Текст книги "«Торпедные аппараты к бою»! Исповедь офицерши (СИ)"

Автор книги: Роузи Кукла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 9. Бал Наташи из Ростова

Отскочила и звонко задребезжала по полу, пустая винная бутылка. Я случайно сшибла ее ногой, когда стремительно заскочила в кабинку, после долгого и терпеливого ожидания своей очереди в туалет. Это ожидание сопровождалось ежеминутными стрессами и разочарованиями. Сначала две девчонки заспорили из-за очереди, потом еще две сцепились и яростно пререкались по тому же поводу. Остальные стояли и обреченно ждали. С облегчением вздохнула и все еще пытаюсь не дышать. Все помещение туалета утопает в густом табачном дыму. Девочки успокаиваются и расслабляются. Пока я делаю свое дело, слышу еще одно звонкое дребезжание по полу. Очередная порция успокаивающего зелья, принятая прямо из горлышка, моими сотоварками, делает свое действие. И пока я поправляю одежду, то слышу взрыв громкого и не приличного смеха и смачный мат веселой рассказчицы.

– Он меня обнимает. – Неестественно громко говорит одна. – А я ему сунула руку, схватила за х… и драчу, и драчу!

Я замечаю ее раскрасневшееся лицо, пьяные глаза, как только выхожу из кабинки, пропуская на свое место, очередную нетерпеливую девицу. Я почти сталкиваюсь лицом с пьяной рассказчицей, окруженной такими же ярко накрашенными и явно пьяными девицами. Пробираюсь в табачном дыму и с трудом уклоняясь в тесном проходе, отгороженным ими своими телами, пытаясь побыстрее выбраться из этого прокуренного девичьего омута.

Я не очень-то хотела идти на танцы к ее брату, в училище. Но Лариска, так яростно наседал, что я была вынуждена отступить.

– Иначе, зачем же ты сюда ехала? – Восклицает она. – Ведь там знаешь, какие мальчики? Прелесть! Чистенькие, свеженькие, подстриженные и самое главное, они наши! Да! Да! Они будут наши!

– Как только зайдешь, сразу хватай пятака и тащи его на улицу, сразу же прячь от других девок. Не давай ему опомниться, ври ему что хочешь, но держи крепко и, ни на секунду не выпускай. – Поучает она.

– Ты, я вижу, ни разу на танцы-то не ходила в военное училище? Ты все можешь просрать, милая! Поэтому слушай меня и действуй. Слышишь!

– Самое главное, бери его в оборот и тащи от всех этих сучек подальше, в сторону.

Я возражаю ей и говорю, что как же я так сразу могу узнать, кто мне нужен? А она таращит глаза, а потом в сердцах мне.

– Ну и дура же ты! Как ты не можешь понять, о чем я тебе твержу. Хватай пятака! Ты поняла?

По тому, как я моргаю глазами и совсем ничего не могу понять, про эти ее пятаки и то, что их надо куда-то тащить, от того она понимает, что я и есть та, о ком она говорит. Я, провинциальная дура! Она стоит передо мной обнаженная по пояс, только в красивых и легких трусиках, выпирая красивыми, обнаженными грудями, с бигудями на голове, а в руках все еще держит горячий утюг, которым только что старательно гладила свое и мое платье.

– Ну, хорошо. – Уступает она. – Пятаки, это выпускники, пятый курс, это без пяти минут офицеры. Ты поняла? Офицеры! Догоняешь? Это, офицеры и ты можешь запросто стать офицершей! Ты, поняла? Девочка?

– Вчера ты была кто? Студенткой, продавщицей или сраной медицинской сестрой, а теперь ты сразу же станешь офицершей! Ты поняла, наконец? Чувствуешь разницу?

Я молчу и опять, еще хуже все понимаю, а вернее, уже ничего не понимаю окончательно. В голове одни только пятаки, да эти офицерши. А где же чувства, где же любовь? Где он? Красивый и ладный, стройный и вежливый пятак, будущий офицер? Как я увижу, как я найду его? Моего?

Говорю ей об этом, а она еще сильнее возмущается. Распаляется и уже совсем, как мне кажется, молотит какую-то чушь.

– Ну, какая тебе разница? Кто он, да какой? Все они одинаковый, как оловянные солдатики. Все чистенькие, аккуратные, хорошие мальчики. Там плохих нет. Это же элита!

