Текст книги "Снег в апреле"
Автор книги: Розамунда Пилчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Розамунд Пильчер
Снег в апреле
Глава 1
Каролин Клибурн в шапочке для купания лежала на спине в ванне, вся окутанная паром, и слушала радио.
Ванная была просторная, впрочем, как и все помещения этого щедрого большого дома. Когда-то давно эта комната служила для переодевания, но Диана решила, что она здесь больше не нужна, вызвала водопроводчиков и плотников, и они отделали все розовым кафелем, постелили толстый белый ковер, повесили на окна доходящие до пола занавески из ситца, поставили низкий со стеклянным верхом стол для солей, журналов и больших овальных кусков розового мыла, пахнущего розами. Розы были везде: на французских банных полотенцах и коврике для ванной, где теперь покоился халат Каролин, ее шлепанцы, радиоприемник и книга, которую она начала читать, а затем отложила.
По радио передавали вальс. «Раз-два-три, раз-два-три», – выводили скрипки, навевая видение бала при дворе: господа в белых перчатках и пожилые леди сидят на позолоченных стульях и кивают головами в такт мелодии.
Она подумала: «Надену новый брючный костюм», а затем вспомнила, что одна из позолоченных кнопок пиджака оторвалась и теперь, по всей вероятности, потерялась. Можно было бы, конечно, найти потерянную кнопку, взять иголку с ниткой и пришить ее – на все уйдет не больше пяти минут, но на это надо затратить какие-то усилия. Проще надеть длинное бирюзовое платье в восточном стиле или черное бархатное платье миди, про которое Хью сказал, что оно делает ее похожей на Алису в Стране чудес.
Вода остывала. Каролин повернула ручку горячего крана, дотянувшись до нее пальцами ноги, и сказала себе, что в половине восьмого она должна выйти из ванны, вытереться, сделать макияж и идти вниз. Она опоздает, но это не имеет значения. Они будут ждать ее, собравшись у камина: Хью – в бархатном смокинге, который она тайно ненавидит, и Шарон, перетянутый алым поясом. И Халданы тоже будут там: Элайн, пьющая второй мартини, и Паркер с умными глазами. А также гости – деловые партнеры Шарона из Канады, господин и госпожа Гримандулл, или что-то вроде этого. Немного задержавшись, все они отправятся обедать. Подадут суп из черепахи и мясное ассорти. Диана потратила все утро на пудинг, и он будет сенсацией – пудинг, обрамленный пламенем. Все примутся охать и ахать: «Дорогая Диана, как вам это удалось сделать?»
Опять ее затошнило при мысли о еде. Это озадачивало. Расстройство такого рода было бы объяснимо для старого, больного человека или беременной женщины, но Каролин было двадцать, и она не подходила ни под одну из перечисленных категорий. У нее ничего не болело, просто никогда не чувствовала себя абсолютно хорошо. Возможно, до следующего вторника – нет, в следующую за вторником неделю – она сходит к доктору. Она представила свою попытку объяснить свое состояние: «Я собираюсь выйти замуж, и я все время чувствую себя больной». Она как будто видела улыбку врача, отеческую и понимающую. «Предсвадебный невроз, вполне естественно, я выпишу вам успокоительное...»
Вальс закончился, и в семь тридцать диктор стал сообщать новости. Каролин, вздохнув, села и завернула краны. Чтобы не поддаться искушению еще полежать и погреться, она торопливо встала и вылезла из воды на коврик. Выключила радио, слегка обтерлась полотенцем, накинула халат и пошла к спальне, оставляя влажные следы ступней на белом ковре. Она присела на краешек туалетного столика, сняла шапочку для купания и равнодушно посмотрела на собственное отражение, которое можно было видеть в трех створках зеркала. У нее были длинные волосы, прямые и белые, как молоко, они обрамляли ее лицо с обеих сторон, как два шелковых занавеса. Лицо ее не было симпатичным, если говорить прямо: скулы слишком высоки, тупой нос, широкий рот. Она знала, что может выглядеть как отвратительной, так и красивой, и только ее глаза, широко посаженные, темно-карие и обрамленные густыми ресницами, были удивительно прекрасны, даже теперь, когда она чувствовала себя очень усталой.
