Текст книги "Смерть за хребтом"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Ладно, ладно, не надо об этом. Ничего этого не было. Бабек мне сказал, что мать с теткой вступилась за тебя, и Резвон приказал их связать. Врал, значит. Зачем? Выгородить, что ли хотел? Ну-ну – Бабек Добрая Душа! А как твоя мать здесь очутилась?

– Я люблю тебя! – тихо сказала она. – Давай сядем, я устала...

Мы сели на теплый, согретый солнцем камень, обнялись, и Лейла рассказала о приключениях своей матери.

После возвращения из Мешхеда Фатима объявила властям о похищении дочери мною. Что могли сделать власти? О моем исчезновении и возможной связи с контрабандой наркотиками они уже сообщили в российское представительство. Мое дело было передано уголовной полиции, та провела расследование. Стрелочником оказался Шахрияр, но родственники, в том числе и Фатима, выручили его, все как один заявив, что в Мешхед он был взят мною, как и Лейла, в качестве заложника. И всю дорогу, в том числе и на КПП, на котором нас задержали ночью, я угрожал им гранатой. Шахрияр же сказал следователю, что сейчас я, наверное, нахожусь в Москве.

Оставшись ни с чем, Фатима совсем сбесилась и сделала немыслимое – достала себе и своей сестре разрешение на поездку в Россию по семейным обстоятельствам. Доверить поиск дочери и меня компетентным российским органам она не могла – в Иране бытовало мнение о полной неспособности и нежелании нашей милиции заниматься неимоверно расплодившимися уголовниками. Удавкин дал ей все адреса, в том числе, мой и Веры. Приехав в Россию, она бросилась к моей бывшей жене, но ничего выяснить не смогла. Моя же мама пригрозила близко познакомить ее со своим свирепым зятем-кавказцем. В Иране хорошо известна необузданность россиян, и Фатиме ничего не оставалось делать, как обратится в свое посольство. Дипломаты поехали на Петровку и выяснили, что в России и СНГ меня нет и, вообще, формально я пребываю в Исламской республике Иран.

И тут этой мудрой тетке пришла мысль о возможном моем нахождении в Таджикистане. Она приезжает в Душанбе первым же самолетом (предварительно позвонив в Тегеран и узнав от Удавкина имена моих тамошних друзей и знакомых и номера их телефонов). В таджикской столице случилось персональное для Фатимы чудо – в иранском представительстве она наткнулась на человека, основной обязанностью которого было слоняться по улицам города. И этот персидский Пинкертон или Джеймс Бонд рассказал ей, что неделю назад он увидел на Путовском базаре девушку в иранском наряде и пошел за ней. У мясных рядов (господи, ходила-то Лейла за мясом пару раз!) он услышал ее фарси и понял, что следит за иранкой. От базара до Лешкиного жилища – двадцать пять минут хода, и он проводил ее, оставшись незамеченным.

Узнав все это и прихватив с собой нескольких милиционеров, Фатима в охотничьем азарте тут же бросилась в барак Суворова, но Лейлы и нас уже не было – мы уехали в Ромит часом раньше. Суворов вежливо сказал им, что мы отбыли в Москву, нет – во Владивосток. Но милиция не поверила и провела допрос с пристрастием. Лешка, не зная, конечно о наших Хушонских осложнениях, признался, что мы, наверное, рыбачим на Сардай-Мионе... Люди в синих шинелях, естественно, были против непредсказуемых издержек преследования преступников в высокогорных условиях и были таковы.

А что Фатима? Нет, чтобы заняться в таджикской столице пропагандой фундаменталистского образа жизни и обращать в истинную веру испорченных советским влиянием правоверных! Нет, она едет в Ромит и, наняв там машину, направляется в Хушон(подозреваю, что далеко не материнские чувства владели ею безраздельно... Только круто замешанные любовь и ненависть могут подвигнуть женщину на такое глобальное преследование!) Так вот, в Хушоне она, конечно, знакомится с Резвоном, только что спустившим селевое озеро и мечтающим спустить со всех нас шкуру. Они бросаются в погоню, на перевале теряют двоих, хотят уже вернуться, но тут, иншалла, на них натыкается Бабек со своей прекрасной пленницей.

