Текст книги "Ребенок джунглей: Реальные события"
Автор книги: Сабина Кюглер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Первое знакомство
Пилот выключил мотор. Прошло некоторое время, прежде чем пропеллер перестал вращаться. И внезапно наступила тишина... Ни пения птиц, ни голосов, ни жужжания мотора. Секунда – и нас захлестнула волна жаркого воздуха. Расстегнув ремни, я сняла с себя куртку. С любопытством посмотрела по сторонам, все выглядело заброшенным – вокруг ни души.
Папа обошел вертолет, вытащил меня, поцеловал и попросил подождать у края посадочной площадки. Ноги не слушались. Мама спустилась сразу после меня. Юдит элегантно протянула папе руку. Он поцеловал ее и помог ей сойти.
– Папа, от тебя плохо пахнет. Тебе нужно помыться, – закричала она возмущенно.
Папа засмеялся и подхватил Кристиана.
– Нет, пап, – сказал он, – ты хорошо пахнешь, и я счастлив, что мы наконец рядом с тобой.
– Ну что ж, – ответил отец, – хоть кто-то рад меня видеть!
В ответ мама дипломатично заявила, что она тоже очень рада его видеть, но ванна ему все-таки не помешала бы. Папа и правда выглядел несколько необычно. До этого я никогда не видела его таким – со слипшимися длинными волосами и бородой. Он был в грязном шейном платке и большой соломенной шляпе. Потом, когда он подолгу пропадал в джунглях и возвращался таким же заросшим, мы в шутку называли его Моисеем. Но было заметно – в джунглях он чувствовал себя в своей стихии. Он был их частью.
Шатаясь, я подошла к Юдит. Вскоре к нам присоединился Кристиан. Мы стояли и ждали, не зная, что делать. И тут услышали папин голос. На незнакомом языке он что-то кричал в сторону леса. Мы, дети, с интересом посмотрели по сторонам.
Через несколько минут из леса начали медленно выходить люди. Они приближались тихо, почти бесшумно. Мы в страхе прижались друг к другу. Мы никогда до этого не встречали таких «диких» людей. Они были выше, чем туземцы, которых мы знали, темнокожие, с черными курчавыми волосами и полностью обнаженные. Черные страусиные перья прикрывали головы. Сквозь нос были продеты длинные тонкие кости: две торчали вверх и одна поперек. Над бровями – две плоские кости, закрепленные с помощью коры. Одной рукой они держали лук и стрелы, другой – каменные топоры. Незнакомцы окружили нас и стали внимательно разглядывать.
Их лица с темными непроницаемыми глазами казались мрачными. Юдит крепко сжала мою руку, Кристиан спрятался за нами. Я чувствовала, что мою старшую сестру охватывает паника. Своими длинными белыми волосами она привлекла к себе внимание воинов. Когда один из туземцев захотел дотронуться до них, она отпрянула.
Я вскрикнула от страха и закричала: «Папа!» Испугавшись крика, туземцы мгновенно отошли от нас. И тут появился наш спаситель.
Отец заговорил с ними на языке, который я раньше никогда не слышала. Затем он повернулся к нам и объяснил, что это люди фаю из рода иярике и что нам не надо бояться. Им просто интересно – они никогда в жизни не видели белых детей. Папа взял меня за руку и подвел к старому туземцу, вложил мою руку в его и сказал:
– Это вождь Баоу, он разрешил нам здесь поселиться.
Вождь Баоу наклонился ко мне и взял меня за голову. Его лицо приближалось все ближе и ближе. Я испугалась, подумав, что он хочет меня поцеловать. Но вместо этого он дотронулся своим потным лбом до моего и потерся им. Увидев мое потрясение, отец рассмеялся и пояснил, что люди фаю трутся лбами, чтобы поприветствовать друг друга – примерно то же делаем мы, европейцы, когда жмем друг другу руки.
