Текст книги "Река слез"

Автор книги: Самия Шарифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Вереница мужчин

Пасмурная погода на любовном фронте и последующий разрыв отношений с Фрэнсисом заставили меня задуматься о том, какие мужчины прошли через мою жизнь.

* * *

Первым был муж, навязанный мне родителями, когда мне было шестнадцать лет, – монстр, погрузивший меня в кошмар. Я испытывала такой ужас, который трудно даже вообразить. Недостойное животное, которое надругалось надо мной в первую же брачную ночь, растоптав мое человеческое достоинство. Позднее, пользуясь моим неведением, он, скотина, исковеркал детство своей собственной дочери, годами изгаляясь над плотью моей плоти, над моей маленькой Норой. Если бы я все тогда понимала, моя месть была бы ужасной.

Сказанное мной может иметь тяжелые последствия, но я не сомневаюсь, что убила бы его. К счастью, я тогда ничего не знала, иначе в лучшем случае сгнила бы в алжирской тюрьме, а двух моих дочерей наверняка насильно выдали бы замуж. И кто знает, не оказались бы их мужья такими же демоническими тварями, как их отец. В тот раз судьба, как смогла, защитила нас.

Годы, которые я провела рядом с этим монстром, лишенным всего человеческого, никогда не испытывавшим ни сожаления, ни угрызений совести, кажутся мне почти вечностью. Я всего два раза видела его плачущим: когда умер его отец и когда по приговору суда казнили его племянника и двоюродных братьев, обвиненных в терроризме.

До сих пор я с ужасом думаю, что этот мужчина, проживая где-то на юге Алжира, продолжает излучать извращенную жестокость, оставаясь безнаказанным. Я прожила с ним пятнадцать лет, и поэтому безапелляционно заявляю: он извращенец и трус.

* * *

В моей личной галерее мужских портретов следующим был Хусейн, отец моих сыновей. В начале я была безумно влюблена в него. Неудивительно – ведь мой первый муж был чертом с рогами! Хусейн, человек, которого я любила так сильно, что хотела прожить с ним до конца своих дней, изменил мне с первой встречной, оправдывая себя тем, что он не смог удержаться от искушения, так как та женщина была его первой любовью. Я простила его еще до того, как убежала из Алжира со всеми своими детьми. Но вскоре после моего отъезда Хусейн взял в жены дочь своего лучшего друга, что стало венцом его измен.

Теперь, глядя на нашу семейную жизнь как бы со стороны, я понимаю, что между нами двоими не было глубокого доверия, мы не строили долгосрочных планов, не делали друг другу милых сюрпризов. Правда, жестокости тоже не было. Немногословный по природе своей, Хусейн предпочитал отмалчиваться. Когда я пыталась закатить ему скандал, он, не отвечая, просто уходил из дому и не возвращался, пока я не успокаивалась. К этому можно добавить только то, что он оказался недостоин моей любви.

Хусейн, тем не менее, навсегда останется отцом моих троих сыновей и тем единственным звеном, которое связывает меня с Алжиром.

* * *

Что касается Фрэнсиса, моей последней любви, то этот уроженец Квебека, может быть, недостаточно мужественный, вне всякого сомнения, обогатил мою жизнь. Было очень волнующе встречаться с западным современным мужчиной, который относился к женщинам не как к подстилкам, а как к равным себе. По крайней мере, теоретически. Когда я вспоминаю о нем, у меня все еще кружится голова. Он помог мне возродиться, и я нашла наконец место, где могу чувствовать себя непринужденно. Мои многочисленные проблемы стали препятствием для нашего союза и мешали взаимопониманию. Они оказались для него непосильным грузом, и мы были вынуждены расстаться.

Жаль. Я до сих пор по нему скучаю.

* * *

В коротком списке мужчин, которые влияли на мою судьбу, я чуть было не забыла основную фигуру – отца, того человека, черты которого взрослая женщина пытается найти в своем супруге. Он не просто не любил меня, ни разу не сказал ласкового слова, но подвергал меня суровым телесным наказаниям, испытывая при этом плохо скрытое удовольствие. Он избавился от меня, когда я была совсем юной, отдав в руки жестокого человека. Это отец морил меня голодом, держа взаперти в течение нескольких недель вместе с двумя моими дочерьми, только потому, что я хотела вырваться вместе с детьми из когтей недостойного существа, каковым являлся мой муж. Этот так называемый отец воспитывал меня на принципах, на которых должны были строиться в будущем мои отношения с другими мужчинами. Неудивительно, что это навсегда въелось в мое сознание.