...К обеду мы были на штольне. Встретила нас Наташа, оставленная в охранении. Все остальные были в горe. Приказав Фатиме с сестрой приготовить что-нибудь к обеду, я привязал трофейных ишаков на мочажине рядом с нашими и начал устраивать лежбище для Лейлы – ей надо было поспать. Не без колебаний оставив ее под присмотром Наташи, я пошел к ребятам.

В горe я кратко рассказал обо всем товарищам.

– Это, наверное, Абдурахманыч приказал долго жить? Жалко мужика, – выслушав меня, проговорил Сергей, явно удовлетворенный новостями.

– Ну и хрен с ним. Баба – с возу, кобыле легче, – сказал Житник, с интересом рассматривая в луче фонарика самородок замысловатой формы. И, положив его в карман, добавил:

– А с этим Бабеком не соскучишься! Если бы он шлепнул шестого, я бы его в задницу поцеловал... А теперь его самого в Хушоне шлепнут и нас в Душанбе, может быть, искать станут. А как ты думаешь, Черный, попрут на нас местные? Когда узнают о золоте?

– Не пойдут они на автоматы! – покачал я головой. – Подождут, пока уйдем домой, и только потом к штольне побегут! Уже бегут, наверное. Тут после нас еще килограммов пять-шесть можно надробить и намыть только из наших остатков. Если варежку не разевать – прорвемся...

Как я и предполагал, в мое отсутствие ребята не теряли времени даром. Все самородки были выбраны. Оставалось только собрать всю мелочь, чем они и занимались. Федя здоровой рукой дробил в крошку обломки кварцевой жилы, Сергей с Юркой насыпали передробленную мелочь на брезентовое полотнище и затем, взявшись за все четыре угла, долго его трясли. После этого им оставалось только удалить верхний слой кварцевой крошки и собрать скопившийся снизу тяжелую золотую мелочь, очень похожую на стружку или опилки.

Обследовав забой, я начал укладывать самородки в пробные мешки. Юрка потребовал, чтобы в каждом было примерно одинаковое количество золота.

– На тот случай, если придется разбегаться в разные стороны – объяснил он, усмехаясь.

Мешков было шесть: по одному на каждого из нас, считая Бабека, плюс один Лешке Суворову. Было непросто разложить самородки поровну – они были разной величины и с разным количеством вкраплений кварца, но под тяжелым взглядом Житника я все же справился с этой задачей.

Когда все было передроблено и перетрясено, мы засыпали золотой песок в те же мешки (в пустоты между самородками) завязали их и перенесли к выходу. Там постояли над добычей, прикидывая на глаз ее общий вес.

– Гадом буду, килограмм пятьдесят в каждом мешке, – предположил Фредди.

– Килограммов триста всего. Без кварца – двести, – мечтательно продолжил Житник. Тысяч на семьсот зеленых, а может и больше...

– Слушай, давай ты считать не будешь, – прервал его Сергей. – Жадность фраера губит. Сколько дадут, столько дадут. Еще не известно, какая у золота пробность, да и Черный говорил, что сурьмы в нем полно – малоценное оно.

– Зато красиво как. Как тянет! Смотри, Юрка сейчас мешки гладить начнет, – присоединился я к разговору. – Юр, а Юр, спорим, что ты разделил уже семьсот на семерых, потом на шестерых, а сейчас потеешь, на пятерых делишь? Смотри, не перетрудись!

– Я ему помогу, – усмехнулся Сергей. – В городе. А сейчас есть пошли. Там Фатима, небось, королевский рубон приготовила...

Перед тем, как выйти на поверхность, я вернулся в рассечку проститься со ставшим родным для меня местом. Уже повернувшись, чтобы уйти, я краем глаза увидел в кровле закол. По старой своей привычке не оставлять заколов на рабочем месте я сковырнул его брошенным в углу ломиком и на обнажившейся свежей поверхности кровли увидел желвак золота размером чуть меньше блюдца. Он смачно блестел в свете карбидной лампы.

