Текст книги "Борис Леонидович Личков (1888— 1966)"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Исходя из сказанного выше, можно предположить, что идеи Б. Л. Личкова об участии почв в континентальном литогенезе и в развитии жизни на Земле еще будут осмыслены и разработаны исследователями.

Приведу и другое высказывание Н. Г. Холодного, который писал В. И. Вернадскому через месяц после приведенного выше письма:

"Б. Л. Личкова я знаю давно ( еще со студенческой скамьи) и очень его ценю как выдающегося ученого с большой способностью к широким обобщениям... в науке для него главный смысл жизни. Таких людей мало и их надо ценить" ¹⁵¹.

К сожалению, в оценках научного творчества Бориса Леонидовича преобладали крайности. Часть ученых, среди них такие авторитетнейшие специалисты, как В. И. Вернадский и Н. Г. Холодный, очень высоко отзывались о теоретических достижениях Б. Л. Личкова, его оригинальных идеях и широких обобщениях. Однако были и такие специалисты, по мнению которых именно оригинальность идей и широта обобщений удаляли Личкова от конкретных научных проблем в область околонаучных фантазий.

Вряд ли разумно пытаться провести некую равнодействующую линию между двумя диаметрально противоположными мнениями. В данном случае все зависит от критериев оценки научного творчества и особенностей научного мировоззрения тех или других ученых. А эти критерии и эти особенности мировоззрения неизбежно изменчивы. Время от времени они коренным образом меняются: пpoиcxoдя^ так называемые научные революции. Это обстоятельство необходимо учитывать.

Период активного научного творчества Б. Л. Личкова относится к первой половине XX в.– времени необычайного взлета физико-математических и технических наук. Теоретические достижения в этих областях знаний явились определяющими для мировоззренческих концепций. С одной стороны, человеку было определено ничтожно малое место в структуре мироздания, в масштабах космического пространства – времени. С другой стороны, на Земле благодаря возросшей технической мощи человек представлялся покорителем природы.

Эти положения казались незыблемыми. Поэтому отношение к теоретическим и мировоззренческим идеям, развиваемым в рамках наук о Земле, да еще и без математической формализации, традиционными качественными методами описательного естествознания, было скептическое. В те годы В. И. Вернадский был одним из немногих мыслителей, которые предполагали в недалеком будущем бурный расцвет наук о Земле и жизни. Это мнение основывалось прежде всего на понимании необходимости перехода от стратегии "покорения природы" к стратегии взаимодействия с окружающей средой, от которой человек неотделим.

"История науки и техники, вместе взятые,– писал Вернадский,– может быть рассматриваема в геологии и биологии как история создания на нашей планете в биосфере новой геологической силы – человеческого труда и мысли. Эта геологическая сила, медленно создававшаяся, геологически длительно, в нашем столетии получила яркое проявление, и на наших глазах биосфера... охватывается научно-технической мыслью и переходит в новую геологическую стадию" ^[152].

.В. И. Вернадский первым, насколько мне известно, научно обосновал положение о том, что человеческое познание является не только личностным и социальным феноменом, но и неотделимо от структуры области жизни: "Мы живем в биосфере и ощущаем ее всем своим существом. Все передается нам через биосферу. Выше и ниже ее человек может проникать только логическим' путем, разумом. Через нее он охватывает космический мир... может изучать глубины планеты...

В сущности, человек, являясь частью биосферы, только по сравнению с наблюдаемыми на ней явлениями может судить о мироздании" ^[153].

И еще: "Логика естествознания в своих основах теснейшим образом связана с геологической оболочкой, где проявляется разум человека, т. е. связана глубоко и неразрывно с биосферой; единственной областью жизни человека, с состоянием ее физико-химического пространства – времени..." ^[154].

Только сейчас эти идеи начинают входить в науку. И это еще только начало. Есть все основания считать, что под влиянием резких и в значительной степени вредных для человека изменений окружающей среды во второй половине нашего века происходит смена господствующего научного мировоззрения. Учение о биосфере и ее преобразовании, разработанное В. И. Вернадским, начинает занимать центральное место в современном естествознании.

