Текст книги "Маленков. Третий вождь Страны Советов"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

В дальних краях

Летом 1957 года Георгий Максимилианович Маленков был изгнан из номенклатуры. На чрезвычайном Пленуме ЦК КПСС он вел себя, как мы знаем, сдержанно и по большей части признавал свои ошибки. Резких выпадов в адрес Хрущева не делал. Ему это зачлось. Наказание было не слишком суровым.

Ему довелось примерно половину своей сознательной жизни – в начале и в конце – провести как более или менее обычному гражданину. К переменам в своей судьбе он относился, как принято говорить, философски. Это делает ему честь. Впрочем, оставил он номенклатуру не по своей воле.

В ЦК партии ему предложили на выбор два места работы. Он решил поехать директором Усть-Каменогорской ГЭС на Алтае. Поработал он там недолго: перевели в Экибастуз. «В этом, тогда еще небольшом городке угольщиков, – пишет его сын, – отец проработал директором ТЭЦ десять лет…

В Экибастузе над нашей семьей сразу был учрежден тщательный и открытый надзор КГБ. Родителей поселили в стандартном двухэтажном доме в трехкомнатной квартире. В соседней одновременно обосновался агент. Что уж он там докладывал своему ведомству, не знаю: ведь и здесь мы твердо следовали правилу – дома на политические темы не говорить. Частенько «сосед» шагал за нами по пятам по улице. Затем его подменяли другие. Вообще все время, вплоть до снятия Хрущева в 1964 году, никому из нас нельзя было ни пройти по городу, ни в поезде проехать, чтобы за нашими спинами не мелькали знакомые фигуры с военной выправкой, но в штатском. Иногда подходили к нам какие-то незнакомцы и тут же начинали сочувственные разговоры о том, какой плохой Хрущев и как весь народ любит Маленкова. Мы эти провокации сразу же пресекали…»

Вообще-то в то время недовольство Хрущевым в народе нарастало. Так что нелестные высказывания в его адрес могли быть вполне искренними. И фигуры «с военной выправкой», насколько я понимаю, секретными агентами не работают. Но безусловно, Георгию Максимилиановичу приходилось опасаться провокаторов. Не в то ли время он стал особенно нелюдимым? Хотя однажды ему объявили партийный выговор «за панибратство с рабочими». Значит, надзор за ним был.

Продолжим рассказ А. Г. Маленкова о пребывании его отца в Казахстане:

«…B ненастную пору в свободные часы устраивались читки вслух. Отец выбирал те же вещи, которые в его исполнении мы помнили с детства – чаще всего Чехова, Лескова, пьесы Шекспира и А. К. Толстого. Читал, на мой взгляд, великолепно. Еще играли в шахматы. Отец любил разбирать шахматные композиции, этюды, задачи и, не зная детально теории дебютов, как правило, разворачивался в миттельшпиле и не раз обыгрывал перворазрядников…

Надо сказать, что местная ТЭЦ до приезда Маленкова находилась в самом плачевном состоянии. По проекту станция была рассчитана на угольное топливо, мазут предназначалось использовать только для «поджига». Однако технология сжигания угля не была освоена, и станция работала целиком на мазуте. Себестоимость «мазутного» киловатта была баснословной, а потому коллектив станции давно уже забыл о премиях. Царили пьянство, прогулы, разгильдяйство. Люди, утратив надежду на какие-либо перемены к лучшему, уходили.

Буквально за три месяца отцу удалось выправить положение. Помню, началось с долгих бесед отца с главным инженером ТЭЦ Веселовым, талантливым, но вконец растерянным человеком, топившим свое отчаяние в вине. Сначала вдвоем, а затем привлекая и других инженеров, Маленков и Веселов все же наладили угольную технологию, и постепенно в кабинет директора пошли люди со своими предложениями. Отец с юмором рассказывал мне: «Вместе с человеком посмотришь, подумаешь, а потом достаточно только сказать: «Здорово это вы придумали, идите и делайте…» Посмотрят этак недоверчиво, и что ты думаешь – ведь идут и делают».