“Ну, это уже слишком! Серега прав – жадность фраеров губит. Оставим природное сокровище местному населению. И приятно ему будет и нам не так совестно, – лениво подумал я. – Хотя, зачем им золото, здесь, в горном раю, не знакомом с основными принципами общества потребления? Передерутся”.

Выйдя на-гора, я рассказал о находке товарищам, но никто не изъявил желания продолжить добычу. Все, даже алчный Юрка, понимали, что оставаться еще на день опасно. А этот самородок лучше оставить на его видном месте с тем, чтобы отвлечь местное население от погони за нашим караваном.

Мы быстро поели варево, приготовленное Фатимой (она просто смешала все имевшиеся продукты – крупы, несколько банок “Завтрака туриста”, тушенки и кильки в томате – в кастрюле, залила все водой и прокипятила), попили чаю, погрузили мешки с золотом на ишаков и пошли к лагерю.

В лагере мы аккуратно завернули золотой груз в спальные мешки и палатки и навьючили их на ишаков. Посидев у очага на дорогу, водрузили Лейлу на трофейного ишака, выглядевшего самым сильным (Фредди его так и назвал – “Сильный”), и пошли вниз к Ягнобу. У каждого в руках был автомат.

На устье Кумарха мы увидели толпу кишлачных жителей. Их было человек пятнадцать. Возглавлял их знакомый нам учитель. Я поискал глазами Бабека, и скоро нашел его на вершине скалы, господствующей над долиной. Заметив нас, он махнул рукой, призывая подойти поближе.

– Долина на замке? Ты, дорогой, как триста спартанцев! – сказал я, приблизившись к нему. – Как дела?

Бабек затараторил:

– Я говорил им не ходить никуда. Иди, говори муаллим[68]68
  Учитель (тадж.).


[Закрыть]. Скажи, мне один, наш человек нужна, который от меня убежал. Если с ним не говорю, и он вперед домой в Хушонпридет, его родственник камень меня и мой семья убьют!

– Хоп, майляш, дорогой! Ты молодец! Настоящий товарищ! Я тебе один мешок тилло[69]69
  Золото (тадж.).


[Закрыть] приготовил, килограмм на пятьдесят – довольный будешь. С этим мешком тебе в Хушоне делать нечего. В Стамбул с семьей уедешь! В Мекку будешь каждый год ездить. Ходжа Бабек будешь!

Не зная еще, что буду говорить, я подошел к толпе и почтительно поздоровался. Ответили мне не все. Перекинувшись несколькими фразами со старыми знакомыми, я отозвал в сторону учителя. Нехотя он согласился, и мы сели у берега Уч-Кадо на прибрежные камни.

– Похоже, вы здесь главный. У меня дело к вам есть. Мы там немного золота нашли, взяли немного и уйти хотим, – заговорил я доверительно. – Все знают, что недра принадлежат народу и вот, мы взяли себе немного. Я думаю, что большого греха в этом нет – в этих краях я прожил и проработал намного больше лет, чем вы, к примеру. Дело в другом. Сейчас кроме вас, муаллим, никто о золоте не знает. Ну, еще тот парень, что к вам перебежал, из третьих уст слышал. Если вы всем все расскажете, то очень скоро вся Ягнобская долина, а потом и Гиссарская, будут здесь, а золота там осталось много. Вам сейчас об этом думать надо, а не нас судить. Тысячи людей придут сюда, выскребут металл, а вам оставят рожки да ножки ваших баранов... И поэтому я вам, муаллим, вот что предлагаю. Идите на штольню прямо сейчас. Там, внутри, недалеко от устья, мы полтора ящика аммонита оставили. Взорвите их. Сможете? Это просто. В ящике сверху лежит патрон аммонита, из него шнур торчит. Зажгите его спичками и бегите к народу. Когда прибежите – расскажите какую-нибудь сказку. Скажите, например, что золота нет никакого, а злые духи там свирепствуют и просят оставить их в покое. А к золоту вернетесь, когда в столице все успокоится, и всех бандитов пересажают. А теперь решайте сами. Вы все поняли?

