Текст книги "Тайный шепот"

Автор книги: Саманта Гарвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Элиза Пруитт дожидалась возвращения Бенедикта у подножия лестницы. Она сидела, аккуратно скрестив руки на коленях и с такой прямой спиной, что он понадеялся – Лиззи сидит здесь не слишком долго, иначе могло наступить серьезное переутомление.

– Мистер Брэдборн! – Она мельком глянула на свертки в его руках и встала, не дожидаясь, пока он закроет дверь. – Боюсь, с Харриет что-то случилось.

Бенедикт положил свои вещи на стол и уже снимал пальто, но, услышав слова Лиззи, замер. Он пристально вгляделся в ее лицо, пытаясь прочесть по ее лицу, что еще произошло за время его отсутствия. В мыслях пронеслись образы стрел и незнакомцев в капюшонах из мешков, и Бенедикт почувствовал, как все в груди сжалось.

– Что именно? – спросил Бенедикт отрывисто и требовательно, как нередко обращался к головорезам на лондонских улицах. – Она ранена?

– Этого я сказать не могу, сэр. Похоже, она чего-то здорово испугалась. Я хотела ее проведать, но она заперлась в своей комнате и не отвечает на мой стук.

Бенедикт, не дожидаясь, пока Элиза договорит, помчался вперед, споткнувшись на лестнице и перескакивая через две ступеньки кряду.

– Что ее напугало? – крикнул он, обернувшись.

– Пожар, – ответила Элиза. Она шла за ним, поднимаясь по лестнице очень чинно. – Она решила, что в особняке начался пожар. Колотила во все две; вытащила из комнаты мою мать и меня, заставила нас спуститься вниз, в безопасное место. С ее стороны было очень порядочно позаботиться обо всех. – Бенедикт остановился наверху и посмотрел на Элизу. Та покачала головой. – Но никакого пожара не было.

Бенедикт нахмурился.

Элиза вспыхнула и отвернулась.

Он подошел к двери Харриет и не мешкая взялся за ручку.

– Харриет, это Бенедикт. Я вхожу.

В комнате царила мешанина различных черных оттенков – мебель словно собрала все темные тени в помещении с задернутыми шторами. В открытую дверь падал конус света, прокладывая дорожку к кровати. Харриет вздрогнула и повернулась на другой бок, лицом к стене.

За тот краткий миг, пока она не отвернулась, Бенедикт успел разглядеть ее бледные щеки и покрасневший нос. Это было лицо женщины, старавшейся не плакать, и оно совсем не подходило Харриет – и не понравилось Бенедикту. Харриет была женщиной, привыкшей к шуткам, сохранявшей невозмутимость в присутствии чересчур заботливых матерей и вооруженных мужчин. Подумать только, как она расстроилась. Сердце Бенедикта болезненно сжалось.

Он закрыл за собой дверь, но прежде успел увидеть возле кровати открытый саквояж, из которого вываливалось шелковое платье. Тиски на сердце сжались еще сильнее.

Шаги Бенедикта показались слишком громкими ему самому. Он обошел кровать и опустился на колени у изголовья.

– Что случилось? – спросил он.

– Я спала, – ответила Харриет. – Должно быть, ходила во сне.

– А раньше такое случалось?

– Нет. Вообще-то я даже не спала. Но леди Крейчли в этом уверена, а я лучше поверю ей, чем задумаюсь об альтернативе.

– Какой? – Глаза привыкли к темноте, и теперь он видел, как блестят глаза Харриет.

– Что я схожу с ума.

Бенедикт нахмурился. И сколько времени она пролежала тут, тревожась о своей психике?

– Расскажи мне в точности, что произошло, Харриет.

Она вздохнула:

– Я уже сто раз об этом рассказала.

– Не мне.

Она молчала. Бенедикт немного подождал, потом взял ее за руку. Изящные пальцы были холодными, и он начал растирать их.

– Ну, рассказывай.

– Я пряталась в конце коридора, где мы впервые столкнулись с привидением леди Крейчли.

– Пряталась от чего?

– От мистера Эллиота. – Голос звучал равнодушно. – Я думала… – Харриет замолчала, и Бенедикт увидел, как она прищурилась, внимательно изучая его. – Я почувствовала запах гари на старой лестнице, а потом увидела дым. Он валил сильно, затруднял дыхание. Потом я услышала треск огня, ощутила жар и побежала. И это совсем не походило на обычный сон, Бенедикт. Все казалось очень настоящим и пугающим. – Она помотала головой, и подушка зашелестела. – Я все прокручиваю это в голове, пытаюсь убедить сама себя, что все это было нe на самом деле. Пытаюсь притвориться, что ничего не случилось, но не могу забыть запах дыма и треск горящего дерева.