Я до сих пор не упоминала одну фразу, поскольку она наполняет меня страданием. Ее произносили многие мужчины, в том числе и отец, а также моя мать: «Твои слезы – это всего лишь крокодильи слезы». Отец повторял ее во время наказаний, мой ненавистный супруг – когда насиловал меня. «Это фальшивые слезы, – говорили они, – на самом деле ты вовсе не страдаешь».Они заставляли меня мучиться молча и не лить слез, которые, по их мнению, были лживыми.

А что они думали на самом деле? Что я сделана не из плоти и крови, как они? Что у меня нет сердца? Что я вообще не являюсь живым существом?

Слишком много женщин страдает, не показывая слез. А зря! Пусть все знают, что слезы наши подлинные, они свидетельство той боли, которая разрывает наши сердца.

Однажды мой отец, типичный глава алжирского семейства, открыл мне одну сторону своей натуры, которая глубоко тронула меня. Это случилось во время единственного нашего с ним разговора после моего бегства из страны.

Зимой 2009 года моя младшая сестра сообщила, что отец находится на лечении в парижской больнице. Я позвонила ему туда.

Старый и тяжело больной, он в первый раз открыто проявил свои чувства. Голос у него был тот же, что и раньше, но говорил он без авторитарности и не без сожаления. Он повторил несколько раз: «Это мектуб.Это мектуб». Я догадывалась, что он хотел мне сказать: он, как того требовала традиция от каждого мужчины, взял на себя роль ответственного за семью, за дом и его обитателей. Мектуб– это судьба. Другими словами, общество ждало, требовало от него сурового обращения с теми, за кого он отвечает.

Он сказал мне: «Не плачь, дочь моя. Это я должен плакать, и уже давно. Я хотел бы, чтобы ты не сердилась на меня, чтобы простила за все. Единственное, о чем я тебя прошу: позаботься о себе самой и своих детях». Я испытала к нему жалость и поняла, что не смогу его ни в чем упрекнуть.

Потом я узнала, что он сказал матери: «Я переживаю за дочерей. Как они будут жить после моей смерти?» Мать очень рассердилась на него за это признание. В отличие от отца, она не является типичной алжирской матерью, любящей и доброжелательной.

Я должна признать, хотя мне это кажется очень странным, что самым большим моим желанием было, чтобы отец обнял меня хоть один-единственный раз в жизни.

* * *

Пытаясь осмыслить свои отношения с мужчинами, я сделала следующий вывод: не бывает совершенно чистого и безоблачного счастья, если его здание воздвигнуто на грубом фундаменте. Всегда есть камни, за которые нет-нет да и зацепишься, как и всегда найдется деталь, которая омрачает жизнь и меняет первоначальный сценарий, созданный с надеждой на светлое будущее.

Прекрасный поворот судьбы

Еще во время моего романа с уроженцем Квебека я нашла работу в международном аэропорту Монреаля, в бутике, где торговали косметикой. Управляющий бутика взял меня на должность консультанта. Какая ирония судьбы! Мне будут платить за то, чтобы я помогала женщинам идти по той тропе, ступать на которую мне было заказано на протяжении многих лет. По меньшей мере странно было делать то, что когда-то было мне строго-настрого запрещено.

Родители внушали мне, что использовать косметику – это зло. Значит, начав предлагать другим это зло, я совершила поворот на 180 градусов. Кто бы мог предвидеть подобный кульбит? Только не я. Я улыбалась, представляя лица членов моего клана, наблюдающих за мной во время работы среди всей этой красоты, говоря другими словами, практически прислуживающей сатане.

Мне поначалу было трудно справляться с работой, не имея ни соответствующего образования, ни опыта, и, что самое главное, не зная ни слова по-английски. Когда я искала работу, мне было очень тяжело постоянно ходить в туфлях на высоких каблуках. Мне казалось, что мужчины находят меня странной. Женщины же, наоборот, демонстрировали мне свое презрение.

Что скрывать, не так-то легко мне было найти место под солнцем и добиться признания в мире, который я еще так плохо знала. Жители Квебека, в особенности их женская половина, с опаской относились к новичкам, заслужить их доверие было не так-то просто.

В бутике я проработала три месяца. Потом его закрыли. Мне было жаль, тем более что ходить в туфлях на каблуках мне нравилось все больше и больше. Они словно были залогом материального благополучия и придавали веры в свои силы. Впрочем, у меня уже были кое-какие планы на будущее.

