Текст книги "Влечение"

Автор книги: Рози Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Роб Эллис обошел кухню. Пустил воду. Наполнил чайник и поставил на конфорку. Открыл дверцу буфета и снова закрыл. Джесс ошарашенно вскинула голову.

– Что вы делаете?

– Ставлю чай.

Похоже, он испытывал потребность в какой-нибудь, хотя бы самой незначительной, деятельности.

Оба молчали. Был момент, когда Джесс была готова обрушить на Роберта Эллиса поток гневных обвинений, поддаться панике или удариться в слезы. И вдруг поняла: он чувствует то же, что она.

Она не накричала на него и не расплакалась. Просто кивнула.

– Заварка в буфете, слева от вас.

Он заварил чай и, налив чашку, подвинул к ней. Свою же отставил в сторону и занялся очисткой раковины от использованных пакетиков с чаем, яичной скорлупы и размокших крошек. Все это он выбросил в мусорное ведро. Потом пустил горячую воду и нашел флакон с чистящим средством. Вымыл посуду и составил в сушилку.

Джесс выпила чай. Роб Эллис стоял к ней спиной. Когда он вытягивал руку, кожаная куртка слегка поскрипывала. Ему было тесно в ограниченном пространстве между столом и раковиной. Неуклюжестью движений он напоминал Дэнни. На мгновение Джесс померещилось, будто это Дэнни моет посуду после ужина.

Ее захлестнула волна материнской нежности. И благодарности к этому сильному парню за то, что он пришел и заполнил своим крупным телом зияющую пустоту дома.

– Ваш чай стынет.

– Мне не хочется.

– Давайте кончайте уборку.

Он нехотя повернулся к ней. Джесс указала на стул по другую сторону стола.

Она посмотрела на его руки, тяжелую массу достающих до плеч волос и лиловые круги под глазами. Ничего общего с Дэнни…

Роб с неожиданной горячностью произнес:

– Вы, наверное, думаете – как у меня хватило наглости прийти?

И, не ожидая ответа, продолжил:

– Это не наглость. Просто я не мог не прийти. Меня прямо тянуло сюда. Я много думал о вас с тех пор, как это случилось. И еще больше после того, как мы встретились в городе и вы упали. У вас было такое лицо… Дэнни очень похож на вас. Был. Не тогда, когда лежал в больнице, а прежде. Когда мы с ним дружили.

– Ничего себе дружба!

– Да, дружили. У нас было много общего, мы отлично проводили время. А потом я врезался в мост, а он кончил дни на больничной койке.

Джесс холодно взирала на него, разрываясь между злостью и горем и одновременно поражаясь хрупкости защитной брони – и ее, и Роба. У него дрожали руки, и ей снова пришло в голову, что они чувствуют одно и то же. Встав из-за стола, она подошла к буфету и отмерила обоим виски. Он удивленно воззрился на нее.

– Вы предлагаете мне выпить?!

– А вы думали, я вам предложу яд? Или хлорку?

Улыбка неузнаваемо преобразила лицо Роба. Он взял у нее бокал и выпил.

– Недавно ко мне приезжали из полиции, – сказала Джесс. – Против вас возбуждают уголовное дело.

– Знаю.

Их взгляды встретились. Из прищуренных глаз Роба на нее смотрела боль.

– Что вы с Дэнни делали в тот день?

– Ходили в спортзал. Дэнни увлекался тяжелой атлетикой, так что мы провели тренировку.

Робу было тяжело вспоминать события того дня. Каждый час навечно отпечатался в памяти. Воспоминания кололи изнутри, как занозы. Но он все-таки начал свой рассказ, а мать Дэнни слушала, не спуская с него глаз. Он вспомнил даже бильярд в баре и как Дэнни его обыграл. А потом – кафе, где они познакомились с девушками, и как развивалось это знакомство. Джесс оставалась неподвижной, только изредка подносила к губам бокал с виски.

– Потом мы вчетвером поехали на квартиру к одной из девушек.

– Да, мне сказали. Как ее звали?

– Зовут. Кэт. Дэнни увлекся.

– Он пользовался у девушек большим успехом. А вы?

Роб медленно наклонил голову, не зная, как рассказать о том, что было дальше.

– Да, у меня с этим тоже нормально. Было.

Это «было» открыло Джесс, как, должно быть, изменилась его жизнь после этого случая.

