Текст книги "Влюбленные"
Автор книги: Сандра Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Еще через полчаса Амелия не выдержала и позвонила Стеф, но ее звонок попал прямиком на «голосовую почту». Связи не было, шторм продолжал бушевать с неослабевающей силой, и Амелия испытала первый приступ беспокойства. Занервничали и дети – не столько из-за того, что она ошиблась с выбором сказки, столько из-за того, что интуитивно почувствовали, угадали ее страх. Она тщетно пыталась придумать, как ей еще развлечь детей, когда услышала, как хлопнула парадная дверь и по кухне пронесся порыв ветра.
– Ну, слава богу! – выдохнула Амелия и добавила громче: – Стеф, это ты?
Но в кухню, пригибаясь и роняя на пол капли воды, вошла вовсе не няня.
– Доусон? Что ты тут делаешь?! – удивленно воскликнула она.
В ту же секунду Хантер и Грант, которые секунду назад отчаянно боролись за место у нее на коленях, спрыгнули на пол и бросились навстречу соседу. Дети так крепко обняли его за ноги, что Доусон был вынужден остановиться. Глядя на Амелию, он сказал:
– Я ехал домой и увидел, что у вас темно. А почему парадная дверь не заперта?
Амелия хотела что-то промямлить в оправдание, но ее опередил Хантер. Потянув Доусона за подол рубахи, чтобы привлечь его внимание, он сообщил:
– У нас погасло лектричество, и Грант испугался. А я совсем не испугался, потому что я уже большой. Где ты был? Мне попал в глаз песок, но мама его уже вытащила. А еще я нарисовал тебе картинку.
Грант, не желая оставаться в стороне, трещал без умолку, что ему очень нравится свет свечи, потому что «огонек качается, как будто дом тоже качается». Свои слова он сопроводил соответствующими движениями рук, и Доусон серьезно кивнул.
– Мама сказала, – вновь вступил Хантер, – что, если мы ляжем в постель и закроем глаза, мы и не заметим, что вокруг совсем темно. Но я думаю – мы все равно будем знать, что в доме темно, правда?
– А еще мама сказала, что, если мы не перестанем ныть, она утопится в ванне, – добавил Грант. – Но она просто шутила. Мама в ванне просто не поместится!
– Безусловно. – Доусон улыбнулся и снова посмотрел на Амелию, которая поднялась ему навстречу. Она нахмурилась, но по сияющим глазам было видно, что испытывала огромное облегчение и радость от его прихода – в чем себя и упрекала сейчас.
– Спасибо, что заглянул, – проговорила она несколько скованно. – У нас все в порядке. Мы как раз собирались ложиться спать, но сначала надо дождаться Стеф. Она поехала в поселок за кое-какими припасами.
– Я только что из поселка, – ответил Доусон. – И я сомневаюсь, что ваша Стеф вернется в ближайшее время – разве только к утру. Свет погас на всем острове, а резервные генераторы есть только в баре «У Микки» и в универмаге. Люди ринулись туда за продуктами, за свечами и за батарейками, так что Стеф в любом случае застрянет там надолго. Да и по дороге уже сейчас не очень-то проедешь, а дальше будет только хуже.
– Я пыталась ей дозвониться, но…
– Мобильная связь на острове не работает.
– Ты сказал – по дороге не проехать? Что случилось?
– Приливной бассейн[23]23
Приливной бассейн – естественный водоем или заболоченная местность, которая располагается в низине или впадине близ побережья моря и пополняется приливными водами.
[Закрыть] вышел из берегов и затопил шоссе.
– Он обычно переполняется только при сильных дождях.
– Ну вот, как раз сегодня один из таких дождей.
– Как это неудачно… – Амелия покачала головой, потом с подозрением посмотрела на него. – А ты как проехал?
Прежде чем ответить, Доусон немного помешкал.
– Мне потребовались вся моя решимость и мужество, чтобы совершить этот подвиг.