* * *

Когда мы были узниками, запертыми в кладовке, я для поднятия духа обещала девочкам свободу, хотя в душе по-настоящему не верила, что это возможно. Казалось, что для меня нереально покинуть ту страну, тот сплоченный клан, но я понимала, что должна бежать оттуда как можно дальше. Как это ни парадоксально, я знала, что все равно сделаю это. Мои дочери заслуживали лучшую жизнь, я должна была оградить их от моральных и физических мучений.

Я строила радужные планы, успокаивала детей рассказами о светлом будущем.

– Обещаю вам: мы уедем далеко отсюда, будем жить свободными и счастливыми втроем. Никто больше не поднимет на вас руку, не будет навязывать свои взгляды. Никто больше вас ire унизит.

Нора думала, что заключение превратило меня в одержимую, переставшую понимать, где границы реальности. Умоляла меня спуститься с небес на землю.

– Ты прекрасно знаешь, что эти люди способны содрать с нас кожу. Не хочу больше слушать твои россказни. Лучше подумай, что будет, если ты не захочешь возвращаться к этому человеку, которого я никогда не назову отцом.

Время от времени, когда на Нору накатывали мрачные мысли, она пыталась возражать или даже провоцировала меня, но я стояла на своем. Я хотела жить, несмотря на мрачную реальность. Я не могла принять то, что в столь юном возрасте моя дочь стала такой пессимисткой. Я повторяла ей:

– Вот увидишь, Нора, все образуется. Однажды мы уедем далеко, и я напишу про нас повесть, в которой поведаю людям обо всех ужасах, пережитых нами.

* * *

Через несколько лет после нашего переезда в Квебек настало время воплотить свое обещание в жизнь, прежде всего ради моих дочерей, а также ради всех женщин, жизнь которых невыносима. Словом, я начала писать повесть.

«Паранджа страха» была издана и, к моему удивлению, заняла неплохую позицию в книжных рейтингах. У меня отняли право на образование, как и у многих моих современниц, обо мне никто не заботился, меня унижали близкие, и вот теперь меня поздравляли, обо мне писали в средствах массовой информации, у меня просили интервью для газет. Мои слова услышали не только в Квебеке, но и во всем мире. Мною заинтересовались люди разных национальностей.

«Паранджа страха» была переведена на восемь языков. В России и, в особенности, в Украине ее очень хорошо приняли, как и во Франции и Испании. Голландцы, чехи, итальянцы, немцы и португальцы с пониманием отнеслись к моей истории. Только англоязычные издатели до сих пор пренебрегают моей автобиографической книгой. Мой мир по-настоящему преобразился. У меня открылось второе дыхание.

Сразу после появления «Паранджи страха» меня словно закрутило в пестром водовороте. Я слышала в свой адрес и похвалу, и критику, а случалось, что и угрозы. Похвала заставляла меня двигаться дальше и не опускать руки, угрозы воскрешали старые страхи и принуждали держаться как можно дальше от тех, от кого они исходили.

Меня и любили, и ненавидели. Когда в 2006 году в книжном салоне в Монреале к стенду с моими книгами подошли четыре молодых алжирца, я не смогла сдержать нервной дрожи. Но они стали громко выкрикивать «браво» и хвалить меня за мужество. Самый высокий, крепко сложенный парень сказал мне:

– Я прочел книгу несколько раз и каждый раз плакал. Я хочу обнять тебя.

Мотом он добавил:

– Разбей оковы, сестра!

В том же салоне год спустя две женщины с закрытыми вуалью лицами сказали мне, что я просто «грязная, порочная девка».

Еще один повод для беспокойства – это то, что после публикации повести мое имя как имя предательницы несколько раз упомянули в мечетях. Еще серьезнее то, что исламские активисты знают школу, которую посещают мои дети. Добавьте к этому угрозы, присылаемые по почте.

До каких пор они будут меня преследовать? Или я должна была скрывать правду и притвориться без различной, чтобы взамен получить покой и возможность дышать полной грудью, не испытывая страха?

Но я думала о том, что наступит день, когда под грузом невысказанной правды я задохнусь. Другого выхода у меня не было; я должна была либо кричать во все горло, либо умереть. И вы уже знаете, какой выбор сделала я: кричать, закрыв лицо вуалью. Вот почему я и мои дочери встречали представителей средств массовой информации с закрытыми лицами.

