Текст книги "Жажда жизни (ЛП)"
Автор книги: Саманта Тоул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Annotation
Жизнь Индии Харрис началась несладко. Она и ее брат-близнец Кит, брошенные младенцами, проживали с приемными родителями, полагаясь лишь друг на друга. В юношестве же отношения не с тем мужчиной привели к беременности Индии. Желая дать сыну все то, чего не было у нее, она пошла в колледж и окончила его с отличием.
В свои тридцать лет она уважаемый высококлассный психотерапевт.
У находящегося в лучшей форме Леандро Сильвы, пилота Формулы-1, было все – до аварии, в которой он взглянул смерти в лицо. После длительной двенадцатимесячной физиотерапии Леандро способен продолжить участие в гонках физически, но что-то в голове не дает ему вернуться на трассу. Раздраженный и обозленный от бессилия, Леандро дни и ночи заполнял реками алкоголя и безликими женщинами.
Согласно подписанному им в прошлом году контракту, он знает, что должен выехать на трек снова, либо лишится всего, к чему стремился и ради чего работал все эти годы. Вынужденно отправившись на сеанс психотерапии, чтобы вернуть прежнюю жизнь, Леандро обнаруживает себя в кабинете доктора Индии Харрис.
Западать на его настороженного психотерапевта не входит в планы Леандро.
Испытывать противоречащие профессиональной этике чувства к ее пациенту, озлобленному бразильскому пилоту, не входит в планы Индии.
Но что, если неподходящий человек на самом деле подходит лучше остальных?
Перевод: Александра Журомская
Редактор и оформитель: Дарья Нефедьева
Обложка: Анастасия Токарева
Переведено специально для группы: Книжный червь / Переводы книгhttps://vk.com/tr_books_vk
Саманта Тоул
Жажда жизни
Оригинальное название: Samantha Towle – Revived ( Revved #2) 2015
Переведенное: Саманта Тоул – Жажда жизни (Заведенные #2) 2016
Перевод: Александра Журомская
Редактор и оформитель: Дарья Нефедьева
Обложка: Анастасия Токарева
Переведено специально для группы: Книжный червь / Переводы книг https://vk.com/tr_books_vk
Любое копирование без ссылки
на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Аннотация
Жизнь Индии Харрис началась несладко. Она и ее брат-близнец Кит, брошенные младенцами, проживали с приемными родителями, полагаясь лишь друг на друга. В юношестве же отношения не с тем мужчиной привели к беременности Индии. Желая дать сыну все то, чего не было у нее, она пошла в колледж и окончила его с отличием.
В свои тридцать лет она уважаемый высококлассный психотерапевт.
У находящегося в лучшей форме Леандро Сильвы, пилота Формулы-1, было все – до аварии, в которой он взглянул смерти в лицо. После длительной двенадцатимесячной физиотерапии Леандро способен продолжить участие в гонках физически, но что-то в голове не дает ему вернуться на трассу. Раздраженный и обозленный от бессилия, Леандро дни и ночи заполнял реками алкоголя и безликими женщинами.
Согласно подписанному им в прошлом году контракту, он знает, что должен выехать на трек снова, либо лишится всего, к чему стремился и ради чего работал все эти годы. Вынужденно отправившись на сеанс психотерапии, чтобы вернуть прежнюю жизнь, Леандро обнаруживает себя в кабинете доктора Индии Харрис.
Западать на его настороженного психотерапевта не входит в планы Леандро.
Испытывать противоречащие профессиональной этике чувства к ее пациенту, озлобленному бразильскому пилоту, не входит в планы Индии.
Но что, если неподходящий человек на самом деле подходит лучше остальных?
ПРОЛОГ
Тринадцать лет назад
ДВЕ РОЗОВЫЕ ПОЛОСКИ.
Снова просматриваю инструкцию.
Две розовые полоски… беременна.
Нет. Боже, нет.
Я не могу быть беременной. Не могу. Мне всего семнадцать. Я живу в общежитии. Я не могу завести ребенка. Я едва могу присмотреть за собой.
Все в порядке, Индия. Пол будет знать, что делать.
Он старше, ответственнее. Он все исправит.
Но никто не должен узнать, что я беременна. Если кто-то выяснит, что мы с Полом спим вместе, у него будут проблемы. Большие проблемы.