Она стиснула руку Бенедикта. Волосы ее рассыпались и лежали на подушке как темное золото, а когда она шевелилась, Бенедикт ощущал тот самый аромат чистоты, что преследовал его со времени их верховой прогулки.

– Я бы все на свете отдала, лишь бы забыть об этом. Все на свете, лишь бы выкинуть это из головы и подумать о чем-нибудь другом. – Ее глаза умоляли. – Бенедикт, ты думаешь, я сошла с ума?

Он поцеловал ее. Его губы встретились в темноте с губами Харриет, словно были для этого созданы. Она поразилась; Бенедикт почувствовал, как она в изумлении дернулась, но тут же обняла его свободной рукой за плечи и так сильно прижала к себе, что он застонал. Пальцы одной руки переплелись с ее пальцами, другой рукой он вжался в подушку и раздвинул губы Харриет языком. Бенедикт проводил языком по изгибу ее нижней губы и чувствовал вкус чая и сладость, подобную дивному аромату ее кожи.

Она прижалась к нему, и Бенедикта сотрясла мощная дрожь. Он понадеялся, что их поцелуй прогонит из ее мыслей хотя бы половину всех неприятностей, потому что из его мыслей он вытеснил вообще все.

Он неплотно закрыл дверь. Элиза легонько постучалась, дверь распахнулась, и свет из коридора осветил их. Бенедикт, услышав, как ахнула Лиззи, мгновенно пришел в себя.

– Извините! – Ее широко распахнутые глаза метались между Харриет, Бенедиктом и свертками у нее в руках. – Вы забыли это внизу, и я подумала, что… – Она взволнованно положила свертки на пол и, пробормотав еще какие-то извинения, выскочила из комнаты.

Дверь за ней со стуком захлопнулась. Харриет прижала ладонь к припухшим губам, а Бенедикт отодвинулся и встал на ноги.

– Теперь, узнав, что ты сумел ко мне подобраться, мисс Пруитт будет думать обо мне гораздо хуже.

Харриет рассмеялась, и тиски, сжимавшие сердце, разжались.

Бенедикт долго суетился вокруг, наконец сумел открыть шторы возле кровати, с чисто мужским самодовольством отметив, что щеки Харриет снова обрели краски. Она собрала волосы и сколола их на затылке.

Потом Харриет взглянула на свертки на полу.

– Могу я поинтересоваться, где ты был? Я не видела тебя с самого утра.

Он вскинул бровь, поддразнивая:

– А ты без меня соскучилась, Харриет?

Она без колебаний ухмыльнулась:

– Осмелюсь заметить, я не видела несуществующих пожаров, пока ты находился рядом. А что касается всяких странностей, то, будь я в твоем обществе, у меня имелся бы свидетель того, что я не сошла с ума. – Она поджала губы и осмотрела его с ног до головы. – У тебя зрение острее, ты носишь очки.

Бенедикт фыркнул:

– Не думаю, что я когда-либо встречал женщину вроде тебя, Харриет.

– Ты будешь поражен, узнав, сколько раз я это уже слышала.

Харриет провела добрую часть вечера, одеваясь и причесываясь. Она боялась, что за обедом на нее будут коситься. Нелегко смотреть в лицо людям, если они, без сомнения, считают тебя либо дурочкой-лунатиком, либо сумасшедшей. Но в тот же миг, как она закрыла дверь спальни, открылась другая дверь, напротив, и на пороге появился Бенедикт. Он предложил Харриет руку, и она подумала: а не дожидался ли он ее специально для того, чтобы сопроводить вниз?

Эта мысль ее согрела.

Сэр Рэндольф поздоровался:

– Добрый вечер, Харриет, Бенедикт, – и спросил Бенедикта, пока тот отодвигал для Харриет стул: – Вы сегодня ходили в деревню? И как она вам?

Мужчины беседовали, Харриет разворачивала на коленях салфетку и ощущала на себе любопытные взгляды. Она исподлобья посмотрела на сидевшую напротив Элизу.

Лиззи улыбалась ей с известной долей озорства. Она бросила сначала быстрый взгляд на Бенедикта, а потом посмотрела в глаза Харриет и одними губами произнесла:

– А я тебе говорила.