Она вспомнила слова Дреннана, которые он однажды произнес. Это было давно, он сжал ее лицо в ладонях и повернул к себе. «Как странно, у тебя лицо мальчишки, а глаза женщины. И при этом – глаза влюбленной женщины, слышишь?» Они сидели в его машине, а снаружи было темно и шел дождь. Она помнила его звук, тиканье автомобильных часов, ощущение мужских рук, сжимающих ее подбородок, но помнила, как случай из книги или фильма, случай, который она видела, но не принимала в нем участия, как будто это произошло с другой девушкой.
Она резко потянулась за расческой, поскорее пригладила волосы и стала накладывать макияж. Не успела она закончить, как в коридоре раздались шаги, приглушенные мягким толстым ковром. У ее комнаты человек остановился. Дверь слегка приоткрылась.
– Да?
– Можно войти? – Это была Диана.
– Конечно.
Мачеха уже была одета в бело-золотое, ее волосы платиновой блондинки были уложены в виде раковины и заколоты золотой шпилькой. Она выглядела, как всегда, красивой, стройной, высокой, безукоризненно ухоженной. Глаза у нее были синие, эту синеву подчеркивал загар, поддерживаемый регулярными процедурами с ультрафиолетовой лампой. Из-за этого загара ее часто принимают за скандинавку. И действительно, она обладает счастливой способностью хорошо выглядеть как в лыжном костюме, так и в твидовом, который был на ней теперь. Она приготовилась к приему гостей.
– Каролин, ты не готова!
Каролин начала совершать сложные манипуляции со щеточкой для ресниц.
– Я уже почти готова. Ты же знаешь, насколько быстро я собираюсь, стоит мне только начать. – И добавила: – Возможно, это единственная вещь, которой я научилась в театральной школе и которая действительно мне пригодилась. Ты знаешь, нанести макияж – для меня дело одной минуты.
Это замечание выскочило неосмотрительно, и она немедленно пожалела об этом. Тема театральной школы была под запретом, так как Диана приходила в нервозное состояние и начинала злиться при одном упоминании о ней. Она холодно ответила:
– В таком случае те два года, что ты провела там, не потрачены впустую. – Не услышав ответа от Каролин, она продолжила: – В любом случае нет никакого повода для спешки. Хью здесь, Шарон предложил ему выпить, а Ландстромы задерживаются. Она звонила из Коннаута и сообщила, что Джон еще на совещании.
– Ландстромы. Я никак не могла вспомнить их фамилию. Мне казалось, что их зовут Гримандуллы.
– Нехорошо так. Ты ведь даже не видела их.
– А ты?
– Видела, и они мне очень понравились.
И Диана начала решительно прибирать за Каролин все вещи, которые та разбросала. Она воссоединила туфли, свернула свитер, подобрала влажное банное полотенце, которое валялось посреди комнаты, свернула его и отнесла назад в ванную, потом Каролин услышала, как она сливает воду из ванной, открывает и закрывает дверцу зеркального шкафчика, несомненно, чтобы надеть колпачок на бутылочку сливок для тела.
Повысив голос, она спросила:
– Диана, а что это за совещание у господина Ландстрома?
– А? – Диана вновь вернулась в комнату, и Каролин повторила свой вопрос.
– Он банкир.
– Он участвует в новом деле Шарона?
– Да. Он поддерживает его. Именно поэтому он приехал в страну – чтобы изучить последние детали.
– Итак, мы все должны быть очаровательными и хорошо себя вести.
Каролин встала, ее халат упал, и она прошла нагая через комнату в поисках одежды.
Диана сидела на краю кровати.
– Неужели это так трудно, Каролин?.. Ты ужасно худая. Слишком худая. Ты должна попробовать немного поправиться.
– Со мной все в порядке. – Она выбрала нижнее белье из выдвинутого ящика и начала надевать его. – Просто у меня такая конституция.
– Ерунда. У тебя ребра торчат. Ты ешь меньше мухи. Даже Шарон на днях это заметил, а ты знаешь, насколько он обычно невнимателен.
Каролин натянула колготки.
