Текст книги "Операция «Танненберг»"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 14

Все происходило как во сне. И сон все явственнее оборачивался кошмаром. Бурцева вслед за императором втянули на стену. Отсюда можно было видеть воочию, КТО стоит под воротами замка. Во всей красе можно было видеть.

Перепачканный грузовик фирмы «Опель», с автоматчиками в черной эсэсовской форме. Еще в открытом кузове – прямо над кабиной – пулемет. Старый знакомый «MG-42».

Вокруг машины – плотное каре из всадников. Белые плащи, черные кресты. Латы – не кольчужки, не легкие панцири, а стальная одежда из цельнометаллических пластин. Щиты, мечи, шлемы с хищно вытянутыми мордами-забралами. Рыцарский эскорт эсэсовского авто… Над кабиной грузовика трепыхается флажок со свастикой. В руках у переднего всадника – штандарт с тевтонским крестом.

Рядом со знаменосцем – трубач в пестрой одежде герольда. Усердно надувает щеки. Изогнутый рог гулко и монотонно сотрясает воздух. Водитель грузовика помогает: стучит по клаксону.

Посольство, мля…

Нелепее картину трудно представить. Нелепее и грознее.

Бурцев шалел. Фашики?! Опять?! Но откуда им здесь взяться?

Откуда прибыл этот заляпанный грязью грузовик? С высокими бортами, за которыми так удобно прятаться от стрел. С пулеметом над кабиной. Неужели гнали по бездорожью из самой Пруссии! Или из Венеции? Или из Святых Земель? Или где там еще успело отметиться братство Святой Марии вкупе с эсэсовской цайткомандой?

Голова шла кругом. И никак не желала останавливаться.

– Это невозможно, – бормотал рядом фон Гейнц. – Та, вон, повозка подъехала к воротам сама! Без коней! Колдовство какое-то!

Рупрехт Пфальцский молчал. Ухмылялся и молчал. Минуты полторы. Потом процедил:

– Я наслышан о таких боевых колесницах, барон. Только не думал, что они существуют в действительности.

– Как прикажете поступить, Ваше Величество? – склонился к императору фон Гейнц. – На бесконной повозке – знак секретного посольства. Тот самый, по которому мы должны признать посланцев ордена и его союзников.

Знак? Посольства? Бурцев насторожился. Какой такой знак?

Рупрехт бесцеремонно сорвал с пояса пленника гиммлеровскую папку. Внимательно осмотрел свастику на коже. Потом – флажок на грузовике.

Император сунул пухлую папку Бурцеву под нос. Спросил:

– Откуда у тебя знак креста с обломанными краями? Кто ты? Кто тебя прислал?

Ах, так вот в чем дело! Теперь – только теперь Бурцев начинал понимать. За тайных послов ордена Святой Марии их приняли вовсе не из-за тевтонских крестов и одежд. Сами по себе белые плащи и черные кресты еще ничего не доказывают. Плащи можно сшить. Кресты – нашить.

А вот свастика – тайный знак и секретный пароль, о котором здесь, в пятнадцатом веке, знают немногие, – совсем другое дело. По воле случая знак этот оказался у Бурцева. А поскольку предъявителя знака ждали в Шварцвальдском замке, произошло то, что произошло.

Барон Альфред фон Гейнц, увидев папку с фашистским символом, счел ее достаточным доказательством. Да и император Рупрехт – тоже. Именно поэтому бреду, который до сих пор нес Бурцев, верили, не подвергая сомнению ни единого его слова. Увы, отныне кредит доверия исчерпан.

– Ты будешь отвечать? – Рупрехт ударил пленника. Папкой по лицу.

– Я посол ордена Святой Марии, – упрямо пробормотал Бурцев. Наверное, сейчас это было лучшее, что он мог ответить.

В конце концов, те, которые за стеной, в доказательство своих полномочий тоже могут предъявить лишь свастику.

Или не только?

И рог, и автомобильный гудок стихли.

К воротам подъехал всадник в округлом шлеме, похожем на колокол. Или на перевернутую молочную крынку. Или нет, скорее уж, на нахлобученный ковш, на этакую глубокую братину. Салад, так, кажется, именовался этот тип рыцарского головного убора.