Он делал вид, что шутит, но Амелия поняла, что он и в самом деле сильно рисковал, и почувствовала, как от беспокойства у нее засосало под ложечкой.
– Что ж, – медленно проговорила она, – в таком случае я вдвойне благодарна тебе за… за заботу. К счастью, у нас все более или менее нормально, вот только батарейки в фонаре сели. У тебя, случайно, нет лишних?
– Батареек у меня нет, – сказал он, – зато у меня есть кое-что получше. Мой дом тоже оборудован электрогенератором. Я обнаружил его в списке «дополнительных удобств», который мне вручили в риелторской конторе вместе с ключами. Если прекращается подача электричества, он включается автоматически и питает холодильник, плиту и пару розеток… – Тут Доусон посмотрел на оплывший свечной огарок на столе, покосился на молчащий холодильник и холодную плиту. – Стеф вернется не раньше утра, – повторил он. – Даже если ей удалось купить все необходимое, ехать ночью просто опасно. Конечно, человек может прожить на хлебе, воде и чипсах куда дольше, чем одну ночь, но я думаю – детям это вряд ли полезно.
Амелия с беспокойством переступила с ноги на ногу.
– К чему ты клонишь?
– Я думаю, ты уже догадалась.
Она действительно догадалась, и сейчас решительно покачала головой:
– Я не могу.
– Почему?
– Потому что. Во-первых, мне не хочется тебя стеснять…
– Вы меня не потревожите, не стесните и не смутите. Что за бред! Мой дом гораздо больше, чем ваш, и там полно свободных комнат. Белье и все необходимое тоже есть – фирма об этом позаботилась. Они там, вероятно, надеялись, что у меня каждый день будут гостить большие компании, которые в конце месяца сожгут дом, и тогда они смогут слупить с меня солидную компенсацию за ущерб… – Доусон усмехнулся, потом снова стал серьезен. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Амелия решилась.
– Но это не главная причина… – начала она.
– Да. Я знаю, что на самом деле мешает тебе переехать. Вчерашний вечер. То, что случилось перед самым моим уходом.
Амелия кивнула.
– Насчет этого можешь не беспокоиться.
– А мне кажется, что…
– Возможно, тебе кажется правильно, но, на мой взгляд, у тебя сейчас есть проблемы поважнее, чем… чем вчерашнее недоразумение. Думаю, мне не надо их перечислять, не так ли? Или ты действительно настолько безрассудна, что готова остаться в темном доме одна, с двумя маленькими детьми?
– Мам, о чем это говорит дядя Доусон? Он тоже боится грозы?
Амелия вздрогнула и посмотрела на своего старшего сына. Она часто забывала, насколько он чувствителен. Хантер подчас даже не нуждался в словах или каких-то визуальных признаках, чтобы определить ее состояние. Как хороший радиоприемник, он с легкостью улавливал исходящие от нее волны беспокойства, страха или наоборот – радости. Вот и сейчас мальчик сразу почувствовал напряжение, возникшее между матерью и Доусоном, но, не понимая его подлинной природы, приписал действию внешних обстоятельств. Увидев складочки недоумения у него на лбу и тревожный взгляд, Амелия сдалась.
– Дядя Доусон не боится ни грозы, ни Серого Волка, – сказала она, – потому что никакого волка нет. Это просто дождь и ветер, которые испортили нам электричество. Но в доме дяди Доусона есть специальный мотор, который дает электричество. У него не отключили свет, поэтому он и приглашает нас переночевать у него.
– Вот здорово! – завопили в унисон и заплясали вокруг матери оба мальчугана. – Мы пойдем к Доусону в гости! Ура-а!
– А когда, мам? Сейчас? Можно сейчас, а, мам? А можно я возьму свои машинки? – добавил Грант.
– Давай оставим машинки до другого раза, – сказал ему Доусон. – Шторм усиливается, поэтому будет лучше, если мы отправимся ко мне как можно скорее.