Она немного изменила тон:

– Расскажите, что произошло между вами двоими и той девушкой. Только, пожалуйста, правду – для меня это очень важно.

– Мы просто… Да ничего особенного… Бывает, знаете, ситуация выходит из-под контроля… Некого винить…

– Кого вы выгораживаете – себя или Дэнни?

Роб промямлил:

– Никого…

– Тогда говорите правду.

«Спокойно, – сказал себе Роб. – Может, ей и вправду лучше знать, на что в иные минуты был способен Дэнни? Как это он однажды выразился о матери? «Готова целовать землю у меня под ногами»». И ухмыльнулся. Она не подозревает, что, когда ему что-то приспичивало, ее сын становился совершенно неуправляемым. Но что толку говорить об этом сейчас, когда его нет в живых?

– Продолжайте, – уронила Джесс.

Роб вернулся к своим воспоминаниям. События того вечера были свежи в памяти, нужно только правильно подобрать слова.

– Дэнни поцеловал ее. Так, легкий флирт. Дальше в лес – больше дров. Сказал, что любит.

Джесс сидела как мышка, опустив голову. Эта неподвижность, это бессилие внушили Робу желание открыть ей глаза. Конечно, по возможности скрасив неприглядную истину.

Дэнни опрокинул девушку на кровать. Чем упорнее она сопротивлялась, тем больше он зверел. Ему удалось втиснуть бедра между ее ногами. Она бешено лягалась и крутила головой из стороны в сторону. Придя в чувство, Зоя с открытым ртом резко села на кровати. Кэт продолжала извиваться. Роб вскочил и, схватив Дэнни за плечи, потащил его прочь от девушки. Затрещала материя – Дэнни порвал ей что-то из одежды. Он тяжело пыхтел. Роб заорал: «Слезай, Дэн, так тебя растак! Живо!»

Дэнни был сильный парень, а в эту минуту совершенно потерял человеческий облик. Сдавив Кэт горло, одной рукой он пригвоздил ее к кровати, а другой двинул Роба в челюсть.

– Чего выступаешь? – рявкнул он. – Она моя!

Вконец обессилев под двойной тяжестью, Кэт только и могла, что мотать головой из стороны в сторону; с поцарапанных губ срывались слабые, невнятные звуки. Зоя вскочила на ноги; ее немного пошатывало.

Роб ухватил Дэнни за шею и потащил на себя. Кэт удалось вырваться. Сцепившись, парни покатились по полу, опрокинули стул. Зоя издала отчаянный нечленораздельный звук, от которого пробудился весь дом.

Дэнни поднялся на четвереньки и все норовил сбросить с себя Роба. Кто-то загрохотал кулаком в дверь; Зоя перестала вопить и, поскуливая, побежала открывать.

– Вызовите полицию! – всхлипывая, пробормотала она. Кто-то, грохоча, ринулся вниз по лестнице.

Рывком Роб заставил Дэнни встать. У того было помятое лицо и безумные глаза, но он все еще вертел головой в поисках Кэт. Она снова забралась на кровать и испуганно прижалась к стене. По щекам текли черные от туши слезы.

Роб крикнул:

– Бежим, Дэнни! Нужно делать ноги, пока не приехала полиция!

Парни метнулись к двери. Зоя шарахнулась с дороги. В подъезде они вихрем пронеслись мимо насмерть перепуганной девушки возле телефона.

Роб рассказал все это лаконично и максимально бесстрастно, стараясь изгнать из своего голоса и взгляда ужас перед насилием – ужас, вызванный воспоминанием об отце.

– Все было кончено за каких-то пару минут. Мы успели добежать до фургона, а на кольцевой за нами увязалась полицейская машина.

– И тогда вы потеряли управление и врезались в мост.

– Да.

Джесс встала и, подойдя к буфету, налила себе еще виски. Неужели Дэнни и впрямь пытался в пьяном виде изнасиловать девушку? Всеми силами души она отвергала рассказанную Робом историю, но что-то в его поведении и голосе подсказывало: это правда. Спиной она чувствовала его настороженный взгляд.

Наконец она повернулась к нему лицом.

– Почему ты оказался здесь в канун Рождества? Где твоя семья? Мать?

