Текст книги "Борис Леонидович Личков (1888— 1966)"
Автор книги: Рудольф Баландин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Схема зон эпирогенетических движений земного шара (Личков, 1931; 1)
1 – центрально-ледниковая; 2 – периферического оледенения и переходная; 3 – субтропическая; 4 – экваториальная
Личков начал свой труд иначе, с главы «Изостазис и основные предпосылки современных представлений о движениях земной коры». Он стремился построить книгу так, чтобы последовательный анализ фактов шаг за шагом подводил читателя к признанию не только возможности, но и неизбежности значительных перемещений континентов и вытекающих отсюда климатических, геоморфологических, биологических последствий. Подобный способ утверждения научной идеи в естествознании широко распространен. Исследователь выбирает факты, подтверждающие его концепцию, почти не обращая внимания на факты, с ней не согласующиеся.
Личков не ставил своей целью выявить уязвимые или плохо доказанные аспекты теории Вегенера в своей тектонической концепции. Он стремился доказать свою правоту, заботясь более о стройности и логичности выдвинутой теории, чем о ее непротиворечии фактам. Вдобавок, он проводил лишь качественный анализ, без использования количественных оценок и расчетов.
Личков, увлеченно работая над книгой, пренебрег некоторыми методологическими принципами, которые он блестяще утверждал в одной из своих первых крупных работ – "Границы познания"...". Вот один из примеров. Он описывает и отмечает на карте полушарий географическую зональность крупных движений земной коры. Карта называется "Эпирогенетические движения и районы земного шара"[68]. При этом он классифицирует районы по разным признакам. В одном случае – по палеогеографическим, подчеркивая их отношение к районам былых оледенений («центрально-ледниковая зона», «зона периферического оледенения и переходная»). В другом случае отмечает приуроченность к широтным субтропической и экваториальной зонам. Впрочем, и тут не все ладится, так как в западном полушарии экваториальная зона смещена к южному тропику, а субтропическая зона северного по– 4 лушария надвинута на экватор; в восточном полушарии в зоне субтропиков оказались Прибайкалье и Забайкалье. На карте вовсе не учтено расположение крупнейших горных систем...
Или другой пример. Восстанавливая географическую ситуацию в древнейшие эпохи, Личков начинает с момента возникновения котловины Тихого океана вследствие отделения Луны от Земли [69]. Он не пытается усомниться в гипотезе отделения Луны или подчеркнуть ее недоказанность.
Б. Л. Личков. 1932 г.
Из этого совсем не следует, будто Личков развивал очень сомнительные идеи, пренебрегая их фактическим обоснованием. В ряде случаев, в научных спорах с Вернадским, Личков, по-видимому, стоял на более верных позициях. Так, Вернадский не соглашался признать возможность крупных горизонтальных перемещений материков. Личков обоснованно сомневался в гипотезе Вернадского об относительном постоянстве массы живого вещества в геологической истории и незначительных колебаниях биомассы вокруг средней величины. Личков возражал: подобные колебания могли иметь значительные масштабы и важное значение в истории жизни на Земле, а средняя величина могла сильно меняться[70]. Судя по всему, Личков был прав. Достаточно вспомнить, что лесные массивы появились на планете около 400 миллионолетий назад и позже охватили почти всю поверхность суши. Разве одно уж это не увеличило общую массу живого вещества?
Хотя по отдельным частным вопросам учение Вернадского о биосфере было уязвимо для критики, оно в делом имело огромное общенаучное значение, как великое эмпирическое обобщение. В своей теории (гипотезе) геоморфологической зональности Личков не достиг такой высокой степени достоверности. Вернадский выдвинул единственно возможную по глубине, соответствию фактам и логической непротиворечивости концепцию, а Личков – одну из нескольких равновозможных.
Справедливости ради надо заметить, что сам Личков оценивал эту свою работу достаточно объективно и не претендовал на роль основоположника нового научного течения. В то же время Вернадский, при его исключительной скромности самооценок, столь же объективно отмечал (в дневнике) большую научную значимость и перспективность своего учения о живом веществе и биосфере.
В конце ленинградского периода Личков обобщил свои труды, посвященные речным долинам и геосинклиналям в их связи с горными поясами. Он назвал эту работу "Реки и геосинклинали в истории земного шара" [71]. На нее дал положительный отзыв академик В. А. Обручев: «Работа Б. Л. Личкова представляет большой интерес по обилию новых мыслей и сопоставлений...» [72].