Отец много сил отдавал станции, и за десять лет его директорства коллективу удалось преобразить и саму ТЭЦ, и жизнь людей. Технологические перемены вскоре начали давать ощутимую прибыль, что позволило впервые за все годы выдавать рабочим и служащим месячные и квартальные премии (получали их все, кроме отца, которому премиальные выдавать было запрещено «сверху»). На средства, заработанные от перевыполнения плана и строжайшего режима экономии, удалось провести капитальный ремонт, построить новый поселок для энергетиков, отстроить профилакторий с грязелечебницей. В рабочей столовой за счет общественных огородов и подсобного хозяйства были организованы хорошие и дешевые обеды. На станцию стали привозить деревья из-под Баян-Аула (в самом Экибастузе и его округе их почти не было), и территория ТЭЦ постепенно превратилась в зеленый оазис среди выжженной голой земли. В итоге Экибастузская ТЭЦ стала занимать первое-второе места в республике».

Такому знаменитому человеку, как Георгий Маленков, было конечно же проще руководить предприятием, чем заурядному директору. При всех происках против него Хрущева (реальных или мнимых) даже среди крупных государственных деятелей были такие, кто ему сочувствовал или разделял его убеждения.

«Вспоминаю один характерный эпизод, – пишет Андрей Георгиевич. – Нужно было срочно достать необходимые для капремонта механизмы, а станция – буквально на голодном пайке. И вот однажды заходит к отцу один из снабженцев и говорит: «Георгий Максимилианович, напишите мне, пожалуйста, собственноручно записку, что это вы лично послали меня за оборудованием для станции». – «И что же вы с этой моей запиской будете делать?» – «Да я с нею всю страну проеду, а добуду, что надо!..» И действительно: снабженец «выбил, что надо», в том числе и новый котел, сверхпланово изготовленный на новосибирском заводе под ту самую «записочку». Так что, по-моему, и в этом случае ясно прослеживается уважение к Маленкову со стороны многих людей, помнивших конечно же о его попытках преобразовать страну, – уважение к нему и едва скрываемое, с каждым годом нарастающее недовольство Хрущевым. Порой мне даже казалось, что, помогая в те годы Экибастузской ТЭЦ, некоторые хозяйственники делали это как бы в пику тогдашнему лидеру. И еще скажу: к враждебности со стороны властей предержащих отец относился как к должному, хотя и тягостному для него факту, но вряд ли он смог бы перенести все, что на него обрушилось в годы опалы, если бы среди сотен и тысяч людей, не связанных с партаппаратом и репрессивными органами, он встретил не моральную поддержку, а такую же враждебность…»

Надо отметить, что в те годы бурный и во многом бестолковый реформаторский зуд Хрущева стал сказываться на состоянии прежде всего наиболее слабой отрасли, в которой он считался специалистом, – на сельском хозяйстве. Вот уж когда действительно во всей неприглядности проявила себя так называемая административно-командная система. При Маленкове и Сталине таких перехлестов не бывало.

И. А. Бенедиктов, руководивший сельским хозяйством при трех вождях, свидетельствовал:

«Сталин, ставивший на первое место интересы дела, принимал решения, как правило, выслушав мнения наиболее авторитетных специалистов, включая противоречащие точке зрения, к которой склонялся он сам. Если «диссиденты» выступали аргументированно и убедительно, Сталин обычно либо изменял свою позицию, либо вносил в нее существенные коррективы, хотя, правда, были и случаи, когда с его стороны проявлялось неоправданное упрямство. Хрущев, действия которого со временем все больше определялись личными амбициями, относился к специалистам, особенно «инакомыслящим», иначе. В моду стали входить те, кто умел послушно поддакивать, вовремя предугадать и «научно обосновать» уже сложившееся мнение Первого, которое он не менял даже вопреки очевидным фактам. С легкой руки Никиты Сергеевича в сельском хозяйстве, да и других отраслях с невиданной быстротой стали размножаться руководящие и научные кадры типа «чего изволите», затирая тех, кто привык думать собственной головой и отстаивать свою точку зрения до конца».