– И цвет лица у тебя нездоровый – ты слишком бледная. Я заметила это сейчас, когда вошла. Возможно, тебе следует принимать железо.
– А зубы от этого не станут черными?
– Где ты слышала такую глупость?
– А может, так выглядят все невесты. Необходимость написать сто сорок три пригласительных письма, знаешь ли...
– Не будь неблагодарной... О, кстати, Роза Кинтер звонила. Спрашивала, что бы вы хотели в качестве подарка. Я предложила те кубки, которые ты видела на улице Слоан, помнишь, те, с выгравированными инициалами. Что ты собираешься надеть сегодня?
Каролин открыла платяной шкаф и вынула первое платье, которое ей попалось. Это оказалось черное бархатное.
– Это?
– Да. Мне нравится это платье. Но с ним тебе придется надеть черные колготки.
Каролин отложила его, достала следующее.
– Тогда это? – Наряд в восточном стиле (к счастью, не брючный костюм).
– Да. Очаровательно. С золотыми сережками.
– Я их потеряла.
– Неужели потеряла? Те сережки, что подарил Хью!
– Нет, не потеряла, а только не могу найти. Я положила их куда-то, но не могу вспомнить куда. Не беспокойся. – Она натянула мягкий как пух бирюзовый шелк через голову. – И вообще, обычно, если волосы распущены, серьги на мне не видны. – Начав застегивать крошечные кнопки, она поинтересовалась: – Как там Джоди? Где он обедает?
– С Кэйти в цоколе, я сказала, что он может присоединиться к нам, но он хочет смотреть по телевизору фильм про ковбоев.
Каролин распустила волосы и принялась расчесывать их.
– Он сейчас там?
– Думаю, да.
Каролин побрызгалась, взяв наугад первый попавшийся флакон духов.
– Если не возражаешь, – сказала она, – я сначала спущусь к нему и пожелаю спокойной ночи.
– Не надолго. Ландстромы прибудут через десять минут.
– Я не надолго.
Женщины пошли вниз вместе. Когда они спускались в зал, дверь гостиной открылась и появился Шарон Карпентер, держащий в руках красную флягу для льда. Она была сделана в форме яблока с позолоченным стеблем, который и являлся ручкой.
– Нет льда, – объяснил он, увидев их, затем, отступив назад, как комический актер на сцене, внимательно оглядел женщин и, пораженный их внешностью, застыл в середине зала, наблюдая их торжественный спуск по лестнице. – Отлично! Вы прекрасно выглядите! Какие великолепные женщины!
Шарон – муж Дианы. Каролин... она называла его по-разному: «муж моей мачехи», или «мой так называемый отец», или просто «Шарон».
Он и Диана поженились три года назад, но, как он любил сообщать окружающим, он знал ее и обожал с давних пор.
– Знавал ее прежде, – говорил он. – Думается, у меня были хорошие шансы, чтобы жениться на ней, но она уехала на греческие острова, чтобы купить там себе недвижимость, и следующей новостью, которую я узнал, так как она мне написала, была новость, что она встретила, полюбила и выходит замуж за архитектора – Джеральда Клибурна. Плевать, как его звали, создали семью художников, черт побери! Я чуть не умер!
Он остался преданным ее памяти. В отличие от дел любовных ему сопутствовал успех на деловой почве; он сделал карьеру адвоката, считался надежным человеком и пользовался успехом в деловых кругах Лондона. Чтобы попасть к нему на прием, требовалось записаться за месяц.
И в самом деле, его жизнь была так замечательно хорошо организована и приятна, что, когда овдовевшая Диана Клибурн с двумя пасынками вернулась в Лондон, чтобы осесть в своем старом доме, возобновить старые связи и начать новую жизнь, неизвестно было, что предпримет Шарон Карпентер в данной ситуации. Он слишком глубоко увяз в своих повседневных заботах, в своей адвокатской деятельности. Сможет ли он – даже ради Дианы – проститься со своей независимостью и согласиться на нудную жизнь простого главы семейства? Сплетники очень сомневались относительно этого.
