Текст книги "Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»"

Автор книги: Рудольф фон Риббентроп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

«(…) Мое решающее впечатление по возвращении сюда заключается в том, что Гитлер в данный момент не думает ни о каких приключениях и что любые противоположные истории и слухи не имеют под собой никаких реальных оснований. (…) Я считаю и всегда считал фатальной ошибкой придавать таким слухам, обычно распространяемым людьми, которые видят в войне единственное оружие для победы над нацистским режимом, преувеличенное значение (…)»[272]272
  DBFP, Third Series, Vol. IV, Dok. No. 118, S. 120‑122, Отчет Хендерсона Галифаксу от 18 февраля 1939 года.


[Закрыть].

Хендерсон, не веря в то время в «приключения» Гитлера, оценивает ситуацию правильно, поскольку даже еще 21 марта отец возобновит польскому послу предложение Гитлера от ноября 1938 года (в котором была предоставлена гарантия польской территории, в том числе, коридора) и пригласит Бека в Берлин[273]273
  Ribbentrop J. v.: a. a.O., S. 160.


[Закрыть]. Лишь когда Бек грубо отклонит предложение (угроза войной) и вместо Берлина поедет в Лондон, для Гитлера создастся новая ситуация, на которую он должен будет соответственно настроиться.

Роль внутринемецкой конспирации сегодня, в противоположность к первым послевоенным годам, табуирована: ничего не услыхать и не прочесть больше о ее пагубной деятельности. Именно поэтому стоит привести здесь некоторые высказывания ведущих государственных деятелей того времени, которые в конце концов должны были знать, на каких предпосылках они строили свою политику, приведшую к объявлению войны Германии.

Министр иностранных дел Франции Жорж Бонне пишет в своих воспоминаниях[274]274
  Bonnet, Georges: Vor der Katastrophe. Erinnerungen des französischen Außenministers 1938‑1939, Köln 1951, S. 307–309.


[Закрыть]:

«Мы ожидали быстрой и легкой победы (…) в надежде на предстоящее покушение, которое было уже подготовлено и должно было привести нацизм к падению. Как и в 1938 году, в последнюю неделю перед войной нам об этом рассказывали постоянно. Резюмируя, слова звучали: «Держитесь – и немецкие генералы свергнут Гитлера!» (…)»

В другом месте своих воспоминаний Бонне подчеркивает, что после объявления 3 сентября 1939 года Великобританией и Францией войны Германии.

«(…) был открыт путь для «военного переворота», который был нам гарантированно обещан».

Он продолжает:

«Они (немецкие генералы) с беспрецедентным количеством деталей описали (на Нюрнбергском процессе), что было ими подготовлено против фюрера и – задаешься вопросом «почему?» – не осуществлено. (…)

(…) что нам в том же виде и с такой же точностью в 1939 и 1940 годах, до и после нашего поражения, были обещаны военные заговоры против фюрера. Гитлер, несмотря на это, жил до 1945 года».

Не знакомому с историей последней мировой войны представленное здесь может показаться вымышленным политтриллером или шпионским романом. К сожалению, это не так, о чем свидетельствуют следующие цитаты, которые стоит здесь привести для устранения сомнений.

В ходе так называемого «процесса Вильгельмштрассе» в Нюрнберге, где обвинялись имперские чиновники высокого ранга, в том числе госсекретарь в Министерстве иностранных дел фон Вайцзеккер, было представлено письмо тогдашнего советника посольства Тео Кордта – брата Эриха Кордта из министерского офиса отца, – подтвержденное клятвенным заверением прежнего британского министра иностранных дел лорда Галифакса. В нем стояло (речь идет о том самом Кордте, что с черного хода вечером доставил Галифаксу меморандум Вайцзеккера):

«(…) В 1938 и 1939 годах я находился в тесном (иногда ежедневном) контакте с первым дипломатическим советником правительства Его Величества сэром Робертом Ванситтартом. Мой брат (тот самый Эрих Кордт из министерского офиса отца) приезжал несколько раз лично в Лондон, несмотря на очевидную угрозу своей безопасности, чтобы проинформировать сэра Роберта Ванситтарта о надвигающейся на горизонте международной политики опасности непосредственно. Сэр Роберт заверил меня, что он будет сразу передавать эти сообщения Вам (лорду Галифаксу); они касались планов Гитлера по соглашению с Советским Союзом, переговоров о союзе между Гитлером и Муссолини и совета немецкого движения сопротивления оказать на Муссолини в этом направлении нажим».