– Ура! – снова прокричали дети, но все же пристальнее посмотрели на мать, которая не шелохнулась, как будто все еще колебалась.
– Ну, учитывая все обстоятельства, я думаю… – начала Амелия.
Этого, оказалось достаточно. Дети галопом бросились к выходу.
– Эй, не смейте выходить на улицу без меня! – крикнула им вслед Амелия, а сама придвинула к себе бумажную салфетку, чтобы набросать записку Стеф. Она написала, что они ночуют у Доусона, и, прижав салфетку солонкой, задула свечу. Кухня погрузилась во мрак, в котором – особенно в первые минуты – невозможно было ничего разглядеть.
– Я здесь, – негромко сказал Доусон. – Вот, держись за мою руку, и пойдем.
Несколько мгновений Амелия слепо шарила в темноте, потом ее рука наткнулась на его руку. Кожа у него была сухая и теплая, и ей вдруг стало удивительно спокойно.
– И все-таки, – снова прозвучал в темноте его голос, – почему ваша парадная дверь была не заперта?
Глава 10
Несмотря на то что детям не терпелось поскорее оказаться в гостях у Доусона, Амелия все же потратила еще несколько минут, чтобы захватить для каждого смену белья, благо оно было аккуратно сложено на столе в хозяйственной комнате. Доусон тем временем снова вышел на улицу, чтобы подогнать машину как можно ближе к кухонной двери. Встать к ней вплотную он, однако, не мог – мешала обложенная кирпичом цветочная клумба. Значит, дети все равно промокнут, прежде чем успеют нырнуть в салон. Сам Доусон вымок с головы до ног, но о себе он не беспокоился: вряд ли можно стать еще мокрее, так что для него две лишние минуты под дождем ничего не решали. Жалел он только о том, что не догадался захватить из дома плащи.
Впрочем, его тревоги оказались напрасными. Похоже, дождь детей совсем не пугал: с радостным визгом они промчались по дорожке и запрыгнули в распахнутую заднюю дверцу его старенькой машины. Даже молний и грома они боялись теперь гораздо меньше, и Амелия не могла этого не заметить. Так она и сказала Доусону, когда села рядом с ним на переднее сиденье, и он кивнул в ответ.
– Теперь для них это просто приключение, – согласился он.
– Когда погас свет, я тоже говорила им, что это приключение, но они все равно дрожали, как овечьи хвостики, – с досадой ответила она.
– Одно дело – сидеть в темноте с мамой и ждать неизвестно чего, и совсем другое – бегать с ней под дождем, – заметил Доусон.
– Да, – поддакнула Амелия. – Но я все-таки склонна считать, что все изменило именно твое появление.
Эти слова заставили его задуматься, однако для долгих размышлений у них не было времени. Мотор Доусон не выключал, поэтому, как только Амелия захлопнула дверцу, он нажал на газ. Колеса пару раз провернулись в грязи, но потом машина все же тронулась с места. Когда они уже отъезжали, взгляд Амелии упал на темный коттедж Берни, и она сказала:
– Ты не против, если мы проведаем нашего второго соседа?
– Вовсе нет, – отозвался Доусон. – Вообще-то можно и его взять с собой. Так будет даже лучше.
С этими словами он развернул автомобиль и, подъехав к дому Берни, выбрался наружу. Поднявшись на заднее крыльцо, защищенное от холодных водяных струй небольшим нависающим козырьком, Доусон громко постучал в дверь. Ему пришлось довольно долго ждать, прежде чем щелкнул замок и дверь отворилась. Берни, одетый в белую футболку, «семейные» трусы и тапочки, выглядел так, словно только что поднялся с постели: он тер глаза, а его седые волосы торчали в разные стороны.
До этого двое мужчин встречались только один раз, поэтому появление Доусона Берни явно удивило. Не без труда он все же вспомнил, как зовут нового соседа.