Тот же обряд фаю повторили с моим братом и сестрой. Оставшуюся часть дня мы проходили с темными лбами – следами грязи и пота.
Люди фаю трогали наши волосы и лица. Потом они заговорили – вначале тихо, затем все громче и громче. Наш страх перед ними исчез, уступив место любопытству.
Вскоре мы выбрались из толпы и побежали к вертолету. И тут я заметила на опушке несколько обнаженных туземных женщин. На руках у них были маленькие дети. Я осторожно пошла в их сторону, но когда приблизилась к ним вплотную, дети начали плакать, и женщины убежали в лес. Минуту я смотрела им вслед, а затем вернулась к вертолету, где пилот и мой отец выгружали наш багаж. Фаю помогали им переносить его в деревянный дом.
Фаю из рода иярике идут к нам в гости
Мой новый дом находился на маленькой полянке, справа от которой текла река Клихи, а слева возвышался лес. Дом стоял на высоких деревянных балках, поскольку эта местность постоянно затоплялась.
Все здание было покрыто зеленой защитной сеткой, чтобы уберечь нас от насекомых и прочей живности. Неплохая идея, если бы это работало. Но в доме, несмотря на все наши старания, постоянно находились непрошеные ночные гости. Каждую ночь маме приходилось вставать и охотиться на крыс или насекомых. По утрам радости людей фаю не было границ – мамины трофеи становились их завтраком.
Дом состоял из двух больших комнат, разделенных перегородкой – одна служила кухней, столовой и гостиной, другая спальней. Со спальней граничила маленькая ванна. В доме не было дверей, их заменяли занавески, прикрепленные к потолку. Если занавески были открыты, мы могли пройти в комнату. Если же они были задернуты – входить было запрещено.
Воин фаю
К предметам повышенной комфортности относились две раковины, одна в ванной, другая на кухне. Туда по металлическим стокам стекала дождевая вода, которую мы использовали для приготовления пищи и питья. В период засухи дождей не было, и тогда нам приходилось приносить воду из реки и кипятить ее.
В кухне стояла маленькая керосинка с двумя конфорками, на которых мы готовили. На противоположной стене отец прикрепил две доски, которые стали полками для сковородок, горшков, тарелок, чашек и другой кухонной утвари. Сзади к жилому помещению примыкала маленькая комнатка со столиком и полками – в ней мы хранили продукты.
На столике стоял коротковолновый приемник, и каждое утро ровно в восемь часов мы выходили на связь с базой, находящейся в Данау Бира. Поскольку у нас не было электроэнергии, только одна батарея, а в Данау Бира электричество тоже было лишь в ограниченное время, мы, как и все те, кто находился в джунглях, договорились ежедневно выходить на связь именно в это время. Если в течение трех дней база или станция не отвечали, высылался вертолет, чтобы выяснить, что произошло.
Спальня была разделена длинной занавеской на две половины; одна – для меня и моей сестры, другая – для родителей, с которыми спал мой брат. Кровати из длинных досок были накрыты тонкими матрасами. Над кроватями укрепили москитные сетки, которые мы по ночам заправляли под матрас, чтобы хоть как-нибудь защититься от москитов и других насекомых.
Для меня и Юдит отец соорудил кровать прямо под окном. Вероятно, он думал, что так нам будет прохладнее – в окнах нашего дома не было стекол. Было действительно прохладно – особенно когда шел дождь. Если в тропиках идет дождь, он льет как из ведра, и по ночам мы часто просыпались насквозь промокшие. Тогда мы вставали, брали свои мокрые вещи и направлялись на половину родителей, которые, проснувшись, с удивлением обнаруживали в своей кровати уже не одного, а трех детей.
Ванна представляла собой всего лишь маленькую раковину из цемента, в которой мы мыли ноги перед тем, как лечь спать. У нас также был туалет, но без смыва – из-за недостаточного напора воды. Вместо этого отец держал ведро речной воды, которое он ставил возле туалета.