Б. Л. Личков всем своим творчеством утверждал именно необходимость и неизбежность этих перемен. Обладая тонкой научной интуицией, он еще в начале нашего века попытался дать естественнонаучное обоснование теории познания (пусть даже эти попытки не во всем были удачны). Он первым в нашей стране оценил эвристическую ценность теории перемещения материков А. Вегенера. Он первым дал наиболее полную и верную характеристику учения Вернадского о биосфере и ноосфере. Самое главное: он не только "подхватывал" перспективные научные идеи, но и сам выдвигал их и развивал.

Дело даже не только в том, что Личкову удалось предугадать направление "прогрессивной эволюции" отдельных научных течений. Он успешно и оригинально осуществлял синтез разнообразнейших знаний. А метод научного синтеза – тоже одно из проявлений совершающейся ныне перестройки научного мировоззрения.

Для активной эксплуатации природных ресурсов необходима прежде всего могучая техника и узкая специализация знаний, нацеленных на конкретные природные богатства и технические системы (технологию). Этим обстоятельством определяется ^ примат физико-математических и технических наук (начиная с классической механики эпохи Возрождения). Специалисты приобретают конкретные навыки, ориентируясь на определенные научные методы и технические достижения. В результате удалось добиться колоссального технического прогресса (овладение атомной энергией, освоение околоземного космоса и непосредственное изучение планет Солнечной системы, создание ЭВМ и т. д.).

Однако эти достижения сопровождались загрязнением и частичной деградацией биосферы, оскудением природных ландшафтов, вымиранием отдельных видов животных и растений, общим ухудшением окружающей среды. Потому что на любые частные локальные воздействия биосфера и экосистема реагируют как целостные объекты. Нарушая природную обстановку в ограниченных районах и даже сравнительно мало воздействуя на естественные экосистемы, человек вольно или невольно вызывает такие последствия, которые в конечном счете сказываются на всей области жизни, и в частности на самом человеке.

Для охраны, восстановления и рациональной перестройки биосферы необходим органичный синтез идей и фактов, относящихся к различным областям знаний. В основе такого синтеза должно находиться учение о биосфере. Именно – учение, не ограниченное рамками какой– либо одной науки. Не случайно В. И. Вернадский в свое время подчеркивал, что ученым требуется работать преимущественно над проблемами, а не над науками, т. е. осуществлять по возможности синтез знаний, относящихся к природным объектам как целостным системам, а не ограничиваться частными разработками тех или иных свойств этих объектов, изучаемых методом какой-то одной науки.

За последние годы все настойчивее раздаются призывы к синтезу знаний, к учету сложнейших взаимосвязей природных объектов и явлений. Однако до сих пор подобные комплексные исследования чрезвычайно редки. Не выработаны даже язык научного синтеза и методика синтеза знаний.

Б. Л. Личков еще несколько десятилетий назад стремился познать окружающую природу как целое, не ограничиваясь частными научными разработками. Это он делал не из каких-либо общетеоретических соображений, а по складу своего ума, характера, личности натуралиста. В своем стремлении к синтезу знаний он был, можно сказать, не совсем "современен" преобладавшим в его время научным тенденциям. Более того, он мог показаться архаичным натуралистом: ведь природу как целое пытались познать ученые XVIII —.начала XIX в.

Последовавшая затем ускоренная дифференциация наук создала иллюзию бесплодности подобных попыток. Это мнение господствовало до последних десятилетий, а многие ученые и теперь придерживаются его.

Пожалуй, это обстоятельство, особенности развития научных знаний и научного мировоззрения за последние сто лет в значительной степени сказались на научной судьбе Личкова, а также на оценках его достижений. Как ни странно, но некоторых специалистов приходится убеждать в том, что наука – это прежде всего творчество, вдохновение, устремленность в будущее. Вспомним, как характеризовал Н. Г. Холодный Бориса Леонидовича: "... в науке для него главный смысл жизни. Таких людей мало и их надо ценить". Действительно, занятие наукой объединяет не Только людей, одухотворенных жаждой познания. А дифференциация и технизация наук подчас отодвигают на второй план личностные качества ученых, их индивидуальность и стремление проторять "пути в незнаемое". Борис Леонидович в своем творчестве не считался с традиционными границами наук и традиционными взглядами. Только в наши дни мы начинаем понимать, что такой подход к науке не только необычайно плодотворен, но и отвечает насущным потребностям людей, всего человечества, остро обеспокоенного ухудшающимся состоянием биосферы и стремящегося рационально организовать взаимодействие с окружающей средой.

