Текст книги "Ищу тебя"

Автор книги: Ронда Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

11

Лейла и Адель спали долго. Их разбудила Мириам. Она пришла сказать Лейле, что Том хочет поговорить с ней по телефону.

– Вы можете воспользоваться телефоном в моей гостиной, – предложила она. – Это направо по коридору. Я оставила дверь открытой.

– Благодарю вас. – Лейла торопливо надела халат. – Извините, что причиняю беспокойство. Мне следовало позвонить Тому вчера вечером и сообщить ему, как обстоят дела.

– Не беспокойтесь. – Мириам улыбалась. – Я рассказала вашему брату, что Адель уже реагирует на окружающих, но думаю, он хочет услышать приятную новость от вас.

Однако девочка еще не была готова отпустить Лейлу. Адель последовала за ней по пятам в гостиную, радостно повторяя имя Тома. Она не понимала, как работает телефон, и с изумлением наблюдала, как Лейла говорит в трубку.

– Том, со мной Адель. Не смог бы ты поговорить с ней?

– Конечно. Но я бы хотел поговорить и с тобой, Лейла.

– Через минуту, – ответила она. – А сейчас здесь Адель.

Лейла приложила телефонную трубку к уху девочки, и глаза малышки расширились, когда она услышала голос Тома, обращающийся к ней. После короткого замешательства она произнесла несколько слов и пришла в восторг, услышав в ответ голос Тома. Затем Адель начала хихикать и передала трубку Лейле.

– Звучит обнадеживающе, – сказал Том. – Что думаешь ты?

– Все бы хорошо, но она не отходит от меня ни на шаг. Надеюсь, что сегодня мы продвинемся еще немного. Единокровные братья-близнецы Джима Фарли очаровали ее. Я очень рассчитываю на их помощь.

– А кто та женщина, которая взяла трубку?

– Мириам Фарли, мать близнецов. Она очень добра и заботлива.

– Она нравится тебе?

Это прозвучало скорее как утверждение, а не как вопрос.

– Да. Хотя, наверное, Джим не разрешит ей проводить много времени с Аделью. Сестра Джима, умирая, назначила его опекуном своей дочери. – Лейла вздохнула. – Все так сложно, Том.

– Кольца внутри колец.

Лейла нахмурилась, почти физически ощутив укол тревоги при этом загадочном замечании.

– Что ты имеешь в виду?

– Правда, я еще не уверен.

От того, как он сказал это, дрожь предчувствия пробежала по ее спине.

– Это скорее запутанно, чем сложно.

Лейла слушала, затаив дыхание. Неужели Том каким-то образом почувствовал, что здесь поставлено на карту гораздо больше, чем возвращение Адели в семью.

– Я подумал сначала, что все дело в Джиме Фарли, – сказал он медленно. – Но теперь чувствую, что здесь замешаны женщина и ребенок.

– Какая женщина? – спросила Лейла, думая, что он имеет в виду Катрин, которая должна была занять место матери Адели.

– Та, что говорила со мной по телефону.

Мириам? Неужели эта женщина обманула ее? И Джим был прав, когда утверждал, что Адель нужна его мачехе как замена ее пропавшей дочери?

– Что она сказала тебе, Том?

– Ничего.

Затем мягким мечтательным голосом он продолжил:

– Я видел сон. Он начинался с тебя, Лейла, и ты была словно камень, брошенный в пруд. По водной поверхности разбежалась рябь, которая, набирая силу, превратилась в мощные волны, устремившиеся вниз и образовавшие реку, а та широко разлилась и впала в океан, перетекая теперь и в другие океаны. Такой огромный эффект от такого маленького камушка!

– Твой сон, Том, далек от реальности, – поспешно сказала Лейла, в то же время с отчаянием сознавая, как ее присутствие в этом доме повлияло на планы Джима относительно его брака с мисс Хардинг.

– Я бы хотел приехать и быть с тобой.