– Ведь главное, это привлечь, а точнее, отшить от него всех этих сучек и на себя поскорее его завалить. Ты поняла? Чудо заморское.

Соглашаюсь, только для видимости. Не согласна, но свое дело она сделала, и я уже начинаю внутренне ощущать напряжение и желание найти его, моего и бороться за него. Я по наивности уточняю.

– А как, я найду его, пятака?

В сердцах, она даже чуть ли не бросает утюг. Вот этого-то ей не понятно.

– Да, на них же все написано! Вот здесь, на рукавах! Пять, галочек, это пятак, четыре галочки, четвертый курс. Ты поняла, наконец-то. Горе! Да на ленточку не попадись, твой, должен быть в мичманке. – Уточняет. – В беске, то есть в бескозырке с ленточками, то двоечники или те, у кого карьеры потом не будет. Ты, как его на улицу потянешь, так сразу же и узнаешь. Если он выйдет в мичманке, твой. Ну а если беску наденет, с ленточками, то сразу же отрывайся от него. Бросай и линяй в сторону. Ты все поняла?

Подъезжаем в окружении невест. Все девчонки, что едут с нами в троллейбусе очень красивые, как мне кажется, они все разодеты, как на свадебный вечер, в туфлях на высоких каблуках и все с макияжем. Едут группками, и только несколько девчонок одни. Ту же картину я вижу, пока мы цокаем по асфальту, сливая наши постукивания в общий клекот горлиц, невест. Мы подходим к воротам училища, и я уже чувствую, напряжение и волнение моих окружающих спутниц.

А потом. Что же потом? Стояла. Я стояла одна сзади. Смотрела. Лариска, как только вошли в помещение клуба, сразу же повела себя, как рыба в воде. Умчалась, сказала, что бы я ее ждала в холле. В зале уже гремела музыка, и все вокруг пришло в движение. Завертелись, забегали красивые мальчики в чистых, белоснежных форменках, девки теснились и тянулись в зал, а те, кто все еще скромничал и стоял в холле, как я, те уже начали охоту за ними.

Я это сразу почувствовала и увидела, по их поведению. Они стояли группками и разговаривали между собой, не глядя друг на друга. Лица все обращены к ним, мелькающим мальчишкам. По тому, как они переминались на каблуках, я физически почувствовала, что это их нетерпение, связано с инстинктами. Инстинктами охотниц. Началась охота самок. Все они разные. Одни высокие, другие худые или толстые, но все охотницы. Добытчицы. Им нужна натура. Природа все делала за них. Сбиваясь в группы, самочки, как бы загоняли, а вернее притягивали к себе внимание мальчиков, самцов. Я видела, как образовались первые пары. Чувствовала рядом, как с завистью и даже с ненавистью, смотрят, на юную, совсем еще девочку, которую вывел из танцевального зала красивый и стройный курсант, пятак. Следом еще и еще. Девичьи группки заволновались. Кто-то нетерпеливо выскочил из рядов и громко зацокал туфлями, привлекая к себе внимание стуком копытец. Кто-то окликнул, а кто-то из девок стал в открытую флиртовать. Не стесняясь. Все видели фальшь и наигранность девочек, но в них отражалось желание, похоть и преимущество перед нами. Одна из девчонок подхватила красивого мальчика под руку и прошлась с ним около нас, стрельнув уничтожающим и заносчивым взглядом. Весь цветник вспыхнул от вызова, в воздухе сразу почувствовалась напряжение и над нами повисла гнетущая атмосфера неизбежного краха ожиданий. Внезапно вспыхнула нелепая ссора из-за высказывания или комментарий в адрес соперницы. За одну заступились и вдруг, не с того ни с чего, завязалась самая настоящая бабская потасовка, с тяганием друг дружку за волосы. Прически рассыпались многочисленными заколками и победительница, под радостные возгласы окружающих подруг, выдернула из головы соперницы шиньон. Она торжествующе подняла его, но в ту, же секунду получила мощный пинок по ногам от посрамленной соперницы. Я не знаю, чем бы все это закончилось, если бы, не вмешался дежурный офицер с матросами. Я стояла рядом, и на меня все это подействовало удручающее. К тому же я уже давно хотела выйти в туалет. Расспросила девчонок и ушла с одного поля боя и попала на другой.