Возможно, продолжая обличать Маленкова и дав указание соответствующим органам вести расследование его «антипартийной деятельности», Хрущев хотел укрепить свой авторитет и отвлечь внимание общественности от своих промахов. Не потому ли в октябре 1961 года на ХХII съезде партии в некоторых выступлениях прозвучали обвинения в адрес Маленкова? Хрущев даже «покаялся»: мол, выгораживал прежде Маленкова, сваливая вину за «ленинградское дело» на одного Берию, тогда как тот вершил преступления вместе с Маленковым.

Судя по всему, такой возврат к прошлому, чреватый очередными репрессиями, не понравился многим влиятельным членам партии. Нападки на Маленкова прекратились. А вскоре Хрущева отправили на пенсию.

Георгий Максимилианович, у которого в 1968 году скончалась мать, написал заявление об уходе с работы, приехал в Москву на похороны Анастасии Георгиевны и остался жить в столице как пенсионер, избегая новых знакомств. Он умер в январе 1988 года, прожив 86 лет. Похоронили его на Кунцевском кладбище.

Глава 7
Личность в истории

Природа дала человеку в руки оружие – интеллектуальную моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону, поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом самым нечестивым и диким, самым низменным в своих половых и вкусовых инстинктах.

Аристотель

Сокровенная тайна

Лето 1887 года Владимир Иванович Вернадский, тогда молодой геолог, провел в экспедиции, изучая почвы Смоленской губернии. Впечатление от провинциального быта было тяжелое: «Вообще среда здесь незавидная, и уезд спит глубоким сном… Вся жизнь этого уезда, вся она, такая монотонная, бесцельная, горемычная и такая гадкая… При размышлении об этой жизни, о ее бесцельности, о ее заглушенности, о ее страдальческой спячке и толчении воды в ступе, становится невольно как-то тяжело, грустно и ужасно».

Для себя он нашел выход из этой тоскливой безысходности – научное творчество. И позже, став знаменитым ученым, историком и незаурядным мыслителем, отметил:

«Вся история науки на каждом шагу показывает, что отдельные личности были более правы в своих утверждениях, чем целые корпорации ученых или сотни и тысячи исследователей, придерживавшихся господствующих знаний».

Такова сила человеческой личности, способной преодолеть сопротивление окружающей среды, превозмочь сложившиеся стереотипы и создавать что-то новое, небывалое, замечательное – в мире духовном и материальном.

А как проявляется личность в истории человечества или, конкретно, нашей страны? Об этом невольно задумываешься, завершая книгу.

Мне приходилось много писать о самых разных выдающихся людях. Но впервые восстанавливаю биографию человека, руководителя великой державы, безусловно исторической личности, которая, как это ни странно, промелькнула в истории России мимолетно, словно не оставив и следа.

О Георгии Максимилиановиче Маленкове весьма скупо упоминается буквально во всех исторических сочинениях. Хотя без внимательного анализа его двухлетнего правления и связанных с этим событий, как мне представляется, невозможно понять историю нашего Отечества во вторую половину XX века, а также причин развала СССР.

К сожалению, не имея его воспоминаний или дневниковых записей, мы вынуждены судить о его убеждениях, мыслях, устремлениях, личных идеалах лишь косвенно, преимущественно по его официальным выступлениям. А в подобных случаях перед нами находится «человек в футляре», вынужденный выдерживать ту роль, которая предопределена его положением в служебной иерархии.