Роб тяжело уставился на нее. Кажется, сделал все возможное, чтобы не касаться фактов своей биографии. За последние годы он словно заново сотворил себя. Так почему эта женщина так быстро и безошибочно уловила связь между его прошлым и недавними событиями?

– Мать умерла. Отец семь лет назад уехал в Шотландию. Мы потеряли друг друга из виду. Так что я сам по себе.

– Извини, – мягко отозвалась Джесс и не стала дознаваться, от чего умерла его мать и почему уехал отец. Он все равно не скажет. Во всяком случае сейчас.

Роб опорожнил свой бокал и поднялся, едва не опрокинув стул. Шум испугал обоих.

– Ну, я пошел.

– Не спеши, – ответила Джесс. – Можешь остаться и перекусить. – Она вдруг почти весело рассмеялась. – Правда, у меня нет ничего съедобного. Одна выпивка.

– Неподалеку должен быть китайский ресторанчик, где всегда можно взять еду на вынос. Даже в канун Рождества.

И правда, «Золотой дворец» должен работать. Джесс встала.

– Пойду приму горячую ванну. А потом, если хочешь, сходим к китайцам.

Она быстро, чтобы не видеть его смущения, направилась к двери. Робу не хотелось никуда идти. Лучше бы остаться и продолжить разговор.

– Убраться здесь, пока вы будете принимать ванну?

– Как хочешь.

Она была уже на пороге, когда он ее окликнул и указал на транзисторный приемник Дэнни, оставленный на подоконнике.

– Можно послушать?

Перед глазами поплыли картины прошлого.

– Пожалуйста.

* * *

Джесс пустила горячую воду и долго лежала, покрытая пеной. Ванная была как раз над кухней, и до нее доносилась приглушенная музыка. Дэнни всегда врубал на полную мощность. Неужели он и вправду в пьяном виде пытался изнасиловать девушку? Сквозь сомкнутые ресницы Джесс сочились слезы.

Глава 5

На столе с вечера остались пустые тарелочки из фольги. Накануне у обоих разыгрался аппетит, и они съели все без остатка. Джесс взяла одну тарелочку и окунула палец в остывший кисло-сладкий соус. Потом облизнула его и поняла, что опять проголодалась. Она сварила себе кофе и достала коробку с печеньем. Она проспала двенадцать часов подряд!

Казалось, дом еще полон шума, который принес с собой Роб Эллис. В кухне пахло хлоркой и лимонным очистителем, а также едой из китайского ресторанчика. Насытившись, они долго говорили о Дэнни. Джесс вспоминала его детские годы, а Роб слушал со странной, пугающей жадностью. В свою очередь, Роб заставил ее под другим углом взглянуть на Дэнни – как на взрослого парня. Мужчину.

– Он весь лучился – как бы поточнее выразиться? – оптимизмом. Жил вдохновенно, на одном дыхании, и это привлекало к нему других людей. Женщин, других ребят, включая меня. Он был убежден, что все к лучшему, и это почти всегда так и было.

Такие отзывы бальзамом пролились в сердце матери. Они не затрагивали роковую вечеринку и ее последствия.

Джесс была признательна Робу за компанию и за тот образ Дэнни, который он творил для нее из воспоминаний. Ну разве не удивительно, что она запросто сидит за одним столом с Робертом Эллисом, ведь еще недавно она пыталась его ударит? Что это – очередное безумие или, наоборот, отрезвление?

Наевшись, Роб вежливо встал из-за стола. Джесс проводила его до входной двери; они обменялись рукопожатием. Дождь кончился; небо чудесным образом прояснилось и теперь было усыпано звездами. Они синхронно запрокинули головы; к небу поднялись два облачка, два теплых дыхания.

– Спасибо вам, – проговорил Роб.

– Спасибо тебе.

Уже после его ухода Джесс поняла, что у нее осталось много вопросов. Она вернулась в дом, легла в постель и проспала двенадцать часов подряд.

* * *

– Он симпатичный парень, – произнесла она вслух, словно отвечая незримому собеседнику. – Хотя в нем есть что-то странное. Не плохое, нет. Просто… какая-то незавершенность.

Сказала – и сама испугалась, когда эти слова эхом прокатились по комнатам, напомнив о ее одиночестве. Уютный запах свежего кофе выветрился.