Когда мы осматривали наш новый дом, Кристиан обнаружил нечто совершенно не домашнее: огромного черного паука! Он был огромным, как морская звезда. Пораженные, мы замерли как вкопанные. Отец крикнул, чтобы мы не двигались, и побежал за парангом (длинный нож в джунглях). Он подскочил с ним к пауку.
– Нет, папа! – закричала я в ужасе. – Я хочу сохранить его.
Но было уже слишком поздно: одним ударом он расплющил паука по стене.
– Вот это да, посмотрите-ка – ноги еще шевелятся, – вскрикнул Кристиан.
Все с отвращением уставились на огромное пятно на стене, а я плакала, что потеряла такой ценный экземпляр для коллекции. Мама, не долго думая, повела нас смотреть на отлет вертолета. А папа остался в доме оттирать испачканную стену.
В этом полном приключений мире, куда нас забросила судьба, впереди было столько интересного и неизведанного, что история с пауком быстро забылась. С поляны назад, в Данау Бира, улетал вертолет. Я стояла там, пока шум мотора окончательно не стих. Потом я огляделась по сторонам, увидела широкую прохладную реку, неторопливо несущую свои воды мимо меня, отдельно стоящие хижины фаю, темные непроходимые джунгли, мой новый дом и людей фаю, все так же смотревших на меня с нескрываемым любопытством, как, впрочем, и я на них.
Не помню, что я тогда чувствовала, но точно помню, что это было предчувствие чего-то хорошего. Как может такой пейзаж, такая волнующая и захватывающая жизнь обернуться чем-то плохим? Мне здесь нравилось, это был мой новый дом.
И все последующие годы меня не покидало ощущение счастья, даже в то нелегкое время, когда я боролась со смертью. Это была жизнь, для которой я родилась, жизнь, которая мне нравилась – без правил и стресса, о которой сегодня я могу только мечтать.
Слева – папина рабочая хижина; справа – домик для гостей
И здесь, в только что обнаруженном племени фаю, где сохранились и каннибализм, и необъяснимая жестокость, где все еще жило в каменном веке, которому еще предстояло научиться любить, а не ненавидеть, прощать, а не убивать; в племени, которое стало частью меня, как и я его частью, – здесь полностью изменилась моя жизнь. Я больше не была немецкой девочкой, белой девочкой из Европы. Я стала туземкой – девочкой фаю из рода иярике.
В тот вечер, как только я легла в свою постель, ко мне подошел отец, и мы вместе прочитали молитву – ту, что я и сейчас по вечерам читаю вместе со своими детьми. Молитву, которая сопровождала меня все эти годы и которая и по сей день придает мне удивительное чувство защищенности:
«Denn wer unter dem Schirm des Höchsten sitzt und unter dem Schatten des Allmächtigen bleibt, der spricht zu dem HERRN: Meine Zuversicht und meine Burg. Mein Gott, dem Ich vertraue. Der mich errettet von der Schlinge des Jagers und von der verdeblichen Pest. Er wird mich mit seinen Fittichen decken, und Yuflucht werde ich haben unter seinen Flugein. Seine Wahrheit ist Schirm und Schild, dass ich nicht erschrecke vor dem Grauen der Nacht, vor den Pfeilen, die des Tages fliegen, vor der Pest, die im Finstern schleicht, vor der Seuche, die am Mittag Verderben bringt. Tausende fallen zu meiner Linken und Zehntausende zu meiner Rechten, so wird es doch mich nicht treffen.
Es wird mir kein Ubel begegnen, und keine Plage wird sich meinem Hause nahem. Denn er hat seinen Engeln befohlen, dass sie mich behuten auf all meinen Wegen».