– А-а, мистер… э-э-э… Скотт… Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего не случилось. Извините, если я вас разбудил…
– А-а, пустяки. Я, собственно, еще читал… – Старик неожиданно хихикнул. – С фонариком, как в бойскаутском лагере. – Он показал зажатый в руке фонарь. – Так что́ вас ко мне привело?
– Я пригласил мисс Амелию с мальчиками переночевать у меня, – сказал Доусон, показывая рукой себе за спину.
– Вот как? – Берни удивленно приподнял брови, потом посмотрел в сторону машины и неуверенно помахал рукой ее пассажирам, хотя сквозь запотевшие стекла он вряд ли мог разглядеть, кто сидит в салоне.
– А Стеф тоже с вами? – спросил он.
– Нет. Стеф, по-видимому, застряла в поселке.
– Угу…
– Когда погас свет, мальчики испугались, – быстро пояснил Доусон, прежде чем старик успел сделать неправильные выводы. – А у меня в доме есть электрогенератор. Там светло, к тому же дети смогут получить горячий завтрак.
– А-а, вот это правильно! – поддержал его Берни.
– Может быть, вы тоже к нам присоединитесь? – предложил Доусон. – Хотя бы на сегодняшнюю ночь?
– Нет, спасибо. Я как-нибудь справлюсь. Мне не впервой.
– Но у меня вам будет удобнее.
– Нет-нет, мистер Скотт, не беспокойтесь. Я действительно неплохо подготовился: есть запас батареек к фонарю и примус, который работает на бензине. Правда, приходится прятать его от ребят из риелторского агентства, которые сдают мне этот дом, но чашкой горячего кофе я себя всегда обеспечу.
В этот момент сверкнула молния, сухо треснул раскат грома, и Доусон инстинктивно пригнулся и втянул голову в плечи. Немного придя в себя, он увидел, что Берни с любопытством за ним наблюдает – по-видимому, подобная реакция старика озадачила.
– Похоже, гроза прямо над нами, – пробормотал Доусон, стараясь скрыть собственное смущение.
– Везите-ка лучше мисс Амелию и детишек поскорее домой, – посоветовал Берни. – А за меня не волнуйтесь.
– Вы точно не хотите поехать с нами? Свободного места у меня достаточно, – повторил Доусон.
– Спасибо, но я, пожалуй, останусь, – твердо ответил старик. – Уж одну-то ночь я переживу, ничего со мной не случится.
– Тогда хотя бы приходите завтракать.
Берни улыбнулся:
– Ну, если вы настаиваете… С удовольствием.
Потом Доусон пожелал ему спокойной ночи и, втянув голову в плечи, снова вышел под дождь. За руль он постарался усесться как можно осторожнее, чтобы не обрызгать Амелию, но несколько капель все же попали ей на лицо и на одежду. Она, однако, этого, похоже, вовсе не заметила.
– Как там Берни? – спросила она.
– Кажется, я его все-таки разбудил, – сказал Доусон. – Что касается остального, то, я думаю, все в порядке. Крепкий старик. Переезжать он отказался наотрез.
– Ты объяснил ему, почему мы едем к тебе?
Доусон прижал руку к сердцу:
– Поверь, я сделал все, что было в моих силах, чтобы оградить тебя от подозрений и спасти твою репутацию.
– Спасибо, что согласился проведать Берни.
– Не за что. – Доусон снова тронул машину с места. Дорога окончательно раскисла, но короткий участок до его коттеджа они преодолели без приключений.
– Так, ребята, не спешите! – предупредил Доусон. – Ступеньки довольно крутые и к тому же мокрые. Смотрите не поскользнитесь!