Джесс пошла в гостиную и набрала номер Лиззи. Джеймс заботливо спросил, как она себя чувствует, удобно ли в гостинице, не скучает ли она.

– Нам здесь очень нравится, – солгала Джесс. – Это как раз то, что нужно: отдых в полном смысле слова. Можно Лиззи на пару слов?

Она знала: на праздники к ним приехала престарелая и не очень-то легкая в общении мать Джеймса. Видимо, сейчас они садятся за стол или уже ужинают.

Она пожелала Джеймсу счастливого Рождества, а потом повторила Лиззи свой хвалебный отзыв о гостинице.

– Да, да, все прекрасно. У нас уютная комната, и здесь есть с кем поболтать. Сейчас мы с Джулией идем ужинать. Я опять объемся и начну клевать носом в шезлонге. Кажется, так и положено отдыхать? Как там Сок? Ему понравились подарки?

Лиззи была рада ее звонку, но явно спешила.

– Рада за тебя, дорогуша. Кажется, Сок на грани рева. Скучаю по тебе. Обещаешь хорошо себя вести?

– Ну конечно.

– Счастливого Рождества.

Рубикон был перейден. Джесс переступила черту: солгала, чтобы сохранить в мире местечко для себя самой, нарушила законы разумного поведения, которым всегда отличалась. Вернулась к тому дикому, непредсказуемому образу Джесс Эрроусмит, который, казалось, давно и прочно похоронила. Вырвавшись из болота безутешного горя, очертя голову бросилась в омут непостижимой эйфории.

Она позвонила в Сидней. Трубку сняла Мишель. Джесс поздравила ее с Рождеством и спросила, как они провели день.

– Спасибо, – с удивлением в голосе ответила Мишель. – У нас тут жара – тридцать два градуса. Устроили пикник на берегу.

– Замечательно!

– Бетт понравилось. Не кладите трубку, я ее сейчас позову.

Подошла Бетт.

– Мам? Я уж думала, ты не позвонишь. Чем вы там с Джулией занимаетесь? Очень холодно? Или идет снег? Здесь жарища – совсем не похоже на Рождество.

У Бетт был несчастный голос. Джесс поспешила заверить ее, что с ней все в порядке. Стоит нормальный рождественский мороз. Она очень скучает по дочери.

– Мам, тебе не слишком тоскливо?

– Нет, нет.

– Позвать папу?

– Разве что на пару слов.

После короткого обмена поздравлениями у Джесс возникло такое чувство, словно они с Йеном еще больше отдалились друг от друга.

* * *

После ужина мать Джеймса села смотреть по телевизору рождественскую речь королевы. Лиззи унесла наверх измученного Сока и уложила в кроватку прямо в одежде. Он было закапризничал, но веки неудержимо смыкались, и он уснул со слипшимися от слез ресницами. Обернувшись, Лиззи увидела на пороге детской Джеймса; он приложил к губам палец.

Утром у нее даже не было времени застелить кровать. Мятые простыни и наволочки манили к себе. Она откинула со лба волосы, а другой рукой уперлась в пояс кремовой кашемировой кофточки, которую он подарил ей на Рождество.

– Ну вот, – прошептал Джеймс. – Пора и нам баиньки, как по-твоему?

В столовой и кухне высились горы грязной посуды. Супруги окинули их взглядами и, приняв одно и то же решение, заговорщицки улыбнулись друг другу. Джеймс бесшумно задернул шторы и обнял жену.

Их неприбранное гнездышко гостеприимно распахнуло для них объятия. Обвив ногами талию мужа, Лиззи затрепетала от желания и восторга. По телу пробежала сладкая судорога. Через плечо Джеймса она увидела, как Сок заворочался во сне, и немного сбилась с ритма. Джеймс закрыл ей глаза ладонью.

– Пора укладывать его в отдельной комнате. Здесь ты должна принадлежать только мне.

– Согласна.

Они начали двигаться в унисон. Уже на подступах к вершине Лиззи взмолилась:

– Подожди!

– Нет, – отрезал Джеймс. И Лиззи в очередной раз восхитилась способностью мужа проявлять покладистость где угодно, кроме постели.

Потом, когда они лежали в обнимку, Лиззи спросила:

– В разговоре с Джесс тебе ничего не показалось странным?

Джеймс нахмурился.

– Показалось.

– У нее был какой-то напряженный голос.