Правдивость этого письма Кордта лорду Галифаксу от 29 июля 1947 года[275]275
  Ср. Kempner, Robert/Haensel, Carl: Das Urteil im Wilhelmstraßen-Prozeß, Schwäbisch Gmünd 1950, S. 18.


[Закрыть] клятвенно подтверждается лордом Галифаксом. Следует привести, пожалуй, еще и свидетельсво тогдашнего главы центральноевропейского отдела британской разведки Сигизмунда Пейна Беста по поводу информации, имевшейся в те дни в распоряжении британского кабинета:

«В начале войны наша Intelligence Service располагала достоверными сведениями, что Гитлеру противостояла многочисленная оппозиция, состоявшая из людей, занимавших высокие посты в его вермахте и ведомствах. По нашей информации, оппозиционное движение приняло такие масштабы, что могло привести даже к мятежу и падению нацистов»[276]276
  Best, Sigismund Payne: The Venlo Incident, London 1950, S. 7; Roth, Heinz: Widerstand im Dritten Reich, Odenhausen 1976, S. 240.


[Закрыть].

Министр обороны Южной Африки Освальд Пайроу сообщает о «воодушевленном немецкими предателями подстрекательстве к войне (британских) шовинистов в Лондоне» и что «если начнется война между Англией и Германией, то скорее всего нужно ожидать восстания против Гитлера»[277]277
  Ср. FAZ (Frankfurter Allgemeine Zeitung) от 5 апреля 1952 года.


[Закрыть]. А французский писатель Поль Моран пишет в своих воспоминаниях:

«Французские историки «France Libre» («Свободной Франции») могут рассказывать французам, что хотят. Я же был перед ними в Лондоне, начиная с июля 1939 года, и мог непосредственно наблюдать усилия небольшого воинственного меньшинства, которое достигло с Черчиллем шаг за шагом своей цели»[278]278
  Morand, Paul: Journal inutile, mйmoires, Bd. 2, S. 403.


[Закрыть].

И наконец, Невилл Чемберлен, исполнявший обязанности британского премьер-министра, доверил своему дневнику 10 сентября 1939 года, через несколько дней после начала войны, следующее:

«То, на что я надеюсь, это не военная победа – я сильно сомневаюсь в ее возможности (I very much doubt the feasibility of that), – но развал немецкого тыла»[279]279
  Feiling, Keith: The Life of Neville Chamberlain, London 1946, S. 418.


[Закрыть].

Яснее фактические мотивы британского объявления войны выразить невозможно. Чемберлен был государственным деятелем, несшим, в конечном счете, ответственность за войну против Германии, он, таким образом, является важнейшим свидетелем!

Немецкая конспирация не только способствовала вовлечению Германии в гибельную войну, фактически не сделав соответствующих выводов и не устроив переворот. Обещанием путча заговорщики обманули также Польшу, противника Германии. Та испытала одну из жесточайших катастроф своей истории. И наконец, Англия потеряла свои империю и международное влияние потому, что положилась на обещанный немецкими заговорщиками переворот, не пожелав позднее исправить свой курс.

Надежда на патентованное решение[280]280
  Это понятие перешло в обыденную разговорную речь в значении «идеального решения» какой-либо проблемы.


[Закрыть] побудила Великобританию объявить войну рейху, и этим патентованным решением явился «развал тыла», под которым следует понимать военный переворот, «обещанный», согласно свидетельству министра иностранных дел Франции Бонне, «неоднократно». Но переворота не случилось – и Польше и Британской империи было отказано в «патентованном решении». Заговорщики заманили своими обещаниями Польшу и Великобританию в войну – и в самый ответственный момент остались бездеятельными.

Но отчего же не ликвидировали Гитлера на самом деле, когда началась война? Не имел ли старый лис от дипломатии Ванситтарт задних мыслей, завершая аффидевит, запрошенный защитой отца на Нюрнбергском процессе, словами:

«Я никогда не одобрял договоров с немцами, потому что немцы редко их соблюдали».