– Аллах вас покарает!

– Значит, понял! Ну, пока, вернее – прощай навеки, – сказал я, обидевшись угрозе. – Да, того бандита, который у вас сейчас, не отпускай. У него семья савсем нет, никого нет, – продолжил я, на манер южан куроча слова. Отпустишь – он таких головорезов приведет, всю жизнь потом жалеть будешь. Если в живых останешься. Пусть здесь пока поживет. А что касается Аллаха, дорогой учитель, одних он карает нищетой и смертью, других богатством и жизнью. И награды у него такие же...

Я вернулся к ишакам, вручил поводья каждой из женщин и мы повели караван вниз по тропе – к Ягнобу. Оценив ситуацию, Юрка стороной перебрался в голову каравана, а Бабек с Юрой и Федей, озираясь, пошли сзади. Учитель вернулся к своим и стал им что-то с достоинством объяснять.

Через час, в тот самый момент, когда мы вышли на левый борт Ягноба, за нашими спинами раздался глухой взрыв.

3. Финишная кривая. – Смерть Черного. – Банкет откладывается. – Поворот на 180 градусов.

Вот и все! Впереди финишная прямая! Часов десять пешего пути, и мы выскочим на автодорогу республиканского значения Душанбе – Ходжент и на ее обочине увидим километровый столб с надписью “66”, столб хорошо известный большинству из нас еще с зиддинской студенческой практики. Именно у него мы околачивались часами, ожидая попутки в город или до его не менее известного коллеги с надписью “56”, коллеги у которого всегда были холодное “Жигулевское” пиво и горячая хрустящая самбуса. Или до “25”-го с его просторным универсамом, славившимся прекрасным винным отделом... С такими близкими, рукой подать, километровыми столбами жизнь казалась такой простой и очевидной, что захотелось праздника.

– Серый, а, Серый! – окликнул я Кивелиди, идущего впереди. – У меня нос с утра что-то чешется... Давай заскочим в какой-нибудь саек и отпразднуем событие?

– Какое событие? – ехидно спросил сзади Житник, явно намекая на случившуюся с Лейлой беду.

– И вообще, – продолжил я, не обращая внимания на слова Юрки, – отсидимся там, посмотрим, пойдут кишлачные за нами или нет, а потом, исходя из обстоятельств, решим куда идти: в Анзоб или в Зидды. Ишакам дадим отдохнуть, а завтра утречком со с ранья рванем?

– Расслабиться, водочки попить – это, конечно, дело хорошее, душа и у меня давно просит... Но следы? Они по следам могут узнать, куда мы пошли.

– Да посмотри – следов ишачьих на тропе полно. Ну, можно еще прогнать наших длинноухих вперед по тропе и вернутся стороной... А вообще, я этот разговор о пьянке завел потому как усталые все: два дня вкалывали, ночь не спали, – нашелся я, – и еще твоя нога меня беспокоит – вижу, как все больше и больше прихрамываешь. Надо бы тебя и Федю капитально перевязать.

Сергей не успел ответить – всех нас привлек шум камня, упавшего где-то в скалах выше и левее нас. Не сказав и слова Бабек, крадучись, пошел к ним.

– Ну, вот тебе и пикник! А я уже настроился... – сказал Сергей, глядя на удаляющегося Бабека, и пнул с досады подвернувшийся камешек. – Давайте, орлы, прятаться. Вон, в ту промоину...

– Да это архар, наверное. До того, как геологи появились, их полно тут было... – предположил я, изучая глазами узкий, но широкий овражек, предложенный Сергеем в качестве укрытия.

– Нет, это не архар, – не согласился Кивелиди. – А если и архар, то с автоматом. И с путевками на тот свет...