Но они не учли всех достоинств Дианы. Она возвратилась из Греции еще более красивой и цветущей, чем когда-либо. Ей было теперь тридцать два, и она была на вершине своей привлекательности. Шарон, встретившись с ней вновь, был сражен наповал. Через неделю он попросил, чтобы она вышла за него замуж, и повторял это регулярно каждую неделю, пока она наконец не согласилась.
Первое, что она его заставила сделать, – это сообщить новость Каролин и Джоди.
– Я не смогу заменить вам отца, – сказал он им, меряя шагами ковер гостиной. Шея у него вспотела под их пристальными и странно идентичными взглядами. – Не сумею, так или иначе. Но я хотел бы, чтобы вы поверили, что можете использовать меня как доверенное лицо или возможного финансиста... В конце концов, это ваш дом... И я хотел бы, чтобы вы чувствовали...
Он путался в словах, мысленно проклиная Диану за то, что из-за нее он попал в эту нелепую ситуацию, и желал только одного: чтобы она позволила его отношениям с Каролин и Джоди развиваться медленно и естественно. Но Диана была нетерпелива по природе, она любила ясность во всем, и она хотела этой ясности немедленно.
Джоди и Каролин смотрели на Шарона, сочувствовали ему, но не высказывались и не делали ничего, чтобы помочь ему выйти из неприятного положения. Им понравился Шарон Карпентер, но они видели ясными глазами юности, что Диана уже прибрала его к рукам. И он говорил, что Милтон-Гарденс – их дом, не учитывая, что их настоящим домом был и всегда будет похожий на сахарную глыбу белый куб, который расположен высоко над водами темно-голубого Эгейского моря. Но это все кончилось, пропало без следа в волнах прошлого. Что Диана делала теперь, за кого она хотела теперь выйти замуж, это их не касалось. Однако, если ей хотелось выйти замуж и она собиралась это сделать, они были рады, что ее избранником стал большой и добрый Шарон.
Теперь Каролина прошла мимо него, стоящего в стороне, изысканно одетого, с накрахмаленным воротничком и немного смешного с этим ведерком для льда, которое он держит в руках. От него пахнет «Брютом» и чистым бельем. Каролин вдруг вспомнила небритый подбородок ее отца и его синие рабочие рубашки, которые он предпочитал носить прямо после стирки, обходясь без глажки. Она припомнила также поединки и споры, которые вели ее отец и Диана, и ее отец почти всегда побеждал! И девушку внезапно поразило то обстоятельство, что одна и та же женщина смогла выйти замуж за столь разных людей!
Спуск в цоколь – в область, подвластную Кэйти, – был подобен перемещению из одного мира в другой. Наверху был порядок: ковры пастельных тонов, люстры, тяжелые бархатные занавесы. Внизу все было загромождено, просто и весело. Потертый линолеум был покрыт яркими ковриками, занавески были из ткани с зигзагами и листьями, все горизонтальные поверхности были заставлены фотографиями, пепельницами из фарфора с забытых морских курортов, разноцветными морскими раковинами и вазами с пластмассовыми цветами. В красноватых отблесках каминного огня сидел, свернувшись в кресле и уставившись в экран телевизора, брат Каролин – Джоди.
Он был одет в джинсовый костюм, тельняшку и стоптанные ботинки. Зачем-то он нацепил ветхую кепку яхтсмена, которая была ему явно велика на несколько размеров. Он взглянул на сестру, когда она вошла, и затем опять уставился на экран. Он не хотел пропустить ни одного выстрела, ни одной секунды действия.
Каролин примостилась на краешке подлокотника рядом с ним, немного помолчала. Потом спросила:
– Что это за девушка?
– Да так, одна дура. Всегда целуется. Одна из этих.
– Тогда выключи.
Он подумал и решил, что в этом что-то есть, поднялся из кресла и нажал кнопку. Телевизор выключился со слабым стоном. Джоди стоял на коврике и смотрел на Каролин сверху вниз.
