Текст книги "Вампирский Узел"

Автор книги: С. Сомтоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Комья земли засыпают гроб…

Он тянется вверх, к поверхности. Пальцы находят древесные корни, скользкие от дождя. Он вцепляется в них мертвой хваткой и тянет себя наверх, скользит в грязи…

Теперь его голова свободна. Волосы сразу намокли под дождем. Он выбирается из-под земли и встает в полный рост. Дождь размывает грязь у него на лице, и теперь из-под корки грязи видна бледная кожа – белые пятна на черном. Он стоит у своей могилы во всем портновском великолепии смерти: темный пиджак, крошечный галстук-бабочка, белая рубашка, полосатые брюки – все накрахмалено до состояния плотного картона.

Рана на груди аккуратно зашита, потому что мертвые должны быть красивы; чтобы те, кто их любит – те, кто придет проститься, – запомнили их как живых.

Мертвые должны быть красивы…

И Конрад – красивый. В эти первые мгновения его воскрешения из мертвых он очень красивый. Теперь, когда дождь отмыл его дочиста, он – безупречный маленький джентльмен в таком симпатичном костюмчике. Его лицо как будто подсвечено изнутри мягким сиянием. Это сияние – отличительная черта его рода.

И куда теперь? – размышляет он. Может, в другую страну? Другой язык, другая личность… Или, может, вернуться в лес, как уже было однажды? Он скучает по лесу. В лесу не было слов. Ни слов, ни имен… и у него тоже не было имени. И поэтому было подобие свободы. Но он знает: лес просто так не найдешь. Он сам должен найти тебя.

Может быть, мне надо было остаться в земле, – размышляет он. Может быть, если бы я там остался надолго, я бы избавился от кошмара нежизни и больше уже никогда не проснулся…

Но он знает, что этого никогда не будет. Подобные мысли посещают его всякий раз, когда он выбирается из могилы. Искушение велико… но он каждый раз понимает, что надо жить… нежить… дальше. И быть тем, кто ты есть. Мы ведь не выбираем себя, говорит он себе.

Он еще долго стоит под дождем и смотрит на свое надгробие. Оно точно такое, каким он его представлял. Мраморное изваяние смотрится несколько сентиментально и даже слащаво, но ему все равно хочется заполучить себе эту статую – ему, кто не видит себя в зеркалах. Дождь хлещет по каменному лицу, по складкам каменного одеяния, по каменным перьям на ангельских крыльях. Тонкие струйки воды стекают с ладоней, падают на раскрытые ноты, собираются в ручеек посередине каменной страницы и срываются вниз – к подножию статуи. Вода собирается в буквах, выбитых на могильной плите: Конрад Штольц. Капли дождя в глазах статуи – как слезы. Он тронут, потому что он сам никогда не плачет. Не может плакать. Бессмертие лишило его и слез. Ему нравится эта статуя. Когда-нибудь он вернется за ней.

13

лабиринт

Толпы… толпы людей повсюду. Бангкок буквально забит людьми, думал сэр Фрэнсис Локк. Они ехали по запруженным улицам в микроавтобусе принца Пратны. Шофер ехал какими-то путаными закоулками – так что запомнить дорогу было никак невозможно – и периодически резко бибикал без всякой на то причины. Все это раздражало ужасно. Голова была как дурная. Принц Пратна сидел рядом с Локком и хохотал от души, явно забавляясь над замешательством старого приятеля. Мьюриел Хайкс-Бейли – ее инвалидную коляску пришлось сложить и убрать в багажник – просто закрыла глаза. Похоже, она наслаждалась этой кошмарной уличной какофонией. Теперь их было больше. Худой как скелет Лайонел Терренс и не в меру дородный Арчибальд Стрейтон прилетели из Лондона только сегодня утром и уже успели найти себе девочек для утех – двух близняшек из пратновского лабиринта плотских страстей. Они непременно хотели взять их с собой, и принцу пришлось долго их уговаривать, что посторонние им не нужны.

