Текст книги "Кто хочет замуж за герцога?"
Автор книги: Сабрина Джеффрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Как только компания вернулась в карету, игра была продолжена, несмотря на протесты Торна. Оливия была в ударе. Она, кажется, помнила все пьесы Джанкера едва ли не наизусть и бесконечно сыпала описаниями приключений Феликса.
Очки распределились следующим образом: два у Беатрис, четыре у Грея и три у Оливии. Всего на одно меньше, чем у его единоутробного брата! Кто бы мог подумать?!
Между тем Оливия радостным тоном объявила, что вспомнила еще один эпизод из третьей пьесы.
– Феликс и его друг решили отправиться на прогулку в увеселительный сад Ранела в Челси со своими любовницами. Феликс пускает слух о том, что их спутницы на самом деле не так уж молоды, а выглядят вполовину своего возраста только потому, что приняли эликсир молодости. Знакомые дамы упрашивают Феликса поделиться с ними эликсиром, и Феликс дает себя уговорить. Но на самом деле он дает им вовсе не эликсир молодости, – тут Оливия не удержалась и прыснула от смеха, – а сливовую наливку, притом очень крепкую. Очень скоро все принявшие «эликсир» напиваются, и Феликс уверяет их, что теперь они все выглядят очень юными и свежими. Как вы можете себе представить, тщеславные и пьяные господа попадают во множество неловких или комических положений. К примеру, один джентльмен представляется своему же камердинеру, поскольку считает, что помолодел так, что слуга его не узнает.
Торн просиял. Все подробности этого приключения он знал очень хорошо, поскольку они были взяты из жизни. Из жизни его брата Грейкорта, если конкретно.
Торн с удовольствием наблюдал за тем, как меняется физиономия Грейкорта, как сползает с его лица это победно-самодовольное выражение.
– Для Торна это слишком круто. Такие лихо закрученные сюжеты не по его части.
– Не по моей части, – весело согласился Торн. – Хотя эта история сильно напоминает мне один случай, когда ты, я и Джанкер отправились погулять в увеселительный парк вместе с нашими…
– Ничего похожего, – перебил его Грейкорт.
Беатрис, приподняв бровь, взглянула на Торна, и тот ей подмигнул.
– И когда это было? Когда вы втроем ездили в Челси?
– Увеселительный сад закрылся в тысяча восемьсот третьем году. Значит, это было вскоре после моего приезда в Англию, когда мы с Грейкортом были совсем молоды и иногда позволяли себе пошалить.
– Очень редко, – поправил его Грейкорт.
– Ну, это было задолго до того, как он встретил меня, – с трудом сохраняя серьезный вид, сказала Беатрис. – И все же, какая она была из себя, любовница Грейкорта? Он мне ни за что не расскажет, хотя я знаю, что по меньшей мере одна любовница у него имелась.
Грей откинул голову на подушки и прошептал:
– Да поможет мне бог.
Оливия, округлив глаза, удивленно переводила взгляд с Грейкорта на Торна и обратно.
– У вас в самом деле были любовницы? У обоих?
Отчего-то Торну стало не по себе, хотя поводов испытывать неловкость вроде бы не было.
– Да, у меня была любовница. И я не один такой. Половина пэров королевства содержали любовниц. Или содержат. Я тогда только приехал в Лондон и…
«…хотел доказать себе, что чего-то стою как мужчина, когда некая леди категорически отказалась выходить за меня замуж», – мысленно закончил Торн.
– Вы не договорили, – напомнила ему Оливия. В глазах ее читался самый живой интерес, словно речь шла не об ошибках его молодости, а о ее химических опытах.
– Я бросился во все тяжкие, как это часто бывает, – сказал Торн. Зачем он оправдывается? Торн был самому себе противен. – Как бы там ни было, все это дела давно минувших дней. К тому же, – тут голос его окреп, – разговор этот совершенно неуместен.
– До сих пор, Торн, для тебя неуместных тем не существовало, – с ухмылкой заметила Беатрис.
– Хорошо, – ледяным тоном сказал Торн, – если вам так хочется послушать о наших любовницах…
– Мы не могли бы поговорить о чем-то другом? – взмолился Грей.
– Говорят, все тайное становится явным, – с непринужденной улыбкой заметила Беатрис.