Ему одиннадцать, хороший возраст – из младенчества уже вышел, но еще не юнец, – высокий, худой, злой и прыщавый. Чертами лица он настолько напоминает Каролин, что незнакомцы, видя их впервые, сразу догадываются, что они брат и сестра. Но в то время как Каролин блондинка, Джоди скорее рыжий, и веснушки, слегка рассыпавшиеся по ее лицу, у Джоди усыпают, как конфетти, руки, плечи, лицо и спину. Глаза у него серые, улыбка появляется редко, но когда появляется, то очень искренняя, она обнажает зубы, слишком большие для его лица и немного изогнутые, как если бы они толкались, чтобы пробить для себя место.
– Где Кэйти? – спросила Каролин.
– Наверху в кухне.
– Вы обедали? – Да.
– Вы ели то же, что подают нам наверху?
– Я ел какой-то суп. Но я не захотел другого блюда, и Кэйти приготовила для меня бекон с яичницей.
– Мне жаль, что я не смогла поесть с вами. Вы видели Шарона и Хью?
– Да. Я поднялся. – Он скривился. – Халданы приедут, не завидую тебе.
Они заговорщически улыбнулись. Их взгляды относительно Халданов сходились. Каролин поинтересовалась:
– Откуда ты взял эту кепку?
А он уж и забыл про свой головной убор. Теперь он снял ее и робко ответил:
– Я нашел ее. В старой коробке с одеждой в детской.
– Она принадлежала папе.
– Да. Я так и подумал.
Каролин потянулась и взяла у него кепку. Она была грязной, мятой, со следами соли, порванная по шву.
– Он обычно надевал ее, когда приплывал домой, говоря при этом, что надо одеваться должным образом, это помогает, если сделаешь неправильный шаг, исправиться и не потерять доверия людей.
Джоди усмехнулся:
– Ты помнишь, что он нам говорил?
– Кое-что, – кивнул Джоди. – Я помню, как он читал про Рикки-Тикки-Тави.
– Ты был тогда маленьким. Всего-навсего шестилетним. Но ты еще что-то помнишь.
Мальчик снова улыбнулся. Каролин встала и опять надела старую кепку ему на голову. Козырек загородил ему лицо так, что ей пришлось наклониться, чтобы поцеловать его.
– Доброй ночи, – пожелала она.
– Доброй ночи, – ответил Джоди, не двигаясь.
Ей не хотелось оставлять его. Не доходя до лестницы, она повернула обратно. Он пристально наблюдал за ней из-под козырька смешной кепки. В его глазах было выражение, которое заставило ее встревожиться.
– Что-то не так?
– Да нет, ничего.
– Тогда до завтра.
– Да, – кивнул Джоди. – Пока. Доброй ночи.
Наверху она увидела, что дверь в гостиную закрыта. Оттуда раздавался гул голосов вновь прибывших гостей. Кэйти вешала шубу из темного меха на вешалку в шкаф рядом с парадной дверью. На ней было темно-бордовое платье и передник в цветочек – ее уступка в честь званого обеда. И когда Каролин внезапно появилась в поле ее зрения, она пожаловалась сокрушенно:
– Ох, ну и денек!
– Кто прибыл?
– Господин и госпожа Халдан. – Кэйти дернула головой. – Они теперь в гостиной. Поспешите-ка лучше, а то опоздаете.
– Я только повидалась с Джоди. – Девушке очень не хотелось присоединяться к компании, и она встала рядом с Кэйти, прислонясь к перилам лестницы. Она представила, как хорошо бы было сейчас вернуться наверх, залезть в кровать и поесть яиц, сваренных вкрутую.
– Все еще смотрит про индейцев?
– Да нет. Он сказал, что в фильме слишком много целуются.
Кэйти скривилась:
– Лучше поцелуи, чем убийства, вот что я вам скажу. – Она закрыла дверь шкафа. – Предпочитаю, чтобы они лучше интересовались, откуда все пошло, чем убивали пожилых леди их собственными зонтиками.
После этой реплики она вернулась на кухню. Каролин, оставшись одна и лишившись предлога еще задержаться, пересекла холл, изобразила на лице улыбку и открыла дверь гостиной. (Еще одна вещь, которой она научилась в театральной школе, было искусство входить.) Гудение голосов прекратилось, и кто-то резонно заметил:
– А вот и Каролин.
