Текст книги "Кто хочет замуж за герцога?"
Автор книги: Сабрина Джеффрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Оливия полночи боролась со страхами, но к утру ей удалось справиться со своим состоянием, и теперь она смело смотрела в будущее. Что с того, что герцог Торнсток едет с ними? Терпеть придется недолго. Как только они доберутся до места, он перестанет докучать ей своими самодовольными насмешками и беспочвенными обвинениями.
И заигрыванием заодно. Надо признать, флиртовать он умел мастерски. Природа с лихвой одарила его обаянием. Он мог бы без ущерба для себя делиться им с окружающими. Или даже продавать за деньги. По правде говоря, она и мама не прочь приобрести у него баночку. Чтобы потом с помощью химических методик тщательно исследовать ее, этой баночки, содержимое. Может, тогда Оливии удастся раскрыть его секрет?
Как бы там ни было, Оливия зря волновалась. Едва Торнсток уселся в карету, как, откинув голову на подбитое ватой сиденье, уснул.
Оливия старалась не разглядывать его слишком демонстративно, но стоило ей забыться, как она уже ловила себя на том, что рассматривает своего несостоявшегося жениха. И ее можно понять – не каждый день выпадает случай беспрепятственно любоваться красавцем-мужчиной, когда тот спит.
Сравнивая растительность на лице Торнстока с растительностью на лице своего отца, которого она всегда видела исключительно чисто выбритым, и своего дяди, который вместо бритвы, кажется, использовал ножницы для стрижки овец, Оливия пришла к выводу, что в лице Торнстока встретила ту самую золотую середину. Никаких пышных усов, бакенбард или, упаси бог, мохнатых бровей у Торнстока не было и в помине. И Оливии это нравилось. Как нравилось и то, что он, похоже, не пользовался помадой для волос. Зачем только джентльмены ею пользуются? От нее волосы приобретают такой вид, словно их не мыли целый год.
И еще у него были длинные ресницы, что, словно маленькие полумесяцы, ложились на его слегка загоревшие скулы. Торнсток явно проводил много времени на свежем воздухе, хотя и не так много, как его старший брат, у которого загар гораздо темнее. Наверное, Грейкорт любит кататься верхом или играть в крикет. При случае надо расспросить Беатрис об увлечениях ее мужа.
Или не надо? Наверное, Беатрис сочтет ее назойливой и невоспитанной. Оливии всегда было трудно понять, о чем можно спрашивать, а о чем нет.
Когда Торн захрапел, Грейкорт засмеялся и сказал, что его всегда поражала способность брата спать где угодно и когда угодно. Он сказал, что как-то заметил Торна храпящим во время горячих дебатов в палате лордов.
– Пришлось ткнуть его палкой в бок, чтобы разбудить. Иначе он свалился бы со скамьи и, даже если бы не сломал себе что-нибудь, наделал бы много шуму, – добавил Грей.
– Бесстыдная ложь, – пробормотал, не открывая глаз, Торн. – Я никогда не сваливался со скамьи, спящий или бодрствующий. И тыкать в меня палкой было вовсе не обязательно.
Беатрис и Оливия разом прыснули.
– Спите, Торн, – сказала Оливия. – Мы обещаем вести себя тихо.
– Я ничего подобного не обещаю, – возмутился Грей. – Я не виноват, что Торн в последний момент решил к нам присоединиться. Если он прокутил всю ночь, почему мы должны страдать?
– Я провел ночь, улаживая кое-какие финансовые дела, да будет тебе известно, – сказал Торн, приоткрыв один глаз. – И если бы ты повременил с отъездом, я был бы гораздо бодрее.
Торн открыл второй глаз, выпрямился на сиденье и пригладил волосы ладонью. Поразительно, но этого хватило, чтобы его прическа приобрела вид, словно только что от парикмахера.