Шлем прикрывал лицо чуть не до подбородка. И имел сзади длинный широкий и низкий назатыльник. Ручка «ковша», в общем… Горло и нижнюю часть лица рыцаря защищала сплошная пластина подбородника, жестко крепившаяся к нагруднику.

На гладкой, блестящей поверхности шлема виднелись небольшой гребень (с такого соскользнет и меч, и секира) и пупырышки заклепок. Ими, по всей видимости, крепился изнутри амортизирующий слой подшлемника. А еще – узкая смотровая щель от виска до виска. Такой шлем и лицо убережет, и голову повернуть не помешает, и дыханию не воспрепятствует, и боковой обзор не закроет. Удобная, в общем, кастрюля…

Рыцарь поднял весь шлем, как забрало. В пространстве между подбородником и откинутым назад, на затылок, саладе показалось бородатое горбоносое лицо. Сердитое, суровое лицо.

– Если вы, собачьи дети, приставленные к воротам, не желаете слушать моего герольда, послушайте меня, ибо я буду говорить только один раз! – зычным голосом объявил тевтон надвратным бойницам.

Из-за бойниц не доносилось ни звука. Хотя у каждой теснились по два-три человека. Стражники ждали распоряжений начальства.

– Я – маршал великого братства Святой Марии Фридрих фон Валленрод, – продолжал тевтон. – Со мной рыцари ордена и его верные союзники. Мы прибыли сюда по предварительной договоренности и безотлагательному делу. Я требую, чтобы о нашем визите немедленно сообщили барону Альфреду фон Гейнцу и его гостю. Я требую, чтобы нам сейчас же открыли ворота. В противном случае мы покинем Шварцвальдский замок, но с ваших плеч полетят головы!

Фон Гейнц повернулся к Рупрехту:

– Кажется, он хочет видеть вас, Ваше Величество.

Император помрачнел. Злобно покосился на Бурцева. Приказал:

– Открыть ворота.

– А если они все же не те, за кого себя выдают? – осмелился спросить барон. – Может быть, сначала поднять на стены весь гарнизон и ваших рыцарей? Мы бы могли…

– В этом нет необходимости, – сухо перебил император. – С доблестным Фридрихом, великим маршалом тевтонского братства, я знаком лично. И я узнал его. Так что открывайте ворота, да поскорее. Послов нельзя заставлять ждать.

Альфред фон Гейнц отдал необходимые распоряжения. Стража забегала, ворота заскрипели. Ложился на ров подъемный мост, поднималась решетка.

Любезный прежде барон теперь недобро поглядывал на своего бывшего гостя.

– То-то он ведьму от костра спасал, – шепнул фон Гейнц императору. – Может, сам… из этих… Его бы отдать отцу Бонифацию, да обследовать на предмет дьявольских меток.

– Успеется, – отмахнулся Рупрехт Пфальцский, – все это еще успеется. Сначала займемся послами. А этим…

Император снова навис над Бурцевым.

– …этим отродьем займемся позже. И им самим, и его сарацином, и его язычниками, и женщинами его, и ведьмой, и всеми остальными.

Рупрехт взмахнул рукой в кожаной перчатке. Ударил в сердцах. В челюсть.

Хрясь!

Ох, и тяжела же рука у старого кайзера! Бурцев сплюнул кровь. Повезло – хоть не латной рукавицей заехал!

– Связать покрепче – ив башню всех! – приказал император. – У двери поставить двойную стражу. И приготовить покои для орденских послов. Для настоящих послов.

Послы братства Святой Марии вступали в Шварцвальдский замок. Сначала – всадники в белых плащах с черными крестами. За ними на массивный прочный мост вкатился грузовик. Медленно, аккуратно – чтобы не задеть бортами стены арки, чтобы не повредить пулемет над кабиной о низкий свод, «Опель» въезжал в ворота. Пространства хватило. Оставлять машину снаружи не пришлось.

Изумленные послы внимательно разглядывали пленников императора, носивших, как и они сами, тевтонские плащи. Пленников уводили со двора. С глаз долой.

Послам объясняли ситуацию.

Глава 15

Связанными их бросили в каменный мешок под боевой площадкой восточной башни.