И еще одно обстоятельство. За последние десятилетия ученых все больше интересует не только изучение природы, но и осмысление самого процесса познания, структуры и динамики научных знаний, целей и задач научных исследований, оснований этики.

Все эти "новейшие" течения научной мысли глубоко волновали Б. Л. Личкова на протяжении долгих лет жизни. В сущности, он постоянно выходил за рамки отдельных наук. В этом отношении он более уподоблялся "художественной натуре", чем кропотливому и ограниченному в своих целях и задачах узкому специалисту.

И вновь хотелось бы сослаться на В. И. Вернадского, который писал: "Ученые – те же фантазеры и художники; они не вольны над своими идеями; они могут хорошо работать, долго работать только над тем, к чему лежит их мысль, ,к чему влечет их чувство. У них идеи сменяются; появляются самые невозможные, часто сумасбродные... Есть общие задачи, которые затрагивают основные вопросы, которые затрагивают идеи, над решением которых бились умы сотен и сотен разных лиц, разных эпох, народов и поколений. Эти вопросы не кажутся практически важными, а между тем в них вся суть, в них вся надежда к тому, чтобы мы не увлеклись ложным камнем, приняв его за чистой воды бриллиант" ^[155].

Увлекаясь теоретическими построениями, Личков оставался натуралистом, опирался на прочный фундамент фактов, наблюдений. Он создавал теоретические схемы, исходя из анализа конкретной природной обстановки, а не пытался, как иногда бывает, подводить под свои умозрительные схемы все изумительное разнообразие проявлений земной природы.

В этом отношении пример Личкова очень показателен. Его подход к изучению природы и синтезу знаний, к созданию глобальных обобщающих концепций плодотворен и заслуживает пристального внимания. С необычайным мастерством и проницательностью он умел выявлять взаимосвязи природных явлений. Подобное умение особенно ценно в наше время, когда широко распространен экологический подход к изучению живого вещества, биосферы, планетной деятельности человека.

И еще одна актуальная для современной эпохи особенность научного синтеза Личкова, проявившаяся в его статье о цефализации и ноосфере: стремление учесть этические аспекты при анализе геологической деятельности человека и формирования сферы разума. Это направление мысли называется иногда экологической этикой. Для Личкова она была следствием и продолжением традиционной этики, регулирующей отношения между людьми. Такое широкое толкование нравственности связывает духовный мир человека с жизнью окружающей природы, бытие личности с жизнью человечества.

Ограничиваясь только проведением соответствующих технологических мероприятий, уменьшающих неблагоприятные последствия хозяйственной деятельности для биосферы, вряд ли удастся сохранить ее и тем более приумножить ее богатства. Об этом писали многие исследователи. Еще в начале нашего века Э. Реклю утверждал, что человек создает окружающую среду по своему образу и подобию, т. е. проявляет себя, как бы проецируя свою личность на окружающее, формируя мир вокруг себя согласно своим потребностям, представлениям о комфорте, красоте, счастье. Если он будет считать свои поступки по отношению к природе лежащими "по ту сторону добра и зла", то равнодушно будет смотреть на разрушение ландшафтов и прекрасных памятников природы, оберегая их лишь постольку, поскольку увидит в этом выгоду.

По мнению известного французского зоолога и популяризатора науки Жана Дорста, "у человека вполне достаточно объективных причин, чтобы стремиться к "сохранению дикой природы. Но в конечном счете природу может спасти только его любовь. Природа будет ограждена от опасности только в том случае, если человек хоть немного полюбит ее просто потому, что она прекрасна, и потому, что он не может жить без красоты... Ибо и это – неотъемлемая часть человеческой души" ^[156].

Но безусловно, для рациональной эксплуатации и охраны природных ресурсов недостаточно иметь верные нравственные ориентиры. Необходимо еще иметь возможность реализовать хорошие намерения, создать соответствующую технику, технологию. Этого можно достичь только с помощью точных расчетов, по рекомендациям, выработанным на основе научных знаний. Этим определяется особо важная роль науки в современную эпоху, о чем еще в начале нашего века писал В. И. Вернадский.

Все это теперь совершенно очевидно. Не случайно в экономически развитых странах затраты на научные исследования растут опережающими темпами. Наука превратилась в отрасль народного хозяйства, где заняты миллионы людей, использующие мощную и разнообразную современную технику. Чрезвычайно возросла эффективность научных исследований, ведущихся преимущественно крупными группами специалистов.

