Текст книги "Отродье (СИ)"

Автор книги: Рони Ротэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 6

Не в молельню направилась княгиня. Под скорбными и вопросительными взглядами горожан поднялась на стену, окинула взором сперва град позади, а затем – гавранов лагерь невдалеке и тела поверженных защитников Белоречья. Не отважились люди открыть ворота и выйти за стены, чтобы забрать их – слишком близко был враг.

Сдвинув точеные брови, Олеля пошла искать отца. В смятение пришел Горазд, выслушав дочь.

– Худое это дело! – в замешательстве глядя на неё, возразил горячо. – Коли б сразу с ними сговорились, может, и не зорили бы городище, податью обошлись. А в отместку за своих побитых гавраны сторицей возьмут – и добром, и жизнями.

– Я княгиня этого града, – ответила Олеля. – Теперь я за него в ответе, коли князь не в силах. А тебе, воевода, слова бы моего слушаться.

Поразился воевода, глядя на свою дочь. Не видел еще он её такой – холодной и решительной.

– Как велишь, светлая княгиня, – склонился воевода. – Дозволь ратников с тобой отправить?

– Ни к чему это, одна пойду. Твое дело – свершить всё как уговорено. И молиться за меня.

Укрыв под ношеною вотолой богатый свой наряд, покинула княгиня Белоречье через неприметную дверь в дальнем краю стены, что ближе всех был к лесу. Таясь в тени лесного полога, обошла крепость и выбралась к лагерю гавранов. Там её и застиг дозор чужеземцев.

– К вождю меня ведите! – сбросив покров и явив взорам гавранов свое лицо и расшитое платье, повелела Олеля.

Варуна встретил её в своем шатре. Не сняв доспеха, он трапезничал вместе со своими воинами. Увидев вошедшую женщину в богатом уборе и платье, удивленнопереглянулся с товарищами.

– Ты кто такая?

– Я княгиня белореченская, Олеля.

Вождь хмыкнул.

– Неужто одна пришла?

– Одна.

– И с чем пришла? – рассматривая более серебряное монисто, чем саму княгиню, спросил Варуна.

– Не губи народ, – не глядя на чужака и тая страх, вымолвила Олеля. – Что тебе дети да бабы?

– Твоему мужу я уж всё сказал. Пойдет под мою руку – и он, и род ваш в живых останутся. И град устоит. Долго вам в осаде не протянуть.

– Ранен мой муж.

– Сам в том повинен.

– Велизар гонца к Велебе отправил, за помощью.

Вождь привстал, насторожившись.

– Когда?

– Незадолго до меня из Белоречья вышел. Еще можно настичь. Гонец через бор на восход направился, пешим идет.

Гавран сделал знак молодому воину, и тот, схватив лук и тул со стрелами, быстро покинул палатку вождя.

Вождь перевел взгляд на Олелю, двинув ладонью.

– Продолжай.

– Я помогу вам, – не поднимая глаз, тихо сказала Олеля. – Только людей наших не трожь.

Вождь хищно оскалился.

– Княгиня-то поумнее мужа будет! – усмехнулся язвительно.

Воины поддержали его громким хохотом.

– Для себя чего просишь?

– На княжьем престоле меня оставь.

– Да как я бабу на правление поставлю?! – изогнул бровии развел руками вождь, оглядывая веселящихся товарищей.

– А ты женись на мне.

Воины захохотали еще громче.

– Была бы ты вдовой, может, и взял бы тебя кто в жены, – насмешливо прищурился Варуна.

– Мужнюю жену от вдовьей доли лишь острие ножа отделяет, – Олеля взглянула вождю в глаза.

Мужчины в палатке враз умолкли, прервав веселье и переглядываясь. Варуна нахмурился, вперив испытующий взор в лицокнягини.

– Что так?

– Бездетен князь. Обидели его боги. Какая жена без дитя и княжество без наследника?

– Чую, не в этом дело… – покачал головой вождь. – Видать, крепко досадил тебе супруг?

Олеля в ответ лишь отвела взгляд, промолчав. Варуна долго думал, поигрывая ножом и со странным выражением рассматривая стоящую перед ним женщину.

– Сидеть в вашем городище мне недосуг, – вымолвил наконец. – Дальше пойдем. А князя и мужа тебе дам, коли просишь. Такого, который наверняка не разочарует. Марга!