– Ты, полагаю, находишь все это забавным, – процедил Грейкорт.
– Необычайно забавным! – с широкой улыбкой ответила ему жена.
– Вот что бывает с теми, кто придумывает дурацкие игры, дабы позабавиться за счет ближнего, – со смехом констатировал Торн. Он очень боялся, что тайна его будет раскрыта, но, кажется, зря. Никому не пришло в голову сопоставить факты. Возможно, потому что Джанкер был участником этого приключения. А может, потому что Грей с самого начала заявил, что Торн завидует своему приятелю. Торн решил, что не станет разубеждать Грея. Пусть лучше считает его завистником. Зато тайна его будет в сохранности.
– Ладно, я сдаюсь, – заявил Грей, багровый от возмущения. – Отдаю свои очки мисс Норли. И тогда она становится официальным победителем.
– Я выиграла! – радостно воскликнула Оливия, очевидно не замечая назревающего между братьями конфликта. – Мне дадут приз?
– Вы хотите получить приз? – не веря своим ушам, переспросил Торн.
– Зачем тогда вообще играть во что-то, если победитель ничего не получает! – возмущенно заметила Оливия.
– Я мог бы подарить вам столько разнообразных призов, – с двусмысленной улыбкой очень вкрадчиво, с приятной хрипотцой пропел Торн. Если он надеялся вогнать Оливию в краску, у него ничего не вышло. – Только боюсь, ваши родители их не одобрят.
– Торн, – с угрозой в голосе сказал Грей, – ты заходишь слишком далеко.
Торн едва сдержался, чтобы не выругаться в голос.
– Вот, – сказал он и протянул Оливии газету, которую прихватил с собой, чтобы почитать по дороге. – Такой приз вас устроит?
Оливия ослепила его сияющей улыбкой.
– Да, конечно! Спасибо большое. Мне очень нравится эта газета, потому что они публикуют научные статьи.
При виде ее искренней улыбки Торн был готов купить ей тысячу газет.
Что с ним не так? Вероятно, он переутомился. Или заболел. Оливия развернула газету, нашла нужный раздел и со счастливым вздохом углубилась в чтение.
Черт ее дери, она волновала его еще сильнее, чем тогда, в далекой юности. Похоже, она действительно разбиралась в химии, ей явно нравилось говорить о своем любимом предмете и читать о нем. Получалось, Оливия была скорее «синим чулком», чем интриганкой. Впрочем, Торн не был знаком ни с одной дамой, которую окружающие звали бы «синим чулком», так что он не мог сказать с уверенностью, подходила ли она под это определение.
По правде говоря, она не соответствовала ни одному шаблону. Взять, к примеру, ее наряд. Цвет – морской волны – был очень близок по оттенку к дорожному платью, что было на ней сейчас. Любая другая женщина на ее месте ни за что не стала бы два дня подряд надевать одежду одного и того же цвета, но Оливию не волновали эти условности. Она поступает так, как считает нужным.
Господи, каким же он был ослом девять лет назад, если не разглядел в ней такие особенные качества. Теперь-то он научился ценить в женщине уникальность, вне зависимости от того, умеет она танцевать или нет и как строго она придерживается неписаных правил.
И неважно, какая ей отведена роль в интригах, что плетет ее мачеха. А может, и не было у нее никакой роли? Этого нельзя понять ни из того, что она говорит, ни из того, как себя ведет.
Вчера ночью она откликнулась на его поцелуй непосредственно, живо и чувственно, но превзошла самое себя, стараясь не выдать правду об их совместном времяпрепровождении. Торн не знал, что и думать. Она заявила, что снова отказала бы ему, если бы он вздумал делать ей предложение. Может, так она надеялась впечатлить Грея – показать, что все ее жизненные цели и помыслы ограничены только наукой, а замуж – даже за герцога – ей совсем не хочется. Или она действительно не стремилась выйти замуж, хотя целоваться была не прочь?
Впрочем, какими бы ни были ее мотивы, он, Торн, отношения с ней возобновлять не собирался.
И еще он не мог поверить в то, что ей нравились написанные им пьесы. Трудно представить, что его опусы могут понравиться девице, единственная цель жизни которой – выйти замуж. Но поверить в то, что его пьесы могут понравиться синему чулку, еще сложнее.
