Текст книги "Шторм (ЛП)"
Автор книги: Саманта Тоул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Оригинальное название : The Storm (The Storm #3.5) by Samantha Towle
Саманта Тоул – «Шторм» (серия «Шторм» книга №3.5)
Переводчик: Наташа П.
Редактор: Наташа К.
Вычитка: Алёна Д.
Оформление: Екатерина З.
Обложка: Ирина Б.
Глава 1
Чёрт, мне жарко. Почему мне так жарко? Рука онемела, и что это у меня во рту? Волосы?
Определённо волосы.
Белль.
Она снова в нашей постели.
Я убираю массу вьющихся чёрных волос от своего лица и изо рта. Смотрю на свою спящую трёхлетнюю дочь, и смеюсь.
Должно быть, она забралась в нашу кровать ночью.
Я перевожу взгляд на пустое место рядом со мной.
Тру, наверное, уже внизу, с мальчиками.
Я с трудом могу вспомнить время, когда моя жизнь была другой. Когда в ней были лишь пустота и одиночество.
Теперь она наполнена всем, чего я никогда и представить не мог.
Тру, подарившую мне жизнь и превзошедшую все мои мечты, и трёх прекрасных, удивительных детей: Джей-Джея, Билли и Белль.
Здесь и сейчас это чёртово совершенство. Моя жизнь – это совершенство.
Я знаю, как мне повезло. Знаю, потому что было время, когда моя жизнь не была такой совершенной.
Но это было тогда, не сейчас. И это сейчас потрясающее.
Полагаю, мне лучше вытащить свою задницу из постели. У меня назначена встреча с лейблом на сегодня. Поэтому я оставлю свою маленькую спящую Красавицу, чтобы она ещё несколько минут поспала, а потом разбужу её.
С максимально возможной осторожностью вытаскиваю руку из-под Белль. А затем тихо поднимаюсь с кровати и иду в ванную.
Я лишь наполовину отлил, когда слышу сонный голос своей малышки позади себя:
– Папочка, почему у меня нет пениса?
Сдвинувшись в сторону, чтобы прикрыть себя от взгляда Белль, я оглядываюсь через плечо, и пытаюсь сдержать смех.
– Потому что ты девочка, Красавица.
– Но я хочу быть мальчиком, как ты, Джей-Джей и Билли, – она выпячивает губы, дуясь. – Я хочу пенис!
Она стоит, требуя пениса, в своей диснеевской пижаме принцессы, скрестив руки на груди и топая ногой.
Боже, она точно такая же, как её мать. Не то, чтобы Тру когда-либо хотела член – ну, кроме моего в ней, конечно.
Но у Белль стальная решимость Тру, и она выглядит в точности, как её мать, а это значит, что у меня будут проблемы, когда она подрастёт.
Но поскольку я знаю, как обращаться с темпераментом своей жены, то знаю и то, как обращаться с Белль.
– Ладно, Красавица, как насчет такого? – успокаивающим тоном говорю я, сдерживая свой смех. Я снова надеваю пижамные штаны и иду мыть руки. – Почему бы тебе не попросить пенис у Санты на Рождество? – и, сказав это, я в ту же секунду осознаю, как неправильно это звучит. Настолько неправильно, что я хотел бы взять эти слова назад.
– Санта, дай мне пенис! – Белль начинает визжать, прыгая и хлопая в ладоши.
– Чёрт. Дерьмо! Нет! – как только эти слова вылетают из моего рта, я начинаю паниковать, определённо понимая, на кого похожа Белль.
На проклятого попугая, вот на кого она похожа.
– Чёрт! Дерьмо! Санта, пенис! – Белль начинает повторять, по-прежнему хлопая в ладоши.
Дерьмо. Тру убьет меня. Прикончит.
– Господи, – я закрываю лицо руками. – Белль, нет.
Я наклоняюсь и поднимаю её. Своми маленькими ножками она обхватывает мое бедра, сжимая руками мою шею.
– Не произноси этих слов. Плохие слова, – я дотрагиваюсь кончиком пальца до её носа, заглядывая в её большие карие глаза – глаза Тру.
– Чёрт. Де…
– Плохие слова, – повторяю я, серьёзно глядя на неё. – Мы не будем повторять эти слова. Никогда. А особенно перед мамочкой. Хорошо?
– Значит, Санта подарит мне пенис, если я не буду говорить плохие слова?
– О, Боже, – стону я.