Psalm 91 [1]1
«Благо есть славить Господа и петь имени Твоему, Всевышний, возвещать утром милость Твою и истину Твою в ночи, на десятиструнном и псалтири, с песнью на гуслях. Ибо Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим: я восхищаюсь делами рук Твоих. Как велики дела Твои, Господи! дивно глубоки помышления Твои! Человек несмысленный не знает, и невежда не разумеет того. Тогда как нечестивые возникают, как трава, и делающие беззаконие цветут, чтобы исчезнуть на веки, – Ты, Господи, высок во веки!
Ибо вот, враги Твои, Господи, – вот, враги Твои гибнут, и рассыпаются все делающие беззаконие; а мой рог Ты возносишь, как рог единорога, и я умащен свежим елеем; и око мое смотрит на врагов моих, и уши мои слышат о восстающих на меня злодеях».
Псалом 91
[Закрыть]
Племя фаю
Первая ночь прошла спокойно. Проснувшись на следующее утро, я открыла глаза и увидела огромные величественные деревья, уходящие в небо. Пение птиц околдовало меня, эта чарующая утренняя песенка пробуждала фантазию.
Юдит еще спала. В доме было тихо. Мне стало скучно лежать, и я выскользнула из кровати, чтобы посмотреть, не проснулись ли родители. Меня непреодолимо тянуло на улицу, чтобы исследовать новое место обитания. И поскольку на половине моих родителей было тихо, я вышла на маленькую площадку между лестницей и входной дверью. Открывшаяся мне картина потрясала.
Слева текла река Клихи, и мне сразу же захотелось прыгнуть в нее. Жара была в полном разгаре, и оставалось совсем немного времени до того, как солнце войдет в зенит и загонит в тень даже самых преданных своих почитателей. Прямо передо мной из темной глины росли огромные деревья. В десяти метрах на краю леса стоял второй деревянный дом, который, как я узнала позже, был построен для гостей, но поскольку у нас их никогда не было, он почти всегда пустовал. Неподалеку находилась еще одна маленькая хижина, которую отец использовал как рабочий кабинет. Впоследствии он проводил там много времени, изучая и анализируя язык фаю.
Тем временем деревня фаю оживилась. Меня заметили. Казалось, все горели желанием хорошенько меня рассмотреть. Фаю подошли и стали внимательно наблюдать за каждым моим движением.
Сбившись в маленькие группки и набравшись храбрости, решились подойти женщины и дети. Дети были без одежды, многие с выпуклыми животами, – как я позже узнала, из-за бычьего цепня, с красноватыми волосами – от недостатка витаминов. Но что меня больше всего заинтересовало – так это женщины. Они были мельче мужчин, но вели себя совсем не по-женски. Они тоже были обнаженными – лишь на бедрах красовались повязки, сплетенные из коры.
Женщины фаю
Сегодня я бы сказала, что на волосах они носили стринги. Но больше всего меня поразили их груди – отвисшие почти до пупка. Такого я еще никогда не видела. Я подумала: неужели, когда вырасту, у меня будут такие же?
Потом я рассказала маме об этих страхах, и она меня успокоила, объяснив, что женщины фаю не носят бюстгальтеров.
Конечно, я не могла понять, что говорят люди фаю. Но одно было ясно: тем утром главной темой их разговора стала я. Язык звучал необычно, он был совсем не похож на европейскую речь, скорее напоминал таинственное пение. Я была восхищена его мелодичным звучанием – никогда в жизни не слышала ничего похожего. Я стояла и улыбалась, но никто не улыбнулся мне в ответ. Это быстро наскучило, и я вернулась назад в дом.
Услышав шум, которым фаю встретили мое появление, наше семейство наконец проснулось. Мама уже готовила кофе, а отец в сотый раз пытался настроить радиоприемник, который упорно не желал работать. Его способности обращения с различными устройствами были весьма ограничены, и на этот раз он пытался починить радио при помощи молотка. Внезапно и без предупреждения радио заработало. Гордый победой, он повернулся к нам и сказал:
– Я починил радио!