Когда арабка, мусульманка осмеливается подать голос, ее считают либо лгуньей, либо предательницей. Некоторые люди несправедливо утверждали, что при написании книги мною двигала лишь жажда наживы. Хотелось бы сказать всем таким недоброжелателям, что ни один автор не разбогател на своих творениях, не продав, по крайней мере, несколько миллионов экземпляров книги. Другие заявляли, что моей единственной целью было облегчить для себя процедуру получения гражданства. Этим людям я отвечаю: я уже была канадской подданной, когда решила писать и обличать. Но правда в том, что если бы я решила молчать, то предала бы саму себя.

Я нарушила свое молчание, отказалась замалчивать факты, свидетельствующие о несправедливости по отношению к женщине. Я страстно желала, чтобы звук моего голоса помог мне справиться с отравляющей мою жизнь гангреной, чтобы сказанное мною послужило дополнительным доказательством того, что ад, к пребыванию в котором приговорены миллионы женщин во всех частях света, существует.

Трое моих мальчиков гордились мною, они готовы были поведать всему миру, что «Паранджу страха» написала их мать. Они говорили мне, что им бывает нелегко слышать оскорбления от сверстников из арабской диаспоры, но уверяли, что продолжают отстаивать мои идеи и дают отпор недоброжелателям. Они повторяли:

– Мама, мы просто плюем на них. Есть много людей, которые тебя любят, а твою книгу просто обожают.

Люди не привыкли к тому, чтобы мусульманка писала и обличала. Я не беру пример с молчаливых, я говорю, потому что должна говорить. Если не я, то кто?

Многие хвалят меня за храбрость. Боюсь, что разочарую их, если скажу, что храброй я стала только с недавнего времени. Теперь я настоящий камикадзе, поскольку больше не чувствую опасности. Испытанные унижения не все разрушили, они научили меня не гнуться, какова бы ни была опасность и цена, которую придется заплатить.

Критика и угрозы, звучавшие в мой адрес, заставили бы дрожать любого мужчину. Врагов у меня хватает, но я не обращаю внимания на их выпады. Но все же я так и не привыкла к этому, и часто по моей коже от страха бегут мурашки. Я обуздываю этот страх, гоню его прочь, но мне кажется, что от него я никогда не избавлюсь. Хорошо, что я уже могу справляться с ним хотя бы время от времени.

Мысли о том, что я не отступаю и продолжаю говорить, что думаю, приносят мне удовлетворение.

Будни, такие спокойные, такие тревожные

Через год после выхода моей книги я почувствовала себя по-настоящему свободной женщиной, лишенной иллюзий. Я могла ходить, где мне хотелось, почти не думая о своем проклятом прошлом. Как мать-одиночка, без крепкого плеча, на которое могла опереться, я постоянно должна была заниматься детьми и выполнять свои каждодневные обязанности.

Бывало, день пролегал как одно мгновение, а другой тянулся бесконечно долго. В благословенные моменты я смеялась от всего сердца, а в минуты печали заливалась слезами. Если бы мои родственники смогли, как по волшебству, увидеть меня в такие моменты слабости, то, безусловно, обрадовались бы, решив, что их предсказания сбылись.

Но я еще не сказала своего последнего слова и имела секретное оружие – способность восстанавливать силы. Несмотря на удары судьбы, я не позволяла себе пасть духом и искала возможность выйти из тупика. С Божьей помощью и благодаря своему упрямству я нашла двери, за которыми начинался другой путь.

Когда я жила под гнетом родных, а потом терпела упреки и издевательства супруга, я была так далека от понимания того, что женщина может добиться успеха без мужчины. Но и после моего побега выработанный условный рефлекс зависимости от кого-то, как тяжелый якорь, удерживал меня, заставлял думать о спасительном статусе женщины при мужчине.

Любая женщина моей национальности таким представляет себе свое будущее – под крылом мужа. Но судьба заставила меня взять под сомнение этот стереотип, и день за днем я получала весомые доказательства обратного. Факты подтверждают: я, не рассчитывая ни на кого, кроме себя самой, научилась справляться с жизненными трудностями, несмотря на то что много лет мною руководил муж.

Через мое новое окно в мир я видела, как стремительно развиваются современные независимые женщины, правда, все это были в основном западные женщины, родившиеся свободными. Я всегда мечтала, чтобы мой голос влился в прекрасную симфонию их жизни, не веря по-настоящему, что это возможно. Иногда мне казалось, будто я уже приблизилась к этому, но мечты раз за разом испарялись.

