Текст книги "Тени исчезают в полночь"
Автор книги: Руслан Белов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
10. Наука может все! – Особая тройка начинает действовать. – Конец фракции коммунистов
Джордж Циринский, главный менеджер подпольной лаборатории Худосокова, знал свое дело.
Через час после его назначения полномочным представителем и доверенным лицом Митрохина все ученые были разделены на три примерно равные по составу группы.
Первая из них сразу занялась конструированием прибора для обнаружения каверн или замаскированных проходов в бетонных стенках подземелья. Для этих целей ими были разобраны электронный микроскоп и несколько анализаторов. К утру следующего дня прибор был собран, и ученые начали скрупулезно, сантиметр за сантиметром прощупывать стены и пол своей просторной западни. Не прошло и часа, как они обнаружили в западной (обращенной к реке) части подвала значительное утончение стены и полость за нею.
Перед второй группой ученых была поставлена задача изготовления средства для пролома бетонной стены. Через час после создания группы синтезировали несколько сотен граммов нитроглицерина. Пропитав им сахарный песок, получили мощное взрывчатое вещество (динамит), способное разрушить любую стену.
Справившись с этой задачей, принялись конструировать сверлильную машину – всем было известно, что, взорви они динамит накладным зарядом, стена, конечно бы, рухнула, но выбираться в образовавшийся лаз было бы скорее всего некому – всех оглушила бы взрывная волна. На следующий день после начала работ машину собрали из электромотора и кое-каких железок, оставшихся от электронного микроскопа и анализаторов. – Для изготовления буровой коронки ученые группы конфисковали все ювелирные украшения, содержащие твердые цветные камни. Всего набрали около тридцати каратов бриллиантов, рубинов, александритов и так далее. Больше всех от конфискации пострадал богатый Джордж Циринский (у него реквизировли кольцо с темно-коричневым бриллиантом в десять карат) и Диана Львовна с Вероникой (рубиновые кольца, кулоны и сережки). Все камни мелко искрошили и внедрили в прочный пластиковый наконечник. После хитромудрого прикрепления этого наконечника к торцу оси электромотора сверлильный агрегат был полностью готов.
Третья группа ученых занималась вопросами безопасности. Во-первых, ее члены привели в негодность все установленные в подземелье микрофоны (в том числе "жучки") и телекамеры. Затем они принялись за решение проблем вентиляции.
За полтора дня до обещанного Худосоковым отключения вентиляторов Джорджу Циринскому был предоставлен обстоятельный доклад, из которого следовало:
1. Один из возможных ходов администрации после того, как она обнаружит попытку взлома стены, – закачка в помещение отравляющих веществ. Рекомендуется сразу после начала буровых работ перекрыть все вентиляционные отверстия.
2. После прекращения принудительной вентиляции пленникам хватит кислорода примерно на три – три с половиной часа. Рекомендуется сразу после начала бурения сократить, насколько это возможно, численность потребителей воздуха.
Получив доклад, Циринский пошел к Митрохину с Бельмондо, пьянствующим с коммунистами.
Выслушав его, Митрохин глубоко задумался, а шустрый Бельмондо немедля предложил во исполнение рекомендаций, изложенных во втором пункте, учредить подземный трибунал-тройку с тем, чтобы он приговорил всех виновных в преступлениях против человечества к смерти через повешение на электрическом стуле при помощи гильотины. Митрохину эта идея понравилась, и Циринский тут же предложил ему занять место почетного председателя трибунала. Но капитан, простой, как Россия, от должности наотрез отказался.
– Ну, тогда я сам как-нибудь с этим разберусь... – озабоченно пробормотал главный менеджер и степенно удалился.
Циринский вернулся, когда по бетонным стенам уже распространялось оптимистичное дребезжание беспрерывно работающей сверлильной машины. Митрохин пробежал глазами по приговору и обнаружил, что Особая тройка в составе Джорджа Циринского (председатель), Айзека К. Файнберга (заседатель) и Бориса Михайловича Сидорова (секретарь) приговорила к смертной казни через повешение всех (список очередности прилагался). И что наблюдение за неукоснительным исполнением приговора возложено на председателя Особой тройки.