Он первым выбрался из машины и открыл заднюю дверцу с водительской стороны. Взяв Хантера и Гранта за руки, он быстро, но осторожно провел их по дорожке и помог подняться на крыльцо, потом отпер дверь и втолкнул в дом. Войдя следом, Доусон щелкнул выключателем. Под потолком тут же зажегся свет, и он с трудом сдержал вздох облегчения. Всю дорогу Доусон про себя молился, чтобы генератор сработал как положено. Если бы он по какой-то причине не включился, когда погас свет, Амелия могла решить, будто он заманил ее к себе хитростью, и тогда… О том, что могло бы случиться тогда, Доусон старался не думать.
– Ух ты! Какой красивый кораблик! – воскликнул Хантер, показывая на модель парусника, стоявшую на длинном и высоком столе, отделявшем кухню от гостиной.
– Сначала снимите кроссовки и оставьте их возле двери, чтобы не наследить на полу, – попросил Доусон. – Потом можете подойти и посмотреть корабль. Только чур руками не трогать. Это не мой, я, можно сказать, арендую его вместе с прочей обстановкой.
Сам он вернулся к машине, чтобы помочь Амелии, но она уже вылезла из салона и, прижимая к груди сумку с детской одеждой, чтобы защитить от дождя, бежала к дому, тщательно обходя самые глубокие лужи.
Спустившись с крыльца, Доусон поддержал ее под локоть.
– Зря ты меня не дождалась, – сказал он. – Я хотел тебе помочь.
– Ничего, справилась.
Едва перешагнув порог дома, Амелия сразу же отняла у него руку.
– В последний раз я была в этом доме еще до того, как его отремонтировали, – заметила она. – Теперь здесь все иначе…
Она пыталась осмотреться, но Доусон встал прямо перед ней.
– Ты так и будешь морщиться каждый раз, когда я подхожу к тебе достаточно близко? – спросил он.
– Я не морщусь!
– Как бы не так.
Амелия слегка вздернула подбородок, но решила не накалять обстановку. Уставившись на его рубашку в районе второй пуговицы, она сказала:
– Мне казалось, ты достаточно умен, чтобы понимать, в каком неловком положении я оказалась…
– И все из-за того, что мы чуть было не поцеловались.
Это был не вопрос, а констатация факта, поэтому Амелия не стала отвечать. Вместо этого она продолжала смотреть прямо перед собой и, только когда тишина стала понемногу становиться напряженной, подняла голову и взглянула ему в лицо.
– Твоей добродетели ничто не угрожает, – сказал Доусон. – Веришь?
Амелия кивнула.
– Я серьезно. Ты мне веришь? – повторил он.
И хотя она снова кивнула, Доусон подумал, что на самом деле Амелия так и не успокоилась до конца.
Да что там, он и сам был далеко не спокоен.
* * *
К счастью, Хантер и Грант не заметили, что между Доусоном и их матерью что-то происходит – слишком они были возбуждены, попав в новую незнакомую обстановку. Она им, впрочем, нравилась – все, что имело отношение к «дяде Доусону», вызывало восторг. Дом, который он снимал, не был похож на их коттедж. Мебель была подобрана с большим вкусом, в кухне имелись многочисленные удобства, делавшие жизнь более комфортной, однако в целом обстановка была достаточно обезличенной и сугубо утилитарной. Коттедж Амелии был не съемным, а принадлежал лично ей. Он был куплен для нужд семьи Нулан, поэтому не было ничего удивительного в том, что он отличался индивидуальностью и отражал характер и привычки хозяйки. За многие годы в нем скопилось немало личных вещей, когда-то принадлежавших отцу Амелии; на стенах висели семейные фотографии, а на полу виднелись царапины и другие приметы, благодаря которым сразу можно было отличить настоящее семейное гнездо от «недвижимости».
Ее дети, однако, нисколько не скучали по дому, во всяком случае – сейчас. Новизна ощущений пересилила все: усталость, страх, растерянность. Они совали свои носики повсюду, вертели головами, разглядывая окружающее. Их ликованию не было конца; особенно они обрадовались, когда Доусон отвел их в одну из спален на втором этаже и, показав две двухэтажные кровати, сказал, что они оба могут спать на верхних полках.