– Точно, архар! Вечером прямо в шкуре запечем его в яме, – облизнулся Юрка. – В самом верху, на водоразделе с Интрузивным саем жили штук пять. Я эти места знаю хорошо, канавы там документировал, сурков стрелял. А в 74-ом, в маршруте – секретную пятидесятитысячную карту посеял. Целую неделю потом как проклятый с утра до ночи взад-вперед ходил, искал. Раза три на стадо натыкался, но сами понимаете, не до архаров мне тогда было.

* * *

Тут необходимо пояснить, что секретные материалы или “секреты” сопровождают геолога на протяжении всей его жизни, вернее, всей его производственной деятельности. К ним обычно относятся карты с нанесенными высотными отметками и горизонталями, серии аэрофотоснимков и отчеты, содержащие сведения о запасах стратегического сырья в недрах. Геологам серьезное отношение к ним прививается с молодых ногтей и потому потеря «секретов» всегда воспринималась ими как катастрофическое стихийное бедствие и личная трагедия, хотя бы потому что каралась Первыми отделами длительным лишением доступа к грифованным материалам, что фактически было однозначно отстранению от мало-мальски важных геологических дел. Но многое в системе охраны секретов вызывало и улыбку. К примеру, еще молодым специалистом я писал совсекретный отчет, не имея еще прав доступа к совершенно секретным материалам. И каждое утро вместо меня в Первый отдел ходил мой главный геолог, брал там накануне написанные мною страницы и возвращал их (и, естественно, вновь испеченные) вечером. А однажды мой приятель поимел крупную неприятность, не сдав в Первый отдел прекрасный крупномасштабный космический снимок, полученный им в подарок от вероятного противника на какой-то международной конференции. Ему и голову-то не пришло, что надо секретить от американцев от них же полученный снимок!

– Ну и что, Юр? – поинтересовался Сергей. – Нашел карту?

– Нашел! – довольно улыбаясь, ответил Житник. – Рядом с сурчиной норой валялась. Я залег там, а сурок, паскуда, час из нее не показывался. Так я решил время даром не терять и маршрут свой на карту нанести. А когда сурок вылез – большой, как собака, красно-рыжий, прямо огненный (отродясь таких не видел) – забыл обо всем...

Не успели мы с Лейлой затащить в овражек Черного, как сверху ударила длинная автоматная очередь.

“О, господи! Опять очередь. Когда это кончится?” – подумал я и вместе с Лейлой упал на землю. За нами упал Черный. Приземлившись на наши руки и головы, бедный ишак забился в предсмертных судорогах – пули угодили ему в висок и круп. Через несколько секунд, взглянув на нас широко открытыми, полными отчаяния глазами, он издох.

– Не стреляйте! – приказал Кивелиди, увидев, что мы с Юркой готовимся к стрельбе – Бабек там. Его можем подстрелить.

– А ты, дорогой, уверен, что это не Бабек, стрелял? – ехидно откликнулся Юрка, залегший за камень. Этот парень до обеда с нами, а до утра – с вами.

– Вряд ли. Он бы всех положил. Отошел бы метров на десять и, вон, с того камня, положил. А мы, похоже, все целы, – ответил ему Сергей.

Лишь только он закончил говорить, в саю, в котором предполагалось устроить пикник, прогремел одиночный выстрел, эхом рассыпавшийся в скалах.

– Может быть, это Бабека подстрелили... – заволновалась Наташа, лежавшая рядом с Сергеем. – Надо туда идти...

– Нет, в него бы очередью стреляли, – успокоил я ее. – Это наш Чингачгук шума лишнего не поднимает... Вон, он бежит! И... и, кажется со вторым автоматом!

Через несколько минут Бабек, улыбаясь, рассказал, что нас обстрелял сбежавший в кишлак приспешник Резвона. Все это время он шел за нами поверху. Когда Бабек наткнулся на него, тот выстрелил первым, но автомат заело, и Бабек убил его.

Затем мы столпились вокруг Черного. Струйка густой крови лениво стекала с его головы в дорожную пыль. Такая же струйка сбегала с его бедра.