Да что там прическа! Наряд его был как с иголочки – ни лишней складочки, ни морщинки. Шейный платок его – белоснежный, туго накрахмаленный крават – был завязан идеальным узлом. Синий дорожный сюртук сидел как влитой, а узкие, по моде, панталоны удачно подчеркивали стройность мускулистых ног. Наверное, его обшивал лучший в мире портной, решила Оливия, отказываясь отдавать должное фигуре джентльмена, которую никакой портной не в силах испортить.
– И если вы намерены обсуждать меня, пока я сплю, – продолжил Торн, – то я, пожалуй, спать не буду. – И, ослепив Оливию белозубой улыбкой, заключил: – Я не допущу, чтобы вы рассказывали обо мне небылицы мисс Норли.
Оливия решительно сопротивлялась искушению, таящемуся в этой улыбке, но, признаться, ей было приятно.
– Я примерно представляю, что могу услышать, ваша светлость. Что бы о вас ни сказали, меня это вряд ли удивит или шокирует.
Грейкорт со смехом шлепнул Торна по коленке.
– Поздравляю, брат. Наконец нашлась барышня, на которую твои чары не действуют. У нее при виде тебя ни слюнки не текут, ни голова не кружится.
Ох, если бы это было правдой! Улыбка Торна несколько поблекла, но в глазах по-прежнему плясали дьявольские огоньки. Оливии ужасно захотелось, чтобы Торнсток снова уснул.
Но желанию ее не суждено было сбыться. Теперь он вцепился в нее взглядом, словно энтомолог в диковинного жука, которого хочет пришпилить булавкой к картонке.
– Я все думаю о ваших химических опытах с поиском мышьяка в останках отца Грея, – с деланным безразличием протянул Торнсток, чем тут же заставил Оливию насторожиться. – Отчего вы решили, что вам удастся сделать то, что до сих пор никому не удавалось?
– Оттого что никто, к кому его светлость обращался прежде, не пытался сделать то, что буду делать я.
– И даже тот парень по имени Валентайн Роуз?
Удивленная тем, что Торн знает о существовании химика по имени Валентайн Роуз, Оливия сказала:
– Увы, мистер Роуз уже на том свете.
– Вот как, – только и проронил Торн.
– Тесты на определение наличия мышьяка в тканях разрабатывали и другие химики. Готовясь к выполнению задачи, что поставил передо мной ваш брат, я изучила вопрос и опробовала методы, предложенные Шелле, Метзгером, Роузом и Ханнеманом. К сожалению, из всех перечисленных ныне здравствует лишь Ханнеман, но он живет в Саксонии, и вести его сюда было бы нецелесообразно.
Торна изумил тот факт, что ей известны имена тех, кто проводил опыты с мышьяком, и такая реакция обижала Оливию.
– Каждая из их методик имеет свои недостатки, – продолжила она, – и я, тщательно придерживаясь предложенных методов, провела целый ряд тестов, на основе которых составила собственную методику, вложив в нее все лучшее, придуманное до меня. Я убеждена в том, что мою методику признают в суде. Мой дядя и миссис Фулхейм думают так же.
Торн смотрел на Оливию так, словно она у него на глазах превращалась в фею с крыльями.
– Что вы так смотрите на меня? – не выдержала Оливия. – Вы можете предложить иную методику? Более точную? Я буду только рада ее испробовать. Все для лучшего результата.
– Как вам сказать… Никаких предложений у меня нет. Я, честно говоря, даже не знаю, с чего начать, – сказал Торн и, вытянув ногу, потерся икрой о ее юбку.
Оливия с трудом сглотнула ком в горле. Она сомневалась в том, что он сделал это намеренно, но исключать такую возможность не могла. К тому же Оливия никогда не путешествовала в карете с двумя такими видными господами, с одним из которых она целовалась даже не один раз, а дважды.
Как обычно, нервозность развязала ей язык.