Просто я боюсь рассказывать ему. Вдруг он подумает, что я забеременела умышленно?
Кит. Нужно рассказать Киту. Он мой брат-близнец и лучший друг. Ему будет ясно, как с этим справиться.
Но если Кит узнает обо мне и Поле, то убьет Пола. Мой брат серьезен, когда дело касается моей защиты. И, хотя ему только семнадцать, он довольно крупный для своего возраста.
О боже, ну и дела!
Раздается стук в дверь ванной в общежитии, где я живу. В этом месте не бывать покою.
– Минуту! – кричу я.
Трясущейся рукой убираю тест обратно в коробку, запихиваю его в карман куртки и застегиваю молнию. Мою руки, спускаю воду в туалете и открываю дверь.
Зара, наишумнейшая корова в мире, стоит с другой стороны.
– Ты там уже вечность. Чем ты там занималась? – Она смотрит на меня с подозрением.
– Тем же, чем там собираешься заняться ты. – Я прохожу мимо нее без единого слова.
Я не могу пойти к себе в комнату. Нужно убираться отсюда.
Мне нужно поговорить с Полом.
Сегодня его здесь нет. Он должен быть дома.
Я отправляюсь к нему.
Наверное, прежде мне стоит написать ему, оповестить о визите. Мне всегда следует перед приездом к нему отправлять сообщение.
Он беспокоится, что люди могут узнать про нас, потому просит меня убеждаться, что ехать к нему безопасно.
Но теперь ничто не кажется безопасным.
У меня будет ребенок.
Уходя из общежития, я искусно избегаю Кита.
Сажусь в автобус, чтобы побыстрее добраться до квартиры Пола.
Выхожу из транспорта и на трясущихся ногах направляюсь к нему домой, до его двери мне приходится пройти два лестничных пролета.
Звоню в дверной звонок.
Нет ответа. Но я знаю, что он здесь, потому что в коридоре стоит его велосипед.
Снова звоню и снова ничего.
Может, он в душе и не слышит меня.
Решаю проверить дверь. Если он находится дома, то редко ее запирает.
Ручка повернулась.
Я захожу и прохожу в гостиную.
Не здесь.
И не на кухне.
Иду мимо ванной. Я не слышу звук бегущей воды.
Затем слышу голоса. Не один голос. Они раздаются из его спальни.
И мое сердце упало.
Нет. Прошу, нет.
Страх заполняет меня, словно яд. Я борюсь за воздух. Тело начинает трясти, сердце колотится о ребра.
Заставляя себя двигаться, я останавливаюсь у двери его спальни. Дрожащей рукой поворачиваю ручку.
Мое упавшее сердце проваливается подобно камню.
Пол на кровати. Лежит голый, а на нем сидит женщина. Голая женщина.
Совершенно очевидно, у них секс.
Иисусе.
Рукой я хватаюсь за живот. Боль настолько сильна, что растекается по всему моему телу.
Слезы застилают глаза.
Он сразу же видит меня и его лицо бледнеет. Шок и страх искажают его черты.
Он хватает женщину за руки и останавливает ее, прекращая ее старания.
Затем она поворачивается ко мне лицом.
Девочка.
Девочка, которую я знаю. Кэсси. Она живет в том же общежитии, что и я.
И ей четырнадцать.
К горлу подступает желчь.
Спотыкаясь, я ухожу из квартиры Пола под аккомпанемент его вопящего голоса.
Я выбегаю из дома, направляясь прямо к автобусной остановке, которая, к счастью, пуста. Прячусь за задней стенкой крытой остановки, чтобы Пол не смог меня увидеть.
Утираю слезы на щеках.
Кэсси. Ей всего четырнадцать.
Но разве мне самой было не пятнадцать, когда Пол начал спать со мной? Тогда казалось романтичным, что меня хотел мужчина, но теперь, когда я увидела его с ней… это кажется неправильным.
Почему я не увидела этого раньше? Почему не увидела, что он за мужчина?
Теперь я беременна от мужчины, работающего в общежитии.
От мужчины, предпочитающего заниматься сексом с девочками-подростками.
Меня рвет, и я не могу остановиться.
Когда сильная тошнота дошла до финальной точки, я попыталась восстановить дыхание. Мозг работает со скоростью миля в минуту.