– Санта! Пенис! – хихикает она.
– Завтрак, Белль! – восклицаю я. – Хочешь немного «Замороженных хлопьев»? – говорю я, чтобы отвлечь её.
Этот грёбаный раздражающий диснеевский мультфильм её любимый, и она ест только этот конкретный бренд хлопьев.
– Замороженные! – вскрикивает она.
Затем она начинает петь «Отпусти» (прим. ред.: «Let It Go»), пока я выношу её из ванной, направляясь вниз, на кухню, где в настоящий момент должно находиться моё племя.
Достигнув нижней ступеньки, я фактически присоединяюсь к её пению. Когда ты уже триллион раз слышал эту песню, трудно не подпевать.
– Мама! – кричит Белль, когда мы входим в кухню. – Папочка сказал, что Санта подарит мне пенис на Лождество!
Чёрт.
Тру смотрит мне в глаза.
– Серьёзно?
Я вижу намёк на лёгкую улыбку в уголке её рта.
Я ухмыляюсь, пожимая плечами.
– Если моя малышка чего-то хочет, она это получит.
Я усаживаю Белль на её место за столом для завтрака.
– Доброе утро, Джей-Джей, Билли, – я целую в макушки своих мальчиков, которые не отрывают глаз от телевизора.
В ответ получаю пожелание «Доброго утра» от Билли и ворчание от Джей-Джея.
Я направляюсь к Тру, намазывающей масло на тост, и обнимаю её за талию. Повернув жену лицом к себе, обхватываю её попку, скрытую сейчас от взглядов детей, и крепко сжимаю.
– Доброе утро, – шепчу я, прижимая свои губы к её губам.
Боже, она чувствуется так хорошо. Всегда так хорошо.
– Доброе утро, – она целует меня в ответ, прижимаясь рукой к моей обнажённой груди. – И удачи тебе с объяснением Белль, почему Санта не подарит ей на Рождество пенис.
Она нежно смеётся, когда я снова скольжу своими губами по её, этот звук вибрирует прямо к моему члену.
– К тому времени она уже забудет, – я смотрю глубоко в глаза Тру.
– Да, конечно, так и будет. Так же, как она забыла то, как ты сказал, что купишь ей розовый «Феррари» на третий день рождения.
Дерьмо. Я забыл об этом.
Белль, в общей сложности, неслабо рассердилась, когда поняла, что розового «Феррари» не будет.
Возможно, я немного балую Белль. Ладно, возможно, я балую всех своих детей. Но, если в детстве у тебя самого не было ничего, своим детям ты хочешь дать всё.
– Итак, мама и папа сказали, что заберут детей сегодня вечером, и я подумала, что мы могли бы пойти куда-нибудь... или остаться дома, – Тру пробегает пальцем по моей груди и животу, останавливаясь чуть выше пояса моих пижамных штанов.
И, конечно же, мой член замечает это, возбуждаясь. Он всегда замечает Тру.
– Если у меня есть право голоса, то я голосую за то, чтобы остаться дома, и никакая одежда не разрешена на всю ночь.
Она улыбается, в её глазах мерцает огонь.
– Остаться дома и без никакой одежды важнее.
– Мама! Завтлак! – визжит Белль.
Хихикая, Тру качает головой.
– Она хочет хлопьев, – говорю Тру. – Я всё сделаю, – и дарю ей последний долгий поцелуй.
– Завтлакать! – снова кричит Белль.
Вздохнув, я отпускаю Тру, но лишь после того, как ещё раз сжимаю её прекрасную задницу. Я достаю хлопья из шкафа, а затем беру миску Белль, с принцессой, и её любимую ложку. После заливаю хлопья молоком и отношу миску ей.
Посмотрите на меня, образец семейной жизни.
– Что мы говорим, Белль?
– Спасибо, папочка, – она улыбается мне, прежде чем зачерпнуть свои хлопья.
Боже, она чудесная. Неудивительно, что я похож на воск в руках этой маленькой девочки.
– Хочешь кофе, детка? – спрашиваю я Тру.
– Конечно.
Я наливаю нам кофе и отношу его ей, пока она занята приготовлением обеда для мальчиков и одновременным поеданием своих тостов.
– Мне сделать что-нибудь? – спрашиваю её я.
– Нет, всё в порядке.
– Хочешь, отвезу мальчиков в школу по дороге в лейбл?
– Мама и папа отвозят их.
Родители Тру, Ева и Билли, – настоящая находка.
