Текст книги "Река слез"

Автор книги: Самия Шарифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Торги с сатаной

Вернувшись в пансион, я медленно поднялась по ступенькам. Я так была расстроена увиденным, что даже не навестила Ганию, чтобы передать ей привет от сестры. Я договорилась с таксистом, чтобы на следующий день он заехал за мной и отвез меня в торговый центр, где можно будет выбрать одеяла. А по пути я собиралась повидать Ганию.

Лежа на кровати, я, чтобы отвлечься от всяких идей, то и дело приходящих мне в гол оку, представляла своих сыновей в компании с отцом, развлекающимися на пляже или общающимися с бабушкой и дедушкой, родителями Хусейна. Они открывали для себя новый мир, который, как-никак, составлял часть их культурного наследия.

Я очень по ним скучала. Мои старшие девочки тоже, должно быть, скучали по мне. Мы редко разлучались. Но в Монреале было еще очень рано, чтобы им звонить. Ощутив приступ тоски, я гадала, чем они там занимаются без меня.

Яркие образы детей, наполнившие меня нежностью, были мне ниспосланы свыше, наверное, специально, чтобы я отвлеклась от мыслей об этих потерянных женщинах с такими печальными лицами и их голодных детях.

Надо было найти способ, как хотя бы немного им помочь. Несмотря на недостаток денег, я не должна была сидеть сложа руки. Кто знает, может, именно мои усилия заставят их иначе посмотреть на свою жизнь, открыть для себя новый путь, по которому они смогут идти с достоинством.

Это занятие полностью поглотило меня. Само собой разумеется, все мои планы по осмотру достопримечательностей развеялись, словно дым. Единственное, что я смогла позволить себе, – это трехчасовая прогулка на фелюге по Нилу ночью, в один из первых дней моего пребывания в Египте.

Эта была не прогулка, а песня, которая заставила меня по-другому взглянуть на Египет, увидеть его шарм, о чем я грезила раньше. Каким прекрасным, каким волшебным был Нил под звездным небом! В темных водах реки отражались огни ночного города. Мне казалось, что я вишу в пространстве. Представьте себе, что вы знакомитесь с кем-то в баре или на дискотеке, когда тусклое освещение не позволяет рассмотреть всех деталей, которые на следующий день откроются вам при дневном свете. Так и эта ночь спрятала от меня грязно-серый городской пейзаж и нищету. Я поняла, что Каир – это двуликий город, его ночной облик сильно отличался от того облика, который он принимал днем.

Не было ничего странного в том, что меня больше интересовала жизнь моих современниц, а не музеи и памятники архитектуры. Устроившись на террасе кафе, я могла часами наблюдать за женщинами, которые торговали на улицах.

Во время своего первого посещения Египта я так нигде и не побывала дальше Каира, занявшись разработкой вариантов реализации своего проекта.

Свободных денег, которые можно было потратить немедленно, у меня не было, но я могла позвонить своему издателю и попросить аванс за использование моих авторских прав. Во-вторых, зная чувствительность и великодушие моей старшей дочери Норы, я была уверена, что она тоже не упустит случая прийти на помощь обездоленным. Моя дочь относится к тем немногим людям, которые просто не могут не помогать другим.

Благодаря моему издателю и Норе я получила две тысячи канадских долларов, что было очень даже неплохо. Таким образом, я теперь могла купить одеяла.

Накануне, не в состоянии заснуть, я волновалась все больше и больше, предвкушая, с каким удовольствием нанесу бальзам на раны этих бедных женщин. Скорей бы наступило утро, чтобы я смогла, наконец, действовать!

Усталость в конце концов взяла верх, и я заснула на пару часов перед самым рассветом. Рывком вскочив с кровати, я мигом собралась и вызвала по телефону такси.

– Вы сегодня очень рано, дорогая госпожа!

– Мне надо сделать покупки и сразу же поехать в больницу.

– Хочется верить, что этот подарок принесет пользу.