Отойдя прочь от собственных зловонных рвотных масс, я останавливаюсь в стороне, оставаясь вне поля зрения. С прижатой к животу рукой спиной прислоняюсь к автобусной остановке. Медленно достаю из кармана телефон и нажимаю на быстрый номер, звоня единственному человеку, что есть у меня в этом мире.
Кит отвечает после первого же гудка.
– В чем дело?
Интуиция близнеца. Мы с Китом всегда знаем, когда у другого возникают проблемы.
– У меня проблема. – По моим щекам стекают слезы.
– Какого рода проблема?
– Я-я… я беременна.
Тишина.
Но я слышу его дыхание на линии.
– Кит?
– Где ты? – Его голос пронизан разочарованием.
Это полоснуло меня сильнее всего.
Из меня вырывается всхлип. Делаю глубокий вдох.
– На автобусной остановке.
– На какой?
Прежде чем заговорить, я задерживаю дыхание.
– Которая рядом… с квартирой Пола.
Снова тишина.
Ему не нужно ничего говорить. Я слышу это в его молчании.
Так Кит воспринимает события. Не злится, не кричит. Его ярость в его молчании, и оттого кажется куда более оглушающей.
– Сейчас же еду за тобой. – По голосу слышно, что он едва сдерживается.
– Не злись на меня, Кит. Прошу, – всхлипываю я.
– Я не злюсь на тебя, Индия. – Его голос стал чуточку мягче.
Но он всегда зовет меня Инди. Он зовет меня Индией только когда злится на меня.
– Я зол на этого мудака. Нет, я больше, чем зол. Я в ярости. Я убью этого ублюдочного извращенца!
– Кит… нет! Прошу!
– Я сейчас приеду, Индия. И только, блядь, двинься с места. Я серьезно.
Затем он исчез, а я осталась стоять с телефоном в руке. С ощущением, что моя жизнь кончена, и моля Бога все исправить.
ПРОЛОГ
Год назад
ЗАКРЫВАЯ ГЛАЗА, я про себя повторяю слова моего героя, великого Айртона Сенны, как делаю каждый раз перед гонкой.
«Быть вторым значит быть первым из проигравших».
Перед тем, как забраться в болид, я молюсь, чтобы в этот раз получилось.
Я не могу проиграть.
Мне необходимо победить в этой гонке.
Мои очки упали, но я на поул-позиции. Но никуда не делся Каррик Райан, заноза в моем заду, способный сделать меня снова, если сегодня я не выкину какой-то неожиданный финт.
(Здесь и далее прим. пер. Поул-позиция (поул-позишн) – первая позиция на стартовой решетке, которую получил гонщик, показавший лучший результат на квалификации, скоростном заезде пилотов перед гонкой для определения их стартовых позиций во время гонки.)
Я, черт подери, могу.
Я, мать его, Леандро Сильва.
Я тот, кем мужчины хотят быть.
Надевая шлем, я скольжу в кокпит.
Фокусировка – сейчас все.
Моя жизнь охеренна. И я могу сделать ее лучше, если сегодня увезу домой золото.
Если сегодня возьму первое место, Бразилия будет любить меня еще больше.
Мой механик передает мне руль. Я прилаживаю его на место.
Я готов.
Я киваю, чтобы дать знать моим механикам, что готов. В моем ухе начинают раздаваться голоса.
Я выезжаю на пит-лейн и начинаю прогревочный круг.
(Пит-лейн – часть гоночной трассы, на которой располагаются боксы команд (гаражи) и, где производятся пит-стопы (остановки для смены шин или других необходимых операций с болидом).
(Прогревочный круг – круг на квалификации или перед гонкой для прогрева шин болида.)
Теперь я на стартовой решетке вместе с другими пилотами.
Мотор ревет, я более чем готов.
Красный…
Красный…
Красный…
Красный…
Красный…
Вперед!
Я с силой давлю по акселератору и начинаю мчаться рядом с другими болидами, набирая обороты.
Довольно скоро я лидирую. Райан на хвосте, но если буду продолжать в том же духе – золото мое. Я уверенно иду к победе.
Заполучить победу в родной стране… нет ничего лучше. Ну, разве что заполучить чемпионство.
Я доезжаю до угла. Поворачиваю руль.
Какого хера? Он застрял. Не могу повернуть его.
Черт! Я дергаю руль, пытаясь развернуться, но тот не поддается, а угол приближается слишком быстро.
