Текст книги "Маленков. Третий вождь Страны Советов"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Опасные годы

Предвоенное десятилетие – время подготовки к будущей войне. Никто не сомневался в ее неизбежности. Требовалось в кратчайшие сроки поднять экономику страны до уровня ведущих индустриальных держав. И столь же необходимо было идейное единство партии как главной руководящей и организующей силы.

Тогда же происходили суровые партийные чистки и репрессии. Масштабы последних, правда, слишком часто преувеличивают. Нередко говорят о десяти и более миллионах заключенных, намекая, что почти все они были политическими и невинными.

Полагаю, что если бы в стране было что-либо подобное, то советский народ был бы рабски покорным, трусливым, запуганным, интеллектуально и духовно ущербным. А СССР победил в самой разрушительной и кровопролитной из всех войн. На такой подвиг способны только сильные духом.

Чтобы не быть голословным, приведу наиболее точные сведения о количестве политических («за контрреволюционные преступления») заключенных, находившихся в исправительно-трудовых лагерях на 1 января каждого года с 1934 по 1941 год в тыс. человек: 135–118 – 106–105 – 185–454 – 445–420. Как видно, до 1937 года шло снижение числа узников ГУЛАГа, затем резкий подъем, но никогда цифра не превышала 0,5 млн. Лжецы и клеветники увеличивают ее в 10–20 раз!

В сентябре 1936 года член Оргбюро и секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля Н. И. Ежов был назначен главой НКВД. Сравнительно быстро карательная машина стала набирать обороты.

Как пишет А. Г. Маленков: «В мае 1937 года на московской городской партконференции заслушивали доклад первого секретаря МК и МГК ВКП(б) Н. С. Хрущева (на эту должность он был выдвинут Ежовым). Хрущев задал вопрос присутствовавшему на конференции Маленкову:

– Почему вы, товарищ Маленков, так затягиваете разбор дел врагов народа – ведь здесь необходима быстрота, и промедление вредит делу партии и народа?

Маленков обстоятельно и спокойно объяснил, что быстрота в разоблачении нужна, но необходимо в интересах партии действовать по закону, сверяясь при этом с партийной совестью. Далее он привел факты, когда поспешность приводила к обвинению невинных людей. Из зала выкрик:

– А белые были в Оренбурге?

Маленков:

– Да, были.

Из зала:

– Значит, и он был с ними…

Прямо по окончании конференции было арестовано 19 человек. Отца не тронули. Присутствующий на конференции Сталин сказал, что удовлетворен ответами Маленкова. Это была индульгенция».

Интересно узнать: а не был ли среди арестованных тот, кто задал провокационный вопрос Георгию Максимилиановичу? Пожалуй, этот неназванный активист слишком много знал. Он только не учел, что все темные и светлые пятна в биографии человека, занимавшего ответственную должность заведующего отделом руководящих партийных кадров, были известны руководству страны. Даже если Маленкова и мобилизовали в колчаковскую армию, то красноармейцем он стал добровольно.

Роль Маленкова в репрессиях 1937–1938 годов остается неясной. Вот что пишет Рой Медведев:

«Формально Маленков не входил тогда ни в какие руководящие государственные органы. Он присутствовал в качестве делегата на XVII съезде партии, но не был избран ни членом, ни кандидатом в члены ЦК ВКП(б), не вошел он и в комиссии партийного и советского контроля и даже в Центральную ревизионную комиссию. Формально он не участвовал, таким образом, даже в Пленумах ЦК… И тем не менее, находясь во главе отдела руководящих парторганов ЦК, Маленков играл в событиях 1937–1938 годов не менее важную роль, чем Ежов, Берия, Каганович и Молотов…»

Прервем цитату. Странно, но среди приведенных фамилий отсутствует по меньшей мере одна: того, кто непосредственно подписывал и направлял в соответствующие инстанции списки на многих тысяч граждан. Это – Н. С. Хрущев. Специфическими выборочными провалами памяти страдают многие политизированные историки антисоветского толка!