Отнюдь следует избегать всех тем, касающихся опусов Джанкера. Если бы только она знала, кем были прототипы ее любимых персонажей – леди Держи-Хватай и мисс Замани-Обмани! Она бы не оценила юмора. Обиделась бы.
Почему ему было так важно не задеть нежные чувства мисс Норли, Торн задумываться не захотел.
Оливия опустила газету со счастливой улыбкой.
– Лучшего приза для меня вы бы не придумали, – благодарно посмотрев на Торна, сказала она. – Благодаря вам, моя любимая рубрика «Новое в искусстве и науке» не осталась непрочитанной.
– Обращайтесь. Я подписан на эту газету.
Наука Торна не интересовала, в отличие от театра.
– И я подписан, – сказал Грей, – так что обращаться можно и ко мне. Моя мать тоже любит эту газету, и потому, прочитав ее сам, я всегда отправляю ее матери.
– Погоди, и я поступаю так же, – вмешался Торн. – Получается, мать каждую неделю получает два одинаковых номера той же газеты. Почему она никому из нас ничего ни разу не сказала?
– Возможно, из чувства такта. Не хочет обидеть отказом ни одного из нас, – предположил Грей. – К тому же у нее тоже есть друзья, которым она может отправить лишний экземпляр. Ты же знаешь, ей для друзей ничего не жалко.
– Раз уж мы заговорили о вашей маме и ее друзьях, хочу спросить: кто-нибудь из вас знал, что ее дебют в свете состоялся в том же сезоне, что у тети Грея Коры?
– Я не знал, – сказал Грей. – Да и как такое может быть? Мама на девять лет моложе тети Коры и вышла замуж в семнадцать, что означает, что дебют тети Коры состоялся, когда ей было целых двадцать шесть! Хотя, – Грей перехватил взгляд жены и решил переобуться на лету, – двадцать шесть вполне подходящий возраст для дебюта. Правда, милая?
Оливия растерянно переводила взгляд с мужа на жену и обратно.
– Мой муж намекает на то, что я была впервые представлена ко двору в двадцать шесть лет, когда уже была замужем.
– А Гвин предстала перед королевой только в тридцать, – веско заметил Торн. – Но Гвин жила за границей. А дядя Арми, опекун Беатрис, не счел нужным вывести свою подопечную в свет, тем более что дело это хлопотное и отнюдь не дешевое.
– Что касается моей тети Коры, – заметил Грей, – то они тоже не были богаты, к тому же у Коры было еще три сестры, и все старше ее. Ей пришлось ждать своей очереди. Хотя, говорят, в юности она была красива.
– Вообще-то, леди Норли сказала мне, что они с нашей матерью тоже впервые вышли в свет вместе, – задумчиво проговорил Торн.
– Когда она успела сообщить тебе такие интимные подробности? – с лукавой улыбкой поинтересовалась Беатрис. – Я думала, вы с леди Норли познакомились только вчера вечером, и не заметила, чтобы вы разговаривали.
– Я тоже, – вторил жене Грей, его глаза насмешливо блестели.
Торн не смотрел на Оливию, но кожей чувствовал ее взгляд.
– Мама об этом не знает, но я познакомился с леди Норли и мисс Норли несколько лет назад. – Предполагая, что сейчас его завалят вопросами, Торн поспешил увести разговор в безопасное русло: – И не стоит забывать, что в том же году дебютировала и леди Хорнсби, с которой мама дружит до сих пор. Стоит ли считать простым совпадением то, что мы знакомы со всеми четырьмя этими женщинами?
– Но это же так естественно! – сказала Беатрис. – Мы все, здесь присутствующие, принадлежим одному поколению, значит, и матери наши одного поколения, из чего следует, что они могут быть или знакомы, или и вовсе подругами в прошлом. К тому же девушки-дебютантки испытывают одни и те же волнения, страхи и питают схожие надежды. Неудивительно, что они ищут друг в дружке опору и поддержку и часто становятся самыми близкими подругами. И потом, они бывают на одних и тех же раутах и балах, танцуют с одними и теми же кавалерами…
Торн и Грей переглянулись.
– Насчет кавалеров, – сказал Торн, – ты думаешь то же, что думаю я?