Сейчас они живут в Лос-Анджелесе. Я купил им дом в квартале от нас.
Здесь школа, в которую ходят дети, и моя студия, поэтому мы живём преимущественно здесь, а не в Великобритании. Ева и Билли хотели быть ближе к детям и к нам, поэтому пару лет назад переехали в Лос-Анджелес.
– Какие планы на сегодня? – спрашиваю я Тру.
– У меня конференц-звонок с Вики через час. А потом у нас с Белль девчачий день, уход за собой в рамках подготовки к нашей ночи.
Она сексуально подмигивает мне, и я чувствую, как в основании моего члена напрягаются яйца.
Наклоняясь ближе и прислоняясь своей грудью к её плечу, я шепчу жене на ухо: «Не могу дождаться, чтобы трахнуть тебя сегодня».
Сейчас Тру и я не можем заниматься сексом так часто, как раньше, потому что у нас трое детей, я управляю лейблом, записями группы и турами, а у Тру есть свой журнал.
Она открыла в ЛА отдел «Этикет». Она и Вики – деловые партнеры. Вики руководит британским штабом, а Тру возглавляет его в США.
Таким образом, дети и работа, вместе взятые, не позволяют нам проводить много времени наедине. Но когда оно у нас появляется, то мы используем его по полной. И я абсолютно точно намерен воспользоваться львиной долей времени, которое у нас появится сегодня вечером. Я буду трахать её до тех пор, пока никто из нас не сможет ходить.
– Боже, Джейк, – она вздрагивает, а затем поворачивается ко мне лицом, прижимаясь ко мне своими фантастическими сиськами. – Я тоже не могу дождаться.
Мой член начинает твердеть.
– Я собираюсь трахать тебя так жёстко...
– Мам, ты можешь принести мне ещё немного сока? – произносит Билли.
И мой член опускается вниз.
Боже, мои дети – абсолютные кайфоломы.
Но такова наша жизнь: украденные моменты и постоянное вмешательство детей. Честно говоря, я бы не променял это ни на что другое.
– Сегодня ночью. Ты и я. Чертовски жёстко. Всю ночь. Не рассчитывай на сон, – спокойно говорю я, прежде чем крепко поцеловать её в губы. После чего забираю свой кофе и направляюсь в душ.
Глава 2
Я разговариваю по телефону с Зейном, вице-президентом моего лейбла, когда в мой кабинет входит Стюарт.
Стюарт – мой помощник и, в основном, тот парень, который поддерживает порядок в моей жизни, и он спасал мою задницу больше раз, чем я могу сосчитать. А ещё он один из моих лучших друзей.
Увидев лицо Стюарта, я понимаю, что что-то не так. Я наблюдаю, как он подходит к моему столу и садится в кресло напротив.
Я быстро завершаю звонок с Зейном и кладу свой телефон на стол.
– Что случилось? – спрашиваю я у Стюарта.
Он поджимает губы и выдыхает через нос.
– Я только что разговаривал по телефону с адвокатом.
В этом нет ничего особенного. Мы постоянно общаемся с адвокатами.
– Итак? В чём дело? Иск о нарушении авторских прав или какое-то другое смехотворное дерьмо?
– Нет. Это... – он останавливается и начинает ёрзать на своём месте.
Парень медлит. Ненавижу, когда он так делает, потому что это значит, что произошло что-то серьёзное.
– Просто выкладывай уже, чёрт возьми, – говорю ему.
– Это иск об установлении отцовства.
– Иск об установлении отцовства? – я хмурюсь. – Против кого?
– Против тебя. Иск об отцовстве был подан против тебя, Джейк.
– Прости, что? – я качаю головой.
Затем сказанное мгновенно доходит до моего сознания, и мой идеальный мир рушится. Я злюсь, на самом деле чертовски злюсь. Страх и ярость текут моим венам.
– Это враньё! – кричу я. – Просто какая-то идиотка пытается получить деньги! Прежде всего, это невозможно. Я всегда пользовался презервативами. У меня никогда не было секса без них, – Тру – единственный человек, с которым я их не использовал. – Так что, ты можешь сказать этой охотнице за деньгами и её адвокату, чтобы они проваливали к чёртовой матери!
– Презервативы не такие уж надёжные, Джейк.
Я сердито смотрю на Стюарта, и он вздыхает. Откидывая голову назад, он проводит рукой по волосам. Когда друг снова переводит взгляд на меня, по его лицу видно, что это ещё не всё.