– Но это так естественно. Не беспокойся за нее.

– Она сама за меня беспокоится.

– В этом больше нет необходимости.

* * *

Джесс отправилась на прогулку. Неожиданно наступившие холода лишили мир красок. Крыши, сучья и стены домов угрюмо чернели на фоне белого неба; между этими двумя цветами кое-где виднелись серые промежутки. Это было переходное время, когда в окнах вспыхивал свет, но шторы еще не задергивали. Джесс невольно видела, что происходило внутри.

Каждый желтый квадратик являл собой живую картину семейного счастья – с мужем, женой, детьми, дедушками, бабушками, двоюродными братьями и сестрами, радостно возбужденной собакой и кошкой, мирно дремлющей на коврике перед камином.

У Джесс появилось такое чувство, словно ее душа покинула тело.

Должно быть, подумалось ей, ее семья за рождественским ужином, среди свечей и мишурного блеска, производила впечатление такой же идеальной. Однако в действительности все было совсем не так. И Рождество никогда не проходило безоблачно. Долгое пребывание в тесном семейном кругу только усиливало неудовлетворенность Джесс своим браком. Кончалось тем, что она торжественно обещала себе: в будущем году все будет по-другому. Естественно, этого не происходило. Ее утешением были дети. Они-то обожали Рождество, с нетерпением его ждали и наслаждались снисходительностью взрослых во время праздника. Так было и в более поздние годы, когда Йен ушел к Мишель.

Еще совсем недавно, в этом году, Дэнни ностальгически вздыхал:

– Здорово было в детстве! Ты превращала Рождество в сказку, настоящее чудо. И папа был дома, и мы чувствовали себя в безопасности.

Йен никогда не позволял себе отлучаться на Рождество по своим коммерческим делам.

– Ты прав, – ответила она. – Мы были счастливы.

Сейчас она радовалась тому, что не дала волю грусти и ответила так, как положено отвечать детям.

Она завернула за угол и пошла вдоль новой вереницы желтых квадратиков, думая о том, что кроется за внешне благополучным фасадом каждой семьи. Эти мысли нагнали на нее тоску, и она обрадовалась, когда в домах начали задергивать шторы. Она ускорила шаг и вскоре вышла на окраину, где было гораздо темнее. Пришлось повернуть обратно.

Однако мысли упорно возвращались к мужьям и женам за теперь уже занавешенными окнами. Счастье – всего лишь бесплатное приложение к браку, а не обязательная основа. Джесс больше не жалела о том, что ее брак распался, только задавалась вопросом: как бы она перенесла потерю сына, если бы могла разделить горе с мужем? Но, положа руку на сердце, разве Дэнни принадлежал им обоим? Нет. Дэнни всегда принадлежал ей одной.

Сделав круг, она вышла на свою улицу с противоположной стороны. Лицо раскраснелось на морозе. Дома она включила повсюду свет и плотно задернула шторы, не желая устраивать вернисаж из собственных живых картин.

* * *

Когда в дверь постучали, ей не нужно было гадать, кто это. Направляясь к двери, она отдала себе отчет в том, что переступает еще через одну черту.

На крыльце стоял Роб с бутылкой вина и коробкой шоколадно-мятных конфет, перевязанной алой ленточкой.

– Если хотите, можете послать меня подальше.

Джесс промолчала. Лицо парня выражало вызов и одновременно беззащитность. Поэтому она пропустила его высказывание мимо ушей.

– Я весь день проторчал в четырех стенах и думал о вас: как вы тут одна. Вот и…

Он запнулся: очевидно, ему было не так-то легко произнести то, что он собирался сказать.

– Я вам вчера не все сказал, что хотел. Понимаете… Не представляю, как это вышло, но… это действительно был несчастный случай. Если бы это зависело от меня, лучше бы я погиб вместо него. Но этого не случилось. Что еще я могу сказать вам? Что?

Он зло рассек воздух кулаком, в котором все еще держал за горлышко бутылку.

– А теперь вот приперся, как на дружеский сабантуйчик. Простите меня, ладно?

Джесс поняла, что Роб либо навеселе, либо «нанюхался», а может быть, и то и другое. Но, к своему удивлению, не почувствовала ни страха, ни злости. Ему было нелегко прийти сюда.

– Ну, я пошел. – И он протянул ей вино и конфеты.

