Текст книги "Внутренний враг"
Автор книги: Рональд Лафайет Хаббард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Хеллер сидел на скамье и держал кого-то за руку. Кого-то в черной вуали. Малышка Корлеоне! Она рыдала. Хеллер ласково похлопывал ее по руке. Гроб был выставлен для прощания. Очевидно, оно уже состоялось. И тут я понял, кого хоронят: Подонка Джимми Тейвилнасти. Хоронят в крупнейшем соборе Америки. Святого Иоанна Богослова? Святого Патрика? Собор был огромен – весь в золоте, мерцающих свечах и с высокими величественными арками.
Торжественно звучала музыка.
И тут кто-то подошел к нижнему алтарю, или кафедре проповедника. Это был мальчик из хора. Наступила тишина. Он заговорил, и его чистый, дрожащий от избытка чувств тенор заполнил огромный сводчатый зал.
– Если бы не наш дорогой покойный Джимми, я бы ни когда не научился позволять другим мальчикам любить себя! – И он запел высоким голосом невероятно печальную песню, которую торжественно и красиво подхватил за ним хор.
Когда латинское песнопение смолкло, к кафедре подошел другой человек – согбенный старик. Он сказал следующее:
– Как глава исправительной школы, я считал Джимми своим другом. Лучшие мои воспоминания о нем – те, когда он, совершенно самостоятельно, из благотворительных побуждений, организовал величайшие беспорядки в тюрьме для несовершеннолетних. И сегодня без его наставничества вряд ли к нам поступали бы новые заключенные. Великий человек, кумир тысячи уличных банд – нам его будет не хватать.
Хор возвысил свои голоса, и святой распев, растаяв под сводами купола, уплыл в небеса.
И еще один человек приблизился к кафедре. Почтительно поклонившись, он заговорил, глотая слезы:
– Много раз мне приходилось быть его тюремным психотерапевтом. Джимми Тейвилнасти был образцовым пациентом. Никогда я не встречал человека, так прекрасно поддающегося терапевтическому курсу по исправлению поведения. Он менялся в худшую сторону, пока, наконец, под моей заботливой опекой не стал самим воплощением американского преступного мира. – Голос его дрогнул от избытка чувств. – Он был Всеамериканским Парнем, ставшим наемным убийцей, которого мы ни когда не забудем.
Снова прокатилась волна хорового пения.
О, это было бесподобно!
Похороны продолжались. Восемь человек в черном понесли гроб. Это были сицилийцы. У всех восьмерых плащи оттопыривались в том месте, где обычно носят оружие. А затем я понял, почему мой экран казался мне темным. Все, включая Хеллера, носили массивные темные очки. Я еще раз прибавил четкости. До чего же угрюмый день! Угрюмый и дождливый!
Гроб пронесли сквозь арку пружинных выкидных ножей, устроенную двадцатью уличными бандитами. На кладбище всюду были венки, венки и букеты цветов. На огромном венке из лилий в форме подковы красовалось полотно с надписью: «Джимми – нашему корешу». Еще одно сооружение из цветов имело форму стилета. На его ленте было начертано: «Джимми от банды Фаустино Наркотичи».
Это сооружение рухнуло на землю и было затоптано торжественно ступающими ногами.
Пятеро хористок в траурных вдовьих платьях плакали у могилы, прижимая черные платки к губам.
Стала понятна причина ношения темных очков. Церемонию похорон снимали группы телевизионщиков, которые любезно согласились носить черные нарукавные повязки – их раздавал Член банды с пистолетом в руке. Большая извивающаяся процессия спускалась в склеп с надписью: «Семейный склеп Корлеоне».
Под его своды внесли гроб с телом Джимми. Рыдания усилились. Малышка провела пальцами по камню с надписью: «Святой Джо Корлеоне». У нее стали сдавать нервы. Хеллер отвел Малышку к лимузину, мягко оберегая от людей, пытающихся сочувственно прикоснуться к ее руке или поцеловать в щеку. Она горько плакала. Хеллер посадил Малышку сзади, сел сам и захлопнул дверцу. Она прильнула к нему.
– Я теряю моих мальчиков, – произнесла Малышка, всхлипывая.
Хеллер мягко похлопал ее по спине и дал ей новый платок. Малышка откинулась на спинку сиденья, слегка успокоенная. Телохранители вежливо оттесняли толпу от машины своими обрезами. Наконец лимузин тронулся с места.