Со смехом мама протянула ему тарелку:
– После такого тяжелого труда тебе нужно подкрепиться.
Так начался наш первый семейный завтрак на новом месте.
Как прошла оставшаяся часть дня, я помню только отрывками.
Очень хорошо помню только одно: мы, дети, много играли на речке и не могли понять, почему дети фаю сидят, прислонившись к дереву или крепко прижавшись к своим родителям, и никогда не смеются. Казалось, они чего-то боятся. Но вокруг был мир и покой и тишина.
С помощью знаков мы пытались пригласить их поиграть с нами, но ни один из них не двинулся с места. Наконец мы сдались и стали играть одни.
Первые несколько дней пролетели невероятно быстро. Мы вставали на рассвете и ложились с наступлением сумерек. Утром мы завтракали все вместе, обычно это были овсяные хлопья, разведенные в сухом молоке, или блинчики. Часто в тарелках обнаруживались различные насекомые. Скоро это перестало нас беспокоить – ничего другого не оставалось, как есть их.
– Ваша дополнительная порция протеина, – говорила мама, и мы ей верили.
Однажды утром, вскоре после приезда, фаю принесли нам два огромных яйца королевских голубей. Отец ввел систему обмена: когда жители деревни приносили нам еду или интересные предметы, мы обменивали их на нож, рыболовный крючок или веревку. Так каждое утро у нас на столе появлялись гигантские аппетитные яйца. Блины и хлопья уже приелись, и мы радовались хоть какому-то разнообразию.
На следующее утро, когда мы все вместе собрались за столом, мама вылила на сковородку немного масла и взяла одно из яиц. Оно было такое большое, что нужно было держать его двумя руками. Она разбила его над сковородкой. Но вместо ожидаемого желтка и белка из него выскользнул маленький цыпленок, упал в масло и начал поджариваться. От этого зрелища мне сразу стало плохо. Чувство голода пропало. Мое сердце сжалось, когда я увидела на сковородке маленького цыпленка. Как было бы замечательно наблюдать, как он вылупливается и растет!
С того дня мама предусмотрительно разбивала каждое яйцо на улице и, если оно оказывалось с птенцом, отдавала его фаю, которые с удовольствием его съедали и искренне удивлялись, почему мы это вернули.
Несколько дней спустя, когда мы играли с Кристианом перед домом, я заметила маленького мальчика, который уже давно наблюдал за нами на расстоянии. Мы были одного возраста, и, судя по всему, он боялся нас меньше, чем остальные дети.
Меня очень заинтересовало то, что он держал в руке маленький лук и несколько стрел. Я медленно подошла к нему, и – о чудо! – он не убежал и не начал плакать, как другие. Я остановилась прямо перед ним и протянула руку к луку. К моей радости, он сразу же протянул мне его.
Фаю рассматривает себя в зеркале
Подошел Кристиан, и мы стали изучать это выдающееся творение, потом я хотела вернуть лук и стрелы. Но он покачал головой и отказался взять их. Кристиан первым понял, что тот хотел сделать мне подарок – я очень обрадовалась. Знаками я дала мальчику понять, чтобы он меня немного подождал. Я побежала домой, вытряхнула свой рюкзак на кровать и стала искать ответный подарок. Тут я увидела маленькое красное зеркальце, которое мне подарили в столице Джаяпура. Обрадованная, я пулей вылетела на улицу и протянула его мальчику.
С такой реакцией мы еще никогда не сталкивались! Он посмотрел в зеркало, вскрикнул и упал. Мы засмеялись, Кристиан поднял зеркальце, показал мальчику свое в нем отражение и снова протянул ему. Тем временем к нам подошли другие фаю, чтобы посмотреть, что происходит.