– В этом нет необходимости, Том. Я справлюсь сама, – настаивала Лейла, не признавая ничьего вмешательства в свои дела даже из самых лучших побуждений.

Ей не хотелось делиться своими тайнами с кем бы то ни было, а особенно с Томом, который видел слишком много и слишком много понимал.

– Я знаю, сестренка, – сказал он мягко. – И все же я хотел бы приехать. Я чувствую, что мог бы помочь.

Лейла глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Ее основная забота – Адель, и Том мог ей помочь здесь. Такое предложение она, по совести говоря, не могла отвергнуть.

Кроме того, вполне вероятно, Катрин удалось убедить Джима, что прошлой ночью он был не в своем уме. Поставить под угрозу давно планируемый брак из-за физического влечения, пусть и очень сильного, разве это не безумие? И если вдруг ее предположение окажется верным, можно себе представить, как отчаянно ей захочется иметь рядом кого-нибудь из своей семьи, к кому она могла бы обратиться за поддержкой и на кого могла бы положиться. Преданный Том лучше, чем кто-либо, выполнил бы в такой ситуации роль буфера между Лейлой и семейством Фарли.

– Хорошо, – решила она. – Я улажу все к твоему приезду. Когда ты будешь здесь?

– Сейчас выезжаю. Прибуду завтра после полудня.

– Береги себя.

– Ты тоже, сестренка.

Он сказал это с чувством.

Положив телефонную трубку, Лейла мысленно еще раз восстановила то, что сказал Том. По-видимому, он еще не считал Джима Фарли источником беспокойства, намекая в своей туманной манере на что-то, имеющее отношение к женщине и ребенку.

Лейла подумала, что в центре того, что чувствовал Том, должна быть Адель. Ведь она сама оказалась здесь лишь в силу близости к маленькой девочке, которая хотела общаться с ней и зависела от нее.

Материнский инстинкт вновь заговорил в Лейле, и она, крепко обнимая, подняла ребенка на руки. Адели может потребоваться защита от враждующих кланов в этом доме, и ей, Лейле, не стоит торопиться выходить из игры. Она будет рядом с девочкой, по крайней мере, пока не приедет Том.

Мириам все еще находилась в спальне, когда они вернулись. Она быстро поставила плюшевого медведя на одну из полочек и повернулась к ним с сияющей улыбкой.

– Может быть, вы хотите позавтракать здесь? Не составит труда принести завтрак в комнату.

Что позволило бы ей побыть подольше с Аделью, тотчас подумала Лейла.

– Господин Фарли и мисс Хардинг уже спустились в столовую? – спросила она, внутренне сжавшись при мысли, что ей предстоит снова увидеть Катрин, но твердо решив поступать так, как этого требуют интересы Адели.

Улыбка Мириам мгновенно пропала, сменившись гримасой.

– Я не видела никого из них сегодня утром. И не знаю, где они.

Лейла подумала, что Джим и Катрин, наверное, выясняли отношения этой ночью. А может быть, они не только разговаривали, но и завершили ночную сцену чем-то более существенным. Она почувствовала, что ей становятся плохо.

– Я думаю, будет лучше, если мы спустимся к завтраку, – сказала Лейла решительно, желая узнать, что же случилось не только в интересах будущего девочки, но и в своих собственных.

– Тогда я скажу Грете, чтобы она вас ждала, – согласилась Мириам, оставляя их одеваться к завтраку, а сама пошла договариваться с поваром.

У Адели теперь появилась масса новых платьев. Кто-то, вероятно Мириам, купил полный комплект одежды для трехлетней девочки. Малышка ждала, пока Лейла облачится в легкие голубые брюки и белую блузку с глубоким вырезом, отделанную гирляндой из алых и голубых цветов по линии выреза. Что касается Адели, то она отвергла симпатичные платьица и остановила свой выбор на розовых панталончиках, которые Лейле пришлось немного укоротить, и белой кофточке, усеянной алыми и бледно-желтыми маргаритками.