На зов к вождю шагнул высокий широкоплечий воин, с наполовину бритой головой. Левую сторону раскрашенного охрой лица пересекал шрам, теряющийся в рыжей бороде. Вождь небрежно махнул рукой в сторону Олели.

– Ставлю тебя на княжение здесь, дарую этот град и верную жену.

Ударив кулаком по груди, затянутой в кожаный доспех, Марга поклонился вождю. Повернулся к будущей жене, ощерился, показав крепкие желтые зубы. Вождь кивнул Олеле.

– Ну, говори, княгиня, чего надумала.

В густых сумерках в неприметную дверцу в дальнем конце ограды стукнули четыре раза. Горазд с тремя ратниками давно уж ожидал тут условного знака. Он открыл дверь, и впустил Олелю. За ней в дверцу протиснулся могутный рыжий гавран, а следом потянулись и еще воины. Белореченские ратники ошалевшими глазами наблюдали за вторгающимися в город врагами. Горазд приложил левый указательный палец к губам, а правой рукой показал своим воинам кулак – убью, мол. Но один из них, не желая мириться с вероломством, схватился за меч и даже успел крикнуть, упреждая своих товарищейоб измене. Воевода пронзил его мечом и ратник свалился бездыханным к ногам гавранов, множащихся на задворках Белоречья. Двое других, затравленно глядя на воеводу, молча отступили. Марга выхватил меч и, кинувшись к ним, убил обоих.

Захватчики безмолвно и стремительно рассыпались по всему городу, чтобы запугивать, убивать и грабить.

Марга с ухмылкой огляделся, ободряюще подмигнул бледному дрожащему Горазду и кивнул Олеле.

– Ну, веди что ль, в палаты княжеские.

По княжьему терему металась перепуганная дворня.Дружинники, застигнутые врасплох невесть откуда появившимися гавранами, были уже убиты. Олеля, не обращая внимания на мечущихся и кричащих слуг, вошла в палаты, и, твердо и неторопливо ступая,повела Маргу в опочивальню. Тот шел, попутно рубя тех, кто отважился сопротивляться и отшвыривая в стороны тех, кто попался на пути, не успев схорониться.

Велизар слышал крики и лязг железа, но не в силах был подняться с ложа. На скрип отворяемой двери повернул голову, и поначалу слабо улыбнулся, увидев Олелю. Но вслед за ней в покой вошел рыжебородый чужак, которого он видел ранее в шатре Варуны.Велизар гневно зарычал и потянулся к мечу, стоявшему в ножнах у изголовья.

Марга ногой отшвырнул оружие и вонзил свой клинок в грудь белореченского князя. Олеля вскрикнула тихонько, но глаз не отвела. Подошел Марга, пахнущий потом и кровью. Схватил Олелю за плечи, повалил на пол, бросив рядом окровавленный меч.

– Наследников так делают, – выдохнул в ухо Олеле, сгребая её в охапку и задирая подол. –Не на мягкой постели, маслами умастившись. В крови и поту зачинаются воины.

Олеля, дрожа под жестким горячим телом, смотрела на свесившуюся с кровати безжизненную руку, слыша сквозь чужое хриплое дыхание дробный стук капель крови, падающих на половицы.

Глава 7

Шла Стояна через лес знакомой тропой. На длинных волосах – шерстяная шапка, тело девичье в братнины штаны да рубаху облачено, на ногах – онучи и лапотки, батюшкой сплетенные. Не узнать девицу в мужском платье. Тем паче, что за спиной тяжелый короб, сотами полон. Не обходятся белореченские пиры без меда, что ею и её батюшкой добыт.

Средь пронизанной солнечными лучами зелени и высокой травы углядела Стояна темное пятно. Подошла, осторожно раздвинула кусты и охнула, зажав рот ладонью – ничком на земле лежал человек в окровавленной одежде, с торчащей в спине стрелой. Стояна скинула короб, бросилась вперед, присела над телом, заглядывая в лицо.

– Ёрш?! Ёршушка, миленький… да как же… как же это...

Наплакавшись вдоволь, Стояна перевернула холодное окоченелое тело. На землю из-за пазухи Ерша выпал серебряный подвес с княжьим тавром.

– Что ж такое твориться в нашем краю? – обмерла Стояна, помня, что носил Велизар на груди этот знак.

