спортивные передачи.
[Закрыть] и завалился на кровать с ноутбуком в одной руке и доставленным коридорной службой чизбургером в другой. То и дело откусывая от бургера большие куски, Доусон просмотрел сайты новостей, где могли бы найтись материалы относительно убийства, в котором обвиняли Уилларда Стронга. Преступление казалось действительно ужасным, поэтому, когда Доусон закончил читать статьи, в желудке у него образовался плотный комок. Впрочем, Доусон предпочел приписать спазм действию не слишком качественного «Табаско», в который он макал свой бутерброд. В глубине души, однако, приходилось признать, что томатный соус ни при чем. В сотый раз он спросил, зачем позволил Хедли втравить себя в эту авантюру? Его живой и изобретательный ум мог бы предложить десяток причин – реальных и мнимых, – однако все они не имели никакого отношения к истине. Проблема – и Доусон это тоже знал – была вовсе не в Хедли. Проблема была в нем самом. После командировки в Афганистан он был далеко не в порядке, и на поездку в Саванну согласился только потому, что надеялся: новая работа даст ему возможность излечиться, снова стать целым, снова стать собой.
Недаром говорят, клин клином вышибают. Так, может, и это дело поможет ему прийти в себя?
В зоне военных действий Доусон провел почти девять месяцев и до сих пор боролся с последствиями. Впрочем, двух недель, чтобы опомниться, было явно мало. Воспоминания прилипли к нему, словно паутина – невесомая, почти невидимая, но невероятно прочная, – и избавиться от них ему никак не удавалось.
Разумеется, раньше талантливому репортеру не доводилось бывать в таких серьезных переделках, как, вероятно, капитану морпехов. Тому же Джереми Вессону досталось по полной программе – не зря же в дополнение к куче орденов и медалей он заработал посттравматическое стрессовое расстройство[9]9
Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) – психическое расстройство, возникающее в ответ на физическую или психическую травму, когда непосредственное стрессовое воздействие травмы уже закончилось. Проявляется страхом и дисфорией, депрессией, замкнутостью, псевдоаутистическими симптомами. и т. п.
[Закрыть], которое когда-то называлось «вьетнамским синдромом» и которое, в конечном итоге, стоило Джереми и семьи, и самой жизни. Одно это делало его самым подходящим героем статьи, способной прозвучать современно и остро, хотя именно этой темы Доусону хотелось избежать: в конце концов, он сам испытал – и продолжал испытывать сейчас, – что́ происходит с нормальным человеком, побывавшим в «горячей точке».
Кроме того, было еще одно обстоятельство, благодаря которому Доусон воспринимал историю капитана Вессона как дело достаточно личное. Его крестного мучил вопрос: действительно ли Джереми был сыном Карла Уингерта и Флоры Штиммель? И если да, то живы ли они или умерли? Сам он мог бы обойтись без ответов на эти вопросы, однако для Хедли это было жизненно важно. Доусон чувствовал себя обязанным сделать для крестного все, что было в его силах.
Вот почему он все же вылетел в Саванну, хотя и проклинал себя на все лады за то, что связался с этим делом. Впрочем, с журналистской точки зрения история капитана Вессона действительно была настоящим кладом. Ни один репортер на его месте не смог бы устоять перед соблазном написать сенсационную статью о человеке, который, являясь потомком скрывающихся от правосудия террористов и убийц, получил нормальное воспитание и образование, а потом достойно служил своей стране в рядах вооруженных сил, пока в конце концов не вернулся с войны морально и психологически сломленным, что и привело его к трагической и бесславной смерти.
С точки зрения Доусона, это был современный американский вариант классической древнегреческой трагедии, способный стать основой не только для журнальной статьи, но и для полноценного романа.
Обо всем этом Доусон размышлял почти до вечера. Потом он выключил ноутбук, принял снотворное, проглотил «Пепто-бисмол»[10]10
«Пепто-бисмол» – товарный знак патентованного средства от расстройства и несварения желудка.
[Закрыть], чтобы нейтрализовать действие «Табаско», и улегся в постель. Минут через десять Доусон снова встал, чтобы принять еще одну таблетку, только на этот раз он запил ее большой порцией виски из мини-бара.
Несмотря на это, ночью ему все равно приснился кошмар.
В результате на первое судебное заседание Доусон отправился с тяжелой головой. Он, впрочем, все равно выехал заранее. Конечно, не для того, чтобы занять место в переднем ряду, а наоборот – чтобы сесть сзади, поближе к выходу. Так он мог быстро и без помех уйти, если такая необходимость вдруг возникнет.