Когда выбралась после туалета в холл клуба и все никак не могла отдышаться. Все, решила я, с меня этого испытания хватит. Я ухожу. И как только я стала продвигаться к выходу, как мне навстречу попадается Лариска с двумя кавалерами. В одном, я сразу же признала ее брата, похожего на нее, как две капли воды. Только он еще выше и красивее, чем я его себе представляла и держится высокомерно, но учтиво. Рядом с ним, не очень приметный и скромный, можно сказать, даже застенчивый и растерявшийся сокурсник. Знакомимся. Лариска ликует, я это вижу. Она все время что-то говорит, наваливается на руку брата. Счастливо смотрит на него, и я понимаю, что то, о чем слышала от нее этой ночью, все это действительно было и продолжается между ними. А может мне это только кажется? Я не успеваю сообразить, меня вовлекают в разговор, и я подключаюсь невольно, в любовную интригу и схватку.

Лариска ведет всю встречу, не дает говорить и пока она стрекочет, смеется над своими же шутками, я краешком глаза пялюсь на форменку товарища, что пришел с ее братом. Пять галочек на рукаве, слава богу, пятак! Теперь мне его надо тащить? Так по ее инструкции, но все происходит не так. Лариска затягивает нас в зал, где оглушительно громко ревет музыка и в тесной толпе дрыгаются в быстром ритме современной мелодии, сразу две сотни пар. Не успеваю опомниться, как Лариска тянет брата, а он хватает меня и тянет за собой в середину зала. Первые движения неловки, а затем я зажигаюсь всеобщим движением и музыкой. Лариска пялится на меня, а ее брат смотрит восхищенным взглядом. Еще бы! Она и не представляла, что я танцую с шести лет, и у меня это всегда, прекрасно получается. Рядом и почти за спиной, неуклюже топчется Витютя. Так мне представил своего спутника ее брат. Но музыка и движение полностью захватывают меня, к тому же, все чаще в танце, ко мне оборачивается не только ее брат, но и окружающие. Я увлекаюсь, и уже не обращая никакого внимания на окружающих, самозабвенно и легко танцую. Мне приятны быстрые взгляды, которыми меня награждают окружающие, а еще приятнее, что ее знаменитый брат танцует только со мной, не обращая, или намеренно забывая о присутствии рядом Лариски. После нескольких танцев подряд, я чувствую струйку пота между лопатками и то, что я отдалась музыке, окружающим и ему, что называется по полной программе. Он внимательно отмечает мое настроение, видит, что я устаю, и тянет из зала. Следом тянутся Лариска и Витютик.

– Ты, что? Хочешь моего брата захомутать? – Улучшив минутку, шепчет зло мне на ухо Лариска.

– А, ты, что же против? Ты же сама сказала, что все, у тебя к нему претензий нет, и не будет! Или то были только слова?

Вижу ее озлобленное лицо и явно ревнивые глаза. Я стараюсь отыграться, в нашем без словесном споре. Поэтому, как только мальчишки чуть дальше отходят, добавляю.

– Лариска! Неужели ты мне не позволишь? Ты, что же, все еще хочешь… – Не успеваю договорить, так как Валерий, это ее брат, оборачивается и предлагает поехать всем в город.

Как же хорошо мне было? Я смотрела на Валерку и видела только его. Мы шагали по улицам, ярко освещенного города, и мальчишки, непривычно вскидывали к виску ладонь, поминутно козыряли встречным военным. Я почти не слышала, о чем и что все время старалась говорить Лариска, таская за собой, как мешок, Витютю. Кстати. Витютя надел бескозырку, а Валерка, мичманку, которая ему самым наилучшим образом шла. Вообще, ему очень к лицу эта красивая морская форма. А еще я представляю, как выгляжу рядом с ним, с этим красивым и несколько гордым мичманом. Да! Именно так! Оказалось, что Валерка уже мичман и на его плечах красивые, золотистые, широкие и без просвета, сплошные погоны. А вот у Витютика, только три жалкие поперечные лычки, так говорят о старшинских нашивках. Но только он старшина первого класса. А я и не знала еще, кто старше? Но мне уже тогда казалось, что Валерий старше намного.