Обложив тело гридя ветками, чтобы не добралось до него зверьё, Стояна со всех ног бросилась на заимку. Пес Шмелик встретил её радостным лаем у землянки, вертясь у ног и норовя лизнуть в мокрое лицо. Богоша, увидя заплаканную растрепанную дочь, всполошился.

– Чего, стрекоза? Чего ты? Зверь что ли какой?

– Ой, тятя! – бросилась к нему Стояна. – Ёрш там…в лесу… убитый.

Бортник так и сел на лавку, с которой встал.

– Вот, – Стояна показала отцу бляху с тавром. – Знак княжий. У него был.

Богоша оглядел подвес, удрученно покачал головой.

– Худое, видать, стряслось. В чужие руки его напрасно не дают. За подмогой, по всему, суженый твой послан был. Надо бы в Белоречье наведаться, вызнать, что за лихо приключилось.

– Я пойду, тятя, – вскочила Стояна. – Я быстро.

– Сторожко иди! – напутствовал её Богоша.

Пробиралась Стояна к крепости не тореными дорогами, а звериными тропками. Затаившись на опушке в калиновых зарослях, увидала чужие ладьи у берега. Насчитала их столько, сколько пальцев на одной руке. Поодаль от судов на прибрежных камнях, окруженных камышовыми зарослями, белореченские бабы отбивали и мыли белье.С ладей, пересмеиваясь и переговариваясь, на них глядели дозорные.

Спустившись ползком к реке по пологой ложбинке и шмыгнув в прибрежный камыш, Стояна скинула одежду, оставшись в одной рубахе. Тихо погрузилась в воду и по кромке зарослей поплыла в сторону женщин.

Когда, бывало, раньше выходили девки да бабы на постируху к реке, разносились над рекой их заливистые песни да прибаутки. Ныне висло мрачное молчание над водой, только камыш шелестел, да хохотали, словно гаркали, гавраны на своих кораблях. Не до песен стало в Белоречье.

В шорохе камыша до бабы донесся шепот, и стебли раздвинула чья-то рука.

– Тетка Смиляна! Тетка Смиляна!

– Чур меня! – шарахнулась та, подумав, что русалка приплыла по её душу.

В камышовых зарослях возникло девичье лицо.

– Стояна! – ахнула тетка.

И тут же, спохватившись, приникла к воде, громко заплескав бельем.

– Что за люди? – стрельнула Стояна глазами на ладьи.

– Пришлые вои. Ой, худо, худо, Стоянушка! – шепотом запричитала Смиляна. – Князя убили, мужиков наших много кого посекли. Почти в кажной хате пришлые теперь, наши бабы у них женами. Новый князь в Белоречье теперича. Марга-гавран.

У Стояны захолонуло сердце.

– А княгиня?

– Жива, что ей сделается, – баба сплюнула в сердцах. – Она в крепость тайным ходом вороньё и провела. Чужаку ложе греет, мужем зовет. Отец её на первом счету у Марги. Остальные-то гавраны с вождем своим, Варуной, на лодиях вверх по реке ушли. Ох, ждет кого-то в тех краях наша доля.

Тетка встрепенулась, ожившими глазами глядя на Стояну.

– Одно тешит – Велизар гонцом Ерша в Зареборье послал, три дня уж как ушел. По всему, скоро помощь придет.

– Не придет, – покачала головой Стояна. – Видела я Ерша. Мертвый он. В лесу.

Баба, сраженная недоброй вестью, осела в прибрежную волну. Если б не сторожа на ладьях, завыла бы в голос.

– Пропали мы. Ох, пропали.

– Мы с тятей в Зареборье пойдем, – глянув исподлобья на прохаживающегося невдалеке воя, вымолвила Стояна.

– А дойдете? – с надеждой глянула на неё тетка.

– Дойдем, – свела брови Стояна. – Туда пять дён. Обратно столько же. Через две седмицы у этих камышей меня и жди.

Прошуршали заросли, скрывая от тетки девичье лицо.

Вернулась Стояна на заимку уж под вечер. Горестно качал головой Богоша, слушая дочь.

– Тятенька, в Зареборье идти надобно. Окромя нас, некому.

– Надобно, доня. Токмо сперва Ёрша землице предать надобно, неровен час зверьё поест. Костер бы ему погребальный сложить, да дым далеко виден будет, негоже.