– Прости, старина, но я пока не научился читать мысли.
– Тебе не приходит в голову, что им всем четверым мог нравиться один и тот же мужчина? Наша мать не в счет – но не исключено, что твой отец нравился одной из оставшихся трех, а может, и не одной, и ей или им было очень обидно, что он выбрал не ее.
– И от обиды – отравить? – недоверчиво переспросила Беатрис.
Торн нахмурился. Леди Норли его шантажировала. Шантаж, конечно, не отравление, и все же… Хотя зачем ей травить герцога? Какую она от этого могла получить выгоду?
Торн украдкой взглянул на Оливию. Та слушала, от удивления широко распахнув глаза и приоткрыв рот.
– Может, нам стоит отложить эту дискуссию? Мы можем ее продолжить, когда останемся в узком семейном кругу, – предложил Торн.
– К чему откладывать? – спросил Грей. – Мисс Норли знает цель своей поездки в Каримонт. Для нее не секрет наше предположение, что мой отец был убит.
– Погодите, – побледнев, сказала Оливия. – Вы хотите сказать, что моя мачеха могла отравить покойного герцога Грейкорта? Потому что он выбрал в жены не ее, а другую? Но если следовать вашей логике, отравить герцога могла любая из дебютанток того года. Тогда у вас будет не меньше двадцати подозреваемых.
– Вот именно, – сказал Грей. – Однако все они должны были гостить в Каримонте во время моих крестин, а заболел мой отец именно тогда. И потому наиболее вероятной подозреваемой была бы моя тетя Кора. Смею предположить, что она вышла замуж за моего дядю в надежде, что однажды он унаследует герцогский титул. Избавившись от моего отца, она бы на шаг приблизилась к цели.
Похоже, речь Грея несколько утешила Оливию, потому что теперь она перестала обиженно хмуриться.
– Но ведь тетя Кора была не единственной гостьей на твоих крестинах, – заметил Торн. – Не ты ли говорил мне, что крещение наследника твой отец решил отпраздновать со всей пышностью, и гостей, как со стороны матери, так и со стороны отца, было полно?
– Это так, но леди Норли среди них, насколько мне известно, не присутствовала.
– Точно ты не знаешь, – не унимался Торн. Он не смотрел на Оливию, но чувствовал ее тяжелый взгляд. – Как верно заметила Беатрис, дебютантки одного сезона часто становятся подругами.
– Едва ли ваша мать пригласила на крестины первенца всех двадцать с лишним дебютанток, – возразила ему Беатрис.
– Вот именно. Упомянутые ранее три леди состояли в более тесных отношениях с семьей Грейкорт, чем остальные, – стоял на своем Торн.
– Все это не более чем домыслы, – резонно заметила Оливия.
– Я все же настаиваю на том, что моя тетя – самая вероятная подозреваемая, – сказал Грей. – Если не она, то леди Хорнсби – она точно была на крестинах.
– Пожалуй, мы могли бы спросить у матери, – предложил Торн, – под каким-нибудь благовидным предлогом.
– Согласен, – сказал Грей. – Но до тех пор, пока у нас не появятся доказательства того, что отец был отравлен, бессмысленно строить предположения. Для начала надо получить результаты тестов.
– Мы почти приехали, – сказала, посмотрев в окно, Беатрис. – Слава богу! С каждым разом дорога мне кажется все длиннее и длиннее.
– Моей супруге дай волю, она бы вообще никуда из Каримонта не уезжала, – со снисходительной улыбкой, адресованной Беатрис, сказал Грей. – Она не создана для города.
– Вначале мне нравилось жить в Лондоне: поглазеть на домашних воронов в Тауэре или послушать музыку в Воксхолле, поиграть в боулинг на зеленой лужайке в Хайбери-барн, – но в целом я нахожу Лондон слишком грязным и шумным. И собак там почти нет.
– И еще она находит все наши сезоны с их балами, раутами и зваными ужинами чрезвычайно утомительными, – добавил Грей.
– И я тоже, – сказала Оливия, бросив на Торна многозначительный взгляд. – В столице столько людей, которым нельзя доверять. И тех, которые готовы видеть в других только самое худшее. – Вымучив улыбку для Грея и Беатрис, Оливия добавила: – Хотя я люблю театр и научные лекции. И еще меня радует то, что в столице я могу найти любой химический реактив, какой мне может понадобиться. Поверьте, за городом с этим положение куда хуже.