Думал ли Ванситтарт о договоренностях с немецкой конспирацией, не сдержавшей своего слова британскому правительству, а значит, и Польше? Может быть, в высказанной здесь глубокой неприязни к немцам отразилась горечь «обманутого обманщика», осознавшего последствия своей ошибки: положиться в одном из решающих вопросов существования Британской империи на мелких конспираторов. Ванситтарт уже в ходе войны осознает, что эпоха Британской мировой империи подошла к концу и что он внес свой вклад в ключевом пункте в ее стремительный упадок. Его горечь можно понять.

Я слышал после войны, он отнесся так же негативно и к братьям Кордт, когда они обратились к нему за подтверждением их вышеописанной роли. Тогда они, наверно, и подступились с просьбой о нужном заявлении, в конечном итоге, к Галифаксу. Старик Аденауэр знал, почему он отказал именно этому Эриху Кордту в восстановлении в Министерстве иностранных дел:

«Он обманул Риббентропа и мешал его политике. Что даст мне уверенность, что он не обойдется так же и со мной?»[281]281
  FAZ vom 15. April 1970, S. 2.


[Закрыть]

Все европейские державы, при участии которых началась Вторая мировая война – Англия, Франция, Польша и Германский рейх, – вне всякого сомнения надеялись избежать той войны, которая, в конечном итоге, на самом деле вспыхнула. Англичане, французы и польское правительство возлагали надежды на внутренний крах в Германии. Германское правительство, в свою очередь, не могло себе представить, что Польша в данных обстоятельствах позволит довести дело до военной конфронтации.

Как согласуется избитое клише – Гитлер хотел начать против Польши «свою войну», с теми предложениями, которые он вновь и вновь делал Польше почти полгода? Напротив, польский посол уже 26 марта 1939 года заявил в разговоре с отцом, что настаивание на немецком желании воссоединения Данцига с рейхом «будет означать войну с Польшей»![282]282
  Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges 1939 Nr. 2, Dok. Nr. 208: Aufzeichnung über die Unterredung des deutschen Außenministers mit dem polnischen Botschafter Joseph Lipski, 26. März 1939.


[Закрыть] При этом стоит учесть, что Данциг имел свободно избранное (под наблюдением Лиги Наций) немецкое правительство. Гитлер отреагировал спокойно и поручил отцу только дать знать польскому послу, что «разумеется, решение не может быть найдено, когда здесь заговаривают о войне». Это было в конце марта 1939 года, по-видимому, он все еще надеялся на договоренность с Польшей.

То же самое относится и к Великобритании. Даже если запись в дневнике Чемберлена, что он надеялся увидеть «крах тыла в Германии», не была бы известна, это следствие вытекало бы из фактически осуществлявшейся британской политики. Когда еще вручала Великобритания свою судьбу – в данном случае решение о войне и мире – второразрядной стране? Ратификация британского «карт-бланша» Польше в Палате общин после заключения германо-российского пакта ясно показывает, что в Великобритании верили, будто горячей войны удастся избежать с помощью ее формального объявления. Целью, очевидно, являлось: добиться таким путем желаемого ослабления рейха, без того чтобы попасть в полную зависимость от США. Польша была «жертвенным агнцем», и она охотно приняла эту роль, чтобы позволить Англии начать войну, от которой надеялись вызвать «внутренний крах». Польский посол в Париже это осознал, так как в уже цитированном отчете польскому министру иностранных дел Беку говорится:

«Это по-детски наивно и, в то же время, несправедливо: государству, находящемуся в положении Польши, предложить, чтобы оно поставило под угрозу свои отношения с таким сильным соседом, как Германия, и подвергло мир катастрофе войны (…)»[283]283
  Drittes Weißbuch der Deutschen Regierung: Poln. Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges, Erste Folge, Dok. Nr. 11: Bericht des polnischen Botschafters in Paris, Lukasiewicz, an den polnischen Außenminister Beck vom 29. März 1939 über eine Unterhaltung mit dem US-Botschafter in Paris, Bullitt.


[Закрыть].

Таким образом, Великобритания, Франция и Польша пошли на военный конфликт с Германией в надежде на переворот или внутренний крах Германии.

Уже после завершения своего «дела» отец написал в Нюрнберге текст, в котором была изложена последовательность событий, приведших к фактическому началу войны. Это изложение, следовательно, не было предназначено для защиты, речь шла для него о том, чтобы зафиксировать для истории его взгляд на вещи, поскольку сам он ожидал, что будет «устранен» – этим словом в наших последних разговорах мы описывали ожидавшийся смертный приговор[284]284
  Ср. в последующем: Ribbentrop, J. v.: a. a.O., S. 186‑204, здесь: 186f.


