Текст книги "Кризис социал-демократии"

Автор книги: Роза Люксембург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

VII

Но как же, несмотря на все – когда нельзя помешать объявлению войны, когда война уже началась, когда стране угрожает вражеское нашествие – как можем мы оставить без защиты нашу собственную страну и отдать ее врагу: немцев-русским, французов и бельгийцев-немцам, сербов-австрийцам? Разве социалистический принцип не провозглашает права самоопределения наций, не говорит, что каждый народ имеет право и обязан защищать свою свободу и независимость? Когда горит дом, разве не нужно сперва потушить пожар, а потом искать того, кто поджег дом? Этот аргумент о «горящем доме» сыграл в поведении социал-демократии как в Германии, так и во Франции, большую роль, он употребляется также и в нейтральных странах: в Голландии он звучит так: «когда корабль течет разве не нужно прежде всего думать о том, чтобы его законопатить».

Конечно, плох тот народ, который капитулирует перед внешним врагом, как плоха и партия, капитулирующая перед внутренним врагом. Лишь одно забыли пожарные горящего дома, что в устах социал-демократии "защита отечества" означает нечто другое, чем роль пушечного мяса под командой империалистической буржуазии. Что касается иноземного вторжения, действительно ли оно представляет из себя такое страшное явление, при котором совершенно парализуется и исчезает всякая классовая борьба внутри страны из-за опасности порабощения? По полицейским теориям буржуазного патриотизма и осадного положения, всякая классовая борьба является преступлением против защиты страны, так как она неизбежно вызывает ослабление и разделение вооруженных сил нации. Этой бессмыслицей и позволила одурачить себя оффициальная социал– демократия. Однако, современная история буржуазного общества показывает на каждом шагу, что для нее чужеземное вторжение совсем не является таким страшилищем, каким она сейчас его рисует, но, наоборот, является испробованным и охотно употребляемым средством против "внутреннего врагa". Разве не призывали Бурбоны и аристократы Франции к вторжению в страну против якобинцев? Разве австрийская и церковно-государственная контр-революция не призывала в 1849 году французского нашествия против Рима и русского против Будапешта? Разве партия «порядка» не грозила открыто во Франции в 1850 году нашествием казаков, чтобы сделать покорным Национальное собрание? Разве не было заключено известное соглашение 18 мая 1871 года между Жюлем Фабром, Тьером и K° и Бисмарком, по которому отпускалась в распоряжение версальского правительства пленная бонапартистская армия и оказывалась прямая поддержка прусским войскам, в целях удушения Парижской Коммуны? Для Маркса было достаточно этого исторического опыта еще за 45 лет до "национальной войны", чтобы разоблачить национальные войны современного буржуазного государства, как мошенничество. В своем известном адресе Генеральному Совету Интернационал по поводу падения Парижской Коммуны он говорит:

"То, что после самой упорной войны последнего времени побежденная и победившая армии объединились для совместного удушения пролетариата-это неслыханное явление показывает не окончательное угнетение, как думает Бисмарк, развивающегося нового общества, но полное распадение старого буржуазного общества. Национальная война, представлявшая собой высочайший героический подъем, на которое было еще способно старое общество, является сейчас чисто правительственным обманом, который не имеет никакой другой цели, кроме сглаживания классовой борьбы и который прекращается, как только классовая война переходит в гражданскую войну. Классовое господство уже не в состоянии больше скрывать себя под национальным мундиром. Национальные правительства объединяются против пролетариата".