– Будьте осторожны, не свалитесь с лестниц, – предупредила Амелия, когда мальчики как заправские матросы полезли наверх.
– Я бы хотел, чтобы эта комната была нашей всегда-всегда, – сказал Грант.
Хантер тоже заявил, что не прочь оставаться здесь как можно дольше.
Улыбнувшись, Амелия сказала:
– Ладно, давайте-ка вниз, пока не намочили покрывала. Вам нужно переодеться в сухое.
Дети послушно слезли и отправились обследовать смежную со спальней ванную комнату.
– Ты можешь занять спальню прямо напротив детской, – подсказал Доусон.
– Спасибо, но я, пожалуй, посплю на одной из нижних коек, – ответила она.
– Ты уверена? – Доусон с сомнением поглядел на двухэтажную кровать. – Но мне кажется, в отдельной комнате…
– Нет никакого смысла занимать две спальни, когда можно обойтись одной, – отрезала Амелия.
У Доусона сделалось такое лицо, что она подумала – он будет уговаривать ее и дальше, но он больше ничего не сказал. Вместо этого он произнес:
– Что ж, хорошо… Устраивайтесь, а я пойду переоденусь.
Примерно через полчаса Амелия, чувствуя себя намного спокойнее и увереннее, спустилась в гостиную по лестнице, которая была освещена крошечными светильниками, вмонтированными в каждую третью ступеньку. Волосы она высушила полотенцем, а сама переоделась в сухую одежду, которую захватила с собой. Правда, действуя в темноте и в спешке, Амелия схватила первое, что попалось под руку, и теперь щеголяла в светлых байковых брюках совершенно пижамного вида и темно-синей флисовой толстовке с капюшоном. Разумеется, верх и низ совершенно не подходили друг к другу, но она решила не придавать этому большого значения, тем более что выбора у нее все равно не было.
Когда она добралась до нижней ступеньки, то услышала голос Доусона, который спрашивал, все ли в порядке и не нужно ли ей чего-нибудь.
Все еще держась рукой за перила, Амелия обежала глазами полутемную просторную гостиную и заметила его. Доусон сидел в мягком кресле в самом дальнем углу. На журнальном столике возле его локтя стояла похожая на ночник лампа, которая почти не давала света.
– Извини, если я тебя напугал, – продолжал он. – В этой комнате работает только одна розетка. Верхний свет не горит.
Свет в кухне он, по-видимому, выключил. В противном случае светильник под потолком освещал бы и часть гостиной, но Амелия решила не поднимать этот вопрос. Ни слова о пустых бутылках из-под виски и флакончиках с лекарствами, которые стояли на буфете, когда они приехали, а теперь исчезли.
– Я пришла за стаканом, – сказала она. – В ванной комнате я ничего подходящего не нашла, а если дети проснутся ночью и захотят пить…
– Садись. Прежде чем спрятать следы своих преступлений, я налил тебе виски.
Его правая рука свободно лежала на поручне кресла, так что кисть свисала. Теперь Амелия разглядела, что в пальцах он держит бокал. Второй бокал стоял на столике рядом с лампой, ее свет отражался в янтарной поверхности напитка.
Амелия заколебалась, и Доусон сказал:
– Кроме бурбона, у меня ничего нет. Или ты не пьешь крепкие напитки?
– А ты как думаешь? Я – дочь своего отца, а он был настоящий южанин и джентльмен.
Доусон улыбнулся.
– Да ладно! Сознайся, мистер Нулан наливал виски в твою бутылочку вместо молока. – Он кивком указал ей на кресло рядом со своим. – Сядь, посиди, – повторил Доусон. – Когда я к тебе приехал, ты была какой-то… взвинченной. Виски поможет тебе успокоиться и заснуть.