[Закрыть].

Ситуация, которую я застал по возвращении, была гораздо более спокойной, чем при моем вылете. (…) Первая кульминация кризиса пришлась на следующий день после моего прибытия в Берлин. Я только теперь узнал, что у Адольфа Гитлера во время моего отсутствия состоялся очень серьезный разговор с британским послом Хендерсоном на Оберзальцберге, передавшим письмо от премьер-министра Великобритании. В нем говорилось, что военный конфликт между Германией и Польшей вызовет ответную реакцию Англии. В беседе с Хендерсоном и в последующем письме Чемберлену от 23 августа Адольф Гитлер заявил, что он преисполнен решимости урегулировать вопрос о Данциге и коридоре, и не намерен больше терпеть польские провокации. Британские военные меры он рассматривает как акт угрозы рейху и в этом случае немедленно объявит мобилизацию германского вермахта. Ситуация полностью зашла в тупик, фюрер прибыл в Берлин.

На следующее утро после возвращения из Москвы, то есть утром драматического 25 августа, я обсуждал с фюрером письмо Чемберлена и предложил ему вновь сделать попытку договориться с Англией. Вскоре после этого разговора я узнал, что с нашей стороны уже были начаты военные приготовления. Гитлер, вероятно, не ожидал в то время, что Англия вмешается и начнет войну из-за Польши. Пополудни я получил от чиновника Министерства иностранных дел известие о ратификации англо-польского договора, заключенного 6 апреля лишь неофициально. Я сразу поспешил с сообщением в рейхсканцелярию, чтобы побудить фюрера к остановке начатых военных мероприятий, – со словами, что ратификация англо-польского договора о гарантиях означает «войну с Англией», если он выступит против Польши, и что, следовательно, «приказ на марш» должен быть “немедленно отменен”»[285]285
  Белов, Nicolaus von: a. a.O., S. 187f.


[Закрыть].

Гитлер без возражений принял сообщение отца, сразу же, через Кейтеля, осуществив его предложение по остановке передвижений войск. Лишь теперь отец узнал от Гитлера, что «Италия не считает военный конфликт с Польшей случаем вступления в силу обязательств по союзному договору». То, что отец, будучи министром иностранных дел, не был сразу проинформирован, например, о разговоре с Хендерсоном 23 августа, о начале подготовки к военным действиям 25 августа и о заявлении итальянского посла в тот же день, лишний раз характеризует методы работы Гитлера. Личный адъютант Гитлера Николаус фон Белов[286]286
  Гита Зерени в своей книге об Альберте Шпеере отзывается о воспоминаниях Белова: «Я считаю книгу Белова единственным в своем роде документом, потому что здесь, по сути, простой, но абсолютно честный человек впервые пытается разобраться в происшедшем, […]»; ср. Sereny, Gitta: Das Ringen mit der Wahrheit, München 1995, S. 139.


[Закрыть] отметил, что отец никогда не участвовал в военных совещаниях. Так же и в острой кризисной ситуации последних дней августа не проводилось никаких совместных обсуждений под руководством Гитлера. Министр иностранных дел был впервые привлечен, по его свидетельству, лишь 28 августа, когда Хендерсон вылетел на самолете фюрера в Лондон, чтобы обсудить ситуацию с британским правительством.

28 августа в 17 часов вечера Хендерсон вылетел обратно в Берлин и привез подготовленный английским правительством меморандум. Так началась решающая фаза кризиса. За три часа до вылета Хендерсона в Берлин, 28 августа в 14 часов британское правительство по телеграфу запросило в Варшаве, разрешает ли польское правительство ответить германскому правительству, что Польша готова сразу вступить в прямые переговоры с Германией.

Представленный Адольфу Гитлеру меморандум британского правительства содержит соответствующее заявление: «Правительство Его Величества уже получило решительное заверение польского правительства, что оно готово на этих началах принять участие в переговорах». В отношении начал непосредственно перед этим было упомянуто, что должны быть обеспечены жизненные интересы Польши и что германо-польское соглашение, которое предполагается заключить, должно быть гарантировано на международной основе.