– Есть ещё кое-что, – тихо говорит он. – Иск подан не только против тебя. Ещё один против – чёрт, как бы это сказать?
– Просто, мать твою, сделай это, – снова срываюсь я.
Я не хотел срываться, но прямо сейчас этого довольно сложно избежать. И Стюарт знает меня. Он знает, какой я. Знает, что я не хотел этого говорить.
– Джонни, – он выдыхает это имя.
У меня останавливается сердце.
– Иск также подан против Джонни. Одной и той же женщиной. Она не уверена, кто отец: ты или Джонни.
Джонни. Мой мёртвый лучший друг.
– Что реально за чёрт? Как она может подать иск против Джонни? Господи Иисусе! – вставая, я отбрасываю свой стул назад, и он врезается в стену позади меня.
– Помнишь ли ты девушку по имени Тиффани Слэйтер? – спрашивает Стюарт.
Тиффани Слэйтер. Я пытаюсь найти в памяти что-нибудь об этом имени, но так ничего и не вспоминаю.
– Нет, – рычу я.
– Я помню её. Она была частью той группы девушек в самом начале. Я несколько раз отвозил её домой. Она была милой. Блондинка. Она запомнилась мне, потому что... ну, она пропала из поля зрения, перестала приходить.
– Многие девушки перестали приходить, когда поняли, что не получат от меня ничего, кроме траха.
– Она была одной из тех девушек, которыми вы с Джонни делились.
– Я не помню её! – кричу я. – В то время я трахал много женщин! И мы с Джонни делились множеством женщин! Ты знаешь это! Это не значит, что кто-нибудь из них залетел от меня! – я провожу руками по своим волосам. – И что? Она утверждает, что ребёнок либо мой, либо... Джонни?
Как раз в тот момент, когда эти слова вылетают из моего рта, меня поражают возможные последствия того, что это значит.
Если этот ребёнок мой...
Тру.
Я не хочу, чтобы между нами что-то встало.
Но... если это ребёнок Джонни, то это будет значить... это будет значить, что я смогу вернуть частичку него.
Я медленно опускаюсь на стул.
– Джонни, – я выдыхаю его имя, встречаясь взглядом со Стюартом.
– Да, – тихо говорит он.
Я знаю, что он думает о том же.
Я потираю глаза ладонями.
– Сколько ребёнку лет?
– Ему тринадцать.
– Ему?
– Да. Его зовут Шторм.
Из меня вырывается смех, тем не менее, лишённый юмора.
– Оригинально, – я откидываюсь на спинку стула, проводя руками по лицу. – Так, почему сейчас? Зачем требовать признания отцовства после стольких лет?
Выражение лица Стюарта меняется, и он обхватывает своими руками стул, обнимая его.
– Она... умирает, и она единственный родной человек, что у него есть.
– Господи, – выдыхаю я. – Что, – убивает её, – не так с ней?
– Рак, – тихо говорит Стюарт.
Я смотрю на стену позади Стюарта. Сотни мыслей проносятся в моей в голове. Весомость ситуации, повисшая в комнате, тихо разъедает меня изнутри.
– И что теперь? – тихо спрашиваю его я.
– Я позвоню отцу Джонни. Уверен, его адвокат уже поговорил с ним. Затем мы организуем тест ДНК, о котором они просят. И я прослежу, чтобы это не просочилось в прессу.
– И... что же мне делать?
Стюарт пристально смотрит на меня.
– Иди домой и расскажи Тру.
От страха у меня скручивает живот. Поставив локти на стол, я провожу рукой по своим волосам.
– Как же я расскажу ей об этом?
– Мягко. Расскажи ей осторожно, Джейк.
– Это причинит ей боль, сильную.
– Да, но она тоже сильная. Вы оба прошли и через худшее.
Я знаю, что он намекает на ту автомобильную аварию с Тру, когда она чуть не умерла и я чуть не потерял её.
Я не могу потерять Тру, ни за что.
Тру, Джей-Джей, Билли и Белль – всё для меня.
Всё.
Моя жизнь идеальна. Чертовски идеальная. У меня есть женщина моей мечты и лучшие дети, о которых только может пожелать мужчина. А теперь это? Это разобьёт всё на мелкие кусочки.
Проснувшись сегодня утром в окружении самых важных людей в моей жизни, я и не подозревал, что через несколько часов услышу эту переворачивающий мир новость.
