Текст книги "Прикосновение"

Автор книги: Розалин Уэст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 7

Джуд казалось, что прошло бесконечно много времени, прежде чем что-то смогло вывести ее из ошеломленного состояния.

К тому времени Долтон уже успел полностью завладеть ее расслабленными, приоткрытыми губами и скользил языком вдоль нежной выпуклой складки, а затем втянул в себя вырвавшийся у Джуд тихий, низкий стон. Джуд не отвечала на его поцелуй, но по тому, как от кончиков пальцев по ее телу поднималась дрожь, Долтон заключил, что причина этого – отсутствие опыта, а не какое-то настоящее возражение. Поэтому, притянув ее вплотную к себе, он изучал все, что можно, в этом прижавшемся к нему теле, и то, что он узнавал, ему нравилось. Затем губы Джуд робко шевельнулись, и Долтон ощутил вкус, напомнивший ему первый теплый весенний дождь, такой свежий и чистый, смывавший все, что было до него, а потом оказалось, что он сам дрожит с головы до пят.

Осознание окружающего мира грубым ударом вторглось в мечтание Джуд. Прижавшись друг к другу и слившись губами, она и Долтон стояли прямо посреди ее переднего двора, и ни время, ни место не соответствовали той картине, которую она рисовала себе для своего первого урока любви. Макензи был опасным незнакомцем, совершенно не тем учителем, которого она представляла во всех своих девичьих фантазиях, но в его объятиях она безвольно расслабилась, и ненадолго, всего на короткую восхитительную долю мгновения, представила, что он мужчина ее мечты. Но ее ожидала реальность, и по возвращении из рая она осталась незащищенной перед эмоциями, проносившимися сквозь нее, как порывы летнего ветра. Ощущение было головокружительным, но, придя в себя, Джуд внезапно испугалась того, чего желала, и вырвалась из рук Долтона, словно собиралась спастись бегством от всего, что угрожало ее миру.

Долтон слышал ее удаляющиеся шаги, когда она в панике торопилась уйти, как будто сам дьявол мчался за ней по пятам. Что ж, он помнил, как раз или два с ним тоже было нечто подобное, но что по-настоящему поразило Макензи, так это то, что ему было бы неприятно повести себя так на глазах у Джуд. Поступить так означало стать незащищенным как от собственных внутренних переживаний, так и от неожиданностей внешней темной пустоты.

Долтон в растерянности стоял посреди огромного двора, пока наконец Джозеф не сжалился над ним. Взяв его скрюченной рукой под локоть, старик указал ему направление, а заодно дал небольшую порцию советов.

– Слепота поразила не только ваши глаза. Позаботьтесь, чтобы вы не столкнулись с большими неприятностями, чем ожидаете. – Угроза была скрытой, но вполне определенной.

– Джуд взрослая женщина. И не в моих планах обижать ее.

– Не важно, какие у вас планы, но это то, во что она верит, и во многом она более доверчива, чем даже Сэмюель. Вы скоро уедете, так что не нужно увозить с собой частицу их обоих.

Еще одной неожиданностью для Долтона было то, что он мысленно все сильнее упирался, пока Джозеф старался вытолкнуть его из жизни этих двоих живших здесь людей. Было ли это из-за страха того, что скрывалось в темноте за станцией «Эймос», или из-за настоящей тяги к этим людям? Макензи не был уверен, что хотел бы получить ответ на этот вопрос.

– А если я собираюсь ненадолго остаться? – буркнул он.

– Тогда, вероятно, именно вам следует проявить осторожность. Иногда сердце может видеть красоту, которую глаза не замечают.

С этим загадочным заявлением Джозеф положил руку Долтона на спинку кровати и оставил его там обдумывать только что услышанное.

– Привет, Тенди. Чем мы обязаны вашему визиту? – таким холодным приветствием вместе с чашкой кофе встретила Джуд соседа. У нее было время прийти в себя, пока Сэмми своей бесконечной болтовней занимал его в конюшне. Сейчас, принимая гостя в парадной комнате, она встревожилась – вид у него был неприветливый. Если не считать глубоких хмурых морщин на его лице, этого мужчину с обветренной кожей и телом как длинный вайомингский кнут нельзя было назвать неприятным. Он был тружеником, но обладал глубоко спрятанными амбициями и необузданно вспыльчивым характером, который привлекает в мальчике, но не столь приятен в почти тридцатилетнем мужчине.