«Наделенный чрезвычайными полномочиями, – продолжает Р. Медведев, – Маленков руководил репрессиями не только в тиши своего кабинета, но и непосредственно на местах, в различных республиках и областях. Было немало случаев, когда он лично присутствовал на допросах и пытках арестованных партийных руководителей. Так, например, Маленков вместе с Ежовым выезжал в 1937 году в Белоруссию, где был учинен настоящий разгром партийной организации республики. Осенью того же года Маленков с Микояном побывали в Армении, где также был репрессирован почти весь партийный и советский актив республики. При участии Маленкова составлялся план репрессий во всех областях РСФСР, затем в его отделе подбирали новые кандидатуры секретарей обкомов и горкомов на место арестованных и расстрелянных».

Вновь требуется обдумать некоторые из этих утверждений. Был ли наделен Маленков чрезвычайными полномочиями? Никаких документов на этот счет нет и, по-видимому, не было. То, что он присутствовал на допросах обвиняемых, совершенно естественно. Не мог же он ограничиваться лишь бумажными материалами.

Все махровые антисоветчики утверждают – чаще всего вскользь, словно о чем-то само собой разумеющемся – о чудовищных пытках и казнях миллионов ни в чем неповинных людей в период репрессий. Да, были казни, и в ряде случаев, возможно, применялись незаконные меры «выбивания» показаний. Однако нет буквально никаких сведений о том, что какие-либо пытки проводились в присутствии Маленкова. Напротив, даже следователь-садист, если он не лишился здравого смысла, постарается предстать перед контролером из Москвы в наилучшем виде.

В отличие, скажем, от Хрущева, Маленков не составлял списки «врагов народа». Его задача была скромней: определить, допустимо ли обвиняемого оставлять в рядах членов партии с учетом проступков, занесенных в личное дело, и дополнительных сведений. Вряд ли можно сомневаться, что в этих вопросах он почти всегда оставался на стороне Ежова.

Следует обратить внимание на то, что у Медведева речь идет о репрессиях, которым подвергались партийные и советские руководители. Это верное замечание. Надо сюда добавить и работников НКВД, творивших немало беззаконий под руководством Генриха (Иегуды) Ягоды. И будет ясно, что никакого «большого террора», направленного против советского народа, не было. Пострадали почти исключительно представители партийной и государственной власти.

Насколько оправданны были масштабы репрессий? Полагаю, во многих случаях степень вины обвиняемых была явно завышена, а порой страдали невиновные. В такие периоды «чисток» нередко проявляются самые темные человеческие качества. Одни руководители получают возможность расправиться со своими недругами, представив их «врагами народа». Другие избавляются от конкурентов из карьерных соображений. Третьи стараются свалить на других свои оплошности и прегрешения.

Нельзя не учитывать не очень высокую, мягко говоря, квалификацию значительной части сотрудников следствия. Да и работать им приходилось в сжатые сроки и в трудной обстановке, ибо раскрывать тайные заговоры, организованные неглупыми людьми, а то и бывшими подпольщиками, задача необычайно сложная. К тому же немало чекистов старались показать свою бдительность, как бы соревнуясь с коллегами…

Были и такие, кто сознательно обострял ситуацию. Они стремились вызвать в народе недовольство существующей властью, а порой уничтожали сторонников советского строя. (Вряд ли случайно именно тогда был репрессирован замечательный поэт Осип Мандельштам, написавший несколько стихотворений, прославляющих Сталина.)

Сделаем вывод. Как свидетельствуют документы, а наиболее веско и бесспорно – демографические показатели и поведение советских граждан во время Великой Отечественной войны, террор осуществлялся главным образом против представителей правящих групп. Другое дело, что в массах пробуждали ненависть к «врагам народа», которая подчас направлялась не по адресу. Но, как известно, общий враг сплачивает людей. Это обстоятельство используют все более или менее крупные политики.

Серьезный историк В. З. Роговин отметил: «Конечно, в деятельности следователей, особенно периферийных, не было недостатка в выдумках самой низкой пробы. Однако перед следователями, ведущими дела видных партийных работников, чекистов и т. д., ставились задачи, связанные с получением информации о действительных политических настроениях этих лиц и их окружения. В распоряжении следователей были и собранные на протяжении многих лет агентурные материалы, отражавшие истинные взгляды политических противников Сталина».

Например, по его словам, в деле видного работника НКВД А. Х. Артузова «встречаются такие показания обвиняемого, какие было не под силу выдумать ежовским следователям. Артузов сообщил, что политическая программа, которую разделяли Бухарин, Рыков, Томский и Тухачевский, состояла в том, чтобы восстановить иностранные концессии, добиться выхода советской валюты на мировой рынок, отменить ограничения на выезд и въезд в СССР иностранцев, разрешить свободный выбор форм землепользования, от колхоза до единоличного хозяйства, провести широкую амнистию политзаключенных и свободные демократические выборы, установить свободу слова, печати, союзов и собраний».