«Сказал паук мухе», – подумала Амелия и все же не стала спорить, села и взяла в руки бокал. Кресло было мягким, удобным и очень уютным, и она рискнула подобрать ноги под себя, чтобы устроиться комфортнее. Заметив ее полосатые носки, Доусон усмехнулся:
– Какая прелесть!
– Боюсь, весь мой костюм оставляет желать лучшего, – отозвалась она, – но тут уж ничего не поделаешь. Я схватила первое, что попалось под руку.
Доусон окинул ее внимательным взглядом и, казалось, готов был что-то сказать, но в последний момент передумал. Некоторое время оба молчали, потом он проговорил, движением головы показывая на бокал в ее руке:
– Выпей!
Амелия сделала глоток и даже зажмурилась от удовольствия, почувствовав, как по телу стало разливаться приятное тепло. До этого момента она даже не сознавала, насколько озябла и продрогла. Откинув голову на мягкий подголовник, Амелия вздохнула:
– Господи, ну и денек!
– У меня был не лучше, – эхом отозвался Доусон.
– Что-нибудь случилось?
– Да… Можно сказать – неприятности на работе. – Он небрежно взмахнул рукой и тоже глотнул виски. – Достали уже!..
– Ты ездил в поселок?
– Ну да. Мне не хотелось остаться без самого необходимого.
– Ты покупал батарейки?
– Нет, виски. – Он шутливо отсалютовал ей бокалом. – У меня почти ничего не осталось, вот и пришлось пополнить запасы.
– Редко приходится встречать столь предусмотрительного человека.
– Стараюсь.
Они еще немного помолчали. От Доусона пахло мылом и шампунем; волосы он высушил и зачесал назад, так что выгоревшие верхние пряди четко выделялись на более темном фоне нижних. Вместо промокшей рубашки и джинсов Доусон надел спортивные шорты и футболку – такую же ветхую, как и та, в которой Амелия видела его на пляже, только эта была с рукавами, прикрывавшими широкие плечи, в которые Стеф так хотелось впиться зубами. В свете лампы черты его лица казались резкими, угловатыми и суровыми, а ресницы – более длинными. Ноги были покрыты мягкими рыжевато-коричневыми волосками, которые сейчас казались почти золотистыми.
Она так поспешно поднесла к губам бокал, что ее зубы звякнули о стекло.
– Можно я задам тебе один вопрос? – проговорил Доусон. – Совершенно безвредный.
– Хочешь узнать, какое мороженое я больше люблю, шоколадное или ванильное? Не угадал. Я люблю персиковое.
Он усмехнулся:
– Ну, не настолько безвредный…
Амелия мысленно взвесила все «за» и «против». Ей не хотелось, чтобы он и дальше расспрашивал о ее жизни, в особенности о ее совместной жизни с Джереми, но она чувствовала себя обязанной Доусону (пусть немного, но все-таки), поэтому подумала, что может, по крайней мере, его выслушать.
– Ладно, спрашивай, – разрешила она. – А уж потом я решу, отвечать тебе или нет.
– Справедливо. – Он немного подумал, потом поинтересовался, есть ли у нее фотография родителей Джереми.
– Его родителей? – Амелия даже слегка удивилась. – Нет.
– А ты показала бы ее мне, если бы она у тебя была?
– Мне кажется, это бессмысленный вопрос, потому что у меня все равно нет никаких фотографий его родных.
– А у Джереми была такая фотография? Он тебе ее показывал?
– Нет, не показывал. У него вообще не было фото родителей. Помнишь, я рассказывала тебе про пожар? В огне сгорело все, что у него было.
– И он никогда не возил тебя в Огайо, не показывал свой родной город и то место, где стоял его дом? Или, может быть, он ездил туда один, скажем, чтобы посетить могилы отца и матери?
– Их кремировали… То, что осталось. – Амелия сглотнула. – А Джереми решил, что не станет хранить их прах. Он не был сентиментален, да и приступами ностальгии, насколько я знаю, тоже не страдал. Джереми говорил мне, что не хочет возвращаться туда, где у него не осталось ничего. Даже на встречи одноклассников он не ездил.