– Ма-ла-дец... – только и смог сказать изумленный Митрохин.
Просмотрел приговор еще раз, внимательнее, и, качая головой, передал его Бельмондо.
– Ва-а-н Гоген! Вышинский! – только и сказал Бельмондо, ознакомившись с ним (первыми в списке на удушение в газовой комнате шли фашисты, коммунисты и беспартийные, затем следовали демократы, жириновцы, женщины, Бельмондо и Митрохин. Замыкала список Особая тройка). Вернув бумаги Циринскому, Борис посетовал, стараясь не смотреть в глаза оппоненту:
– Вы тут несколько месяцев работали над проблемой морального уничтожения человечества, а стоите в самом конце списка...
– У нас все аргументировано, – мягко улыбаясь, ответил Циринский и протянул Бельмондо стопку листов, исписанных аккуратным убористым почерком.
– На хер твои аргументы! – возразил ему Митрохин. – Не будем никого вешать! Победим – так все, сдохнем – так скопом. Дырки вентиляционные заткнули?
– Нет пока, – ответил Циринский. – Несколько минут назад третья группа установила в них анализаторы воздуха. Как только что-нибудь опасное пойдет – заткнем. У каждого отверстия уже стоят наготове люди из начала списка.
– Да уж... – сказал Бельмондо и, увидев Диану Львовну и Веронику, появившихся из ванной комнаты после очередного омовения, потянулся к бутылке шампанского.
* * *
Газ, изрядно попахивающий обычным дымом, пошел через тридцать минут после того, как вылетела пробка из последней бутылки шампанского.
Циринский в это время заряжал шпуры, Митрохин обладал второй в своей жизни женщиной, а Бельмондо – последней.
Как только сработали анализаторы, вентиляционные отверстия были заткнуты подушками.
Сделали это по разнарядке главного менеджера коммунисты и беспартийные. Помощь им оказать не удалось – они в полном составе погибли в муках. Погибли бы и остальные – газ оказался крайне ядовитым (зоман или зарин – определил потом Бельмондо, "химик" по роду войск). Но Циринский успел-таки взорвать шпуры при помощи самодельных детонаторов, и все оставшееся в живых население подземелья немедленно устремилось в образовавшийся лаз...
11. Аквариум а-ля Худосоков. – С таким тазом, извините... – Циринский выбирается ровно наполовину
Последними покинули подземную лабораторию Бельмондо и Митрохин. Заткнув лаз матрацами, предусмотрительно приготовленными Циринским, они осмотрелись с помощью карманных фонариков (целый их ящик лежал на матрацах) и обнаружили себя в наклонной ступенчатой галерее высотой чуть более среднего человеческого роста и шириной приблизительно в метр. Справа от пролома галерея была перекрыта массивной железной дверью без замков и замочных скважин.
Убедившись, что дверь закрыта и скорее всего никогда не открывалась, они пошли вниз по широким и невысоким ступенькам вслед за остальными товарищами по несчастью. Метров через десять галерея начала расширяться и скоро влилась в широкое помещение с высоким сводчатым потолком. Входя в него, шедшие впереди беглецы изумленно смотрели сначала вперед-вниз, а потом устремляли глаза вверх. То же самое проделали и Бельмондо с Митрохиным.
Пройдя сквозь застывшую толпу, они увидели, что помещение (далее мы будем называть его склепом) заканчивается довольно широким бассейном, в котором плавают лицом вверх... несколько раздувшихся мертвецов в обычной гражданской одежде. Вокруг них сновали стайки рыб (в основном – щурят и окуней), то и дело устраивавших толчею у обнаженных конечностей трупов. Раскисшие кисти и ступни были уже объедены до костей, и наиболее голодным хищникам приходилось лезть за поживой под одежду покойников. От их быстрых терзающих движений иногда казалось, что мертвецы пляшут "цыганочку"...