Какое поразительное совпадение с горбачевской программой 1985–1991 годов, реализованной в полной мере Ельциным! Это не означает, что эти два деятеля попали под обаяние теорий Бухарина или академика-физика Сахарова. На мой взгляд, ситуация серьезней. Данная концепция отражает чаяния всех тех, кого прельщают буржуазные ценности и соответствующая идеология, кто озабочен личным благополучием, имея возможность воспользоваться выгодами (или надеясь на них) от развала социалистической системы.

Можно возразить: чем же плоха такая программа? Плохо ли получать иностранные инвестиции, устраивать совместные предприятия, присоединиться к мировому рынку, установить правовое государство, многопартийную систему, буржуазную демократию? Неужели лучше – диктатура Сталина и его сторонников, тоталитаризм и попрание прав человека?!

В то далекое время так могли искренне думать многие образованные люди в СССР, не говоря уже об оппозиционерах. Абстрактно рассуждая, нетрудно признать их правоту. Если, конечно, отрешиться от реальности и помалкивать о том, за счет чего обеспечено благосостояние наиболее развитых капиталистических государств (ограбление колоний и зависимых стран), насколько страшен – духовно и материально – экономический тоталитаризм…

Броские лозунги демагогов слишком часто прикрывают совершенно иные замыслы и действия. Таков испытанный прием всех, кто стремится благоденствовать за счет других. А именно такие люди обычно стремятся пролезть в «руководящие органы».

Сталин и его сторонники, среди которых был Г. М. Маленков, сознавали такую опасность и старались с ней бороться всеми имевшимися в их распоряжении методами. Вряд ли надо пытаться рассуждать, хорошо это или плохо. Все зависит от конкретной исторической обстановки и не менее конкретных лиц, социальных слоев. И становление партократии, и борьба с ней – явления объективные. А тем, кто не чужд нравственных критериев, полезно решить для себя, что важней: права некой личности или народа, благо отдельных групп и кланов или всего общества, неправедное обогащение или праведный труд?

Полагаю, Маленков не был конъюнктурщиком и карьеристом. Он старался честно и добросовестно выполнять свою работу. Однако трудно было не заметить, что репрессивная машина все чаще начала «перемалывать» обычных работников, далеких от оппозиции. Размах «ежовщины» стал чрезмерно велик. Она непосредственно затронула около 1 % населения страны (считая репрессированных и членов их семей). Сам Ежов начал чувствовать себя едва ли не полноправным хозяином страны. Ведь он обрел власть почти над всеми крупнейшими партийными и государственными деятелями.

В январе 1938 года состоялся Пленум ЦК. Если верить Р. Медведеву, его провели, «чтобы замаскировать масштабы террора». Но верить ему на слово нельзя. Он даже урезал вопросы, поставленные на Пленуме: «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии…» Хотя далее следовало не менее существенное: «…формально бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из партии ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Вряд ли такое «обрезание» Медведев сделал по наивности.

Основной доклад на Пленуме делал Г. М. Маленков. Он исходил из материалов своих инспекционных поездок по стране и ознакомления с материалами следствий по политическим делам. Однако быстро остановить запущенный механизм репрессий было непросто. Ежов стал слишком влиятельной фигурой, а его ведомство превратилось в наиболее мощную государственную структуру. Это вызывало усиливающееся беспокойство Сталина.

То ли случайно, то ли закономерно, именно в это время, в августе 1938 года, Георгий Максимилианович решается на смелый шаг. Возможно, он знал или чувствовал настроение вождя. Так или иначе, но произошло следующее, – со слов А. Г. Маленкова, пересказавшего воспоминание отца:

«Я передал записку И. Сталину через Поскребышева, несмотря на то, что Поскребышев был очень близок с Ежовым. Я был уверен, что Поскребышев не посмеет вскрыть конверт, на котором было написано – «лично Сталину». В записке о перегибах в работе органов НКВД утверждалось, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов.

Сталин вызвал через 40 минут. Вхожу в кабинет. Сталин ходит по кабинету и молчит. Потом спрашивает:

– Это вы сами писали записку?