– Боги Хаоса не приглашают гостей, – напомнил он им. Они проехали мимо ультрасовременного здания отеля «Сиам Интерконтиненталь», по прилегающему кварталу дорогих магазинов, свернули за угол и оказались в районе многоквартирных домов. Сэр Фрэнсис спросил у Терренса со Стрейтоном об остальных Богах Хаоса, кого приглашал Пратна. Терренс нервно хихикнул:

– Лорд Уайт, кажется, умер от удара. Говорят, перенапрягся в уборной. Страдал запором.

– Господи! – воскликнул Локк, который из всех ужасов старости больше всего боялся старческих запоров и недержания мочи.

– И наш дорогой Ричард Купертвейт тоже, увы… почил в бозе, – проговорил Стрейтон все тем же скрипучим и тонким голосом, из-за которого еще в Кембридже ему дали прозвище «евнух».

– А с ним что случилось? – спросила Мьюриел.

– Он связался с одним кружком по изучению парапсихологических феноменов… и финансировал какие-то там исследования полтергейстов. Однажды они поехали в один дом, где якобы был полтергейст, и ему на голову упала люстра. Совершенно нелепая смерть.

– Господи! – Локк расстроился окончательно. – А что полтергейст? Они его обнаружили?

– Нет, – сказал Терренс. – К несчастью, все это было мистификацией. Уже потом в доме нашли механизмы, которые и создавали весь этот якобы полтергейст: устройства для сотрясения стен и тому подобное. На самом деле он погиб именно из-за неполадок в механике. Предполагалось, что люстра будет просто дрожать, а не свалится ему на голову.

– Замечательно, – мрачно заметил сэр Фрэнсис. Теперь они ехали вдоль канала.

– Стало быть, нас всего пятеро, – сказала Мьюриел, открыв глаза.

– Шестеро, – поправил ее Пратна. – Майлс тоже приедет.

– А если нет? – спросил Локк. – В конце концов, он был не совсем Богом Хаоса, правильно? Я имею в виду, он был с нами не то чтобы по доброй воле. Теперь он уже не десятилетний мальчик, и наши угрозы, что мы всем расскажем о том, что он сделал, вряд ли его напугают. Теперь он не в нашей власти.

– Он всегда был в нашей власти, и тогда, и сейчас, – сказал Пратна.

– Почему?

– Потому что он тоже видел… то, что мы видели все. Потом они долго молчали, и только Пратна время от времени указывал им на что-то, с его точки зрения достойное внимания. Парк, где чумазые ребятишки играли в мяч; процессия бритых наголо монахов в желтых одеждах, которые шли через улицу, перекрыв все движение; барочно скрученные башни и золоченые свесы крыш знаменитого Храма Изумрудного Будды; состязание бойцов на воздушных змеях… Пратна объяснил, что веревки летучих змеев покрыты битым стеклом, чтобы ими можно было разрезать полотнища змеев соперников. И повсюду – яркое солнце. Толпы и толпы людей с разморенными потными лицами. Одежда – старинная и современная – липнет к мокрым телам. Они медленно проехали по периметру круглой площади, окруженной древними храмами и административными зданиями, и свернули в узенький переулок. Пратна велел шоферу поставить кассету, и в динамиках заиграла какая-то современная глупая песенка.

– Господи, Пратна! – удивился Стрейтон. – Ты что, начал слушать попсу?!

Потом вступил голос, и до конца песни они все молчали.

– И как вам, понравилось? – спросил Пратна, когда песня закончилась. – Племянница мне из Америки прислала. Это… тот самый мальчик, про которого я вам говорил.

– Замечательный голос, – заметил Локк. – Но какая тут связь? Я имею в виду с тем, что мы собираемся делать?

– Еще не знаю. Посмотрим.

– А можно поинтересоваться, куда мы едем? – спросила Мьюриел.

– К моему двоюродному брату Дарьянге. Он уже совсем старый и мудрый – старше нас лет на десять, если такое можно представить. Учился в Оксфорде. Читал курс археологии, возглавлял кафедру археологии в нашем Чалалонькорнском университете, занимал видный пост в Национальном музее. Во всяком случае, он сам так считал… что пост видный. Меня, как вы знаете, не особенно жалуют в нашей семье, но и Дарьянга тоже – большой, скажем так, оригинал. Он знает все об антикварных вещах, подлинных и поддельных, и даже просто мифических. Так что, милая Мьюриел, он может нам рассказать о твоем половинчатом objet d'art.