Ошарашенные страшным зрелищем, еще не веря своим глазам, беглецы принялись втягивать ноздрями воздух, но тяжелый трупный запах рассеивал без остатка всякие сомнения.
– Сверху их кидают, – первым пришел в себя Бельмондо и указал пальцем на круглое отверстие, чернеющее в верхней части свода. – Смотри, аккурат человек пролезет...
И как бы в подтверждение его слов из отверстия выпало нечто большое и продолговатое и плюхнулось в воду, обдав стоящих у бассейна крупными брызгами. Все в ужасе отпрянули, и тут же в бассейн упало еще что-то весьма напоминающее человеческое тело.
Выждав пару минут, Бельмондо с Митрохиным подошли к бордюру, обрамлявшему бассейн, и увидели, что в нем плавает двумя мертвецами больше. И тот, который плавал на расстоянии вытянутой руки лицом вверх, был Макарыч.
– Елки-палки! – чуть не плача, замотал головой Бельмондо. – Ангела безгрешного, гад, не пожалел! Он же совсем ребенок... У-убью собаку, яйца вместе с ногами оторву!
Он еще не успел кончить фразу, как откуда-то сверху раздался приглушенный хохот Худосокова. Его "ха-ха" были едва различимы, но пропитывающее их злорадство победившего подлеца и торжествующего мучителя зримо всколыхнуло тяжелый воздух подземелья. Все беглецы моментально вздернули головы к своду и стали вслушиваться. Но ничего больше не услышали...
Некоторое время они стояли, таращась обезумевшими глазами друг на друга и на художника, невозмутимо рисующего что-то на стене, затем принялись нервно ходить взад и вперед по подземелью... Не прошло и двух минут, как кто-то кому-то наступил на ногу и охвативший всех стресс тут же вылился в массовые беспорядки. Жириновцы и чистоплюи схватились с врачами сначала словесно, а потом и физически; понаблюдав за ними, два демократа также начали бить друг друга. Испуганные донельзя Диана Львовна и Вероника сначала с ужасом смотрели на распоясавшихся мужчин, затем кинулись друг другу в объятия и заплакали навзрыд...
Бельмондо и Митрохину тоже захотелось психологической разрядки, и они, засучив рукава, вступили в драку. Через несколько минут четверо зачинщиков (двое врачей и двое политических) были измолочены и отправлены в ссылку в дальний конец галереи. Остальным было приказано сидеть и не пикать.
Немного успокоившись после наведения конституционного порядка, Бельмондо вытащил из воды тело Макарыча и приказал Циринскому обследовать его на предмет установления причин смерти. Затем полюбовался с минуту картиной, только что законченной сумасшедшим художником (на ней был изображен очень похожий Бельмондо собственной персоной, идущий с березовым веником в баню), и, чертыхаясь, полез в бассейн. Глубина его, слава богу, не превышала полутора метров. Отталкивая от себя мертвецов, Борис пошел к дальнему краю бассейна ко второму сброшенному трупу. Это, само собой, был Киркоров...
Толкнув беднягу по направлению к Митрохину, Бельмондо постарался взять себя в руки (еще немного, и он заплакал бы по ангелам) и стал искать отверстие, сквозь которое рыбы проникали в свою подземную столовую. И нашел его ногой на ощупь – оно открывалось в стенке у самого дна бассейна и имело диаметр около пятидесяти сантиметров.
Сообщив эти данные Митрохину, Борис занырнул в отверстие и увидел, что вода в дальнем его конце подсвечена чарующими лучами дневного солнца. Подстегнутый близостью столь долгожданной свободы, поплыл к манящему свету и всего через полтора метра увидел, что на устье проход в Клязьму значительно сужается и, вдобавок, перегорожен двумя толстенными металлическими прутьями...