– Да, это я писал.

Сталин молча продолжает ходить. Потом еще раз спрашивает:

– Это вы сами так думаете?

– Да, я так думаю.

Далее Сталин подходит к столу и пишет на записке: «Членам Политбюро на голосование. Я согласен».

Так начался закат Ежова.

Дальнейший карьерный рост Маленкова достаточно кратко и точно охарактеризовал Р. Медведев:

«По существу, только с 1939 году Маленков начинает выходить из тайных кабинетов власти и появляться на открытой политической арене. На XVIII съезде ВКП(б) Маленков возглавил мандатную комиссию и сделал на пятом заседании съезда доклад о составе съезда. Он был избран в члены Центрального Комитета ВКП(б), а на Пленуме ЦК 22 марта 1939 года – секретарем ЦК. В этот Секретариат, возглавляемый Сталиным, вошли также A.A. Андреев и A.A. Жданов. С тех пор Маленков неизменно входил в состав этого органа ЦК, который в повседневном практическом руководстве партией играл при Сталине, пожалуй, даже большую роль, чем Политбюро. Маленков был избран также членом оргбюро ЦК. Отдел руководящих партийных органов ЦК был реорганизован в Управление кадрами ЦК ВКП(б), во главе которого по-прежнему оставался Маленков.

Постепенно стал расширяться круг проблем, которыми, теперь занимался Маленков как секретарь ЦК. Ему было поручено, например, контролировать развитие промышленности и транспорта. Когда в феврале 1941 года состоялась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), посвященная хозяйственным проблемам и итогам выполнения первых лет третьего пятилетнего плана, то главный доклад на ней о задачах промышленности и транспорта сделал Маленков. Тогда же состоялся Пленум ЦК, на котором Маленков был избран кандидатом в члены Политбюро. Он занял отныне прочное место в ближайшем окружении Сталина».

Война

Нападение Германии на СССР ожидалось буквально с года на год, а в 1941 году – начиная с 15 мая. Хотя никто не предполагал, что фашисты нанесут столь мощный удар. О подготовке нашей страны к войне говорит напряженнейшая работа оборонной промышленности (ее результаты со всей очевидностью сказались уже на третий год войны).

На чрезвычайной XVIII партийной конференции, посвященной мобилизации народного хозяйства для нужд обороны, с основным докладом выступил Г. М. Маленков. Этому предшествовала его поездка по 25 крупнейшим заводам страны. Вот как описал один из эпизодов этой поездки его сын:

«Он приехал на Мотовилиху – знаменитый уральский завод, производящий специальные стали (для трансформаторов, танков и т. д.). Производство трансформаторов не ладилось. Шел сплошной брак. Георгий Максимилианович три дня безвылазно провел в цехах и нашел причину; оказалось, что в нарушение технологии масло, в котором охлаждались раскаленные стальные листы, давно не меняли и оно утратило свои свойства. При замене масла брак прекратился. Короче: вместо поиска врагов – строгое соблюдение технологической дисциплины…»

Тут, конечно, не отвечающее правилам логики противопоставление. Ведь несоблюдение технологической дисциплины может быть результатом вражеских действий.

Не собираюсь утверждать, будто тогда на том заводе какие-то технологи сознательно наносили вред обороноспособности страны. Хочу лишь показать, как сказываются даже в таких вот необязательных высказываниях антисоветские штампы, прочно вбитые в головы служащих со времен перестройки.

На то и органы безопасности, чтобы заниматься поисками врагов. А для ответственного руководителя важно профессионально разбираться в сути дела. И если все происходило так, как рассказано выше, то Георгий Максимилианович бесспорно продемонстрировал свои деловые качества.

В годы Великой Отечественной войны Маленков стал одним из пяти членов Государственного Комитета Обороны вместе с Молотовым, Ворошиловым и Берией под руководством Сталина. Судя по всему, он был главным куратором оборонной промышленности, хотя выполнял и другие важные задания. Вот что сказано в его официальной биографии:

«С 30 июня 1941 г. по 4 сент. 1945 г. Г. М. Маленков являлся членом Государственного Комитета Обороны. В августе 1941 г. Г. М. Маленков находился на Ленинградском фронте; осенью и зимой 1941 г. принимал активное участие в организации операций по разгрому немецко-фашистских войск под Москвой; в марте 1942 г. выезжал на Волховский фронт, в июле, а затем августе-сентябре 1942 r. – на Сталинградский и Донской фронты, в марте 1943 г. – на Центральный фронт, проводя всюду большую работу по организации сил на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. В качестве члена Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленков руководил работой по оснащению Советской Армии новой боевой техникой и советской авиации – самолетами и моторами. За особые заслуги в области усиления производства самолетов и моторов в трудных условиях военного времени Г. М. Маленкову было присвоено 30 сентября 1943 г. звание Героя Социалистического Труда».