Назвать темницей эти застенки Шварцвальдского замка, пожалуй, было нельзя. В темнице – темно, здесь же света хватало с избытком. Окно располагалось не очень высоко. И не будь оно забрано толстой кованой решеткой, впечатанной в камень, стоило бы попробовать протиснуться в узкий проем. Аделаиде, Ядвиге и щуплому Сыме Цзяну спастись, наверное, удалось бы…

Эх, была б ножовка по металлу и прочная длинная веревка. И свободные руки. Но нет, не было. Ничего из вышеперечисленного не бы-ло.

Прутья решетки расчертили на небе неровные косые клеточки, и пленникам оставалось только любоваться живописными облаками, лениво проплывающими в бездонной синеве.

Из окна дул ветер… Такой – ночью несет холод, а днем – жару. Шершавый камень вверху, внизу и сбоку. Охапка прелой соломы на голом полу. Вот и весь комфорт.

И еще – жуткая вонь. А в довершение всех бед – человеческий скелет на ржавой цепи в дальнем углу.

Все как положено: истлевшая одежда, пожелтевшие кости… Классика жанра, блин. В подвале Санта-Тринита у отца Бенедикта тоже имелось похожее пугало. Наверное, держат скелетов в местах заточения специально – для психологического давления: уже уморенный пленник наглядно демонстрирует еще живым их печальную и неизбежную участь.

Аделаида, увидев скалящийся череп безмолвного соседа, закатила истерику. Верещала, пока Бурцев не обложил жену так, что народ вокруг стыдливо отвернулся. А что делать? Ни нахлестать по щекам, ни встряхнуть нельзя – руки-то связаны.

Княжна надулась, поджала губки, отползла в кучу соломы – подальше от скелета. И от трехгрудой ведьмы, брошенной в камеру вместе со всеми, – ее Аделаида теперь искренне считала виновницей всех бед.

Завозился, заворочался в углу Сыма Цзян – великий знаток китайских хитростей. Раз, два… Хрустнули суставы, и гуттаперчевый старик продел связанные за спиной руки под тощим задом. А уж когда перетянутые путами запястья оказались спереди – перед глазами и зубами…

Нет, вязали их, конечно, на совесть. И веревки – хороши. Но… кисти китайца изогнулись под неестественным углом. Большие пальцы рук, как показалось Бурцеву, вовсе вышли из суставов. В ход пошли зубы. И вскоре веревки опали, как старая кожа со змеи. Желтокожий гудини улыбнулся. Слабенько, правда, – видимо, свобода далась тяжело и болезненно.

– Когда эта глупая дурака рука ввязайся – моя рука напрягайся, – кряхтя и приводя потревоженные связки в порядок, пояснял Сыма Цзян. – А теперя – расслабляйся. И немного костя двигайся. И тогда легка-запроста вытаскивайся.

Ишь! «Легка-запроста!» Бурцев тоже пытался. Ни фига не вышло. Наверное, для подобных фокусов нужно родиться китайцем. Или прожить пару десятков лет в шаолиньском монастыре.

Сыма Цзян помог развязаться остальным. Да только проку-то! Дверь их камеры – тараном не прошибешь. Небо за окошком – в клеточку. На крики – никто не реагирует.

Беглый осмотр стен, двери и оконной решетки ничего не дал. Не беглый, тщательный, – тоже. Кладка сложена крепко. Прочные косяки и петли – не сковырнуть. Металлические прутья на окне – в два-три пальца толщиной – стоят мертво.

А череп все скалится из полумрака. Насмехается. Наверное, поначалу этот бедолага тоже вел себя вот так же беспокойно. Суетился, лазил по углам. Теперь – успокоился. Теперь ему все равно.

– Ну? – Бурцев обвел соратников тяжелым взглядом. – Кто что думает?

– А чего тут думать? – отозвался за всех Гаврила. – Голодом уморят, как того, вон, у стены, да и дело с концом.

– Не уморят, – возразил Джеймс. – Им узнать любопытно, кто мы такие, откуда взялись да почему тевтонскими посланцами прикинулись. Сначала нас здесь подержат немного, чтоб ослабли, страху натерпелись и раскисли. Потом пытать начнут. А уж потом…

Брави говорил спокойно, со знанием дела. Наверное, понимал папский шпион в подобных вещах. Может, школу инквизиции прошел?