Вместо того, чтобы вернуться назад, Борис протиснулся к прутьям и попытался их вырвать.
И застрял намертво.
* * *
После того, как Бельмондо исчез под водой, Митрохин начал считать. Досчитав до трехсот, решил, что Борису удалось выбрался на волю, и принялся готовить народ к эвакуации. Циринский к этому времени определил, что и Киркоров, и Макарыч погибли от удушения шнурком и в медицинской помощи не нуждаются. Их снесли в галерею и скоро забыли.
После освидетельствования смерти ангелов главный менеджер занялся антропометрией – то есть стал измерять окружности бедер и плеч всех беглецов. Измерения закончились составлением списка, который сразу был передан Митрохину.
– Любишь ты бумагу марать, – пробормотал капитан, рассматривая список.
– Это не бумага, это пропуск на волю, – мягко улыбнулся Циринский. – Или приговор к медленной и мучительной смерти...
– Не понял?
– Понимаете, первыми в списке идут люди с наименьшим, так сказать, диаметром, а в конце – с наибольшим. Я счел необходимым провести измерения, чтобы кто-нибудь из толстеньких не заткнул собой выход на волю раньше времени...
– В-а-а-н Гоге-е-н! – восхитился Митрохин на манер Бельмондо, но, взглянув вновь на список, вдруг помрачнел:
– А что, Диана Львовна не проходит?
– Нет, – ответил Циринский. – С таким тазом, извините... А первым перекроет выход скорее всего один из представителей демократической партии. Помимо него и Дианы Львовны не смогут покинуть аквариум еще два человека.
– А первым в списке идете вы. Не самый худой из нас.
– Видите ли, мне надо будет произвести кое-какие обмеры канала. Понимаете, очень важно знать, кто именно застрянет первым. Этот человек ведь может и подождать пару дней, похудеть до требуемой кондиции и затем повторить попытку. А Диана Львовна... Ей похудение не поможет.
С та-а-ким тазом, извините...
– И она умрет здесь, – со слезами на глазах прошептал Митрохин, оглядывая сырые слизистые своды подземелья.
– Вы, молодой человек, ее совсем не знаете.
Они же с Вероникой, извините...
– Всех хозяев твоих ублажали? Знаю все.
– Ну, если вы так переживаете, молодой человек... Я могу вам кое-что предложить...
– Что? – встрепенулся капитан.
– Вывих тазобедренного сустава, извините.
– Не понял...
– Я могу путем искусственных вывихов существенно уменьшить ее тазобедренные габариты...
И вы протащите ее через трубу на буксире.
– Да? – обрадовался капитан. – Спасибо. Но что на это скажет Диана Львовна? Надо бы посоветоваться с нею.
– Конечно, конечно, молодой человек! Вы идите советуйтесь, а я полезу лаз измерять, – сказал Циринский и, перекрестившись по-православному, полез в бассейн.
Через минуту бедный Циринский вынырнул из воды и с круглыми от страха глазами стал что-то кричать. Не без труда сложив его разрозненные слова в предложение и удалив из него междометия и многочисленные "Fuck you!", капитан понял, что первопроходец наткнулся в трубе на голые ступни Бельмондо.
– Твою бога душу мать... – пробормотал он, мысленно провожая на небеса полюбившуюся ему душу Бориса.
Бросив смущенно-оценивающий взгляд на свой исполосованный свежими шрамами живот, он полез в воду. Подойдя вплотную к все еще взбудораженному Циринскому, он несколько секунд удивленно рассматривал его в свете фонарей столпившихся у бассейна товарищей по несчастью. Смотреть было на что – с левой стороны у личного врача Митрохина торчало два уха. Поняв в чем дело, капитан осторожно снял с подрагивающей головы Циринского выбеленный водой лоскут кожи со старательно обглоданной ушной раковиной (весь бассейн был полон полуразложившихся фрагментов рыбьего корма, то бишь худосоковских покойников) и, вручив его врачу, нырнул в подводный канал.
