Текст книги "Сентябрь"
Автор книги: Розамунда Пилчер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Но как же…
Ноэль был забыт, Алекса была вся внимание. Она никогда не слышала, чтобы Вирджиния говорила о муже таким ледяным тоном, не помнила, чтобы они вообще когда-либо ссорились. Вирджиния обожала Эдмунда, одобряла все его планы, соглашалась со всеми предложениями. Они всегда были в согласии, все свидетельствовало об их взаимной любви, они смеялись и непринужденно болтали друг с другом, их веселые голоса можно было услышать даже за закрытой дверью. У них всегда находилось, что обсудить и о чем поболтать, это был такой прочный супружеский союз, что Алекса с удовольствием ехала домой, в Балнед, едва только у нее выдавалось несколько свободных дней. Сама мысль о том, что в семье разлад, что отец и Вирджиния не разговаривают, не любят друг друга, больно ранила ее. А вдруг любовь не вернется? Неужели им грозит развод?.. Боже мой, как это могло случиться?
Увидев, как погасла радость на лице Алексы, Вирджиния почувствовала себя виноватой: не сказала ли она лишнего? За разговором о Ноэле она совсем позабыла, что Алекса ее падчерица, разговаривала с ней как со старой близкой подругой, своей ровесницей. Выложила все начистоту. Но ведь Алекса дочь Эдмунда.
– Прошу тебя, не пугайся, – поспешила поправиться Вирджиния. – Ничего особенного не случилось. Просто Эдмунд настаивает на том, чтобы отправить Генри в школу-интернат, а я не хочу его отпускать. Генри всего восемь лет, он еще такой маленький. Эдмунд знал, как я к этому отношусь, но, не посоветовавшись со мной, договорился обо всем с директором школы. Естественно, я оскорблена и очень страдаю. Дошло до того, что мы теперь даже не можем об этом говорить. Просто ни словом не упоминаем об этой злополучной школе. Оба уперлись и не отступаем ни на шаг. Отчасти поэтому я увезла Генри в Девон. Он знает, что ему предстоит уехать в школу, и знает, что мы с отцом в ссоре. Я стараюсь его развлекать и веду себя с ним так, как будто ничего не случилось. Я и представить себе не могу, что скажу ему хоть слово против Эдмунда. Ты ведь знаешь, он просто боготворит отца. Но положение трудное.
– Бедняжка Генри!
– Быть может, Ви его немного успокоит. Они ведь большие друзья. А я под тем предлогом, что мне необходимо купить новое платье для бала и заодно навестить тебя, поехала в Лондон. На самом деле не нужно мне никакого платья, но тебя я повидала с удовольствием, и, пожалуй, мой визит пришелся как нельзя кстати.
– Но ты возвратишься в Балнед?
– Да. Может, все еще наладится.
– Я ужасно огорчена, но я тебя понимаю. Уж если папа что задумает, его не переубедишь, хоть лоб расшиби, это я знаю. Стоит как скала. Так он и работает, и, наверное, потому столь успешно. Но если ты по другую сторону барьера и у тебя по какому-либо поводу есть собственное мнение, тогда с ним нелегко.
– Это так. Иногда я даже думаю, что он стал бы более человечным, если бы хоть раз потерпел в чем-то неудачу. Тогда бы он наконец понял, что тоже может ошибаться. Но он ни разу в жизни не проигрывал и никогда не поймет.
В полном согласии они мрачно смотрели друг на друга. Потом Алекса без особой уверенности сказала:
– А может, когда Генри приедет в школу, ему там понравится?
– Как бы мне этого хотелось! Ради нас обоих. Для Генри это было бы еще важнее, чем для меня. Я была бы счастлива, если бы оказалась неправа. Только я очень боюсь, что он возненавидит школу.
– А ты сама?.. Ах, Вирджиния, не представляю, как ты будешь без Генри!
– В том-то и дело. Я тоже не представляю.
Вирджиния вытянула из пачки еще одну сигарету, и Алекса решила, что самое время отвлечься от больной темы.
– Давай немного выпьем, – сказала она. – Надо расслабиться. Тебе что налить? Виски?
Вирджиния бросила взгляд на свои часики.
– Мне пора идти. Фелисити ждет меня к ужину.