Вторжение и классовая борьба не являются, таким образом, в буржуазном обществе противоречием, как можно было бы заключить из оффициальной легенды, но первое является средством и выразителем второй; и если для господствующих классов иностранная интервенция является испробованным средством против классовой борьбы, то, наоборот, у развивающихся классов обостренная классовая борьба является чуть ли не лучшим средством претив интервенции. Уже на пороге новой истории бурная, полная внутренних переворотов и внешних столкновений, история итальянских городов, история Флоренции, Милана с их вековой борьбой против Гогенштауфенов, показывает, что напряжение и острота внутренней классовой борьбы не только не ослабляет силу сопротивления целого внешнему врагу, но, наоборот, загоревшееся на почве этой вражды пламя достаточно сильно, чтобы оказать сопротивление каждому вражескому нашествию извне. Классическим примером для всех времен является Великая французская революция. Слова "враг кругом" никогда не были так справедливы, как во Франции в 1793 году по отношению к сердцу "Франции-Парижу. Если Париж и Франция не были тогда задавлены бурным потоком коалированной Европы, вторжениями со всех сторон, но, наоборот, с развитием беспримерной борьбы, с возрастанием опасностей и вражеских нападений, продолжали оказывать им все более и более возрастающее сопротивление, разбивая на голову новые коалиции врага своим неисчерпаемым мужеством, то это могло происходить лишь благодаря безграничному развитию внутренних сил общества при резких классовых противоречиях. Сейчас из перспективы целого столетия становится ясным, что только обостренные проявления этих противоречий, только диктатура Парижского народа и его беспощадный радикализм были в состоянии вызвать из недр нации те средства и силы, которые были необходимы, чтобы укрепить и защитить зародившееся буржуазное общество против бесчисленных врагов: против интриг династии, против изменнических махинаций аристократов, воззваний духовенства, восстания в Вандее, предательства генералов и сопротивления шести департаментов и провинциальных крупных городов, а также против объединенных войск и флотов монархической Европы. Столетия свидетельствуют, что не осадное положение, но беспощадная классовая борьба, заставляющая бодрствовать в народных массах чувства собственного достоинства, самопожертвования и нравственной силы, являются лучшей защитой и лучшим оружием страны против внешнего врага.

Такое же трагическое qui pro quo происходите социал-демократией, когда она для обоснования своей позиции в этой войне взывает к праву самоопределения наций. Правда: социализм признает за каждым народом право на независимость и свободу на самостоятельное определение своей собственной судьбы, но было бы настоящей насмешкой над социализмом, если бы теперешние капиталистические государства выступили, как выразители этого права на самоопределение. В каком же из этих государств нация до сих пор определяла форму и условия своего национального политического и социального существования?

Что представляет собой самоопределение немецкого народа и чего он хочет – об этом заявили, за это боролись демократы 1848 года и передовые борцы немецкого пролетариата – Маркс, Энгельс, Лассаль, Бебель и Либкнехт:-велико-германская республика. За этот идеал, пролили свою кровь мартовские борцы в Вене и Берлине; для осуществления этой программы желали Маркс и Энгельс в 1848 году войны с русским царизмом. Первым требованием для выполнения этой национальной программы была бы ликвидация "кучи гнилья", называемой Габсбургской монархией, и исчезновение прусской военной монархии вместе с двумя дюжинами карликовых германских монархий. Поражение немецкой революции и предательство, немецким бюргерством своих собственных демократических, идеалов привели к господству Бисмарка и его творению– современной великой Пруссии с двадцатью маленькими, отечествами под одной каской, называющей себя германской империей. Настоящая Германия возникла на могиле мартовской революции, на развалинах национального права самоопределения немецкого народа. Настоящая война имеющая своей целью, на ряду с сохранением Турции, также и сохранение Габсбургской монархии и укрепление Прусской военной монархии, является вторичными похоронами как павших в мартовской революции, так и национальной немецкой программы. И действительно, чертовски ядовитой насмешкой истории является то, что социал-демократы, наследники немецких патриотов 1848 года, выступают в этой войне со знаменем права самоопределения нации в руках. А разве Третья республика с ее колониальными владениями в четырех странах и колониальными трениями в двух других частях света, представляет собой самоопределение французской нации? Или же им является Британская империя с ее Индией и господством миллиона белых над пятью миллионами черных в южной Африке? Может быть это царизм или Турция? Только у буржуазных политиков для которых господствующие расы составляют человечество а господствующие классы-нацию, может, вообще, итти речь о национальном самоопределении колониального государства. В социалистическом смысле этого понятиями одна нация не может быть названа свободной, если ее государственное основание покоится на порабощении других народов, т. к. колониальные народы тоже считаются за народы и тоже состоят членами государства. Интернациональный международный социализм признает право на самоопределение свободных независимых равноправных наций, но только он сам может создать эти нации, только он может осуществить право на самоопределение народов. Лозунг социализма является, как и все другие лозунги, не обожествлением существующего, но путеводителем и двигателем революционной творческой активной политики пролетариата. Пока существуют капиталистические государства и пока империалистическая мировая политика определяет и создает внутреннюю и внешнюю жизнь государств, право наций на самоопределение не имеет ничего общего ни с военной ни с мирной практикой этих государств.