Первое заседание суда оказалось достаточно скучным и не радовало сенсационными событиями (бо́льшую его часть заняла процедура отбора присяжных). Не дожидаясь окончания, Доусон отправился на Ривер-стрит, где принялся один за другим обходить местные бары в надежде, что это поможет ему скоротать остаток вечера. Помимо виски, в барах хватало доступных женщин, и Доусон невольно подумал о том, что секс хоть на время отвлек бы его от тяжелых мыслей и гнетущих воспоминаний. Но он так и не воспользовался ни одной из представившихся ему возможностей, хотя в предложениях – как замаскированных, так и вполне откровенных – недостатка не было. Нет, он, конечно, знакомился и с женщинами, и с мужчинами, но эти кратковременные дружбы и симпатии длились ровно столько времени, сколько было необходимо, чтобы опустошить один-два стаканчика. После чего Доусон перекочевывал в соседний бар, чтобы снова завести с очередным незнакомцем или незнакомкой ничего не значащий разговор на какую-нибудь отвлеченную тему. Так он убил несколько часов. Бары стали закрываться, и Доусону оставалось только вернуться в отель – в дешевый, грязноватый номер, где его терпеливо дожидались тревожные, пугающие сны.
Примерно в том же ключе прошел и второй день. Репортер уже начал подумывать о том, под каким благовидным предлогом мог бы отказаться от работы на процессе. И только появление бывшей жены Вессона заставило его изменить свое отношение к происходящему.
* * *
Ладонь, которую Амелия положила на Библию, чтобы принести клятву «говорить только правду и ничего, кроме правды», слегка вспотела, и, садясь на скамью для свидетелей, она незаметно вытерла ее платком. Подняв взгляд, она увидела направляющегося к ней Джексона.
– Позвольте поблагодарить вас, мисс Нулан, что вы смогли прийти сюда сегодня, – вежливо начал помощник окружного прокурора. – Будьте добры, назовите ваше полное имя и фамилию. Это необходимо для протокола заседания.
– Амелия Вэр Нулан.
– Это ваша девичья фамилия?
– Да. Я решила вернуть ее себе сразу после развода с Джереми.
Джексон слегка улыбнулся:
– В нашем штате фамилия Нулан известна многим.
– Благодарю вас, сэр.
Джексон снова улыбнулся и, обернувшись, посмотрел туда, где за отдельным столиком сидели обвиняемый и его адвокат.
– Скажите, пожалуйста, мисс Нулан, вам знаком ответчик?
Впервые с тех пор, как она вошла в зал суда, Амелия посмотрела на Уилларда Стронга. Он сидел, опустив мясистые плечи, и мрачно смотрел на нее исподлобья. Лоб у него был массивным и низким, а глубоко посаженные глаза излучали угрозу. Уиллард был аккуратно причесан и даже одет в костюм, который выглядел бы достаточно прилично, не будь он ему мал минимум на размер, а то и на два. Однако это обстоятельство не казалось Амелии ни комичным, ни нелепым. Напротив, от всей его неподвижной фигуры так и веяло грубой, почти животной силой и опасностью.
– Да, – подтвердила Амелия, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Нас познакомил Джереми.
– Не припомните, когда именно это произошло?
– Двадцать второго февраля 2011 года, – без промедления ответила она.
– Вы запомнили точную дату? Почему?
– В этот день моему старшему сыну Хантеру исполнилось четыре года.
– Не могли бы вы рассказать суду, при каких обстоятельствах вы познакомились с ответчиком?
– Тогда… тогда мы с Джереми уже жили отдельно, хотя еще не были разведены официально. До конца бракоразводного процесса я была назначена временным опекуном обоих наших сыновей. Я разрешила Джереми прийти на день рождения к Хантеру. Но он заявился не один. С ним были Уиллард и Дарлен Стронг.
– Вам приходилось встречаться с этими людьми раньше?
– Нет, никогда, но их имена были мне знакомы. Джереми их часто упоминал.
– Как бы вы описали их в тот день? Как они выглядели?
– Вы имеете в виду…
– В каком состоянии все трое приехали на день рождения вашего сына?
– Они были пьяны.
Адвокат Стронга вскочил:
– Протестую, ваша честь!
– Хорошо, я попробую перефразировать вопрос, – быстро сказал Джексон, прежде чем судья успела вмешаться. – Скажите, мисс Нулан, не показалось ли вам, что все трое ваших гостей выпили слишком много спиртного?
Глизон попытался снова заявить протест, но судья жестом остановила его:
– Пусть мисс Нулан ответит.
Джексон сделал Амелии знак продолжать.