Подобравшись к Бельмондо, Митрохин схватился за его ступни и начал тащить на себя. Но после первой же попытки, к вящему удивлению все повидавшего на свете капитана, труп начал довольно резво лягаться.
"Щекотки, наверно, и мертвецы боятся", – подумал Митрохин, вспомнив школьные опыты с лягушачьими лапками и электричеством. И подался назад, в бассейн, отдышаться.
Хотя труп Бельмондо по-прежнему продолжал лягаться, настроившийся на результат Митрохин вытащил его с третьей попытки. Вынырнули они из воды одновременно.
– Дурак в тряпочке! – сказал Бельмондо, отдышавшись, и помахал ножовкой по металлу перед лицом капитана. – Я там прутья пилю, а он за ноги меня тащит... Идиот!
– Так тебя целых полчаса не было! – с трудом выдавил Митрохин, все еще ошарашенный неожиданным воскрешением Бориса. – Я думал, ты утонул!
– Дык я и утонул. Почти. Когда уже с мамкой прощался, снаружи кто-то в маске появился. И тут же выплюнул загубник и мне передал. Потом продавил меня ногами внутрь, ножовку сунул и исчез...
– А кто это был? Кто-нибудь из наших?
– Не знаю. Вода взбаламучена, ничего почти не видно... Но мне показалось, что это был Черный.
– А почему он ножовку тебе сунул? Почему сам не пилил?
– Да, плохо быть глупым. Мент ты и есть мент!
И мозги у тебя ментовские. Речка-то неглубокая.
Берег хоть и зарос травой и камышом, но из дома Худосокова засечь аквалангиста запросто можно.
Как подводную лодку в степях Украины.
– Сам ты дурень! – совсем не рассердился Митрохин. – А много напилил-то?
– Там уже один прут почти отпилен был.
Минут сорок еще надо. А может, час.
– Да за час я вагон перепилю!
– Одним полотном? Запасного-то нет, вот я и не спешу. Ладно, покедова! Из разговора плова не сваришь – нужны рис и мясо... – И перед тем, как исчезнуть под водой, он пообещал:
– Перепилю – вернусь!
* * *
Бельмондо перепилил прутья за сорок пять минут. Первым, естественно, для геометрических измерений, пошел главный менеджер. Когда он был в самой середине лаза, сверху упала тяжелая чугунная заслонка и перерубила его надвое. Верхняя половина Джорджа Циринского по инерции все же выбралась наружу и умерла в буйно-зеленых подводных тропиках, таинственно освещенных ярким полуденным солнцем.
12. Зоман просачивается... Бассейн выходит из себя. – Тринадцать человек на сундук мертвеца
– Писец котенку, – сказал Бельмондо Митрохину, вытащив из лаза нижнюю половину Циринского. – Там заслонка килограммов на сто упала.
Не зря Худосоков смеялся.
– Взорвем, может? – предложил капитан. – Там, в лаборатории динамита до фига осталось.
– Хрен его достанешь! Газ там... И, судя по тому, как померли коммунисты с беспартийными, там его до хрена и больше.
– Все равно кому-то надо идти.
– Кому? Жребий бросать предлагаешь? – покачал головой Бельмондо. – Я лично заставлять никого не буду...
– Да я сам пойду...
Но проверять лабораторию на наличие в ней отравляющих газов не пришлось – все было уже проверено. Пройдя к концу галереи, Митрохин с Бельмондо увидели на ступеньках тела четырех зачинщиков недавней драки. Все они были мертвы.
– Зоман скорее всего просачивается, – определил Борис, посветив им в лица. – Дергаем отсюда.
Они побежали назад в склеп. Усевшись рядом с Дианой Львовной и Вероникой, Митрохин пересчитал оставшихся в живых – безмолвных, жалких, потерявших всякую волю к жизни – и сказал равнодушно, ни к кому не обращаясь:
– Тринадцать человек на сундук мертвеца.