Например, С. П. Красиков охарактеризовал его так: «Партийный приват-доцент, или мягкотелый интеллигент». Однако судя по некоторым воспоминаниям, он бывал и совершенно другим. Как свидетельствовал поэт Илья Сельвинский, его в 1943 году вызвали в Москву в ЦК партии. Оказалось, что поводом стало его четверостишие, написанное год назад, в котором были такие строки:

 
Сама как русская природа,
душа народа моего —
она пригреет и урода,
как птицу выходит его.
 

«Заседание Оргбюро, – записал Сельвинский, – вел Маленков. – Кто этот урод? – металлическим голосом спросил он. Я начал было объяснять ему смысл этого четверостишия, но он меня перебил: «Вы тут нам бабки не заколачивайте. Скажите прямо и откровенно, кто этот урод? Кого именно вы имели в виду? Имя?» – «Я имел в виду юродивых». – «Неправда! Умел воровать, умей и ответ держать!» Вдруг я понял, что здесь имеют в виду Сталина: лицо его изрыто оспой; мол, русский народ пригрел урода…

Неизвестно, как и откуда в комнате появился Сталин. Неся, как обычно, одну руку в полусогнутом состоянии, точно она висела на перевязи, он подошел к Маленкову и стал тихо о чем-то с ним разговаривать. Насколько я мог судить, речь шла не обо мне. Затем Сталин отошел от Маленкова, собираясь, видимо, возвратиться к себе, и тут взглянул на меня: «С этим человеком нужно обращаться бережно – его очень любили Троцкий и Бухарин…»

Я понял, что тону. Сталин уже удалялся. «Товарищ Сталин! – заторопился я ему вдогонку. – В период борьбы с троцкизмом я еще был беспартийным и ничего в политике не понимал». Сталин остановился и воззрелся на меня напряженным взглядом. Затем подошел к Маленкову, дотронулся ребром ладони до его руки и сказал: «Поговорите с ним хорошенько; надо… спасти человека».

Сталин ушел в какую-то незаметную дверцу, и все провожали его глазами. Маленков снова обратился ко мне: «Ну, вы видите, как расценивает вас товарищ Сталин! Он считает вас совершенно недостаточно выдержанным ленинцем» – «Да, но товарищ Сталин сказал, что меня надо спасти». Эта фраза вызвала такой гомерический хохот, что теперь уже невозможно было всерьез говорить о моем «преступлении».

Возвратился домой совершенно разбитым. На Оргбюро я шел молодым человеком, а вышел оттуда – дряхлым стариком. Боже мой! И эти люди руководят нашей культурой!»

Очевидно, на поэта поступил донос в ЦК по поводу «подозрительного» четверостишия. Подобные письма не оставались без внимания: на них принято было реагировать. Несмотря на военное время, устроили разбирательство на высшем уровне.

Все это с формальной стороны дела хорошо. Но по сути получается скверно и глупо.

Как тут не вспомнить анекдот, очень похожий на правду. Однажды маршал Жуков, выходя от Сталина, в сердцах произнес: «Черт усатый». Сидевший в приемной Берия, зайдя в кабинет, доложил это вождю. Тот попросил вернуть Жукова и спросил:

– Товарищ Жуков, вы кого имели в виду, когда сказали «Черт усатый»?

– Гитлера! Кого же еще, товарищ Сталин?

– А вы кого имели в виду, товарищ Берия?

Известно, что Иосиф Виссарионович обладал чувством юмора, был остроумен. По-видимому, этого нельзя сказать о Георгии Максимилиановиче. Беда, конечно, невелика; ему же приходилось работать не массовиком-затейником.

И все-таки, если Сельвинский точно запомнил встречу с ним, Маленков в данном случае выступил как герой сатиры Салтыкова-Щедрина, закоренелый бюрократ. Казалось бы, ему следовало прежде всего разобраться с доносчиком, усмотревшим «крамолу» в безобидной вроде бы аллегории.