– А как же! Они ведь спят без одеял, а ночи в это время года прохладные.

– Я отвезу вас, госпожа. Господь, сделай так, чтобы было больше таких людей, как вы!

В такси я опять стала анализировать принятые ночью решения. На самом деле я не хотела ограничиться покупкой одеял. Но что именно мне нужно сделать и, самое главное, каким образом?

«Тебе еще многое предстоит сделать, Самия, но пока купи одеяла. Пусть это будет началом. А потом ты поймешь, как поступать».

Одеяла были оплачены, получены и доставлены в больницу на грузовике. Никогда не забуду, какой восторг и благодарность излучали глаза каждой женщины, каждого ребенка. Я была довольна, даже счастлива. Такое удовлетворение мне не смогла бы принести никакая покупка лично для себя, пусть даже давно желаемая.

Я не переживала, что из-за этого поступка останусь без денег. Пустой кошелек – это самая меньшая из моих забот. Главное, что я сделала этих женщин счастливее. Моя радость, однако, длилась недолго. Два дня спустя, когда я снова навестила их, то увидела, что от одеял не осталось и клочка. Мои негодующие вопросы ничего не дали: и персонал, и пансионерки, в том числе и Сафия, молчали как рыбы. Я была уверена, что все они были в курсе произошедшего, но просто боялись говорить. Я сердилась, настаивала, но куда исчезли одеяла, так и не смогла узнать.

У меня было ощущение, что земля уходит из-под ног, мои иллюзии растаяли, как снег под солнцем. Я так старалась сделать что-то полезное, а результат оказался нулевым.

С тяжестью на сердце я покинула больницу. Зачем пытаться поддерживать этих женщин, если люди без стыда и совести тут же грабят их, стоит только шагнуть за порог? Но, несмотря на охватившее меня разочарование, я должна была навестить Ганию, чтобы обо всем ей рассказать.

Прибыв на место, где Гания обычно просила милостыню, я увидела ее тихо разговаривающей с полицейским, который крепко сжимал ее руку. Он взял у нее деньги, не моргнув глазом положил их в свой карман и только после этого отпустил женщину. До меня донеслись его угрожающие слова:

– В следующий раз дашь больше, если хочешь сохранить это место.

Я подошла ближе.

– Почему ты даешь ему деньги, Гания?

– Потому что они все продажные, – сказала она, презрительно посмотрев вслед блюстителю порядка. – Если я хочу просить милостыню, должна платить.

Я пристально посмотрела на этого аморального человека. Так хотелось прыгнуть на него и вцепиться зубами в его горло! Улыбаясь, он выдержал мой взгляд. Он был чем-то похож на змею. Обе сестры остались сегодня не солоно хлебавши, невзирая на все мои усилия.

Почему после плохого часто опять случается плохое? Я рассказала Гании, что произошло в больнице, но она этому не удивилась. Новые одеяла были огромным искушением не только для персонала больницы, но и для начальства. Все воровали без зазрения совести. Гания ясно дала мне понять, что история с одеялами никого в этой стране не возмутит. То, что женщины годами спят на холодной земле, не могло быть поводом для волнений. Они ведь не жалуются.

Оцепенев, я переживала свое фиаско. Я не знала, что делать дальше. Каждый за себя и только Бог за всех – эту присказку придумали равнодушные люди.

– Что будет с вами обеими? Скажи мне, Гания!

– Не беспокойтесь за нас, госпожа Самия. С нами Господь. Он знает, что делать и когда.

Эта фраза свидетельствовала о слепой вере, парализующей волю этих женщин. Только и слышишь: «Провидение! Провидение!» Каждая получает только то, что заслуживает! Но разве эти женщины заслужили такое ужасное наказание – жить в нищете на улице до конца своих дней?

Куда бы я ни пошла, везде наблюдала картины дискриминации по половому признаку. Страдали только женщины и их дети. На женщин, от которых отреклись, ложилась несмываемая печать позора. Все это противоречило здравому смыслу.