Возможно, подобную характеристику можно было бы с полным основанием дать и другим крупным трудам Личкова, созданным в ч этот период. Они насыщены новыми мыслями. Однако, несмотря на это, ученому не удалось осуществить синтез научных знаний о Земле, к которому он стремился. (Добавим, что этой цели поныне не добился никто.) Правда, Бориса Леонидовича не оставляло ощущение возможности такого синтеза, он даже улавливал как-то смутно новые идеи, с помощью которых этот синтез можно реализовать. Однако в судьбе его произошел резкий перелом, и подобные мечты и надежды отошли на задний план.
Волгострой. Инженерная геология
Лето 1934 г. Борис Леонидович провел на полевых работах в Средней Азии, занимаясь преимущественно геоморфологией и гидрогеологией. Однако с самого начала этого года он работает старшим геологом, уже не имея возможности выбирать интересующие его объекты полевых работ и темы основных исследований.
До этого времени он вел очень интенсивную организационную и научно-теоретическую деятельность, не всегда успевая излагать свои идеи в статьях. Обстоятельства принуждали его откладывать разработку некоторых проблем, не имеющих актуального значения. И когда наступила для него эта новая полоса, он испытал психологический шок, забыл некоторые свои мысли, представлявшиеся ему исключительно важными. Так, в конце 1933 г. он начал статью "К вопросу о роли водной наземной денудации в истории Земли" [73], но вынужден был прервать ее изложение, а когда через несколько месяцев вновь вернулся к ней, то никак не мог вспомнить наиболее оригинальные идеи, которые собирался обосновать. Статью он закончил, но неудовлетворенность ее содержанием осталась.
Очень вероятно, что именно тогда он начал обдумывать взаимосвязь целого комплекса природных явлений: воздымания гор и сопряженного с ним прогибания предгорных территорий, геосинклиналей, к которым приурочены долины крупных рек с разнообразным животным и растительным миром и отложениями, богатыми органическими веществами. В приполярной зоне горные массивы покрываются ледниками, что также увеличивает контрастность климатов и рельефа. Следовательно, эпохи, во время которых активизируются движения – вертикальные и горизонтальные – земной коры (по причине, скажем, изменения скорости вращения ’Земли при воздействии на планету космических сил), должны благоприятствовать увеличению разнообразия видов животных и растений, способствовать ускорению их эволюции; а в эпохи замедленной геодинамики, когда преобладает разрушение горных массивов, нивелируется рельеф и в этой связи уменьшается увлажненность материков, начинается массовое вымирание видов, уменьшение их разнообразия и снижение общей биомассы живого вещества планеты.
По некоторым косвенным свидетельствам (по письмам Вернадскому, по отрывкам из опубликованных в ту пору статей и книг Личкова), подобная цепь событий, вызываемых в биосфере чередованием эпох усиленного горообразования и последующего снижения тектонической "активности, предполагалась Личковым в конце ленинградского периода его научной деятельности. Позже, через пятнадцать лет, ему будет суждено вновь вернуться к этим идеям и основательно разработать их, снова находясь в Ленинграде и будучи профессором ЛГУ.
Однако в 1934 г., когда Борис Леонидович пытается найти моральную опору и утешение в научной работе, он вдруг с ужасом обнаруживает, что в памяти его оказался пробел и он не в силах припомнить самое главное, самое существенное, позволяющее завершить синтез идей, к которому так стремился... В эти труднейшие дни, месяцы его жизни спасительными стали для него письма Владимира Ивановича Вернадского, уже одни только их первые строки: "Дорогой друг Борис Леонидович", "Дорогой любимый друг Борис Леонидович..." [74].
После шестнадцатилетнего знакомства с Вернадским Личков решается высказать ему свои чувства. Этот отрывок из письма хочется привести полностью, не в пересказе, чтобы не утратилось ощущение подлинности, пылкости, исповедальной искренности. В этих словах ярко выявляется и пишущий и тот, к кому они обращены. Если бы Борису Леонидовичу не пришлось усомниться в своей дальнейшей судьбе, он не решился бы, пожалуй, высказаться столь откровенно.