Гостиная Дианы вечером, освещенная и убранная для сборища гостей, была еще более захватывающим зрелищем, чем сцена театра. Три высоких окна, выходящие на тихую площадь, были занавешены светло-зеленым бархатом. Огромные, мягкие розово-бежевые диваны, бежевый ковер и, вперемежку со старыми картинами, мебель грецкого ореха, чиппендейл, столик для кофе в стиле модерн, стальное итальянское оружие и хрусталь. Всюду стояли цветы, и воздух был напитан разнообразием восхитительных и дорогих запахов: гиацинтов, «Мадам Роше» и гаванских сигар Шарона.
Они стояли так, как она и представляла себе: сгрудившись вокруг камина, с бокалами в руках. Но прежде, чем она закрыла дверь, от группы отделился Хью, поставил свой бокал и направился через всю комнату, чтобы встретить ее.
– Любимая. – Он взял ее за плечи и, нагнувшись, поцеловал. Потом он поглядел на золотые наручные часы, как будто хотел показать свою безукоризненно накрахмаленную белоснежную манжету и золотой браслет часов. – Ты опоздала.
– Но Ландстромов еще нет.
– Где ты была?
– С Джоди.
– Тогда прощаю.
Хью высок, намного выше, чем Каролин, худой, смуглый, начинающий лысеть. От этого он выглядит старше своего возраста – ему тридцать три. Он одет в вечерний пиджак из синего бархата и вечернюю рубашку с расшитым галстуком. В его темно-коричневых глазах под густыми бровями мелькнула смесь удовольствия, раздражения и немного гордости.
Каролин заметила его гордость и успокоилась.
Хью Рашлей вписывался в самые высокие стандарты, и Каролин тратила много времени, чтобы как-то сгладить свое несоответствие ему. Как будущий муж, он подходил ей – он уверенно делал карьеру и был удивительно вдумчивым и внимательным, даже если требовал от нее иногда невозможного. Эта характеристика была несколько преждевременна, но она соответствовала семейным чертам, ведь, в конце концов, он был братом Дианы.
Поскольку Паркер Халдан оказывал усиленное внимание молодым женщинам, а Каролин была одной из них, Элайн Халдан относилась к ней прохладно. Это не волновало Каролин, так как она редко видела Элайн. Халданы жили в Париже, где Паркер отвечал за французский отдел большого американского рекламного агентства и бывал в Лондоне набегами по поводу важных встреч раз в два или три месяца. Это их посещение было именно таким редким случаем.
С другой стороны, Каролин не любила Элайн, так как Элайн и Диана были лучшими подругами.
– Почему ты всегда так бесцеремонна с Элайн? – требовательно спрашивала Диана.
Каролин пожимала плечами и коротко бросала:
– Извини. – Более детальные объяснения могли только навредить.
Элайн была выдающейся красавицей. Она любила некоторые излишества в одежде, и даже Париж не излечил ее от этого недостатка. Она обладала чувством юмора и временами была забавна, но Каролин знала на собственном опыте, что у ее шуток острые зубы. Жестокости обычно говорились про друзей и знакомых, отсутствующих в данный момент. Ее не хотелось слушать, потому что никогда нельзя было быть уверенным, что в ваше отсутствие она не говорит те же гадости.
Паркера трудно было принимать всерьез.
– Вы красивое существо. – Он наклонился, чтобы обозначить поцелуй на руке Каролин. Она даже подумала, что он сейчас щелкнет каблуками. – Почему вас всегда надо ждать?
– Я пожелала спокойной ночи Джоди. – Она повернулась к его жене: – Добрый вечер, Элайн.
Они соприкоснулись щеками, чмокнув в воздухе губами.
– Привет, дорогая. Какое симпатичное платье!
– Спасибо.
– Так приятно носить свободные вещи... – Элайн затянулась сигаретой и выдохнула огромное облако дыма. – Я только что сообщила кое-что Диане относительно Элизабет.