– Да еще уйма времени. Ты должна увидеть Ноэля, он вот-вот придет. Коль скоро ты все узнала, пожалуйста, не уходи. Познакомься с Ноэлем, и тебе будет проще рассказать о нем папе. Тогда и мне шепнешь, как он тебе.
Вирджиния улыбнулась. Алексе уже двадцать один год, и она уже женщина, но ничуть не повзрослела, все такая же наивная…
– Ну, хорошо, налей мне виски, только не очень крепкого.
Ноэль купил цветы в киоске возле своего офиса. Гвоздики, душистый горошек и гипсофила, точно легкая дымка. Он не собирался покупать цветы, но, проходя мимо киоска, подумал об Алексе, вернулся и присмотрелся к букетикам повнимательнее. Цветочница торопилась домой и дала ему впридачу еще один. Сложенные вместе, они выглядели чудесно.
Теперь Ноэль ходил домой пешком. Приятно поразмять ноги, тем более что до Овингтон-стрит совсем недалеко.
Алекса открыла перед Ноэлем массу преимуществ семейной жизни. Она оказалась не только обворожительной любовницей, но и отличным товарищем, ничего не требовала от него и ничем не раздражала. Поначалу Ноэль боялся, что она начнет предъявлять свои права на него, будет ревновать и злиться, если он вдруг пойдет куда-то один. Сколько раз в прежней жизни ему приходилось страдать от подобных претензий. Словно камень себе вешаешь на шею. Но Алекса была другая, она и слова не говорила, когда ему приходилось кормить ужином какого-нибудь заморского клиента или же он отправлялся в свой клуб поиграть в сквош, что бывало регулярно два раза в неделю.
Сейчас Ноэль знал: он откроет парадную дверь, и Алекса будет дома, она ждет, когда повернется ключ, и мгновенно взбежит по лестнице из кухни, чтобы встретить его. Стакан с хересом уже стоит в ожидании Ноэля, и он с удовольствием выпьет его, потом примет душ и насладится вкуснейшим ужином; позднее он посмотрит новости, быть может, немного послушает музыку. А потом уведет Алексу в постель.
Ноэль ускорил шаги. Одним махом взлетел на площадку крыльца и, перехватив букет в другую руку, полез в карман за ключом. Хорошо смазанная дверь беззвучно отворилась, и он сразу услышал голоса. К Алексе, как видно, кто-то пришел. Это было странно – с тех пор, как он поселился на Овингтон-стрит, дома она никого не принимала.
– …хочу, чтобы ты осталась поужинать, – говорила Алекса.
Стараясь не шуметь, Ноэль прикрыл дверь гостиной.
– Позвони Фелисити и извинись.
В прихожей стол был завален покупками из дорогих магазинов. Ноэль поставил свой кейс на пол.
– Нет, не могу, она обидится.
Голос женский. Ноэль оглядел себя в овальном зеркале, выправил складочку брюк, пригладил волосы.
– У меня жареная форель с миндалем…
Ноэль вошел в гостиную. Алекса сидела на диване, спиной к нему, но гостья сразу его увидела, их глаза встретились. Глаза у гостьи были ярко-синие – такие яркие, что казалось, они бросают ему вызов.
– Привет! – сказала она.
Алекса вскочила с дивана.
– Ноэль! Я и не слышала, как ты вошел.
Она разрумянилась и почему-то не переоделась к ужину, но все равно была очень мила. Ноэль преподнес ей цветы и поцеловал в макушку.
– Вы что-то горячо обсуждали, – сказал Ноэль и повернулся к гостье, которая тоже поднялась на ноги. Высокая эффектная блондинка в изящном черном платье, с большим черным бархатным бантом на затылке. – Здравствуйте. Я Ноэль Килинг.
– Вирджиния Эрд.
«Твердое рукопожатие, вполне дружеское в отличие от холодного блеска ее поразительных глаз», – подумал Ноэль. Он уже понял, что Алекса рассказала ей, кто он, и эта красавица вполне an fait [7]7
В курсе (франц.).
[Закрыть]их отношений.
– Это моя мачеха, Ноэль, – поспешила объяснить Алекса. Поспешность свидетельствовала о том, что она несколько взволнована. – Приехала из Шотландии кое-что купить. Как с неба свалилась. Такой приятный сюрприз! Ах, какие изумительные цветы, какой ты милый! – Она уткнула нос в букет и шумно втянула в себя воздух. – Ну почему мне всегда Кажется, что гвоздики пахнут хлебным соусом?