– Мой метод не такой уж сложный. После эксгумации мы увидим, что осталось от предыдущего герцога Грейкорта, и решим, что можно использовать в тестах. Его светлость говорил мне, что тело его отца было забальзамировано, и это может создать проблемы, потому что мышьяк иногда используют для бальзамирования покойников. Но, если мне удастся найти не пораженные мышьяком ткани, я вначале подвергну их воздействию азотной кислоты, а затем добавлю цинк. Формула для этой реакции будет: одна молекула триоксида мышьяка плюс шесть молекул цинка…
– Умоляю вас, мисс Норли, не надо формул! – воскликнул Грей. – Мы с братом ничего в них не понимаем, и если Торн говорит другое, то он вам лжет.
– Грей прав на все сто, – согласился Торн. – Химия меня занимает лишь настолько, насколько с ее помощью можно улучшить вкус потребляемых мной вин и ликеров. Но позвольте дилетанту задать еще один вопрос: на чем основывается ваша уверенность в том, что его отравили именно мышьяком?
– На описанных вашим братом симптомах, – сказала Оливия. – Симптомы были как при малярии, или холере, или при отравлении мышьяком. К тому же мышьяк чаще всего используется отравителями. Не просто так французы назвали мышьяк «порошком наследования». Но, если уж быть точной, для отравления используется не мышьяк в чистом виде, а триоксид мышьяка.
– Точность – это наше всё, – с сарказмом протянул Торн. – И, продолжая тему точности, хочу спросить: как вы намерены проводить все эти тесты без лаборатории?
– Ваш брат был настолько щедр и великодушен, что устроил для меня лабораторию, – спокойно ответила Оливия.
Беатрис обнадеживающе пожала руку Оливии и сказала:
– Мы попросили мисс Норли составить список всего необходимого для ее работы, после чего Грей это приобрел и договорился о доставке в поместье.
– Некоторые реактивы мне придется получить самостоятельно из купленных компонентов, – добавила Оливия, – а еще я взяла с собой кое-что из того, что трудно достать.
– Мы, конечно, не знаем, как оборудовать лабораторию и как расставить реактивы в ней так, как хотелось бы мисс Норли, и потому сейчас все это находится в ящиках в нашей старой сыроварне. Но само здание вполне может послужить в качестве лаборатории.
– Почему бы не устроить лабораторию в доме? – спросил Торн с каменным лицом. – Видит бог, у тебя там места более чем достаточно.
– Мисс Норли выразила озабоченность тем, что опасные химикаты будут находиться в жилом месте. Они могут повредить мебель и, что еще хуже, плохо повлиять на здоровье.
Оливия, глядя на Торна, видела, что он подозревает подвох, но не могла понять, что именно вызывает у него подозрения.
– Некоторые из моих химикатов взрывоопасны. Если они по каким-то причинам воспламенятся и станут выделять ядовитые пары, которые навредят ребенку Беатрис, я себе этого не прощу.
– И я не прощу, – добавил Грейкорт. – Надеюсь, этого не произойдет, но предосторожность не помешает. Я благодарен вам за предусмотрительность. А что касается сыроварни, то я действительно считаю, что лучшего места для лаборатории в поместье не найти.
– Вы установили достаточно полок на стенах и поставили еще пару столов? – спросила Оливия.
– Я позаботился о том, чтобы все было сделано согласно вашим пожеланиям. А остальное за вами, – с улыбкой ответил Грейкорт.
– Спасибо, ваша светлость.
Оливия с трудом сдерживала радостный восторг при мысли о том, что скоро получит в свое полное распоряжение лабораторию, оборудованную по последнему слову техники. Скорее бы приехать и все разобрать!
– Итак, – сказал Торн и, подавшись вперед, поставил локти на колени, – хотя я ничего о реактивах не знаю, в Англии наверняка найдутся ученые люди, которые разбираются в них не хуже мисс Норли.
– Вы совершенно правы, – поспешила согласиться Оливия. – Таких людей немало. И я привезла с собой научные журналы с их статьями, чтобы вечером на досуге их просмотреть. Вы, если желаете, можете ко мне присоединиться.
– Ты же любишь побаловать себя чтением, Торн, – со смешком заметил Грейкорт. – Уверен, эти статьи понравятся тебе больше, чем поднадоевший Шекспир, Флетчер и всякие там древние трагики и комики.