– К сожалению, должен сказать, что это не визит вежливости. Надвигаются неприятности, Джуд, и я приехал предупредить, что вы должны принять какое-то решение.

– Вы прекрасно знаете меня, Тенди Баррет. – Несмотря на то что Джуд терзала тревога, она постаралась сохранить невозмутимое спокойствие. – Я не стану поддерживать насилие, с чьей бы стороны оно ни исходило. Я не считаю, что это такая ситуация, которая не может быть решена, если два человека сядут и поговорят.

– Время разговоров почти прошло. Как я слышал, отдано строгое распоряжение об изгородях, и в ту минуту, когда их столбы вроют в землю, вы, возможно, поднесете фитиль к пороховой бочке. Вся эта долина погибнет.

– Нет, если вы будете держать свой порох сухим, а головы холодными. В этой долине для всех хватит места.

– Кое-кто так не думает, особенно тот, кто не остановится, пока не получит все.

– Тенди Баррет, если вы что-то хотите сказать, выкладывайте. – Джуд вздохнула, в последнее время она очень часто слышала такие разговоры и прекрасно понимала, куда они ведут.

– Единственный способ выстоять и сохранить то, что по праву принадлежит нам, – это быть всем заодно. Земли вашего отца – это лакомый кусок, лежащий в середине долины, и через них протекает ручей. Я слышал, вы подумываете продать их.

Эта новость удивила Джуд, потому что она тщательно воздерживалась от каких-либо переговоров о продаже, но сейчас было не время подтверждать или опровергать слухи.

– И где именно вы слышали такую вещь? – вместо этого набросилась она на Баррета.

– Это не имеет значения. Единственное, что я хочу знать, – это правда?

– Я не пользуюсь землями, во многом это верно. – Пойманная в ловушку, Джуд вынуждена была немного отступить. – Я не в состоянии обрабатывать их, а они слишком плодородны, чтобы лежать неиспользованными. Мне предложили приличную цену, и я обдумываю это предложение. – Заметив, как побагровело лицо Тенди Баррета, Джуд поспешила добавить: – Но я еще не приняла окончательного решения.

– Я не делаю секрета из того, что хочу приобрести эти земли, Джуд, но вы знаете, что у меня в кармане. Я предложил вам все, что мог. Могу я надеяться, что вы обдумаете и мое предложение тоже?

Джуд внимательно слушала и очень многое черпала из интонаций речи Тенди Баррета. Она услышала нотки алчности и честолюбия, услышала голос безрассудства. Она понимала прямую выгоду делового предложения, но у нее никогда не было ни малейшего намека на чувство, и вот поэтому ее ответ сейчас был тем же, какой он получил, когда впервые задал вопрос.

– Мне жаль, Тенди, но ответ остается «нет», и вы хорошо знаете мои доводы. Я не считаю ебя такой глупой, что бы требовать любовную связь взамен деловых отношений. Я не хочу быть служанкой вашего честолюбия.

– Вы упрямая женщина, Джуд, – объявил Тенди и, поставив на стол чашку, схватил шляпу. – Подумайте, или ваше своеволие доведет до того, что вы останетесь здесь наедине со своим одиночеством, иссохнете и превратитесь в пыль.

«Старая дева». Он не произнес вслух эти слова, он не имел на это права.

– Я рискну, Тенди, – Джуд гордо выпрямилась при его грозном пророчестве, – и не стану участвовать в вашем побоище.

К этому времени все остатки дружелюбия покинули Тенди Баррета, он мрачно смотрел на Джуд пронизывающим взглядом, но вся его напористость скисла от проявленной ею независимости.

– Ну что ж, тогда мне больше нечего вам сказать. Я не приду снова просить вас. Не похоже, чтобы в ближайшее время ваше отношение изменилось к лучшему.

В его словах была обидная правда, потому что Джуд не собиралась относиться с большей теплотой к такому человеку, как Тенди Баррет, которому нужны были ее акры, а не ее чувства. То, что он предлагал, было для нее недостаточно, и если это было лучшим предложением, которое ей делали, то она будет богаче, продолжая упорно трудиться, как предопределила ей судьба.