Харриет с преувеличенным вниманием уставилась на льющееся в бокал вино, но уголки ее губ подергивались.

– …и просто не смогла днем отдохнуть! Этот ужасный сквозняк не дал мне задремать. Тянуло оттуда, с конца коридора. Я пошла посмотреть, а там дыра – прямо в полу!

– Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства, миссис Пруитт. Я бы ни в коем случае не поместила вас в эту комнату, если бы предыдущие гости хоть раз пожаловались, – сказала леди Дортеа.

Беатрис Пруитт проглотила огромный кусок жареной свинины.

– Я очень чувствительна к подобным вещам.

Дортеа добродушно улыбнулась:

– Если хотите, мы можем перенести ваши вещи в другую комнату, подальше от конца коридора.

– Отлично! – Беатрис улыбнулась, не подозревая о листике петрушки, застрявшем между передними зубами.

Лиззи возвела глаза к потолку.

– А что там внизу, леди Дортеа? – заговорил сэр Рэндольф. – Я как-то попытался заглянуть в провал, но такое впечатление, что темнота поглощает там весь свет.

Интересно, подумала Харриет, а те, кто пытался посмотреть в ту дыру в полу, видели мужчину в странном одеянии, поднимающегося из мрака? Но, вспомнив о своем дневном позоре, спрашивать не стала.

– Вообще-то, – принялась рассказывать леди Крейчли, сидевшая во главе стола, – мы начали реконструкцию с тех частей дома, что меньше пострадали от пожара. Сейчас мы находимся в бывшей задней части здания. Наш подрядчик совершает настоящие чудеса, все выравнивая и восстанавливая. Он превратил боковую стену особняка в фасад, а лестницу для прислуги в ту, которой мы сейчас пользуемся. Сгоревшая лестница ведет вниз, в бывшую переднюю часть дома, в нижний этаж.

– Там что, и комнаты сохранились?

– Те, что не пострадали, когда прогорели балки, – Дортеа кивнула. – Нам бы нужно все это разобрать, выпотрошить, если можно так выразиться, но я не в состоянии. Когда мы сюда переехали, я однажды спустилась вниз. Там все выглядит примерно так же, как и здесь.

– Если не считать повреждений от огня и сажи, – вставил Латимер, стоявший рядом с ее стулом.

– Там даже сохранились вещи, когда-то принадлежавшие моей семье, ничего не стоящие вещицы. Я не могу все это уничтожить. Это связь с прошлым, и вся трагедия произошла именно там.

Харриет посмотрела на сидевшего рядом Бенедикта и ничуть не удивилась, увидев, что он смотрит на нее.

Весь обед они вели вежливую легкую беседу и сдержались, не выскочили из-за стола прежде остальных, не желая показаться грубыми. Но меньше чем через час после того, как они узнали, куда ведет лестница, Бенедикт и Харриет уже стояли у дыры в конце коридора. Бенедикт отыскал фонарь, и Харриет не стала спрашивать, где именно. Бенедикт высоко поднял фонарь, всматриваясь в провал.

– Ты уверен, что с нами ничего не случится? – прошептала Харриет, словно не хотела потревожить призрак грозного пирата.

– Я спущусь первым и поймаю тебя. – Бенедикт поставил фонарь и стал стягивать сюртук.

– Мне не нравится, что ты окажешься там один. – Она перевела взгляд с темноты провала на широкие плечи Бенедикта, обтянутые рубашкой. – А вдруг с тобой что-нибудь случится? – Например, его убьют так же, как призрак много лет назад убил свою жену.

– Со мной все будет в порядке. – Голос Бенедикта вдруг сделался на октаву ниже. Харриет посмотрела ему в глаза. Их успокаивающий карий оттенок потемнел. Он передвинул фонарь поближе к краю дыры, проверил испачканное сажей дерево и сел на край. – Но если ты предпочтешь остаться здесь…

– Нет! – не дала ему докончить Харриет, и он почему-то усмехнулся.

Без дальнейших проволочек Бенедикт исчез в темноте. Харриет опустилась на четвереньки, подняв фонарь над дырой.

– Передай мне свет.

Она вздохнула и опустила фонарь в дыру.

– Твоя очередь.

– Бенедикт, а ты уверен, что поймаешь меня? – Она обеими руками вцепилась в края зияющей дыры и всмотрелась в провал. – Если ты еще не заметил, так я довольно крупная.