Мальчик осторожно взял зеркало. Его глаза округлились. Он двигал головой туда-сюда, делал гримасы, трогал свое отражение рукой. Скоро возникло общее возбуждение – все фаю хотели хоть раз посмотреть на свое лицо. Мы с Кристианом здорово повеселились, наблюдая, что чувствует человек, первый раз увидевший себя в зеркале. Потом мы отошли от толпы, чтобы насладиться тем, что нас интересовало гораздо больше – новыми стрелами и луком.
Вскоре к нам подошел мальчик фаю, как трофей неся в руке зеркало. Он показал на себя пальцем и сказал: «Туаре». Я показала на себя и сказала: «Сабина». Он без труда повторил мое имя.
Потом Кристиан показал на себя и сказал: «Кристиан». Туаре попытался выговорить имя брата, но у него не получилось. Слова в языке фаю всегда заканчиваются на гласную.
Тогда мой брат снова показал на себя и сказал: «Бабу». Так мы называли его раньше, когда еще жили в Непале. Туаре с легкостью повторил это имя, и с тех пор все звали брата Бабу.
Туаре стал мои близким другом по играм – моим лучшим другом, кому я больше всего доверяла. Он и сейчас считает меня своей сестрой. Благодаря Туаре и другие дети перестали нас бояться. Они все приходили и приходили: Бебе, Абусаи, Атара, Ори, Аилакокери, Дихида и Эсори...
Скоро мы поняли, что дети фаю очень боязливы и почти не знают никаких игр. Нас не интересовала причина – мы просто научили их нашим играм. Каждый день мы вместе ходили купаться, играли в охоту на крокодилов, в футбол и в прятки. В свою очередь, они научили нас стрелять из лука. Они показали нам, каких зверей можно есть, а каких нет, какие растения съедобны, а какие ядовиты, как развести огонь без спичек или сделать нож из бамбука – этими навыками мы особенно гордились.
Но больше всего нам понравились лук и стрелы. Мы представляли, что заблудились в джунглях и должны сами о себе заботиться.
Туаре и его друзья научили нас строить маленькие хижины, в которых можно было укрыться от дождя – он был здесь постоянным явлением. Чтобы выжить, нам необходимо было охотиться и разводить костер – готовить на нем добытое на охоте. Если бы мама узнала, что мы перепробовали за это время, у нее, медсестры по образованию, случился бы сердечный приступ. Мы поглощали все движущееся – маленьких рыбок, жуков, пауков и даже червей.
Гораздо позже мне пришла в голову мысль: если бы в возрасте десяти лет меня оставили одну в джунглях, я бы выжила. Но если бы оказалась одна в центре большого города – погибла бы.
Я научилась искусству выживания в джунглях, узнала, что такое экстремальные условия, какие опасности подстерегают человека и как от них защититься. Я научилась уважать джунгли и управлять ими настолько, насколько это возможно для человеческого существа. Уже через месяц после приезда я, как и Туаре, была ребенком джунглей.
Другая жизнь
Постепенно мы привыкали к новой жизни, точнее, к ежедневному выживанию. Жизнь в джунглях разительно отличалась от жизни в Европе. Сейчас я понимаю, что это два абсолютно непохожих друг на друга мира, две разные планеты, две галактики.
Конечно, здесь, как и там, живут люди, которым необходимо пить, есть и спать. У них такое же зрение, обоняние, вкус, они любят и ненавидят, рожают детей и умирают. Но на этом и заканчивается то общее, что нас объединяет. Надеюсь, в этой книге мне удастся передать читателю свое собственное видение этих двух миров. Возможно, что-то мне уже удалось. Но для меня очень важно – свести два мира в одну точку.
Здесь жизнь для меня как Торнадо: она захватывает меня в свой круговорот, и кажется, что время бежит все быстрее и быстрее, а я не могу за ним поспеть.
Толпы людей, которые снуют туда-сюда и от которых некуда скрыться. Шум машин, грохот стройки прямо у меня под окнами. Постоянные ссоры в семье из-за денег, измен, равнодушия. Ссоры с соседями из-за ерунды. И самое главное – не хватает времени никогда и ни на что.