В опубликованной британским правительством после начала войны «Синей книге» упомянутое заверение польского правительства поразительным образом отсутствует. Оно должно было, так как запрос был сделан в 14 часов и вылет Хендерсона из Лондона состоялся в 17 часов, быть получено в Лондоне между двумя этими моментами времени. До сего дня держащийся в тайне точный текст ответа польского правительства имеет решающее значение для оценки дальнейшего развития событий.

Премьер-министр Великобритании Чемберлен торжественно заявил 1 сентября, что «все соответствующие документы» были сделаны «доступными для общественности» – и, тем не менее, отсутствует как раз этот важный документ. (…) Моя защита на Нюрнбергском процессе ходатайствовала о предоставлении британским правительством ответной ноты Польши от 28 августа. Это ходатайство было судом отклонено![287]287
  Ribbentrop, J.v.: a. a.O., S. 188–190.


[Закрыть]

28 августа в 22 часа 30 минут Хендерсон вручил Гитлеру британский меморандум[288]288
  Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges 1939 Nr. 2 (Hrsg.: Auswärtiges Amt), Dok. Nr. 463.


[Закрыть]. Отец передает содержание меморандума по смыслу: британское правительство соглашается с Гитлером, что опасности ситуации в данный момент состоят в сообщениях об обращении поляков с немецким меньшинством. По его мнению, требуется начать прямые переговоры между Германией и Польшей, при том, что с самого начала должно быть установлено, что достигнутое в результате соглашение должно быть гарантировано другими державами.

Во второй половине следующего дня (29 августа) Хендерсон был приглашен в 18 часов 45 минут в рейхсканцелярию. В ходе разговора британский посол пришел в сильное возбуждение и даже позволил себе ударить кулаком по столу, поведение, которое побудило бы фюрера, как он позже заявил Гессу, оборвать разговор, если бы мне не удалось отвлекающим вмешательством утихомирить страсти и предотвратить провал переговоров[289]289
  Ribbentrop J. v.: a. a.O., S. 191.


[Закрыть].

Позволительно вспомнить в этой связи совет немецкой конспирации британцам: пусть пошлют Гитлеру какого-нибудь генерала, который врежет хлыстом по столу, это был бы язык, понятный для Гитлера. Думал ли Хендерсон об этом предложении с немецкой стороны? Как бы то ни было, Адольф Гитлер передал, наконец, Хендерсону свой ответ в письменном виде. Из него следовало, что правительство Германского рейха[290]290
  Ср. в последующем: Ribbentrop, J. v.: a. a.O., S. 191–193.


[Закрыть]:

«1) несмотря на свою скептическую оценку перспектив подобных прямых переговоров с польским правительством желает принять английское предложение;

2) принимает предложенное посредничество британского правительства в отношении отправки польского представителя с общими полномочиями в Берлин и рассчитывает на прибытие данного лица в среду 30 августа;

3) со своими предложениями никогда не имело намерений нарушить жизненные интересы Польши или поставить под вопрос существование независимого польского государства;

4) сразу подготовит предложения приемлемого решения и предоставит их также и британскому правительству, по возможности, до прибытия польского переговорщика.

Этим заявлением Адольф Гитлер недвусмысленно принял английское предложение немедленных, прямых и равных переговоров с Польшей. Для оценки дальнейшего развития встает роковой вопрос: когда и в какой форме британское правительство выполнило принятое им самим обязательство передать это предложение польскому правительству?

Посол Хендерсон телеграфировал немецкий ответ своему правительству еще вечером 29 августа. Отчет Хендерсона, как это видно из британской Blue Book, был получен в Лондоне ночью в 15 минут пополуночи. Первой непосредственной реакцией британского правительства явилась телеграмма в Берлин о том, что было бы «неразумно» (unreasonable) ожидать польского представителя для открытия переговоров в течение 24 часов. Хендерсон в этой связи телеграфировал 30 августа лорду Галифаксу отчет о передаче (правительству рейха. – Прим. перев.) этого полученного им сообщения. В нем он цитирует замечание Адольфа Гитлера, что из Варшавы в Берлин можно прилететь за полтора часа. В качестве собственного комментария Хендерсон добавил к телеграмме: он за то, «чтобы польское правительство вгрызлось в кислое яблоко попытки в последнюю минуту (в оригинале – «около одиннадцатого часа» (цитата из Евангелия от Матфея, глава 20, стихи 5, 9). – Прим. перев.) установить прямой контакт с Гитлером, хотя бы затем, чтобы убедить мир в готовности, в свою очередь, принести жертву ради сохранения мира (…)».