"...Вы для меня не только горячо любимый друг, но Вы – одновременно – Вы источник вдохновения, мерило ценностей, учитель. Я не хотел бы ничего преувеличивать, но мне хочется просто сказать Вам, что такое представляете Вы для меня. Вы не сердитесь на меня, Владимир Иванович, но я скажу, что всегда благодарю судьбу за то, что она дала возможность встретиться с Вами и в течение ряда лет пользоваться живым духовным общением с Вами. Это я считаю огромным своим счастьем!..
У меня как будто большой запас жизненной энергии, но вместе с тем бывали и бывают в последние дни случаи, когда мне хотелось опустить руки и бросить все. По отношению к Вам у меня такое впечатление, что у Вас этого никогда не бывает, и поэтому всегда, в тех случаях, когда нападает на меня такое малодушие, я говорю себе, что Владимир Иванович и в этих обстоятельствах рук не не опустил бы. В Вашем образе нахожу я источник бодрости, яркий пример. А когда я стою на каком-нибудь распутье или когда я делаю какой-нибудь поступок, который мне внушает сомнение, я всегда стараюсь представит^ себе: "а как бы поступил в этом случае Владимир Иванович?" Я всегда старался во всем быть прямым, правдивым и принципиальным, и Ваша прямота и глубокая принципиальность для меня всегда были предметом глубокого преклонения..." [75]
Тут вряд ли нужны комментарии. Отметим только, сколь часто, иногда несколько раз в одной фразе, обращается Личков к Владимиру Ивановичу. Так обычно бывает, когда говорят с любимым человеком.
И еще один отрывок. На этот раз Личков высказывается ® научных достижениях Вернадского (поводом для этого стала прочитанная им статья Владимира Ивановича "Значение биохимии для познания биосферы" в "Проблемах биогеохимии". Вып. 1).
"Огромное богатство идеями – вот что поражает ^ Вашей статье; высокая насыщенность идеями. Я не знаю, кто еще в русской науке был так богат идеями и так далеко опережал свой век, как Вы, разве только Ломоносов. Как тонко и глубоко каждая идея у Вас отделана и проработана, а Вы все-таки ни на одну минуту не останавливаетесь на этом, не отливаете мысль в догму, а идете каждый раз все дальше и дальше... Мне очень жаль, что обстоятельства помешали выйти в свет моей "Геологии". Я вспомнил ее сейчас главным образом потому, что, когда ее писал, я впервые ощутил, как много Вашего я в себе воспринял., Я уж не говорю о главе "Геологическая деятельность организмов" – она-то уж, конечно, написана "по Вернадскому", но даже первая глава о Земле как планете, даже и эта глава вся пронизана Вашими идеями. Дело не во мне, вовсе не о себе я хотел говорить; мне только приятно отметить было, что успех биогеохимии и для меня очень дорогое дело. Я же хотел говорить о Вас и Ваших идеях. Им, по-моему, принадлежит огромное будущее, но они так опередили свой век, что их далеко не многие понимают. И Вы, Владимир Иванович, давно уже идете на много, много лет впереди целого ряда поколений Ваших современников" [76].
Эти оценки, как показало время, были абсолютно точными. Кстати, письмо Личкова адресовано его бывшему руководителю: в то время Вернадский и Личков не имели никаких служебных контактов. И еще. Восторженные отзывы Личкова о творчестве Вернадского отнюдь не исключали их разногласий и, временами, острых дискуссий по отдельным научным проблемам. Личков умел и имел смелость критиковать некоторые идеи Владимира Ивановича. Это обстоятельство приходится подчеркивать особо. Недорого стоит похвала в том случае, когда восхваляющий не умеет или не смеет критиковать.
Осенью 1934 г. Бориса Леонидовича переводят из Средней Азии в Дмитров, на объекты строившегося канала Москва—Волга. Материально он был устроен сравнительно неплохо, отношение к нему было хорошее: его ценили как отличного геолога. Но все-таки работа его не увлекала, хотя ей приходилось отдавать много сил. Он изучал геологические и гидрогеологические условия отдельных территорий в связи с проектируемыми здесь шлюзами и трассой канала.
В процессе Строительных работ срезались огромные массы грунта, искусственно создавались грандиозные обнажения, по которым можно было детально и полно изучать речные и озерные отложения, восстанавливать природную обстановку былых тысячелетий и т. д. Шла напряженнейшая стройка, и на решение теоретических вопросов не отводилось ни времени, ни средств. Но некоторые интересные наблюдения Борис Леонидович все-таки сделал. Так, он констатировал, что долины реки Москвы и ее притоков около Москвы очень древние. А вот долина Волги выше Ярославля поразительно молода: она размывает здесь ледниковые отложения, на которых река не успела еще оставить свои наносы.