– Похоже, это знак для меня... Следующим буду я! – мрачно сказал я, рассматривая поверженного тезку и, немного помедлив, с озабоченным видом обратился к Житнику – А ты, Юр, не контужен?

– Нет. А что?

– Странно, я ведь своими глазами видел, как пуля ударила тебе в лоб и отскочила...

Все русскоязычные загоготали, Сергей успокаивающе похлопал Юру по плечу и тут же предложил скинуть, не мешкая, Черного с тропы и наложить его бремя на оставшихся в живых ослов. Взяв беднягу за ноги, мы оттащили его к ближайшему обрыву и сбросили вниз. Черный попеременно скользил и катился метров сто, пока не застрял в густом кусте барбариса. Тотчас высоко в небе закружились два орла.

– Господа! Банкет по случаю успешного завершения добычных работ переносится на безопасное расстояние, – сказал я, отирая с ладоней кровь Черного. – Когти, короче, надо драть. И чем быстрее, тем лучше. Как бы еще кто-нибудь из кишлака не вышел на тропу войны...

– Ты прав. Драпать надо по срочному, – согласился Сергей, – Но сначала давайте решим, как отсюда выбираться будем. Черный, ты можешь разъяснить нам, где мы находимся?

– Да все очень просто. В трех километрах отсюда у устья реки Тагобикуль тропа разветвится на две: одна пойдет прямо, по левому берегу Ягноба, и примерно через двадцать километров выскочит на первый снизу серпантин автодороги через Анзобский перевал. И кишлаков по этой тропе полно и, наверняка, в них полно своих Резвонов. Вторая тропа заберет влево и вдоль долины Тагобикуля уйдет к Зиддинскому перевалу через Гиссарский хребет. От этого перевала до кишлака Зидды рукой подать – часа за два свалимся. По этой тропе есть один брошенный кишлак, Даганa. Но вот перевал... Как вы с Фредди его пройдете?

– Пройдем! – ответил Сергей не вполне уверенно.

– Я тоже за этот вариант, – вступил в обсуждение Юрка. – Тем более, если через шесть километров после Даганы свернуть по хреновенькой боковой тропке вправо, можно вернуться на анзобскую тропу. Будет куда свернуть, если вдруг погоня образуется...

– Значит, пойдем по зиддинской тропе, тем более, что Суворов нас там дожидается, – заключил обсуждение Сергей, и, обернувшись к Фредди, крикнул:

– Федька, иди сюда! Мы тут решаем, что с тобой делать. Черный предлагает для пущей сохранности сломанную твою руку аккуратно отрезать и в рюкзаке понести. А Юрка, вот, с ним не соглашается и предлагает тебе на месте перелома еще один локтевой суставчик сделать. Рассверлим, говорит, дырочки у обломанных концов, посадим на ось...

– Ну вас в... – хотел выматериться Житник, но, встретившись глазами с Лейлой, замолчал.

Надежно зафиксировав Федину конечность и перевязав Сергея, мы тронулись в путь. Далеко внизу серебрился Ягноб, за ним взбирались к небу отроги Зеравшанского хребта. На пологом склоне одного из них разбросал свои сакли и ячменные поля игрушечный Дехиколон. По тропе, ведущей к кишлаку, игрушечная лошадь везла мешки с сеном. Стайка детей с кувшинами бежала к роднику... Похоже, там, в раю, все было в порядке, все шло по расписанию...

Наше приподнятое настроение передалось и оставшимся в живых ишакам. Они шли быстро, и мы едва поспевали за ними. Сережка балагурил, на лице Житника сияло довольство жизнью. Я не сводил глаз со стройной фигурки Лейлы, шедшей передо мной. Хотя ее длинное платье и старалось скрыть завораживающие линии тела, мои глаза легко проникали сквозь плотную черную ткань и, время от времени, особенно на поворотах, когда они могли видеть девушку сбоку, загорались страстью.