И кроме всего, она больше не была нецелованной простушкой, которая будет довольствоваться холодным вторым. Она узнала неповторимый вкус страсти, и соглашаться на меньшее, когда ее пульс еще продолжал мощно и быстро стучать, казалось безумием.

Из темной комнаты и мрака своих мыслей Долтон прислушивался к их разговору сначала из скуки, а потом с острым любопытством. «Сосед, – сказала ему Джуд. – Даже не близкий друг». Однако то, что он тщательно выудил из своего целенаправленного подслушивания, сказало Макензи, что здесь было гораздо больше, чем простые отношения между дальними соседями. «Почему Джуд солгала о том, кем был для нее этот человек? Отвергнутый кавалер? Перспективный жених?» – строил догадки Долтон.

Но что задевало его больше, чем ее обман, так это то, что это вообще задевало его. Но почему для него должно иметь значение, есть у Джуд Эймос один жених или двадцать? За свою заботу о нем она получит компенсацию. В ее отношении нет ничего личного, и Долтон ни на что такое не претендовал, ему не нравилось быть привязанным к кому-нибудь. Долги нужно оплачивать, но он сомневался, что ему понравилось бы делать добро, как выразилась бы женщина, подобная Джуд. Женщины не признавали обмена практичными вещами вроде денег или компенсации за услуги, им нужно было нечто нематериальное: преданность и обещания верности. Но это были не те вещи, которые Макензи мог свободно раздавать. Он не мог позволить себе быть втянутым в проблемы Эймосов. У него были свои планы: его ждала работа, звал Сан-Франциско. Неожиданное злоключение было единственным, что его удерживало, и Долтон надеялся, что всего лишь временно. Он решил, что с первым же прибывшим дилижансом отправится в Шайенн к настоящему врачу, а если зрение вернется раньше, он скажет «большое спасибо» и уедет. Здесь не было места глупым сантиментам, затягивающим его в болото, таким, как привязанность к глуповатому юноше и уважение к его гордячке-сестре.

То, что произошло во дворе, было одной из ошибок, которые Макензи редко делал, – он позволил сиюминутным эмоциям руководить его действиями. В его будущем не было места одинокой женщине, ее несчастному брату и старому повару с их оторванной от мира путевой станцией. И чем быстрее он сделает это ясным для всех, кого это касается, тем лучше. Но сначала он должен был заставить себя поверить в это.

Прошло некоторое время, и Долтон услышал быстрые шаги Джуд, приближавшейся с ужином к его двери. Он не знал, было в комнате темно или светло, и удивился, когда она остановилась, чтобы зажечь лампу. Но сколько ни выкручивай фитиль, в его мире свет не появится, и горечь от осознания этого еще усилила страдания Долтона.

– Ваш приятель ушел? – были первые слова, слетевшие с его губ после всех самопредостережений, и эти три слова были отделаны достаточным количеством наждака, чтобы оцарапать кожу.

– Да, – было все, что ответила Джуд, и это ничего ему не сказало.

Долтона возмутила ее уловка – сначала ложь, а теперь стремление уклониться от ответа, и в нем начало медленно вскипать негодование: если у нее под крылышком есть любовник, почему она позволила Долтону поцеловать ее? И почему ему хотелось еще раз поцеловать ее?

– Неприятности в раю?

– Ничего такого, с чем я не могу справиться сама. Это заявление навело его на мысль, что, вероятно, было не много такого, с чем она не могла справиться сама. Не следовало ли ему быть благодарным за это, вместо того чтобы без всяких оснований так возмущаться ее самоуверенностью?

Дразня Макензи запахом сирени, Джуд наклонилась ниже и поставила поднос ему на колени. Затем она взяла его руку и прикоснулась ею к тарелке на подносе, описывая еду, чтобы он знал, где что находится. Теплая рука касалась теплой руки, и Долтону показалось, что Джуд слишком долго не отпускает его. Из-за этого он грубо отказался от ее предложения помочь ему, проворчав, что предпочитает есть без ее надзора. Уязвленная его необоснованной враждебностью, Джуд с надменным видом прошествовала к выходу из комнаты, вся ощетинившаяся и взбешенная, – во всяком случае, он так рисовал себе ее уход. Единственное, что безумно раздражало Долтона, было отсутствие у него представления о ее внешности, и размышление над этим едва не доводило его до сумасшествия.