Малышка все сжимала и разжимала пальцы. Автомобиль переезжал через мост, когда она произнесла, с трудом выдавливая слова:
– Джером, я слышала, что ты учишься ездить на гоночных машинах. Джером, обещай мне, умоляю тебя, обещай мне не подвергать себя никакой опасности.
Сначала казалось, что Хеллер не склонен отвечать, но затем он все же заговорил:
– Жизнь – вещь непредсказуемая, миссис Корлеоне. Я не могу этого обещать.
Она быстро на него взглянула и сказала:
– Хорошо. Тогда, если ты когда-нибудь встретишь этого мерзавца Сильву, обещай мне, что ты от него мокрого места не оставишь.
Хеллер отвечал, что так и будет. Но музыка все звучала у меня в голове, я все еще видел хористов, чувствовал торжественность латинского языка и трагичность обряда прощания. Я выключил экран. Музыка неотступно преследовала меня. Как она была прекрасна! Какие роскошные похороны!
В своем воображении я увидел Ютанк, коленопреклоненную у моей могилы, без цветов в руке. Она плакала, потому что была так жестока со мной. Чудесная картина! Я сам был готов расплакаться. С влажными глазами я устало ввалился к себе в спальню и рухнул на постель. И что-то ощутил под головой. Шов еще побаливал, но я не обращал на него внимания. Я еще не расстался с дивным зрелищем Ютанк, стоящей на коленях возле моей могилы.
Боль усиливалась, и я потер больное место – оно портило мне настроение. При этом что-то вылетело из-под моей руки, и на соседней подушке я увидел записку:
Это просто напоминание, что под лежачий камень вода не течет. Ломбар был уверен, что ты начнешь сачковать. Так что учти: не справишься с Хеллером, я по долгу службы расправлюсь с тобой.
Подписью служило изображение окровавленного кинжала. Ах вот что это: обещало сбыться то, что привиделось мне в воображении!
Немного погодя я сел на постели, все еще слыша прекрасную церковную музыку. Поднял записку: обратная сторона осталась чистой. Я нашел ручку и написал «Давай, действуй». Подписавшись, я оставил записку на подушке.
Мне показалось, что я все сделал правильно. Ютанк преклонит колена под дождем, ей будет горько. По крайней мере, мою могилу омоют ее драгоценные слезы.
Убедившись, что в карманах у меня нет оружия, я пошел по внутреннему дворику, где царил разгром. Ах, как это было похоже на мою разбитую жизнь! В ушах у меня продолжала звучать церковная музыка. Я надеялся, что в сумерках раздастся выстрел и окончит мою жизнь, продолжать которую больше не имело смысла.
Может, плача, Ютанк запоет печальные песни и поймет, что должна была обходиться со мной поласковее. Как прекрасно!
Глава 3
Ябродил всю ночь, и никто не застрелил меня. Наступил холодный рассвет, и я, разочарованный, вошел к себе в спальню.
Оставленная мной записка исчезла. Ловок тот, кому Ломбар поручил убить меня, но что мне было до того! Вконец измочаленный, я кое-как выкарабкался из своей одежды и залез в постель. Может, стоило еще надеяться? Может, я умру хотя бы во сне?
Уже далеко за поддень я проснулся и, к своему разочарованию, убедился, что еще живу. Немного раздраженный, я повернулся, собираясь выбраться из постели, и на другой подушке, в каких-то пяти дюймах от своего лица, увидел новую записку! «Уж не извинение ли это за то, что не прикончили меня прошлой ночью?» – подумал я.
Я сел и равнодушно повернул бумажку так, чтобы удобно было читать. В ней говорилось следующее:
Хотя прикончить тебя было бы большим удовольствием, это нарушило бы порядок вещей. Если не остановишь Хеллера, первой умрет Ютанк.
Страх пронзил все мое существо! Я пытался крикнуть, протестовать, но у меня перехватило дыхание. Не захватив даже полотенца, я выскочил во дворик и припал ухом к двери комнаты, где жила Ютанк. Тишина!
А вдруг ее уже убили?!
Я кинулся во двор. Мелахат срезала цветы. Она отвела глаза в сторону.
– Ее убили? – задал я вопрос.
Она уставилась на меня, затем снова отвела взгляд.
– Несколько минут назад, когда я принесла ей полотенца, с ней все было в порядке.