И даже более: при современном империалистическом строе не может быть более национальных оборонительных войн, а потому и всякая социалистическая политика, которая, не обращая внимания на определенную историческую обстановку, хочет исходить в мировом вихре от изолированной точки зрения какой– нибудь страны, строится заведомо на песке.

Мы уже пытались показать оборотную сторону настоящего столкновения Германии с ее противниками. Было необходимо ярче осветить отдельные пружины и внутренние сцепления настоящей войны, т. к. в позиции нашей фракции рейхстага и нашей прессы решающую роль играла защита свободы и культуры Германии. Поэтому на фактах истории нужно было установить, что дело идет о превентативной войне, в течение многих лет подготовлявшейся немецким империализмом и сознательно вызванной немецкими и австрийскими дипломатами летом 1914 года; и поэтому при общей оценке мировой войны и ее значения для классовой политики пролетариата-вопрос защиты или нападения, вопрос о виновных совершенно не имеет значения; если относительно Германии можно еще кое-как говорить о самозащите, то этого ни в коем случае нельзя сказать о Франции и Англии, они защищают не свои национальные, но свои мировые позиции, защищают свое империалистическое достояние от нападок немецкого выскочки. Если патрули немецкого и австрийскою империализма на востоке несомненно зажгли мировой пожар, то французский империализм, проглотивший Марокко, английский, подготовлявший грабеж в Месопотамии и Аравии, а также все условия для обеспечения своего насильнического господства в Индии, русский, направлявший свою балканскую политику на Константинополь, шаг за шагом собирали и нагромождали со своей стороны горючий материал для этого пожара. Если военные вооружения и играли какую-нибудь существенную роль, как пружины развивавшейся катастрофы, то они обусловливались соревнованием всех государств в вооружении. И если Германия своей Бисмарковской политикой 1870 года положила первый камень в борьбе вооружений, то эта политика была вдохновлена двумя империями и вызвана военными колониальными авантюрами Третьей республики при расширениях в восточной Азии и Африке.

Французские социалисты, вследствие своих иллюзий о национальном освобождении, а также на основании самих фактов были убеждены что французское правительство так же, как и весь народ, не имело никаких военных поползновений в июле 1914 года. "Во Франции сейчас все честно и прямо, безоговорочно и открыто за мир", свидетельствовал Жорес накануне войны в своей последней речи в Брюссельском народном доме. Этот факт совершенно правилен и делает совершенно понятным то негодование, которым разразились французские социалисты, когда их отечеству была навязана преступная война. Но для объяснения мировой войны, как исторического явления, и для определения отношения к ней пролетарской политики, этот факт недостаточен. История возникновения настоящей войны началась не с июля 1914 года, но десятки лет тому назад, в течение которых с необходимостью естественного закона связывались нити за нитями, пока густая сеть империалистической мировой политики не опутала пять частей света, пока не создался могучий исторический комплекс явлений, корни которого коренятся в пучинах экономического существования, верхние же ветви которого простираются в неясно брезжущий новый мир, – явлений, в грандиозности которых растворяются понятия о вине и искуплении, о защите и нападении.

Империалистическая политика не является делом какого-нибудь одного или же нескольких государств; она есть продукт определенной степени зрелости мирового развития капитала, одним из международных явлений, неделимым целым, которое можно познать только во всех его переменчивых взаимоотношениях и избежать которого не может ни одно отдельное государство.

