Текст книги "История двух беглецов"

Автор книги: Самуил Полетаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Так-то вот, братишка! Поживёшь с моё – не то узнаешь. А павлинов видел?.. Нет, не в зоопарке, там держат вместо павлинов раскрашенных петухов. Я тебе говорю про настоящих. Я когда был… в этом самом… с мамой… С мамой? Ну да, с мамашей, это я ещё маленький был, а потом уже сам бывал раз пять… Пять? Нет, шесть раз…в этом самом… в Афинах… Нет, в Афонах? Ну, в Новых Афонах – там их стада, прямо стада гуляют. Понимаешь, перо павлина стоит десять рублей. У меня тогда с денежками туговато – то, сё, на базар, в киношку, расходы всякие… А как заработать? Я – в горы, а там за стадом хожу и думаю себе: ведь это живые денежки-перья от хвоста. С глаз ком таким – десять рублей штука. А птица злая, понимаешь. Подойдёшь близко – цапнет. И я тогда на какую хитрость пустился, не усекаешь?

– Не… усекаю, – смутился Стасик. – А что это – усекаешь?

– Ну, это… петрить. Значит, не петришь?

– Не петрю, – прошептал Стасик, не зная, куда деваться от стыда.

– Эх ты, слабачок! – Сашка потрепал его по чубчику и снисходительно улыбнулся, чувствуя в нём благодарного ученика. Его так и распирало от жизненного опыта и знаний. – Ну, в общем, я булку с собой захватил, залез на дерево, на верёвочке спустил и жду. Подходит павлин – только хочет клюнуть, а я дёрг! Ну, и стал он плясать, а я не даю. Жду, понимаешь, пока другие подойдут. Недолго ждал, тут такая свалка началась, дерутся, хоть милицию зови. А я только дёргаю и дёргаю. А у них перья так и сыпятся из хвостов. Смотрю – здорово перьев набросали, хватит. Я тогда им бросил булку, они быстро склевали, прогнал их палкой и… усёк?

– Усёк, – обрадовался Стасик,

– Что усёк?

– Перышки подобрал…

– А ты шурупишь, оказывается. Молодец!

Стасик расцвёл.

– А дальше что?

– А дальше что же… На базаре продал. Денежек знаешь сколько мне дали за них?

– Сколько?

– Сколько! Уж и не помню точно – то ли сто рублей, то ли двести. Когда было! А что я купил на них?

– Что?

Стасик так и не узнал, что Сашка купил на деньги от павлиньих перьев, потому что вернулась мама. Она принесла бутылку фруктовой воды, бумажные стаканчики, пирожки и мороженое. Мальчики набросились на угощение. Они выпили по стакану воды, потом съели по пирожку. А после этого взялись за самое главное – мороженое. И лизали его очень осторожно. Старались есть медленнее. Кто раньше съест, тот проиграл. И Сашка, как ни старался сдержать себя, съел первым. Просто у него язык был в два раза больше, чем у Стасика. Тогда Стасик протянул ему остаток своей порции, но Сашка вздохнул и отказался. И даже слушать не стал. Не такой он человек, чтобы объедать друзей. Тем более такого бедолагу – одна кожа да косточки. Нет, братишка, и не проси даже!

– Отстань от него, Стасик, – вмешалась мать. – Дай я доем, раз ты не можешь.

Сашка взял бумажку от мороженого и бросил Мурзаю под плащ-палатку. Стасик заморгал глазами.

– Он у меня всё ест, – сказал Сашка.

– Всё-всё? – удивился Стасик.

– Как миленький, – подтвердил Сашка.

– И даже мороженое?

– Ха – мороженое! Мороженого он целое ведро слопает и не простудится. Что мороженое, – он у меня… это самое… бумагу ест!

– Бумагу? – испугался Стасик.

– Как миленький, – заверил Сашка. – И не только бумагу, но и это… тапочки, гвозди, расчёски. Прямо цирк, а не собака. Ты что, не веришь?

Стасик вопросительно уставился на маму.

– Это юмор, конечно, – сказала она. – Однако же Мурзай не откажется от пирожка. На, дай ему…

– Мурзай! Мурзай! – позвал Стасик.

Мурзай высунулся из-под плащ-палатки, облизывая морду, на которой белели остатки бумаги.

– Ну, что я говорил? Все у меня старые тетради слопал, негодяй такой! За ним следить надо.