Ноэль улыбнулся Вирджинии.
– У Алексы одно на уме – кушанья.
– Пойду поставлю в воду. Мы тут немножечко выпиваем, Ноэль.
– Я заметил.
– Ты хочешь?
– Конечно, но не беспокойся, я налью сам.
Алекса с букетом в руке побежала на кухню. Ноэль повернулся к Вирджинии.
– Я заставил вас подняться, садитесь, пожалуйста.
Вирджиния села, заложив ногу на ногу. Ноги у нее были длинные и очень красивые.
– Когда же вы приехали в Лондон и как долго пробудете?
Вирджиния объяснила: неожиданно решила поехать, ее давно приглашала подруга. Голос у нее был низкий, грудной, с легким и приятным американским акцентом. Она много раз звонила Алексе, но никто не отвечал, и наконец решила заявиться собственной персоной.
Ноэль слушал, тем временем наливая себе виски с содовой. Потом подошел и уселся в кресло напротив Вирджинии, не преминув еще раз отметить про себя, что ноги у нее классные.
– Когда же вы намереваетесь вернуться в Шотландию?
– Завтра. Или послезавтра.
– Алекса пригласила вас отужинать с нами. Я присоединяюсь к приглашению.
– Спасибо, но меня ждет подруга, я обещала поужинать у нее. Я ведь уже собралась уходить, но Алекса попросила меня дождаться вас, – Вирджиния не отводила от него взгляда. Глаза ее светились, как сапфиры. – Она хотела, чтобы я познакомилась с вами.
Вирджиния демонстрировала похвальную прямоту, не ходила вокруг да около. Он решил ответить ей тем же.
– Полагаю, она объяснила ситуацию?
– Объяснила. Я в курсе.
– Рад слышать. Это несколько облегчает положение.
– А оно тяжелое?
– Вовсе нет. Но, боюсь, Алексу мучают угрызения совести.
– Она всегда была слишком совестлива.
– Она не знает, как воспримет это семья.
– Семья очень много для нее значит. Детство у нее было нелегкое. Что говорить, ей рано пришлось столкнуться со сложностями взрослой жизни, и при этом в ней и сейчас много детского.
Как совпали наши мнения, с удивлением подумал Ноэль. Он и сам пришел к точно такому же заключению.
– Она не хочет никого огорчать.
– Алекса попросила меня рассказать обо всем отцу.
– Это правильно. Я давно убеждаю ее сделать это, – Ноэль улыбнулся. – Ведь он не явится сюда с кнутом?
– Не думаю, – Вирджиния потянулась за сумочкой, достала сигарету и чиркнула золотой зажигалкой. – Он не дает воли эмоциям. Но мне кажется, вы как можно скорее должны с ним познакомиться.
– Я не возражал ни единым словом.
Вирджиния смотрела на него сквозь дымок сигареты.
– По-моему, лучше всего вам приехать в Балнед. Там мы будем все вместе, Алексе будет легче.
Ноэль понял, что получил приглашение посетить старинный эдвардианский особняк с собаками, оранжереей и зелеными лугами и лесами вокруг. Алекса столько ему рассказывала… Сад, пикники, маленький братишка, бабушка, старая няня. Он вежливо ее слушал, но иной раз с трудом сдерживал зевоту – рассказам не было конца, и слишком много чувства вкладывала в них Алекса. Ничего занятного там не происходило, а Ноэль пуще всего боялся попасть в подобную скучную западню.
Но сейчас, глядя на Вирджинию Эрд, Ноэль понял, что его представления о Балнеде претерпевают быструю трансформацию. Такая элегантная и умная женщина с гипнотическими глазами и обаятельным протяжным заокеанским выговором не может оказаться занудой. Она достаточно чуткая, чтобы не только понять, когда ему захочется просто посидеть одному и почитать «Таймс», но и всегда сможет придумать что-то интересное: пригласит веселую компанию друзей на коктейль, устроит увлекательную прогулку. Ноэль представил себе и другие удовольствия: охота, рыбалка. Охота, может быть, не по его части, он никогда и ружье-то в руках не держал, тем не менее…
– Благодарю за приглашение и с удовольствием его принимаю, – сказал он.
– Хорошо, если вы появитесь как бы случайно…
Вирджиния подумала, и вдруг ее осенило.