– Но почему мы должны ехать к нему? – нахмурилась Мьюриел. – Ты же знаешь, как я ненавижу автомобили. Да и состояние у меня… не совсем подходящее для разъездов. Ты мог бы и сам пригласить его на обед.

– Никак невозможно, Мьюриел. Видишь ли, мой двоюродный брат ушел в монастырь. И его представления о монашеской жизни в покое и размышлениях о божественном не включают заботу о твоих удобствах, моя дорогая. Вот почему нам приходится ехать на тот берег реки, в Дхонбари, в его дикий зачуханный монастырь.

Дикий зачуханный монастырь оказался громадным комплексом роскошных здании в окружении каменных стен. К нему вела узенькая дорожка – через пышный манговый сад. На съезде к воротам их остановили и попросили назвать себя. На территории монастыря посреди банановых деревьев были разбросаны храмы и другие культовые сооружения, и в том числе – вихара, святилище главного изваяния Будды. Повсюду стояли каменные якши, или демоны. Фигурки были потерты и явно нуждались в обновлении; каменные плиты, мостившие двор, тоже были все в трещинах, и между ними росла трава.

– Кошмар, как жарко, – сказала Мьюриел, обмахиваясь веером. Колеса ее инвалидной коляски лязгали на неровных каменных плитах.

– Ну и где он, твой двоюродный брат? – спросил Фрэнсис.

– Он у себя. Нам туда. – Принц Пратна сделал знак шоферу, который шел следом за ними с огромным подносом, уставленным всякими деликатесами. – Полдень есть уже? О небеса, уже почти час. Теперь вся еда пропадет… а ведь я заказал его самые любимые блюда.

– А что такое? – не понял Фрэнсис.

– Да эти их чертовы двести обетов, – сердито сморщился Пратна, как избалованный капризный ребенок, которому говорят «нельзя». – Они, видите ли, не едят после полудня.

– А ругаться зачем? – возмутилась Мьюриел.

– А просто так. – Пратна яростно почесал свою лысую макушку. Потом подозвал молоденького парнишку, который глазел на них с крыльца какого-то храмового строения. После кратких переговоров мальчик забрал у шофера поднос с едой и куда-то его потащил, громко чавкая на ходу.

– Королевский обед, – сказал Пратна, – и приходится его отдавать монастырскому служке. Какому-то никчемному мальчишке! Мьюриел, у тебя этот идол с собой?

– С собой, конечно. Но мне одно непонятно, старый ты гриб, с чего ты вдруг так обозлился?

– Как вы, наверное, догадались, друзья мои, я не питаю особенно теплых чувств к моему братцу.

– И тем не менее, – с нажимом произнесла Мьюриел. – Мы все сейчас не в настроении… эта жара просто невыносима… хотелось бы поскорее покончить с делами и вернуться домой.

Они обогнули вихару и вышли к роскошному строению, похожему на миниатюрный дворец.

– Это что? Еще одна вихара! – спросил Локк.

– Нет. Это всего лишь кату кузена Дарьянги, скромное жилище смиренного монаха, где он, как считается, должен жить в простоте и умеренности и проводить дни свои исключительно в благочестивых раздумьях об учении Будды…

Голос с верхней ступени высокого крыльца:

– Кого я вижу, Пратна! Какой приятный сюрприз! И еще гости… подумать только!

Пратна аж застонал.

– Снимите обувь, – шепнул он своим спутникам. – И обязательно переступите через порог. Если вы на него наступите, это обидит каких-то там Духов, и их гнев падет… ну и так далее.

– Кому-то придется меня нести, – сказала Мьюриел. Терренс со Стрейтоном подняли ее с кресла. Потом все сняли туфли, ополоснули ноги в небольшом мелком бассейне у подножия лестницы и поднялись по крутым ступенькам.