Торн ответил брату лишь кривой усмешкой.
– Любимые занятия Торна, – продолжал между тем Грейкорт, – походы в театр и чтение пьес. Трудно сказать, какое из них он любит сильнее. Ему, похоже, принадлежит самая обширная коллекция драматургических произведений в нашей стране!
– Иногда я читаю и научные журналы тоже, – мрачно возразил Торн.
– Журналы для химиков? – удивленно переспросила Беатрис.
Теперь такой же кривой усмешки удостоилась герцогиня, что ее отнюдь не расстроило, а лишь насмешило.
– Вообще-то я и сама люблю театр, – сказала Оливия, зачем-то взявшись защищать Торна. – Но мы не можем позволить себе ходить туда часто. Я не слишком люблю читать пьесы – мне кажется, они создаются для сцены. Но иногда, посмотрев пьесу, я ее читаю и получаю от этого немалое удовольствие.
– Да, – оживился Торн, – пьесы пишут для театра, и некоторые люди не понимают, что оценить их по достоинству можно, лишь увидев представление.
– Первая из прочитанных мной пьес Шекспира, «Много шума из ничего», мне совсем не показалась смешной. Я вообще не понимала, почему Шекспира считают великим. Но потом я увидела «Много шума из ничего» в театре…
– В Королевском театре Ковент-Гардена с Чарлзом Кемпбелом в роли Бенедикта? – спросил Торн. Взгляд его зажегся неподдельным интересом.
– Да! Незабываемое представление! И Чарлз играл блестяще, ничуть не уступал своим более именитым братьям.
– А его жена была очень хороша в роли Беатрис, – заметил Грейкорт. Оливия и Торн посмотрели на него с нескрываемым удивлением, и Грейкорт, словно оправдываясь, добавил: – Я тоже время от времени бываю в театре. А вы как думали?
– Я могу на пальцах одной руки пересчитать, сколько раз ты бывал в театре со мной, – недоверчиво глядя на брата, сказал Торн. – И то мне приходилось тебя чуть ли не силком туда тащить.
– Если бы театралы вели себя прилично, а не кричали и топали при каждом удобном случае, я бы ходил туда чаще. Не говоря уже об омерзительной привычке швыряться апельсинами и кое-чем похуже. Но маман говорит, что в ее времена публика вела себя еще более разнузданно. Когда Малволио выходил на сцену, вспоминает она, в зале поднимался такой шум, что актеров совсем не было слышно.
– Да, «Двенадцатая ночь» – одна из моих любимых пьес, – сказал Торн. – Вас, случайно, назвали не в честь…
– Нет, – хором воскликнули Оливия и Беатрис, и обе рассмеялись.
– Меня все об этом спрашивают, – сказала Оливия. – По крайней мере, все, кто любит Шекспира.
– О, как я вас понимаю, – сказала Беатрис. – Все думают, что меня назвали в честь героини пьесы «Много шума из ничего», а я – стыдно признаться – ни разу не видела эту пьесу и даже не читала ее.
– Вам бы понравилось, – заверила герцогиню Оливия. – Беатрис – славная девушка и острая на язык.
– В этом смысле наша Беатрис не уступает своей шекспировской тезке, – сказал Торн и, когда герцогиня шутливо шлепнула его ридикюлем, Торн от души рассмеялся. Насмеявшись вдоволь, он продолжил допрашивать Оливию: – Насколько я понимаю, вы предпочитаете комедии Шекспира его трагедиям?
– Мне нравится то, что веселит. Химия – вещь интересная, но веселого в ней мало. И даже занятие любимым делом может утомить. Тогда хочется чего-нибудь легкого и остроумного. Последнее время своим любимым драматургом я считаю Конрада Джанкера. Я думаю, он немец, хотя так могут звать не только немца, но и датчанина или шведа.
Оливия подняла глаза на Торна и с удивлением обнаружила, что улыбка сползла с его лица.