Только с этой точки, зрения может быть правильно оценен вопрос "национальной самообороны" в теперешней войне. Национальное государство, национальное единство и независимость были идеологическим щитом, под которым сорганизовались в прошлом столетии буржуазные великие державы средней Европы. Капитализм не мог удовольствоваться малыми государствами при их хозяйственном и политическом разграничении; он нуждался для своего развития в возможно большей внутренне замкнутой области и в духовной культуре, без чего нельзя было ни поднять общественные потребности на уровень, соответствующий капиталистическому производству, ни заставить правильно функционировать механизм современного буржуазного классового господства. Прежде чем капитализм сумел вырости для мирового хозяйства, он пытался создать себе такую замкнутую область в национальных государственных границах. Эту программу, осуществить которую на политической и национальной арене, занятой средневековым феодализмом можно было только революционным путем, осуществила одна Франция своей великой революцией; в остальной Европе она, как и вообще все буржуазные революции, осталась незаконченной, остановилась на полуслове… Немецкая Империя и сегодняшняя Италия, состояние Турции и Австро– Венгрии в настоящее время, русская Империя и британская мировая Империя, являются живым доказательством этого. Национальная программа играла историческую роль, лишь как идеологическое выражение развивающейся и стремящейся к государственной власти буржуазии, пока буржуазное классовое господство, еще не достаточно укрепившееся в великих державах средней Европы, не создало на ее основе необходимых для себя условий и орудий.

С тех пор империализм похоронил старую буржуазную демократическую программу, возведя в программу буржуазии всех стран расширение за национальные границы и независимо от национальных отношений. Националистические фразы, конечно, остались, но их реальное содержание и их функции превратились в свою противоположность; они еще служили прикрытием для империалистических стремлений, как боевой клич империалистического соперничества, как единственное оставшееся идеологическое средство, при помощи которого народные массы могут быть принуждены к их роли пушечного мяса в империалистической войне. Общая тенденция современной капиталистической политики господствует, как могучий слепой закон над политикой отдельных государств, так же, как закон хозяйственной конкуренции властно определяет условия производства отдельных предпринимателей.

Если мы хоть на минуту допустим, – чтобы исследовать фетиш национальной войны, господствующий сейчас над политикой социал-демократии-что в каком-нибудь из существующих государств война, действительно, имеет своим исходным пунктом чисто национальную самозащиту, то мы должны будем признать, что военный успех прежде всего должен привести к занятию чужой области. При существовании высоко-развитых капиталистических групп, заинтересованных в империалистических завоеваниях, в ходе войны сам собой развивается аппетит к расширению; империалистическая тенденция в начале войны, находившаяся в зародыше или же дремавшая, становится сама двигающей пружиной и определяет характер войны, ее цели и ее следствия; система военных союзов, практикуемая в течение столетий в политических взаимоотношениях государств, приводит к тому, что в ходе войны каждая борющаяся сторона старается привлечь на свою сторону-в целях защиты-своих союзников. Вследствие этого все большее количество стран втягивается в войну и этим неизбежно создается и поддерживается империалистический кризис мировой политики. Так, с одной стороны, Англия поставила перед Японией вопросы Китая, вызвала соперничество между ними, перекинула войну из Европы в восточную Азию и, раздув огонь в С. Штатах и Японии, подготовила материал для будущих конфликтов. С другой стороны, Германия втянула в войну Турцию, вследствие чего поставила непосредственно перед ликвидацией вопросы о Константинополе, о всех Балканах и Малой Азии. Кто не понял, что мировая война в своих основаниях и исходных пунктах была чисто империалистической, тот должен убедиться теперь в процессе ее развития, что война при настоящих условиях неизбежно должна превратиться в процесс империалистического мирового раздела. Да так и должно было бы быть с самого первого момента ее существования. Постоянно колеблющееся равновесие сил между борящимися сторонами заставило каждую из них, уже из чисто военных соображений, чтобы укрепить свои позиции и избежать новых врагов, стремиться взять в свои руки нейтральные державы, обещая крупные барыши, как для народов, так и для государств. Посмотрите, с одной стороны, немецко-австрийские, с другой англо-русские «воззвания» в Италии, Румынии, Греции и Болгарии. Якобы "национальная оборонительная война" приводит к таким поразительным результатам, что даже незаинтересованным государствам дает возможность получить всеобщее расширение владений и влияния, и даже в определенном направлении; наконец, тот факт, что все капиталистические государства имеют колониальные владения, которые втягиваются в войну-пусть даже она будет начата, как "национальная оборонительная война" – уже исключительно из военных соображений, и что каждое воюющее государства старается оккупировать колонии противника, или по крайней мере, возбудить там восстание; например, захват немецких колоний Англией и попытка возбудить "священную войну" в английских и французских колониях; этот факт превращает немедленно и автоматически каждую современную войну в империалистический мировой пожар.