Сердце Каролин упало, но она вежливо поинтересовалась:
– Что относительно Элизабет? – Она ожидала, что ей скажут о помолвке Элизабет. Элизабет была близка с Ага Ханом, она жила в Нью-Йорке и работала манекенщицей для «Вог». Элизабет – дочь Элайн от предыдущего брака, немного старше Каролин. Несмотря на тот факт, что Каролин, казалось, знала больше о Элизабет, чем о себе, они никогда не встречались. Элизабет делила свое время между родителями – матерью в Париже и отцом в Шотландии – и только в редких случаях появлялась в Лондоне, как правило, когда Каролин отсутствовала там.
Теперь она попробовала припомнить самые последние новости о Элизабет.
– Разве она не в Вест-Индии или где-то еще?
– Да, моя дорогая, она проводила время со старым школьным другом. Но пару дней назад она прилетела домой. В Прествике отец сообщил ей эти ужасные новости.
– Какие новости?
– Хорошо. Ты знаешь, десять лет назад, когда Дункан и я были все еще вместе, мы купили это место в Шотландии... по крайней мере, Дункан купил его, хотя я сильно возражала... Это была последняя капля... – Она остановилась со смущенным выражением лица.
– Элизабет, – мягко напомнила Каролин.
– Да, конечно. Хорошо, во-первых, Элизабет подружилась с двумя мальчиками, живущими в соседнем имении... Ну не мальчиками, они были уже взрослыми, когда мы впервые встретили их, но очень симпатичными. Они взяли Элизабет под свое крыло, как маленькую сестру. Пальцев на руке не хватит сосчитать, сколько раз она была в их доме, будто бы она жила там всю свою жизнь. Они обожали ее, но старший брат любил ее особенно, и, моя дорогая, прямо перед тем, как она вернулась, он погиб в ужасной автомобильной катастрофе. Эти ужасные обледеневшие дороги! Автомобиль врезался прямо в каменную стену.
Каролин была потрясена:
– О, как ужасно!
– Да, ужасно. Только двадцать восемь лет. Замечательный фермер, изумительный стрелок, такой хороший человек. Вообразите, какое возвращение домой для бедной девочки! Она позвонила мне в слезах, чтобы сообщить. Я хотела пригласить ее в Лондон, чтобы встретиться с нами, и мы бы утешили ее, но она говорит, что необходима там...
– Я уверен, что ее отец будет рад, если она останется с ним... – Паркер выбрал этот момент, чтобы появиться рядом с локтем Каролин, и вручил ей мартини, настолько холодный, что у нее сразу замерзли пальцы. Он поинтересовался: – Кого мы ждем?
– Ландстромов. Они канадцы. Он банкир из Монреаля. Они помогают с новым проектом Шарона.
– Это означает, что Диана и Шарон отправятся жить в Монреаль? – спросила Элайн. – Но что мы будем делать без них? Диана, что мы будем делать без тебя?
В беседу снова вступил Паркер:
– Как долго они собираются быть в отъезде?
– Три-четыре года. Возможно, меньше. Они уезжают сразу же после свадьбы.
– А этот дом? Ты и Хью собираетесь жить здесь?
– Он слишком велик. К тому же Хью получил собственную квартиру. Кэйти останется жить в цоколе как своего рода домоправительница. Диана думает, что можно организовать это, если найдется арендатор.
– А Джоди?
Каролин посмотрела на него, а затем опустила глаза на свой бокал.
– Джоди едет с ними. Жить.
– Разве ты не будешь возражать против этого?
– Да, я буду возражать. Но Диана хочет взять его...
«...И Хью не хочет быть обременительным маленьким мальчиком. Не так скоро, во всяком случае. Младенец через пару лет – это еще возможно, но не маленький мальчик одиннадцати лет. И Диана уже подыскала ему частную школу, а Шарон говорит, что он научит его ходить на лыжах и играть в хоккей с шайбой».
Паркер все еще наблюдал за ней. Она несчастно улыбнулась:
– Вы знаете Диану, Паркер. Все, что она планирует, она воплощает в жизнь.
– Ты будешь тосковать без него, правда?
– Да, я буду тосковать без него.