– Хорошо, что сказала…

– Будет неприлично, если я сломаю ногу и придется придумывать какую-нибудь упряжь, чтобы вытащить меня наружу. – Она представила себе, как сидит там, во тьме, пока Бенедикт ходит за помощью, и передернулась.

Он поднял фонарь вверх, и его лицо сделалось золотистым и рельефным.

– Я не дам тебе упасть.

Харриет снова вздрогнула.

– Ну хорошо, – сказала она себе под нос, повернулась и начала опускаться в дыру. Ноги болтались в воздухе, и Харриет держалась только на вытянутых руках.

Теплые пальцы сомкнулись на ее щиколотках.

– Тебе придется упасть.

Харриет набрала побольше воздуха и отпустила руки. Она не упала и не ударилась, потому что ее тут же обняли за талию. Бенедикт медленно опустил Харриет на пол, ее спина прижималась к нему.

Его жаркое дыхание щекотало ухо Харриет, но тут он отступил назад.

Харриет с тоской посмотрела в отверстие над головой, на свет, падавший из коридора, но сильные пальцы Бенедикта переплелись с ее пальцами, и он потянул девушку вперед.

– Идем.

Глава 25

В темной пещере, бывшей когда-то оживленной передней частью огромного особняка, воняло плесенью и – чуть слабее – обгоревшей древесиной. В тот вечер, когда Харриет обнаружила дыру в полу, Бенедикту показалось, что пахнет дымом, но здесь, где гибель дома была очевидной, этого запаха не чувствовалось.

Условия для исследования руин были весьма неподходящими: фонарь толком не освещал ни коридор, ни немногие уцелевшие комнаты. Подняв фонарь над головой, Бенедикт видел почерневший потолок, а внизу на стенах – черные пятна – видимо, тут люди бежали, спасаясь от огня.

Он услышал, как рядом вздохнула Харриет.

В мерцающем свете фонаря Бенедикт различал ее черты, видел глаза, плотно сжатые губы, рельефно выделявшиеся на лице, и сосредоточенно наморщенный лоб. Она выглядела очень грустной.

Когда Харриет на него посмотрела, Бенедикт подумал, что еще она очень красивая.

– В комнаты заходить будем? – Она говорила приглушенным голосом, словно они находились в гробнице.

В общем-то, с учетом ужасного прошлого этого места, так оно и было.

Бенедикт кивнул, направляясь в первую комнату, совершенно пустую, если не считать кучи пепла на полу, оставшейся от сгоревшей мебели. Окна в ней давно заколотили.

Перешли в другую комнату. Бенедикт носком ботинка толкнул что-то серебряное в кучке пепла – по полу покатился подсвечник. Подсвечники, восковые свечи в которых растаяли и стекли на холодный пол, висели и на стенах комнаты.

– Это место вполне можно использовать. – Харриет высказала вслух то, о чем он и сам думал. Легонько прикоснувшись к подлокотнику сгоревшего кресла, она продолжала: – Понимаешь, Бенедикт, ведь никто не видел, как капитан Рочестер убил свою жену или спалил дом… А что, если пожар случился совсем не по той причине, как все привыкли думать?

Он вскинул бровь:

– Разве слуги не слышали, как они ссорились?

– Все ссорятся. И это не обязательно предисловие к убийству. А вдруг Уоррен Рочестер любил Аннабель?

Бенедикт посмотрел на Харриет – свет фонаря не падал на нее, и она казалась просто тенью.

– Я видел, как любовь заставляла мужчин совершать ужасные вещи.

– Тогда это не любовь, правда? Я, конечно, не специалист в этом вопросе, но видела, как любили мои друзья, и это их возвышало. И даже если все рушилось и сердца разбивались, это приводило к печали, но никак не к безумию. Мне кажется, есть более темное чувство, какое-то порочное, которое маскируется под любовь и заставляет людей совершать ужасные поступки.

Бенедикт подошел ближе и осветил Харриет фонарем. Она не смотрела на него, уставившись на кресло невидящим взглядом, и в ее хмурости было что-то тревожащее.

– Ты уверена, – тут он откашлялся, – что не отказалась от страсти к рассказам о привидениях ради историй о любви?

Харриет моргнула, посмотрела на него и скорчила гримаску:

– Прикуси-ка язык!

Бенедикт хмыкнул.

– Пойдем, – он кивнул на дверь, – здесь есть еще несколько комнат.