– Ну, я уже видела Джереми пьяным, – сказала она. – И не один раз. Некоторые люди, когда выпьют, бывают очень веселыми и пытаются шутить, но Джереми был… другим. Совершенно другим. Он становился угрюмым, раздражительным и… В общем, как только он приехал, я сразу разглядела знакомые признаки. Его глаза налились кровью, а улыбка была больше похожа на… на злобную ухмылку. И он вел себя агрессивно. Правда, в тот день он и Стронги много смеялись, но совершенно не к месту, и… – Амелия ненадолго замолчала, с трудом подыскивая слова, чтобы описать поведение мужа в тот день. – В общем, они смеялись совершенно без повода, как смеются перебравшие алкоголя люди.
– В каком часу они приехали к вам? – мягко спросил Джексон.
– Мы начали праздновать день рождения в двенадцать… В двенадцать дня, – уточнила она. – Джереми и Стронги приехали минут за пятнадцать до этого.
– Скажите, мисс Вессон, когда вы заметили признаки опьянения, вы сделали замечание вашему бывшему мужу?
– Да.
– И что он сказал в свое оправдание? Как объяснил, что напился еще до полудня?
– Джереми сказал, что они приехали с какой-то вечеринки, которая состоялась накануне. Мол, они веселились всю ночь и еще не протрезвели.
– Они? – снова задал вопрос Джексон. – То есть ваш бывший муж, мистер Стронг и его жена?
– Протестую! – снова подал голос адвокат Уилларда. – Обвинитель задает свидетелю наводящие вопросы.
Судья удовлетворила протест, но Джексон все же сумел добиться того, чего хотел: присяжные поняли, что в упомянутой вечеринке принимали участие только трое – супруги Стронг и Джереми Вессон.
Краешком глаза Амелия заметила, что Уиллард наклонился к своему адвокату и что-то пробормотал. В ответ Глизон решительно покачал головой, словно призывая подзащитного к молчанию. Что́ сказал Стронг, Амелия не расслышала, но не сомневалась, что это вряд ли был комплимент.
– Итак, – продолжал тем временем обвинитель, – мы выяснили, что ответчик, его жена и ваш бывший супруг появились на дне рождения вашего сына в совершенно неподобающем для детского утренника состоянии. Будем считать сей факт установленным. Надеюсь, ни у кого из уважаемых присяжных нет на этот счет никаких сомнений. А теперь, мисс Нулан, не могли бы вы рассказать суду, что случилось дальше.
Амелия прикрыла глаза и на мгновение задумалась: перед ее мысленным взором снова промелькнула злобная гримаса Джереми.
– Я попросила их уехать, – сказала она тихо. – К тому времени начали собираться и другие гости, но они пока находились в саду, а я… Я не хотела, чтобы кто-то из них видел Джереми в таком состоянии. Мне было стыдно за него и за себя.
– Как ваш бывший муж отреагировал на вашу просьбу?
– Разозлился. Он сказал, что имеет право повидаться с сыном в день его рождения и я не посмею ему помешать.
Глизон снова вскочил:
– Ваша честь, я протестую! Какое отношение имеют эти показания к расследуемому делу?
– Самое прямое. Я это докажу, если ваша честь позволит задать свидетельнице еще несколько вопросов, – мгновенно парировал Джексон.
– Протест отклоняется, – решила судья и попросила Джексона продолжать. Кивнув, обвинитель снова повернулся к Амелии.
– Что ж, мисс Нулан, давайте не станем тратить время и заодно побережем нервы уважаемого адвоката защиты, – проговорил он с легкой усмешкой. – Расскажите суду, чем закончилось ваше столкновение с бывшим мужем.
– Я сказала Джереми, что он слишком пьян, чтобы нормально общаться с детьми – да и с другими гостями тоже. После этого я еще раз потребовала, чтобы он немедленно уехал. Но Джереми отказался наотрез. Мне даже пришлось пригрозить, что я вызову полицию, а потом получу судебное предписание, запрещающее ему приближаться к детям.
– И как он отреагировал на угрозу?
– Он… он буквально взбесился. Начал ругаться и обзывать меня всякими словами. Еще Джереми сказал, что наши сыновья – это его плоть и кровь и он никому не позволит встать между ним и детьми. В общем, сцена получилась очень некрасивая.
На самом деле это был сущий кошмар. Услышав крики, гости – друзья Хантера из подготовительного класса и их родители – вошли в дом, чтобы выяснить, в чем дело. Сам мальчик тоже увидел и услышал пьяного, сквернословящего отца – и расплакался от страха. Заплакал и ее младший – Грант. Тогда ему было всего полтора года, однако и в этом возрасте он уже научился бояться собственного отца.
