Текст книги "Кот в сапогах, модифицированный"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

3. Соглашение о намерениях.

– Ну и что мы будем с тобой делать? – выцедил я коту, после того, как Теодора ушла, ушла навсегда. – Ты ведь не сможешь мне ее заменить? Или попробуем?

Не ответив, Эдгар сходил в прихожую, принес в зубах кошелек, лежавший на тумбочке и, умело раскрыв, подвинул ко мне. С минуту мы обозревали дюжину десяток и чудом сохранившуюся сотню. До зарплаты было два дня.

* * *

Да, финансовые мои дела шли хуже некуда – зарплата в научных учреждениях, как вы знаете, символична, а книги, полные интеллектуального бреда и пессимизма, само собой не пользовались успехом у читателей, заботливо опекаемых денежными знаками. Будь дела лучше, раздавшаяся Теодора, давно бы рожала мне детей, а я знал по именам всех девочек в борделях родной ее Венеции. Да, конечно же, будь я состоятельнее, Теодора женила бы меня на себе, наплевав на явно неподходящие для семейной жизни глубины наших чувств. Ведь женятся, в конце концов, для рождения детей, а для этого, как полагают многие, особые чувства не нужны, нужны деньги. Дети, конечно, это здорово – столько в них жизни, но Теодора навсегда – это слишком, и потому, может быть, я интуитивно не предпринимал серьезных попыток стать состоятельным в финансовом отношении человеком.

И тут это животное приносит мне кошелек, понуждая заняться делом.

– Хм… Если он займется мною, как Теодорой, быть мне маркизом Карабасом, – подумал я, оторвав взгляд от внутренностей своего кошелька. – Маркиз Карабас… Звучит неплохо. Нет, маркиз Смирнов-Карббас лучше, Хотя, пусть хоть маркизом Груздем назовут, лишь бы кликали маркизом да зятем короля. Кстати, что кот в сапогах из сказки Шарля Перро сделал для своего хозяина в первую очередь? Он приодел его…

– Эдгар, – уразумев это, обратился я к коту по-свойски. – Приодеться бы, а то хожу как интеллигент в третьем поколении. У нас ведь, знаешь, по одежке принимают, а по уму только выпроваживают. Недавно в бар на Тверской не пустили – dress-контроля не прошел.

Кот, живо встав, подошел к двери и принял перед ней позу напряженного ожидания.

– Красть, что ли пойдем? Скалку взять вместо холодного оружия? Сумку повместительнее?

Он посмотрел недоуменно. Я на мгновение поверил, что получу все то, что получил обладатель кота в известной сказке. И заявил:

– Прежде чем идти с тобой, давай обсудим наши действия и приоритеты. Я, например, категорически отказываюсь стать зятем короля Лесото, так же как Свазиленда и Бутана. Также ни при каких условиях не соглашусь на ритуальное обрезание и премьер-министра Израиля в качестве father-in-low.

Эдгар подошел и сел передо мной. Я посмотрел ему в глаза и понял, что он принимает сказанное к сведению, то есть заносит мои условия в свою мозговую записную книжку.

– Что же касается людоедов, превращающихся в мышей и во львов, то знай: они мне категорически не нравятся. В нашем обществе они, вероятно, представлены депутатами разных уровней, их в качестве сводных родственников также прошу не предлагать.

Кот качнул согласно головой. Глаза его спросили:

– А может, хочешь чего конкретного?

Я смежил глаза и увидел уверенную в себе чудесную девушку, любящую меня чувственно и платонически, увидел помесь пантеры с домашней хозяйкой. Она, в обтягивающем черном платьице, воздушно сидела в мягком кресле и рассеянно вязала пинетки, вязала, страстно вожделея скорей оказаться в моих объятиях. Затем в грезу явилась теща. Эта на удивление приятная женщина принесла пирожки с мясом – горячие, бесподобно вкусные – и, поцеловав в лоб, села рядом так, что я мог чувствовать ее родное тепло (с женами мне в общем-то везло, а вот с этими змеями была одна беда, точнее, две…). Когда я расправился с пирожками, прилетел с удочками тесть на новеньком ковре-самолете и, выпросив меня у жены до вечера, повез на вечерний клев в Сочи.

* * *

Открыв глаза, я посмотрел на кота.