– Ну да, конечно! Бал у Стейнтонов. Что может быть естественнее? Я знаю, Алекса еще раздумывает, принять ей приглашение или нет, но…
– Она сказала, что без меня не поедет, но меня-то не приглашают.
– Это не проблема. Я скажу Верене Стейнтон. Мужчин на этих праздниках всегда не хватает. Она только обрадуется.
– В таком случае вам нужно убедить Алексу.
Как раз в эту минуту вошла Алекса с бело-розовым кувшином, в который она поставила преподнесенный Ноэлем букет.
– Обсуждаете меня у меня за спиной? – Алекса поставила кувшин на столик за диваном. – Ну, посмотрите, какая прелесть! Это какая-то особенная радость, когда тебе преподносят цветы. Ты милый, Ноэль.
Она поправила наклонившуюся гвоздику и заняла свое место в уголке дивана.
– В чем же меня надо убеждать?
– Приехать на бал к Стейнтонам и прихватить с собой Ноэля, – сказала Вирджиния. – Приглашение я ему устрою. И вы погостите у нас в Балнеде.
– А если Ноэль не захочет поехать?
– Я не говорил, что не хочу ехать.
– Нет говорил! – с негодованием возразила Алекса. – В то утро, когда я получила приглашение, ты заявил, что народные танцы – не твоя стихия. Я посчитала, что на этом обсуждение вопроса закончено.
– На самом деле мы его и не обсуждали.
– Ты хочешь сказать, что хотел бы поехать?
– Если ты не против, конечно, хотел бы.
Алекса недоуменно качнула головой.
– Но учти, Ноэль, там и вправду будут народные танцы. Рилы и кадрили. Ты умеешь их танцевать? Очень будет печально, если опозоришься.
– Какой-то опыт у меня есть. Не так давно я ездил на рыбалку в Сазерленд, а вечером в гостинице было большое веселье. Насколько помню, мы скакали, как дикари, и я прыгал не хуже других. Парочка стаканов виски, и я долечу до потолка.
Вирджиния рассмеялась.
– Ну, а если совсем затоскуете, уверена, будет ночной клуб или дискотека – укроетесь там, – она загасила окурок. – Что скажешь, Алекса?
– Кажется, мне нечего и говорить. Вы уже все обсудили без меня.
– В таком случае проблема решена?
– Какая проблема?
– Ноэлю представится случай познакомиться с Эдмундом, а Эдмунду с ним.
– А-а, поняла.
– Почему же у тебя такой несчастный вид? Мы отлично все придумали, – Вирджиния взглянула на часы, поставила на столик стакан. – Мне пора.
Ноэль поднялся.
– Я подвезу вас.
– Спасибо, но это лишнее, а вот если поймаете мне такси…
Он вышел, Вирджиния сунула ноги в туфли, поправила свой замечательный бант, надела красный жакет. Застегивая пуговицы, она поймала тревожный взгляд Алексы и ободряюще улыбнулась ей.
– Не волнуйся, я все улажу еще до того, как ты вступишь в дом.
– Я о вас с папой. Неужели вы так и не помиритесь? Я просто не вынесу, если вы все еще будете злиться друг на друга и в доме будет ужасная атмосфера…
– Ну что ты, конечно, нет! Забудь об этом. Мы прекрасно проведем время. Да и меня ты утешишь, ведь Генри-то уже уедет.
– Бедняжка Генри! Представить себе не могу…
– Вот и я тоже, но мы с тобой ничего не можем поделать. – Они расцеловались. – Спасибо за угощение.
– Спасибо, что заглянула ко мне. И так замечательно держалась. Вирджиния… он тебе понравился?
– Сказать честно, он неотразим. Надеюсь, теперь ты примешь приглашение?
– Спрашиваешь!
– И купи себе новое платье, Алекса. Персикового цвета.
5
Четверг, 25 августа
Эдмунд Эрд въехал на своем «БМВ» на стоянку в эдинбургском аэропорту как раз в тот момент, когда семичасовой самолет из Лондона вынырнул из облаков и начал заходить на посадку. Он не спеша отыскал для себя местечко, вышел из машины, запер дверь, все это время наблюдая, как снижается самолет. Он всегда точно рассчитывал время и каждый раз получал удовлетворение от того, что не ошибся. Стоять и ждать чего-то или кого-то было не в его привычках, он начинал нервничать. Время не должно проходить даром, дорога каждая минута, и топтаться на месте пять минут, ничего не делая, было для него просто невыносимо.