Опустив голову, Амелия долго смотрела на свои влажные руки, которые нервно теребили мятый носовой платок. Лишь сделав над собой усилие, она сумела расплести пальцы и положить руки на колени. К счастью, подумала она, ее детям больше нечего бояться. Их отец мертв, и это… хорошо. Хорошо для всех.
– Мисс Нулан?..
Она подняла голову и слегка расправила плечи.
– Извините, я прослушала вопрос.
– Скажите, как вели себя Уиллард и Дарлен Стронг пока… пока разыгрывалась эта неприятная сцена?
Не удержавшись, Амелия бросила быстрый взгляд в сторону стола, где сидел Уиллард, и вздрогнула, снова ощутив исходящую от него злобу.
– Мистер Стронг, он… он поддакивал Джереми. Провоцировал его.
– Не могли бы вы рассказать об этом несколько подробнее? Как именно он это делал?
– Ну, он говорил что-то вроде того, мол, если бы Дарлен посмела так с ним разговаривать, ей бы это просто так не сошло.
– Как вам кажется, что именно имел в виду мистер Стронг – физическое воздействие или…
– Протестую, ваша честь! – выкрикнул Глизон. – Обвинение снова задает свидетелю наводящие вопросы.
– Протест принят, – решила судья, и Джексон принес защите свои извинения – не слишком искренние, как показалось Амелии. Потом он снова обернулся к ней.
– Поставим вопрос по-другому, – проговорил он. – Слышали ли вы, как мистер Стронг угрожал своей жене насилием?
На мгновение Амелия закрыла глаза, а когда открыла – посмотрела прямо на скамью присяжных.
– Джереми схватил меня за руку… вот здесь. – Она положила руку на бицепс. – Он тряс меня, а мистер Стронг сказал: «Ты с ней слишком церемонишься! Если бы Дарлен посмела мне угрожать, я бы ей башку открутил, а тело бросил собакам!»
* * *
После этих слов в зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, на несколько мгновений присутствующие даже перестали дышать. Лишь некоторое время спустя люди снова зашевелились, зашаркали ногами, кто-то откашлялся. Доусон заметил, что присяжные тоже замерли на несколько секунд, до глубины души потрясенные рассказом Амелии Нулан. Нет, подумал он, Лем Джексон явно не глуп и знает, как добиться своего. Вот и сейчас он пристально посмотрел в глаза каждому из присяжных и только потом сдвинулся с места. Подойдя к своему столу, помощник окружного прокурора взял в руки какую-то папку, раскрыл и стал переворачивать страницы, словно разыскивая какую-то важную запись. Доусон, однако, сомневался, что Джексон так уж нуждается в справочных материалах. Эта пауза нужна была ему только для того, чтобы выиграть время и дать присяжным возможность как следует запомнить показания свидетельницы.
Прежде чем Джексон успел задать очередной вопрос, Амелия Нулан попросила стакан воды. Пока несли воду, судья объявила пятиминутный перерыв, чтобы присутствующие могли перевести дух и слегка размять онемевшие от долгого сидения члены. Сам Доусон использовал это время, чтобы отправить два СМС-сообщения. Первое было адресовано Хедли.
«Показания бывшей жены Вессона звучат очень убедительно. Похоже, Стронгу крышка. Как твои дела? Уже воспользовался «Виагрой»? Когда вернусь – расскажешь. Мне не терпится узнать все непристойные подробности».
Второе сообщение он отправил редакционному эксперту-консультанту. Эта женщина работала в журнале уже почти три десятка лет – с тех самых пор, когда в свет вышел первый номер, – и, казалось, знала все на свете. Седая, морщинистая, раздражительная, насквозь пропахшая сигаретным дымом, Гленда Смит была наделена острым умом и великолепной памятью, которые никогда ее не подводили и действовали быстрее и безотказнее, чем любой компьютер. Впрочем, это не помешало ей успешно освоить Интернет, в котором Гленда чувствовала себя как рыба в воде. Если она вдруг чего-то не знала, ей не составляло труда раскопать необходимую информацию в Мировой сети. Доусон давно привык полагаться на точность и достоверность сообщаемых Глендой сведений. К тому же он твердо знал, что от нее никто и никогда не узнает даже о направлении его поисков, не говоря уже о конкретных фактах. За умение хранить профессиональные секреты он особенно ее ценил и на каждое Рождество покупал ей огромную коробку вишен в шоколаде и ящик сладкого десертного вина. Гленда называла подобные подношения «баловством», но от подарков никогда не отказывалась.