Выходит, Маленков не отличался интеллектуальными способностями? В это трудно поверить. Не стал бы Сталин приближать к себе и терпеть на ответственных постах глупца или тупого исполнителя. Во многих случаях Маленков проявлял и ум, и находчивость. Или, как бывает с чиновниками, работа наложила свой отпечаток? Привычка действовать по определенной программе вполне отвечает принципам партийного функционера. Неужели такова каинова печать, налагаемая на каждого, кто поднимается по карьерной лестнице до самых высот?..

Короче говоря, личность Георгия Максимилиановича Маленкова во многом остается для меня загадкой. Возможно еще и потому, что мы принадлежим к очень разным типам людей. Ведь я, в отличие от него, в партию не вступал, чиновником не был, о служебной и даже научной карьере не заботился, к формальностям всегда относился неприязненно… Такие люди государственными деятелями не становятся.

По моему разумению, Маленков, в отличие от Хрущева, не был приспособленцем. Он имел достаточно твердые моральные принципы, старался избегать лицемерия и лжи, не был злобным, не страдал избытком честолюбия. Казалось бы, такой человек, став во главе государства и проведя реформы, хорошо воспринятые в народе, должен был и впредь осуществлять разумную политику на благо страны и народа.

Нам нет необходимости разбирать, как в школьном сочинении, черты характера Маленкова. Для нас в данном случае он интересен как историческая личность в связи с судьбой Отечества. Надеюсь, такого же мнения придерживаетесь и вы, читатель. Нам надо понять прошлое ради осмысления будущего. Вот почему в завершение книги, когда о главном герое многое мы выяснили (хотя осталось немало неопределенностей, загадок и даже тайн), постараемся расширить тему.

Когда побеждает подлейший…

Интересно проследить, каким образом Хрущев поднялся на пик под названием «Вершина власти». Его с полным основанием можно считать типичным и уродливым порождением партийной номенклатуры, а в некоторых проявлениях личности – антиподом Г. М. Маленкова.

Никита Сергеевич как великолепный приспособленец-хамелеон менялся и даже перерождался по мере продвижения по служебной лестнице. Обратим внимание на некоторые сведения и документы, достаточно красноречиво характеризующие его.

Не исключено, что этот «борец с культом личности» был искренен, когда восклицал: «Наша партия беспощадно сотрет с лица земли троцкистско-правую падаль… Это предупреждение всем врагам народа, всем тем, кто вздумает поднять руку на нашего Сталина». Через два десятилетия он сам посмел поднять руку на Сталина, но уже мертвого.

Позже он признавался: «Близость к Сталину несомненно повлияла на мое быстрое продвижение вверх… Долгие годы я всей душой был предан Центральному Комитету и лично Сталину». И еще: «Я не только ждал смерти Сталина, но и боялся этой смерти, боялся ее последствий в стране… У меня еще не было недоверия к Сталину».

Тут явно что-то не вяжется. Он писал вождю, жалуясь на сокращение в Москве списков репрессированных, присылаемых им с Украины. Курировал органы госбезопасности. Почему же недоверие к Сталину проявилось только после смерти вождя, когда он, Хрущев, возглавил страну?

Из заявления Н. С. Хрущева об ошибочности его выступления (за укрупнения колхозов), опубликованного («Правда», март 1951 г.) и резко раскритикованного вождем:

«Дорогой товарищ Сталин!

Глубоко переживая допущенную ошибку, я думаю, как лучше ее исправить. Я решил просить Вас разрешить мне самому исправить эту ошибку. Я готов выступить в печати и раскритиковать свою статью… подробно разобрать ее ошибочные положения. Если это будет мне разрешено, я постараюсь хорошо продумать эти вопросы и подготовить статью с критикой своих ошибок, прошу до опубликования посмотреть статью в ЦК.

Прошу Вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить допущенную мою грубую ошибку и тем самым, насколько это возможно, уменьшить ущерб, который я нанес партии своим неправильным выступлением.

Н. Хрущев».

Сталин простил Хрущева, поверив в его искренность. Но страх за карьеру, который испытал, как видно из письма, Никита Сергеевич, должен был вызвать в нем неприязнь к «вождю и учителю», которого он непомерно восхвалял. От лести и подобострастия до ненависти один шаг.