Эдмунд перешел дорогу и вступил в здание аэровокзала. Самолет с Вирджинией на борту приземлился. Пассажиров ожидали родственники и друзья. Кто-то заметно волновался, другие сохраняли полнейшее спокойствие. Молодая мать с тремя детьми, которые шумно возились у ее ног, не выдержала и шлепнула одного по попке. Малыш возмущенно заревел. Пришел в движение багажный транспортер. Эдмунд стоял, позвякивая монетами в кармане.
– Эдмунд!
Эдмунд обернулся – перед ним был знакомый, которого он чуть не каждый день встречал за обедом в своем клубе.
– Привет!
– Кого встречаешь?
– Вирджинию.
– А я дочку и двух внучек. Погостят у нас недельку. Мы приглашены на свадьбу, и одной из наших девчушек оказана честь – она будет подружкой невесты. Слава Богу, хоть самолет прилетел точно по расписанию. На прошлой неделе я встречал рейс из Хитроу, самолет должен был приземлиться в три, а выбрались мы отсюда в половине шестого.
– Я слышал. Просто возмутительно.
Двери наверху растворились, и первая группа пассажиров начала спускаться по лестнице. Одни искали глазами своих среди встречающих, другие были так обвешаны сумками и пакетами, что и не знали, куда смотреть – то ли под ноги, то ли в зал. Обычная квота бизнесменов, возвращающихся из Лондона с конференций и заседаний. С кейсами, зонтиками, свернутыми в трубку газетами. Один из бизнесменов вполне непринужденно тащил целый сноп красных роз.
В ожидании Вирджинии Эдмунд разглядывал прибывших. По его виду никто не сказал бы, что он волнуется: высокий, элегантный, строгий, полуприкрытые веками глаза, бесстрастное выражение лица. На самом деле он не знал, как они с Вирджинией встретятся.
С того самого вечера, как он сообщил о своем решении отправить Генри в школу-интернат, отношения между ними стали более чем натянутыми. Раньше они никогда не ссорились, у них вообще за всю жизнь не было ни одного скандала. И хотя Эдмунд принадлежал к тому типу мужчин, которые не нуждаются ни в чьем одобрении, сейчас он очень тяготился размолвкой с женой и мечтал о примирении. Он просто не мог переносить ту холодную вежливость, с какой они теперь обращались друг к другу.
Но особых надежд на примирение он не питал. Едва кончились занятия в страткройской начальной школе, Вирджиния упаковала вещички Генри и увезла его на три недели к своим родителям в Девон. Эдмунд надеялся, что столь долгая разлука залечит раны и смягчит Вирджинию, однако каникулы, проведенные в компании горячо любимого сына, только укрепили ее позиции, и она вернулась в Балнед столь же холодной и отчужденной, как и уехала.
Некоторое время Эдмунд мирился с таким положением, однако он отдавал себе отчет в том, что взаимная холодность родителей не осталась незамеченной Генри. Малыш стал неразговорчив, порой казалось, он вот-вот расплачется. К тому же теперь он совсем не мог обходиться без своего обожаемого Му. Эдмунд терпеть не мог Му. Он воспринимал это как личное оскорбление – его сын, которому уже исполнилось семь лет, не может заснуть, не теребя этот отвратительный старый лоскут! Сколько раз он говорил Вирджинии, чтобы она отучила Генри от Му, однако Вирджиния явно игнорировала его просьбу. До Темплхолла осталось три недели, интересно, что она предпримет?
После девонской эскапады, устав от упорного молчания Вирджинии, Эдмунд решил было устроить еще один скандал и, так сказать, поставить точку над i. Но потом рассудил, что ничего этим не добьется, а лишь ухудшит ситуацию. В ее теперешнем состоянии она вполне способна уложить чемоданы и отправиться в Лиспорт к своим обожаемым бабушке и дедушке, благо, они уже возвратились из круиза. Там ее обласкают и избалуют еще больше, горячо заверят, что она совершенно права, а он, Эдмунд, – бессердечное чудовище; мол, как только ему в голову могло прийти разлучить ее с Генри, он ведь еще совсем малыш!
По зрелом размышлении, Эдмунд решил подавить свое возмущение – в конце концов, он ведь не собирается менять свое решение или идти на какие-то компромиссы. Это Вирджинии предстоит смириться.