«Гленда, дорогая, нужна твоя бесценная помощь, – написал Доусон. – Требуется информация по Амелии Нулан из Джорджии. В Саванне семья с такой фамилией должна быть хорошо известна. Я хочу знать – почему».
По обыкновению, он украсил свое сообщение цветами и сердечками и только потом отослал адресату.
Не успел он убрать телефон, как судья постучала молотком по столу и велела всем вернуться на свои места. Когда порядок в зале восстановился, она знаком предложила Джексону продолжить допрос свидетельницы.
Обвинитель не заставил просить себя дважды. Положив свою папку обратно на стол, Джексон вновь шагнул к возвышению для свидетелей.
– Итак, мисс Нулан, буквально в двух словах: чем закончился скандал, учиненный вашим бывшим мужем 22 февраля 2011 года? Кто-то из гостей позвонил в «911». Как скоро приехала полиция?
– Очень быстро. Патрульная машина появилась буквально через несколько минут, но Джереми и Стронги успели уйти.
– Они сделали еще что-то перед тем, как исчезнуть?
Амелия покачала головой:
– Нет. Грант очень громко плакал, а Хантер спрятался среди гостей. Я думаю, страх детей смутил Джереми, сбил его с толка. Мне кажется, он не был готов к такой реакции, и… Кроме того, он, наверное, сообразил, что слишком много людей видело, как он схватил меня за руку и начал трясти. Возможно, ему стало стыдно или Джереми просто испугался последствий… не знаю, не могу сказать точно. Как бы там ни было, он меня отпустил. А когда мистер Стронг сказал, мол, Джереми должен что-то сделать, чтобы заставить меня «прикусить мой поганый язык» – да-да, он так и сказал, я это хорошо запомнила, – мой бывший муж ответил, чтобы он сам заткнулся, потому что это не его дело. Джереми еще кое-что добавил, но я не хочу сейчас повторять его слова, потому что это были ругательства. Потом он открыл входную дверь и вытолкал мистера Стронга на крыльцо. В ответ мистер Стронг и его обругал. Я даже подумала – он собирался ударить Джереми, но…
– Протест, ваша честь!
– Принимается.
– Скажите, – быстро вмешался Джексон, – Уиллард Стронг ударил мистера Вессона после того, как тот его толкнул?
– Нет. Я думаю, он бы просто не смог. Все-таки Джереми – бывший морской пехотинец! К тому же мистер Стронг еле держался на ногах: он и с крыльца-то едва не свалился. Единственное, на что он был способен, это ругаться на чем свет стоит. Но Джереми его уже не слушал. Он вывел из дома миссис Стронг и вышел сам, после чего все трое направились к машине Джереми, стоявшей на улице, прямо напротив дома. Мужчины сначала переругивались, а потом… потом я закрыла дверь и ничего больше не видела. Когда подъехали полицейские, их уже след простыл.
Лемюэль Джексон снова прошествовал к своему столу, якобы для того, чтобы еще раз заглянуть в свои записи. На самом деле он давал свидетельнице возможность немного перевести дух и прийти в себя. Присяжным тоже нужно было время, чтобы представить себе всю картину и задуматься над тем, каковы на самом деле были отношения, связывавшие двух так называемых «друзей».
Мисс Нулан воспользовалась паузой, чтобы сделать еще один глоток воды. Даже со своего места в последнем ряду Доусон видел, как дрожит ее рука.
А Джексон уже снова направлялся к ней. Руки он засунул в карманы и нахмурился, всем своим видом показывая, как ему не нравится вопрос, который он вынужден задать.
– Насколько мне известно, мисс Нулан, у вас было еще одно столкновение с вашим бывшим мужем. Вы это подтверждаете?
– Да, – коротко ответила она.
– Когда именно это произошло?
– Это было в прошлом году, третьего мая.
– Вы снова запомнили точную дату?
– Да.
Амелия опустила голову. Прядь волос упала ей на лицо, и она машинальным движением заправила ее за ухо. Интересно, подумал Доусон, был ли этот ее жест нервной реакцией на напряженную обстановку или это просто привычка, которой мисс Нулан бессознательно следует в любых обстоятельствах? Почему-то ему казалось, что верно последнее.
– Почему вы запомнили этот день, мисс Нулан? – мягко спросил помощник прокурора.
Амелия подняла голову, чтобы ответить, а Доусон вдруг осознал, что и он, и весь зал, включая обвиняемого, с напряженным вниманием ждут, что́ она скажет.
– Потому, – ответила Амелия Нулан, слегка откашлявшись, – что именно в этот день стало известно об исчезновении миссис Стронг и моего бывшего мужа.