В восторге от своей новой одежды девочка радостно прыгала по ступенькам рядом со своей воспитательницей, пока они спускались вниз по лестнице, горя желанием исследовать этот новый мир теперь, когда она чувствовала себя более уверенной.

Дом был построен с большим размахом. В огромных комнатах с высокими, не менее двенадцати футов, потолками великолепно смотрелись старинная барочная мебель с затейливой резьбой и разнообразные мраморные камины. Повсюду было что-нибудь притягивающее и радующее глаз – статуэтка, часы, картина, ваза с прекрасно подобранными цветами, вещицы из коллекций, собираемых многими поколениями коллекционеров.

Столовой служила светлая комната с длинными и одновременно широкими окнами, впускающими утренний солнечный свет и открывающими вид на цитрусовый сад и парк. В центре стоял большой стол дубового дерева, окруженный деревянными стульями с резьбой в колониальном стиле, а у камина – большая медная чаша с только что сорванными маргаритками. Темно-желтого цвета шторы гармонировали с салфетками на столе. Комната располагала к отдыху и трапезе.

– Стул! – воскликнула Адель, и глаза ее сверкнули торжествующе, когда она указала пальцем на высокий стул, поставленный в торце длинного стола.

Лейла улыбнулась ей.

– Да, твой стул, Адель.

Девочка подбежала к стулу и начала забираться на него. Лейла последовала за ней, чтобы помочь расставить блюда. На столе стояли кувшины со свежим молоком и апельсиновым соком, горшочки с различными кашами и деревянная тарелка с ломтями дыни, поверх которых лежало несколько виноградных гроздей и ягоды клубники.

– Кубика, – ликующе сказала Адель, показывая на ягоду, которую она попробовала вчера вечером благодаря стараниям близнецов.

– Клубника, – поправила ее Лейла, подчеркивая звучание согласных, которые девочка пропустила.

– Кубника, – снова попыталась сказать девочка.

Решив удовлетвориться этим, Лейла протянула ягоду Адель. Девочка закатила глаза, имитируя близнецов, зажав клубнику между зубами. Лейла не могла удержаться от смеха. Это создало радостный настрой у всех за столом, и Лейла воспользовалась желанием девочки учиться, чтобы превратить завтрак в урок английского языка.

Грета принесла им яичницу с беконом, чтобы «малютка чуть-чуть потолстела». Повариха, как узнала Лейла вчера, происходила из немецкой семьи, относившей себя к числу первых поселенцев в долине Баросса, и очень гордилась своей родословной. Это была пышущая здоровьем полногрудая женщина, которая считала, что худоба является оскорблением хорошей пищи.

– Ешь, ешь, – подбадривала она девочку, которая уже подумала, что так называются яйца, пока Лейла не объяснила жестами, что это значит.

Мириам пришла к концу завтрака, ее красивое лицо выражало замешательство.

– Госпожа Дитерли, по-видимому, в планах Джима произошли какие-то изменения. Я знаю, он собирался остаться здесь ради Адели. И Катрин тоже взяла отпуск на неделю. Но, должно быть, что-то случилось либо ночью, либо сегодня утром, так как они оба уехали. И все вещи Катрин тоже исчезли.

Лейла почувствовала приступ сильнейшего беспокойства. Настояла ли Катрин на том, чтобы уехать, но сама не решилась вести машину? Или же Джим поехал вслед за ней, решив, что не должен ее отпускать?

Разум подсказывал ей, что могло быть множество объяснений тому, что произошло между ними. Такая длительная интимная связь соединяет людей тысячами нитей, которые невозможно разорвать без серьезных последствий.

Однако доводы рассудка умолкли, когда Лейла с замиранием сердца вспомнила сон Тома о ряби на воде, разросшейся до мощных волн.

– Они не оставили никакой записки? – спросила она в тщетной надежде услышать что-нибудь утешительное.