Мать Стасика рассмеялась. Смех у неё был приятный, молодой и доверчивый, словно с Сашкой она была знакома уже давно. Мальчики лежали на рюкзаках, глядя в розовую пасть Мурзая. Потом они стали возиться с ним. Умный, оказывается, пёс: от Стасика держался подальше, чтобы не сделать ему больно, а на Сашку бросался, как тигр. Но Сашка оказался сильнее: он подмял его под себя, свернул ему морду набок и связал в узел длинные уши, которые торчали над головой, как модная дамская шляпка. Стасик покатывался со смеху. Мимо прошёл матрос, и Сашка затолкал Мурзая под плащ-палатку. Матрос даже не оглянулся. Сашка послал ему в спину воздушный поцелуй и подтащил Стасика ближе к себе. Мама с благодарностью смотрела на Сашку. Она радовалась, что вот такой весёлый, толстый и юный участник ответственной гидрологической экспедиции не постеснялся дружбы с маленьким и больным её сыном. Мальчики лежали почти в обнимку. И чтобы не мешать их только что возникшей дружбе, мать отошла в сторонку. Она уселась в кресло-качалку и стала читать журнал.

Сашка извлёк из рюкзака бинокль. Он наводил его на горизонт, что-то показывая, и Стасик жадно следил за его рукой, а потом взял бинокль и впился в окуляры. А Сашка нашёптывал ему на ухо историю очередного своего похождения, середину и конец которого он ещё сам не знал.

Глава 16. «НЕ ПИЩАТЬ!»

Если не знать, что едут гидрологи, можно было подумать, что внизу собрались артисты. Певцы, танцоры или фокусники какие-нибудь. А это были всего лишь простые гидрологи, только везли они с собой художественную самодеятельность, чтобы показывать её в колхозах. А сейчас шли репетиции будущих выступлений. И так все веселились, что вниз к ним сбежались даже матросы. А концерт был хоть куда – в одно и то же время пели песни под гитару, жонглировали пустыми бутылками и показывали фокусы. Какие фокусы! Спичечный коробок у одного на ладони, как живой, то поднимался, то опускался. А другой продевал нитку в одно ухо, а вытаскивал из другого. Попробуйте-ка сами проделайте! И зрители не знали, на кого смотреть: на певцов или на фокусников. Все вместе – и артисты и зрители – мешали чернобородому очкарику, который листал какой-то справочник и делал выписки.

– Братцы, заткнитесь! – молил он, зажимая уши, но его жалкие просьбы заглушались хохотом. – Ракальи! – рычал он и в конце концов, отложив свои бумаги, присоединился к выступающим.

Шуму сразу стало вдвое больше.

Мимо проплывали теплоходы. Гидрологи высовывались из окошек и под взмах руки бородача дружно кричали:

– Гип-гип…

– Ура!

– Гип-гип…

– Ура!

– Гип-гип-гип-гип…

– Ура! Ура! Ура! Ура!

От каждого «Ура» теплоход подпрыгивал и гулко шлёпался, распугивая чаек. И вообще мог бы двигаться без горючего – на одном только крике. Такой горластый народ оказались эти гидрологи. Было так весело, что даже мама Стасика и та не утерпела и спустилась вниз, оставив мальчиков вдвоём. Сашка в это время травил Стасику про кошелёк, который он как-то нашёл, а в нём было сто тридцать семь рублей двадцать девять копеек, и как он вернул кошелёк хозяину. А тот будто бы захотел дать ему десять рублей, но Сашка будто бы не хотел взять, и так далее. Он травил про свою несгибаемую честность, пока из салона не вышла возбуждённо-весёлая мама Стасика. Глаза её блестели, а ноги выделывали какие-то танцевальные движения. Сразу было видно, что она очень молода и ещё не наплясалась на своём веку. Ей стало неудобно перед мальчиками.

– Ой, там так весело! – смутилась она, как бы оправдываясь за своё легкомысленное настроение. – Жалко, мы папку с собой не взяли.

– У него же скоро защита, – сказал Стасик. – Он всё равно бы не поехал.

– Бедняжка, совсем заработался. Может, спустимся, мальчики? Там такой концерт!

Сашка с кислым выражением лица процедил:

– Подумаешь, концерт! Вот мы с музыкальной школой по телевизору выступали. Не видали? В пятницу давали – целый час…

– По какой программе? – заинтересовался Стасик. – По второй?