Во время войны Маленков курировал военную промышленность: подбирал высшие руководящие кадры, выезжал в действующие войска.

По словам Андрея Георгиевича, его отец утверждал, что в октябрьские дни 1941 года из всех членов Политбюро в столице остался только он один. Мол, все руководство во главе со Сталиным покинуло Москву примерно на 10 дней. Тогда ему звонили из партийных комитетов со всех уголков страны, чтобы убедиться, что Москва не сдана. И он твердо отвечал: Сталин и все руководство здесь.

Возможно, Георгия Максимилиановича подвела память. А может быть, он и не знал, что Сталин постоянно находился в Москве, и вся информация о положении на фронте стекалась к нему. Об этом свидетельствовал, в частности, более компетентный в данном вопросе человек – маршал А. М. Василевский. Он в то время оставался в столице, постоянно встречаясь со Сталиным.

Можно, конечно, понять усилия сына показать, как много сделал его отец для победы над фашистами. Но все-таки вряд ли нужно при этом принижать, скажем, роль Сталина. Несоизмеримые это были фигуры. Вот, например, оказывается, что и в Курской битве летом 1943 года Верховный главнокомандующий только мешал, а Георгий Максимилианович вдруг взял на себя ответственность за проведение данной операции:

«Маленков прибыл на этот участок фронта летом 1943 года незадолго до немецкого наступления. Напомню, что благодаря нашей разведке командованию стали известны не только день, но и час наступления и надо было решить, когда обрушить на готовившегося к рывку противника упреждающий артиллерийский удар. Ситуация, когда наше командование перенесло время этого удара под самый час «икс», уже многократно описана в нашей литературе, в том числе мемуарной.

Добавлю лишь одну подробность, запомнившуюся мне со слов отца. В Ставке страшно нервничали, не «дезу» ли подбросили нашей разведке, не просчитаемся ли с нанесением огневого удара. Сталин не находил себе места и своими звонками взвинчивал и без того уж взвинченную обстановку на КП и в штабе фронта. И тогда, стараясь освободить командование от этих переговоров с вождем, уснащенных, как обычно, страшными угрозами, Маленков практически целиком взял на себя всю ответственность за срок нанесения мощного артудара. И вот когда он был осуществлен, затикали едва ли не самые жуткие за всю войну минуты в жизни отца. Даже рисковая остановка авиационного завода показалась ему тогда заурядным событием: пойдут немцы в атаку или нет?.. Ослабленные, но пошли! Тут настал и самый радостный момент для отца, для всех, кто был тогда рядом с ним и наверняка поплатился бы жизнью в случае просчета».

Признаться, меня эти сведения озадачили. Еще недавно я писал книгу о сталинском маршале Б. М. Шапошникове, читал воспоминания о войне, но ни у кого, кто руководил нашими войсками в битве на Курской дуге, не встречал ничего подобного; даже имя Маленкова не упоминалось. А тут вдруг оказывается, что именно он отвечал «за срок нанесения мощного артудара»! Да еще Сталин ему мешал и всех запугивал. Жуткая ситуация…

Просматриваю воспоминания Жукова, Василевского, Рокоссовского. Как сговорились: ни слова о Маленкове. Жуков пишет, что после совещания с Рокоссовским и Василевским он позвонил Верховному главнокомандующему: «Я доложил о полученных данных и принятом решении провести контрподготовку. И. В. Сталин одобрил решение и приказал чаще его информировать:

– Буду в Ставке ждать развития событий, – сказал он.

Я почувствовал, что Верховный находится в напряженном состоянии. Да и все мы… сильно волновались и были крайне возбуждены».

Выходит, Сталин одобрил план. После этого если уж был бы с кого-то спрос, то в первую очередь с него. И никого он не нервировал, позвонив только после начала операции. «В 2 часа 30 минут, – писал Г. К. Жуков, – когда уже вовсю шла контрподготовка, позвонил Верховный.