Ландстромы наконец прибыли, их представили, подали им спиртные напитки и вежливо вовлекли в беседу. Каролин отошла в сторону, отговорившись поисками сигарет, и с любопытством наблюдала за ними, думая, что они похожи, как все женатые люди: высокие, угловатые, довольно спортивные. Она вообразила, как они играют в гольф вместе по уик-эндам или плавают в океане летом. Платье на госпоже Ландстром было простое, а алмазы – просто выдающиеся. Господин Ландстром имел бесцветную внешность, которую часто имеют весьма преуспевающие люди.
Она внезапно подумала, что было бы замечательно, подобно дыханию свежего воздуха, если бы в этот дом вошел какой-нибудь бедняк, неудачник с подмоченной репутацией или даже пьяный. Хорошо бы, если это был художник, голодающий в каморке, или писатель, истории которого никому не интересны. Или какой-нибудь веселый бродяга с подбородком, заросшим трехдневной щетиной, и неэлегантным животом, выпирающим по поясу брюк. Она подумала о друзьях ее отца, таких неподходящих и дискредитирующих, пьющих красное вино или водку ночью, засыпающих прямо там, где они оказались: на хлипком диване или вообще на полу, упершись ногами в стену террасы. И она вспомнила о доме на Эфросе, который ночью освещается лунным светом и откуда всегда слышно море.
– ...Мы идем обедать. – Это был Хью. Она поняла, что он уже сказал ей это и сейчас повторяет. – Ты замечталась, Каролин. Допивай и пойдем что-нибудь поедим.
За обеденным столом она оказалась между Джоном Ландстромом и Шароном. Шарон был занят винным графином, так что она была вынуждена беседовать с господином Ландстромом.
– Это ваше первое посещение Англии?
– Нет, ни в коем случае. Я был здесь много раз прежде. – Он покрутил в руках нож и вилку, слегка нахмурился. – Я не очень-то понял. Я подразумеваю эти родственные отношения... Вы – падчерица Дианы?
– Да, правильно. И я собираюсь выйти замуж за Хью, ее брата. Большинство людей, кажется, думают, что это юридически незаконно, но это не так. Я имею в виду, что в молитвеннике это не запрещается.
– Я никогда и не думал, что это незаконно. Просто не очень принято. Это как бы дает возможность остаться в семье нужным людям.
– Это не слишком примитивно?
Он взглянул на нее и улыбнулся. Он выглядел моложе, веселее и казался не таким богатым, когда улыбался. И вообще, более человечным, что ли. Каролин почувствовала симпатию к нему.
– Вы можете называть это практичным. Когда вы собираетесь замуж?
– Во вторник на следующей неделе. Я едва верю в это.
– И вы поедете вдвоем навещать Шарона и Диану в Монреаль?
– Думаю, что позже мы приедем. Не сразу же.
– Ведь есть маленький мальчик...
– Да, Джоди, мой брат.
– Он едет с ними. – Да.
– Он окажется в Канаде как рыба в воде. Там много места для мальчика.
– Да, – снова кивнула Каролин.
– Вас только двое?
– Нет, – сказала Каролин. – Есть еще Ангус.
– Другой брат?
– Да. Ему почти двадцать пять.
– И что он делает?
– Мы не знаем.
Джон Ландстром вежливо удивился, подняв брови. Каролин пояснила:
– Да, именно так. Мы не знаем, что он делает, и мы не знаем, где он. Понимаете, мы жили и Греции на Эгейском море. Мой отец был архитектор, своего рода агент по продажам для людей, которые хотели купить собственность и строить. Именно так он встретил Диану.
– Подождите. Вы подразумеваете, что Диана приехала в Грецию, чтобы купить участок земли?
– Да, и построить дом. Но у нее ничего не вышло. Она встретила моего отца, вышла за него замуж вместо этого и осталась в Греции с нами всеми и жила в нашем доме, который у нас тогда был...
– Но вы приехали в Лондон?
– Да, мой отец умер, и поэтому Диана привезла нас с собой. Но Ангус сказал, что он не поедет. Ему было девятнадцать тогда – волосы до плеч и босой. И Диана согласилась, что, если он хочет остаться в Греции, пусть остается. А он сказал, что она может продать дом, потому что он покупает подержанный мини-мопед и собирается ехать в Индию через Афганистан. Диана спросила его, что он собирается делать, когда доберется туда, а Ангус отказался отвечать.