Когда она объявила, что хочет съездить на несколько дней в Лондон, притом одна, без него, Эдмунд без колебаний одобрил ее намерение и внутренне обрадовался. Пусть походит по магазинам, развлечется, и если уж это не поможет ей образумиться, значит, дело безнадежное. Генри, сообщила она ему, поживет у Ви, а он пусть обходится как хочет. Он отдал собак на постой Гордону Гиллоку, запер Балнед и провел эту неделю в Эдинбурге, в своей квартире на Морей-плейс.
Одинокая жизнь не слишком его отяготила. Он просто выкинул из головы все домашние неурядицы, погрузился в работу и был вполне доволен, засиживаясь в офисе допоздна. Между тем слух, что Эдмунд Эрд в городе и без жены, распространился в мгновение ока, а на привлекательных мужчин спрос постоянный, и тут же посыпались приглашения. За время отсутствия Вирджинии Эдмунд не провел дома ни одного вечера.
Но он, и правда, очень любил свою жену – в этом Эдмунд не мог не признаться себе – и очень страдал от их затянувшейся размолвки. Она разделила их, словно зловонная трясина. И сейчас, стоя в ожидании Вирджинии, он всей душой надеялся, что Лондон пошел ей на пользу, она одумалась, стала прежней. Себе же во благо. Потому что он не намерен и дальше терпеть этот гнет, жить под тяжестью обвинений и обид. Он твердо решил: если она не смягчится и ничего не переменится, он будет жить в Эдинбурге, он не возвратится в Балнед.
Вирджиния появилась чуть ли не последней. Он сразу же увидел ее. Она сделала новую прическу и одета была, как видно, по последней моде: черные брюки, сапфировая блузка и длиннющий, чуть ли не до щиколоток, плащ. В руках, помимо дорожной сумки, какие-то блестящие коробки и пакеты. Как с рекламного фото – элегантная молодая женщина возвращается после удачного похода по магазинам. К тому же она была потрясающе красива и помолодела лет на десять.
И эта женщина – его жена! Несмотря на свои недавние раздумья, Эдмунд отчетливо осознал, как мучительно он скучал по ней. Он не двинулся с места, но сердце заколотилось так, что казалось, все слышат его стук.
Вирджиния увидела его и приостановилась. Взгляды их встретились. Ее ярко-синие, сапфировые глаза внимательно смотрели на него. Потом она улыбнулась и стала спускаться.
Эдмунд испустил глубокий вздох. Облегчение, радость жизни, какой-то прилив юношеской энергии – все слилось в этом вздохе. Лондон сделал свое дело! Все будет хорошо. Он почувствовал, как его лицо расплывается в ответной улыбке, и шагнул ей навстречу.
Десятью минутами позже они уже сидели в машине; багаж Вирджинии громоздился на заднем сиденье, дверцы машины были закрыты, ремни застегнуты.
Эдмунд вынул из кармана связку ключей и подбросил на ладони.
– Какие у тебя предложения? – спросил он.
– А у тебя?
– Мы можем либо поехать в Балнед, либо ко мне на квартиру, либо поужинать в Эдинбурге и потом уж ехать в Балнед. Генри сегодня ночует у Ви, так что мы совершенно свободны.
– Я бы хотела поужинать в Эдинбурге, а потом поехать домой.
– Так и сделаем, – Эдмунд включил зажигание. – Я заказал столик у Рафаэлли.
Он вывел машину к воротам стоянки, заплатил положенную плату и выехал на шоссе.
– Как поживает Лондон?
– Задыхается от жары и битком набит людьми. Повидала уйму знакомых, четыре раза ходила в гости, Фелисити добыла билеты на «Призрак Оперы». [8]8
Мюзикл Эндрю Ллойд-Уэббера (род. 1949), один из самых популярных мюзиклов XX века.
[Закрыть]Денег я истратила столько, что ты упадешь в обморок, когда получишь счета.
– Купила себе платье для стейнтоновского бала?
– Да, дивное! У Каролины Чарльз. Не платье – а мечта! И сделала новую прическу.
– Я заметил.
– Нравится?
– Очень красиво. И плащ тоже красивый.
– Я там почувствовала себя такой деревенщиной, что мне стало не по себе. Плащ итальянский. Не знаю, куда я буду надевать его в Страткрое, но устоять не могла.