Джесс схватила его за руку и, не обращая внимания на сопротивление, втащила в дом. Заперла дверь. Поставила гостинцы на стол. И обняла Роба, как будто это был Дэнни.

– Все в порядке… Все будет хорошо…

Роб был выше и сильнее ее сына. Джесс почувствовала себя маленькой и совершенно выбитой из колеи. В то же время в ней пробудился материнский инстинкт, пусть даже направленный не на того человека. От Роба шел свежий запах, вернее, смесь нескольких смутно знакомых запахов. Она повернула лицо в сторону.

Роб неловко пошевелился; заскрипела кожаная куртка. Он явно не знал, куда девать руки.

Джесс опустила свои.

– Вы включили свет во всем доме?

– Да. Хорошо, правда?

Он молча последовал за ней в гостиную. Она прихватила вино и конфеты. Рождество все-таки. А они по неисповедимой воле судьбы отрезаны от всех остальных.

– Будем пить вино? – спросила Джесс. – Есть еще виски. Ты не голоден? Боюсь, что сегодня даже «Золотой дворец» не работает.

– Вы поняли, что я сказал? Я не убийца. Я, правда, был под градусом, но не настолько. Да, мы удирали от полиции. Но ведь за рулем мог сидеть Дэнни – я нередко одалживал ему фургон.

Джесс рассеянно открыла морозильник и достала что-то, завернутое в фольгу и покрывшееся кристаллами льда. Лазань – деликатесная лапша от «Маркса и Спенсера», две порции. Куплена еще при Дэнни. Джесс редко покупала там продукты: дорого. И вот – пригодилось на Рождество.

– Но ведь этого не случилось. Ты жив, а мой сын погиб.

Она спохватилась и не дала сорваться с языка тяжелым обвинениям. Положила лазань в микроволновую печь и покрутила ручки.

Роб сжал руками голову.

– Я не нуждаюсь в напоминаниях. Ах, если бы я мог снять с души часть тяжести, излив перед вами душу!

– Если бы да кабы, – с каменным лицом произнесла Джесс.

Она неловко, чувствуя на себе взгляд Роба, двигалась по кухне, доставая ножи и вилки, раскладывая их на столе, машинально расставляя тарелки. Собственные руки казались ей непомерно большими; от того, что она старалась прямо держать голову, заболела шея.

– Мне пришел повторный вызов.

– То есть?

– В полицию. Они там собирают улики и свидетельские показания. Когда соберут, предъявят мне обвинение. Назначат день суда.

– Да, это мне известно.

Он сел и уронил лицо в ладони. Джесс подошла и дотронулась до его плеча. Ее снова пронзило странное ощущение: они чувствуют одно и то же.

Засвистела микроволновая печь.

– Есть хочешь?

Он против воли кивнул. За столом она попросила:

– Расскажи все, что ты помнишь. Об аварии. Ты ведь за этим и пришел?

– Как вас зовут?

– То есть?

– Как мне к вам обращаться – миссис Эрроусмит или как?

– Джесс.

– Ладно. Значит, Джесс.

Он рассказал об их бегстве от дома Кэт. Она все ниже наклоняла голову.

– Мы вскочили в фургон. Гнали как сумасшедшие по закоулкам. Потом выбрались на кольцевую и заметили погоню. Я выжал газ.

– А Дэнни?

– Он все кричал: «Гони, Роб! Гони!» Потом вдруг вспыхнули огни. Меня ослепило.

Роб уронил нож и вилку и горестно мотнул головой.

– Я увидел бетонную стену. Очень близко. Капот – всмятку. Пассажирское место пусто. Дверца распахнута. Дэнни лежит на обочине, как будто спит. Вот и все, что я помню.

– Понимаю.

Он всем корпусом повернулся к ней.

– Да? Вы можете себе представить, что чувствуешь, если по твоей вине погиб человек?

– Я не то имела в виду.

Роб рассек ребром левой руки воздух и хватил по тарелке. Та слетела со стола и разбилась вдребезги. Он вздрогнул и зажал ладонями уши. Джесс отпрянула.

– Не бойтесь. Я не способен причинить кому-то зло. Только самому себе.

«Мальчишка, – подумала Джесс. – Как Дэнни. Зациклен на самом себе». Тем не менее ее тронул его саморазоблачительный пафос.