Но скоро тропа запетляла среди крупных, высотой в полтора – два человеческих роста, глыб, и я отвлекся, определяя по старинной привычке их петрографическую принадлежность. Когда я пришел к выводу, что большинство из них сложены либо среднезернистыми гранитами, либо биотитовыми роговиками, из-за глыб, а, может быть, и из-под земли выскочили спорые люди в разноцветных халатах, и спустя мгновение аура счастья и удачи, доселе сопровождавшая наш караван, растаяла в прозрачном горном воздухе. Да и как же иначе, ведь все мы были моментально связаны и посажены в ряд под глыбой кварцевых диоритов.

“Господи, опять варианты! – подумал я, пытаясь выморгать песок, брошенный мне в глаза при пленении. – Но сразу не убили... Это плюс. Значит, будут мучить – это минус. А может, просто набьют морду и отпустят? Во всех неприятных вариантах обычно есть положительные моменты...”

Скоро эти положительные моменты посыпались как из рога изобилия. Во-первых, Лейла сидела рядом со мной, и ее круглая коленка преднамеренно касалась моей. Во-вторых, она не казалась расстроенной крутым поворотом событий. В-третьих, из-за спин наших победителей выступил... учитель. Это было похуже коленок, но все равно очень здорово: вряд ли интеллигентный человек станет поджаривать нам пятки и, тем более, снимать с живых кожу. Или, подобно Резвону, сажать не кол. А в-четвертых, спустя минуту, откуда-то сбоку к учителю, выскочил мой бывший верный пекарь Нур и стал ему быстро говорить что-то по-таджикски. Лейла, склонив ко мне головку, перевела мне, что наш штатный инвалид с открытым переломом и к тому же скальпированный, при задержании вырвался из рук двух дюжих дехкан и, проявив изрядную прыть, скатился вниз к Ягнобу. Нур с племянником бросился за ним в погоню, не догнал, но видел, как Федя упал в Ягноб, и его унесло течением.

– Братцы! – вскричал я, обращаясь к загрустившим товарищам. – Наш Фредди сплыл!

– Не сплыл, а в Ягнобе утонул, – хмуро поправил меня Юрка, немного знавший таджикский язык и понявший потому суть сообщения Нура. – Очень большая разница, дорогой...

– Юр, милый, ты наивен, как ребенок! Каждый знает, что Фредди не тонет!

– Ну, допустим, что сбежал... Тут река такая... Вряд ли он со своей рукой выплыл, – вступил в разговор Сергей.

– Да я и сам, Серый, не верю, что Фредди выплыл. Но, может быть, ему повезло... До сих пор ведь везло...

– Вы извините, что я вмешиваюсь в вашу беседу, но разрешите все же продолжить начатое мной предприятие, – продекламировал учитель явно только что подготовленную фразу. – Не стоит, наверное, заверять вас, что украденное вами золото передается мной в собственность жителей долины. В качестве же наказания за грабеж вам назначаются каторжные работы на известной вам золотоносной штольне сроком... сроком... Срок будет установлен позже, но во всех случаях он не будет менее трех лет.

– Ты шутишь, паря! Ты в какие игры играешь? Каторжные работы! Тоже мне, Николай Первый нашелся! Бери золото и вали отсюда! – взорвался Житник.

– Нет. Шуток у меня не будет. Вы скоро поймете, что я никогда не шучу. Завтра вас закуют в кандалы.

– В кандалы? В феодально-байский пережиток? – переспросил я, – Ну и фантазия у вас, батенька! Средневековая... Я так понимаю, вы просто не хотите нас выпустить из долины?

– Да, вы правы. Вы недавно совершенно правильно сказали, что золотая лихорадка нам, жителям долины, ни к чему. Убить вас без суда я не могу – принципы не позволяют. Так что побудете пока здесь, поработаете с пользой для общества, а там посмотрим...

– А с кандалами вы серьезно?

– Я ведь уже сказал, что никогда не шучу...

– Что ж. Это, в общем-то, неплохо. То, что не шутите... Легче будет угадывать ваши поступки. А что диктуют ваши принципы... Ну, как вы поступите с нашими женщинами?