Видимо, я никогда не смогу сбежать от своего прошлого. Ему суждено возвращаться и преследовать меня тем или иным образом.
– Я собираюсь сделать эти звонки, – Стюарт встаёт. – Могу я чем-нибудь помочь до того, как уйду?
Я перевожу взгляд обратно на его лицо, и качаю головой.
– Всё будет хорошо, Джейк. Ты сделаешь этот тест ДНК. Мы выясним, что он не твой, и тогда всё вернётся в своё русло.
– А что, если... – я едва могу заставить себя произнести эти слова, потому что, да, у меня есть надежда. – Что, если он от Джонни?
– Тогда... – маленькая улыбка затрагивает его губы. – Тогда наш мир станет намного светлее.
Но если Шторм не его сын, а на самом деле мой, тогда мой мир станет намного темнее.
Глава 3
Стоя в дверях, я наблюдаю за ней... единственной, первой и последней женщиной, которую я всегда буду любить.
Тру.
Она стоит босиком на кухне, покачивая бёдрами под песню Этты Джеймс «Наконец-то» (прим. ред.: Etta James «At Last»), и в то же время тихонько подпевает, откупоривая бутылку вина.
И моё сердце, чёрт возьми, разбивается от одной этой картины.
Оно разбивается, потому что я знаю, что собираюсь сломить её.
Я собираюсь сломать ту жизнь, которую мы построили вместе.
Я просто молю Бога, чтобы трещина была не настолько глубокой, чтобы мы не смогли ничего с этим поделать.
Она поворачивается и смотрит на меня.
– Эй! – жена выглядит немного удивлённой. – Я не знала, что ты дома. Что ты делаешь, стоя здесь и глядя на меня? – улыбка на её лице тёплая, желающая и всё такое.
Она – всё.
– Итак, дети у мамы и папы. Я подумала, почему бы не открыть вино, – Тру начинает идти ко мне, её ноги мягко шлёпают по полу.
Достигнув меня, она кладёт руки мне на грудь и встаёт на носочки.
– Привет, – улыбаясь, шепчет Тру, перед тем как прижимается своими губами к моим.
На вкус она словно рай.
Я должен рассказать ей. Но сначала…
Я беру её лицо в свои руки и крепко целую. Со страстью всех тех лет, что люблю эту женщину.
Я хочу, чтобы она почувствовала, как сильно я люблю её... прежде чем мне придётся причинить ей боль.
– Вау, – шепчет она, прерывисто дыша. – Видимо, ты действительно хочешь меня, да?
Боже, я хочу её.
Дразнящую улыбку на её губах следует рассматривать как приглашение, но она лишь причиняет боль, усложняя моё положение.
Я провожу кончиками пальцев по её лбу, откидывая волосы назад.
– Нам нужно поговорить.
– Не может ли это подождать? У нас свободная от детей ночь, и…
– Это не может ждать, – мой тон твёрд.
Пока во мне ещё есть смелость рассказать, я беру её за руку и отвожу к табуретам, где каждое утро завтракают мои дети.
Господи, мне плохо.
Я чувствую, как Тру смотрит на меня, но едва могу смотреть на неё.
Она садится на табурет.
– Итак, о чём нам нужно поговорить? – её голос дрожит.
Я слышу колебание, нервозность в её тоне.
Я тоже нервничаю – нет, поправка. «Нервничаю» даже близко не подходит. Я чертовски напуган.
Сглотнув, я расстёгиваю верхнюю пуговицу на своей рубашке, ослабляя пальцами воротник. Затем встречаюсь глазами с Тру.
– Сегодня нам позвонил адвокат, – пауза... ладно, наверное, я тяну время. Я сглатываю.
Пронзительные глаза Тру наблюдают за мной. Как будто она пытается прочитать слова на моём лице, прежде чем я произнесу их.
Я делаю глубокий вдох и выговариваю:
– Речь идёт о женщине... и ребёнке, мальчике. Женщина, его мать, утверждает, что... ну, что он... мой... или Джонни.
Я вижу, как мои слова поражают её. Это похоже на физический удар. Она отшатывается назад, когда тянется рукой к стойке, сжимая её.
Шок превращается в боль, и она отражается на её лице.
Я заставляю себя держаться, хотя на самом деле мне хочется просто сломаться, схватить её, обнять и сказать, как я сожалею.
– Сколько лет мальчику?
Это первое, о чём она хочет меня спросить? Не совсем то, что я ожидал от неё услышать.