– Извините – разбил тарелку.

Он собрал осколки и бросил в мусорное ведро.

– Ничего.

Джесс встала. В ее тесной кухне было не так-то просто разойтись. По этой или по какой другой причине, но она вдруг уткнулась лбом в его грубошерстный свитер. Роб положил ей ладонь на затылок и приблизил ее лицо к своему. Оба долго стояли, затаив дыхание, прислушиваясь к самим себе.

– Что же нам делать? – пробормотала Джесс.

– Тянуть лямку. Что еще остается?

Неожиданно это ее успокоило. «Тянуть лямку». Должно быть, перед Робом вопрос так стоял не впервые. А разве не так жила она сама?

Она отстранилась и, поставив перед ним другую тарелку, указала на лазань.

– Приканчивай.

Себе она налила вина.

– У тебя есть адвокат? Что он говорит?

Роб сгорбил плечи.

– Что он может сказать? Пустомеля. К тому же еще не видел дела. Меня будет судить королевский суд. Больше мне ничего не известно.

– Может, мне поговорить с твоим адвокатом?

Роб недоверчиво уставился на нее. А убедившись, что она не насмехается, улыбнулся. До сих пор Джесс не видела, как он улыбается. Она против воли почувствовала восхищение – и не только. И вдруг заметила, что Роб точно так же оценивающе смотрит на нее. Она застыдилась и поднесла ладонь к лицу:

– Не стоит, – тихо ответил Роб. – Но спасибо за предложение.

Они одновременно поднялись, чтобы отнести посуду в мойку. Однако на этот раз двигались крайне осторожно, избегая столкновений.

– Идем в гостиную, – предложила Джесс. Она не затопила камин, и в комнате было холодно, неуютно.

– Можно? – спросил Роб, указывая на камин. Минутой позже в топке весело заплясали желтые огоньки. На них уныло пялился единственным глазом невключенный телевизор.

– Сейчас идет «Рождественская ночь со звездами экрана», – пробормотал Роб.

– Может, лучше просто посидим, потолкуем? – возразила Джесс. Она еще не задернула шторы, и с улицы они должны были смотреться как мать и сын, вместе встречающие Рождество.

Роб как будто прочитал ее мысли – встал и задернул шторы. Джесс неожиданно всхлипнула.

– Господи, почему с нами нет Дэнни?

Роб взял ее за руку.

– Я понимаю, что вы чувствуете. Но его не вернуть.

– Расскажи мне правду.

– Все, что хотите.

– Кто все-таки набросился на девушку – Дэнни или ты?

Роб молчал.

– Дэнни, да? Но зачем?

– Так уж он был устроен: если что-нибудь приспичит, вынь да положь! Любил добиваться своего во что бы то ни стало.

Да. Он привык добиваться своего – будь то ее внимание, или игра в монопольку, или игрушка Бетт…

Она заботилась о Бетт, но была с ней строга. Зато Дэнни получал от нее все, что хотел.

Напрасно она доискивалась правды!

– А что сделал ты?

Роб смущенно пожал плечами.

– Кэт ужасно расстроилась, а ее подруга начала кричать. Я понял: нужно сматывать удочки.

– Почему?

– У меня уже был привод в полицию.

– За что?

Он рассказал ей о Свином Рыле и обидной кличке.

– Понятно, – задумчиво произнесла Джесс. – Хотя и не совсем. Расскажи подробнее – если, конечно, ты не против.

Он был не против.

– Моя мать умерла, а отец сбежал. Когда мне стукнуло тринадцать, меня определили в семейный детский дом к людям по фамилии Пурс [2]2
  Purse – кошелек (англ.).


[Закрыть]– она им здорово подходила. В первый же день, когда я только поступил, мне выдали несколько листочков туалетной бумаги – недельную норму.

– А если бы не хватило?

– Кради у других. Или проявляй изобретательность. Не будем входить в подробности, да?

Джесс кивнула.

У Пурсов он пробыл полгода. В память навсегда врезались вонь и вкус тушеной картошки. Потом его снова перевели в сиротский приют.

– Сколько тебе было, когда ты потерял мать?

– Десять.

И пошло-поехало – сменяющие друг друга приюты и семейные детские дома.

– А почему отец о тебе не позаботился?

– Не смог. Ну ладно, теперь ваша очередь рассказывать.