Грунтоведение и инженерная геология, которыми ему теперь пришлось заниматься, не увлекали его и, в сущности, не оставили заметного следа в его творческой биографии. Борис Леонидович принадлежал к числу тех исследователей, которые любят и умеют плодотворно трудиться только в том случае, если их вдохновляет научная работа. Да и можно ли иначе, без вдохновения и полной самоотдачи сделать сколь-нибудь значительные открытия?
В 1934—1939 гг. научные исследования Бориса Леонидовича носили двойственный характер. Интенсивная практическая работа по инженерно-геологическому обоснованию объектов канала Москва—Волга предоставляла некоторые возможности для теоретических обобщений, увлекавших Личкова. Но все-таки это были локальные проблемы, связанные с конкретным регионом. А его теперь интересовали, как мы знаем, преимущественно глобальные обобщения, синтез/знаний о Земле и жизни. Однако на работу такого рода у него оставалось очень мало времени и сил: приходилось много времени, каждый трудовой день отдавать работе, по-своему интересной, но не увлекающей его.
В этот период научное творчество Личкова наиболее полно проявлялось в его письмах к Вернадскому. Они стали для Личкова не только надежной и необходимой моральной опорой, но и способом выражения и доказательства своих идей. Владимир Иванович постоянно высказывал серьезные сомнения в степени обоснованности и правдоподобия некоторых теоретических обобщений Личкова, который, в свою очередь, стремился отстаивать полюбившиеся идеи. Обмениваясь письмами, оба ученых порой затрагивали общенаучные вопросы, уточняли и дополняли свои мысли, высказанные в статьях и книгах. Ни с кем из своих многочисленных корреспондентов (даже с Ферсманом) Вернадский не переписывался так интенсивно и интересно. В письмах к Личкову он очень ярко проявлялся как личность, как ученый и как великий мыслитель. И может быть, именно Личков понимал яснее и глубже других новаторскую сущность великолепных , обобщений Вернадского, которым через четверть века суждено было произвести переворот в современном научном мировоззрении. Поэтому следует внимательно проследить за этой уникальной перепиской.
Надо лишь помнить, что перед нами свидетельства духовного общения людей, находившихся в период переписки, можно сказать, на разных полюсах. С одной стороны – признанный крупный ученый-теоретик с мировым именем, академик, глава русской, советской школы минералогов и геохимиков, основатель целого ряда академических учреждений. С другой стороны – геологшрактик, не имеющий никакого научного звания, занимающийся теоретической наукой в свободное от производственных забот время, тратящий массу сил на то, чтобы материально обеспечить семью (жену и двух дочерей).
Несмотря на это, их переписка напрочь лишена даже отдаленного намека на высокомерия и угодничество, вещание истин я подобострастное внимание им. Это разговор двух образованных, искренних, честных, доброжелательных ученых.
Личков был не из тех, кто легко отказывается от своих мнений, и его споры с Вернадским продолжались годами.
Одной из таких тем их длительной дискуссии была проблема нефтеобразования. Личков утверждал, что для накопления крупных залежей нефти особо благоприятна -природная обстановка речных дельт, где накапливались и захоронялись остатки жизнедеятельности организмов[77].
"Не согласен с Вами в основном,– резко возражает Вернадский,– о значении рек для нефтеобразования"[78]. Он обстоятельно аргументировал свой вывод и высказал критические замечания по поводу некоторых других идей Личкова, посоветовав последнему тщательно обрабатывать свои статьи и остерегаться необоснованных обобщений.
"Письмо Ваше,– тотчас ответил Личков,– ...доставило мне огромное удовольствие, ибо я почувствовал через него (именно – через, то есть при посредстве!) радость духовного общения с Вами; то, что я имел от личных бесед и чего я больше года лишен. Меня не огорчило, что Вы не согласны, а, во-первых, обрадовало, что Вы так обстоятельно сформулировали это несогласие, а во-вторых, опять-таки обрадовало то, что Ваши постановки вопросов – четкие и ясные – дали мне возможность на слабых местах укрепить мою мысль и вместе с тем во многом ее развить. Я хочу спорить с Вами, но не для полемики, а, так сказать, для уяснения сути дела" [79].