Кондиционер внутри работал на полную мощность. Пол был устлан простыми циновками. Похоже, предполагалось, что гости должны сидеть на полу. Там они и расселись, не преминув поворчать насчет артрита в ногах и больных поясниц. Сэр Фрэнсис обратил внимание, что стены комнаты были расписаны фресками, выполненными в том же стиле, что и фрески в тайном покое Пратны; только здесь были изображены ангелы – девы – и другие мифические существа, которые парили на облаках, играли на всевозможных музыкальных инструментах и вкушали блага всех девяти небес рая. Там были и фрески, изображающие предыдущие инкарнации Будды, который сразу же выделялся на фоне всех остальных праведников своими размерами и сиянием нимба.

На единственном в комнате кресле – про себя Локк отметил, что это был стиль рококо, Франция, начало XVIII века, антикварная вещь, роскошь, которую даже он сам не смог бы себе позволить – сидел человек в желтой накидке, старый и весь какой-то усохший, как засушенный кузнечик. Когда все расселись, он распростер руки в жесте отеческого благословения. Потом он заговорил – с тем же безупречным итонским акцентом, что и у Пратны, – только голос у него был очень тихий, едва различимый в шуме трех вентиляторов и кондиционера.

– Прекрати чесать лысину, Пратна, старик, – сказал он. – Я-то лысый по собственной воле хотя бы.

– Если ты думаешь, что я буду перед тобой лебезить… – невпопад отозвался Пратна, как будто в продолжение какого-то старого спора.

– Да, именно так я и думаю, – невозмутимо проговорил Дарьянга, и Пратна вдруг как-то сник и униженно склонил голову. – Я только для этого и подался в монахи – дабы насладиться спектаклем в исполнении моих дорогих и любимых родственничков, которые всячески передо мной унижаются и скачут вокруг меня как обезьяны. Впрочем, скромная монастырская жизнь учит смирению и состраданию, и я больше не нахожу удовольствия в том, чтобы над кем-нибудь насмехаться. И над тобой, братец, в частности. Ну и чего, старина? Что тебя привело в наши края?

– Вот это. – Мьюриел Хайкс-Бейли подалась вперед, чтобы передать ему половинку идола.

– Осторожнее. Не прикасайся к нему, – сказал Пратна. – Даже случайно. Им нельзя прикасаться к женщинам.

– Двести заповедей? – спросила Мьюриел.

– Ага, именно двести заповедей, – рассмеялся Дарьянга. – А ты, Пратна, так и не свыкся с нашими строгостями. Так сказать, не проникся.

– Я пытался, – проговорил Пратна, не поднимая глаз. Сэр Фрэнсис с удивлением взглянул на него – он впервые слышал, что принц и сам был монахом, хотя и недолго. Он взял статуэтку у Мьюриел – она была странно холодной на ощупь – и передал ее Пратне, а тот, в свою очередь, вручил ее брату с церемониальным поклоном. – Я обнаружил, – продолжил принц, – что зло гораздо забавнее и приятнее, чем добро.

– Да, ты за словом в карман не полезешь. Всегда был таким, – усмехнулся монах. – Добро и зло, воистину! Как в вестерне каком-нибудь, ковбои и индейцы… Ты меня просто разочаровываешь. Я думал, ты что-нибудь пооригинальней придумаешь. Зло, это надо же так сказануть! Меня не обманешь, мой мальчик. Я же вижу, что ты затеял какую-то очередную проказу. Ладно, давайте посмотрим, что тут у вас… ага! Так что тут у нас такое? – Он рассмотрел половинчатую статуэтку со всех сторон. – Так, это точно не тайская вещь. Не кхмерская, не монская, не из Дваравати, не из Шривиджайя [24]24
  Кхмеры – народ Камбоджии; моны – народ Бирмы и Таиланда; Дваравати – древнее монское государство в Юго-Восточной Азии, II – Х вв. н.э; Шривиджайя – малайское государство VII – X11I вв. Переводчик в который раз поражается собственной эрудиции.


[Закрыть]… моя милая мисс… Хайкс-Бейли, правильно?.. Боюсь, что вас обманули. Это вполне современная вещь.

– Современная? – не поняла Мьюриел. – Поясните, пожалуйста.

– Я имею в виду, милая женщина, что ей не больше двух тысяч лет. Едва ли ее назовешь старинной, не говоря уже о том, чтобы древней. – Он от души рассмеялся над своей собственной шуткой.