Были ее волосы длинными или короткими, кудрявыми или гладкими, как шелк? Его короткое прикосновение к ее залитой слезами щеке оставило у него впечатление, что у нее очень высокие скулы и привлекательные ямочки на щеках. А ее губы были пухлыми, нежными и восхитительно сочными, как созревшие летние ягоды, которые пришла пора собирать. Он провел много времени в тщетных попытках представить себе цвет ее глаз. Они должны быть выразительными, полными блеска и огня, и в то же время ласковыми, полными нежности и влажными, как роса. Долтон был из тех людей, кого восхищают красота и сила воли, и, по его представлению, в Джуд Эймос было лучшее из того и из другого – соблазнительность Венеры и темперамент Валькирии. Если бы ему позволили прозреть на долю секунды, а потом оставаться слепым всю оставшуюся жизнь, он хотел бы увидеть черты своей сиделки и Немезиды, чтобы потом ее образ сохранился у него навечно. Честно говоря, Долтон не знал, как долго сможет выносить неизвестность.

Оставшись наедине со своими неприятными размышлениями, Долтон неловко, но без всяких крупных неприятностей очистил свою тарелку и лежал в ожидании, когда вернется Джуд, чтобы забрать поднос.

Джуд старательно искала какой-либо повод освободить Сэмми от его повседневной работы, чтобы он мог присмотреть за их постояльцем, но не могла найти ни одного, а правда не годилась. Правда же состояла в том, что Долтон Макензи, даже такой беспомощный, каким он оказался после своего ранения, был больше мужчиной, чем кто-либо из встречавшихся на пути Джуд. Просто, находясь с ним в одном помещении, она чувствовала, как ее тело наполнялось неведомыми вибрациями, а голова начинала кружиться от ощущения желания, которое – она это понимала – было неосуществимым. Макензи был опасным человеком, угрозой для ее дома и для ее сердца, но вместо того, чтобы защищаться, она открыла ему и то и другое в наивной надежде, что он не будет слишком грубо пользоваться своим преимуществом. Он был человеком одного круга с ворами, которые ограбили дилижанс, и зарабатывал себе на жизнь убийством, принимая запятнанные кровью деньги без отвращения и не моргнув глазом. Хотя он был изысканно одет, культурно разговаривал и пользовался дорогим одеколоном, он был не лучше большинства подлых убийц, которые болтаются по темным дорогам, и Джуд следовало презирать даже саму мысль о нем. Его прикосновение должно было заставить ее в ужасе и отвращении отскочить прочь. Ей следовало придумать, как безопасно отделаться от него, а не лежать всю ночь без сна, размышляя о том, как бы заставить его остаться.

Джуд медленно вошла в спальню, и Макензи, услышав ее шаги, повернул к ней голову, удивив ее тем, как быстро развил в себе другие чувства взамен утраченного. Он не мог видеть Джуд, но был абсолютно уверен в ее присутствии, она чувствовала это всем своим существом. Забирая у него поднос, она обратила внимание, как мало еды он уронил и пролил на себя или на постельное белье. Он быстро учился – как сообразительный хищник.

Макензи зарос щетиной, у него отросли темные усы, и от этого он еще больше стал похож на отчаянного головореза, а заживающая глубокая рана у него на виске придавала ему зловещий вид. Неужели она ошибалась, неужели ей просто показалось, что она увидела что-то хорошее, что-то благородное в обманчиво покладистом характере наемника?

– Почему вы подвергли себя риску, чтобы спасти того мужчину из дилижанса? – Этот вопрос не давал Джуд покоя с тех пор, как она стала свидетелем поразительного героизма Макензи – именно поразительного, потому что она не могла поверить в такое самопожертвование человека, который не отличался добросердечием и не придерживался строгих моральных правил. Так почему наемный киллер впутался в эту историю? Джуд нужно было это знать.

Долтон ответил не сразу. Он задумался над ее вопросом, обратившись внутрь себя за ответом, вместо того чтобы выдать какую-нибудь расхожую банальность.