– Это все просто, – ответил его взгляд. – Таких людей – и жен любимых, и тещ ласковых, и тестей не разлей с тобой вода – хоть пруд пруди. Нужно только положить шестнадцать-семнадцать миллионов в банк, я знаю какой, не штопать жлобски носок и… и добросовестнее встряхивать писку перед тем, как заправлять ее в трусы.

Я запустил в него диванной подушкой. Выбравшись из-под нее, он сел у двери спиной ко мне.

На улицу все равно надо было идти – рыба у моего благодетеля давно кончилась, и мы пошли вон.

4. Проведение в шкуре?

Сейчас, когда все позади, и я живу на небесах, а горе и несчастье далеко внизу, на грешной земле, и кажутся несуществующими или случайными, мне часто вспоминаются эти дни. Почему я пошел на поводу у кота, пусть в сапогах, пусть необычного?

Не знаю… Может быть, он был прислан Провидением, пожелавшим воздать мне по заслугам? И я чувствовал не кошачьи настроения, мысли, желания, а настроения, мысли и желания Провидения?

Вряд ли. Я материалист и поверить в это не могу. Все же, наверное, я последовал за котом, потому что все люди, которым я когда-то верил и за которыми шел, заманив меня в тупик, скрывались с моими ваучерами, надеждами, сертификатами, любовью, акциями, верой, квартирами и просто фамильным серебром. И еще, наверное, я последовал за котом в сапогах, потому что человеку, чтобы оставаться человеком, надо куда-то идти, куда-то двигаться. Надо идти, чтобы не врасти в землю на могильную сажень. И я шел, смеясь над собой, шел, приняв соответствующий ситуации псевдоним, И этот псевдоним – маркиз Смирнов-Карабас – в конечном счете, и привел меня к небесному блаженству.

5 .Десятки не хватило.

Из подъезда Эдгар выбрался первым. Оглядев меня строгим взглядом, кот так величаво пошел по тротуару, что мне ничего не оставалось делать, как пристроиться сзади верным оруженосцем. Проходя мимо гастронома с рыбным отделом, он, весь пропитанный осознанием важности осуществляющегося действия, и носом не повел. У винного же магазина обернулся и строго посмотрел в глаза.

– Да нет, я не и не думал, – стал я оправдываться, чувствуя себя морально сломленным.

– Ну и молодец, – одобрительно колыхнулись его зрачки.

Он остановился у зоомагазина, и я, потеряв к нему всяческое уважение, подумал:

– Сейчас на все полтораста консервов купит. А на остальные сухарей с запахом рыбы. А я-то, дурак, варежку разинул.

Я ошибался. В магазине он подошел к прилавку с кошачьей парфюмерией, поднялся на задние лапы и смотрел на тот или иной товар, пока я не заказывал его продавцу.

Чего он только не накупил! И мыла душистого, и таблеток для шерсти, и одеколона, а на последние деньги приобрел аховый ошейник – сам бы такой носил. При расчете не хватило десятки, но кассир, ошеломленный поведением кота, мне ее простил. Эдгара к тому времени в магазине уже не было: быстрым шагом он ушел, как я понял, домой, чтобы быстрее употребить свои покупки в дело.

Дома я их вынул и разложил на столе. Разложив, скептически спросил:

– А что мы будем есть? Это?

– Да, это, – ответил взгляд кота, и мне пришлось засучить рукава.

Через сорок пять минут Эдгара, постриженного, вымытого и обработанного кошачьими снадобьями, было не узнать. Он дивно пах, лоснился, усы его казались продолжением характера. Кот выглядел как вельможа, знающий цену и себе, и мне, и как-то раз, когда он, в раздумье прохаживавшийся по квартире, пришел на кухню, я суетливо, как прилежный школьник, почтил его вставанием.

К вечеру он попросился на улицу. Я проводил его до подъезда и вернулся домой.

6. Венера в стельку.

Без Эдгара квартира казалась безжизненной, и мне захотелось увидеть в ней Теодору, услышать ее голосок, ощутить ее чувственные софилореновские губки. Телефонный номер был уже почти набран, когда во мне заговорило благородство – ведь я заключил сделку, пусть с котом, не Богом или страховым агентом, но ведь благородство, тем оно и благородство, потому что безотносительно.