Затем меня осеняет, почему она спрашивает об этом.
Она спрашивает о его возрасте, чтобы узнать, изменил ли я ей в то время, когда мы были вместе.
Гнев поднимается внутри меня. Но злить Тру прямо сейчас не является ни мудрым, ни необходимым. Непохоже, будто я в том положении, чтобы начинать с морального превосходства.
Я только что сообщил ей шокирующую новость о том, что мне предъявляют иск на отцовство.
– Ему тринадцать, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
Я замечаю небольшое облегчение, промелькивающее в её глазах.
Проводя руками вниз по своим бёдрам, она выдыхает. Затем смещается в сторону и встаёт с табурета. Встав на ноги, она пересекает кухню. Выключает музыку. После этого остаётся стоять там, прижимая руки к барной стойке, отвернувшись от меня.
– Тру... поговори со мной.
– Что ты хочешь услышать? – она разворачивается, сейчас выражение её лица твёрже камня. В этих глазах, которые я так сильно люблю, вспыхивает гнев, боль кружится по их краям. – Мои поздравления? Я должна поздравить тебя с тем, что ты снова станешь отцом?
– Нет... – я сердито сжимаю челюсть, отводя от неё взгляд. – Я не стану отцом снова. Я отец только наших детей, единственных детей, которые у меня есть, – я выплёвываю каждое слово.
– Нет, если верить той женщине! – кричит она, поднимая руки вверх. Когда она опускает их вниз, они с силой ударяются её по бёдрам.
– Обвинение. Только и всего, Тру. Это даже не обвинение. Это просто...
– А что же это, Джейк? Что? Что я сейчас слышу, так это то, что у тебя может быть другой ребёнок от другой женщины!
– Он не мой. Я знаю, что это не так, – я пристально смотрю ей в глаза. – И она подала иск не только против меня. А и против Джонни.
– И это просто чертовски здорово! Эта женщина утверждает, что или ты, или твой мёртвый лучший друг обрюхатил её много лет назад. В смысле, что это за чертовщина? Вы трахали одних и тех же женщин? На самом деле, знаешь что? Я не хочу этого знать!
Она прижимает руки к ушам, яростно качая головой. Затем её руки падают вниз, и она опускает взгляд на ноги.
– Почему именно сейчас? Чего она хочет? – шепчет она.
Я слышу отклик слёз в её словах, и у меня такое чувство, что моё сердце раскалывается.
– Она умирает, – я прочищаю горло. – И она единственная семья, что есть у ребёнка. Может быть, она... я не знаю. Возможно, она ищет кого-то, кто позаботится о нём, когда она умрёт.
Тру впивается глазами в мои. Они наполнены злостью и слезами. Она отводит взгляд, её губы скривлены в отвращении, по-видимому, ко мне. Я чувствую её презрение, как руку, обхватывающую моё горло, чтобы задушить меня.
– Честно говоря, я не знаю, что, чёрт возьми, с этим делать, Джейк. В смысле, мне просто... Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужно время подумать, – она пересекает кухню и направляется к двери.
Когда она проходит мимо меня, я хватаю её за руку, останавливая.
– Не уходи, Тру. Пожалуйста. Просто останься и поговори со мной.
– Нет, – она вырывает свою руку из моей, встречая мой взгляд. Её глаза наполнены злобой. – Ты последний человек, с которым я хочу говорить прямо сейчас. Я услышала от тебя достаточно, чтобы мне чертовски хватило на всю оставшуюся жизнь.
Я смотрю, как она уходит из кухни. Затем хлопает входная дверь и через минуту заводится её машина.
И я не иду за ней.
Я отпускаю её.
Глава 4
Сигарета в моей руке освещает темноту, окружающую меня, когда я затягиваюсь. Это моя шестая сигарета с тех пор, как Тру ушла несколько часов назад.
Мне пришлось заставить себя не идти туда, где, как я знаю, она сейчас находится, – у Симоны и Денни.
Симона – лучшая подруга Тру. Она замужем за одним из моих лучших друзей и по совместительству барабанщиком моей группы, Денни.
Конечно же, я знаю, где она. Я всегда знаю, где Тру. Я отследил её по GPS в её телефоне и машине, и это не жутко. Она знает. Это всё из-за аварии и из-за того, что Тру и дети – главные мишени для фанатов и преследователей из-за того, кем я являюсь.