Понимаю, что, вероятно, я слишком обобщаю, и мои суждения далеко не новы, но все чаще посещает мысль, что люди в нашем западном мире живут только для себя и, постоянно заботясь о своем благополучии, никак не могут его достичь. И я не исключение. Утром идешь на работу, вечером, уставшая, возвращаешься домой. В конце месяца нужно оплатить все счета и положить то малое, что осталось, на счет в банке. Сэкономленное можно будет потратить на отпуск, чтобы, отдохнув, вновь погрузиться в водоворот будней. И этому нет конца.
Чтобы спастись от однообразия, мы стремимся к комфорту. Залезаем в долги, чтобы купить дорогую машину, большой дом или модные шмотки, которые видели в журналах и витринах магазинов. Наконец у нас появляется новая машина, возможно, и некоторое количество денег на счету, но мы все равно недовольны. И все начинается заново. Замкнутый круг, из которого я не могу найти выход.
Я не осуждаю наше так называемое «общество благосостояния», но меня не покидает чувство, что что-то не так, что мне чего-то не хватает. Я смотрю на окружающих и вижу, что и им не лучше.
Конечно, у нас гораздо больше удобств, которые и меня избаловали. Горячая вода, супермаркеты, где можно купить все, что угодно, электричество, телефон, телевидение, Интернет, электронная почта и многое другое – не говоря уже о медицинском обслуживании.
И все же, лежа по вечерам в постели, я скучаю по джунглям, по свободе и покою. Я мечтаю пробежаться босиком по траве, не краситься и не разрываться между встречами. Утром просыпаться – и вдыхать сладостный воздух джунглей. Смотреть на жаркое солнце, любоваться зелеными деревьями и восхитительными белыми облаками, которые медленно плывут по бескрайней голубой лазури.
Меня возвращает к реальности голос – радио Гамбург. Шесть утра, я спускаюсь вниз по лестнице на кухню, включаю кофеварку и в сотый раз думаю: если бы у меня было побольше денег, я бы, конечно, купила автомат, который можно еще с вечера запрограммировать, чтобы утром кофе уже был сварен. Все удобства! Как будто это жизненно необходимо...
Я поднимаюсь по ступенькам, встаю под душ, потом одеваюсь и начинаю будить детей – их надо отправлять в детский сад. Мы, как всегда, должны спешить, скоро подойдет автобус. Быстро обуваю, собираю сумки, и уже звонят. Уф!
После этого немного покоя – кроме меня дома никого нет, новый день начался. Я спускаюсь вниз, в кабинет, и сажусь за компьютер. Проверяю почту и читаю новости: как всегда, неспокойно на Ближнем Востоке, политические события и т.д. Я зажигаю сигарету, делаю глубокий вдох и представляю, как никотин проникает в мои легкие. Чувство вины заставляет вспомнить о никотиновом пластыре, который вот уже вечность лежит на полке нетронутым. Мне не нравится, что я курю.
Я бегу с одной встречи на другую, перемещаюсь из одной пробки в другую – и каждый раз спрашиваю себя: что я здесь делаю? Зачем я здесь?
Позже я снова сижу в своем кабинете, мой взгляд падает на лук и стрелы в углу. Я встаю, подхожу к луку – моя рука скользит по его резной деревянной поверхности, удивительно приятной на ощупь. Рядом стрелы с искусно сделанными наконечниками: большие – для охоты на диких свиней и страусов, поменьше – для маленьких зверей и птиц. И лук, и стрелы с любовью украшены – тот, кто сделал их, оставил знаки, чтобы увековечить себя в своем произведении.
Ностальгия опять настигает меня, но когда я поднимаю глаза, вижу лишь мерцание экрана, призывающего меня работать. Я снова сажусь на свой красный стул.