– Как я понимаю, интереса она не представляет вообще никакого, – сказал Терренс, который, похоже, отчаянно скучал. Локк понимал, что им со Стрейтоном не терпится вернуться во дворец – к своим затейницам-девочкам.

– Я не говорил, что она не представляет никакого интереса, – отозвался монах. – Очень даже представляет… но не для вас. Есть люди, которые ищут эту вашу статуэтку уже лет тридцать, когда не все сорок.

Локку вдруг стало страшно. Он встревоженно огляделся: а что остальные, чувствуют они то же самое или нет? Ему захотелось уйти отсюда – прямо сейчас. Эта бредятина Пратны насчет кармических узлов… и теперь еще эти загадочные слова крошечного ссохшегося монаха в костюме поп-гуру… что его так напугало? Он заставил себя не дергаться и сидеть спокойно. Однажды я убил человека, женщину… он специально вспоминал этот ужас шестидесятилетней давности, чтобы прогнать другой ужас – тот, который был сейчас.

– Я знал! – просиял Пратна. – Пара минут унижений, и мой дражайший кузен откроет нам все секреты.

– Боюсь, что нет, – сказал Дарьянга. – Я чувствую…

– Ты лучше по существу говори, – раздраженно проговорил Пратна.

– Но вы еще не все собрались, – сказал монах. – Одного не хватает. И то беспокойство, которое вы испытываете сейчас, – это хорошая тренировка перед суровой и изнурительной одиссеей, которая вам предстоит.

– Опять, стало быть, в путь-дорогу, – вздохнул сэр Фрэнсис. – Боюсь, мои старые кости не выдержат этого испытания.

Стрейтон зашевелился, усаживаясь поудобнее, и подергал на груди рубашку, промокшую от пота.

– Выбор всегда остается за вами, – неожиданно мягко проговорил монах. – Но насколько я знаю брата, он лишний раз думать не будет – ломанется вперед сломя голову. Он сделает все, лишь бы бежать от угрозы хронической импотенции. – Снаружи раздался какой-то шум. Звук шагов на каменных ступенях. – О небеса, я смотрю, вас ничто не удержит. Ваш приятель пожаловал… прямо сюда.

Все обернулись к входной двери, где неожиданно вырос темный силуэт, заслонивший свет. Стивен.

– Не… – начал было Фрэнсис.

Но поздно. Стивен уже наступил на порог. Зловещее предзнаменование.

– Да ладно, – сказал Дарьянга.

огонь

– Двадцатый век на дворе, – продолжал монах. – Мы больше уже не хороним беременных женщин под порогом нового дома, чтобы милые, но мстительные духи охраняли твое жилище. Входите, пожалуйста. Не стесняйтесь.

Еще мгновение назад Стивен жарился на солнце. Теперь ему в лицо ударил прохладный воздух, остуженный кондиционером. И именно эта неожиданная прохлада совершенно лишила его присутствия духа – именно она, а вовсе не то, что он снова встретился с теми людьми, с которыми на протяжение шестидесяти лет делил один и тот же кошмар.

– Ваш шофер, который встречал меня в аэропорту, привез меня прямо сюда, – сказал он Пратне. Это было похоже на те сбивчивые извинения, которые он лопотал, когда опаздывал на их прежние оккультные сборища. И как и тогда, все молчали, давая ему в полной мере почувствовать свое смущение.

– Ну хорошо, – сказал наконец сэр Фрэнсис. – Пусть он расскажет: что это за Тимми Валентайн такой и что в нем такого необыкновенного?

– Он вампир.

Мьюриел звонко расхохоталась. Все остальные упорно молчали. Стивен заметил их недоверчивые взгляды и поспешно добавил:

– У меня есть доказательства.

– Замечательно, – сказал старый монах.

Стивен рассказал им все, пристально вглядываясь в лица своих угрюмых собеседников. Взгляни на Фрэнсиса Локка, сказал он себе. Он, наверное, удивляется: неужели этот полоумный старик и есть тот наивный маленький мальчик, который когда-то боялся его до смерти. Терренс и Стрейтон… Лорель и Харди… Мьюриел… вся высохшая, ее красота увяла. И Пратна – верховный манипулятор. Как всегда.