Она рассмеялась. Его прежняя веселая Вирджиния. Эдмунд поклялся себе, что вспомнит про эту благословенную перемену, когда получит по «Америкэн-экспресс» неизбежный чек.
– Пожалуй, мне стоит чаще ездить в Лондон.
– Видела Алексу?
– Да, и мне надо много о чем тебе рассказать, но это я отложу до ужина. Как Генри?
– Я звонил Ви два дня назад. Как всегда, у бабушки наслаждается жизнью. Ви приглашала в Пенниберн на чай Кедиджу Ишхан. Они с Генри построили плотину на ручье и пускали бумажные кораблики. Он был просто счастлив, что еще одну ночь переночует там.
– А ты чем занимался?
– Работал. Ходил в гости. Вел светскую жизнь.
Вирджиния повернула голову и посмотрела на него.
– Не сомневаюсь, – сказала она вполне добродушно.
Они подъезжали к Эдинбургу по старой дороге, ведущей из Глазго. Город вставал перед ними точно высеченный из скалы, как некое романтическое видение под холодно-голубым небом. Широкие улицы, осененные пышными кронами деревьев, шпили и башни, словно пронзающие небо, а еще выше, надо всеми шпилями и башнями, – замок с флагом на мачте. Они въехали в новый город – просторные, изогнутые полукругом улицы, застроенные домами из светлого песчаника с классическими окнами и портиками, с веерными окошками над дверьми. Стены домов золотились в вечернем свете.
Подчиняясь правилам одностороннего движения, Эдмунд долго петлял по лабиринту переулков, но, в конце концов, выехал на узкую мощенную булыжником улицу и подвел машину к маленькому итальянскому ресторанчику. Напротив стояла одна из самых красивых эдинбургских церквей. На башне, поднимающейся над массивной аркой входа, стрелки позолоченных часов подошли к цифре 9, и когда Эдмунд с Вирджинией вышли из машины, над крышами окрестных домов поплыл колокольный звон. В небо взметнулись стаи голубей и повисли в воздухе, трепеща крыльями. Едва отзвенел последний удар, как голуби снова уселись на подоконник и на парапет и, сложив крылья, мирно заворковали, как будто ничего и не случилось и им немного стыдно за то, что они подняли такой переполох.
– Могли бы уж и привыкнуть к перезвону, – сказала Вирджиния. – Как он им не надоел?
– Никогда не встречал голубя, которому бы что-то надоело. А ты?
– Ты меня озадачил. Кажется, я тоже не встречала.
Он взял ее под руку, подвел к входу в ресторан и растворил дверь. Притушенный свет, запах свежего кофе, чеснока и вкусной еды. Официант-распорядитель сразу устремился к ним.
– Добрый вечер, мистер Эрд. Здравствуйте, мадам.
– Добрый вечер, Луиджи.
– Столик вас ждет.
Тот самый столик, который просил зарезервировать Эдмунд: в углу, у окна. Накрахмаленная розовая камчатная скатерть, такие же салфетки, роза в изящной вазочке. Пленительный интим. Вражде тут не место.
– Отлично, Луиджи. Спасибо. А как насчет «Моэ шандон»?
– Я уже положил бутылку на лед, мистер Эрд.
Они пили охлажденное шампанское. Вирджиния подробно рассказала о своей жизни в Лондоне, о выставках, которые она посетила, о концерте в Уигмор-Холл.
Кушанья они выбрали каждый по своему вкусу. Воздержались от равиоли и тальятелли, [9]9
Итальянские пельмени и разновидность лапши.
[Закрыть]заказав вместо этого утиный паштет и семгу.
– И зачем только я привел тебя в итальянский ресторанчик? Семгу ты прекрасно можешь есть и у себя дома.
– Затем, что в мире нет ничего вкуснее семги, а в Лондоне каких только иностранных кушаний я не отведала.
– Я не спрашиваю, с кем ты их отведывала, – сказал Эдмунд.
– И я ни о чем тебя не спрашиваю. – Вирджиния улыбнулась в ответ.
Еда была превосходной, и они с удовольствием поглощали ее. Закончили свежей малиной со сливками и хорошо выдержанным сыром бри. Вирджиния рассказала Эдмунду о выставке в Берлингтон-Хаус, о планах Фелисити Кроув купить деревенский коттедж в Дорсете и довольно сумбурно изложила сюжет «Призрака Оперы». Эдмунд сюжет знал, однако был весь внимание, наслаждаясь ее присутствием, звуком ее голоса, тем, что она хочет поделиться с ним своими впечатлениями.