– Он не заслужил, чтобы его застрелили из-за того, что он защищал свою семью. Если бы я этого не сделал, он сейчас был бы мертв. А где, по-вашему, был бы его маленький мальчик? Вы думаете, его мать, это самовлюбленное, ничтожное создание, смогла бы сама обеспечить ему достойную жизнь? Не похоже. Чтобы мальчик рос сильным и честным, ему нужно, чтобы у него была семья. Так молодое деревцо в лесу нуждается в крепких деревьях, защищающих его от ветра, пока оно не сможет само стоять прямо. Я не мог допустить, чтобы эти жадные бандиты украли у мальчика право на счастливое будущее.

Из всего, что Макензи мог представить в объяснение того, что сделал, истинная причина, которую он привел, никогда не пришла бы в голову Джуд. «Но почему это должно меня удивлять?» – спросила она себя, вспоминая, как по-доброму и терпеливо обращался он с Сэмми.

– Я не считала вас домашним человеком, мистер Макензи.

– Я и не такой. – К удивлению Джуд, ее замечание разозлило Долтона, и он замер с окаменевшим выражением лица.

– Вам не о чем беспокоиться, мистер Макензи, – ответила она тихим напряженным голосом и отвернулась, держа в руках поднос с задребезжавшей посудой. Его сердитое предупреждение быстро рассеяло сладкие надежды, которые уже начали поселяться в сердце Джуд. Как и говорил Джозеф, предметом ее глупых мечтаний стал не тот мужчина.

– Не уходите.

Его тихое приказание испугало Джуд и заставило задержаться. Какая-то нотка в этом тихом «не уходите» тронула ее, она прозвучала отголоском отчаянного одиночества и страдания и проникла в самую глубину души Джуд – один камушек неуверенности упал в огромный темный колодец неизвестности. Не задумавшись о последствиях, она отставила в сторону поднос и, придвинув кресло, повернула его углом к кровати.

– Вы, должно быть, устали, – высказала она предположение, стараясь найти место в его темном мире и не в силах ничего поделать с этой постоянной темнотой. – Если хотите, я могу почитать вам. У меня небогатый выбор, немного Байрона, Теннисона и Шекспира, если вам нравятся такие вещи. – Она не упомянула еще об одной книге, которая была у них, – о большой потрепанной семейной Библии. – Или я могу написать для вас письмо. Иногда я делаю это для кучеров. Наверное, есть кто-то, кого беспокоит ваше отсутствие?

– Нет. – Ответ прозвучал как удар кнута, а затем Макензи вздохнул и расслабился. – Просто поговорите со мной немного… если можете потратить на это время. Я не хочу быть вам в тягость.

– Его уязвленная гордость вызвала у Джуд улыбку – разумеется, он не хотел чувствовать себя обязанным ей за какую-то дополнительную заботу с ее стороны.

– У меня есть немного времени. Так о чем вы хотели бы поговорить, мистер Макензи?

– Когда, вы думаете, будет проезжать дилижанс? – спросил он.

От выбранной им темы у Джуд оборвалось сердце, она поняла, что его интересовало, как скоро он сможет уехать.

– Думаю, завтра. В том или ином направлении. – Некоторое время они оба молчали, обдумывая значение сказанного. – Уверена, в Шайенне есть врачи, которые могут лучше разобраться в повреждении ваших глаз. – Джуд сказала это, чтобы поддержать его, и ей хотелось верить, что это правда.

Долтон молчал, в раздумье крепко сжав губы, а его пальцы безостановочно рисовали узоры на чистой хлопчатобумажной ткани, покрывавшей его бедра, притягивая туда внимание Джуд. Не успев с восхищением оценить его фигуру, она продолжила разговор трудным вопросом и высказала вслух то, чем были заняты мысли у них обоих:

– А если зрение к вам не вернется, что вы будете делать?

– Я могу заплатить кому-нибудь, чтобы меня пристрелили.

Джуд в ужасе отпрянула, но затем заметила слегка растянутые в насмешливой улыбке губы и дрожащие уголки рта. Она облегченно вздохнула и нахмурилась, а ее сердце забило в грудной клетке барабанную дробь.

– С вашим необыкновенным чувством юмора вы, вероятно, можете найти кого-нибудь, кто сделает это бесплатно.