В ухе слышатся паникующие голоса. Они знают, что что-то не так, но я не могу говорить, слишком сконцентрирован на том, что происходит в данный момент.
Давай, крошка. Поворачивайся.
Вне зависимости от моих действий, руль остается заклинившим, и я не смогу повернуть вовремя.
Ох, боже.
Я знаю, что ничего не могу поделать.
Вот и все. Мне конец.
Стена приближается слишком стремительно. Я закрываю глаза.
Столкновение жесткое настолько, насколько и ожидал. Чувствую, как тело дробится на части.
Боль… мучительная.
Кожа… горит.
В легких дым.
Не могу дышать…
Тьма.
Глава первая
Бывало ли у вас ощущение, что вы знаете, почему вы там, где есть, но не уверены, то ли это место, где вы должны быть?
Именно так я себя чувствую, сидя в приемной моего нового психотерапевта, доктора Индии Харрис.
Ну, я говорю «нового», потому что это наша первая встреча.
Как я, черт побери, дошел до такого? Когда я стал вот этой версией самого себя? Мужчиной, нуждающимся во встрече с психотерапевтом.
Безусловно, я знаю ответ на этот вопрос.
В день аварии. В день, когда я почти умер.
То есть, технически, я умер, но доктора умудрились меня воскресить.
Досадно.
Иногда я думаю, что гораздо лучше было бы, если бы они не смогли этого сделать. Сейчас я и наполовину не тот мужчина, которым когда-то был. Лишь слабая и жалкая версия себя, неспособная забраться в обычную машину, что уж говорить о гоночной.
Я не могу водить. А без этого я – никто.
И теперь мне нужно встретиться с проклятым психотерапевтом в последней, отчаянной попытке вернуться в машину.
Итак, я здесь, чтобы увидеться с доктором Харрис, потому что она, похоже, одна из лучших.
Она исправит меня.
Часть меня даже заинтригована, возможно ли это вообще, ведь я знаю, насколько на самом деле я в раздрае. И чтобы вернуть прежнего Леандро Сильву, она должна сотворить настоящее гребаное чудо.
Мир же задается вопросом, какого черта приключилось с Леандро.
Я здесь по собственному выбору? Нет.
Меня заставила команда. Ладно, «заставила» звучит жестко. Они не тащили меня сюда силком с ударами и криками. Я связан контрактом, так что сейчас мне платят за ничегонеделание.
Я сижу на попе ровно, напиваюсь и трахаю женщин.
Я не зарабатываю свои деньги.
На последней встрече мне в недвусмысленных выражениях было сказано, что если я не вытащу свою голову из задницы и не вернусь к гонкам, то контракт не будет продлен.
В этом есть смысл. Кто захочет тратить миллионы фунтов на пилота, не участвующего в гонках?
Мама была бы счастлива, если бы я никогда не возвращался на трассу.
Но коллеги и друзья считают, что пришло время мне справиться со своими проблемами.
В частности, один из друзей – человек, которого еще год назад я бы и не подумал так называть – Каррик Райан. В прошлом мой соперник, сейчас же, на удивление, ближайший друг.
После аварии он и его девушка, ныне жена, Энди, навещали меня в больнице в Бразилии.
Каждый раз, когда они приезжали в Бразилию к ее маме, или чтобы Каррик принял участие в гонках, что бывало достаточно регулярно, они приходили навестить меня.
Затем мы с Карриком начали общаться по телефону.
Когда я понял, что он не придурок, каким я его считал, мы стали друзьями.
Доктор Харрис – психотерапевт Энди. Она и порекомендовала мне доктора. Энди встречается с ней, чтобы справиться со своими страхами, связанными с гонками Каррика, возникшими из-за смерти ее отца на гоночной трассе, когда она была ребенком. Он умер прямо на ее глазах. И это сломило ее.
Энди и Каррик убеждают меня, что доктор Харрис будет способна помочь мне.
Потому моя задница и покоится в кресле в комнате ожидания.
В нетерпении я бросаю взгляд на часы, пальцами стуча по стулу.
Мой прием должен был начаться пять минут назад.
Ненавижу ждать.
Жду еще пять минут и иду отсюда.
Взгляд переместился на журнал на столе. Из-под глянца о моде выглядывало спортивное издание. Наклонившись вперед, я вытаскиваю его и сразу же жалею об этом.