Денег, чтобы пытаться и дальше помогать Гании и Сафии, у меня больше не было, нужно было возвращаться домой. Там я, по крайней мере, не буду видеть эти ужасные сцены. Однако мысль вернуться сюда уже зрела в моем мозгу. В глубине души я знала, что не буду сидеть сложа руки, и обещала себе не оставлять этих женщин, а попытаться указать им путь к лучшему будущему, чего бы это мне ни стоило.

* * *

За день до моего возвращения в Канаду Нора позвонила мне и загадочно произнесла:

– Мама, дома тебя ждет большой сюрприз.

Я не смогла умерить свое любопытство и я попыталась ее разговорить. Однако провести Нору было невозможно.

– Этот сюрприз заставит тебя забыть об усталости. Ты должна быстрее сама все увидеть.

– Ты сделала новый декор в моей комнате?

– Гораздо лучше, – рассмеялась Нора.

– Ты нашла спрятанный клад, и мы теперь богачи?

– О, я тебя знаю: ты хочешь выпытать у меня правду, но я все равно ничего тебе не скажу.

Я хотела как можно скорее вернуться в Канаду. Обещанный сюрприз, и, самое главное, предвкушение счастья от встречи с родными заставили меня отложить свои благотворительные проекты. Однако я знала, что это ненадолго.

Возникший из прошлого

Дети с нетерпением ожидали моего возвращения. Я тоже была рада увидеть семью. Какое это счастье – снова воссоединиться со своими детьми!

Когда я вошла в наше жилище, там стояла неестественная тишина. Внезапно я увидела, как с кресла поднимается высокий, широкоплечий молодой человек, черты лица которого показались мне знакомыми…

Амир! Неужели это возможно?

Амир – мой выросший вдали от меня сын, которого я выносила и которого отняли у меня сразу же после рождения. Мой сын, никогда не считавший меня настоящей матерью, скорее, просто существом, произведшим его на свет. Ему говорили, что я тогда была слишком молодой и безответственной. Мой сын, которого я так мало носила на руках, все это время сторонился меня, считая, что я наотрез отказалась воспитывать его. Я обожала Амира, тогда как он, совсем юный, предал меня и своих сестер.

В течение долгих лет разлуки я разрывалась между любовью и ненавистью к сыну. Но и он, конечно же, страдал, осмыслив свои поступки.

Растерявшись, я одновременно хотела и сильно прижать его к себе, и оттолкнуть, чтобы он понял, какую сильную боль причинил мне.

Время словно остановилось. Я стояла, не двигаясь, подняв руку ко рту, с мокрыми от слез глазами. Смущенный не меньше моего, Амир тоже не знал, что делать и говорить. Его покрасневшие глаза свидетельствовали о пролитых недавно слезах.

Мое рыдание разорвало тишину и было красноречивее всяких слов. Амир сделал шаг навстречу, и я, широко раскрыв руки, заключила его в объятия. Только когда мы прижались друг к другу, слова смогли пробиться сквозь стену эмоций.

– Почему, Амир, почему? – не переставала повторять я.

Он плакал и сквозь слезы говорил, не останавливаясь:

– Прости меня, я не знал. Нора мне все рассказала. Прости меня. Все эти годы меня обманывали. Я думал, ты не хочешь меня, ты не любишь меня, а любишь только своих дочерей. Прости меня, мама…

Никогда еще Амир не называл меня мамой. Так он обращался к другой, приемной матери. Моей матери. Теперь он то и дело называл так меня.

Время и расстояние сгладили печаль. Когда моя мать украла его у меня, я была настолько потрясена, что это оставило неизгладимый след в моем сознании. Мне казалось, что я родила не сына, а младшего брата, который только и ждал малейшей ошибки с моей стороны, чтобы окончательно отвернуться от меня. Лишь представляя, что родила собственного брата, я могла как-то объяснить себе реальное положение вещей.