Решив оставаться джентльменом, как можно дольше, я положил трубку, и задумался, что бы такое съесть (еда и женщина в чем-то родственны, и потому в какой-то степени взаимозаменяемы – это знает каждый мужчина). Обследование холодильника, шкафчиков и прочих сусеков, явило на кухонный стол следующие съедобности:

1) Полпучка пожелтевшей петрушки.

2) Зверобой (не настойка, приправа, настойка у меня бы минуты не сохранилась). Его было немного – Эдгар иногда соглашался заморить червячка и зверобоем).

3) Три картофелины, сморщившиеся и проросшие.

4) Морковка, вполне товарная на вид.

5) Головка чеснока.

6) Горсточка перловки.

7) Горсточка трухи сушеных шампиньонов.

8) Сливовое варенье на дне банки (было три литра из маминых запасов, – кот в два счета вылизал все, что досталось ложкой).

9) Луковица, стыдливо проросшая.

Обозрев все это хозяйственным взглядом, я пришел к мнению, что не умру до завтрашнего вечера с голода (если, конечно, не заявится наглотавшийся свежего воздуха кот). И, не мудрствуя лукаво, решил не изгаляться кулинарно, а поместить все продукты в кастрюлю (предварительно, конечно, почистив с закрытыми глазами), добавить воды и потушить на медленном огне.

Голодная моя фантазия, подстегнутая плодотворной идеей, немедленно разыгралась. Я увидел свое кулинарное творение аппетитно дымящимся, увидел грибочки, корабликами плававшими по морю лакомства, увидел соседствующие с ними звезды моркови, увидел…

Когда я увидел перловочку в ложке, зернышко к зернышку, нежащуюся в пряном соку, как стая белых котиков нежится в родной стихии, в дверь снаружи заскребли. Распахнув ее, я увидел Эдгара. Вид у него был подгулявший, глаза ухарски (и сыто!) блестели.

Дав мне время разместить эту картину в сознании и обрести в результате завистливый вид, он пошел вниз (моя квартира на втором этаже). Я спустился за ним, и увидел в фойе стройную (это я отметил в первую очередь), плюс без сомнения симпатичную (это во вторую), плюс элегантно и не скупо одетую (это потом) и минус в стельку нетрезвую девушку, насмерть добитую теплом подъезда.

Она стояла, плотно прислонившись грудью и правой щекой к стене, и старалась не пасть на колени. Старания эти выражались в том, что разведенные ее руки пытались нащупать в бетоне спасительные неровности.

У ног девушки важно пузатились два больших пакета из ближайшего супермаркета – они, доверху набитые коробками и консервами, казалось, прогибали пол.

Из одного выглядывало горлышко едва початой и, несомненно, литровой бутылки популярного на Западе самогона по тысяче за пинту.

Ее явная литровость меня подстегнула. Я схватил пакеты, отнес на кухню, вернулся к лифтам, чувствуя себя мужественным спасателем из МЧС, взял девушку за талию, оторвал от стены, и на вытянутых руках бережно понес в квартиру. Оказавшись на кровати, она кошечкой потянулась, затем простерла ко мне руки немыслимой пластики. Они, не подержанные вестибулярным аппаратом, доверху заправленным виски, тут же упали плетями: Эдгарова гостья провалилась в мертвецкий сон.

Я зажег нижний свет, внимательно осмотрел пришелицу и пришел к категорическому выводу: Эдгар отловил для меня саму Венеру Милосскую. Пристальное повторное рассмотрение чуда света привело меня к твердому убеждению (извините за жаргон – я ж работаю в науке), что передо мной вовсе не мраморно-банальная Венера Милосская, а изумительная русская девушка, по какому-то недоразумению набравшаяся напитков повышенной градусности. Она была столь пленительна, что я, обалдевший эстетически, нескоро решился ее частично разоблачить (то есть снять плащ и полусапожки), дабы девушке было удобно почивать. К Эдгару явился чумной – такого тела (оно было в коротком обтягивающем бархатном платье) я не видал и на лучших дисках эротического содержания. Впрочем, скоро мое настроение, мягко говоря, значительно ухудшилось – разобрав содержимое пакетов, я нашел в них одно лишь кошачье питание.

7. Он лежал у нее на руках.

Я стоял, сжимая в руке баночку «Китикэта», стоял, решая, с какой силой бросить ее в эгоистичное животное. Эдгар недоуменно пожал плечами и, отойдя подальше, выразил взглядом:

– И что ты горячишься?! Я неделю ел твой зверобой с луком, и в знак благодарности решил угостить тебя настоящей едой, кстати, из генетически не измененных продуктов.