– Тогда вы, наверное, правильно сделали, настояв на том, чтобы все реактивы были заранее закуплены в Лондоне и доставлены сюда, – сказал Грей. – В ближайшем отсюда городе, в Садбери, выбор совсем невелик. Я проверял.
– Кстати о лаборатории, – сказала Оливия. – Я бы хотела сразу по прибытии заняться ее оснащением. Вы не против, ваша светлость?
– Предлагаю обойтись без церемоний и не называть меня больше «ваша светлость». Зовите меня просто Грей.
– Тогда и вы зовите меня по имени, Оливией. В обществе у меня совсем мало друзей – я почти нигде не бываю, но, как я уже сказала вашей жене, я сочла бы за честь считать вас и вашу супругу своими друзьями.
– И меня тоже? – протянул Торн.
Оливия обдала его холодным как лед взглядом.
– Я скорее отношу вас к своим врагам, ваша светлость.
Если она хотела его задеть, то у нее это получилось. Она явно злилась на него за то, что он включил в круг подозреваемых ее мачеху. Но мисс Норли не могла не знать о двуличной натуре этой женщины, так за что же на него обижаться?
– Что касается устройства лаборатории, то я не возражаю против того, чтобы вы приступили к ее оснащению сразу по приезде. Как только произведут эксгумацию, действовать придется быстро, и потому лучше все подготовить загодя.
– Но разве вы не хотите перекусить и отдохнуть с дороги? Лично я не отказалась бы от чая с чем-нибудь вкусненьким и прилегла бы поспать на пару часов перед ужином, – сказала Беатрис.
– Вы в положении, а я – нет, – с улыбкой ответила Оливия. – И у меня еще осталось немало сил. Мне не терпится поскорее приступить к работе.
По совершенно непонятной причине Торн вдруг представил картину семейного счастья. И главной героиней там была не Беатрис, а Оливия. Ему вдруг подумалось, что из Оливии получилась бы прекрасная мать и жена. И наверное, она бы вздохнула с облегчением, если бы была избавлена от необходимости доказывать свою состоятельность в качестве ученого-химика.
Но не она ли сказала, что химия была и остается ее главным жизненным интересом?
В отношении Оливии Торн ни в чем уверен не был.
Мысленно осадив себя за глупость, Торн угрюмо напомнил себе, что его женой она не будет никогда. И не потому, что она этого не хочет, а потому, что он, если решит остепениться, возьмет в жены женщину, достойную доверия, женщину, у которой от него не будет ни тайн, ни даже секретов. Его жена будет готова к роли герцогини на все сто, и для нее самым главным в жизни будет не химия и даже не театр, а безупречное исполнение роли жены герцога. Она будет нести по жизни титул с той же гордостью, как и он. С таким же самоотречением.
Торн едва не застонал, словно от зубной боли. Да, он исполнял свой долг по отношению к тем, кто от него зависит: к примеру, к фермерам, арендовавшим принадлежавшую ему землю. Он управлял своими владениями с рачительностью, которую перенял от отчима. Отчим, до того как скоропостижно скончался, учил его всему, что должен знать и уметь помещик. К удивлению Торна, заседания в палате лордов оказались не так скучны и бессмысленны, как ему представлялось в юности, хотя по-настоящему увлекательной политика была лишь для тех, кто жаждет власти, а Торн таковым не являлся.
Но Торн не хотел жить тем, чем жило высшее лондонское общество. Атмосфера сплетен и интриг была ему не по душе. Надо признаться, вначале ему льстили завистливые взгляды мужчин и внимание женщин, но вскоре он обнаружил, что столь высокий титул обрек его на одиночество. И насколько более одиноким он бы чувствовал себя, если бы его супруга получала удовольствие от сознания высоты своего положения, тогда как он воспринимал величие герцогского титула лишь как обстоятельство, его положение отягощающее?
У Оливии, в отличие от него, в жизни была цель. А он лишь клепал незатейливые пьески да присматривал за своими землями. И так день за днем до самой смерти.
Да она, черт побери, превращает его в плаксивого слабака!