И все же моя жизнь не была лишена удовольствий. То, что могло показаться каторгой западной женщине, – подниматься очень рано, заниматься детьми, идти на работу, забирать детей из школы, проверять у них домашнее задание, купать, готовить еду – было для меня источником истинной радости. В этой простой жизни, несмотря на ее рутинность, проявлялась обретенная свобода.

Жизнь моя была очень трудной, но благодаря моим дочерям, особенно Норе, ставшей мне надежной опорой, я видела вдали сверкающий мост, по которому я попаду на счастливый берег.

Мои обожаемые дочери дарили мне радость. Для них я совершила немыслимое, то, что не раз могло стоить мне жизни. Когда я смотрела на них, то думала о пройденном вместе пути и ощущала себя свободной.

Мы были далеко от тех мест, где нас унижали и запугивали. Мы были свободны, как ласточки, которые летали в небе Квебека. Здесь, на канадской земле, принцип равноправия между женщинами и мужчинами являлся основополагающим во всех сферах жизни.

Младшая дочь продолжала изучать гуманитарные науки в СЕЖЕПе, а после занятий пополняла семейный бюджет, работая кассиршей в магазине, расположенном в нашем квартале. Моя старшая дочь Нора, заботясь о нашем благополучии, стала основным добытчиком. Вскоре после нашего переезда в страну она приступила к работе в кафетерии колледжа.

Если младшие братья нуждались в чем-то, это было заботой Норы. Видя ее одержимость, я радовалась, но и огорчалась, зная, что она утомляется из-за беготни между столиками, обслуживая модно одетых парней и девушек с многообещающим будущим. Возвращаясь домой, она с улыбкой рассказывала о маленьких забавных происшествиях в ее заведении.

Но я знала, что на сердце у нее печаль, – ей хотелось быть такой, как они. Продолжать учиться, как обещала себе, когда ехала сюда, и стать независимой и образованной девушкой. Каждый вечер я, слушая вполуха ее истории про своих ровесниц, жалела ее. Что было главным, ради чего я решила сбросить с плеч ярмо, под тяжестью которого жила в течение долгого времени? Разве не ради моих детей? Но почему тогда моя дорогая маленькая Нора так отличается от других молодых людей? Почему она в столь юном возрасте работает, чтобы прокормить семью? Почему она взвалила на себя эту ношу вместо меня?

«Опомнись, Самия! Несмотря на то что тебя разрывают на части противоречивые чувства, настало время дать девочкам свободно вздохнуть».

Предстояло пройти еще один непростой отрезок пути, и после зрелого размышления я постаралась избавиться от давней привычки всегда полагаться на кого-то, в том числе и на дочерей, к чему была приучена. Независимость предполагает и много обязанностей, поэтому, даже не имея диплома, я стала искать работу, отгоняя неуверенность и страх. Чем больше я любила эту новую жизнь, тем чаще спрашивала себя: что мне нужно сделать, чтобы подстроиться под ее ритм и стать неотъемлемюй частицей этого доброжелательного сообщества?

Именно в этот момент с помощью своей лучшей подруги Надии, женщины лет сорока, марокканки по происхождению, я наконец приступила к работе в международном аэропорту Монреаля. Надия была моей соседкой по лестничной площадке. Мы прекрасно понимали и поддерживали друг друга, так как наши ситуации были во многом схожи. Разведенная Надия в одиночку воспитывала двоих детей.

Когда было необходимо, я присматривала за ее детьми, и она отплачивала мне тем же. Если я падала духом, то ходила к ней плакаться, чтобы не видели мои дети, в особенности старшие дочери. Надия великодушно подставляла мне свое плечо, и я выплескивала эмоции. То же самое я делала для нее. Жизнь матери-одиночки, даже в свободной стране, всегда трудна. Но, несмотря на усталость, а иногда и бессилие перед трудностями, мне всегда удавалось воспрянуть духом и найти выход.

Я знаю из опыта, что, если вы приняли решение не игнорировать проблемы, а смотреть им в лицо, надо быть готовым и к неприятным сюрпризам.

Бросая все и убегая, сначала из Алжира, потом из Франции, я знала, что на моем пути встретится много ловушек и препятствий. Но все это было ничто по сравнению с тем, через что я прошла на теперь далеких европейском и африканском континентах.