– Нет. И я не смогла связаться ни с кем из них, – отвечала Мириам, явно смущенная положением дел. – Это так не похоже на Джима. Он всегда аккуратен до педантизма, – кривая усмешка скользнула по ее губам, – и вполне надежен.

Несомненно, Мириам хорошо известно мнение Джима о недостаточной ответственности отца, когда дело касалось его первой семьи. Лейла промолчала, не желая быть втянутой в семейные ссоры.

Мириам глубоко вздохнула, затем улыбка снова осветила ее лицо.

– Брук предлагает вам посмотреть винодельню. Я могла бы пойти с вами.

– Если вы не возражаете, госпожа Фарли, я предпочитала бы сегодня не уводить Адель далеко от дома, – с твердостью прервала ее Лейла.

Кроме желания находиться поблизости на случай, если вернется Джим, ее останавливали в первую очередь интересы Адели. Чем бы ни закончилось выяснение отношений между Джимом и Катрин и как бы это ни отразилось на Лейле, девочка должна проводить как можно больше времени со своим дядей, поскольку она отдана на его попечение.

К тому же Лейла все еще испытывала беспокойство по поводу замечания Тома о женщине и ребенке и не хотела допускать, чтобы Мириам общалась с Аделью больше, чем требовала обычная вежливость. Поразмыслив, стоит ли сообщать Мириам о предстоящем визите Тома, она решила подождать и рассказать об этом в первую очередь Джиму.

– Тогда, может быть, мы прогуляемся по парку рядом с домом? – предложила Мириам.

Лейла не видела причин для отказа, и они отправились на прогулку все вместе. Мириам в качестве проводника и рассказчика сообщала по ходу дела, когда и кем были посажены различные деревья. Лейла, слишком занятая мыслями о Джиме и Катрин, едва воспринимала все эти факты, но Адели наверняка было полезно узнать новые предметы и их названия.

Мириам с видимым удовольствием удовлетворяла любознательность девочки, и Лейла не находила в этом ничего предосудительного. Несмотря на свою сдержанность, она чувствовала симпатию к мачехе Джима. Но ее смущало то, что Мириам проявляла к ней куда больший интерес, чем к Адели, расспрашивая ее обо всем, в том числе и о семье, в которой она росла.

Особенно Мириам поразил Том, его происхождение из племени аборигенов и то, как он нашел Адель. В конце концов, Лейла сообщила, что Том собирается прибыть сюда на следующий день и хочет остаться до тех пор, пока она не закончит здесь свои дела, чтобы уехать с ней вместе.

– Он будет желанным гостем, – мягко уверила ее госпожа Фарли. – Нам представится возможность поблагодарить его за то, что он вернул нам Адель.

По мере того как тянулся день, Лейла все больше убеждалась в том, что была права, начав этот разговор. Джим не возвращался. Он не приехал ни к обеду, ни к чаю.

Близнецы пришли из школы и фактически взяли Адель на свое попечение, потащив ее за собой в бассейн, а затем в парк.

После длинного дня, наполненного яркими впечатлениями, Адель уже к семи часам падала от усталости. Она заснула сразу же, как только ее головка коснулась подушки. Лейла оставила ее в спальне одну на сей раз без всяких опасений. Теперь Адель знала расположение комнат в доме и не боялась заблудиться. Лейла включила ночник на случай, если девочка проснется, и затем спустилась к ужину с семьей Фарли.

Мальчики-близнецы уже съели пиццу и ушли в свои комнаты заниматься. Таким образом, Лейла осталась наедине с Мириам и Бруком Фарли.

– Я должен извиниться за своего сына, – начал старший Фарли. – Его отсутствие сегодня непростительно. По правде говоря, как и отсутствие Катрин. Не оставить даже записки…

Мириам коснулась его руки.

– Тому должна быть серьезная причина, – сказала она спокойно.

Ее заступничество не смягчило его.