Рекомендации своего берлинского посла, по крайней мере не отклонять категорически предложение Адольфа Гитлера, британское правительство не последовало. Оно не сразу переправило ответную ноту Германии польскому правительству и, таким образом, намеренно задержало передачу немецкого приглашения к переговорам. Правда, оно немедленно поставило в известность английского посла в Варшаве сэра Кеннарда, однако указало ему не разглашать ответ Гитлера польскому правительству, пока он не получит дальнейшие инструкции из Лондона[291]291
  Посол сэр Ховард Кеннард министру иностранных дел Галифаксу, Варшава 30 августа 1939 года; цит. по официальному британскому своду документов «Британская Синяя книга, документы и акты к началу войны в 1939 году, выпуск 1, Документ № 84: «[…] Я, разумеется, не передам польскому правительству печатной копии и не сообщу ему ответ Гитлера, прежде чем (как надеюсь, без задержек) получу указания».


[Закрыть].

Указание британского правительства своему послу в Варшаве в английской «Синей книге» не приводится, и оно по сей день остается неизвестным. Так же и в этом случае попытка моей защиты в Нюрнберге получить недостающий документ от британского правительства успеха не имела.

Представляет большой исторический интерес узнать, какая связь существует между инструкциями британского правительства своему послу в Варшаве и тем фактом, что в течение того же 30 августа была объявлена, хотя еще и не обнародована, всеобщая мобилизация в Польше. Дата этой мобилизации, о которой нам конфиденциально сообщили в тот же день, для общей оценки кризиса имеет первостепенное значение. С якобы сделанным Польшей заверением о готовности к прямым переговорам с Германией она находится в вопиющем противоречии.

И только во второй половине дня 30 августа британский посол в Варшаве уполномочивается своим правительством объявить польскому правительству текст немецкой ноты, в которой выражается готовность правительства Германии к прямым переговорам с Польшей. В то же время польскому правительству дается совет, «без промедления» «быть готовым» при определенных условиях на прямые переговоры. Этот совет был дан, однако, не с целью скорейшего урегулирования кризиса, но, как это показательным образом названо, с точки зрения «внутренней ситуации в Германии и мирового общественного мнения» (from the point of view of the Infernal Situation in Germany and of world opinion). Ссылка на «внутреннюю ситуацию в Германии» выражает, вероятно, намерение стилизовать Гитлера под поджигателя войны – в качестве массово-психологической предпосылки для запланированного и обещанного военного переворота.

Интересным образом, лишь в полночь 30 августа, то есть по истечении срока, предложенного немецкой стороной для появления польского переговорщика, Хендерсон передал еще один меморандум британского правительства. В то время как 28-го британское правительство требует немедленных прямых переговоров в качестве «логического следующего шага», то теперь оно предлагает германо-польские консультации о «способе установления контакта и подготовки к встрече» (method of contact and arrangements for discussions).

Отец описывает эти наполненные драматизмом часы следующим образом:

«Согласно полученным им инструкциям, посол Хендерсон сообщил мне при вручении британской ноты, что британское правительство не может рекомендовать польскому правительству принять предлагаемую правительством Германии процедуру переговоров. Оно рекомендует обычные дипломатические каналы, то есть привести дело в движение путем вручения предложений польскому послу (…).

Если правительство Германии предоставит эти предложения также и британскому правительству, и оно придет к мнению, что предложения представляют собой разумную основу для урегулирования подлежащих обсуждению проблем, то оно использует свое влияние в Варшаве в смысле их решения.

Со своей стороны, я указал Хендерсону на то, что согласно полученной нами конфиденциальной информации, в течение дня уже была объявлена всеобщая польская мобилизация. Я также должен был привлечь его внимание к факту, что германская сторона напрасно ждала польского переговорщика, вопрос о возможном предложении не может больше, следовательно, оставаться актуальным. Однако для того чтобы сделать еще одну попытку решения, я зачитал послу подготовленные предложения Германии, продиктованные самим Адольфом Гитлером и переданные мне с точными инструкциями и подробным разъяснением по каждому пункту.