Взял Богоша заступ и лопату и отправился вместе со Стояной хоронить молодца, что не стал ему сыном названным. Вернулись затемно, и долго горела лучина в Богошиной землянке – собирались бортник и его дочка в дальнюю дорогу. Как разгорелась заря, уложив харч в котомки да одевшись по-дорожному, вышли из землянки. Спавший у входа Шмелик потянулся, приветливо замахал хвостом. Но вдруг навострил уши, отбежал к краю поляны, зарычал и ощетинился. Где-то в лесу хрустнула ветка, а затем фыркнула вдалеке лошадь. Пес залился лаем. Богоша насторожился, скинул с плеч торбу и передал её Стояне со словами:

– Схоронись-ка подалее отседова, стрекоза. Шибче. Опосля нагоню.

Накинув на плечо отцовский мешок, Стояна поспешила прочь от заимки. Да тревога за отца не дала уйти далече. Упрятав ношу в зарослях малинника, Стояна пробралась обратно. Сквозь густо переплетенные ветви кустов увидала на поляне четверых спешившихся вооруженных гавранов и Олелю верхом на лошади. Меж копыт коней сновал Шмелик, облаивая незваных гостей. Учуяв знакомый запах, взвизгнул и кинулся туда, где притаилась Стояна, но Богоша ухватил его за косматую шерсть.

– А ну нишкни! – цыкнул Богоша, понявший песий порыв и, склонившись к псу, но глядя в сторону спрятавшейся Стояны, прикрикнул. – Сиди на месте!

Опасаясь быть обнаруженной, Стояна тихо взобралась на дерево и притаилась в листве, примостившись на толстом суку.

Богоша поклонился княгине земным поклоном, сопровождающих её стражей окинул неодобрительным взором.

– Здрава буди, светлая княгиня Олеля. Здрав ли князь наш, Велизар?

Один из гавранов – рослый рыжий воин – нехорошо ухмыльнулся.

– Скончался тому как три дня, – недрогнувшим голосом ответила Олеля. – Новый князь Марга в Белоречье, кланяйся ему.

Глянул Богоша на того, в чью сторону указала Олеля, и, насупившись, покачал головой.

– Новый князь? Чтой-то не припомню, когда ж Вече в Белоречье сходилось? Нового князя-то, коли не княжеский он отпрыск, Вече ставит. А энтот молодец на твое чадо не походит, светлая княгиня.

И Богоша отпустил Шмелика, которого до того держал за лохматый загривок. Пёс снова заметался меж стражей, скаля клыки и надрываясь от лая. Один из воинов взмахнул мечом и пёс, заскулив, упал. Трава под ним окрасилась алым.

Притаившись за стволом, Стояна смотрела, как вои, подбив Богошу под колени, подволокли к копытам княгининой лошади.

– Ерша ты хоронил? – молвила Олеля, холодно глядя сверху на бортника.

– Я, – ответил Богоша.

– Знак при нем был, тавро серебряное. Брал?

– Не видал оного.

– Врешь, моховик старый. Отвечай, где подвес?

– А можа то бравый вой, что молодца насмерть уходил, тавро княжье присвоил? – прищурился Богоша. – Вороньё – оно на блеск падко.

При этих словах Олеля взглянула на рыжего гаврана. Тот отрицательно мотнул головой и кивнул своим воям:

– Обыщите его нору.

Гавраны ввалились в землянку.

– Стояна где? – вновь обратила Олеля взор на Богошу.

– Намедни соты с бортей брать ушла.

– Куда?

– В лес.

– Не дерзи княгине, – Марга ткнул бортника в плечо острием ножа. – Куда пошла твоя дочь?

– Медосборы на два дня ходу по округе стоят. Как знать, на какой она сперва наведается? Как короб наполнит, так и вернется.

Из землянки появились гавраны, развели руками – не нашли, мол.

– Хорошие меды у тебя были, Богоша, – сказала Олеля, трогая бока лошади и заставив отойти назад. – Не будь дочь твоя столь же сладка да лакома, жил бы себе дале.

– Повезло Велизарову гонцу, не звери по косточкам растащили, – вытянул Марга из-за пояса нож. – А тебя, старик, погребать несть кому.

Бортник обвел глазами лес, поляну, коротко взглянул в ту сторону, где притаилась дочь, и отрицательно повёл головой. Стояна закусила губы, чтобы не закричать, судорожно вцепившись руками в ствол. «Тятя» – прошептала, прижавшись к стволу щекой и распахнув глаза.