– Что так, что этак – конец один, – философски заметил Бурангул. – Живыми нас отсюда точно не выпустят. Если сами не выберемся.

Ха! Легко сказать – выберемся. Как?

– Что предлагаешь? – спросил Бурцев.

– Пока ничего. Но руки у нас развязаны – уже хорошо. Там, за дверью, об этом еще не знают.

Верно, не знают…

– Как кто войдет – нападем, – рубанул ладонью по воздуху Дмитрий.

– С голыми руками на мечи и копья? – невесело усмехнулся Бурцев.

Интересно, сколько вооруженного до зубов народа можно уложить приемами рукопашного боя?

– Да, оружие бы нам сейчас не помешало, – вздохнул Освальд. – Хоть что-нибудь похожее на оружие.

Верный оруженосец польского пана Збыслав молча шагнул к скелету. Брезгливо, локтем, отодвинул покойника. Костяк рухнул. Череп со стуком откатился в сторону. Из глазниц посыпалась труха.

Обоими руками литвин вцепился в цепь. Дернул. Раз, другой… Замысел понятен: такой цепурой шандарахнуть – мало не покажется. Рыцаря в доспехах сбить с ног можно. Все ж лучше, чем кулаком по шлему.

– Гаврила, Дмитрий, помогите, – приказал Бурцев.

Короткую цепь могли захватить лишь трое. Но все равно – без толку. Ржавые звенья на толстом кольце держались крепко. Здоровяки богатыри отступили.

К останкам подсел Сыма Цзян.

– Ты что задумал, Сема?

Старик не отвечал. Ворочал кости и истлевшее тряпье.

– О Иезус Мария! – Аделаида прикрыла лицо ладошками, отвернулась.

Освальд и Дмитрий перекрестились. Каждый на свой манер. По-католически, по-православному.

– Не тревожь прах усопшего, старче, – глухо посоветовал Гаврила. – Негоже это.

– Моя оружия ищется, – не оборачиваясь, отозвался китаец. – Для наша нужна оружия. Хоть какая оружия.

– Да нету там ничего, Сема. – Бурцев раздраженно мотнул головой.

Не идиоты же тюремщики, в самом деле, чтоб сажать узника на цепь, не обыскавши.

– Моя все равно поищется, – заупрямился старик.

Сыма Цзян с видом эксперта-любителя копошился в останках. Да что он, в самом деле, спаренный пулемет надеется вытянуть из-под костей, что ли?

Ладно уж, чем бы китаец не тешился… Только руку пожимать ему Бурцев после таких изысканий не станет. Вне зависимости от результатов. Ибо руки здесь мыть негде. Да чего там руки мыть – здесь и пить нечего. И есть.

– Есть хочу! – заявила вдруг Аделаида.

Соседство со скелетом вывело ее из равновесия, но аппетита не испортило. Лучше б наоборот.

– Слышишь, Вацлав, есть, говорю, хочу.

– Помолчи, ради Бога! – попросил Бурцев. – Хоть сейчас-то!

Княжна фыркнула кошкой, отвернулась к окну.

Сыма Цзян тем временем подтянул веревки от своих пут, склонился над разбитым скелетом еще ниже, начал что-то мастерить. Ну, блин, совсем спятил старик!

Нет, как оказалось – не спятил. Мудрец из Поднебесной знал, что делает.

– Вота! Глядитесь! – гордо заявил Сыма Цзян пару минут спустя.

Из темного покойницкого угла он вышел с…

Бурцев обомлел. В руках у бывшего советника Кхайду-хана покачивались две кости, крепко-накрепко увязанные друг с другом. Голень, определил Бурцев. Кости были длинными и прочными – из числа самых прочных костей человеческого скелета.

– Трещотка, что ли? – нахмурился Дмитрий. – Из непогребенных останков? Ах ты, погань бесерманская!

Кулаки новгородца сжались.

– Так ты некромант, Сыма Цзян?! – ахнул Освальд, не отрывая взгляда от костей.

Бурцев поспешил прикрыть собой улыбающегося китайца:

– Стоп-стоп-стоп, не горячитесь, други.