– Договорились, – сказал Грей, обращаясь к Оливии. – Я дам вам в помощь лакея. Он поможет донести до сыроварни все необходимое и расставить оборудование и химикаты по местам.
– Это было бы замечательно, – с улыбкой сказала Оливия. – Помощь лакея мне бы очень пригодилась.
– У лакея и своих забот хватает, – тут же вмешался Торн. – Я с удовольствием сам вас провожу и помогу распаковать ящики. Мне это нетрудно и даже полезно после долгого сидения в карете. И еще мне не терпится посмотреть на все это хваленое лабораторное оборудование.
Если причиной, по которой Оливия потребовала для своей лаборатории отдельное здание, было желание отвести от себя подозрения, то ее ждет неприятный сюрприз. Торн, как тень, будет преследовать ее по пятам.
– Ну вот, теперь я избалованная бездельница, – шутливо надув губы, сказала Беатрис. – Все собираются работать, а я одна – валять дурака.
– Ты можешь валять дурака сколь угодно долго, дорогая, потому что имеешь на это полное право, – поспешил заверить жену Грей и, неодобрительно приподняв бровь, посмотрел на Торна и добавил: – В отличие от моего брата, который без всяких на то причин лезет туда, куда его никто не просит.
– Ты хочешь сказать, что твои лакеи разбираются в лабораторном оборудовании лучше меня? – парировал Торн. Грей недовольно поджал губы.
– Ваша светлость, вам незачем себя утруждать, – вмешалась Оливия. – Вам, наверное, больше хочется попить чаю и отдохнуть.
Оливия нервно покусывала губы, и Торн утвердился в мысли, что она что-то скрывает.
– Чепуха! – сказал Торн. – Я с удовольствием составлю вам компанию. А что касается чая, – и Торн выразительно посмотрел на Грея, – то мой брат, я надеюсь, догадается распорядиться о том, чтобы его нам принесли в сыроварню.
– Конечно, – засуетилась Беатрис, которая, как посчитал Торн, не оставила попыток «подружить» его и Оливию, – я сама сейчас же по приезде этим займусь. Надеюсь, Торн, вы сможете сообщить нам, все ли устраивает Оливию в ее лаборатории и чем еще мы можем быть ей полезны. Боюсь, она слишком вежлива, чтобы честно указать нам на недостатки, если они имеют место.
Вот уж в чем Оливию нельзя было упрекнуть, так это в излишней деликатности! Торн готов был признать, что ошибался, считая ее коварной интриганкой, но в чем он точно не ошибался, так это в том, что она не будет ходить вокруг да около и безапелляционно выскажет все, что думает по поводу лаборатории, приобретенной для нее на деньги Грея. И список ее претензий наверняка окажется весьма внушительным. Скорее бы она его озвучила – тогда, возможно, Грей с женой перестанут слепо ее обожать.
Да уж, поскорей бы. Потому что и Грей, и Беатрис терпеть не могли, когда им резали правду-матку в лицо.
Торн вздохнул. Хотя, возможно, они примут ее бестактность за смелость и зачислят ее в почетные члены семьи. Ну что же, его ей не обмануть. Он не станет поддаваться чарам этой девицы. По крайней мере до тех пор, пока не выяснит, что она именно замышляет. И на чьей она стороне.
– Мы на месте! – весело воскликнула Беатрис.
Торн выглянул из окна и увидел, что они приближаются к величественному зданию, такому же внушительному, как и Роузторн – главное здание усадьбы поместья в Беркшире, где выросло не одно поколение Торнстоков.
– Какой красивый дом, ваша светлость… простите, Грей, – с плохо скрываемым благоговением сказала Оливия. – Настоящее каменное кружево!
– У вас наметанный глаз, – с улыбкой сказал Грей. – Стены сделаны из красного кирпича, но все карнизы и прочие декоративные элементы выполнены из песчаника. Как только вы закончите обустраивать лабораторию, я с удовольствием покажу вам дом и усадьбу.
– Я была бы вам очень благодарна, спасибо.
Карета остановилась перед домом. Все четверо выбрались из салона. Оливия с восторгом осматривала окрестности. Едва Торн спрыгнул на землю, Грей оттащил его в сторону. Пока Оливия объясняла лакею, какие из ее вещей следует занести в дом, а какие на сыроварню, Грей шепотом спросил у Торна:
– Что ты себе думаешь? Ты фактически обвинил Оливию в том, что ее мачеха убила моего отца!