Я вздохнул с облегчением. Затем подумал: лучше принять меры предосторожности. Подняв голову, я громко крикнул: «Я работаю!» Может, это удержит их? Мелахат, похоже, смутилась, но у меня не было времени для салонных манер. Я бросился в спальню, кое-как оделся и попытался пошевелить мозгами. Это было трудно. В чем крылась причина этого внезапного выпада? Должно быть, они знают то, чего не знаю я!
Да это же все Хеллер! Его козни!
Я кинулся в секретную комнату, включил видеоустройство, взял себя в руки и стал смотреть стоя, но под таким углом зрения было трудно что-либо увидеть, и я присел.
Всего лишь какие-то старые детали на столе. В этот момент Хеллер поднял глаза. Он находился в своем офисе в Эмпайр Стейт Билдинг. Там были еще люди. Обстановка в комнате переменилась! Стены теперь были украшены большими росписями с изображением нефтеперерабатывающих заводов, в цвете. Они изрыгали дым. Горизонт заслоняли высокие трубы, покрывающие небо черной копотью. Нет, не на всех стенах дымили трубы. На одной был монтаж: птицы, плавающие в лужах нефти, увядающие цветы, умирающие деревья. И это было еще не все. Когда Хеллер повернул голову, я увидел еще одну настенную роспись, изображавшую, как мне показалось, планету, окруженную гирляндами взрывов водородных бомб.
Он снова повернул голову, и я увидел еще одну картинку! Рисунок в фантастическом стиле: смутно различимые космические корабли вели заградительный огонь по планете, похожей на Землю. Возможно, это был оригинал обложки журнала?
В офисе было довольно много людей. Я воспользовался стоп-кадром, чтобы поподробнее увидеть, сколько там народу и кто именно. Люди могут быть опасны.
За стойкой бара, устроенной там же, в офисе, стоял бармен в белом, читая «Дейли Рейсинг Форм». На табурете бара сидела девушка в платье с блестками и большим вырезом сзади. У нее были очень темные обольстительные глаза. Она ела мороженое, запивая его содовой водой. Его секретарша?
Справа от Хеллера стояли три девушки. Юбки едва ли прикрывали их бедра. На головах у них были фуражки, кокетливо сдвинутые набок, на ногах – короткие сапожки. Их одежда – то, что там еще было, – ослепляла белизной, хорошо сочетаясь с ворсистым ковром. Похоже, все они держали ручки. Его секретарши?
Еще раньше я отключил звук – нервы не выдерживали. Но теперь я усилил громкость – где-то в глубине очень темпераментно играл джаз. Я стал успокаиваться. Страхи мои не имели под собой должного основания – никто бы не смог работать в таком бедламе. Хеллер, как обычно, просто валял дурака.
Мне показалось, что он возится с двумя металлическими предметами, под которыми был расстелен толстый холст. Хеллер еще больше повернул голову – слева от него сидел Эпштейн. Мошенник Изя. В костюме Армии Спасения, с обшарпанным чемоданом на коленях. По обеим сторонам клювоподобного носа поблескивали стекла роговых очков.
– Тут я вам не советчик, мистер Джет, – говорил Изя. – В технике я не силен. Вчера вы это объясняли, я знаю, но на меня свалилось столько дел, что все вылетело из головы. Да и голова трещала всю ночь. Здоровье у меня сейчас не в порядке, вы понимаете.
Хеллер передал отвертку одной из трех девушек, которая ловко повертела ею, как дирижерской палочкой, и уложила в футляр. Хеллер подал какой-то таинственный сигнал, что-то вроде кода, и бармен, отложив газету, взял в руки высокий бокал (хрусталь?) и ловко пустил шипящую струю в другой такой же бокал – туда и сюда, пенящейся дугой. Он поставил бокал на серебряный поднос и отнес его Изе. Уж не держал ли его Хеллер на наркотиках?
Эпштейн выпил, оставив на верхней губе белые усы пузырей. Бармен учтиво забрал бокал, спросив его: «Ну как содовая – крепость достаточная, сэр?» Изя довольно кивнул и поблагодарил его.
Тем временем тоненькая девушка допила свою содовую и ушла. Ее место на табурете заняла девушка в ярко-красном одеянии, а в общем-то почти совершенно раздетая. Бармен вернулся и подал ей мороженое. Еще одна секретарша? О, это место было не для работы! Чего тут можно опасаться? Техническая работа очень кропотливая и напряженная. Дух технической лаборатории холоден и суров. Инженер так не работает. Понапрасну я встревожился.