– А он не объяснял почему?
– Воспоминания, которые он сохранил о своем доме, были слишком печальными, поэтому он просто разорвал все связи с прошлым, отсек все привязанности. Он говорил, что так ему проще.
– Неужели у него не осталось абсолютно ничего, что напоминало бы о родителях, о том, какими они были?
– Почему это тебя так интересует?!
– В рамках моего расследования. Я ведь профессиональный журналист, помнишь?
– И все равно я не понимаю… Ведь это было очень давно, и… Какое отношение его детство может иметь к… ко всему остальному?
– Возможно, никакого, а возможно… Родители могли как-то повлиять на Джереми, на его характер, привычки. Вдруг в детстве с ним произошло что-то такое, из-за чего он стал таким?
– Да нет. Я так не думаю. Все мы от природы наделены разными характерами.
– Считаешь, что родители не могли повлиять на собственного сына? Странная точка зрения.
– Почему же?
– По-моему, это очевидно. От родителей, на самом деле, зависит не все, но очень многое. Ты сама в меру сил воспитываешь своих сыновей такими, какими ты хотела бы их видеть. А до этого на тебя влиял твой отец, его пример, слова, поступки.
– А на твой характер родители повлияли?
– Да. – Доусон залпом допил виски и поставил опустевший бокал на стол.
– И в чем же это выражается?
– Я не совсем понимаю, – проговорил он задумчиво, – почему ты не хочешь признать, что родители вкладывают в нас очень много. Начиная с самых простых вещей вроде того, что́ нужно класть в мясной рулет, чтобы он получился достаточно вкусным, и заканчивая вещами значительно более сложными. Мировоззрение. Религиозные взгляды. Культура. Язык. За кого следует голосовать, а за кого не сто́ит. Все это и еще многое другое определяют, пусть даже на подсознательном, рефлекторном уровне, именно наши родители, и никто иной. О чем ты думаешь и как, на что реагируешь, как держишься в обществе и как себя ведешь в семье – все это в значительной степени зависит от того, как думали, реагировали и вели себя те, кто тебя растил и воспитывал.
– Наследственность против влияния среды – это очень старый спор, насколько я знаю.
– Не думаю, что вопрос стоит именно так. Не одно против другого. Скорее, и то и другое…
– И все-таки, почему тебе не дают покоя родители Джереми?
– Я же только что объяснил… Потому что, когда я о ком-нибудь пишу, мне необходимо знать об этом человеке как можно больше. В том числе кто он и откуда, кто его растил и воспитывал…
Таким образом, Доусон открыто признал то, о чем Амелия уже догадалась по его статьям, которые читала в Интернете. Когда он писал не о событиях, а о конкретном человеке, он фактически препарировал его душу и разум, являя читателям порой излишне натуралистический, но правдивый и яркий портрет той или иной личности со всеми ее страстями, желаниями и комплексами.
Сейчас она вспомнила об этом и подумала, что не хотела бы попасться ему, что называется, «на зубок».
– Ты собираешься писать обо мне? – спросила она.
Доусон покачал головой:
– Ответ неоднозначный. Я еще не решил.
– А если соберешься… неужели ты и меня выпотрошишь и выставишь на всеобщее обозрение?
– Чтобы сделать это, мне нужно многое о тебе узнать.
– Ты и так далеко продвинулся на этом поле.
– Этого недостаточно. Совершенно недостаточно.
– Даже не представляю, что еще может быть такого, что ты хотел бы обо мне узнать!
Прежде чем ответить, Доусон долго смотрел ей в глаза. Одно это должно было подготовить ее к какой-то неприятной неожиданности, но не тут-то было. Вот почему Амелия вздрогнула всем телом, когда он негромко сказал:
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне о самоубийстве твоего отца.