В то время Хрущев уже начал подбираться к верхушке руководства партии. Вряд ли потому, что предвидел возвышение партократии. Просто в управлении государством все высшие должности были «забронированы» Маленковым, Берией, Булганиным. Как пишут Данилов и Пыжиков: «В результате конфигурации власти в 1951–1953 гг. начал зримо вырисовываться новый дуэт Булганина – Хрущева, которые состояли в хороших личных отношениях еще со времен довоенной работы в Москве (соответственно на постах председателя Моссовета и секретаря парторганизации)… Булганин становился одним из главных действующих лиц ВПК, Хрущев же приобретал сильные позиции в аппарате Центрального Комитета».

Именно эти две могущественные структуры в советской системе власти, а также руководство вооруженными силами поддержали впоследствии этот дуэт в его борьбе за власть в 1953–1955 годах сначала с маленковцами, а затем с группой «старой гвардии», возглавляемой Молотовым. Но, как мы знаем, прежде всего надо было избавиться от Берии. Он, как говорится, слишком много знал.

Началось с того, что 5 марта 1953 года была создана комиссия для изучения материалов архива И. В. Сталина. Маленкову, Берии и Хрущеву поручалось принять меры к тому, чтобы документы и бумаги товарища Сталина были приведены в должный порядок. Поскольку такие архивы – сфера деятельности спецслужб, основные материалы попали в руки Лаврентия Павловича. Он получил возможность использовать их против Маленкова и Хрущева. Оба, конечно, испытывали немалую тревогу или даже страх.

Возможно, их больше всего беспокоила таинственная тетрадь, которая всегда лежала на письменном столе Сталина в его служебном кабинете. Иосиф Виссарионович время от времени в нее что-то записывал. Можно предположить, что он заносил туда те сведения, которые с глазу на глаз докладывали ему, в частности, Маленков и Хрущев.

Пожалуй, в этом архиве Берия обнаружил нечто весьма полезное для себя. Не этим ли объясняется то, что он, такой осторожный, хитрый и осмотрительный, уже в апреле 1953 года начал решительное наступление на Игнатьева, за спиной которого стояли Маленков и Хрущев.

Даже жена Берии Нина Теймуразовна советовала ему, настаивала на том, чтобы муж не предпринимал нападок на Игнатьева. Она утверждала, что этим он обрекает себя на неминуемую гибель. Но Берия, судя по всему, понадеялся на имеющийся у него компромат на руководителей государства, извлеченный из архивов Сталина. Даже после смерти вождь мог стать его союзником, обеспечившим полную победу над конкурентами.

Вслед за арестом и процессом Игнатьева и игнатьевцев Берия постарался избавиться от опеки своих первых заместителей, Круглова (человека Маленкова) и Серова (ставленника Хрущева), заменив их своими людьми. Круглов и Серов прекрасно знали, что живой Берия для них очень опасен.

Как мы уже говорили, Лаврентий Павлович, став во главе объединенного МВД и КГБ, сразу же продемонстрировал свои демократические намерения, стремясь завоевать авторитет и симпатии в обществе как поборник справедливости, либерал и гуманист.

Историк В. П. Наумов отмечает: «Освобождение политических заключенных началось в первой половине марта… Берия лично отправился в тюрьму и освободил участников так называемого «ленинградского дела». Соответствующие решения Президиума ЦК КПСС, подтверждающие деятельность Берии, были приняты позднее… 3 мая 1953 г….решение было принято по «ленинградскому делу» и персонально о пересмотре дела Кузнецова, Попкова и Вознесенского».

Оба эти дела были сфабрикованы при участии Маленкова и Хрущева не без помощи Берии. Георгию Максимилиановичу нетрудно было понять, что после смерти Сталина ему рано успокаиваться. Находясь на вершине власти, он попадал под перекрестный огонь конкурентов. Они прослеживали его действия, фиксируя все промахи и накапливая компрометирующие материалы. В этом отношении Берия представлял наибольшую опасность.