– Как голова – получше? – обратился Хеллер к Изе.
– Боюсь, я совсем ее не чувствую.
– Ну ладно, – сказал Хеллер. – Потом снова объясню. Все сводится к одному: способно или не способно общество держать под контролем силу. Это общество, кажется, не способно. А теперь будьте внимательны. Вы должны суметь превратить материю в энергию. Потом вы можете использовать энергию для движения материи. С политической, финансовой и всякой другой точки зрения вы должны знать, как держать под контролем силу. В противном случае вы можете взорвать все общество. По причине какого-то сумасбродства это общество ставит жизнь ниже силы. Это бредовая философия, имя которой материализм, или механицизм. Она ошибочна. Пока это общество не порвет с ней и не избавится от влияния этой примитивной чепухи, ему ни за что не выжить. Ведь именно жизнь управляет силой. Именно жизнь задает направление вещам. Материя не может управлять материей – у нее нет никаких целей. Жизнь не является продуктом материи, она ее хозяин! Ты хочешь, чтобы это общество проникло в космос? Тогда начинай считать, что жизнь может управлять силой. Ты хочешь, чтобы эта культура выжила, тогда пойми, что именно жизнь управляет силой. Всякий, кто утверждает обратное, не только делает для тебя из этой планеты ловушку, он также пытается уничтожить ее.
– О Боже, – проговорил Изя. – По-вашему, нам лучше перестрелять всех психологов и прочих материалистов?
– Я не говорю о том, что кого-то надо застрелить, хотя идея, может быть, и неплохая. Они поймали вас на этой планете в капкан!
– Мне претит насилие, – ответил Изя. – Простите, мистер Джет, но вы говорили, что хотели видеть меня по поводу преобразования материи.
Хеллер оглянулся на свой огромный стол и сделал широкий жест рукой:
– Что ж, вот вам пара преобразователей материи.
Там лежали два металлических предмета, совершенно одинаковых. Они состояли из множества деталей и запутанных проводов. А, это были как раз те самые демонстрационные машины для средних школ, которые он достал из ящика в Коннектикуте, – модели для обучения. К ним прилагались стержни для электроразрядов и мешочки для улавливания газа. Хеллер поднял одну из них. Трое девушек живо продирижировали тремя отвертками и предложили их Хеллеру. Он взял инструмент у одной, а две другие покрутили своими и положили их обратно.
Он приступил к разборке предмета. Протянул руку – снова дирижерские жесты – и еще несколько инструментов оказалось у него на столе. Хеллер стал загромождать деталями стол перед Изей. При этом он говорил:
– У меня их два. Так что ничего, если один я разберу.
Эпштейн уставился на лежащие перед ним детали – их было около сорока. Хеллер взял в руки неразобранное устройство.
– Теперь смотрите сюда. – Он показал на верхушку. – Наверху вы устанавливаете стержень из чистого углерода. Машина путем атомной конверсии разлагает его. Кислород выходит с этой стороны, а водород – с другой. Эти два провода – для выхода электрозарядов.
– Ух ты! – только и мог сказать Изя.
Хеллер вытянул руку, и в нее, описав в воздухе замысловатую траекторию, опустилась ручка.
– Это простая химия, – сказал он и принялся писать. – Углерод имеет шесть электронов, кислород – восемь, водород – один электрон. Машина просто смещает электроны в атомах. Углерод перестает быть углеродом. В периодической таблице его электроны смещаются вверх и вниз, и мы получаем кислород и водород. Это описывается формулой: С2 – Н4 + О. – Он перекинул листок бумаги Изе. – Кислород и водород, соединяясь, горят. Ясно?
– Но ведь… но ведь… – засомневался Изя.
– На самом-то деле, – продолжал Хеллер, – количество имеющейся энергии, исходя из электрического потенциала, выше, и планете нужны электродвигатели. Но сейчас почти все работает на двигателях внутреннего сгорания – автомобили и тому подобное. Это дурацкий вид двигателя. В него заливается горючее, чтобы получить тепло, а затем требуется система охлаждения, чтоб это тепло ликвидировать, тратя его впустую. Но люди, похоже, привыкли к нему. Мы же будем пользоваться этим. Данная машина производит кислород и водород из углерода, а на этой планете запасы его почти неисчерпаемы – что и требовалось доказать.