Джесс прикинула: когда Роб жил у Пурсов, ей было тридцать пять. Дэнни – десять.

По сравнению с тем, что рассказал Роб, ее жизнь протекала вполне благополучно. В то время она устроилась на неполный рабочий день телефонисткой на заводе водопроводного оборудования. Работа была скучная, зато платили больше, чем садоводу. Йен мотался по всему свету. Подрастали Дэнни и Бетт. Она уже не могла толком вспомнить, как себя чувствовала. Наверное, подчиняясь инстинкту самосохранения, сознательно создала серенький вариант своей личности, надежно упрятав от посторонних глаз другую Джесс – бесшабашную и виноватую.

Роб весь обратился в слух.

– Нормальная жизнь, – резюмировал он по окончании ее рассказа.

– Да. Я бы сказала – безопасная. Без приключений.

– Для тех, кто хочет избежать опасности, приключения таят угрозу. Обычный выходной становится событием, особенно если ты под кайфом. Мы с Дэном постоянно меняли бары.

– Ты не чувствовал себя в безопасности?

Он ощетинился.

– Не помню.

«Или не скажу», – отметила она.

Разговор завершился заполночь, точнее в час ночи. Рождество осталось в прошлом.

– Пойду, пожалуй, – нехотя сказал Роб.

Не глядя на него, Джесс предложила:

– Можешь остаться на ночь. В комнате моей дочери. (Только не в спальне Дэнни.)

* * *

Роб лежал на спине на кровати Бетт. В горле пересохло: он слишком много говорил. Уж и не припомнить, когда он столько молол языком. Ему понравилась манера Джесс слушать, не переводя разговор на себя. Она не нуждалась в самоутверждении, как девушки его возраста, – просто была собой. Ее сочувствие было искренним, но сдержанным. Она не играла в «видишь-как-мне-тебя-жалко».

Грязь на кухне действовала ему на нервы, потому что вызывала непрошеные ассоциации. Так что его первым побуждением было убраться. Позднее он понял, что беспорядок вовсе не в духе Джесс и говорит лишь о силе ее страдания, причиной которого послужил он сам. Никакая хлорка не поможет.

У Джесс были красноватые руки с коротко подстриженными ногтями. Волосы того же цвета, что у Дэнни. Выразительные темные брови придавали женщине строгий вид.

В комнате ее дочери были розовато-кремовые занавески. На стене – аккуратно расположенные фотографии в рамках. На этажерке у окна – коллекция фарфоровых зверюшек. На кровати – покрывало в розовую и кремовую полоску.

В этой утонченной обстановке Роб показался себе захватчиком – потным и грубым. Он выругался про себя и, перевернувшись на живот, зарылся лицом в подушку. Сон никак не шел. Дом был полон воспоминаний и чувств. Роб казался себе диким зверем; чувство вины следовало по пятам.

* * *

Он очень осторожно постучался в дверь ее спальни.

– Что тебе нужно?

Джесс была еще в постели. Сквозь задернутые шторы в комнату сочился слабый утренний свет. Она села на кровати и натянула одеяло до подбородка.

– Я подумал, может, вам хочется чаю.

Он поставил чашку на тумбочку и собрался уходить.

– Спасибо. Который час?

Он сказал ей время.

– Мне выметаться?

Он спрашивает только для проформы, догадалась Джесс. Уверен в положительном ответе.

– Можешь остаться, если хочешь.

– Ага. То есть да.

* * *

Попозже, когда немного потеплело, они выехали за город. Оставив машину на обочине, поднялись по покатому склону холма. С голой вершины были хорошо видны поля, переходившие в болото, и нескончаемая вереница невысоких холмов, усыпанных небольшими коттеджами. Джесс шла быстрым размашистым шагом, подставляя лицо ветру. Деревня была слишком далеко, чтобы можно было различать людей. Редкие автомобили на ленточках огороженных дорог казались крохотными движущимися точками. Джесс представила себе, что они с Робом единственные, кто не спит в сонном царстве.

– Я люблю эти места. Часто приезжала сюда с Бетт и Дэнни, когда они были маленькими.

– Им тоже нравилось?

Рослый и длинноногий, Роб зябко ссутулил плечи под короткой кожаной курткой. Этот парень с бледным лицом исконного горожанина неважно вписывался в пейзаж.