«Берия раздражал Маленкова, – пишет H.A. Зенькович, – в союзе с Хрущевым, Берия поспешил избавиться от Игнатьева, человека Маленкова, который отвечал за партийный контроль над органами безопасности… Хрущев успешно маневрировал… Он поддерживал Берию, чтобы ослабить Маленкова, когда Игнатьев оказался скомпрометированным после провала дела о «заговоре врачей». Поддерживал он его и тогда, когда надо было лишить Маленкова власти, которую давал ему пост секретаря ЦК (его отстранили на Пленуме ЦК 14 марта 1953 года. – Р. Б.).Хрущев вовремя воспользовался и недовольством среди других руководителей, вызванным всплеском активности Берии, чтобы устранить его».

«К лету 1953 г., – отметил Наумов, – Берия близко подошел к обнародованию фактов, которые могли дискредитировать Хрущева, Маленкова и других членов Президиума ЦК. Министр внутренних дел поставил вопрос об аресте бывшего секретаря ЦК и министра госбезопасности С. Д. Игнатьева; был арестован начальник следственной части МГБ по особо важным делам М. Д. Рюмин, который был готов дать показания на Маленкова и Хрущева».

По словам Наумова, «Хрущев поддерживал хорошие отношения и с Маленковым и с Берией, но они не воспринимали его как конкурента в борьбе за власть. Каждый из них старался приблизить его к себе, и Хрущев положительно откликался на такие действия как со стороны Маленкова, так и со стороны Берии».

Показная дружба Маленкова и Берии дала трещину в первые же недели после смерти Сталина. Их скрытое соперничество вызвало необходимость иметь нейтрального посредника. Таким человеком и оказался Хрущев, поддерживавший хорошие отношения с Булганиным, а также имевший своим сторонником Суслова – ловкого и коварного царедворца.

Позиция Хрущева была наиболее выгодной: ему оставалось только следить за тем, кто из двух главных соперников победит, и при возможности ослабить его позиции. Но как только стало ясно, что Берия сможет претендовать на верховную власть и «потопить» двух своих бывших друзей, Хрущеву пришлось спешно устранить Лаврентия Павловича с помощью военных.

Ключевой фигурой в этих интригах оказался Игнатьев. По его перемещениям можно судить о том, какая из соперничающих сторон побеждает. Как пишет В. П. Наумов: «Показательно отношение со стороны руководства ЦК КПСС к С. Д. Игнатьеву, который был министром МГБ в 1951–1953 гг. После того, как были вскрыты и преданы огласке преступные дела М ГБ в конце 40-х – начале 50-х годов, готовились судебные процессы над бывшими руководителями этого ведомства. С. Игнатьев… в апреле 1953 г. был выведен из состава ЦК и назначен секретарем Башкирского обкома партии. Однако летом 1953 г. (после устранения Берии. – Р. Б.)он был вновь возвращен в состав ЦК КПСС».

Соперничество Берии и Маленкова за высшие посты в государстве велось более или менее откровенно. Они претендовали на должность Председателя Совета Министров СССР.

Хрущев действовал хитрей и осторожней, занимая выжидательную позицию. Он постарался укрепиться как партийный лидер. Хотя удар по Игнатьеву мог рикошетом пройтись и по его карьере. 1 апреля 1953 года в совершенно секретной записке в Президиум ЦК КПСС Берия потребовал: «…Рассмотреть вопрос об ответственности бывшего министра государственной безопасности СССР т. Игнатьева С. Д.».

Георгий Максимилианович понял, что наступление ведется на него, но дать отпор не мог (или опасался). По предложению Л. Берии, поддержанному другими членами Президиума ЦК партии, Комитету партийного контроля при ЦК КПССС было поручено рассмотреть вопрос о партийной ответственности Игнатьева.