Зашли в кафетерий и Валерий угостил всех вкусным мороженым. Мы смеялись, а я особенно много и счастливо. На меня, уже пару раз с тоской и отчаянием бросала жалкий взгляд подавленная Лариска. Я старалась, и почти не замечала этого, весело и беззаботно болтая с Валеркой. Иногда в разговор подключался Витютик и довольно остроумно и находчиво шутил, но больше молчал. Я иногда, ловила на себе его внимательный и загадочный взгляд. Время пролетело незаметно, и мы провожали ребят до конечной остановки троллейбуса. Я запомнила его мужской запах и быстрый энергичный поцелуй, который слегка уколол нежную кожу на щеке, короткой щетиной. Нас они с собой не пустили. Почти весь троллейбус заполнили курсанты. Дверцы с трудом захлопнулись и унесли от меня этого красивого и очень обаятельного Валерку с его товарищем.

Глава 10. Как разводят влюбленных

Мы шагали, молча, по опустевшим улицам полуночного города. Я счастливая и подавленная Лариска. Мы шли, и я что-то мурлыкала себе под нос, а Лариска все время молчала, не привычно и только изредка, под ярким светом фонарного столба, пыталась заглянуть мне в лицо. Пришли домой. Все делается молча. Мне вроде бы должно быть неудобно, но я за собой не чувствую ничего, только легкость и самую приятную радость. Наверное, я влюбляюсь в Валерия, говорю сама себе. А вот это Лариске не нравится. Почему? Неужели в ней все еще живы к нему ее детские чувства и шалости. Все хорошо, но мне, же нельзя так. Мне надо как-то с ней поговорить, обо всем этом. Раздеваюсь. Лариска разделась раньше, и ни сколько не стесняясь меня, ходит по квартире абсолютно голой.

Она разжигает газовую колонку и впервые за вечер говорит мне.

– Иди, мойся! Да получше, подмойся! Может твоя пи-пи еще и пригодится?

Обиделась на ее грубость, но с удовольствием становлюсь под горячую воду и смываю с себя остатки любовной охоты. Лариска гремит на кухне, звякает бутылками, а потом шлепает по полу босыми ногами и врывается ко мне.

– Ну, скажи мне? Что он в тебе нашел? Я что, некрасивая?

Она смотрит на меня с какой-то злобой и напряженно ждет моего ответа. Я молчу, отвернувшись от нее. Она вдруг, хватает меня за бедра и крутит к себе, тычет пальцем.

– Это, что? Это разве манда? Вот манда, так манда, полюбуйся!!!

Нагибается и слегка присев, тянет в сторону свои нижние губки.

– У тебя же такого нет! Смотри! Вот какой у меня клитор!

– Успокойся Лариска. Не надо истерик. – Говорю ей, а сама впервые вижу такое.

У нее между ног, за раздвинутыми широко в стороны губками, действительно, что-то такое торчит и почему-то с колечком на кончике. От неожиданности я роняю шланг, и вода живо окатывает Лариску. Она вздрагивает и выпрямляется, мокрая смотрит в мои глаза. Секунду мы с ней упираемся взглядами, а потом я первая не выдерживаю и, смеясь, говорю.

– Ну, что ты уставилась? Баб голых, что ли не видела, дурочка?!

– Ага! Вот тебя, впервые. Но бабы, это не моя специализация.

– Что, что? Какая еще такая специализация? О чем ты говоришь? Ты только послушай!

– А вот такая! У нас так с братом договорено, что бабы это его, а мои мальчики. Правда, иногда, бывает наоборот. Но ты не беспокойся! Это бывает иногда! Поняла?

Повернулась и вышла. А я стою, душ в ноги бьет, струйками и все никак не могу в себя прейти. Дрожу вся от напряжения и холода. Бр..! О чем это она? Какие мальчики, какие девочки? Что это вообще за такое? Это что же, насолить мне? Помучить, отбить?

Постой, постой! Ну, конечно же. Все средства хороши. Главное, как она говорила, это захватить и затащить на себя. Так, что ли?

Укуталась, выхожу. Нет, меня просто выносит на кухню. Лариска сидит со стаканом в руке, перед полупустой бутылкой вина. Ага! Назюзюрилась, вот и метет черт знает что. Успокаиваюсь.

– Садись! Выпьешь? – Предлагает она, пьяным голосом.

– А, мы брезгуем? – Тянет она. – Мы же хотим быть чистенькими.