И все-таки нельзя сказать, что за последние десятилетия сделано особенно много великих научных открытий. Пожалуй, в первой четверти нашего века их было заметно больше, чем в третьей. Достаточно вспомнить достижения таких великих ученых, как Эйнштейн, Вернадский, Бор... Наиболее оригинальные и продуктивные научные идеи были высказаны и разработаны именно в первой четверти нашего века, а вот их техническая реализация относится ко второй половине столетия.

Можно предположить, что одна из причин этого – "индустриализация" науки при широком распространении групповых исследований – именно то, чем определяется современный расцвет науки и техники. Постоянно развертываются и углубляются прикладные исследования. Но с фундаментальными научными теориями ситуация иная. Для них требуется, помимо всего прочего, яркая, оригинальная личность автора. Как и во всяком творчестве, в науке невозможно обойтись без талантливых творцов, обладающих обширными знаниями, жаждой научных поисков и открытий, незаурядной личностью. Недостаточно иметь одних лишь добросовестных квалифицированных специалистов, "решателей проблем". Нужны искатели нехоженых путей, открыватели неожиданных проблем, первопроходцы "неведомых земель" познания.

Среди подобных ученых бывают такие гении, как В. И. Вернадский или А. Эйнштейн. Но чаще это люди типа Б. Л. Личкова – люди нелегкой судьбы и беззаветной преданности науке. О них пишут сравнительно редко, и, возможно, их роль в развитии научных знаний недооценивается. А ведь не всегда можно с уверенностью сказать, что помешало им стать признанными лидерами в науке: личные недостатки или неблагоприятное стечение обстоятельств. Следует внимательно относиться к опыту жизни этих людей, их^ творчеству и достижениям. Не менее важ-^ но выявлять их забытые или малоизвестные идеи, даже если они в свое время подвергались уничтожающей критике. Среди этих идей могут быть непонятые или несправедливо забытые. Могут быть и такие, которые и сейчас представляются сомнительными, но время которых еще грядет. История науки сотни, тысячи раз демонстрировала подобные ситуации. А потому наш долг сохранить из истории как можно больше, заново продумывать известные идеи, создавать максимально полные "банки идей", которыми могли бы пользоваться современные и будущие исследователи.

С этими целями была написана настоящая работа: показать прежде всего Личкова – ученого, исследователя, природоведа; проследить становление его личности и эволюцию научного творчества; рассказать о его научных достижениях и попытаться дать им оценку с современных позиций; выявить то наиболее ценное и важное для дальнейшего развития советской науки и научной мысли вообще, что демонстрирует нам опыт жизни замечательного советского ученого Бориса Леонидовича Личкова.

Заключение

Творчество крупного ученого принадлежит не только прошлому науки, интересует не только историков и психологов. Все, что создано им ценного и оригинального, входит в живую ткань научного знания – сложнейшего переплетения идей, подобно тому как в растущем дереве появляются новые ветви не вместо старых, а дополнительно, составляя вместе с ними единое целое.

Однако очень непросто оценить объективно и достаточно точно вклад конкретного ученого в сокровищницу научных знаний. Оценки и даже критерии оценок периодически меняются. Порой слава знаменитого мыслителя быстро сходит на нет, а возрождаются и приобретают широкую популярность другие идеи, высказанные когда-то и затем забытые.

В истории науки существуют славные имена всемирно признанных ученых. Им посвящаются десятки и сотни обстоятельных трудов, восстанавливаются и анализируются различные их высказывания, сопоставляются с современными идеями и т. д. Безусловно, личность и достижения великого ученого заслуживают такого внимания. Но порой при этом остаются в тени труды менее знаменитых исследователей. Пренебрегать ими нельзя. В ряде случаев речь идет о приоритетных идеях отечественных ученых.

Все это требует от нас бережного, внимательного отношения к жизни и творчеству таких талантливых и оригинальных, но не очень известных ученых, как Б. Л. Личков.