– Полный бред, – заключил Фрэнсис, когда Стивен закончил рассказ. Но Стивен заметил, что ему очень хочется в это поверить – до такой степени хочется, что его аж трясет.

– Ах дети, дети, – спокойно проговорил Дарьянга, – вам так нужно во что-то верить. Так почему бы вам не пойти дальше и не притвориться, что все это – правда? Давайте садитесь все вместе и придумайте план по уничтожению вампира. Может быть, вы добьетесь какого-нибудь всеобщего катарсиса, а я еще успею вздремнуть до вечерней молитвы.

– Чеснок и кресты, – предложила Мьюриел.

– Не пойдет, – сказал Стивен и рассказал им еще парочку любопытных фактов из жизни Конрада Штольца и, кстати, напомнил, что их первая встреча с этим существом состоялась у самого алтаря в часовне Святой Сесилии.

– Он выходит при свете дня? – просил Стрейтон.

– Похоже на то, – пробормотал Терренс, вспоминая детали Стивенского рассказа.

– Если он не боится крестов и чеснока, – раздраженно проговорил Пратна, – то какой смысл все это затевать?

– Ха! – усмехнулся Дарьянга. – Вы, похоже, забыли одну очень важную вещь. Вы, похоже, забыли, почему вы вообще вдруг решили приехать в мой скромный кути.

А дальше монах завел долгий рассказ. Он был старше их в среднем на десять лет и очень четко осознавал свое старшинство. Стивен сразу понял, что торопить его бесполезно. Он уселся на жесткой циновке и постарался устроиться поудобнее. На самом деле ему было скучно, и встрепенулся он только тогда, когда Дарьянга заговорил про огонь.

– Огонь… о да! В Древней Персии, кажется, поклонялись огню? У них был Ахурамазда, воплощение принципа света, и Ахриман – воплощение тьмы или зла. Как говорится, простенько и со вкусом. Но…

– Мы про идола начали говорить, – нетерпеливо перебила Мьюриел.

– Ах да, идол. Но огонь – это не менее интересно, правда? – Дарьянга взглянул прямо в глаза Стивену. Что Боги Хаоса знают про Стивена, насколько они доверились этому полоумному? Он просто законченный параноик. Ему везде мерещатся какие-то досье и подслушанные разговоры, втихаря записанные на пленку. – Я сейчас заговорил про огонь, – продолжал монах, – не потому, что огонь косвенно связан с нашим конкретным случаем… но еще и потому, что мне хотелось немного встряхнуть заскучавшего Майлса, а то он совсем засыпал.

– Простите, – смутился Стивен. – Я внимательно слушаю.

Но его мысли опять начали разбредаться.

– Итак, продолжим… вы все, без сомнения, слышали про Золотой Треугольник. Это такой регион на границе Таиланда, Лаоса и Бирмы. Ни одно из трех правительств не контролирует этот район. Там живут разные горские племена, которые, собственно, и устанавливают там свои порядки и держат всю тамошнюю торговлю героином и опиумом. – Он оглядел присутствующих, но те лишь покачали головами. – Ладно, не важно. Но вы точно слышали о самых крупных племенах… дикие люди, совершенно не цивилизованные, аборигены как они есть… я имею в виду мьонгов, мео, каренов и им подобных. Но есть одно очень скрытное племя, исао. Предводитель у них – некий Ай Тонь. Достаточно сильный и очень влиятельный военачальник, и особенно теперь, когда в прошлом году пограничный союз трех стран распался. У него грандиозные планы. Завоевание Азии… этакий доморощенный Македонский. На самом деле их набеги доходят не дальше ближайших холмов на севере: пара лишних маковых полей и не более того…

– Какие маковые поля?! Какие набеги диких племен?! – Пратна закатил глаза. – Я от тебя большего ожидал, дорогой мой кузен.

– Ну что ж, – философски заметил Дарьянга, – сам Будда сидел сорок лет под священным фикусом и только потом достиг полного просветления. В такой перспективе пять минут – это вообще ничто. Но мой милый жизнелюбивый братец почитает вопросы религии скучными и занудными. Стало быть, так. Исао говорят на своем языке, который не похож ни на какие другие известные языки, равно что отдаленно напоминает греческий. У них есть легенда, и там говорится, что с незапамятных времен племя владело священным идолом, изображением бога…

Мьюриел тихо вскрикнула, но тут же умолкла.