– Да как же, воевода? – прогудел Гаврила. – То ж магия языческая похуже башен балвохвальских!

– Ага, – хмыкнул Бурцев. – Магия. Китайская. Нунчаки называется.

– Нунчака-нунчака, – радостно закивал Сыма Цзян. – Така махаешь, така ушибаешь плохая человека прямо по голова. А така – по нага. Така – по рука…

Старик уже демонстрировал приемы боя на костяных нунчаках. Пожелтевшие, но крепкие еще мослы с увесистыми утолщениями на концах рассекали воздух. Сыма Цзян прыгал, как престарелый Брюс Ли на тренировке, чудом умудряясь при этом никого не задеть.

– Хватит-хватит, Сема! – Бурцев остановил увлекшегося мастера восточных единоборств. – Все уже понятно.

– Хм, похоже на мачугу, – оценил Збыслав. – А еще больше – на боевой цеп. Только махонький…

– Это чтоб пряталася удобная. – Китаец сложил связанные кости вдвое. Сунул в широкий рукав.

Ну что… Рыцарский шлем в бою такими не пробьешь, латы – тоже. Но тюремщики здешние рыцарских лат не носят, и руки-ноги им поотшибать можно. Все ж лучше, чем ничего.

Поразмыслив немного, Збыслав тоже шагнул к останкам. Поднял берцовую кость. Взвесил в руке. Хмыкнул скептически, но обратно не положил. За пазуху сунул. Палица для такого детины маловата и легковата, конечно, зато… «пряталася удобная», как говорит китаец Сема. А в палочных боях Збыслав толк знает – это Бурцев помнил еще по суду Польской правды в Силезии. Сам бился с литвином в поединке – насилу сдюжил. Ну, а что вместо палки кость, так это ведь так, условности…

Больше, впрочем, мослами вооружаться никто не стал. Помешали элементарная брезгливость, религиозные убеждения и сомнения в эффективности костяного оружия. Остальная дружина во главе с воеводой больше полагались на кулаки. И на трофеи. Печальной участи быть растащенным по косточкам несчастный скелет избежал.

– Веревки – спрятать, – кивнул Бурцев на сброшенные путы. – Кости сложить в кучу. Ждем, пока не откроют дверь. Ждем и изображаем связанных, покуда стража не войдет внутрь. И потом ждем. Сначала они будут настороже, потом… В общем, нападаем, когда подам знак.

– Какой?

– Я бью первым. А до тех пор чтоб никто руки из-за спин не высовывал. Эй, ведьмочка, слышь?…

Бурцев повернулся к трехгрудой мутантке – их невольной сестре по несчастью. Тоже уже развязанной, как и все.

– Как зовут-то тебя?

– Берта, – глухо ответила ведьма.

– А скажи-ка, Берта, если повезет нам из замка выбраться, куда бежать лучше?

– К лесу, что напротив ворот, – бесцветным голосом сказала Берта. – Или к холмам на востоке – там обрыв, речка, овраги. Тоже укрыться можно. Только…

– Что?

– Не сбежать нам только из этой крепости.

Ведьма эта явно не была оптимисткой.

Глава 16

За ними пришли ночью. Поздно – за решеткой уже вовсю светили звезды, надраенные до блеска черным бархатом ночи. Никто не спал, и едва снаружи раздался надрывный скрип засова, узники изготовились… Свободные руки – за спину. Постную мину – напоказ.

Вошли четверо. За дверью тоже слышны голоса. Похоже, прибыл приличный конвой.

На вошедших стражниках были короткие кольчужки и простенькие шлемы. На поясах висели небольшие мечи. Один из воинов светил факелом. А у того, что вступил первым, поверх кольчуги тускло поблескивал еще и стальной нагрудник. Имелись поручи и поножи. На руках – латные рукавицы. На голове – низко сидящая каска-шапель, под которой едва виднеется кольчужный капюшон. Приопущенные, покатые поля каски закрывали лицо до кончика носа. На уровне глаз – две темные прорези. Что в прорезях – не разобрать, но губы ухмылялись премерзко. Видимо, этот типчик являлся начальником тюремной стражи. Главным надзирателем, или как там его еще…

– Э-э-э, зачем же вы нашего кузена Черепа развалили? – насмешливо процедили губы под шапелью. Каска с полями качнулась в сторону сломанного скелета. – Он тут уже год сидит, никого не тревожит, а вы… Что, нельзя было спокойно по другим углам расползтись?