– Ты не знаешь, правда это или нет. И если леди Норли действительно убила твоего отца, то ее приемная дочь могла согласиться на твое предложение для того, чтобы замести следы.
– Ты не учел, что она не знала о том, что ее мачеха могла быть замешана в чем-то нехорошем до тех пор, пока мы ей это не сообщили по дороге сюда.
Торн стиснул зубы от злости. Грей был прав.
– И при этом у нас нет никаких оснований считать, что в те далекие времена леди Норли и наша мать были близкими подругами, – продолжил Грей.
– Вообще-то я точно знаю, что они были подругами, хотя и не мог сказать об этом прямо в присутствии мисс Норли. Леди Норли сама мне об этом сказала, когда я сделал мисс Норли предложение.
– И все же из этого не следует, что моего отца убила леди Норли. Как не следует и то, что у нее был к нему какой-то особый интерес, – веско заметил Грей и, сложив руки на груди, добавил: – И мне по-прежнему непонятно твое настойчивое желание увидеть лабораторию мисс Норли.
– Тебе не приходит в голову, что, если Оливии, прошу прощения – мисс Норли, никто не помешает, она сможет представить результаты тестов так, как будет выгодно ей?
Грей убрал руки в карманы.
– Ты хочешь сказать, что она могла бы добиться оправдания своей матери, если та совершила преступление, которое с высокой долей вероятности она не совершала? И это при том что сам тест проводится лишь для того, чтобы понять, было ли совершено преступление?
– Не будь ослом. Мисс Норли хочет опубликовать результаты. Она за твой счет сделает себе имя в качестве ученого химика. Ты ведь не знал, что в этом заключается ее главная цель, верно?
– Не знал, ну и что? Разумеется, любой ученый хочет известности. Не вижу в этом проблемы.
– Ты не видишь, зато вижу я. Что если она так сфальсифицирует результаты, чтобы представить свой метод как научное достижение?
– В этом случае любой ученый, публикующий результаты своих исследований, находится под подозрением, – сказал Грей и, окинув Торна насмешливым взглядом, добавил: – В конечном счете, Торн, ты вынужден просто поверить обещанию человека, что он сделает то, что обещал.
– Лично я не обязан доверять кому бы то ни было. За исключением членов семьи, конечно, – раздраженно ответил Торн.
Грей печально покачал головой.
– Так вот, значит, почему ты желаешь ей помочь, – сказал он. – Чтобы убедиться в том, что она не делает ничего подозрительного.
– Именно. Я мог бы понять, насколько хорошо она разбирается в химии, наблюдая за тем, как она обустраивает свою лабораторию.
Грей рассмеялся.
– Я помню твою реакцию на попытку Оливии объяснить тебе ее метод. Ты разбираешься в химии не лучше меня, брат.
– В том-то и дело. Дилетантов, коими мы оба являемся, нетрудно ввести в заблуждение, забрасывая непонятными химическими формулами, но когда видишь, как человек работает в лаборатории, сразу понятно, разбирается ли он в том, что делает.
– Именно так. Не сомневаюсь, что ты докажешь свою полную несостоятельность, едва ступишь за порог.
– Я не себя имел в виду, а ее, – сказал Торн, который не мог забыть выражение ее лица, когда он предложил ей свою помощь.
– Я знаю. Что ты имеешь в виду, – устало сказал Грей. – Ты безнадежен. На ее месте я бы тебя презирал, особенно с учетом того, что она знает, на чем зиждется твое к ней недоверие – на уязвленной гордости. Если вспомнить, сколько лет назад она нанесла тебе этот удар, ты, верно, представляешься ей довольно жалким типом. Вот что я тебе скажу: я не стану отправлять тебе в помощь еще и лакея, если ты пообещаешь мне, что не будешь больше изводить ее своими подозрениями.
– Идет, – сказал Торн. – Договорились.
Если повезет, сегодня же он ответит на три главных вопроса: разбирается ли она в химии, ставит ли перед собой цель обмануть герцога и что она за человек.
И если выяснится, что она искренна, что Торну с этим делать?
Но всему свое время.