– Нет, по первой.

– По первой футбол передавали…

– Это когда футбол? В семь тридцать? А мы в четыре ноль-ноль. Я, правда, и забыть могу – часто выступать приходится. Ну, так слушай…

– Мамочка, я побуду с ним, ладно?

Мама провела руками по глазам, улыбнулась чему-то. И, совсем смутившись, спросила:

– Я пойду ещё потанцую, хорошо, Стасик?

– Конечно, мамочка, иди…

Мама спустилась в салон, а Сашка Диоген всё ещё хмурился, прислушиваясь к шумам внизу. И вдруг он широко развёл руками, словно бы держал баян, и быстро-быстро зашевелил толстыми пальцами.

– Ты чего это? – удивился Стасик.

– Не мешай мне, я играю на баяне, – сказал Сашка и стал подпевать в такт хрипловатым баском:

Тра-ля-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!

Гоп-тра-ля-ля! Гоп-тра-ля-ля! Лицо его сморщилось, как у резиновой куклы, и всё пришло в движение-нос, губы, морщина на лбу, заколыхались бока, живот и плечи, он завалился на спину и стал выделывать в воздухе кренделя. Из-под плащ-палатки высунулся Мурзай и заморгал глазами. Стасик сжался от восторга. Диоген вдруг замолк и раскинул руки, бессильно опадая, словно проколотый воздушный шар.

– Вы… артист? – заикаясь, спросил Стасик.

– Вообще-то да, – небрежно кивнул Диоген, поднимаясь. – Если хочешь, могу прочесть «Мцыри». Знаешь такую историю? Лермонтов сочинил. Артист – это что! Я вот клоуном хочу стать, только в клоуны не попадёшь – триста человек на одно место. А тебе кто больше нравится – Олег Попов или Юрий Никулин?

– Н-не… знаю.

– И я не знаю, – признался Сашка. – А только я хотел бы стать не простым клоуном, а музыкальным…

– Это как же?

– Жаль, инструмента нет, а то бы я показал тебе. На балалайке умеешь? А на зубах?

Нет, Стасик не умел даже на зубах, к своему стыду и позору. И тогда, поскольку других инструментов не было, Сашка ногтями провёл по зубам звонкую дробь.

– Что за музыку даю? Дран-ды-ра-ра-ри! Д ран-ды-ра-ра-ри…

Стасик неистово смотрел Сашке в рот, пытаясь разгадать музыку. Сашка делил её на медленные такты, группировал в небольшие комбинации, но Стасик оказался на редкость необразованным человеком – никак не мог понять, что Сашка исполнял на зубах марш из Седьмой симфонии Шостаковича.

– Ты мамке своей скажи, пусть она отдаст тебя в музыкальную школу, вместе будем учиться. Я в старшем классе, ты в младшем. Я тебя, деточка, подтяну, если будешь отставать. Это знаешь как здорово – играть на инструменте…

Вдали показался причал. Из салона стали подниматься взлохмаченные гидрологи. Вышла и мама Стасика, немного растрёпанная. Её поддерживал под руку бородатый очкарик.

– Благодарю вас, – сказала она и, бросившись к сыну, подняла его. Подняла и крепко прижала к себе, а потом осторожно усадила в кресло.

Матрос установил трап. Девушка в брюках и кепке, похожая на парня, перегнулась через борт и закричала басом: – Севка! Севочка!

Передавая друг другу бинокль, гидрологи поочерёдно вглядывались в берег.

– Ура! Молодец Севка, машину пригнал!

– Славяне, на выход! – загремел бородатый.

Стасик тревожно следил за Сашкой Диогеном. Сашка метался по теплоходу в поисках Даньки. Он так заболтался со Стасиком, что о Даньке ни разу не вспомнил. Кубарем скатился в буфет – Даньки там не было! Взлетел на верхнюю палубу – не было его и там! Сунулся в рубку и тут же вылетел – пропал Данька!

«Славяне» столпились у трапа и шумно приветствовали встречающих на берегу. Матрос перебросил причальный канат. С берега подтянули теплоход и закрепили трап. По воздуху летали передаваемые из рук в руки вещи. А между тем Сашка всё никак не мог найти Даньки.