Я, конечно, не бросил в него консервами. А что бросать? Он ведь был прав, прав, как всегда. Вскрыв одну из баночек, я вывалил содержимое на блюдце и сделал Эдгару приглашающий жест.

Он повел подбородком, и я понял:

– Только после вас, маркиз.

Я недвусмысленно схватил вторую банку, угрожающе подкинул ее на ладони и он, довольно глянув исподлобья, пошел к блюдцу, и принялся за еду с таким аппетитом, что у меня потекли слюнки.

Кошачьи консервы под «Бифитер» пошли с треском, и я расправился с ними быстрее того, кому они предназначались. Насытившись, мы уселись друг перед другом, и брат мой меньший стал меня гипнотизировать:

– Скоро она проснется, голодная от этого самого, чем будешь угощать?

– Этим что ли? – показал я на консервы и пакеты, толпившиеся на столе.

– А что китикэтничать? Готовить ты умеешь.

Я пожал плечами:

– А почему бы и нет?

Меньше, чем через час – девушка, приходя в себя, уже мелодично постанывала – все было готово.

Особо мне удалось второе блюдо (гуляш «мяуляш» по-румынски) с гарниром из перловки, смешанной с сердечками говядины и посыпанный мелко порезанной отборной петрушкой и тертой брынзой (нашелся кусочек, затерявшийся на верхней полке холодильника). Салат «kiss-me-kiss» из ассорти сухого корма с шампиньонами и картофелем, приправленный зверобоем тоже получился просто пальчики оближешь, но вызывал опасения, что корм быстро наберет влагу и потеряет вкусовые качества. Само собой, на гребне творческого порыва из наличного материала, смешанного со сливовым вареньем и морковным пюре приготовилось сладкое на десерт, весьма привлекательное, надо сказать, по внешнему виду.

Когда я закончил с украшением блюд зеленью, Эдгар встал у плательного шкафа, требовательно глядя, и мне пришлось переодеться к ужину. Нарядившись и даже попрыскавшись одеколоном, подаренным Теодорой на Валентинов день, я предстал перед своей кроватью. Девушка к этому времени пришла в себя и лежала, бессмысленно глядя в потолок. Я навис над кроватью, чтобы она смогла меня увидеть.

– Вы кто?.. – спросили ее алые уста – они стоили трех царств.

– Я? Я, собственно, капитан этой посудины.

– Какой посудины?..

– Этой кровати. Кстати, она помнит отчаянные штормы.

– А… А я кто? Матрос? Или вы меня подобрали в море?

– Я думаю, этот философский вопрос легко решиться после приема внутрь известного лекарства.

Глаза девушки побродили кисло по моей фигуре и остановились ниже пояса.

– Вы что имеете в виду? – вернув мне свои очи, спросила она кисло.

– Я имею в виду стаканчик виски.

Вздохнула еще. И тут на кровать запрыгнул кот. Он урчал. Господи, что с ней сделалось!

– Киска! Эдичка! – заулыбалась она, ярко осветив комнату улыбкой. – Иди ко мне, мой милый, мой хороший. Это ты меня спас, ты вытащил меня из моря? О, господи, какое оно противное, как меня качало. Какой же ты хороший, не бросил меня…

Эдгар, как будто всю жизнь был Эдичкой, лег ей под бочок. Под теплую круглую упругую грудь лег, негодяй. Она принялась его гладить, целовать в мордочку, тормошить. Кот обомлел, перевернулся на спину, плотоядно обнажив живот и все такое, откинул голову на белоснежную руку и заурчал, как больной хроническим бронхитом.

Не в силах вынести этой аморальной картины – разве не безнравственно на первом же рандеву, пусть камерном, выставлять срам наружу? – я умчался на кухню составлять план мучительной казни узурпатора и растленца. Повешение показалось мне недостаточным, отравление мы уже видели. Подумав, я решил завтра же утром снести кота в ближайший лесопарк, пригнуть две березки, привязать к вершине одной левую заднюю ногу, к другой – правую и быстренько отбежать в сторону, чтобы обстоятельно рассмотреть результат распрямления деревьев. Когда они распрямились (конечно, в воображении), мне стало стыдно своей жестокости, и я принялся изгонять из головы мстительные соображения. Это получилось, и тут же в освободившееся место закралась мысль, что мы с ним можем пользоваться, фу, поклоняться девушке вдвоем, ведь наши притязания лежат в разных чувственных плоскостях.