Вопрос был риторическим, не требовавшим ответа. Никто и не ответил. А вот на следующий отвечать пришлось.

– Кто из вас назвался тевтонским комтуром?

– Ну, я, – Бурцев сказал, не двинувшись с места. Кулаки за спиной уже чесались. Но рано пока, рано… Стражники еще не утратили бдительности. Держат руки на мечах, а в глазах – настороженность.

– Ну, так вставай, комтур, пойдешь с нами.

Рука в латной перчатке потянулась к пленнику – вздернуть, поставить связанного арестанта на ноги.

– Тебя хотят видеть…

Вот, сейчас! – решил Бурцев. Первым валить нужно этого, в железной шляпе. И валить наверняка, – чтоб не сразу поднялся. Бить в челюсть. Больше-то некуда – только подбородок и торчит из-под каски и кольчужного капюшона. Так что для начала – хороший апперкот, а уж потом можно заняться и остальными. Пусть только шляпа нагнется пониже…

– …и с тобой желают говорить.

– Кто?

Пусть только нагнется…

– Маршал ордена Святой Марии Фридрих фон Валленрод и Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский.

Нагнется…

Увы, шапель так и не приблизилась на расстояние эффективного удара снизу. Услышав имя императора, в соседнем углу дернулась Берта. Шлем стражника приподнялся, отклонился. Смотровая щель теперь была обращена к ведьме.

– А-а-а! Шлюшка адова! – Губы вояки скривились еще сильнее. – Ну, как поживаешь? Не помогает тебе здесь нечистая сила, да? А знаешь почему? Да потому, что отец Бонифаций тут молитву прочел и все углы святой водой окропил. А? Что не нравится?

Берта отвернулась.

– А грудь не болит после моих ласк?

Берта не ответила.

– Ха! Гордая ведьмачка не желает говорить с лысым Дитрихом? Ладно, послушаю твой звонкий голосок завтра на костре. Поутру тебя снова жечь будут – готовься.

Бурцев внимательно следил за латником. Так вот он, значит, какой, этот Дитрих Лысый!

– А тут кто у нас? – внимание стражника привлекли Аделаида с Ядвигой. Губы под шляпообразным шлемом причмокнули. Дитрих шагнул к полячкам.

– Ай, какие красотки! Надо будет попросить у Его Милости позволения позабавиться с вами.

Дернулся рядом Освальд. Бурцев покачал головой. Прошипел чуть слышно:

– Нельзя!

Пока – нельзя.

– Эй, посвети-ка сюда, – позвал Дитрих факельщика.

Помедлил, разглядывая девушек, делая выбор. Склонился над Аделаидой. Зацокал восхищенно…

Яркий свет резанул княжне по глазам. Аделаида машинально прикрылась от факела. Рукой. Из-за спины вынутой.

– А? – Дитрих Лысый отшатнулся. Челюсть под шапелью отвисла. – Как это? Что это?

– Колдовство! – испуганно вскрикнул кто-то. – Тревога!

Эх, Аделаидка-Аделаидка! Не жена, блин, а сто рублей убытка! Теперь промедление смерти подобно. Надо действовать, пока стражи в ступоре. Пока пялятся на освободившуюся чудесным образом руку дочери Лешко Белого. Крестятся пока.

Бурцев вскочил на ноги первым. Прыгнул к оборачивающемуся на глум, тянущему меч из ножен Дитриху. Врезал. Прямо в отвисший подбородок.

Удар вышел славный: челюсть своротило набок. Дитрих звякнул каской о стену.

– Ы-ы-ы! – с жалобным воем, придерживая левой рукой вывихнутую челюсть, сполз на пол.

– Ы-ы-ы!

Но правой все же вытащил клинок.

Только воспользоваться своим оружием Дитрих не успел. Опередил Гаврила Алексич. Новгородский богатырь придавил ногой меч, подцепил широкой лапищей шапель, дернул, срывая вместе с каской кольчужный капюшон и кожаный подшлемник.