На обложке моя фотография, а заголовок гласит: «Так выглядит обратная сторона Формулы-1».
Мило.
Теперь я обратная сторона Формулы-1. Приятно знать.
Я уже знаю, что обо мне говорят СМИ. Как я превратился из великого гонщика в пьяницу и шлюху.
Насчет шлюхи они не ошибаются. Ну, шлюха – слишком жестко сказано. Я не прошу плату за свои услуги. И я бы не сказал, что я пьяница. Просто люблю выпить – много.
Не стоило читать статью. Я это знаю, но садистская часть меня начала переворачивать страницы.
Найдя статью, глазами сканирую текст и обнаруживаю всё то же дерьмо.
Почему Сильва больше не участвует в гонках? Физически он здоров. Психологические проблемы? Страх перед гонками из-за аварии? Потому он пьет – топит отчаяние в алкоголе? Какая жалость – наблюдать такое драматическое падение всеобщего любимчика и некогда великого пилота.
Разочарование и ярость сдавили грудь, словно клещи.
К черту. Я не обязан видеть это дерьмо.
Даже если я не могу гоняться, это не значит, что мне это необходимо.
Мне не нужны гонки. Мне просто нужно напиваться и трахаться. Это все, что мне сейчас нужно. И всегда будет нужно.
Лжец.
Я лжец и трус. И именно потому я сижу в комнате ожидания, чтобы встретиться с психотерапевтом.
Может, мне нельзя помочь.
Я бросаю журнал на стол и поднимаюсь на ноги, готовый уйти, как двери открываются, открывая лучший образец того, во что я бы сейчас забурился.
Взглядом я пробегаюсь по подтянутым, стройным ногам, обтянутым юбкой-карандашом, которую я бы с радостью задрал, чтобы увидеть, без сомнений, изумительную киску. В юбку заправлена бледно-розовая блузка, прикрывающая пару грудей, размер которых кажется фантастическим. На ее плечах лежат шелковистые волосы цвета блонд. Волосы, в которых я бы с наслаждением запутался руками, пока трахал бы эти ярко-красные губы, получая удовольствие от зрелища размазывающейся по моему члену алой губной помады.
Член пульсирует в джинсах, более чем готовый сделать ей предложение.
– Мистер Сильва, – она делает шаг вперед. – Я доктор Харрис. Но, прошу, зовите меня Индия.
Она доктор Харрис?
Эта «задери свою юбку повыше и дай мне трахнуть тебя сейчас же» женщина – мой психотерапевт.
Просто зашибись. Я не могу трахнуть своего психотерапевта.
Я сдерживаю свой член и, когда говорю, улыбаюсь ей лучшей улыбкой, которая всегда заставляет женские трусики упасть на пол.
– А вы можете называть меня Леандро.
– Леандро. Хорошо.
Я ясно вижу, как ее щеки покраснели. Так же вспыхивают все женщины, что хотят меня трахнуть.
Прекрати. Она твой психотерапевт.
Пока еще нет. Это только мой первый сеанс, чтобы увидеть, понравимся ли мы друг другу.
Можем и не понравиться.
Кого я обманываю? Она мне определенно нравится. Ну, она будет мне нравиться до тех пор, пока я не кончу, после чего я не захочу с ней повторных встреч.
Действительно ли я хочу потерять возможность получить помощь от блестящего психотерапевта из-за прихоти трахнуться, когда могу сделать это позже с какой-нибудь другой девицей?
– Я извиняюсь, что немного опоздала на нашу встречу.
– Никаких проблем. – Я следую за ней в ее кабинет.
Обычный кабинет психотерапевта, все в нейтральных тонах и призвано успокаивать. Не то чтобы я бывал в кабинетах психотерапевтов прежде.
– Прошу, садитесь, – она указывает на удобно выглядящее кресло, сама садится в такое же, расположенное напротив, всего в нескольких футах от меня, и разделяет нас лишь кофейный столик. – Может, вы хотели бы попить, прежде чем мы начнем?
– Нет, все в порядке. Спасибо, – говорю, пока глазами изучаю ее ноги, которые она только что скрестила.
Она прочищает горло, отрывая мой взгляд и направляя его выше, к ее глазам.
Потянувшись вперед, она поднимает журнал из манильской бумаги и кладет его себе на колени.