Не желая сломиться перед ней, я говорю, что и я с удовольствием выпью.

Второй час за окном. Темень во дворе и только от нашего окна уходит в темноту яркая дорожка света, заставляя блестеть в темноте темно-зеленые листья старой черешни. Мы сидим, абсолютно раздетыми, за кухонным столом и содержательно беседуем о половой жизни и вообще. О нем и о ней, обо мне. Она все говорит и говорит, а я больше слушаю. Я встревожена, не на шутку.

– Как ты думаешь, почему я ревную его?

– Правильно! Потому, что люблю! А ты?

– Почему ты сидишь со мной и пьешь? Правильно! Потому, что уважаешь меня и его!

– Как ты думаешь, я спала с ним? Что ты молчишь? Ага! Испугалась? Как я тебя подъепи-пила. – это она пьяная стала матюгаться, подумала я и говорю ей, чтобы она прекратила ругаться матом. Все эти слова буду заменять на …пи-пи. Вы уж простите! Но она пропускает мои слова, что называется, мимо ушей и продолжает в том, же духе.

– Что, ты вообще понимаешь во всем в этом? Девочка?!

– Что, не девочка? Что? Ну, ты меня запутала совсем! Скажи точно! Ты целка? Не епи-пилась еще? Нет? Ни слышу? Громче!

– Ну, ты даешь! Сколько тебе лет, детка? Восемнадцать и ты еще не епи-пилась? Не верю! Наверное, в ж… давала? Что? Не нравится? Не пойму? Давала и не понравилось? Нет? Ты меня опять путаешь! Так давала ты в ж…. или нет? Нет, и не давала!

– А я, давала! И понравилось! Ему и давала! Что? Не веришь? Ах, вру я? Что? Смотри. Нет, ты посмотри и прочти. Да, да! На самом колечке, надпись. А ты возьми, наклонись и прочти! Ах, не хочешь? Ну, ладно, Я опять тебя подъепи-пилась.

– Доверчивая еще. Так нельзя. Похитрее, надо быть, поняла. Как я!

– Вот ты почему слушаешь мое варняканье? Потому, что не знаешь ты, вру я или правду говорю? Давала ему или нет? Вот, так-то! И про ж… мою, не поймешь. И вообще, ничего не поймешь! Вот так-то.

– А ты, ничего. Брату понравилась, Витютику и мне. Скажи? Кому ты первому дашь? Думаешь, Валерику? Что? И не думаешь? Ну, тогда мне бояться нечего. Первой буду я! Я зря боюсь. Ведь я с дурой сижу и пью. С самой настоящей дурой.

– Ты хоть понимаешь, что это значит для женщины, давать? Знаешь, что это такое? Да, нет! Ты не знаешь! То, что ты мямлишь? Это техника. Как подлезть, как встать. Все это не то. А ты знаешь, что мы самые совершенные машины любви! Нет, самые, что ни на есть, совершенные сучки! Я вот могу, и с мужчиной, и с мальчиком, и с братом, и с девочкой, и с женщиной. А ты, ты так сможешь! Это от природы дано. Поняла? Мне дано, а тебе не дано! Что? И тебе дано? Ну, тогда ты, еще большая сучка. Тебе дано, а ты? Что ты? Чего ждешь? Думаешь, что оно само к тебе придет? Такого нет в природе. Бабе надо епи-питься самой. И никакая мама, ни папа тебе не помогут. Поняла? Они за тебя епи-питься не будут. Ну, теоретически, могут, и думаю, с удовольствием. Ну не дуйся же, я пошутила так.

– Это я к тебе мужика подвела, Валерика! А в природе и в жизни нет такого. Ты должна сама! Пришла на танцы, действуй! Ты видела, как девки дерутся? Вот и ты! Не домой уходить должна, а пи-пидить их должна и выбрать. Сама должна выбрать, а нет, так должна отбить, отобрать! Ты поняла. Пи-пида, Патрикеевна?

– Ну, чего я разволновалась и пью? Да от того, что ты дура! Ну как я тебе Валерку доверю по жизни? Ты не епи-пилась, а когда надо ты и пи-пидить баб не сумеешь. Не убережешь, не отобьешь, потеряешь! Свое потеряешь. Ты поняла! Моего Валерика потеряешь!