И тут появились они. Кот и гостья. Он, конечно, лежал у нее на руках. Брюхом вверх, естественно.

– Меня зовут Наташа, – ангельски улыбнулась она, почесывая мое сокровище за ухом.

– А меня – Евгений. Я снимаю у этого господина угол собственной квартиры.

Девушка рассмеялась так, что у меня сжалось сердце. Она была и красавицей, и домашней пантерой. Я влюблялся со скоростью ночной электрички.

– Он, лапушка, спас меня… – голосок у нее был ангельский.

– Спас?! – притормозила электричка.

– Да. Два отвратительных типа увязались за мной, а он, рыча, как тигр, перешел им дорогу.

– Эти типы были тайными агентами вытрезвителя? – красноречиво подумал я.

– Я у подружки набралась, – посмотрела виновато. – Она меня напоила, чтобы… Ну, в общем, напоила. А я не люблю быть пьяной…

– И потому напиваюсь вдрызг, – подумал я, посмотрев на бутылку виски.

– Фу, какой вы противный!

Я не нашелся с ответом и она, усевшись за стол, скептически обозрела обстановку жилища что ни на есть старшего научного сотрудника. Закончив, втянула очаровательным носиком воздух и призналась:

– Умираю с голода. А вы, судя по запаху, что-то сногсшибательное готовили?

– Пока вы отдыхали, мы с Эдиком кое-что эдикое для вас приготовили… – заулыбался я двусмысленно и принялся накрывать на стол.

Спустя десять минут мы молча ели. Наташа уписывала за обе щеки. Когда она, насытившись, достала записную книжечку, чтобы записать рецепты приготовления салата «kiss-me-kiss», в дверь позвонили.

8. Гражданская казнь.

Посмотрев в глазок, я увидел уборщицу Машу и открыл. Этот кот! Если бы он не занимался любовью с Наташей, а был нормальным котом, то есть слушал бы и вынюхивал перманентно, как слушает и вынюхивает нормально воспитанное домашнее животное, не деградировавшее на дармовых консервах с витаминами и активными биологическими добавками, то, конечно же, не случилось бы того, что случилось…

* * *

Эти кошки! – ухожу в лирическое отступление, потому что хочется хоть как-то оттянуть описание последующих событий.

Эти кошки! Мамин сиамский кот Тимофей садился у двери, лишь только транспорт доставлял ее к дому. Он чувствовал все – ее настроение и то, что было в сумке. Если то, что было в сумке, не волновало его, он демонстративно удалялся в дальнюю комнату.

Эти кошки! Однажды мы сцепились с Тимофеем, и он проиграл – реакция оказалась похуже. И что вы думаете? Он признал поражение? Нет. Он сделал-таки то, что хотел сделать – укусил до крови. Но не меня, а отца, безмятежно читавшего газету в своем кабинете.

Эти кошки! Однажды Тимофей обмочил мои ботинки, и девушка, которую я охмурял целый квартал, оставила меня бесповоротно!

Эти кошки! Сколько лет мама кормила нас морковным пюре, предварительно выжав из него сок для своего любимца!

Эти кошки! Однажды этот любимец мамы упал с седьмого этажа. И что вы думаете, он разбился в лепешку? Нет, он, умело планируя, приземлился на шляпу гражданина, мирно проходившего мимо дома в десяти метрах от него. Слава богу, мать догадалась исчезнуть вместе с котом до того, как потерпевший пришел в сознание, а то бы в «Московском Комсомольце» не появилась заметка, долго будоражившая общественное мнение (я имею в виду сообщение о появлении в городе агрессивно настроенных ворон-акселератов).

Эти кошки! Теперь вы понимаете, почему я до сих пор не верю в то, что случившееся после того, как я открыл дверь, случилось не по умыслу Эдички, кота в сапогах – он наверняка знал, кто стоял в стороне от двери. И также доподлинно знал, что они собираются сделать со мной. Но если бы он знал, что случиться с ним, то мы по завершении наших приключений не получили бы того, что получили.