– Итак, это наш ознакомительный сеанс. Он поможет узнать о тебе немного больше и понять, какого рода помощь тебе нужна. Также благодаря этому сеансу ты узнаешь меня и увидишь, подходим ли мы друг другу, и думаешь ли ты, что я смогу тебе помочь.
Мы определенно подходим друг другу. Она голая, я в ней.
Кажется, мы бы сошлись идеально.
– Я буду делать записи, если тебе это не доставит неудобств. Некоторые психотерапевты предпочитают записывать сеансы на кассеты, но мне ближе ручка и бумага.
– Нормально. Без разницы. – Я слегка улыбаюсь ей, так что не кажусь придурком, какой я есть на самом деле.
Она отвечает на улыбку и наши взгляды встречаются.
Я прочувствовал эту улыбку вплоть до моего члена.
Она отводит взгляд в сторону, смотрит на журнал. Открывая его, она поднимает ручку со стола и держит ее напротив страницы.
– Итак, давай начнем с причины, почему ты здесь.
Сказать ей, почему я здесь.
Я здесь, потому что моя жизнь пошла под гребаный откос. Из-за одной аварии.
Не хочу перед кем-либо звучать ноющим говнюком, но знаю, что лучше признаться в своем дерьме этой женщине.
– Это была авария. – Мой голос ровный.
Она кивает и начинает записывать.
– На трассе. Я пилот, гонщик.
– Привела ли эта авария к серьезным травмам? – Ее взгляд встречается с моим. Она смотрит на меня так, словно не знает, а в ее словах явственно слышится абсолютное незнание.
Я думал, что мир знал обо мне все.
Но, может, не она.
Понимание этого немного расслабляет меня, и откуда-то берется желание рассказать этой женщине все.
Сильнейшие страхи. Сожаления. О ненависти к самому себе, которую я чувствую из-за собственной немощности.
– Да. – Я делаю глубокий вдох. – Обе ноги были сломаны. Запястья были раздроблены. Были обширные переломы ребер. Но все эти травмы были самой легкой частью. – Я злобно усмехаюсь. – Худшим были… взрывной перелом нижних позвонков и субдуральная гематома. – Я пальцем стучу по голове в месте, где находится скрытый отросшими волосами шрам. – Когда я был на операционном столе с открытой черепушкой, мое сердце перестало биться. – Делаю глубокий вдох. – Технически, я был мертв около минуты.
– И какие ощущения от осознания того, что ты умер?
Я приподнимаю плечо в полу-пожимании, словно это ничего не значит. Но это очень важно.
– Не знаю. Но я знаю, чего я не ощущаю.
– Чего же?
– Жизни. Я не чувствую себя живым. Я знаю, что это должно бы заставить меня чувствовать себя более живым, чем когда-либо. Но это не так.
– Почему?
– Потому что я не могу участвовать в гонках. Без гонок я ничто.
– Ты уверен в том, что это правда?
– Если бы не было ею, я не оказался бы здесь.
Ее глаза отрываются от меня, она смотрит на написанные ею слова.
– Ты не участвовал в гонках со дня аварии?
– Нет.
– Физически ты способен водить машину? Травмы не препятствуют этому?
– Нет, не препятствуют. Я проходил реабилитацию год, делая все возможное для того, чтобы вернуться в машину. – И теперь не могу, потому что я чертов трус.
– Итак, это не тело удерживает тебя от гонок. Твой разум.
– Я бы, блядь, не был здесь, если бы это было не так. – Я не хотел ругаться или огрызаться, но ничего не мог с собой поделать. Но также я и не извинился за это, потому что я козел.
Наши взгляды встречаются, ее взгляд тверд.
– Что насчет поездок в роли пассажира? Как тебе это?
– Справляюсь. – Едва.
– Та же степень паники, что при попытке водить?
– Нет. Немного легче. Не так плохо.
– Ты страдаешь от панических атак?
Я хмурюсь.
– Только когда пытаюсь вести машину, – бормочу тихо.
Мне нелегко признавать, что у меня есть панические атаки.
Она снова скрипит бумагой. Скрежет ручки по бумаге доводит меня до раздражения. Это и ее чертовы ноги, ее грудь, которая вздымается и опадает при каждом ее вдохе и выдохе.
Я больше не хочу говорить. Я просто хочу ее трахнуть и не думать о своих дерьмовых проблемах. Похоронить себя в ее теле так глубоко, чтобы я мог думать лишь о ней, видеть и чувствовать только ее.