И вдруг случилось невероятное – Мурзай куснул Сашку за ногу и потрусил к машинному отделению. Сашка пустился за ним и чуть не сбил Даньку, который поднимался наверх. На радостях Сашка подхватил Мурзая под мышки, поднял его и поцеловал в холодный нос. Какое это счастье, что с ним был Мурзай! Не простой какой-нибудь пёс, а пёс-телепат, замечательный зверь, чуявший на расстоянии.

– Ура, Мурзай!

Мальчики сбежали на берег, и только внизу Сашка вспомнил про Стасика. Стасик сидел на маминых коленях и печально смотрел вниз. Сашка помахал ему рукой. Стасик рванулся к нему. Худенькое лицо его сморщилось, он скривился и вдруг заплакал. И мальчики всё это видели. И Сашка, видя, как плачет его маленький друг, отвернулся, чтобы не заметили его собственных слёз. Он только сейчас понял, что они уже больше никогда, никогда не увидятся. И, может, больше никогда у Сашки не будет такого преданного младшего друга. А ведь они могли бы стать как братья. А теперь уже ясно, что не станут. И когда

Сашка всё это понял, он вдруг побежал к причалу и, хлюпая носом, закричал изо всех сил:

– Четыре шесть восемь…

Но теплоход уже отходил.

– …шесть восемь девять шесть…

Ревел прощальный гудок, заглушая все звуки мира.

– …девять шесть тридцать два…

Но теплоход всё удалялся, становился всё. меньше и меньше, и совсем уже крохотной скрюченной фигуркой виднелся мальчик на коленях у матери.

– Ты с кем это? – удивился Данька, когда Сашка вернулся.

Сашка промолчал. Данька не стал приставать к нему, он знал за Диогеном такую способность – быстро сходиться с людьми, но был озадачен грустным видом приятеля. «Может, с девочкой познакомился и она ему понравилась?» Данька уважал чужие тайны и оставил его в покое.

На пристани уже никого не было. Укатила трёхтонка, набитая гидрологами. Остались только три человека и собака. Данька, Сашка, Мурзай и ещё кто-то… Наверно, начальник пристани. А может, начальник и бакенщик сразу. Это называется «по совместительству». Начальник смотрел на мальчишек и пса, сидевших на рюкзаках, чесал небритый подбородок и думал. Он думал о том, что это за люди. Так ничего не надумав, он зевнул, натянул кепку на глаза и ушёл по тропинке в лес. Странный какой-то человек.

И остались ребята с собакой на пристани одни. Совсем одни. Только лодки на замках. И пивной павильон. И ещё плакаты на столбиках с выцветшими надписями. Зона отдыха такого-то района. Рыбная ловля сетями запрещена. Не сорить. Костров не разводить. Беречь лес – народное богатство. Природа – единственная книга, каждая страница которой полна глубокого содержания. И ни одной живой души.

Сашка присел на корточки и обхватил вислоухую голову пса. И громко вздохнул. И вздох был похож на всхлип, и столько в нём было тоски и отчаяния, что Даньке стало жалко его.

– Не пищать! – весело сказал он и взялся за рюкзак, чтобы перетащить в пивной павильон, где им предстояло провести свою первую ночь на берегу Московского моря.

Глава 17. ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ

Над заливом вставало солнце. Берег, усеянный старыми тапочками, целлофановыми пакетами и пустыми бутылками, словно бы оживал. Над павильоном, отсыревшим за зиму, щебетали птицы. Свет пробивался сквозь щели в стенах и рассеивал сумрак. Мальчики спали. И долго бы ещё спали, если бы вдали не послышался жалобный вой.

– Сашка, Мурзая увели!..

Данька выскочил из спального мешка, словно бы там оказалась змея. Но Диоген перекатился на другой бок и продолжал спать.

Данька припал к двери. За павильоном послышались голоса.

– Там кто-то есть, – прошептал Данька.

Он выглянул за дверь и тут же отскочил. На берегу стоял милиционер. Стоял и рассматривал следы на песке. А в моторной лодке, глухо рокотавшей, сидел бакенщик. Тот самый, что встречал вчера теплоход. Бакенщик и начальник пристани. По совместительству. А из ящика вдали, как из конуры, трусливо выглядывал Мурзай. Он прятался там. Взрослые не видели его.