Таким образом, само понятие о скромной, добродетельной, оборонительной, отечественной войне, парящее перед глазами наших парламентариев и редакторов, является чистой фикцией, которую должно отбросить всякое историческое понимание существующего в совокупности его мировых взаимоотношений. Характер войны определяется не торжественными декларациями, и не добрыми намерениями руководящих политиков, но соответствующим историческим положением общества и его военных организаций.

Схема чисто – национальной оборонительной войны была бы возможна на первый взгляд в такой стране, как Швейцария. Но Швейцария не является национальным государством и поэтому не может служить примером современных государств. Как раз ее "нейтральное существование" и роскошь милиционной системы, которую она себе позволяет, являются отражением того военного состояния, в котором находятся окружающие ее великие державы, и может существовать лишь до тех пор, пока она примиряется с этим состоянием. Пример Бельгии показывает, насколько легко может быть такой нейтралитет в мировой войне растоптан сапогом империализма. Теперь мы специально остановимся на положении малых государств. Классический пример национальной борьбы представляет сейчас Сербия. Если какое-нибудь государство, по всем формальным признакам, имеет право на национальную самозащиту, то это Сербия. Австрийская аннексия нарушила ее национальное единство, Австрия угрожает ее национальному существованию, Австрия вовлекла ее в войну, а потому Сербия со всех точек зрения ведет истинную оборонительную войну за существование, свободу и культуру своей нации, и если права немецкая социал-демократическая фракция с ее точкой зрения, то сербские социал-демократы, протестуя в Белградском парламенте против войны и отвергая военные кредиты, явились как будто бы предателями жизненных интересов своей собственной страны. В действительности сербы, Лапшевич и Кацлеролич не только вписали свои имена золотыми буквами в историю международного социализма, но вместе с тем проявили ясное историческое понимание истинных взаимоотношений войны, вследствие чего они оказали лучшую услугу своей стране и пробуждению сознания своего народа. Сербия во всяком случае ведет формально национально-оборонительную войну, но тенденции к расширению ее монархии и ее господствующих классов, подобно стремлениям господствующих классов других современных государств, выходят за пределы национальных границ и приобретают вследствие этого наступательный характер. Тенденции Сербии направляются на берега Адриатики, где она завела с Италией чисто империалистическое соревнование за спиной Албании, исход которого, помимо Сербии, зависит от великих держав. Суть в том, что позади сербского национализма стоит русский империализм. Сама Сербия есть шахматная фигура на доске мировой политики, и осуждение войны в Сербии, пренебрегающее этими взаимоотношениями за кулисами общей мировой истории, должно было повиснуть в воздухе. Как раз то же самое относится к последней балканской войне. С формальной изолированной точки зрения, балканские государства защищали свои исторические права и проводили старую демократическую программу своего государства. С точки же зрения реальных исторических взаимоотношений война на Балканах, превратившихся в фокус и спорный пункт империалистической мировой политики, была лишь частью целого, звеном в последовательной цепи тех событий, которые с фатальной необходимостью подготовляли настоящую мировую войну. Международная социал-демократия устроила балканским социалистам горячую овацию в Базеле за их решительный отказ от морального и политического содействия в балканской войне и за разоблачение ее истинной физиономии, и тем заранее осудила поведение французских и немецких социалистов в настоящей войне.