– Ты знаешь, ему со мной, как за каменной стеной. И все, для него, и не то, что скажет, или даже подумает, а все, что я баба, сучка совершенная могу, все для него сделаю. Вот тебе, как надо! Тогда мужик твой! И некуда не уйдет и ни на кого не посмотрит даже. Ты, знаешь, какие бабы хитрые и подлые.

Я зачем тебя на танцы потащила? Я бы и здесь тебя могла с Валериком или с кем другим познакомить. А я, нет! Видела, что ты рохля и дура. Потому я тебя специально одну оставила, что бы ты осмотрелась, что бы у тебя матка поджалась, и ты увидела, как надо за члены бороться, как надо за свое будущее бабе сражаться. И сиськой и писькой! А если так будет надо, то и ж….ой. Никуда она от тебя не денется. Баба не с мылится, если ее как следует выепи-пиут.

– А для военного, знаешь, как надо стараться? Ты думаешь, что он служит и ему звания за красивые глаза идут? Вот станешь женой офицера и считай, что ты тоже служишь! Он у тебя всегда должен быть как новенькая копеечка. И чистенький и накормленный и удовлетворенный. Ты беременная, у тебя месячные, а ты должна!

Ты должна свою копеечку надраивать и наяривать. Помни и про пи-пиду и про ж…у! Давай ему хорошенько, служи. А потребуется, для его карьеры и звания, давай тому, от кого его служба зависит, и двигай, вдвигай ему карьеру. Пи-пидой, ж…й, подставляй и двигай, двигай, работай, служи. Запомни, офицерша, это не название, а бабское звание. Как будешь двигать пи-пидой, так и служба будет идти у твоего офицеришка. Глядишь и к пенсии, ты уже кап раза жена, а если сильно постараешься, то и адмиральша!

– А не сможешь так, то лучше к Валерику и не приближайся. Не по зубам он тебе. Только загубишь его и карьеру ему, да и себя погубишь. Не мил он станет тебе. Не сразу, а через лет пять. И будешь ты, проклинать его и службу его в гарнизоне каком-то на севере и все тебе будет не нравиться. И начальники все будут не друзьями твоими или любовниками, а дураками и гадами, и порядки армейские, флотские для тебя все будут дурацкие. А если дети пойдут, то ты с ними умотаешь к мамочке, на юг, а не будешь ждать его, как все и придет он в пустую квартиру, покрутится, покрутится, да его, или ему друзья, такую как я найдут, и ты с носом останешься!

– Вот иди, поспи, подумай обо всем хорошенько! И не лезь ты к нему, если не приняла все, что тебе я сказала. Познакомься, лучше с Витюней, он тебе больше подходит. Он такая же рохля и дурак. Училище заканчивает, а бабы у него нет, на башке до сих пор бескозырка, а на плечах три сопли. Иди! И не морочь мне яйца!

Я вижу, что она совсем захмелела и почти не открывает глаза. Только рукой бесстыдно теребит соски, а потом, видно забывшись, временами опускает руку и трет иступлено свою голую письку.

– А то я так рассержусь и выепи-пу тебя, вместо мальчика, Выепи-пиу, как голодные матросики могут и в пи-пиу и в ж…

– Пробовала я и через те места, проепи-пиало меня до костей, до меня дошло, что значит для моряка, настоящая баба и офицерша!

Она опять выпивает, сама и мне даже не предлагает. А я и не собираюсь. Пьяными глазами оценивающе на меня смотрит. Мне от этого взгляда даже становится неудобно, и я почему-то начинаю, скрещивать руки перед грудью, чтобы прикрыться руками.

– Я, почему тебе сказала, что давай вместе жить будем? Ты, как думаешь?

– Что? Что ты такое там себе под нос шепчешь. Не слышу! Громче скажи! Что?

– Ой, бабы, уссуся! Не обижайся. Это я грубо конечно, но ты сама хоть слышишь, что говоришь?

– Ну, как ты думаешь? Только так? И никаких других причин?

– Ну, ладно, не шепчи! Я ведь все равно своего добьюсь! Ты же ведь знаешь, у нас у баб, как? Чего захотели, так обязательно надо это получить. А не получиться по– хорошему, возьмем по– плохому. Все равно своего добьемся! Умные люди это знают и пользуются. А ты как считаешь? Ты, умная? Ты этим пользуешься?