Да, Дитрих действительно оказался лысым. Ну, в точности как несостоявшийся женишок Аделаидки Казимир Куявский, с которым Бурцев имел дело в Польше два века назад.

Вот на эту-то блестящую, отражающую свет факела лысину и опустился кулак Гаврилы. Пудовый кулачище, который и быка, коли надо, с ног свалит, не то что какого-то там Дитриха.

Дитрих Лысый распластался на камнях. И вряд ли теперь поднимется. Ну, разве что на Страшный суд.

А по камере уже скакал Сыма Цзян с костяными нунчаками. Китаец был подобен маленькому, но сокрушительному урагану. Ни короткие кольчужки стражников, ни легкие открытые шлемы не спасали от человека-стихии. Нунчаки били в лица, не защищенные забралами и стрелками-наносниками. Ломали носы, вышибали целые россыпи зубов и кровавые сопли.

Кто-то из стражников попытался дотянуться до китайца мечом. Сыма Цзян увернулся, поймал выброшенную вперед руку противника между связанных костяшек, взял в «ножницы» – на излом. Резко и сильно сжал мослы-рычаги.

Меч выпал. Стражник заорал. Удар остренького локтя в раскрытую пасть заставил тюремщика подавиться собственным криком.

За уроженцем Поднебесной следовал Збыслав. Этот старался лупить берцовой костью «кузена Черепа» по не защищенным железом рукам и ногам. А когда костяная палица сломалась, литвин пустил в ход кулаки и медвежьи объятья.

Остальная дружина тоже не зевала.

Действуя где голыми руками, а где – подхваченными с пола оружием стражей, пленники вырвались из камеры. Ядвига и Аделаида не отставали от мужчин. Ведьма Берта тоже решила не задерживаться в каменном мешке. Схватив оброненный факел стражников, она размахивала им не хуже иного инквизитора.

Внезапность нападения со стороны беспомощных пленников возымела действие. Охрана, сопровождавшая Дитриха – с полдюжины надзирателей, – была обезоружена и обезврежена в считаные секунды. Последнего противника Бурцев с разбега хорошенько приложил хребтом о каменную стену, а Дмитрий свернул оглушенному стражнику шею. Вместе со шлемом.

Увы, долго прохлаждаться им не дали. С нижних этажей башни по крутой винтовой лестнице на шум спешила подмога. Судя по топоту и голосам – немаленькая. Судя по звону металла – прекрасно вооруженная. Впечатление было такое, будто наверх рвалось целое стадо бронированных носорогов.

И действительно… Первым на тесную площадку перед камерой взобрался грозного вида рыцарь. С черным крестом на груди – явно из тевтонского посольства. Латы – покруче, чем у Дитриха Лысого. На голове – яйцеобразный шлем с опущенным забралом. Такому типу челюсть уже не своротишь.

Но китаец, оказавшийся ближе других к немцу, атаковал не раздумывая. Хрусть! Костяные нунчаки разлетелись фейерверком желтоватых осколков после первого же удара о шлем.

Рыцарь поднял меч.

Сыма Цзян нанес второй удар. Второй и третий, точнее. Сразу. Одновременно.

Прыжок. Ноги старика оторвались от пола. Китаец изогнулся в полете, переворачиваясь вверх ногами.

Седая голова оказалась внизу, пятки – вверху. Вот этими-то пятками Сыма Цзян и шарахнул в шлем-яйцо. Пробить не пробил, конечно, но толчок вышел изрядный. А поскольку пришелся он в верхнюю точку и поскольку тевтонский рыцарь сам уже подался назад, замахиваясь мечом…

В общем, равновесие немцу удержать не удалось.

Пошатнувшись на верхней ступеньке, тевтон грохнулся навзничь. На лестницу. Покатился вниз. Туда, откуда пришел.

Китаец же мягко приземлился на руки. И – хоп-ля! – вновь уже стоит на ногах. Довольный, как акробат в цирке. У-шу, однако!

А на лестнице – лязг, стук, звон. Громыхая доспехами, валя всех, кто поднимался следом, рыцарь тяжелым окованным бревном катился по ступенькам.