– Они останутся с вами. Если, конечно, захотят. И тоже будут закованы... Если они выберут проживание в кишлаке, то им будет обеспечен более мягкий режим содержания. Они смогут преподавать у меня в школе...

– Фарс какой-то! Не могу избавиться от этой мысли...

– Фарс? По законам нашей республики вам полагается более строгое наказание, а именно расстрел с полной конфискацией имущества.

– Так, значит, мой телевизор “Рубин” выпуска 1976 конфискуете? Поделом вам! Но, – продолжил я, – не передавая нас властям, вы совершаете не менее тяжкое преступление... Может быть, отбудете вместе с нами срок, полагающийся вам за самосуд? Пообщаемся... Человек вы, судя по всему, весьма занимательный...

– Власти в настоящий момент не могут обеспечить безопасность нашего населения, – не моргнув и глазом, ответил Учитель. – Следовательно, мы сами должны ее обеспечивать. Идите.

Нас тщательно обыскали, ограбили уже по мелочи (отобрали часы, перочинные и охотничьи ножи, деньги), потом построили в колонну и повели назад. Куда? Оказалось, что в нашу штольню! Они ее вовсе не взрывали. Услышанный нами взрыв был не более чем хитростью... Хитростью, призванной усыпить нашу бдительность.

– Расчетливый Доцент, – сказал вполголоса хромавший за мной Сергей. – Жутко расчетливый. Сдается мне, что он того парня, Бабековского кореша, намеренно подпустил... Как коня троянского. Раненого. Нас отвлек, расслабил и от него избавился...

– И время поимел для обхода... – добавил я. – Александр Македонский да и только.

– На хитрую задницу с резьбой всегда есть хрен с винтом, – зло, не оборачиваясь, бросил Житник. – А волосы-то у него светлые, не иначе Искандер останавливался в ихнем кишлаке на ночь. Без Роксаны своей, конечно...

– Очень хитрый муаллим. Я сам сильно удивлялся, зачем тот человек раненый, слабый савсем, за нам пошел, – подхватил Бабек и, нервно подергав связанными за спиной руками, неожиданно горько запричитал:

– Савсем плохо теперь будет. Автомат нету, ружье нету. Савсем маленький теперь человек мы. Маленький, как муха...

– А ты к ним переметнись. И баб иранских с собой возьми. Нам без них легче будет... – ехидно посоветовал ему Юрка.

– Я хотел. Подходил, тихо с ним говорил. Он голова качал и сказал: “Ты очень много человек убивал. Отвечать теперь должен”. А женщина, Фатима и Фарида, кишлак с ним пойдут. Он говорил, что они не виноват ни в чем.

Воцарилась тишина. По полным грусти глазам товарищей я понял, что наметившаяся пауза заслуживает немедленного уничтожения.

– Вы знаете, – изложил я первую пришедшую в голову мысль, – мне кажется, что этот человек, учитель, или, как оригинально назвал его Сергей, Доцент, обнадеживает, смею надеяться, наше общее стремление поскорее с ним и его гвардией распрощаться... Вернее, его кондовая принципиальность обнадеживает. Принципы всегда и везде заводят в тупик, если не развиваются диалектически.

– Ты что, в шахматы предлагаешь с ним играть? Сесть напротив и мощным умственным напряжением убедить его отпустить нас? – злорадно усмехнулся Сергей. – Представляю, как он после этого со слезами в глазах нам золото будет возвращать: “Возьми, Евгений! Мне нечем больше отблагодарить тебя за чудесные минуты нашего общения!” Чепуха. В жизни все проще: либо стража заснет, либо мы средь бела дня ее перебьем...

– Или она нас... – услышал я сзади дрожащий голос Наташи. – Я чувствую, сердцем чувствую, что все это очень плохо кончится...

Мы замолчали, удрученные тем, что девушка, в которую мы верили, потеряла самообладание, потеряла впервые за время нашего знакомства, – и до самой штольни не проронили и слова.