В таком же положении, как балканские государства, находятся сейчас все малые государства, например, хотя бы Голландия. "Когда корабль дал течь, нужно прежде всего думать о. том, чтобы его законопатить". В самом деле, о чем может быть речь в маленькой Голландии, как не о чисто национальной самозащите, о защите существования и независимости страны? Если рассматривать лишь намерения голландского народа и даже его господствующих классов, то, действительно, вопрос идет о чисто-национальной самозащите, но пролетарская политика, основанная на историческом понимании, не может удовольствоваться лишь субъективными намерениями отдельной страны; она должна ориентироваться в общем комплексе мирового политического положения. Также и Голландия, хочет она этого или нет, является лишь маленьким колесиком во всем механизме теперешней мировой политики и дипломатии. Это станет тотчас же ясно, если Голландия будет вовлечена в поток мировой войны. Во-первых, ее противники постараются направить первый удар на ее колонии; вследствие этого военные действия Голландии, направленные на со хранение существующих владений, на ряду с защитой национальной независимости коренного населения на Север ном море, направляются также и на защиту эксплоатируемых ею областей на Малайском и Остиндском Архипелаге. Но этого недостаточно; предоставленный самому себе милитаризм Голландии был бы разбит в потоке мировой войны, как ореховая скорлупа. Голландия должна будет– хочет она этого или не хочет – стать членом одной из, борющихся коалиций и сделаться орудием и носительницей чисто империалистических тенденций этой страны.

Таким образом, характер войны в отдельных странах определяет все та же историческая обстановка современного империализма, и эта обстановка такова, что она делает совершенно невозможными в настоящее время исключительно оборонительные войны.

Еще несколько лет тому назад Каутский писал в своей брошюре: "Патриотизм и социал-демократия", Лейпциг 1907 г.

"Если патриотизм буржуазии и патриотизм пролетариата являются понятиями совершенно различными и даже противоположными, то все-же бывают положения, при которых и тот и другой патриотизм могут объединиться для общего действия, даже оставаясь враждебными друг другу. Буржуазия и пролетариат одной и той же нации имеют одинаковые интересы в сохранении их независимости, в устранении и предупреждении всяких попыток подавления и эксплоатации со стороны чужой нации. При национальных войнах, которые вытекают из подобных побуждений, патриотизм пролетариата всегда объединяется с патриотизмом буржуазии. Однако, с тех пор, как пролетариат стал силой, представляющей опасность для господствующих классов при каждом серьезном потрясении государства, с тех пор, как в конце каждой войны может разразиться революция, как это доказала Парижская Коммуна 1871 г. и русский терроризм после русско-турецкой войны, с тех пор буржуазия даже тех наций, которые недостаточно самостоятельны или совсем не самостоятельны, фактически отказывается от национальных целей, если их можно достигнуть только свержением правительства, так как она больше боится и ненавидит революцию, чем любит и ценит самостоятельность и величие нации. Поэтому буржуазия отказалась от самостоятельности Польши и позволяет существовать таким прогнившим насквозь государственным образованиям, как Австрия и Турция, которые должны были бы исчезнуть уже поколение тому назад. Поэтому существующие в цивилизованных странах Европы национальные проблемы, которые сейчас могут разрешиться лишь войной или революцией, могут быть окончательно устранены лишь после победы пролетариата. Тогда, благодаря интернациональной солидарности, они примут совсем другой вид, чем они имеют сейчас в обществе эксплоатации и угнетения. Пролетариат капиталистических государств в своей практической борьбе не должен более ими заниматься и должен посвятить свои силы другим задачам". (Стр. 12–14).