– Как бы там ни было, его зарисовки об иностранце по имени Феликс, который живет в Лондоне и ведет жизнь распутного щеголя, меня всегда очень смешат. А вы видели эти постановки?
– Не уверен, – уклончиво ответил Торн и поспешил сменить тему: – Недавно в Ковент-Гардене поставили новую пьесу, которая…
– Но ты видел, по крайней мере, одну из пьес Джанкера, – вмешался Грейкорт. – И ты сам меня на нее затащил. Как же она называлась? Точно не «Приключения иностранца в Лондоне», потому что эту пьесу я не видел. Может, «Новые приключения иностранца в Лондоне»?
Торн со страдальческим видом сложил руки на груди.
– Как бы она ни называлась, эта пьеса, должно быть, не произвела на меня сильного впечатления, потому что я ее не помню.
– Может, она называлась «Безумные приключения иностранца в Лондоне»? Или «Самые безумные приключения иностранца в Лондоне»? Вот эта, последняя, имела сумасшедший успех. Если бы не старания моего отца, мне бы не удалось ее посмотреть.
Грейкорт задумчиво почесал подбородок.
– Возможно, это она и есть. Там еще были такие забавные персонажи: леди Держи-Хватай и мисс Замани-Обмани.
– Эти дамы, вообще-то, присутствуют во всех пьесах господина Джанкера, – веско заметила Оливия. – Я точно это знаю, потому что они – мои любимые комедийные персонажи.
– Вы ставите их даже выше героев Шекспира? – скептически приподняв бровь, поинтересовался Торн.
Оливия сразу почувствовала, что интерес его не показной, и почувствовала себя польщенной. Красавец-герцог живо интересовался ее мнением. Как тут не возгордиться!
– Дайте подумать, – медленно проговорила Оливия и действительно задумалась над ответом. – Да, пожалуй, они нравятся мне больше, чем персонажи Шекспира, потому что мне они представляются куда более реальными. Хотя Джанкер и иностранец, он пишет так, словно знает нас лучше, чем мы сами себя. Словно живет среди нас.
– Я не думаю, что Джанкер – иностранец, – сказал Грейкорт. – У него только фамилия немецкая, но это ничего не значит.
– Ну, если Джанкер не иностранец, это многое объясняет. И все же, так мастерски описать хлопотливых мамаш, которым не терпится сбыть с рук вошедших в возраст дочерей, и их дочек, готовых заполучить мужа любой ценой, мог только очень талантливый драматург.
– В той пьесе, что видел я, – продолжал Грейкорт, – как бы она ни называлась, леди Держи-Хватай придумывает, как заполучить в зятья престарелого маркиза. По ее задумке, дочка, мисс Замани-Обмани, должна покорить старика своим мастерским владением иглой и ниткой, но, отвлеченная заигрываниями симпатичного Феликса, мисс пришивает штанину маркиза к отрезу ткани, которому так и не случилось превратиться в шедевр, призванный поразить простофилю маркиза. Когда маркизу приходит время покинуть раут, он встает, штаны рвутся, и кусок штанины остается на пяльцах юной мисс. Когда ее мамаша видит в прорехе кальсоны маркиза, она падает в обморок и…
– Да, я помню эту сцену, – живо откликнулась Оливия. – Это эпизод из «Безумных приключений иностранца в Лондоне».
– Да, теперь припоминаю. Именно так она и называлась, – с довольной улыбкой сказал Грейкорт.
– Мой любимый эпизод, – сказала Оливия, – когда леди Держи-Хватай впервые везет свою дочку в Бат. Они направляются в питьевую галерею, прогуливаются, чтобы других посмотреть и себя показать, и леди Держи-Хватай просит мисс Замани-Обмани принести ей бокал шампанского. Мисс Замани-Обмани берет с подноса, что разносит лакей, бокал с пузырящейся жидкостью, уверенная, что это и есть шампанское, и подает матери. Леди Держи-Хватай делает большой глоток, но вкус у воды такой отвратительный, что она от неожиданности, поперхнувшись, плюется и обливает того самого холостого графа, которого прочила в мужья своей дочке. Граф, отряхнувшись, уходит, а мисс пускается за ним вдогонку с бокалом в руках, предлагая ему отведать шампанского, поскольку до сих пор уверена в том, что подают здесь именно шампанское.