– Теперь, когда ты не участвуешь в гонках, как ты проводишь свое время?
Я жестко рассмеялся.
– Вам глянцевую или реальную версию?
– Правду. Я хочу, чтобы ты всегда говорил мне только правду. Если тебе кажется, что прямо сейчас ты не можешь ею поделиться, это нормально. Но никакой лжи. Я не смогу помочь, если ты будешь лгать мне.
– Ладно. – Я выдыхаю. – Как я провожу свои дни? Сожалею о прежних днях, тоскую по жизни до аварии и забочусь о похмелье. Затем иду в бар, напиваюсь, цепляю женщину. Веду ее в отель, к ней домой, в переулок, в туалет бара, плевать куда, и трахаю ее. Абсолютно то же самое я делаю на следующий день, и через день, и в любой другой после.
Это первый раз, когда я перед кем-то обнажаю свою жизнь.
И она даже не вздрогнула. Полагаю, она должна была слышать много разного дерьма.
– Все еще думаете, что можете мне помочь? – Смотрю на нее с вызовом.
– Да. – Она одаряет меня твердым взглядом. – Ты пьешь, чтобы скрыть свои чувства. Уверена, мне не нужно говорить, что это плохая идея. Алкоголь – твоя зависимость?
– Прямо в точку, – рассмеялся я, но смех получился глухим, даже для моих ушей.
Я так давно смеялся по-настоящему, что уж и забыл эти звуки.
Она перестала скрещивать ноги. И мое внимание мгновенно перенеслось на них. У нее великолепные гребаные ноги. И на ней чулки. Интересно, есть ли под этой юбкой пояс с резинками?
– Прости, если это задевает тебя, но я так работаю. Я могу задать вопрос и заставить почувствовать дискомфорт. Тебе не нужно отвечать, но, если все же ответишь, мне это поможет оказать помощь тебе.
– Нет, я не зависим.
– Уверен?
– Уверен. Я не пьяница.
– Что ты чувствуешь, если думаешь о том, чтобы не пить снова?
Я задумался на мгновение.
– Ничего не чувствую. – Сомневаюсь, что что-то сможет заставить меня чувствовать.
– И все же, я бы рекомендовала обратиться к кому-нибудь по поводу употребления алкоголя. Я знаю чудесную группу, которая справляется с состоянием…
– Я не алкоголик, – огрызаюсь я. – У меня есть проблемы, но это не одна из них.
Она смотрит на меня с осторожностью.
– Ладно. Оставим это… пока. – Она кладет ручку на журнал, лежащий на ее коленях, и смотрит на меня.
Ее красные губы медленно размыкаются, и я могу думать только о том, как размазываю эту помаду по ее рту поцелуем.
– Наше время почти подошло к концу. Первый сеанс всегда короткий. В следующий раз у нас для разговоров будет целый час.
Я знаю, что бы я предпочел делать с ней шестьдесят минут, и это не включало в себя так уж много разговоров.
Но она лучшая, а мне нужно стать лучше.
– Есть ли у тебя что-то такое, о чем ты хотел бы поговорить, прежде чем закончится наш сеанс? Мысли или чувства, о которых мне следует знать?
Я хочу трахнуть тебя.
– Нет. А вообще есть. – Я чешу нос. – Мне нужно вернуться на трассу к январю, самое крайнее к середине января, чтобы я смог подготовиться к старту Гран-при в марте.
Она кладет журнал и ручку на стол и бросает взгляд на настенный календарь, на котором значится нынешний месяц – ноябрь.
– У нас три месяца. В крайнем случае, три с половиной.
– Невозможно? – Слабая часть меня хотела, чтобы она ответила утвердительно, чтобы у моей трусости было оправдание. Я борюсь с этим.
– Нет. Мне нравятся испытания. – Ее губы сложились в мягкую улыбку, заставляя меня улыбнуться. – Но это означает интенсивное лечение. Мне нужно видеться с тобой по меньшей мере три раза в неделю. Готов к этому?
Я разгибаю пальцы, которые сжимались в кулаки.
– Готов.
– Хорошо. – Она соединяет ладони, как в хлопке, и поднимается с кресла. – Моя секретарша Сэйди свяжется с тобой завтра, чтобы занести в расписание твои приемы. Будем вносить их группами для интенсивного лечения.