– Я понимаю, это звучит странно, – произнесла Харриет, вытерев пыльную руку об юбку и шагая вслед за Бенедиктом в комнату напротив, – и у меня нет никаких оснований так считать, но я не думаю, что Рочестер убил свою жену.

Через мгновение после этих слов дверь в третью комнату с грохотом захлопнулась. Харриет удивленно пискнула и наткнулась на Бенедикта.

Он бессознательно обнял ее за талию, не отрывая взгляда от фонаря. Пламя в нем резко вспыхнуло и погасло.

Некоторое время в комнате было слышно только их учащенное, напряженное дыхание. Потом Бенедикт произнес:

– Сквозняк.

– Да-да. Сквозняк в закрытом коридоре с наглухо заколоченными окнами, – сухо ответила Харриет, и он невольно рассмеялся.

Но улыбка его исчезла, потому что фонарь снова бесшумно загорелся.

Харриет приоткрыла рот, склонила голову набок, поглядев исподлобья сначала на фонарь, а потом на Бенедикта, и решительно повернула к двери, но замерла на месте, не успев сделать и шага. Глаза Бенедикта тоже расширились, когда он заглянул в комнату.

– Черт побери! – потрясенно произнес он: в это невозможно было поверить.

– Похоже, пожар вообще не затронул эту комнату, – выдохнула Харриет.

В камине, занимавшем большую часть комнаты, лежали кусочки несгоревших дров. Два огромных кресла с подлокотниками шириной чуть не со ствол дерева тоже стояли нетронутые. На спинках лежали подголовники с вышитыми на них большими цветами. Бенедикт подошел поближе и обнаружил лишь в одном углу комнаты небольшое обгоревшее местечко. В напольных подсвечниках застыли засохшие лужицы растопленного воска. Кушетка без спинки, придвинутая к стене, была в идеальном состоянии. Синие подушки с такой же вышивкой, как и на креслах, были чистыми и по-прежнему лежали на месте.

Бенедикт посмотрел на кушетку и внезапно представил на ней Харриет. Не сидящую, а лежащую на спине, с распущенными волосами – рыжеватые пряди метут каменный пол. Бенедикт представил себе ее расстегнутый лиф, обнаженные мягкие округлости груди и глаза, потемневшие от страсти. Юбка падает, обнажая совершенной формы лодыжки, мягкие икры, колени и бедра… Бедра, которые она приподнимает, чтобы обвить его ногами…

– Тут слишком жарко.

Слова вырвали его из мечтательного состояния. Боль и желание пронзили Бенедикта, он нахмурился и повернулся к Харриет, одновременно отметив, что в комнате действительно заметно потеплело.

Она прижимала ладони к раскрасневшимся щекам, глядя на кушетку так же напряженно, как и Бенедикт несколько мгновений назад. Почувствовав, что он на нее смотрит, Харриет встретилась с ним взглядом и быстро смущенно отвернулась.

Бенедикт почувствовал, что по спине течет пот, рубашка липнет к спине. Он посмотрел на камин, словно огонь мог по волшебству вспыхнуть в нем через сто прошедших лет. Бенедикт увидел, что волосы на затылке Харриет влажные, а из-за уха ползет капелька пота. Капелька проползла по изящной линии лица, оставила влажный след на шее и скатилась в ямку у ее основания. Засверкала, как звездочка, и с дразнящей медлительностью поползла вниз, в ложбинку между грудями.

Бенедикт аккуратно поставил фонарь на пол.

– Бенедикт, – произнесла Харриет так же прерывисто, как дышала. Грудь ее вздымалась, руки заметно дрожали. Она провела ладонями по юбке, а Бенедикт сократил расстояние между ними. – Ты это чувствуешь?

– Да, – шепнул он и прильнул к ее губам.

Харриет прожила на свете тридцать лет и давно решила, что не похожа на других женщин – она не умела сдерживаться и не разбиралась в правилах. Не в ее стиле было поддразнивать других, когда дело касалось важных вопросов, и она бы чувствовала себя полной дурой, если бы ей пришлось изображать из себя скромницу, что многие женщины делают с легкостью. Харриет была совсем другой – честной и открытой, и никогда еще она не испытывала такой благодарности к том}, что жила в мире с самой собой, чем сейчас, когда без колебаний вверила себя Бенедикту, отдавшись захлестнувшей их обоих страсти.