Оливия вздохнула и задумчиво добавила:
– Когда смотришь, как хорошие актрисы и актеры разыгрывают эту сцену, она, правда, очень смешная.
– Грей, я хочу посмотреть одну из этих пьес, – обратилась к мужу Беатрис. Оливия в изумлении уставилась на герцогиню. Неужели герцогиня ни разу не побывала на представлении, о котором говорит весь Лондон? – Я приехала в столицу меньше года назад, – пояснила Беатрис. – И до своего приезда ни разу не была в театре.
– Ах, бедняжка! – с искренним сочувствием воскликнула Оливия. – Боюсь, что с пьесами Джанкера вы опоздали. Говорят, он решил больше не писать для театра.
– И где вы такое слышали? – спросил Торн.
– На одном из светских раутов, где же еще. А может, и в театре. Я точно не помню.
– А сколько вообще пьес написал этот Джанкер? – спросила Беатрис.
– По-моему, пять, – сказал Грейкорт.
– Шесть, – поправил его Торн. Все разом повернули к нему головы. – Что вас удивляет? Я часто хожу в театр и вижу афиши. Мне не обязательно ходить на представление, чтобы о нем знать.
– Погоди, а разве Джанкер не твой друг? Я только сейчас вспомнил, – сказал Грейкорт.
Торн заметно напрягся.
– Друг – слишком сильно сказано. Просто знакомый, – с небрежным взмахом руки откликнулся Торн.
– Когда вы его увидите, – сказала Оливия, – не забудьте спросить, собирается ли он писать новую пьесу.
– Теперь я понимаю, почему тебя так раздражает этот разговор, Торн, – сказал Грейкорт. – Ты ему завидуешь.
– Что? – Торн даже подскочил. – Какого черта я должен завидовать Джанкеру?
– Да, – вступилась за Торна Оливия. – С какой стати герцогу завидовать простому драматургу?
– Я и сам герцог, – заметил Грейкорт, – и, поверьте мне, мы испытываем те же эмоции, что и все прочие смертные. Скажу вам по секрету: в юности Торн и сам пробовал писать. Но ни одного своего опуса так и не закончил. Вот он и завидует Джанкеру, который написал целых пять законченных произведений, которые ставят в театре.
– Шесть, – поправил его Торн.
– Да, правильно, шесть, – сказал Грейкорт и, посмотрев на Оливию, задумчиво спросил: – Вы говорите, ходит слух, что он бросил писать?
Оливия кивнула.
– Его можно понять. Шесть пьес на одну и ту же тему! Я хочу спросить: сколько вы можете насчитать возможностей для иностранного джентльмена попасть впросак в Лондоне?
– Со счету собьешься, – пробормотал себе под нос Торн.
– Только не надо озвучивать свои версии, – попросил его Грейкорт. – Мы не хотим вводить дам в краску.
– Или пробудить в нас жажду приключений? Чего ты боишься больше? – подмигнув Оливии, спросила у мужа Беатрис.
Оливия прыснула от смеха. Она не думала, что получит от поездки удовольствие. Пожалуй, разговоры ни о чем могут быть очень даже приятными, если обстановка непринужденная и компания подходящая.
– Я знаю, что нам надо сделать, – с таинственным видом сказала Беатрис. – Мы должны узнать, какие из приключений Джанкера случились и в жизни Торна.
Взгляд Торна тут же сделался каменным.
– Во-первых, приключения иностранца не означают приключения Джанкера. Главный герой пьес Джанкера – иностранец по имени Феликс, с ним и происходят всякие странности. Во-вторых, проследить, насколько моя история совпадает с историей Феликса, будет довольно трудно, поскольку из всех нас все пьесы Джанкера видела только мисс Норли.