– Ну как? Начали?

– Начали.

– Как ведет себя противник?

Я доложил, что противник пытался отвечать на нашу контрподготовку отдельными батареями, но быстро замолк.

– Хорошо. Я еще позвоню».

Вот как было дело. А где же в то время был Георгий Максимилианович и что вообще он должен был делать в то время на Курской дуге? Могли он вмешиваться в проведение чрезвычайно сложной военной операции? Думаю, никаких полномочий на этот счет у него не было и быть не могло. А поручен ему был, по всей вероятности, контроль за качеством используемой нашими войсками техники, ремонтом поврежденных танков, орудий и самолетов.

Больше доверия к тем свидетельствам Андрея Георгиевича, где сообщается о вполне правдоподобных фактах. Он пишет: «Опираясь на выдвинутых им молодых, талантливых специалистов – Малышева, позднее отвечавшего за советский атомный проект, Славского, Сабурова, Первухина, Косыгина, Устинова, вырванного из лап НКВД Тевосяна и других – Маленков взял на себя и контроль за освоением новой техники. Помню его рассказ о том, как вместе с С. И. Вавиловым он в предельно короткий срок наладил выпуск «ночезрительных» (инфракрасных) приборов для танков, как они вдвоем проехали ночью по дорогам Подмосковья на танке, оборудованном новым прибором, и лично убедились в его высоких качествах».

Правда, далее следуют рассуждения, которым верится с трудом: «Именно тогда отец уверовал в талант Вавилова, в его неистощимые организаторские способности и позже предложил его на пост президента Академии наук СССР. Кстати, такое выдвижение было небезопасно даже для Маленкова, так как в зловещей памяти Сталина хранилась враждебная неприязнь к брату Сергея Ивановича – академику Николаю Ивановичу Вавилову, погибшему в годы войны в Саратовской тюрьме с клеймом «враг народа».

Как тут не вспомнить, что таланты С. И. Вавилова были достойно отмечены еще в 1932 году, когда его избрали академиком АН СССР. И откуда извлечена версия о «враждебной неприязни» вождя к Н. И. Вавилову? Ведь именно на годы правления Сталина приходится необычайный взлет Николая Ивановича не только как ученого, но и крупного руководителя, общественного деятеля, директора институтов и т. д.

Не иначе как со скрежетом зубовным Сталин согласился присудить ему в 1926 году Ленинскую премию и с того года по 1936-й утвердить членом ЦИК СССР. Уж не со злобными ли намерениями соглашался Иосиф Виссарионович финансировать уникальные (и не дешевые) научные экспедиции Вавилова по пяти континентам? Кстати сказать, путешествуя по Японии, Николай Иванович обратил внимание на то, что в тамошних магазинах продают речи Сталина. Все это наверняка хранилось в зловещей памяти диктатора…

Наконец, согласно утверждению А. Г. Маленкова, его отец во время блокады немцами Ленинграда в сентябре 1941 года «проник в город на бреющем полете». Там в «роскошном бункере» застал «опустившегося, небритого, пьяного» A.A. Жданова и запаниковавшего К. Е. Ворошилова. Только оперативное вмешательство Маленкова якобы спасло город. Правда, нет никаких документов о пребывании в тот период Георгия Максимилиановича в Ленинграде. И в официальной его биографии, опубликованной в 1954 году, когда он находился на вершине власти, как видно из приведенного выше фрагмента, нет упоминания об этом героическом эпизоде.

Не знаю, надо ли преувеличивать роль и значение Г. М. Маленкова в годы Великой Отечественной войны. Подобные неуклюжие попытки могут вызвать обратный эффект: начинаешь сомневаться в справедливости верных утверждений.

Вполне вероятно, что Маленков содействовал ослаблению партийного политического контроля на промышленных предприятиях. Тогда же, как пишет Н. Верт, «прекращение разного рода «политических собраний» в рабочее время сопровождалось передачей организационных и кадровых вопросов в исключительное ведение технических руководителей».

Нет сомнений: в годы войны Георгий Максимилианович достойно выполнял нелегкие обязанности, возложенные на него. Об этом свидетельствует высокая награда, полученная им осенью 1943 года. Нет никакого сомнения, что она была заслуженной.