– Уверен, многие встали бы в очередь ради такой возможности, – усмехнулся он, но затем стал серьезным, и Джуд догадалась, что его мучает этот вопрос. – Я скопил денег. Я планировал использовать их, чтобы поехать в Сан-Франциско и начать новую жизнь. Но это не овсем то изменение жизни, о котором я думал. Полагаю, я сниму комнату и найму кого-нибудь, кто будет следить, чтобы моя рубашка не была облита подливой, и читать мне газету или, быть может, Теннисона. – Он коротко улыбнулся в ее сторону и закончил мрачную картину своего будущего: – Я буду целый день сидеть на балконе в центре какого-нибудь города, слушая жизнь, текущую вокруг меня, и предоставляя другим делать то, чего не могу делать сам.

«Или вы можете остаться здесь». Слова всплыли так быстро, что Джуд чуть не произнесла их вслух, но здравый смысл сказал «стоп» и не дал им слететь с ее губ. Изолированный от мира слепотой, разве захочет он дальнейшей изоляции на этой одинокой путевой станции? Но если он останется, сама Джуд уже больше не будет одинокой.

– У вас нет семьи, к которой можно вернуться? – тихо спросила она, устыдившись собственных эгоистичных же ланий.

– Нет, – после недолгого молчания ответил он.

Одинокий и лишенный возможности нормально существовать, – сердце Джуд сжалось от боли за него, когда она сравнила его жизнь с жизнью своего брата. Хотя Сэмми был абсолютно доволен своей судьбой, были периоды, когда он по-настоящему осознавал разницу между собой и остальным миром. И ох как боль искажала те дорогие черты, и как он плакал огромными страдальческими слезами, спрашивая, что он сделал, чтобы заслужить такое наказание. Никто не хочет быть обузой для тех, кого любит. «Но еще хуже, – подумала Джуд, – быть зависимым от чужих, от тех, кто берет деньги, чтобы обеспечивать самое необходимое». Но следующее заявление Долтона просто ошеломило ее.

– Я уверен, что «Линия перевозок» хорошо компенсирует вам все расходы, но если вы считаете, что этого недостаточно, я покрою разницу.

– Что? – Она была так поражена, что долго не могла найти никаких слов.

– Я ценю все, что вы для меня сделали, и если «Линия» не оплатит вам ваш список расходов, представьте его мне.

– С-список? – Ее охватило замешательство, а вслед за ним горячей волной поднялось возмущение. – Вы думаете, что я делала все это ради денег?

– А ради чего же еще?

– Р-ради чего еще? – Она сдавленно усмехнулась и посмотрела на него, не скрывая своего одиночества и жажды его общества. Никаким количеством денег нельзя было купить того, что он внес в ее жизнь, хотя бы на короткое время и не по собственному желанию. Он дал ей мимолетное представление о том, как может быть, как бывает, когда у женщины есть мужчина, которого она любит, о котором заботится. Но он не был ее мужчиной. Как могла Джуд позволить себе забыть об этом после одного ничего не значащего поцелуя? – Ради чего? Нет, мистер Макензи, я уверена, что вы не понимаете других причин, кроме личных интересов.

– Вероятно, вам даже в голову не приходит, что существуют такие понятия, как обыкновенная порядочность и христианское сострадание.

– О, я уверен, что они существуют – за плату.

– За плату. – Джуд рассердило его высокомерное заявление, она обиделась, что он так низко оценивал ее честность. – Да, мне следовало назначить свою цену. Что ж, посчитаем. Трехразовое питание, плюс комната, смена белья, затраты на лечение, марля, услуги служанки, уборка пролитого кофе, круглосуточные услуги сиделки, не говоря уже о том, что я вынуждена терпеть ваши запугивания и отвратительное обращение. Ну как, мистер Макензи, вы уверены, что можете оплатить все это? – Она в ярости вскочила на ноги, но не успела выбежать из комнаты, потому что Макензи поймал ее за локоть и сильным рывком притянул на матрац рядом с собой, так что они оказались лицом к лицу. – Отпустите меня! – выкрикнула она. – Вы не заплатили за разрешение хватать меня руками. Это обойдется дорого для скудного бюджета такого человека, как вы.

– Простите, – серьезно сказал он. – Я не хотел оскорбить вас. – Она была готова освободиться от его руки с новым потоком негодующих слов, но он строго сказал: – Тш-ш.