– Иди ко мне! Да не бойся ты, я ведь не кусаюсь!

– Я просто я тобой хочу задушевно поговорить, интимно и мне твоего тела не хватает. Недостаточно контакта, хочу тебя чувствовать, когда о нем стану говорить. О самом его интимном, о наболевшем.

– Ну? Я, что тебя силой должна к себе тянуть? Сама. Поднимай ж…пку свою и вот сюда, сюда! Да не дрыгайся ты, сядь спокойненько! На колени сядь.

Я поднялась и стою около. Мне неудобно, как-то. Голая сама и к голой, да пьяной бабе на колени? А она же не знает удержу, прямо какая-то. Еще полезет? А потом и в самом деле? Но, мне же, в конце концов, не одиннадцать лет! Хотя я тогда была смелее. И потом, мне так хочется о нем все узнать. И я, уступая ей, несмело начинаю моститься к ней на колени. Присаживаюсь боком, на всякий случай, руки перед собой сложила и держу на коленях, но меня сразу, же к себе прижимает ее горячая рука. А ведь, действительно! Очень эротично! Еще бы!

– Тебя, что никто еще на колени-то и не сажал? Так, то в детстве! А вот так! По-взрослому. Что ни разу ни у кого так и не посидела? А как же, целоваться, обжиматься и все такое? Что? Тоже не было?

– И, что же? Ты еще и ни, ни? Ни разу? И не хотелось? Ну, это я не поверю. Врешь! – Скажи мне честно. Вот я тебя сейчас на честность проверю. Сможешь, не соврешь? Должна же я знать, кто к моему братику, Валерочке любимому будет прижиматься и обнимать. Дрянь брехливая или честная, стоящая девушка?

– Ты свое тело знаешь? Хоть раз изучала, как оно устроено у бабы? Для чего ей все это нужно?

Она опускает руку и начинает поглаживать мои бедра и ноги. Но гладит хорошо так, по-доброму.

– Что ты молчишь все. Скажи.

– Неужели ни разу на себя внимание не обратила? И не рассматривала себя, своего тела? Ах! Ну, слава, богу! А то я подумала, что ты язык проглотила. От страха. Нет? Не от страха? Неудобно? Ничего. Ну не дергайся, успокойся. Я, что? Как дядька в подворотне, тебя что? Трогаю, пристаю? Ну, так, что же ты? Все ведь нормальненько. А ты легкая. Смотри, какая ты. Давай я о тебе расскажу. Не обидишься?

– Я еще по училищу тебя приметила. За ум твой и за качества характера. Ты сильно– то не задавайся! Слушай. Я в жизни встречала не только мужиков и пацанов, но и с женщинами встречалась. А знаешь почему? Да, по нашему бабьему любопытству. Ты заешь, все люди мечтают о сексе. Одни все время, другие изредка, а мы бабы все время. Так природа устроила. Это что бы мы нюх не потеряли. Так вот все мечтают, фантазируют, но не все делают то, о чем мечтают. Бабы, вообще по сути своей очень практичны, даже консерваторы, больше. Им все надо по полочкам разложить, узнать все до конца и они своего будут добиваться при этом. Сама знаешь. Но только единицы баб будут пробовать новенькое. Интересно нам, мы просто сгораем от любопытства, а на действия многие не решаются. Больше будут слушать, что другие говорят, а не действовать. А у парней не так. Им надо все попробовать, хоть раз. Свое собственное мнение иметь и суждение. Они по жизни исследователи. Они свое любопытство на собственном опыте и действиях удовлетворяют. И в этом мы отличаемся. Я, как переходной вариант. Снаружи я баба, а внутри пацан. Любопытный, епи-пивый и гадостный. Я все время с пацанами росла и поэтому у них научилась все больше действовать, изучать, а не слушать и свое собственное суждение иметь. В одиннадцать лет я начала пробовать, сексом заниматься, понравилось. До тринадцати епи-пилась налево и направо. Все было интересно. Сначала туда, потом в рот, ну а потом и до ж… своей добралась. И тут у меня интерес стал, как бы пропадать к пацанам. Я с мужиком стала. Сначала с одним, потом с другим. А потом меня так стало разбирать, что просто ужас. Лежу дома, в кровати, не сплю даже и все об этом думаю. Рядом брат спит. Ведь же тоже мужик и рядом, родной. А у меня в голове такие фантазии на его счет, что утром, когда встаю, я на него даже смотреть боюсь. Знаю, что нельзя, что за это отлучат меня от всего и будут осуждать, а с собой ничего не могу поделать. А потом он для меня и не брат, а уже частичка самой себя. Мы все время вместе, да вместе и столько уже пережили всего и страхов и радостей и отчаяния. Сама не заметила, как я влюбилась в него. До беспамятства. Время идет, я страдаю, мне его хочется и уже никто не нужен, только он и я в мечтах ему так отдаюсь! Просто ужас какой-то! Все думаю, если я сейчас что-то такое не выкину, то сама на него ночью навалюсь. На мое счастье я случайно с одной девочкой познакомилась, одноклассницей. Вместе со школы ходили, а потом как-то, раз к ней домой зашли и заболтались. Разговорилась она. Все мне о себе, да о мальчиках, а я слушаю, смотрю на нее и сама себе говорю, что мне же не интересно. Детство все это. Она у меня спрашивает, молчу. Думаю, что я тебе расскажу? Ведь я только рот открою, ты к маме своей побежишь и все ей выложишь про меня. Сижу и молчу. А она подумала, что я стесняюсь и не опытная. Даже не знаю, почему она так подумала.