Наконец принесли ароматный черный кофе, дымящийся в маленьких чашечках, и вазочку с шоколадками с мятной начинкой.
Тем временем большинство столиков освободилось, посетители отправились по домам. Остались только они да еще одна пара. Те пили коньяк, мужчина попыхивал сигарой.
«Моэ шандон» они допили и перевернули бутылку в ведерке донышком вверх.
– Может, выпьешь коньяку? – спросил Эдмунд.
– Не хочу больше ничего. Ни единой капельки, ни единой крошки.
– Я бы рюмочку выпил, но я за рулем.
– За руль могу сесть я.
Эдмунд покачал головой.
– Обойдусь без коньяка, – он откинулся на спинку стула. – Ты мне столько всего рассказала, но я ничего не услышал об Алексе.
– А это я оставила на закуску.
– Что-то хорошее?
– По-моему, хорошее. Не знаю, как покажется тебе.
– Пока не расскажешь, ничего не могу сказать.
– Ты не отнесешься к этому, как старомодный викторианец?
– Кажется, я никогда им не был.
– У Алексы появился мужчина. Он переехал к ней. Живет в ее доме на Овингтон-стрит.
Эдмунд заговорил не сразу. Потом спокойно спросил:
– Когда это случилось?
– В июне. Она не сообщала нам, потому что боялась нас огорчить, боялась, что мы станем препятствовать.
– То есть думала, что он нам не понравится?
– Нет, мне кажется, она считает, что он тебе очень понравится, но только не уверена, как ты вообще все это воспримешь. И вот поручила мне сообщить тебе.
– Ты его видела?
– Да, хотя, можно сказать, мимолетно. У меня не было времени. Выпили по бокалу хереса.
– Тебе он понравился?
– Очень. Красивый и обаятельный. Зовут его Ноэль Килинг.
Эдмунд допил кофе, сделал знак Луиджи и попросил еще одну чашку. Вперив в нее взгляд, он стал помешивать ложечкой; его красивое лицо было бесстрастно.
– О чем ты думаешь? – спросила Вирджиния.
Он поднял на нее глаза и улыбнулся.
– Я боялся, этого никогда не случится.
– Но ты доволен, что случилось?
– Доволен, что Алекса нашла человека, который питает к ней настолько сильное чувство, что хочет проводить с ней как можно больше времени. Конечно, было бы куда лучше для всех, если бы их отношения развивались иным, менее драматичным путем, но, боюсь, в наши дни такое испытание чувств неизбежно. Вряд ли стоит принимать поспешные решения.
Он отхлебнул глоток кофе и поставил чашку обратно на стол.
– Только одно меня смущает: она ведь на редкость наивная и простодушная девочка.
– Она уже не девочка, Эдмунд.
– Мне трудно представить Алексу взрослой.
– Но придется.
– Я понимаю.
– Она никак не могла прийти к решению, сказать тебе или нет. Попросила меня сказать, но я знаю, она хотела как можно дольше хранить свою тайну.
– И что же я должен теперь, по-твоему, делать?
– Ничего. Алекса намеревается привезти Ноэля в Балнед в сентябре, на бал к Стейнтонам. Мы встретим его просто как гостя… ну, как если бы он был другом ее детства или однокашником. Будем вести себя непринужденно. Так будет лучше всего. А что дальше – решать им самим.
– Это твоя идея или так решила Алекса?
– Моя, – не без гордости призналась Вирджиния.
– Умница.
– Я и еще кое о чем сказала ей, Эдмунд. Например, о том, что последние недели мы с тобой были не самыми лучшими друзьями.
– Должно быть, это грянуло как гром среди ясного неба.
Вирджиния не сводила с него своих искрящихся синих глаз.
– Хочу тебе сказать, Эдмунд, я не передумала. Я не хочу, чтобы Генри ехал в интернат, он еще слишком мал, и мы делаем страшную ошибку, но я знаю, в каком он сейчас состоянии, как его огорчает наша размолвка, и потому решила: хватит нам думать только о себе, надо подумать и о наших детях. О Генри и об Алексе. Алекса сказала: если мы с тобой будем волками смотреть друг на друга, они с Ноэлем не приедут в Балнед, она не вынесет такой атмосферы в доме.