* * *

Расслабленный обаянием земной богини, по воле кота попавшей в мое жилье, я распахнул дверь, и в квартиру ворвались два типа в черных костюмах крайне спортивного телосложения, не иначе мастера спорта международного класса по буддизму, а то я не умчался бы в нирвану со скоростью гоночной машины.

Я умчался в нирвану от благословления в лоб, свалился в коридоре с выскочившими вмиг глазами, и потому смог увидеть то, что случилось после того, как сцена приняла мое тело в горизонтальное свое распоряжение.

Увидев типов, Наташа недовольно сморщила носик, поцеловала кота в мордочку, бережно положила его на диван. Затем, не зная, что он деревенский, и языков, кроме мышиного, не разумеет, помахала пальчиками: – See you later, my honey! – после чего подошла ко мне, погладила, гибко нагнувшись, мерно гудящую голову, бросила: – А ты красавчик… Спасибо за приятный вечер! – и, преступив мою бессловесную телесность (увидел голубенькие тесные трусики, нежные внутренние поверхности бедер), ушла.

Громилы двинулись следом. В дверях первый их них – брито-плешивый – обернулся и посмотрел на второго, коротко стриженного, посмотрел с вопросом, сидевшим, видимо в печенках. Тот, моментально поняв напарника, сделал рожу елейной и вернулся на кухню со словами: «Кися, кися, иди ко мне!»

Ложка меда обошлась мне дорого – они, ловя кисю, многое перевернули, испортили и разбили, в том числе и горшок с любимой моей геранью, ало цветшую круглогодично. После того, как кися повисла в воздухе, жестко схваченная за горло на славу расцарапанной рукой, нирвана моя стала тихой, теплой и оптимистичной. Я ждал финала нетерпеливо, как рогоносец-театрал ждет удушения Дездемоны. Однако к великому моему сожалению пришельцы оказались на удивленье мягкотелыми (то-то на фене не ботали), и я не услышал глухого стука кошачьего тела о бетонную стену.

* * *

О господи! Как хорошо я жил без него! Эта сладкая холостяцкая жизнь, свободная и всепоглощающая, как симфония Бетховена! Эти посещения славной Теодоры, сладостные, бурные, опустошительные, ожигающие, как самум!

А ее уходы? Лишь матерые холостяки знают, что такое закрывать дверь за возлюбленной, закрывать на два оборота, щеколду и цепочку! Это счастье, единственное в своем роде, это счастье самоопределения, это вновь зачавшееся будущее, это, наконец, заход солнца! Вы любовались закатами? Конечно же, любовались, вы видели, как солнце, закончив свое дело, удовлетворенно уходит за горизонт, чтобы появиться снова, когда вы очнетесь от грез и сновидений, очнетесь от девственных заоблачных принцесс и несуществующих в материальном мире преданных женщин!

* * *

Да, к великому моему тогдашнему сожалению пришельцы оказались на удивленье мягкотелыми, и потому мне не довелось услышать глухого стука кошачьего тела о бетонную стену. Но я был вознагражден, ибо нирвана моя стала жиже, и я смог увидеть гражданскую казнь Эдички из реальной жизни. Я благодарен типам за нее, ибо именно она, эта казнь, сделала наши отношения с котом естественнее.

Эта гражданская казнь! Я до сих пор вижу ее воочию – ведь находился, хм, в партере, – и до сих пор Эдичка видит ее в моих глазах. Сейчас, когда он начитает выделываться или кокетничать, я показываю ему согнутый средний палец, и он тут же конфузится, превращаясь в довольно симпатичное домашнее животное не такого уж черного цвета.

Как вы, наверное, догадались, гражданская казнь Эдгара-Эдички состоялась в туалете. Неизвестно за какие грехи расцарапанная рука сунула его головой вниз в унитаз и спустила воду. Процедура, видимо, для закрепления эффекта, была повторена – вода в бачек у меня набирается быстро. Когда казнь подошла к концу, и кот, фыркая, выбрался из унитаза, расцарапанная рука вынула из-под последнего моющее средство под названием «Утенок» (согнутый средний палец обозначает именно его) и бросило мне на тело с едкими словами:

– Вымой свою кошатину перед тем, как брать ее на руки.

Я люблю хорошую шутку, и потому не смог не улыбнуться. Они ушли. Кот тут же встал предо мной и отряхнулся так, что я вымок с ног до головы.

Хорошо, что у кошек нет среднего пальца, а если есть, то они не могут его согнуть.