Прямо сейчас Дейв, мой надёжный телохранитель, сидит перед домом Денни и следит за тем, чтобы с ней всё было в порядке.
Не то чтобы она в порядке. Я не в порядке.
Но я надеюсь, что она оправится, в конце концов.
Прямо сейчас я пытаюсь дать ей пространство, о котором она попросила. Я понимаю, что ей нужно время, чтобы обдумать это. Вот такая она, Тру.
И я знаю, что Денни не в курсе про иск об установлении отцовства. Если бы он знал, то уже бы позвонил мне.
Я не хочу скрывать это от него или Тома Картера, басиста моей группы и ещё одного из моих лучших друзей. Мне повезло с друзьями.
И Том, и Денни заслуживают знать, так как это касается и Джонни, но я просто хочу поговорить с Тру, а затем сделать этот чёртов тест ДНК, прежде чем поговорю об этом с кем-то ещё.
То есть, какой смысл разговаривать о том «а что, если»? Думаю, следует сначала узнать результат, а уже потом рассказывать кому-то и разбираться с этим.
Я просто... Я уверен, что этот парень не мой.
Но... я хочу, чтобы он был Джонни. Я отчаянно желаю, чтобы отцом ребёнка, чья мать умирает, был Джонни, которого постигла та же участь, потому что эгоистичная часть меня хочет вернуть частичку моего лучшего друга.
Это неправильно?
Я стряхиваю пепел с сигареты в самодельную пепельницу, стоящую на полу между моих ног. На самом деле, это одна из керамических чашек Тру, которую она обычно наполняет каким-то ароматическим дерьмом. Ну, ароматическое дерьмо исчезло, и теперь она наполнена пеплом и окурками.
Хоть я понимаю, почему ей нужно было уйти, это не значит, что я не расстроен и не злюсь.
Поэтому, да, то, что я испортил одну из её керамических чаш немного успокаивает меня.
Было время, когда я громил всё вокруг и ломал какие-то вещи, причиняя определённый ущерб, чтобы почувствовать себя лучше после каких-то хреновых новостей или какого-то плохого происшествия, выводившего меня из себя.
Теперь я выпускаю пар, портя дерьмовую маленькую чашку Тру.
Жалкое зрелище, знаю.
Я поднимаю свой стакан, расположенный рядом со мной на шезлонге, на котором я сижу, и делаю глоток виски.
В последнее время я почти не пью и не курю. Курить бросил вскоре после рождения Джей-Джея. Но будь я проклят, если сегодня ночью я в этом не нуждаюсь. Поэтому я достал спрятанные экстренные запасы.
Я ставлю стакан на пол возле пепельницы, прежде чем снова прикурить сигарету. Выдыхая дым, я смотрю на мерцающие огни Лос-Анджелеса, желая многих вещей.
Желая, чтобы моё прошлое было другим. Чтобы это не происходило сейчас. Я хочу, чтобы моё прошлое уже в который раз не причиняло боль Тру. Хочу, чтобы Джонни был всё ещё жив.
Через динамики из внутренней системы, которую мы установили в доме, начинает пробиваться музыка АйЭнИксЭс «Нас никогда не разлучить» (прим. ред.: INXS «Never Tear Us Apart»). Я знаю, что Тру уже дома, и знаю, что она говорит со мной. Музыка – это то, как мы всегда разговариваем. И я воспринимаю эту песню как хороший знак.
Я оглядываюсь через плечо, и обнаруживаю её в дверном проёме. Она выглядит так же красиво, а, может быть, и ещё прекраснее, как в тот день, когда она вернулась в мою жизнь много лет назад.
– Ты куришь, – тихо говорит Тру.
– Да, извини, – я бросаю сигарету в чашу и отталкиваю последнюю ногой.
– Не извиняйся. Если бы я курила, то мне бы понадобилась одна прямо сейчас, – она опускает взгляд на свои босые ноги, подгибая пальцы ног и проводя своими руками вниз по юбке.
Из-за этого я хочу прикоснуться к ней. Мне нужно прикоснуться к ней.
Её глаза возвращаются к моим, и боль в них ранит меня.
– Прости меня за то, что ушла. Я знаю, что должна была остаться и поговорить. Я просто...
– Разозлилась.
– Да, – она выдыхает.
Тру по-прежнему стоит в дверном проёме. Слишком далеко.
Она нужна мне здесь.
– Иди сюда, – в моём тоне нет места возражениям.
И она не спорит, когда направляется ко мне.