– Любой углерод? – Изя раскрыл рот от удивления.
– Конечно. Нефть, асфальт, старые травы, тряпки. Объем газа – именно газа, а не газолина, – получаемого из единицы твердого вещества, составляет миллиард единиц. Газ занимает ужасно много пространства. Итак, помещаете углерод здесь, сверху, устанавливаете по обе стороны машины баки с искусственным давлением для улавливания газа, здесь – рычаг для регулирования подачи углерода наверху, тут – клапан, служащий акселератором, регулирующим поток газа в сам двигатель, – и дело в шляпе.
– Только не в моей, – печально сказал Изя. – Мне понадобятся подробные чертежи, где была бы видна каждая деталь.
Хеллер вздохнул, протянул руку, сделав какой-то знак пальцами, и одна из девушек церемонно установила чертежную доску, вторая помахала, как флагом, листом чертежной бумаги и приколола его на доску, третья продирижировала двумя ручками, прежде чем Подать. Работа у Хеллера пошла быстро и гладко. Он начал от руки рисовать совершенно точные чертежи с земной символикой, да так стремительно, что рука становилась неясным пятном. В воздухе взвился и лег на доску еще не один лист бумаги, и не одна еще ручка, проделав витиеватый путь дирижерской палочки, была подана Хеллеру. Вскоре у него насчитывалось пятнадцать законченных чертежей, включая общий и отдельных частей аппарата.
Внезапно Изей будто бы овладела деловая лихорадка. Он стал свертывать чертежи, попросил оставить ему одну из моделей, закипела работа, и устройство было собрано заново. Изя взял его и бережно убрал в ящик.
– Я это все запатентую, – сказал он. – Припишу анонимной группе инженеров. Нельзя, чтобы ваше имя упоминалось здесь – из-за этого мистера Гробса, понятно. – Он подумал. – Мне кажется, патенты следует регистрировать от имени корпорации «Транснациональная». Она у меня в руках.
– Патентуйте, – разрешил Хеллер. Неужели он, дурак, не понимал, что Изя крадет его патент? – Я должен работать над другим. Мне нужно сделать баки, и как только испытаю автомобиль на новом горючем, поставлю и на нем бак.
– Давайте, мистер Джет, действуйте. Но чтобы не прослеживалось никакой связи между вашей работой и этими компаниями или «Транснациональной».
– Это я обещаю, – сказал Хеллер.
Три девушки исполнили что-то вроде танца, и одна из них сказала:
– А можно нам теперь съесть мороженого с содовой? Нам пора возвращаться в школу владения дирижерской палочкой.
– Дайте им содовой, – сказал Хеллер, и бармен приступил к работе.
– Эй, а правда, он симпатяга? – сказала одна, садясь на табурет.
Ба, да они вовсе и не его секретарши – а студентки школы на том же этаже. А изящные девушки, которые раньше были в баре, наверное, из школы моделей. Они выпрашивали мороженое с содовой! Типично для Нью-Йорка с его упадком нравов. Бармен принес Хеллеру безалкогольное швейцарское пиво. Только тот собрался пригубить его, как в дверь ворвался мужчина, сопровождаемый свитой с чемоданчиками. Портной!
– Очень прощу прощения, сэр, – сказал портной. – Я бы подождал вашего возвращения, но вся производственная линия застопорилась.
Хеллер выпил немного пива. К нему приблизился ассистент портного с голубым костюмом типа комбинезона с отворотом, смело застегивающимся на груди. Подошел еще один, держа незаконченный костюм – точно такой же.
– Дело в цвете, – сказал портной. – Мы разошлись во мнениях насчет цвета. Голубой цвет более воздушный, но тут нам пришла в голову мысль о крови.
– О крови? – удивился Хеллер.
– Ну да. Видите ли, автогонки – спорт опасный, и вам нужно одеваться, подходящим образом. Телевизионные камеры всегда показывают аварии, а если на вас будет красный комбинезон, крови видно не будет. Так что мы нуждаемся в вашем мнении: не лучше ли красный?
Хеллер как-то хрюкнул в свое пиво – может, оно оказалось слишком крепким для него – и сказал:
– А почему бы вам не сделать подбивку на грудном отвороте? Для лучшего поглощения крови.
– А, – обрадовался портной. – Запомни это, Шьюсам. Побольше подбивки на грудной отворот. Значит, красный подойдет?