Данька прикрыл дверь и осторожно подкатил к ней бочку. Сашкины ноздри затрепетали. От бочки пахло не то прокисшим пивом, не то огуречным рассолом. По его лицу разлился яркий румянец. Грудь вздымалась. Дело в том, что ему снились бараньи котлеты. Снилось, как он сидит на кухне и уплетает котлеты, макая хлеб в соус. Он вымакал весь хлеб, а соус всё ещё оставался. Тогда, решив соус выпить, он поднял сковородку. В это время Данька разбудил его. Сашка страшно рассердился. Он стал ругаться, что не дадут человеку поесть. Столько ещё соусу оставалось – зачем добру пропадать? Он снова закрыл глаза. Но Данька вытряхнул его из спального мешка прямо на сырой пол. Но и лёжа на холодном полу, Сашка ещё некоторое время пытался заснуть, чтобы выпить оставшийся соус. И вдруг тоже услышал голоса людей.

– А ну-ка, заглуши мотор, чего зря бензин расходовать! Видишь собачьи следы? Значит, где-то здесь…

– Нет их здесь, лейтенант. Как приехали, так все до единого сели в машину – и в колхоз. Прибыли какие-то рыбаки, да, видно, на своей лодке, а мальчишек никаких…

– Толкую тебе, как глухому: звонили в колхоз, с гидрологами никаких малолеток нет. Сам начальник сказал – на теплоходе были, а дальше их не видели. Мы уже подумали, что теплоход их на обратном пути подберёт, но тоже никаких сведений. Не иначе, как здесь прячутся где-то…

Надо было спасаться. Главное – не дать себя обнаружить. В павильоне полно пустых бочек – незаметно рассовать вещи, спрятаться в бочки и сверху укрыться мешковинами. И переждать опасность. Взрослые зайдут в павильон, покрутятся и уйдут ни с чем. Только не выдал бы Мурзай!

Другого выхода не было – надо прятаться. Данька объяснил Сашке ситуацию и тут же помог ему втиснуться в бочку. Наконец-то Диоген попал в свою историческую квартиру – бочку. Но мальчишкам было не до смеха. Снова послышались голоса, и один из них – голос лейтенанта – на этот раз совсем рядом.

– Не открывается…

– Так на запоре же…

– А может, там кто есть? Подпирает кто-то…

– Смех, да и только! Откуда бы…

– Изнутри, говорю, кто-то подпирает, – прохрипел лейтенант. – А ну, отдай в сторону…

Послышался грохот. В павильон вломились взрослые.

– Эй, кто тут есть? – осипшим голосом заорал бакенщик.

Где-то рядом завыл Мурзай.

Взрослые выскочили из павильона. Мурзай приплясывал, отбегал в сторону,

– Это что за кобель?

– А кто его знает! Приблудный какой-то. – Чудно ведёт себя, – задумчиво сказал лейтенант. – Может, хочет показать, где они?

– Пёс-то ихний, точно, теперь вспомнил.

– А ну, пойдём за ним.

Мурзай пустился к ближнему лесу, а за ним заторопились лейтенант и бакенщик. Их голоса и лай Мурзая затихли.

Данька вылетел из бочки как пробка.

– Ура, спасены! Скорее к моторке!

Измазанный яблочным повидлом, вылез из бочки Диоген. Он весь лоснился и сиял. Времени он зря не терял – пока сидел в своей исторической квартире, он сгребал со стенок остатки джема и даже сейчас, жмурясь от света, облизывал пальцы.

Нещадно палило тропическое солнце. Ярко зеленели пальмы. Гроздья бананов бросались в глаза, словно просили: сорвите нас! Сашка как зачарованный уставился на них.

– Зюйд-вест! – выругался Данька. – Бом-брам-скиндия! Не понимаешь? Одна нога здесь, другая там!

Перетащить вещи в лодку было делом одной минуты. Данька смахнул со лба пот, завёл мотор и уверенно повёл лодку вдоль берега.

Грохот мотора взбудоражил весь необитаемый остров. С криками кружили над лодкой чёрные какаду и фламинго. В прибрежной чаще затрещали ветки. Из-за камня, покрытого мхом, показался ягуар. Он уныло облизнулся – уходила его добыча. Над лесом летали попугаи, разнося по острову весть о спасении робинзонов. Путь их лежал к океану. Осуществлялась их давняя мечта – они шли туда, чтобы стать на телепатическую вахту! Теперь ни одна вражеская подлодка, ни один военный корабль не подкрадутся тайно к нашим берегам. Прощай, остров! Прощай, пещера, давшая приют! Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной ты катишь волны голубые…

Едва голубые волны откатили лодку от берега, как беглецы увидели Мурзая. За псом мчался одноглазый пират.