Да, жизнь в джунглях совсем не похожа на эту. Я не хочу сказать, что выросла в лучшем мире, чем этот, – их нельзя сравнивать. Но, оглядываясь назад, могу сказать, что для меня он гораздо более привлекательный, чем этот. Идеализирую ли я свое детство? Мы, дети, были счастливы, были свободны, мыслили по-другому – я думаю, что в этом и есть главное отличие.
Совсем недавно меня спросили: разве это не было безответственностью со стороны наших родителей – подвергнуть детей опасностям джунглей? Я была так ошеломлена, что сначала даже не могла ничего ответить. Безответственность? О каких опасностях речь? Опасности не в джунглях, они здесь – завтра я могу попасть под машину или умереть от несчастного случая.
Моего ребенка могут похитить, изнасиловать или убить. Я могу потерять работу, дом, машину. Разве это все неопасно?
Для меня цивилизация гораздо более рискованна, чем жизнь в джунглях. Наша жизнь здесь зависит от состояния рынка рабочей силы, от доходов, от достойного обеспечения старости, и это еще не все. Человек часто живет в состоянии постоянного стресса и даже этого не осознает.
В джунглях наоборот: все или черное, или белое; того разнообразия серых тонов, которое приносит нам цивилизация, там просто не существует. В джунглях человек или друг, или враг. Там или светит солнце, или идет дождь. Друзья и семья защищают твою жизнь и вместе обороняются от врагов. Все кажется намного проще и прозрачнее, и всегда знаешь, что ожидать.
В племени фаю у каждого свое место, каждый знает, что он должен делать. Моя семья и члены моего рода что-то делают для меня, а я, в свою очередь, для них. Все делится поровну: например, если у меня есть два рыболовных крючка, один я отдаю. Если умирает мой муж, тогда на мне женится его брат, он заботится обо мне и моих детях, строит дом, ходит на охоту. Если умирают родители, меня забирает один из членов семьи или рода.
Если я ем рыбу – беру один или два кусочка и передаю тому, кто сидит рядом со мной, он, в свою очередь, тоже отламывает кусочек и передает соседу. Таким образом во время еды каждый получает равную порцию. Люди делятся друг с другом, чтобы выжить, они остаются друзьями, пока живы, они защищают и помогают друг другу. Мужчины вместе ходят на охоту, женщины вместе добывают саго, вместе идут рыбачить.
И когда ежедневная потребность в еде была удовлетворена, мы садились у костра и рассказывали охотничьи истории. Как был убит кабан величиной с дом. Или крокодил длиной с целую реку. Все знали, что это преувеличение, но слушать было невероятно интересно, а это единственное, что ценилось. Иногда мы часами сидели в молчании, смотрели по сторонам, на птиц, которые летали над нами, жевали что-нибудь.
Если сформулировать четко, то разница между мирами в том, что жизнь в джунглях, хотя физически более напряженная, с психологической точки зрения гораздо легче. А жизнь на Западе более легкая физически, но гораздо напряженней психологически.
Прошло много времени, прежде чем я это осознала. Приехав в Европу, я пережила культурный шок, сначала была оглушена, затем подавлена. Наконец, наступила паника. Я должна была без подготовки бежать психологический марафон, хотя совершенно не была к этому готова. Я должна была всему учиться заново, и хотя внешне не отличалась от других европейцев, я была как с другой планеты. Для меня существовало только черное и белое. Я выросла в эпоху, которой для большинства людей больше не существует. Я жила среди одного из последних нетронутых цивилизацией первобытных народов, чья культура остановилась на уровне каменного века – оторванная и отрезанная от остального мира. В Затерянной долине я была счастлива. В другом мире я чувствовала себя потерянной.
Вы, конечно, спросите, как немецкая девочка с немецкими родителями попала в такой неизведанный уголок земли? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться на годы назад. В то место, где я родилась.