Его ладони горели, когда он проводил ими по ее спине, прижимая к своему пылающему жаром телу. Харриет, вздыхая, выгнулась отдавно желанного прикосновения. Бенедикт смотрел на нее голодными горящими глазами. Она вдруг вспомнила рассказы из своего детства, книжки о тропических странах, населенных туземцами, которые лазили по деревьям, как обезьяны, и ей ужасно захотелось вскарабкаться на Бенедикта в поисках восхитительных фруктов. Она хихикнула, губы ее приоткрылись, но Бенедикт слегка прикусил ее нижнюю губу, и смех на устах замер.

Пальцы Харриет впились в ткань его сюртука. Он прокладывал дорожку из жгучих поцелуев вдоль ее щеки, вниз, к основанию шеи, и наконец слизнул оттуда пот.

Рука Бенедикта прижалась к ее животу и поползла выше, лаская пышную грудь. Потом он сомкнул пальцы на рукаве и потянул его вниз с плеча и дальше, с локтя. Влажный теплый воздух на мгновение коснулся кожи Харриет, но рука Бенедикта уже нашла ее шею, большой палец нежно начал ласкать ямку у основания, шероховатая ладонь двинулась ниже, вжимаясь в обнаженную плоть, обхватила мягкую грудь, большой палец отыскал сосок и стал ласкать его тем же движением, что и ямку у основания шеи. Пальцы Харриет скользнули под рубашку Бенедикта.

Бенедикт покрывал шею Харриет короткими жгучими поцелуями, прижав ее спиной к каменной стене. Жаркое дыхание дразнило сверхчувствительную кожу на груди. Легкое прикосновение языка, легкий укус – пальцы Харриет вцепились в волосы Бенедикта, потянув его голову вперед. Молча молила она о наслаждении, которое – Харриет знала – ждало ее впереди, он уже продемонстрировал ей это невероятное облегчение.

Бенедикт ногой раздвинул ее несопротивляющиеся бедра. Потом задрал ее юбки, и кожу над чулками обдало теплым воздухом. Харриет почувствовала, как подол щекочет ей колени, а Бенедикт поднял ее вверх. Ни секунды не колеблясь, Харриет обвила ногами его талию.

Он уперся руками в стену по обеим сторонам от ее головы и прижался лбом ко лбу Харриет. Она подняла ресницы и увидела, как он пытается овладеть собой и яростным желанием, пожирающим их обоих. Харриет улыбнулась, сжала его плечи, пробежалась пальцами по рельефным мышцам груди через влажную от пота рубашку и счастливо рассмеялась, ощутив, как задрожал Бенедикт, а бедра его, словно по собственной воле, шевельнулись, прижимаясь к ней, ища удовлетворения.

Бенедикт нетерпеливо застонал, и этот звук ясно показал, что он проиграл битву с самим собой, окончательно утратив самообладание.

Харриет прижалась к Бенедикту, стремясь облегчить ужасную гложущую боль, пульсирующую одновременно с биением сердца. Боль эта была ей знакома. Ее разбудил вчера вечером Бенедикт.

– Харриет… – почти неслышно выдохнул он, его рука опустилась, еще выше подняв ее юбки. Бенедикт начал расстегивать пуговицы на брюках.

Они соединились так легко, словно были кусочками мозаики. Хэрриет сомкнула лодыжки у него за спиной, крепко обхватив его худощавые бедра. Она терлась спиной о грубые камни стены, но не ощущала ничего, кроме близости Бенедикта Она прикусила нижнюю губу, а он стиснул зубы, но из груди его все равно вырывались гортанные стоны.

Его щека терлась о ее щеку, и сначала Харриет чувствовала те несколько волосков, что он пропустил, бреясь перед обедом, но потом не чувствовала ничего. Ничего, кроме внезапного взрыва, сверкнувшего как молния в том месте, где они с Бенедиктом слились воедино. Она смутно услышала, как закричал Бенедикт. Ее ногти впились в его плечи, его – в камни у нее за спиной.

Медленно приходя в себя, Харриет решила: это лучший отпуск в ее жизни, и черт с ним, с пиратом-привидением и призрачным пожаром.

– Может, вот за это они и боролись? – выдохнула она. Они оба дышали часто и поверхностно, словно только что участвовали в гонке.

– Оно того стоило, – произнес Бенедикт прямо ей в губы точно таким же нетвердым голосом. Он не сделал никакой попытки разъединиться.

– Ты когда-нибудь… вот так?

– Нет. Это было, – он посмотрел ей в глаза, – необыкновенно.