Премьер-министр Чемберлен утверждал в своей речи в Палате общин 1 сентября 1939 года, что это чтение происходило «at top speed» (с высочайшей скоростью). Справедливо обратное[292]292
  Даже заговорщик д-р Пауль Шмидт (переводчик, не следует путать с одноименным главой пресс-службы Министерства иностранных дел) пишет в своей книге «Statist auf diplomatischer Bühne» на S. 459: «Риббентроп зачитал Хендерсону предложения по-немецки [Хендерсон свободно говорил на немецком языке], без того, однако, чтобы, как это часто утверждалось позже, особенно спешить. Напротив, к некоторым пунктам он давал еще и пояснения».


[Закрыть]. Утверждение Чемберлена тем более замечательно, что то, что Хендерсон совершенно правильно понял все существенные пункты немецких предложений и проинформировал о них свое правительство, документально подтверждается опубликованным позднее в британской «Синей книге» отчетом Хендерсона об этом разговоре. Более того, в своих мемуарах «Failure of a Mission» Хендерсон сообщает (стр. 273), что в два часа ночи, после окончания разговора со мной, он назвал польскому послу Липскому воссоединение Данцига с рейхом и референдум в коридоре в качестве основных пунктов немецких предложений. Хендерсон замечает по этому поводу, что он охарактеризовал их как несправедливые и рекомендовал Липскому: его правительство должно предложить немедленную встречу между маршалами Рыдз-Смиглы и Герингом. (…)

Когда я по окончании разговора вернулся в рейхсканцелярию, я доложил фюреру, что Хендерсон был очень серьезен и что он вновь укрепил мое убеждение в отношении вступления в силу британской гарантии Польше. Я рекомендовал передать послу Хендерсону сообщенные ему мной германские предложения также и в письменном виде. Гитлер отклонил это предложение, однако утром 31 августа он все же распорядился, чтобы текст через Геринга – Далеруса попал в руки английскому послу. Адольф Гитлер в этот день вновь ожидал вмешательства Англии или появления уполномоченного польского переговорщика и, наконец, распорядился вечером 31 августа обнародовать немецкие предложения по радио. Немедленный ответ Варшавского радио явился откровенной провокацией»[293]293
  Ribbentrop, J. v.: a. a.O., S. 195‑197. 10 сентября 1939 года Чемберлен записал в своем дневнике: «[…] Я думаю, что он [Гитлер] всерьез рассматривал соглашение с нами (“seriously contemplates”) и что он серьезно работал над предложениями (которые были объявлены также по радио) […]»; из: Feiling, K., a. a.O., S. 416 f.


[Закрыть].

Существенным содержанием немецких предложений являлось:

• Возвращение Данцига в Германский рейх.

• Плебисцит в коридоре на территории от Балтийского моря до линии Мариенвердер – Грауденц – Кульм – Бромберг – Шенланке. Правом голоса обладают все поляки и немцы, проживавшие в этой области с 1 января 1918 года. (Если последовать за линией, указанной на карте, то легко установить, что лишь относительно небольшая часть северного «коридора» должна была явиться предметом голосования.)

• Гдинген (Гдыня) исключается и остается за Польшей.

• Остальные предложения относятся к свободным путям сообщения в Германии и Польше, правам меньшинств для соответствующих меньшинств, демилитаризации Данцига и Гдингена, международному контролю и т. д.[294]294
  Предложения Риббентропа/Гитлера [через Далеруса] Хендерсону в: Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges 1939 Nr. 2 (Hrsg.: Auswärtiges Amt), Dok. Nr. 466.


[Закрыть]

В записи отца из Нюрнберга рассказывается далее:

«Британская «Синяя книга» подтверждает, что 31 августа в 9 часов 30 минут утра британское правительство располагало отчетом Хендерсона. Поскольку Хендерсон проинформировал Липского уже в два часа ночи, можно считать невероятным допущение, что своему собственному правительству содержание и результат разговора со мной он сообщил лишь так поздно. Доказано также, что «Daily Telegraph» утром 31 августа вышла с сообщением о ночном заседании британского кабинета, на котором обсуждались предложения Германии. Этот выпуск крупной лондонской газеты был замечательным образом изъят и заменен другим выпуском, в котором эта заметка отсутствовала[295]295
  IMT, Bd. XVII, Verhandlungsniederschriften, 28. Juni 1946, Vormittagssitzung; S. 214, Свидетельское показание тогдашнего министериаль-директора Ганса Фриче на Нюрнбергском процессе.


[Закрыть].