– Я намерен высказать Джиму все, что я думаю по этому поводу, если он все-таки вернется. После того, что он наговорил мне вчера… – Он мрачно замолчал и потряс головой в раздражении.

– Ты ставишь госпожу Дитерли в неловкое положение, Брук, – мягко упрекнула его Мириам.

Он с отчаянием вздохнул и только теперь заметил, как запылали щеки Лейлы.

– Извините, госпожа Дитерли. Но со стороны Джима некрасиво вызвать вас сюда и затем так внезапно уехать. Теперь вы сами можете видеть, почему я считаю, что Адели лучше быть с нами, чем с Джимом.

– Мне трудно судить об этом, господин Фарли, – сказала Лейла, испытывая страшную неловкость и сознавая, что, если бы не она, Джим и Катрин находились бы за столом, демонстрируя свое единство и согласие.

– Госпожа Дитерли рассказывала мне сегодня о своей замечательной семье, Брук, – быстро вставила Мириам. – Четырнадцать приемных детей!

Таким образом, беседа пошла по другому руслу. Лейла увлеченно рассказывала о своих братьях и сестрах. Она гордилась каждым из них, их душевными качествами и успехами, их стремлением добиться наибольших высот в жизни.

Это напомнило ей о том, какой бессмысленной стала ее собственная жизнь после смерти Дейла. Неудивительно, что Стефани, Ли и Том так волновались за нее. С этого момента, поклялась она себе, независимо от того, как поведет себя Джим, она снова начнет жить в полную меру отпущенных ей возможностей и вернется к работе.

Когда Лейла, извинившись перед собеседниками, покинула их, это решение служило ей поддержкой. Она зашла в спальню Адели, и, увидев ее крепко спящей, удалилась в соседнюю комнату, которую ей предложили занять.

Эта комната была предназначена для няни Адели, и Лейла обрадовалась, увидев здесь двуспальную кровать. Она испытывала известное неудобство прошлой ночью из-за узкой кровати и надеялась выспаться, хотя настроение у нее было далеко не радужное.

Пока Джим не вернется, она не сможет принять никакого решения. Несмотря на то, что в комнате был телевизор и книжный шкаф с популярными романами, Лейле не хотелось ни читать, ни смотреть телевизор. Она вышла на веранду и расположилась в плетеном кресле, в котором прошлой ночью сидел Джим.

Она продолжала думать о словах Катрин: о мучительной природе недостижимого, о безудержном стремлении удовлетворить несбывшиеся желания. Лейла не могла дать точного ответа, какие чувства она испытывала к младшему Фарли. Она знала одно – оно неподвластно никакой логике. Порой она думала, что лучше бы им не встречаться вовсе. Взаимоотношения Джима с Катрин, по-видимому, были столь же прочными, как и ее с Дейлом. Нелепо, если бы они позволили этой губительной страсти вторгнуться в такие упорядоченные отношения.

И все же она – эта страсть – существовала. Неоспоримая. Неутолимая.

Щелканье затвора одной из створчатых дверей вывело ее из пассивно-созерцательного состояния. Все тело ее внезапно напряглось: она увидела Джима, выходящего на веранду. Сердце Лейлы бешено заколотилось, и все смешалось в голове.

Джим не смотрел в ее сторону. Он медленно шел к дверям, которые вели в спальню Адели. Он остановился перед ними и поднял руку, чтобы постучать, но не решился и вместо этого прижал ладонь к стеклу. Затем устало тряхнув головой, Джим медленно поплелся прочь. Подойдя к перилам веранды, он решительно ухватился за них, как будто хотел удержать себя от чего-то чрезвычайно сомнительного.

Лейла почувствовала его внутреннее смятение. Она причиняла ему эту боль и хотела ему помочь.

Скрип кресла заставил его резко повернуть голову в ее сторону. Женщина встала. Он выпрямился и замер, но Лейла явственно ощущала, что он сделал над собой усилие, чтобы оставаться неподвижным. Его руки сжались в кулаки. Она с трудом преодолела несколько метров, отделявших ее от Джима.