"Между тем возможность того, что патриотизм пролетариата и буржуазии когда-либо объединятся для защиты свободы народа, исчезает все более и более. Французская буржуазия соединилась бы с царизмом. Россия, ослабленная революцией, не представляла бы более опасности для свободы Западной Европы. При таких обстоятельствах нигде нельзя ожидать войны, защищающей свою национальную свободу, в которой соединились бы пролетарский и буржуазный патриотизм". (Стр. 16).

"Мы уже видели, что противоречия, которые в 19-м столетии могли заставить еще многие свободные народы выступить с войной против своих соседей, перестали существовать. Мы видели, что современный милитаризм даже и в отдаленной степени, является уже не защитником народных интересов, но защитником прибыли, – не гарантией независимости и неприкосновенности собственного своего народа, на которые никто не покушается, но гарантией для расширения заморских завоеваний, которые отвечают лишь требованиям капиталистической при-были. Нынешние противоречия между государствами уже не могут более вызвать войны, которой не противостоял бы самым решительным образом пролетарский патриотизм". (Стр. 23).

Почему же от всего этого отказалась социал-демократия в своем отношении к настоящей войне. Но могла ли она, однако, заявить: раз эта война является империалистической войной, раз это государство не имеет ничего общего с правом на самоопределение и идеальной национальностью, то мы им совершенно не интересуемся и готовы отдать его в руки врагу? Пассивное отношение к происходящему не может определять собой тактику такой революционной партии, как социал-демократия. Роль социал-демократии, как передового авангарда борющегося пролетариата, заключается не в том, чтобы выступать на защиту существующего классового государства, и не в том, чтобы молчаливо отойти в сторону, пережидая окончания бури, но в том, чтобы проводить самостоятельную классовую политику, которая при каждом крупном кризисе буржуазного общества толкает вперед господствующие классы и доводит кризис до его крайних границ; следовательно, вместо того, чтобы прикрывать империалистическую войну плащем национальной самообороны, следовало серьезно отнестись к праву самоопределения народов и выступить с этим лозунгом, как с революционным рычагом, против империалистической войны. Элементарнейшим требованием национальной защиты является ведение войны самим народом; первый шаг к этому-народная милиция, т. е. не только немедленное вооружение всего взрослого мужского народонаселения, но прежде всего право решения народом вопросов войны и мира т. е., как основа для национальной самозащиты – необходима политическая свобода. Первой задачей социал-демократии было провозглашение этого действительного способа самозащиты и настаивание на его осуществлении. В течение сорока лет мы доказываем господствующим классам и народным массам, что только народная милиция в состоянии защищать наше отечество и сделать его непобедимым; а теперь, когда впервые наступило большое испытание, мы передаем защиту нашей страны, как нечто само собой разумеющееся, в руки постоянного войска, представляющего из себя пушечное мясо под командой господствующих классов. Наши парламентарии, очевидно, совсем не заметили, что, провожая в поле это пушечное мясо "горячими пожеланиями", как истинную защиту отечества, уступая без всяких оговорок королевско-прусскому войску роль действительного спасителя отечества в час величайшей опасности, они отказываются от главнейшего пункта нашей программы: от народной милиции; превращают в прах фактическое значение нашей сорокалетней антимилитаристской агитации, делают его доктринерской утопией, в которую не будет верить ни один человек[12]12
   «Если несмотря на это социал-демократическая фракция рейхстага единогласно одобрила сейчас военные кредиты», – писал Мюнхенский партийный орган от 6 августа-если она провожала горячими пожеланиями успеха всех отправлявшихся на защиту немецкой империи, то это не был тактический ход, это было вполне естественное следствие поведения партии, которая всегда была готова поставить народное войско в целях обороны страны на место старой системы, которая казалась ей скорее выразительницей классового господства, чем защитницей нации против дерзких нападений.
  Казалась… В "Нейе Цейт" эту войну называют открыто народной войной, возводя постоянное войско в "народное войско" (№ 20–25 авг. – сент. 1914 г.) – Социал– демократический военный журналист Гуго Шульц прославляет в военном отчете от 74 августа "сильный милиционный дух", который "живет в Гогенцоллернской армии".


[Закрыть].