Чертова дюжина. И все труднее дышится. Писец нам, точно...
– Не унывай, мент! – натянуто улыбнулся Бельмондо, гладя по головке почти неживую Веронику. – Хочешь, анекдот расскажу? Слушай, мне нравится. В общем, идет Писец как-то по лесу и видит – на опушке палатка чья-то стоит.
Подошел к ней, все колышки повыдергал, а палатка стоит себе, не валится! Ну, он разозлился, дрын схватил и давай лупить! А она стоит и не морщится даже! Удивился Писец, заглянул в палатку и видит – там Пофигу сидит!
– Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый Пофигу? – помолчав, выдавил Митрохин.
– Ага... И вы, коли со мной сидите.
– Я уж точно.
– Слушай, капитан, может, через эту дырку попробуем вылезти? Пять метров до нее. Встанем друг на друга и вылезем?
– Не надо ни на кого становиться, – горько улыбнулся Митрохин. – Гора сама придет к Магомету...
– Гора, Магомет... И откуда ты только слова такие знаешь? Видно, крыша с тебя и в самом деле вспорхнула. Хрен с нами и с Магометом, подумай о бабах...
– Понимаешь, Борик, с нами, похоже, одна пошлая вещь намечается. Аж противно, до чего пошлая...
– Ты что темнишь? Какая вещь?
– Ты фильмы приключенческие смотришь?
– Смотрю иногда. Ну и что? – Так вот, в каждом третьем из них герои сидят в застегнутом на все пуговицы подземелье и тут неожиданно...
– Вода поднимается! – сорвавшимся голосом закончила за Митрохина Вероника.
Все повернули фонари к бассейну и увидели, что он наполнился до краев. Через несколько страшных секунд первая струйка воды преодолела бордюр, затем их стало несколько, они расширились и слились в единую Ниагару...
– Заслонка, – сказал Борис, наблюдая, как трупы крейсерами подтягиваются к бордюру. – Он ее закрыл, чтобы утопить нас в этой братской могиле.
Господи, что тут началось! Отдельные растерянные возгласы неудачливых беглецов один за другим сменились истошными разноголосыми криками и воплями отчаяния. Эта какофония неминуемой смерти продолжалась бесконечно долгие минуты. И это было еще не все – когда кричавшие охрипли, обессилели и упали на пол, сверху донесся раскатистый хохот Худосокова.
Когда хохот, казавшийся нескончаемым, наконец смолк, один из обезумевших узников, не выдержав могильной тишины, стремглав бросился в галерею, за ним ринулись остальные. Бельмондо с Митрохиным поняли, зачем они собираются вернуться в лабораторию, и бросились за ними. Но смогли (или захотели?) удержать только женщин.
Надавав им пощечин, Митрохин повел их назад, а Бельмондо прикрыл рот и нос мокрой рубашкой и начал затыкать лаз за самоубийцами. Когда он вернулся в склеп, воды в нем уже было по колено.
Походив немного взад-вперед, Борис, монотонно приговаривая: "Тринадцать человек на сундук мертвеца... Тринадцать человек на сундук мертвеца", перетащил все трупы, в том числе и тела Киркорова и Макарыча в галерею[49]49
Кому-нибудь наверняка показалось, что «ангельские» персонажи в нашем повествовании скучны и малоподвижны, да и погибают они как-то серо. Но что поделаешь? Лишенные недостатков люди всегда неинтересны~
[Закрыть]. Мертвечина и запах от нее уже давно не вызывали у него отвращения – человек быстро ко всему привыкает...
Покончив с уборкой, он направился к стоящим у стены женщинам и Митрохину, но в это время в скрывшийся под водой бассейн упало визжащее человеческое тело. Грязно выругавшись, Бельмондо отер рукавом обрызганное лицо и стремглав бросился к месту падения. Пошарил там рукой, нащупал голову упавшего и, вытащив ее за волосы, увидел, что она принадлежит Худосокову...