– Вы хотели поговорить со мной? – спросила Лейла, останавливаясь возле столбика, подпирающего крышу веранды.

Его глаза пожирали ее с такой жадностью, что это походило скорее на отчаяние, нежели на желание.

– Я не знал, чего требовал от вас в тот день, когда просил вас оставить своего мужа ради меня, – сказал он с болью в голосе. – Теперь я знаю.

– Простите, Джим. Если вы хотите, чтобы я уехала…

– Нет. Все кончено, Лейла. Я никогда не любил Катрин, но она нравится мне. Очень. И она хороший друг. Надежный, заботливый. – Он остановился и глубоко вздохнул. – Я не смог. Я не могу пренебречь ее чувствами, словно они ничего не значат.

Это была страстная мольба о том, чтобы быть понятым.

– Что вы хотите делать? – спросила она мягко.

В ответ он криво улыбнулся.

– Речь вдет не о том, чего я хочу, а о том, чего хочет Катрин. И так как я поставил ее в ложное положение, фактически обманув перед алтарем, у меня нет другого достойного выхода, как отнестись с уважением к ее желаниям. Она заслужила это.

Лейла посмотрела на него в мучительной нерешительности.

– Вы не должны испытывать угрызения совести из-за того, что сказали мне вчера ночью. Если это сказано или сделано в порыве…

– Это не так. Вы знаете, что это не так.

Боль в его голосе только усилила ее страдания.

– Откуда нам знать, Джим? Может быть, нас захватило лишь физическое влечение, и сегодня вы стали бы сожалеть о том, что сделали. И все бы закончилось тем, что вы возненавидели бы меня.

– Нет. Никогда. – Его глаза глядели печально. – Даже если бы я захотел возненавидеть вас, я бы не смог. Я называл вашу силу трусостью. Я в отчаянии проклинал вас за то, что вы укрывались в надежности брака, в своей эгоистичности, я считал это бегством от жизни. Но все это время меня съедала зависть к мужчине, которого вы любили. Если бы я мог стать таким мужчиной теперь…

Его пальцы разжались, и он протянул к ней руки.

– Я хочу быть этим мужчиной, Лейла.

Она начала дрожать от одной силы его желания.

– Я не знаю, Джим. Вы терзаете мое сердце! Я этого не понимаю. И я не хочу иметь на своей совести вашу жизнь и жизнь Катрин.

– Вы не отвечаете за поступки других, – возразил он осторожно.

Она отвернулась.

– А разве мы знаем, где начинается и заканчивается ответственность?

Лейла приблизилась к дверям своей комнаты, затем резко довернулась к нему, испытывая потребность излить перед ним свои сомнения и страхи.

– Лучше уж сделать то, что предложила Катрин прошлой ночью. Пойдем вместе со мной, Джим. Будем любить друг друга. Сейчас. Сегодняшней ночью. И если это окажется не тем, что мы думаем, будет еще не поздно вернуться к Катрин.

Он смотрел на нее горящими глазами.

– Я так давно мечтал об этом, Лейла, – выдохнул он. – Но пусть это будет не испытанием наших чувств, а осуществлением той радости жизни, которую мы будем переживать вместе.

Он подошел к ней, выразительно жестикулируя в подтверждение своих слов.

– Я хочу этого не только для себя. Это должно быть так же прекрасно и для вас. Ничто в моей жизни не значило и не значит так много для меня. Это моя мечта. И я хочу, чтобы она осуществилась.

– Так давай разыграем все до конца! – воскликнула Лейла с отчаянной решимостью, горя нетерпением разрешить то, что так долго мучило ее. – Наконец-то мы узнаем раз и навсегда, больше ли это, чем просто мечта.

Она стремительно повернулась и открыла одну из дверей, затем остановилась, стоя спиной к нему. Ее била нервная дрожь.

– Я сегодня ночую здесь. Одна. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Джим.