– …расколотым молнией надвое. Одна половина – злая, другая – светлая. Все очень просто. Вполне в духе персов, вы скажете: такой примитивный дуализм. Лет тридцать назад они потеряли одну половинку божка в одной из локальных опиумных войн с каким-то племенем с другой стороны холма. Благую, светлую половину, которую еще называли владыкой… огня. Ха. Я знал, что Майлс вздрогнет на этом слове. Вы, молодежь, как собаки Павлова – ваши рефлексы вполне предсказуемы. И с тех пор началось: чума, голод, постоянные притеснения со стороны враждебных соседей. В конце концов это некогда могучее племя оттеснили на один жалкий холм. Но потом появился этот Ай Тонь… и поднял своих на последнюю битву за власть в холмах, что-то типа того. И вот теперь выясняется, что утерянная половина божка – у вас. А исао свято верят, что если вновь соединить две половинки идола, они завладеют немеренной энергетической силой, которая вызовет ураган, который обрушится на равнины и даже, упаси небеса, на Бангкок… место настолько далекое и чужое, что они почитают его за какое-то сказочное королевство из полузабытых мифов. И я даже не сомневаюсь, что они все отдадут, на все пойдут, лишь бы только вернуть своего огненного властелина.

– Я проделала такой путь вовсе не для того, чтобы отдать непонятно кому свою любимую антикварную вещь, – нахмурилась Мьюриел.

– А этот идол… – задумчиво проговорил Стивен… – он проделал неблизкий путь к западу… С чего, интересно, все началось? Может быть, с завоевания Пакистана Александром Македонским?

– Для ребенка семидесяти лет ты очень даже неглуп, – заметил Дарьянга.

– Все это очень интересно, – сказал сэр Фрэнсис, – но как это связано с нашим делом?

– Вы же хотите чего-нибудь грандиозного, если я правильно понимаю? – отозвался монах. – Как насчет небольшой войны между варварскими племенами? Или, по-вашему, это выходит за рамки стиля?

– Вообще-то мы о другом думали, – сказал Пратна.

– Тогда зачем вы пришли сюда в этой штукой? – прищурился Пратна и вдруг обмяк в своем кресле, как будто внезапно заснул.

– Хороший способ намекнуть, что пора и честь знать, – усмехнулся Пратна. – Он по жизни такой: то отключается, то включается. Как чертов тостер.

– Погоди, – вдруг встревожился Локк. – Мне кажется… он не дышит.

– Упаси небеса! Это было бы очень досадно. Ты представляешь, сколько придется потратить на похороны?!

Очень долго – невообразимо долго – монах неподвижно лежал в своем кресле. Действительно как мертвец. А потом он открыл глаза и сказал:

– Я знаю, о чем вы все сейчас думаете. Вы думаете, что напрасно сюда приехали – только время потратили зря. Ребята, подумайте головой! И вы тоже, мадам. В конце концов, вы все здесь окончили Кембридж.

Потом он снова заснул, и Боги Хаоса тихонько вышли из прохладного дома в раскаленный зной.

лабиринт

После той поездки к Дарьянге Стивен старался держаться поближе к Стрейтону и Терренсу. Он всегда считал их более сдержанными по сравнению с совершенно бесноватыми Локком, Пратной и Мьюриел и был им искренне благодарен за то, что они не орут на него и не пытаются поучать, как все остальные.

Каждый день Пратна возил их в какое-то новое место. Он заявил, что «пока у нас не получается вычислить этого парня, давайте хотя бы посмотрим на то, что есть в мире – развлечемся перед смертью». Они совершили прогулку по каналам и посмотрели на Храм Рассвета, отливающий золотом на фоне заходящего солнца. Были на ферме змей и крокодилов; посетили массажный салон – просто для разнообразия, дабы слегка отдохнуть от «мелких домашних радостей» – как называл это Пратна – сада наслаждений.

По вечерам они расходились по своим комнатам во дворце. Даже кондиционеры, включенные на полную мощность, не могли заглушить всепроникающий запах жасмина. Засыпая в мягких постелях… иной раз – в объятиях ласковых юных женщин… Боги Хаоса видели сны.