Такое решение вынесли Маленков, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Каганович, Булганин, Микоян. Они постановили: «Одобрить проводимые тов. Берия Л. П. меры по вскрытию преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании фальсифицированных дел на честных людей».

Как видим, в тот момент никто и не помышлял о том, чтобы обвинить Лаврентия Павловича в антипартийной или тем более антигосударственной деятельности. Напротив, даже Маленков и Хрущев поддержали его инициативу (о чем они никогда не вспоминали). Не для того ли, чтобы ослабить его бдительность и вскоре приступить к радикальным действиям против Берии, который уже был уверен в своей победе?

По справедливому мнению H.H. Жукова, за Хрущевым стояла 125-тысячная армия партийных функционеров и централизованная, хорошо управляемая пропагандистская машина.

«Хрущев… – отметил H.H. Жуков, – поначалу вел себя незаметно: как один из шести секретарей ЦК партии, хотя руководивший повседневной работой партийного аппарата. Нам думается, что в те дни (март – апрель 1953-го. – Р. Б.)он еще страшился ответственности за трагедию, происшедшую при похоронах Сталина… Ведь именно он как председатель комиссии по организации похорон обязан был сделать все возможное, чтобы избежать жертв чудовищной давки (вину за которую впоследствии свалил на Берию. – Р. К.).

Увереннее Хрущев почувствовал себя после Пленума ЦК, когда официально стал председательствовать на заседаниях Секретариата ЦК. Но и тогда он продолжал уклоняться от поддержки, даже косвенной, любого из двух претендентов на полную власть… Опереться на какого-либо из секретарей означало в открытую либо стать на сторону Маленкова, либо Берии, то есть выиграть многое или проиграть все. Опора же на отделы сулила возможность потом, кто бы ни взял верх, возглавить многотысячный партийный аппарат. Хрущев избрал второй вариант… все силы отдал реорганизации части аппарата ЦК, обосновывая ее оглашенной тенденцией к упрощению и сокращению управленческих структур».

Хрущев начал тайные антибериевские контакты с Маленковым, сумев обхитрить весьма подозрительного и проницательного Лаврентия Павловича. В своих мемуарах Хрущев признавался, что еще с 1930-х годов был другом Берии. «Неразлучной парой» называли их ветераны сталинского Политбюро. (Впрочем, предают ведь друзей, а не врагов.)

«Досье на всех членов Президиума ЦК, – по словам В. П. Наумова, – после смерти Сталина оказались у Берии. После его ареста документы из его сейфа изымались секретарем ЦК H.H. Шаталиным, помощником Маленкова Д. Н. Сухановым и заведующим административным отделом ЦК КПСС А. К. Дедовым. Таким образом, вся эта группа состояла из приближенных Маленкова. Документы из сейфа Берии – полностью или с частичным изъятием – остались в ЦК.

В 1955 г. по распоряжению Хрущева были уничтожены бумаги Берии, документы о Сталине и других руководителях партии. Всего было уничтожено 11 бумажных мешков. Чем более надежно скрывались документы, тем более эмоционально осуждал Хрущев преступления, в которых и сам принимал активное участие».

Обратим внимание на то, что упоминается изъятие бумаг из служебного кабинета Берии. Но у него был и личный архив, хранившийся в особняке.

В борьбе со своим «другом» Маленковым Хрущев прибег к испытанному методу клеветы и лжи, заручившись сначала поддержкой своих многочисленных сторонников – крупных партийных деятелей. Вот выдержка из стенограммы июньского, 1957 года, Пленума ЦК КПСС.

«Хрущев. Берия и Маленков расправились бы и с Булганиным… Сталин сказал тогда: я стар, кого сделать Председателем Совета Министров? Тогда Поскребышев назвал Булганина. Сталин сказал: «Да, Булганина». Об этом разговоре узнали Берия и Маленков. Вскоре после этого был посажен в тюрьму маршал Яковлев. Это был прямой подход к Булганину…