Ответ Вернадского не заставил себя ждать:
"Я очень мало убеждаюсь Вашими доводами в значении рек для создания каустобиолитов, особенно нефти... Думаю, что все, что Вы излагаете, не сходится с нашими современными знаниями, им противоречит" [80].
Эта дискуссия, как и несколько ей подобных, проходивших параллельно, не привела к обоюдному согласию и не выявила какой-то новой, удовлетворяющей обоих концепции. Каждый остался при сдоем мнении. Спор постепенно сошел на нет. Кто же из них был ближе к истине (если принять за такую относительную истину данные современной науки)? Вот, например, мнение, приведенное в книге "Дельты – модели для изучения" крупным американским геологом-нефтяником Е. Рейнуотером:
"...дельты являются весьма благоприятным местом для накопления нефти и газа..."[81] Он дал краткую сводку нефтеносных древних дельтовых отложений США, Нигерии, Центральной Бирмы, Канады. Многие древние дельты очень богаты нефтяными залежами. Это относится и к территории нашей страны[82].
Конечно, нефтеобразование происходит не только в древних речных долинах и дельтах, но ведь с этим Личков и не спорил. Он доказывал, что в отложениях рек могут в большом количестве скапливаться, захороняться и превращаться в нефть органические остатки. В этом он оказался прав.
Правда, позиция Вернадского тоже обоснованна: в те времена было слишком мало сведений о приуроченности нефтяных месторождений к речным долинам и дельтам. В методологическом отношении Вернадский был прав, подвергая сомнениям гипотезу Личкова. Но по сути спора верна была идея Личкова.
В подобных случаях црийято ссылаться на интуицию. Мол, под влиянием озарения, неясных догадок ученый высказал верную мысль раньше, чем обосновал ее. Действительно, так бывает. Случаются более или менее случайные догадки. Однако в споре, о котором у нас идет речь, Личков не просто высказывал определенное мнение, но выводил его из своей концепции динамики земной коры, и об этом он не раз напоминал в письмах к Вернадскому.
Владимир Иванович не соглашался с тектонической концепцией Личкова, одна из формулировок которого была отточена, кратка и парадоксальна: "реки строят горы" [83]. Иначе говоря, вынося огромные массы дисперсного и обломочного вещества, реки накапливают его в долинах и дельтах. Со временем эти массы растут, достигают огромных размеров и пригружают отдельные участки земной коры. Земная поверхность опускается под этой тяжестью, благоприятствуя накоплению здесь, в понижениях, новых толщ горных пород. В конце концов наиболее крупные прогибы превращаются в зоны устойчивых значительных опусканий – геосинклинали, которые на следующей стадии своего развития начинают возвышаться, прорываться интрузиями, давая начало новым горным сооружениям.
Концепция Личкова основывалась на признании изостазии – относительного равновесия блоков и глыб земной коры, как бы плавающих на более плотном нижележащем субстрате, подобно айсбергам в море. Одним из проявлений изостазии считал Личков воздымание Фенноскандии, которая сравнительно недавно была пригружена мощным (2—3 км) ледяным покровом. Когда он растаял, земная кора стала восстанавливать свое прежнее, "доледниковое" положение, стремясь к изостатическому равновесию.
Вернадскому подобные взгляды представлялись гипотетичными, недостаточно обоснованными. Он считал, что изостазия в принципе не исключена, но пока еще не следует класть ее в основу какой-либо гипотезы. Требуется надежная опора на факты; но их нет, и взамен берется один из вариантов объяснения некоторых фактов. Есть и другие варианты объяснения! С этим надо считаться. Изостазия вполне может оказаться частным случаем, а не общим правилом.
Вернадский выдвигал идеи, прямо противоположные концепции Личкова. Не под весом осадков опускается земная поверхность; напротив, в местах прогибания земной коры накапливаются мощные осадочные толщи. А вdt причины прогибания остаются невыясненными. Они, возможно, связаны с жизнью подкорковых зон каменной оболочки – литосферы.
Или еще одно разногласие: Вернадский не признавал возможности крупных горизонтальных перемещений континентальных глыб. Вообще в вопросах тектоники и гео– – морфологии он стоял на более или менее традиционных позициях и не торопился соглашаться с новаторскими идеями Личкова. Подобный разумный консерватизм вполне оправдан. Новые гипотезы должны подвергаться всесторонней критике. Если они легко добиваются признания, то в последующем неточности, ошибки, недоработки могут долго оставаться незамеченными и с увеличением популярности гипотез будут лишь усугубляться. Чем позже это заметят и учтут, тем решительнее придется пересматривать принятые на веру идеи.