Был он виноват передо мной или нет, главное, что в тот момент он стоял рядом, а я могла прижимать его к себе и плакать, раздираемая противоречивыми чувствами. Любые слова были лишними в такой ситуации. Должна ли я была рассказать ему всю правду о том, что происходило в нашей семье? Или ничего не объяснять и обиженно замкнуться?

Чья это была вина? Только его или нас обоих? Ведь без моей помощи он не смог в одиночку противостоять мерзости и жестокости. К тому же тогда он был всего лишь ребенком. Моим родителям не составляло труда манипулировать им. А я, разве я пыталась приблизить его к себе?

Но к чему теперь ворошить принесшее столько страданий прошлое? Что сделано, то сделано, и теперь надо было попытаться наверстать упущенное и сблизится с сыном. Меня охватила такая нежность, что все плохое растаяло, словно дым.

Амир провел с нами почти две недели. Когда мы выходили на улицу, знакомые принимали его за моего приятеля, что не могло не вызывать у нас смех. Он также познакомился с тремя своими братьями, к которым сразу стал относиться покровительственно, скорее как отец, а не как брат.

Словом, мы наслаждались обществом друг друга, осторожно избегая скользких тем, чтобы снова не увязнуть в прошлом. Амир сожалел о том, что свято поверил, будто его мать бросила его ради двух своих дочерей. Именно поэтому он отказался нам помогать, когда мы втроем были заперты в кладовой, стали узниками моих родителей. Тогда мой родной сын приносил нам скудный арестантский паек и без душевного трепета закрывал за собой двери на замок. Я хотела поговорить с ним, убедить его помочь нам, но он только смеялся мне в лицо, получая наслаждение от вида наших страданий. Он упрямо отказывался нам помогать, испытывая, как я думаю, чувство превосходства. Неудивительно, ведь с самого раннего детства ему вдалбливали в голову, что настоящая мать та, которая воспитывает, а не та, которая произвела на свеч-. Этот урок он усвоил хорошо.

Теперь, живя вдали от моих родителей, он пересмотрел навязанные ему взгляды.

– Сегодня я все вижу по-другому, – уверял он меня.

Удивительно то, что, став взрослым, Амир занял очень важное место в моем сердце. То, что моего сына оторвали от меня вскоре после появления на свет, стало, без сомнения, самым горьким из всех моих испытаний.

Амир был выше и крепче своего отца. Между ними было мало общего. Я не могла не думать, содрогаясь от страха, что он может унаследовать его характер, пусть даже толику его жестокости.

Еще один вопрос беспокоил меня: читал ли он наши с Норой книги?

Меня до сих пор посещают сомнения и мрачные мысли, от которых мне тяжело избавиться, но, как бы то ни было, Амир – мой сын. Никто не может ничего изменить, так как он часть моей плоти и крови.

«Амир, я тебя люблю. Я надеюсь, что ты никогда не почувствуешь ту боль, которая раздирала мое сердце в течение долгих лет разлуки с тобой».

Сегодня моему сыну двадцать восемь лет, он живет припеваючи и работает в Париже. Он счастлив, и его совесть спокойна. Моя тоже.

После его отъезда я снова вернулась к мучавшей меня проблеме: Египет и нищета тех, кого я теперь называю «покинутые на Земле».

Часть третья
ДЕЙСТВИЕ

Пребывающие в нищете

Я занялась повседневными домашними делами, но это не мешало мне вспоминать о Сафии, Гании и прочих обездоленных женщинах, дети которых ложатся спать голодными. О всех тех, кто вынужден вымаливать милостыню на каирских улицах, ночевать под открытым небом или ютиться в ночлежках.

Бедность и неухоженность Египта совершенно не отразились на его невероятной для меня привлекательности. Мои слова могут показаться странными, если не сказать лживыми, но я утверждаю, что пребывание в этой стране усилило во мне ощущение свободы. Ведь именно в Египет я поехала совсем одна, в первый раз ни у кого не спрашивая разрешения. И именно там я почувствовала себя необходимой кому-то. Мне казалось, что все покинутые женщины на грязных улицах этой страны нуждаются во мне.