Тру садится рядом со мной, но я тяну её к себе на колени. Когда её ноги оказываются по обе стороны от моих бёдер, я обнимаю её за талию. Зарываясь лицом в её грудь, я тут же вдыхаю её запах.
Эти ощущения, когда я держу Тру в своих руках, вдыхая её запах, всегда успокаивают меня.
– Я хочу злиться, – тихо говорит она. Однако её руки говорят мне об обратном, когда она нежно пропускает мои волосы сквозь свои пальцы. – Но я не могла перестать думать о тебе, о том времени, когда ты был ребёнком... и твой отец ... и если бы у тебя не было нас...
Я откидываю голову назад, глядя ей в глаза. В них отражается прошлое и настоящее. Этот взгляд навевает воспоминания тех вещах, о которых я не думал уже долгое время. И я ненавижу то, что она думает о них сейчас, то, о чём это заставляет её думать, причиняя ей боль.
Если Тру больно, то и мне тоже. Мы связаны.
Она часть меня.
Лучшая часть.
– Я не хочу, чтобы этот мальчик был твоим, – её голос стихает, и в её глазах появляются слёзы. – Но как мать... я всё время думаю, если бы это был Джей-Джей, Билли или Белль... Я просто не смогла бы смириться с мыслью, что ребёнок останется один, без матери. И... – она увлажняет свои сухие губы языком, – что бы ни случилось, Джейк, я буду рядом с тобой. Я всегда рядом с тобой.
И, чёрт возьми, в этот момент я люблю её больше, чем за все годы вместе взятые.
– И чем я только заслужил тебя? – у меня хриплый голос, а комок в горле размером с Техас.
– Полагаю, тебе просто повезло, – она пожимает плечами, мягко улыбаясь и поддразнивая меня.
Я прижимаю своими губами к её, благоговейно целуя её, потому что она заслуживает того, чтобы её так целовали, потому что её всегда следует так целовать. Да, она заслуживает лучшего, чем я, но я эгоист и хочу её. Я просто молю Бога, чтобы, проснувшись однажды утром, она не осознала этого.
– На вкус ты как в прошлом, – шепчет она мне в губы.
Не знаю, хорошо это или плохо, но прямо сейчас я боюсь спрашивать её об этом. Она усиливает хватку в моих волосах, а её бёдра сжимают мои. Тру целует меня сильнее, и я знаю, что это хороший знак.
Когда она отрывается от моих губ, я возбуждён и хочу быть внутри неё. Независимо от того, что происходит или происходило в нашей жизни, я всегда хочу её. Ничто не так успокаивает мой разум и тело, как быть похороненным глубоко внутри Тру.
Она кладёт руки мне на щёки, закрывая глаза.
– Я знаю, что не идеальна.
– Я думаю, что ты чертовски идеальная.
Легкая улыбка появляется на ее губах, когда она медленно качает головой.
– Я буду чувствовать себя обманутой, если Джей-Джей... если окажется, что он не твой первенец. Я, возможно, захочу вопить и кричать, и мне, может, и ненавистна сама мысль о том, как это повлияет на наших детей, но я сделаю всё возможное, чтобы скрыть свои чувства и найду способ, чтобы мы смогли пройти через это. Итак, я пытаюсь сказать... Я знаю, что это будет непросто, Джейк, и я могу обидеться и рассердиться, если этот мальчик будет твоим...
– Он не мой.
Она делает паузу, смотря на меня.
– Ты не можешь быть в этом уверен.
– Да, могу.
– В этой жизни нет ничего, в чём можно быть уверенным, Джейк.
– Я уверен в том, что чувствую к тебе. Я люблю тебя всю свою жизнь, Тру. В ней не было ни одной секунды, когда я не любил тебя, и я буду любить тебя до тех пор, пока мою чёртову чёрную душу, пиная и крича, не вытолкают с этой земли в ад. Но и тогда я буду продолжать любить тебя и там.
– У тебя не чёрная душа. И ты не попадёшь в ад, – в её голос прокрадываются нотки веселья.
Зная, что я ослабил её боль, даже на долю секунды, я чувствую себя достойным её – даже, если это длится всего лишь долю секунды.
– Ну, я уверен, что, чёрт возьми, не попаду на небеса, дорогая. Послушай... – я беру её за руку и, целуя ладонь, сплетаю наши пальцы. Удерживая их перед своим лицом, я заглядываю ей в глаза.