В любом случае является фактом то, что немецкие предложения утром 31 августа были известны как в Лондоне, так и в Варшаве и то, что английское правительство в течение этого важнейшего дня не предприняло больше никаких серьезных попыток преодоления кризиса. Благодаря вмешательству Англии, он мог бы 31 августа быть легко устранен. Достаточно было лишь уполномочить из Варшавы посла Липского принять германские предложения, но даже этого не случилось. (…)

Вечером 31 августа в половине седьмого польский посол Липский явился ко мне. Он заявил, что польское правительство «поддерживает предложение британского правительства», официальный ответ об этом будет предоставлен германскому правительству «вскоре». Для принятия германских предложений, не говоря уже о каких-то реальных переговорах, или даже только для обсуждения Липский не имел никаких полномочий, что он мне особо подчеркнул. В тот же день польский министр иностранных дел устно заверил британского посла Кеннарда, что польский посол в Берлине не уполномочен принять германские предложения»[296]296
  Британская «Синяя книга», выпуск 1, документ номер 96.


[Закрыть] (…)

Публикацией своих предложений германское правительство в очередной раз предоставило Польше возможность дать согласие на обещанные переговоры. События можно было еще скорректировать, если бы польское правительство поймало мяч, брошенный ему публично, и через свое радиовещание сообщило бы о своем позитивном отношении. Варшавская радиостанция и в самом деле ответила еще 31 августа около 23 часов. Но этот ответ – в британской «Синей книге» он отсутствует – говорил лишь о «наглом предложении» и с негодованием отверг переговоры. Германия, как было цинично подчеркнуто, тщетно ждала эмиссара из Польши. Ответ варшавского правительства заключается в военных приказах[297]297
  Ср. Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges 1939 Nr. 2, Dok. Nr. 469.


[Закрыть].

Польская позиция лишь тогда становится понятной, когда принимаются во внимание два факта, частично ставших очевидными только во время Нюрнбергского процесса:

1. Британское правительство не только не предприняло ничего кардинального в Варшаве для решения германо-польской проблемы, но даже назвало «нежелательным» возможный визит министра иностранных дел Польши Бека в Берлин. Видимо, боялись, что Бек, переговорив с Адольфом Гитлером, все же решится на мирное урегулирование.

2. Посол Липский, по всей очевидности, посвященный в планы немецких оппозиционных кругов, придерживался мнения, что «при начале войны в Германии разразится военный переворот», «Адольф Гитлер будет устранен» и «польская армия, самое позднее, спустя шесть недель будет в Берлине»[298]298
  Ср. показания Биргера Далеруса на Нюрнбергском процессе: IMT, Bd. IX, Verhandlungsniederschriften, Vormittagssitzung des 19. März 1946, S. 521.


[Закрыть]. (…)

2 сентября Муссолини сделал еще одну попытку урегулирования кризиса. Он предложил международную конференцию, которая должна была собраться 5 сентября, имея целью «подвергнуть пересмотру положения Версальского договора, являющиеся источником непрестанных помех в европейской жизни». Дуче дал понять, что он мог бы осуществить организацию конференции при условии, что «армии остановятся».

Мы приняли это предложение и, когда также и Франция отреагировала положительно, то в течение нескольких часов 2 сентября казалось, будто мир еще можно было спасти. Лишь британское правительство устами лорда Галифакса отвергло вечером 2 сентября в Палате лордов это последнее мирное предложение.

Чемберлен заносит в дневник 10 сентября:

«Последние затянувшиеся агонии (the final long-drawn-out agonies), предшествовавшие фактическому объявлению войны, были невыносимыми до предела. Мы стремились к тому, чтобы дела обострились (we were anxious to bring things to a head), но было три осложнения: секретные переговоры, которые велись с Герингом и Гитлером через нейтрального посредника; предложение Муссолини о созыве конференции и французское стремление как можно дольше тянуть с фактическим объявлением войны, пока они не эвакуируют жен и детей и не мобилизуют армию, мы мало что могли сказать по этому поводу публично (…) (There was very little of this that we could say in public)».

Далее под той же датой он заносит:

«(…) Я думаю, что он (Гитлер) всерьез рассматривал соглашение с нами (seriously contemplates) и что он серьезно работал над предложениями (которые были объявлены также по радио) (…) и которые он считает великодушными»[299]299
  Feiling, Keith: a. a.O., S. 416 f.


[Закрыть].