Рыжий воин зашел к бортнику сзади и, ухватив за седеющий чуб, запрокинул ему голову. Олеля отвернулась, когда из располосованного горла бортника на холщевую рубаху полилась кровь. Отерев оружие об одежду убитого, рыжий приказал двум своим воям:

– Останьтесь здесь и ждите девку. Как явится – к княгине ведите.

Сев на коня, Марга вместе с Олелей скрылся за деревьями, окружающими заимку.

Солнце поднималось выше. Лившиеся из глаз Стояны слезы стекали по еловому стволу, сочившемуся пахучими смоляными каплями. Плакала о бортнике старая ель, обнимая пушистыми лапами девицу-сироту. Да не поможешь беде слезами, не омоешь ими смертные раны, ровно живой водой, сколь не лей.

Утерев глаза, выглянула Стояна из-за ствола. Сторожа, разморенные теплом и найденной в запасах бортника медовухой, прикорнули у входа в землянку. Разгорелась у Стояны в сердце жаркая месть, но, понимая, что не справится с двумя воями, осадила она себя: «До Зареборья добраться надобно! Не меня одну осиротили вороги. Кто подмогу приведет, коли и я сгину?».

На росшем рядом дереве прилепилось к суку осиное гнездо. Стояна проползла по еловой ветви, перебралась на соседнее дерево, сломала тонкую ветвь и хлестнула по гнезду. Потревоженные осы гневно зажужжали, выползли наружу. Стояна уперлась ногой в гнездо и сбросила его на землю. Разъяренный рой выметнулся наружу, сделал круг над заимкой и набросился на осоловевших стражей. Под крики и ругань гавранов, отмахивающихся от ос и мечущихся по поляне, Стояна незаметно спустилась с дерева и скрылась в лесу.

Глава 8

Пять дней до Зареборья – коли по наезженной дороге, не таясь, да с добрыми попутчиками. А Стояне пробираться пришлось глухим бором, опасаясь погони, что могла настигнуть её на тореном пути. По темным чащобам, кои и в полуденный час солнышка не видали, преодолевая замшелые завалы поваленных деревьев, шла Стояна. Обходила манящие ровные зеленые лужайки, усыпанные цветами – грозящие гибелью топкие болота, завлекающие обманным спокойствием. Карабкалась по склонам балок, заросших репейником, чертополохом и крапивою.

По первости ночевала на земле, разводя малый костерок. Но после того, как наведались к её стоянке волки, стала забираться на деревья, укладываясь на ночь в развилках толстых сучьев. Да только от рыси или от медведя таким порядком не убережешься, и приходилось Стояне дремать вполглаза.

Ночью боровая чащоба становилась еще страшнее, еще грознее. То филин насмешливо ухнет, то неясыть жутко заулулюкает. А то еще – ино выпь на болоте забубухает, ино леший в дуду свою дует, заставляя сердце замирать от страха. По земле ежи бегают – пыхтят да сопят. А иной раз и рысь протяжно замяукает, и волчью грызню услышать не редкость.

Сожмется Стояна в клубок, съежится на суку трепещущей птахой и шепчет молитву: «Убереги мя, Велес-батюшко, от чад твоих. От когтей вострых, от клыков яростных. Сбереги меня в бору – травинку малую, былинку слабую средь чащобного народа твоего. Не погубив топи зыбучей, выведи из дремучей чащи». Пошепчет-пошепчет, да и провалиться в дрему, уповая на милость Велеса.

Уж седмица пролетела, осьмой день на исходе. А конца боровому краю как не было, так и нет. Взятый в дорогу харч, как Стояна его ни тянула, закончился. Осталась в котомке последняя горбушка хлеба. Приберегала её Стояна до времени, как совсем худо станет. Сама же то с куста ежевичного иль смородинового ягод пощиплет, то на земляничную поляну наткнется, то грибов вечером на костерке обожжет – вот и пропитание.

Пробираясь сквозь чащобу, набрела Стояна на обильный малинник с крупными спелыми ягодами. Утоляя голод, увлеклась, протискиваясь осторожно вглубь колючих зарослей, туда, где ягод было больше. Невдалеке вдруг послышался вздох, ворчание и над верхушками кустов поднялась косматая медвежья голова с перепачканной малиновым соком мордой. Дожевывая малину, медведь уставился на Стояну маленькими черными глазами. А та, обомлев от ужаса, и пошевелиться не могла. Медведь вытянул шею и шумно втянул запах вторгшейся в его владения гостьи. Протяжно фыркнул, и, отвернув голову в сторону, ухватил губами малиновую гроздь.