Постоянная смена объектов исследований и проблем, переходы от одних наук к другим – характерная особенность творчества Личкова. Это никак не свидетельствует о разбросанности его интересов или незрелости, случайности выдвигаемых им идей. Он постоянно возвращался к вопросам, которые разрабатывал прежде. Его гипотезы зональности тектонических явлений, эволюции речных долин, нефтеобразования, происхождения лёссов, геологических циклов и т. д. остаются в науке и не теряют своей актуальности в течение десятилетий. Некоторые его мысли поражают парадоксальностью, сближением и синтезом  на первый взгляд совершенно разных и взаимно не связанных явлений. Вспомним: некоторые почвы древнее подстилающих пород; реки рождают горы; эволюция жизни связана с горообразованием, изменением формы Земли и даже с вращением нашей Галактики... С его гипотезами можно, конечно, не соглашаться, можно даже опровергать их. Но нельзя не отдать должное обширным знаниям, остроте и смелости мысли ученого, его умению усомниться в бесспорности признанных теорий или гипотез, его стремлению к поискам истины.

Некоторым его идеям чрезвычайно трудно дать обоснованную квалифицированную оценку: отсутствуют соответствующие убедительные факты и разработки. Наименее спорными представляются результаты его региональных исследований: тригоний и аммонитов Мангышлака, геоморфологии Украинского кристаллического массива и Полесья, истории аллювиальных долин Днепра и Волги, геологии района вулкана Алагез, геоморфологии и гидрогеологии отдельных регионов Средней Азии.

Теоретические обобщения Личкова, непосредственно вытекающие из этих исследований, также весьма убедительны и в значительной степени признаны. Они вошли в науку, хотя и не всегда с указаниями на авторство Личкова. Сложнее обстоит дело с его глобальными геологическими концепциями, послужившими основой астрогеологии.

Формирование новой области научных Знаний – астрогеологии, а также планетной (планетарной) геологии стало как бы знамением космической эры, перехода к непосредственному изучению других планет и к мелкомасштабным исследованиям Земли из космоса. Значение трудов Б. Л. Личкова в осознании и становлении астрогеологии и планетной геологии все еще, по-видимому, недооценивается.

Сохраняет эвристическое значение его комплексный подход к решению глобальных геологических проблем и к созданию общей теории Земли на основе представлений о диспропорциональности и диссимметрии пространства, ритмичности, цикличности и направленности эволюции земной коры и биосферы, влиянии на планетарные процессы космических явлений. Какими бы спорными ни представлялись глобальные гипотезы Личкова, это никак не снижает значительности его метода. Он замечательно умел открывать новые проблемы, синтезировать знания, почерпнутые из разных наук, производить, так сказать, отдаленную гибридизацию идей.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что Борису Леонидовичу удалась выявить четкие критерии эволюционных изменений живого вещества и всей области жизни; отметить этапы цефализации, а также увеличения со временем энергоемкости и сложности земной коры и биосферы (относительное увеличение энтропии).

Для максимальной формализации с помощью количественных показателей энтропия особенно удобна. Изменение скорости ее роста, вернее, ее относительное уменьшение для некоторых открытых систем можно вычислить. Правда, для этого надо знать, как менялась энергоемкость геологических (биологических) систем или их организованность, упорядоченность, сложность. Вычислить подобные показатели очень непросто. И тут могут помочь количественные показатели цефализации – изменение в истории позвоночных числа нейронов головного мозга, сложности нервной системы, коэффициента цефализации.

Насколько мне известно, попытки использовать подобные критерии предпринимались почти исключительно в палеонтологии, биологии, антропологии. Для анализа глобальных геологических процессов и эволюции биосферы критерий цефализации почти не применялся (это сделано автором под влиянием трудов Б. Л. Личкова). В будущем, по всей вероятности, соответствующие исследования помогут выявить более детально характер и движущие силы эволюции живого вещества, биосферы, земной коры. Напомню, что полученные к настоящему времени данные ставят под сомнение теоретическую схему взаимодействия и развития геосфер, изменения фигуры Земли и "волн жизни", предложенную Личковым'. Впрочем, в науке весьма трудно отыскать теории, которые время от времени не подвергались бы сомнению, не бывали бы дополнены или видоизменены. Если они и есть, то суждено им оставаться в истории науки, подобно окаменелостям в слоях горных пород. Живые, актуальные идеи неизбежно изменчивы. Это – одно из проявлений изумительной сложности, совершенства и неисчерпаемости окружающей нас природы.

Научное познание безгранично. Нам, как и грядущим поколениям, суждено не только восхищаться красотой и гармонией природы, но и открывать в ней новое, необычайное, удивительное. Таким умением всегда обладал Борис Леонидович Личков, всегда сохранявший неуемную жажду познания и веру в могущество научной мысли, величие человеческого разума.