Вернадский вообще был скептически настроен по отношению к гипотезам и теориям, неизбежно включающим не только факты и обобщения, но и домыслы, догадки, экстраполяции, субъективные оценки. Он придерживался мнения, высказанного Ламарком в начале XIX в.:
"...положительными истинами для человека, т. е. истинами, на которые он может смело опереться* в действительности являются только доступные наблюдению факты, но отнюдь не те выводы, которые он может из них извлечь; только существование природы, раскрывающей перед нами эти факты, а также все материалы, помогающие овладеть знанием их" [84].
Конечно, ученый неизбежно придерживается определенных гипотез и теорий, а не просто собирает и перечисляет факты. Подобные сбор и перечисление фактов не более чем подготовительная работа. Исследователь, искатель истины не может удовлетвориться такой рутинной деятельностью. Его влечет непознанное, неведомое. Он проникает в новые области, открывая новые горизонты познания. В этом ему помогают гипотезы и теории. Только надо помнить, что при всем своем возможном правдоподобии гипотеза – еще не факт, а в значительной степени домысел, догадка. Надо всегда быть готовым проверить их, сопоставить с новыми фактами и перестроить или вовсе отбросить, если на это будут веские основания.
В научных дискуссиях с Личковым Вернадский опирался не только на факты и эмпирические обобщения, но и на теории и гипотезы. В частности, придерживался традиционных представлений об отсутствии крупных горизонтальных смещений каменной оболочки. Личков привносил в принцип изостазии динамизм. Вернадский, сомневаясь в изостазии, утверждал относительную статичность земной коры. Складывалась парадоксальная ситуация: сторонник идеи изостатического равновесия блоков литосферы утверждал, что оно повсюду нарушается. А противник идеи изостатического равновесия доказывал, что литосфера статична.
Вряд ли можно сомневаться, что каменная оболочка нашей планеты очень чутко отзывается на сравнительно небольшие воздействия извне. Скажем, известно немало фактов о наведенных техногенных землетрясениях, которыми сопровождается заполнение многих крупных водохранилищ; о вертикальных движениях блоков земной коры под воздействием относительно небольших пригрузок (подобные движения ныне измеряются инструментально). Бесспорно зафиксированы следы горизонтальных перемещений вдоль глубинных разломов отдельных частей земной коры с амплитудой в десятки километров.
Причины столь высокой подвижности литосферы и ее частей были названы еще до А. Вегенера крупным геологом-теоретиком И. Лукашевичем: подстилающие земную кору слои под огромным давлением вышележащих толщ находятся в перенапряженном состоянии. Даже небольшие перепады (градиенты) давлений вызывают значительные последствия, так как очень плотное вещество астеносферы находится в пластичном или даже текучем состоянии[85].
Нетрудно вообразить механическую аналогию, модель этого явления. Возьмем достаточно много листов бумаги и станем их складывать стопкой. Высокая стопка бумаги начнет терять устойчивость. Мы можем поддерживать ее равновесие и продолжать класть новые листы. Однако в некоторый момент, после очередной небольшой порции бумаги, стопка "разъедется": нижние слои под давлением верхних, заскользят в горизонтальном направлении. Если затрачивать усилия на поддержание устойчивости стопки бумаги (для блока земной коры это осуществляется "автоматически", благодаря соседним блокам), то, после того как некоторая часть нижних слоев выдавится, вновь установится равновесие.
В низах литосферы подобные явления определяются преобладанием сил тяжести (они, как известно, растут пропорционально увеличению массы вещества) над электромагнитными силами, которые сохраняют дистанцию между атомами, ионами, молекулами в кристаллических решетках (эти силы действуют лишь на малых расстояниях и практически не зависят от массы вещества). Об этой закономерности Личков писал еще в первом своем крупном труде "Границы познания в естественных науках". Вернадский знал о ней. Например, в своей "Минералогии" (1903 г.) он писал, что при сильном давлении вещество литосферы "становится пластичным и во многом сходным с жидкостью" [86]. Оно своеобразное, очень плотное и вязкое. Однако с учетом геологических масштабов времени, исчисляемых миллионами лет, вещество астоносферы можно сопоставлять с привычными нам жидкостями. Повторяю, Вернадский все это хорошо понимал, но все-таки не решался признать, что тектонико-геоморфологические гипотезы Личкова вполне правдоподобны.