– Мурзай! – завопил Сашка. – Мурзаюшка! Ко мне! Скорей, собачий сын!

Пёс бросился в воду и поплыл. Одноглазый пират вытащил пистолет из-за пояса и стал медленно целиться… И всё бы окончилось плачевно, если бы Данька не успел послать сильный заряд телепатической энергии под руку пирату. Столбик воды забурлил рядом с Мурзаем. Мимо! Фонтанчик поднялся с другой стороны. Мимо!

– Ха-ха-ха-ха! – дьявольским смехом смеялся

Диоген, держась за бока. – Стрелять не умеешь, малютка! Целься метче, кривой дурачок!

Одна за другой пули бурунили воду. Но мальчики ничего не боялись. Диоген перевалился через борт, подхватил Мурзая и могучим усилием втащил его в катер. Данька стоял в полный рост и сурово молчал. Одноглазый стал целиться прямо в него. Но Данька встретил его своим хладнокровно-сокрушительным взглядом и отвёл руку. Пуля просвистела над ухом. Тогда одноглазый стал целиться в бензиновый бак. Но Данька резко повернул лодку, и столбик воды поднялся далеко в стороне. Кривой швырнул пистолет вдогонку. Подбежал второй пират, огромный и неуклюжий, как гиппопотам. Они сцепились и покатились по берегу. Данька и Диоген между тем набирали скорость. Скрылась вдали пещера, давшая им приют. Затянулись дымкой горизонты. Отстали сороки и чайки. Полная победа! На радостях Диоген упал на Мурзая и стал с ним целоваться. Пёс облизывал его одежду, сохранившую остатки сладкого джема. Они подкатились к корме. И тут Диоген увидел под сиденьем рундучок.

– Эврика!

Он вытащил странного вида кожаный мешок, дёрнул шнурок, и на дно катера посыпались сверкающие бриллианты и монеты…

– Вот почему пираты гнались за нами! – Данька притормозил катер, чтобы можно было спокойно рассмотреть свалившееся на них богатство.

– Ур-ра! Зюйд-вест! – завопил Диоген, наваливаясь на драгоценности. – Живём, голубчики! Данька нахмурил брови.

– Ни одного цента! Ни одного сантима! Ни одной унции из этих сокровищ! Ни одного карата, говорю я, не принадлежит нам! Все эти богатства пойдут на освобождение революционеров из тюрем. Ясно я выражаюсь?

– Я что! – Диоген скривил физиономию. – Я ничего. Мы только немножко оставим себе, а всё остальное… тут, смотри, сколько! И на революцию хватит, и нам останется!

– Значит, я неясно выразился, – зловеще сказал Данька. – Значит, часть этих сокровищ, награбленных пиратами, должна пойти на конфеты и пирожные? Так я вас понял?

И не миновать бы крупного скандала, если бы в это время над морем не пронеслась низкая туча с дождём. Поднимался шторм. Ещё минуту назад было светло, солнечно искрились волны, а сейчас стало темно и непроглядно, как ночью.

– Погибнем, но не сдадимся, – спокойно сказал Данька и бросил омертвевшему от страха Диогену пробковый мат.

Сашка неторопливо натянул на себя спасательный круг, привязал Мурзая к поясу и запел:

«Наверх вы, товарищи, все по местам!

Последний парад наступает…»

Впереди громоздились зловещие скалы атолла. Надо было приготовиться и встретить опасность достойно – как подобает настоящим морякам.

«Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».

Пощады никто не желает…»

Но Диоген подкачал – он стоял на коленях, мучаясь морской болезнью. Мурзай жалобно скулил. Один лишь Данька не терял присутствия духа. Чтобы не подвергать Сашку ненужным мукам, он решил отдать ему остатки рома. Сашка припал к фляге и пил до тех пор, пока не опрокинулся навзничь. И тут же заснул. Данька привязал к Мурзаю кожаный мешок. Прикрывшись от ветра, он нацарапал записку:

«Если мы погибнем, то знайте, что мы сделали всё, что могли. Груз передайте в фонд революции. Привет всем людям! Победа или смерть! Данька, Сашка и Мурзай».

И вложил записку в кожаный мешок.

Океан бесновался. Гигантская волна вознесла лодку к небу. Разверзлась бездонная пропасть. Чудовищный вал понёс беглецов прямо на скалы атолла…