Локку снились кошмары про волка из тьмы. Ему хотелось убить его навсегда – этого страшного зверя. Чтобы хотя бы еще одну ночь перед смертью поспать спокойно.

Стивену Майлсу снился огонь, а за стеною огня – темные глаза ребенка. Напряженные, внимательные, тоскливые… Он просыпался в холодном поту, одевался и выходил прогуляться в сад.

И в эту ночь – тоже.

По ночам запах жасмина – еще сильнее. Стрекочут сверчки, жужжат комары, в пруду квакают лягушки. Даже ветер – горячий и влажный. Стивен проходит по резному деревянному мостику и заходит в павильон. Все остальные уже собрались. Он почему-то знал, что они будут там.

– Мы тут тебя дожидаемся, Майлс. Может быть, ты нас порадуешь очередным озарением, – сказал Пратна. Его лицо было каким-то зыбким в дрожащем свете свечей. Одуряющий запах ладана, насыщенный, едкий… У Стивена защипало глаза.

– Мы еще недостаточно подготовлены, чтобы сражаться с Тимми Валентайном, – сказал Стивен. – Чеснок и распятия, воистину! Это вам не какое-то суеверие, страшная сказочка для детей. Амелия мне говорила, что маленький Конрад спокойно заходил в церковь и даже принимал святое причастие.

– А может, – задумчиво проговорила Мьюриел, – они просто делают что-то не так, эти священники и проповедники. Они же играют на стороне, которая изначально была обречена на провал. Я всегда это подозревала.

Стивену вдруг стало страшно. Как бы ища поддержки, он повернулся к Стрейтону – значительно более безобидному, чем, скажем, Пратна или та же Мьюриел, – но Стрейтон с Терренсом ушли в дальний конец павильона и развлекались там, бросая в воду камушки. Что со мной? – уговаривал себя Стивен. Я уже не десятилетний мальчик. Они больше не могут меня шпынять и указывать, что мне делать. Но он только спросил – и казалось, что это заговорил не он теперешний, а тот испуганный десятилетний мальчишка, который смотрел на пожар в цепких руках незнакомца в твидовом пиджаке:

– И что мы теперь будем делать?

– Если вы все абсолютно уверены, – начал принц, – что чеснок и распятия не помогут…

– Да владыка огня! – взорвался Стивен. Все остальные уставились на него. Он себя чувствовал как ребенок, который сделал тайком что-то плохое и теперь боится, что его шалость раскроется. Теперь ему волей-неволей пришлось продолжать: – В наши дни уже никто не верит всерьез в силу крестов и распятий. Но некая вещь, одушевленная истинной верой… как, например, вера исао в это их огненное божество…

– Что?! Ты считаешь, нам надо… – Локк даже не договорил.

– Выкрасть темную половину идола. Вот оно. Все-таки прозвучало вслух.

– Поехать на север, – уточнил Пратна, – одолеть горстку диких немытых горцев и отобрать у них темную половину бога огня?

– А что? Стоит попробовать, – вызвался Терренс.

– Очень оригинально, – нахмурился Пратна.

– Но получается очень логично, – сказала Мьюриел. – А иначе зачем мы собрались здесь все вместе? Зачем я взяла с собой этого идола? Все именно так, как говорил твой двоюродный брат. У этих дикарей есть вера в этого половинчатого божка… такая вера, которая нам – просвещенным, цивилизованным европейцам – даже не снилась. У них достаточно веры, мне кажется, чтобы зарядить его неограниченной силой… когда две его половинки снова соединятся. Это судьба. – Мьюриел надрывно рассмеялась.

– Судьба! – вдруг воодушевился Пратна. – Какая драма, просто эпическое полотно! Вампир против фетиша дикого, чуть ли не первобытного племени. Восток против запада. Кто – кого? Какой изысканный примитивизм! Замечательная идея… такую жалко терять.

– А если оно не сработает? – высказался и Стрейтон. Но на него просто не обратили внимания. Все, кроме Стивена, который еще в раннем детстве понял, что нужно очень внимательно подмечать все, что делают и говорят Боги Хаоса… если хочешь избежать неприятностей.