– Ладно.
– Итак, увидимся через несколько дней, Леандро, и сможем начать твое возвращение на гоночную трассу.
Я следую за ней до двери, рассматривая ее качающуюся во время ходьбы попку. Она направилась к другой двери, не через которую я вошел.
– Это дверь на выход, – поясняет она. – Мои пациенты всегда выходят не через ту дверь, через которую вошли, потому что следующий уже может ожидать встречи. Большинство людей предпочитают анонимность, которую, как я понимаю, предпочел бы и ты.
Она придерживает для меня дверь открытой, предлагая выйти.
Я поворачиваюсь к ней лицом.
– Это не может просочиться в прессу, – говорю я ей.
Она улыбается мне с другой стороны дверного проема.
– Все, что ты скажешь мне в этой комнате, не выйдет за ее пределы. Здесь ты в безопасности.
Я киваю ей.
– Хорошо. Ну, увидимся через пару дней.
Разворачиваясь, я слышу звук закрывающейся за мной двери, и сбегаю вниз по лестнице. Внизу я выхожу за дверь, которая выводит меня на улицу.
Дыша свежим, промозглым воздухом, я пробегаюсь рукой по волосам.
Затем из кармана достаю телефон и набираю номер.
Я даже не даю ему возможности заговорить. Только слышу оповещение об ответе на звонок и начинаю говорить:
– Какого черта ты не сказал мне, что она выглядит вот так? – рычу я в телефон Каррику.
– И тебе привет. И кто выглядит вот так? – В его голосе слышится насмешка.
Ублюдок.
– Ты знаешь, о ком я говорю – о докторе Харрис, мудак. – Мой член начинает твердеть от одной лишь мысли о ней.
Иисусе. Кто я такой, черт подери? Подросток, у которого встает на привлекательную женщину?
Кого я обманываю? Она не привлекательная. Она великолепная.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Перестань корчить дебила. Ты знаешь, о чем я говорю. Может, ты и подкаблучник и восхищаешься Энди, но ты узнаешь горячую цыпочку, если увидишь ее. Мог бы предупредить меня.
– Прости, но эта мысль даже не закралась мне в голову. Да, она хорошо выглядит, но не в моем вкусе. Я и подумать не мог, что ты захочешь ее трахнуть. А вообще, забудь об этом. Сейчас ты набросишься на кого угодно, так что, на самом деле, моим предупреждением было, когда я сказал, что она женщина.
– Смешно, членоголовый.
– Мне нравится, когда ты говоришь мне грязные словечки.
– Отвали.
Он громко рассмеялся.
– Если не говорить о твоем желании трахнуть доктора Харрис, как все прошло? Энди она помогла сильно.
– Да, она хороша. Мне кажется.
– Как думаешь, она может тебе помочь?
– Она сказала, что может. – Только если я раньше не трахну ее и не испорчу все к хренам собачьим.
Глава вторая
РАДУЯСЬ, ЧТО УЖЕ ДОМА, я открываю входную дверь с коробкой пиццы в руке.
– Я дома, – кричу я.
– На кухне, – кричит в ответ Кит.
Сбрасывая туфли, я иду на кухню.
Кит и любовь всей моей жизни, Джетт – мой маленький мальчик, который больше не маленький – сидят вокруг стола, играют в карты.
– Привет, дорогой. – Я целую Джетта в макушку и кладу пиццу на стол.
– Привет, мам. Хороший день? – Он улыбается мне.
– Да. Хороший, но долгий.
– Слишком много работаешь.
Нежно потрепав его волосы, я обращаю внимание, что перед Китом на столе стоит пиво, а у Джетта есть кола. Из буфета достаю для себя бокал и наливаю туда белое вино, что открыла еще вчера. К моему возвращению за стол с бокалом вина и салфетками в руке коробка из-под пиццы уже открыта, и ее содержимое находится в процессе поглощения.
Одну салфетку бросаю Киту, вторую передаю Джетту. Сажусь рядом с сыном и вытаскиваю кусок до того, как они закончатся.
Кит может съесть пиццу сам, Джетт в этом умении от него не отстает.
У двенадцатилетнего Джетта так много от моего брата и от меня – и, слава богу, ничего от его отца. Не скажу, что любила бы его меньше, если бы сходство было. Просто рада, что в нем нет ничего от того мужчины.