– Прекрасно. Тогда пусть мисс Норли выберет какое-нибудь одно приключение, и мы попробуем угадать, было ли что-то подобное в жизни Торна или нет, – предложила Беатрис. – А вы, Торн, скажите, кто из нас угадал. Мне кажется, это довольно забавная игра.
– Или донельзя глупая, – пробормотал Торн.
Грейкорт согнулся пополам от смеха.
– Не знаю, старина, – между взрывами хохота выдавил Грейкорт, – Я думаю, она нас всех развлечет. А путь впереди длинный.
Оливия уже мысленно перебирала приключения, выпавшие на долю Феликса.
– Как вам нравится такое: Феликс напивается…
– Могу засвидетельствовать, Торн проделывал это не раз и не два, – весело заявил Грейкорт и получил убийственный взгляд Торна.
– Дай ей закончить, – с укором сказала Беатрис.
– Феликс, напившись, принимает графиню за куртизанку, – продолжила Оливия, – и пытается снять леди на ночь.
– Половина лондонских холостяков может припомнить нечто подобное, – сказал Грейкорт.
– Но я принадлежу к другой половине, – парировал Торн. – Вам не кажется, что шутка затянулась? Может, подыщем другую тему?
– Согласна, пересказывать сюжет – неблагодарное дело, – сказала Оливия. – Шутки кажутся затасканными и несмешными. Но из зрительного зала все воспринимаешь совсем по-другому. Феликс превратно понимает слова графини, а графиня – его слова, и это продолжается довольно долго, и все это время зрители надрывают животы от смеха.
– Одним словом, Феликс все ходит вокруг да около, а до дела так и не доходит, – философски заметил Грей. – Но в этом они с Торном как раз очень похожи. По крайней мере, в том, что касается ухаживания за дамами.
– Какая чушь, – сквозь зубы процедил Торн.
– Пожалуй, я выбрала неудачный эпизод, – сказала Оливия. – Сейчас подумаю, какой еще предложить, который не вызвал бы столько разногласий.
И тут пассажиры почувствовали, что карета замедлила ход. Торн выглянул из окна и объявил:
– Мы подъезжаем к Честерфилду, а я ужасно проголодался. Я сегодня не завтракал. Не отказался бы от сандвича и кружки местного эля.
– Сандвич – как раз то, что нужно! – поддержала его Беатрис. – Я тоже хочу есть.
– Меня это не удивляет, – сказал Грейкорт. – Сегодня утром ты съела всего три яйца с колбасками вместо обычных пяти.
– На что не пойдешь ради твоего наследника, – парировала Беатрис.
Грейкорт перевел взгляд на живот жены:
– Или ради моей красавицы дочки, которая умом, я уверен, пойдет в мать.
Оливия смотрела на супругов Грейкорт со смешанным чувством умиления и зависти. При ней никогда ее отец и мачеха не демонстрировали нежных чувств друг к другу, и, кажется, ничего похожего не было и между отцом и ее матерью. Оливия всегда считала, что чувства в браке представителей британской аристократии стоят далеко не на первом месте, и, судя по тому, что она знала о семейной жизни своих знакомых, ее мнение было вполне обоснованным.
Но сейчас, глядя на Беатрис и Грейкорта, Оливия думала о том, что бывает и по-другому. Союз по любви возможен. Даже если выйти замуж за герцога.
Разумеется, речь не о Торне. Он такой же колючий, как шип[1]1
Thorn – шип (англ.).
[Закрыть].
– Нам предстоит еще несколько часов пути, – сказал Грейкорт, – так или иначе придется сделать остановку, чтобы сменить коней. Так что перекусить в трактире при постоялом дворе не будет лишним. Но не мечтай, – добавил Грейкорт, посмотрев с ухмылкой на брата, – что мы дадим тебе сорваться с крючка. Мы продолжим игру, как только вновь тронемся в путь.
– Превосходно, – с сарказмом протянул Торн. – Я весь в нетерпении.
Оливия чувствовала себя на подъеме. Это путешествие нравилось ей все больше и больше.