– Прости, батюшка боровой хозяин, – залепетала Стояна плохо повинующимся голосом. – Не ведала, что твоя вотчина. Не губи, хозяин, отпусти подобру-поздорову. За угощение благодарствую.

И стала шажок за шажком пятиться, стараясь не глядеть зверю в глаза. А тот, объев приглянувшийся куст, вновь обратил взгляд на Стояну и поднялся на задние лапы. Так и стоял, глядя, как она, выбравшись из малинника, медленно отходит в лес. Только лишь потеряв из виду медведя за зарослями, Стояна бросилась бежать. Уже после, придя в себя и переводя дух у лесного ручейка, подумала она: «Уж не у самого ли Велеса в облике борового хозяина я угощалась?».

К исходу десятого дня донесся до путницы далекий стук топоров – не иначе, вырубка поблизости. А там, поди, и до Зареборья рукой подать. До делянки добралась Стояна уж в сумерках. Долго смотрела из-за деревьев с опаской на дюжину загорелых мужиков в посконных портках и рубахах, сидевших у костра с подвешенным над ним котлом.

«Боровой хозяин не тронул, так неуж люди своего роду-племени обидят?». И, выйдя к огню из сумеречного леса, поклонилась.

– Здравы буди, люди добрые. Дозвольте у огня побыть.

Дровосеки удивленно оглядели вышедшего из лесу парнишку с исцарапанным лицом, в надвинутой на самые брови шапке, в многажды порванной худой одёже и с тощей котомкой за спиной.

– Садись, хлопче, – отозвался низким голосом один из мужиков, чернобородый, с пронзительными темными глазами. – А ну, двиньтеся, братушки.

Стояна, ободренная словами, приблизилась и села чуть позади.

– Чего жмешься за спинами? – обернувшись, усмехнулся молодой дровосек, позади которого примостилась Стояна. – До котла чрез мою голову тянуться будешь? Тут садись.

И хлопнул широкой ладонью обок себя. Делать нечего. Втиснулась Стояна меж мужиков, чувствуя по бокам крепкие плечи лесорубов. Котел сняли с огня, кто-то подал ей ложку.

– Хлебай, хожалый, – подмигнул сосед.

После многодневного полуголодного житья дровосеково варево показалось Стояне отменным кушаньем.

– Благодарствую, хозяева, – насытившись, поблагодарила она.

– Во здравие, – откликнулся чернобородый, сказавшийся старшим. – Сам-то кто?

– Путник, – уклончиво ответила Стояна.

– И куда путь держишь?

– В Зареборье. Далеко ли?

– Ежели с рассветом в дорогу тронешься, к полудню дойдешь.

Для ночевья у лесорубов были землянки. Стояна спать внутри отказалась, сославшись на теплую ночь.

– Как знашь, – зевнув, подал ей валяную подстилку чернобородый. – Волка увидишь, голос подай.

Расстелив войлок поближе к угасающему огню, Стояна провалилась в сон. Спала так крепко, что не сразу почувствовала, как кто-то настойчиво трясёт её за плечи.

– Эй, хлопец, подымайся. Заря уж рдеет. Да просыпайся ты.

Открыв сонные глаза, Стояна увидела насмешливый взгляд молодого парня, рядом с которым сидела вчера.

– Чегось?

– Утро, говорю. В дорогу тебе пора.

Стояна села, зевнула, потерла лицо ладонями и ахнула, когда длинная русая коса скользнула с плеча. Дровосек, подбадривающе подмигнув, подал ей шапку.

– Надевай, хлопче. Да крепче натягивай.

Весь сон мигом слетел. Стояна собрала косу и нахлобучила шапку, исподлобья косясь на побудчика.

– Ступай, покуда парни не прознали, что за краса на костерок наш забрела. Люд тут всякий, неровен час обидят тебя. На-ко тебе съестного малость на дорогу. Вона по просеке ступай, она на дорогу выведет. А там до Зареборья прямой путь.

И протянул узелок холщовый.

– Пусть хранит тебя светлая Лада, – принимая узелок, потупилась Стояна.