– Затем его любопытствующая рука потянулась к ней, и пальцы легко побежали вдоль выпуклостей женского лица. Двигаясь легкими, осторожными прикосновениями, как в его представлении двигалась бы рука скульптора, он погладил ладонью ее выступающую скулу и с удовольствием улыбнулся, одобряя резкую, свидетельствующую о волевом характере форму. Кончик его пальца запрыгал по мягким выпуклостям и впадинам ее губ и немного задержался, ощутив их неожиданный трепет. Его указательный палец провел прямую линию вверх по ее носу, обвел дуги бровей, а потом свернул, чтобы познакомиться с нежными дрожащими веками, и ресницы коснулись его руки, словно крылышки колибри.

o Какого цвета у вас глаза?

– Серые.

– Как сталь или как рассвет?

– Это зависит от моего настроения.

– Он улыбнулся ответу Джуд, погладил ее лоб и, погрузив пальцы в волосы, нежно растрепал их и осторожно закрутил.

– А ваши волосы?

– Каштановые.

– Как темный мед или как соболь?

– Просто каштановые.

– Каштановые. – И то, как он это произнес, превратило его слова в райские звуки. – Гладкие, как шелк.

Холодок пробежал по телу Джуд, а вслед за ним ее обдало нестерпимым жаром, когда Долтон продолжил пальцами подробно обследовать ее лицо, как бы запоминая его своеобразие и форму, чтобы иметь возможность мысленно нарисовать себе ее портрет.

– Великолепно. Точно так, как я представлял себе, – хрипло произнес он.

В этот момент Джуд судорожно сглотнула, чувствуя, что он разбил ее мечту, выскользнула от него и выбежала за дверь, пока слезы на ее невзрачном лице не выдали ее.

Долтону понадобилось несколько минут, чтобы его взбудораженные чувства немного успокоились и он смог задуматься над тем, что было сказано. Джуд заботилась о нем не с целью получения вознаграждения. Тогда почему? В силу порядочности? Из милосердия? Она была для него загадкой. Женщины, которых он знал, были эгоистичными, алчными созданиями, которые ожидали вознаграждения за малейшую улыбку. И Макензи платил им, чтобы осуществлять свои желания и не портить удовольствия. Но что он знал о честной нежной женщине, которую нужно было учить получать собственное удовольствие, которая добровольно жертвовала своими удобствами, чтобы заботиться о незнакомом человеке?

Оглядываясь назад, он увидел, как ее колкие слова и провокационное добродушное подшучивание спасали его от нависшего над ним несчастья. Никогда своими заботами она не давала ему почувствовать себя беспомощным. Она не выражала ни сожаления, ни недовольства, когда он проливал кофе или неуклюже пользовался вилкой. Должно быть, она так же растила брата, поэтому Сэмми всегда будет чувствовать, что достиг успеха, а не потерпел поражение, поэтому он всегда будет чувствовать, что окружен любовью, а не раздражением.

Именно такие ощущения Джуд внушила и самому Долтону. И он, вечный странник, под ее крышей почувствовал себя дома; он, у которого никогда не было своего угла, почувствовал семейное тепло; он, никогда не знавший доброго отношения, сдался перед ласковым прикосновением. И тайная страсть Джуд Эймос разожгла внутри Долтона совсем не столь невинное пламя, пламя, которое вспыхнуло бы, если бы он не уследил, пламя, которое разгорелось бы и выжгло бы все дотла, если бы он позволил ему вырваться из-под контроля. Но этого Макензи не мог допустить.

Он протянул руку к повязке на глазах, и у него внутри возник холодный, противный страх. Остаться слепым на все оставшиеся ему годы – жестокое наказание за жизнь, которую он вел, но одновременно в какой-то степени и справедливое. Макензи зарабатывал на жизнь острым зрением, а теперь его потеря положила конец предосудительным занятиям.

Он не рассказал Джуд ни о своем прошлом, ни о своих нынешних делах, и нежелание, чтобы она узнала о них, удивляло Долтона, ибо он был не из тех, кто стесняется своей профессии. Могла ли женщина, так поглощенная заботами о своем неполноценном брате, найти в своем полном сострадания сердце место для такой темной души, как у Макензи? И, размышляя над этим, Долтон начал чувствовать, что ему не хочется покидать этот дом, где он нашел покой и, как ни странно, некое удовлетворение.

«Джуд приняла меня не ради оплаты. – Макензи все не переставал удивляться этому неожиданному открытию. – Тогда почему? И если ей не нужны деньги, то как я могу отплатить ей?».