Несмотря на царящие там несправедливость и угнетение слабых, я полюбила как саму страну, так и ее отверженных женщин. К моменту написания этой книги я уже несколько раз побывала там. Когда я, оказавшись в Египте в первый раз, каталась на фелюге по Нилу, лодочник рассказал мне поверье: сделав даже маленький глоток нильской воды, всю жизнь будешь хотеть вернуться в эту страну. Разумеется, я не поверила ему. Но шутки ради сделала глоток. Я не знаю, совпадение это или нет, но с тех пор меня тянуло туда, и я езжу в Египет так часто, как могу.

Корни связывают меня с тремя странами, расположенными на трех континентах. Франция – моя родина; в Квебеке мое желание и стремление к свободе воплотились в жизнь; Алжир – свидетель черной полосы моей жизни с нечастыми светлыми вкраплениями. Но у меня нет никакого желания снова побывать в Алжире, и, кто знает, может, поэтому я так очарована Египтом. Теперь эта страна олицетворяет мою связь с арабской культурой. Пожалуй, это самое правдоподобное объяснение такой привязанности.

* * *

Совершив свой первый вояж в страну грез и испытав там новое разочарование, я детально описала Норе и Мелиссе, в какой нищете там живут люди. Настало время закатать рукава и действовать. Моим первым шагом должна была стать встреча с Манон, моим финансовым консультантом. Я собиралась поделиться с ней своей идеей, как помочь хотя бы некоторым каирским женщинам.

Я отправилась в банк без предварительной договоренности и заранее настраивала себя на то, что придется побороться. Манон любезно согласилась меня принять. «Хоть бы все прошло хорошо и они согласились выдать мне столь желаемый кредит!»Задача была трудной. У меня не было никакого залогового имущества, а значит, шансы получить деньги были мизерными. Манон вышла навстречу и протянула мне руку.

– Добрый день, Самия.

– Рада вас видеть, Манон.

Я проследовала за ней в ее кабинет, скрестив пальцы на удачу и моля Бога о чуде.

– Что я могу для вас сделать?

Очень хороший вопрос. «Долой робость, Самия! Настало время произнести слова, которые ты не раз повторяла вчера вечером».Я глубоко вдохнула и почти на одном дыхании выдала смахивающую на молитву тираду:

– Я не хочу просить об одолжении. Мои средства ограничены, но я хочу реализовать один замечательный проект в Египте. Однако для этого мне необходимо несколько десятков тысяч долларов.

– Это очень большая сумма, Самия, и вы это знаете. Какие вы можете дать гарантии? Что касается меня, то я бы выдала вам эту сумму немедленно. Но мое начальство не одобрит выдачу кредита без веских оснований. У вас есть имущество или ценные бумаги?

Ничего такого у меня не было, за исключением почти обнуленного банковского счета, средства с которого ушли на поездку в Египет, но на вопрос я ответила, стараясь казаться уверенной в своих силах деловой женщиной.

– Единственная вещь, которую я могу предоставить в качестве залога, – это авторские права, которые снова будут мне принадлежать в ноябре. Обещаю погасить всю суму вовремя и не пропускать ни единого платежа. Этот проект очень важен для меня, и я во что бы то ни стало обязана его реализовать.

– Надо подумать. Для начала вам необходимо получить подтверждение вашего издательства, что стоимость прав хотя бы эквивалентна сумме кредита.

– Я получу их ответ через два-три дня.

– Со своей стороны, обещаю обсудить вашу просьбу с моим начальством. Мы пригласим вас на днях. С документом от вашего издателя, разумеется.

Исполненная надежды, я вышла из банка. Я надеялась на эту молодую здравомыслящую женщину. Мне казалось, что она прочитала мои мысли о том, что Гания и Сафия не должны быть брошены на произвол судьбы, не должны побираться на улицах или прозябать в похожем на хлев приюте.