– Как ты считаешь? Опытная? Ну, спасибо, удружила, мне нравиться твое откровение, это я еще в училище за тобой заметила. И еще, что у тебя такой же, как у меня склад ума и воспитание. Не знаю, у кого и где ты воспитывалась, но тебе, как и мне, все надо самой пробовать и экспериментировать. Ты, как и я, в душе пацанка. А это, многого стоит. Так. Сиди и не ворочайся от похвалы, слушай, что было дальше.

– Ведь по мне же, что было не видно, что я во всю епи-пилась? И в самом-то деле? Все дети мои одногодки, дети, как дети еще, вытянулись, угловатые и смешные, мне с ними не интересно. А я? Я от этой своей ранней половой жизни цвету и пахну. Рослая, титьки выросли, третий размер, не у всякой бабы такие, ж…, что надо, фигура и морда блядская. Что, разве не так? Ты сама меня потрогай, пощупай. Да не стесняйся! Другие, знаешь, лапали и хвалили, ну и ты, если понравлюсь, то похвали. Давай, давай, сделай тете приятно. Ну? Что, неудобно тебе, а ты пересядь. Дай-ка я тебя по-своему пересажу.

Она меня стягивает со своих ног, которые немного затекли, и растирает их руками, как будто бы знает об этом. Я стою, перед ней спиной, голая, но как маленькая девочка, а она словно моя мама. Ухаживает за мной и мне приятно. Кроме того, я все время вижу из-под руки, как у нее оживают груди и перекатываются и очень эротично мотаются по сторонам, когда она мне ноги руками своими растирает. Голову подняла и заметила, как я на ее тело смотрю.

– Сядь ко мне, как на стуле, перевернись, как к спинке стула. Что ты? Не бойся, милая. Матрос ребенка не обидит!

Я топчусь, а когда она это про матроса, то я почему-то ей сразу поверила, и чуть ли не закрыв глаза, повернулась, ноги раздвинула, а потом взяла, да и села, как она просила. От этого положения у меня сразу же мурашки по коже. Я ее так хорошо чувствую, что просто во мне все зашевелилось. Сама не поняла, как я к ней так близко притиснулась. Чувствую от нее тепло, особенно там, внизу, между моих ног раздвинутых. Они прижались к ее бедрам и мягкому животу, отчего я испытываю от этого смешанное чувство. Но очень приятное.

Она сразу же замолкает и начинает сопеть носом. А потом я чувствую ее лицо, как она мне на грудь, горячим воздухом своих легких дышит. Я отчетливо чувствую запах спиртного при этом. Мне некуда свои руки девать. Назад, опереться к ней на колени? Ну, так она же сразу ко мне полезет. Вперед? Да, пожалуй, вот так. Протягиваю обе вытянутые руки над ее плечами, но не прислоняюсь, секунду ищу для них новое положение, а она обхватила меня одной рукой за пояс, а другой взялась за руку и не сильно согнула в локте. Получилось, что я ее как бы обняла. Обе сидим и чувствуем, по-моему, одно и то же.