Если мысленно охватить последние пятьдесят лет, прошедшие со времени дискуссии, о которой идет речь, то приходишь к выводу: нет оснований утверждать, что один из спорящих был прав, а другой ошибался. Огромная масса фактов, накопленных с той поры, не проясняет главного – движущих сил вертикальных и горизонтальных перемещений земной коры. В последние два десятилетия возобладала так называемая глобальная теория (гипотеза) плит и многими геологами признаны важнейшими, основными горизонтальные перемещения земной коры. Но в этом нетрудно усмотреть явление временное, связанное с увлечением геологией океана, с обычным периодическим торжеством той или иной концепции и т. п.
Идеи Личкова доказали свою жизненность и плодотворность. Они не опровергаются новейшими фактами. Более того, его концепция имеет некоторые преимущества перед теми, которые сейчас пользуются наибольшей популярностью. Ведь до сих пор не удалось в пределах единой и непротиворечивой теории объяснить динамику земной коры, сочетание горизонтальных и вертикальных перемещений ее частей. Тектонических гипотез немало, но каждая из них объясняет только выборочную группу фактов.
Нередко можно услышать мнение, что глобальная тектоника плит развивает на более высоком, современном уровне устаревшие идеи Вегенера, Личкова и т. д. С этим можно поспорить. В особенности если принять во внимание гипотезы Личкова о сопряженности вертикальных движений блоков земной коры и о взаимосвязи рельефообразующих факторов с тектоническими движениями. Ведь согласно новой глобальной тектонике глыбы континентальной и океанической коры спаяны воедино в пределах тех или иных плит. Однако хорошо известно, что геохимически, геофизически и по истории развития континентальные участки резко отличаются от океанических. Они развивались порознь, постоянно сохраняя и даже усугубляя со временем диссимметрию литосферы, различие ее океанических и континентальных частей. Это положение с геохимических позиций сформулировал и обосновал В. И. Вернадский[87].
Тектоническая концепция Личкова учитывает принцип диссимметрии литосферы. Объясняет она и другую глобальную закономерность: взаимосвязь крупных воздыманий (геоантиклиналей) и опусканий (геосинклиналей). Не исключено, что в будущей единой теории Земли тектоно-геоморфологические идеи Личкова, которые он развивал еще полвека назад, займут достойное место.
Следует оговориться: я с некоторой предвзятостью говорю об этих идеях, так как сравнительно недавно попытался их возродить и развить дальше, с учетом новых сведений. Впрочем, и давно известные факты небезынтересно учесть и продумать. Например, сопряженность пояса глубоководных впадин и вулканического "ожерелья" Тихого океана. Вновь перед нами глобальная закономерность. Новейшие варианты ее объяснения уступают, как мне кажется, по логичности и соответствию фактам тому варианту, который предложил Личков.
Возражения Вернадского в этой связи не имеют существенного значения. Они были вызваны его общетеоретическими представлениями о затухании геохимической и в значительной степени тектонической активности от поверхности к глубинам земного шара. В действительности плавного затухания нет. Отдельные слои, скажем в астеносфере, обладают повышенной тектонической активностью.
К чести Вернадского, он вовсе не стремился во что бы то ни стало доказать свою правоту или показать превосходство над своим молодым и несравненно менее именитым другом. Заканчивая эту дискуссию, он написал Личкову: "...может быть, правы Вы, а не я —тем более что я с этими явлениями меньше сталкиваюсь и в них только благодаря Вашему интересу".[88] А затем вновь подчеркнул: «Но имейте в виду —может быть, правы Вы, а не я. Для меня – это случайный экскурс в чужую область. Вот когда Вы реки связываете до такой степени, значительно с генезисом каустобиолитов – вот тут я считаю, что вы противоречите фактам» [89]. Однако и в отношении связи нефтеобразования с деятельностью рек Личков оказался, как теперь, выясняется, близок к истине. Остается только восхищаться его изумительной научной интуицией. Впрочем, здесь перед нами прежде всего не интуитивное, подсознательное ощущение реальности, а логические следствия из общей тектоно-геоморфологической концепции. Есть веские основания предполагать, что эта концепция, если не целиком, то в значительной степени или в существенных деталях отражает реальные закономерности жизни литосферы.