Три дня спустя мою просьбу удовлетворили. Какая удача! Не в силах справиться с возбуждением, я порхала, словно бабочка, которая не может усидеть на одном стебельке.

Идя за займом в банк, я чувствовала себя способной приносить пользу людям. Я понимала, что усугубляю свое финансовое положение, но мои проблемы могли и подождать. Жизнь научила меня одной вещи: какой бы нечастной я себе не казалась, всегда рядом есть кто-то несчастнее меня. На свете нашлось бы много женщин, для которых я была воплощением везения. Теперь настала моя очередь протянуть руку помощи другим.

Войдя в кабинет Манон, я кинулась ей на шею и увидела, что в ее глазах сверкнули лучики радости, когда она протянула мне анкеты, которые нужно было заполнить, Я была тронута до слез. Мои руки дрожали, когда я подписывала бумаги. Выйдя из банка, я чувствовала, что делаю что-то очень важное, очень значительное.

Пока все шло по плану. Я позвонила в Египет господину Ахмеду, моему поверенному. Деньги жгли мне руки. Я так хотела поехать в Каир, чтобы все делать и решать самостоятельно, но в данной ситуации не могла себе позволить тратить средства на поездку.

Ничего страшного не произойдет, если я буду контролировать ситуацию по телефону. Господин Ахмед часто звонил, чтобы ставить меня в известность, как идут переговоры, пока все документы не были оформлены должным образом.

Сафия, Гания и их восемь детей вскоре обретут крышу над головой. Даже больше: у них будет квартира, которую по доверенности передаст им Ахмед.

Но перед тем как передать им жилье, поверенному пришлось немало постараться, чтобы убедить Сафию, у которой выработался страх перед внешним миром, покинуть больницу. Ахмед обещал устроить сестрам сюрприз, уверял, что они позабудут о своих лишениях и мытарствах.

Собрав сестер вместе, Ахмед связался со мной в их присутствии, чтобы я могла сама сообщить им новость. Трудно описать, как радовались женщины. Я слышала в телефонной трубке их плачь, удивленные возгласы, почти бессвязную речь, словом, их переполняли эмоции, которые я ощутила даже через океан. В тот момент я испытала истинное удовлетворение.

Конечно, моя мечта сделать то же для всех тех женщин, кого я встретила на улице, оставалась недостижимой. Но я, по крайней мере, спасла двух из них. Через несколько дней Гания, Сафия и их дети уже жили в собственной квартире. У меня еще оставалось немного денег, и часть их я переслала Ахмеду, чтобы он купил для женщин подержанную мебель.

* * *

Два месяца спустя я снова отправилась в Египет. Опять была ночь, и опять отражающиеся в нильской воде огоньки заставляли меня трепетать от восхищения. Вид центра города и островов Рода и Джезира был так красив, что мог смягчить даже самые загрубевшие души.

В первый же вечер господин Ахмед повел меня в гости к Гании и Сафии, в их новое жилье. Меня ждали распростертые объятия и нескончаемые слова благодарности.

Я с трудом узнавала этих двух женщин. Они поправились, а на их бледных щеках снова цвел румянец. Дома были только самые младшие дети, а старшие, как оказалось, просили милостыню на улице.

Гания рассказала мне, что, узнав о квартире, ее бывший муж захотел взять ее обратно. Не сестра, чувствуя подвох, посоветовала ей не слишком верить его посулам и вообще не смотреть в его сторону.

– Будь осторожна, Гания, не попадай больше в ловушку, – предостерегла я ее. – И потом, никогда не забывай, что это квартира твоя и Сафии. Тут нет места для твоего экс-супруга, который опять хочет тебя использовать. Я думаю, что вам и вашим детям есть чем заняться. А я не могу быть постоянно рядом. Все, чего я хочу, – это чтобы вы были счастливы и сделали счастливыми своих детей.

Выходя из квартиры Гании и Сафии, я, вздыхая, мечтала о том времени, когда проблемы всех таких бесприютных женщин будут решены.