– Машина красная, – сказал Хеллер.
– Ну, камень с души свалился. Извините нас за беспокойство. – Портные выскочили из комнаты.
Изя нервно заломил руки:
– Мистер Джет. Он говорил о крови. Может, установить круглосуточную охрану?
– Чепуха, – сказал Хеллер. – У меня впереди еще несколько недель работы. Об этом никто не пронюхает.
– Попомните мои слова, мистер Джет. Я отвечаю за вас, даже если у вас нет никаких связей с компаниями. Роксентер просто вылетит из бизнеса, когда о вашем карбюраторе узнают массы. Это может стать концом нефтяной промышленности.
– Нет-нет, – запротестовал Хеллер. – Он может жечь бензин – просто не так много. И процесс будет абсолютно чистым.
– Все равно ему тогда крышка, – сказал Изя.
Я похолодел. Вдруг до меня дошло, что уже готов был сделать Хеллер. Эти демонстрационные модели для детей – он приделает их к карбюратору! Любого автомобиля, любого двигателя! Боги мои! Случится самое худшее! Если Делберт Джон Роксентер потеряет свое состояние, он может потерять и контроль над фармацевтической компанией ИГ Барбен! Ломбар был прав! Наши соглашения с ИГ Барбен полетят ко всем чертям! И самые оптимистические мечты Ломбара на Волтаре рассыплются в прах!
Ситуация действительно была чрезвычайной! И я не просек это дело раньше!
Теперь дожидаться графини Крэк не хватало времени. У меня оставалось всего несколько недель! Нужно было срочно действовать!
Глава 4
Нужно предпринять какие-то решительные шаги, и немедленно. До сих пор я не очень-то досаждал Хеллеру, и тому пора это было понять. Я со всех ног понесся по длинному-предлинному туннелю в офис Фахт-бея, куда и ворвался с криком: «Немедленно послать на то дело Рата и Терба!», но кабинет оказался пуст. Я ринулся в его покои. Комендант набивал себе брюхо за столом. Жена как раз готовилась подать ему особое блюдо, состоящее из мясных шариков с рисом. Я схватил его за руку, жена отскочила назад, и содержимое блюда рассыпалось по всему полу.
Не давая ему опомниться, я потащил его в кабинет.
– В Нью-Йорке тревога! – кричал я ему. – Я должен не медленно послать на это дело Рата и Терба!
Он вытирал рот салфеткой и, судя по всему, не очень-то был склонен к сотрудничеству.
– Я принимаю меры! – крикнул я в пустоту.
– Рат и Терб еще в больнице, – сообщил Фахт-бей, – и все благодаря вашим стараниям. Им там придется пробыть еще две недели, и вы это знаете. О боги! Это была сущая правда.
– Нью-йоркская контора! – вскричал я. – Вы должны послать что-нибудь в нью-йоркскую контору. Они могут приступить к этому немедленно! – Я тряхнул головой и прокричал: – Я тружусь не покладая рук!
Фахт-бей, слыша, как в соседней комнате плачет его жена, стараясь соскрести еду с пола, нахмурился.
– В конторе в Нью-Йорке никого не осталось, – сообщил он. – Все разлетелись по всему свету – разыскивают людей потому списку преступников, который вы им прислали. Вы просто оторвали их от дел!
Я поднял голову и крикнул во весь голос:
– Придумаю что-нибудь!
– Что вы так орете в потолок? – спросил Фахт-бей.
– На тот случай, если кто-то слушает, – сказал я. «Придурок, неужели до него не дошло, что это дело срочной государственной важности?»
Я не стал ждать, что он мне ответит. Он все испортил, оставив контору в Нью-Йорке без персонала. Вина – его! Я примчался по туннелю к себе, покружил возбужденно по комнате, а поскольку Карагез находился во дворе, я выскочил и спросил его, жива ли еще Ютанк. Он попытался ответить, но я не мог ждать. Я поднял голову и прокричал: «Все будет схвачено!» Карагез посмотрел на меня очень странно и сказал:
– Официант только что забрал ее посуду после ужина, с ней было все в порядке.
– Она не корчилась на полу от яда?
Он взглянул на меня и отрицательно покачал головой – несколько печально, как мне показалось. От него никакой пользы. Я снова заскочил к себе в комнату и, будучи не в состоянии думать, просто мерил ее шагами. Затем в голове шевельнулась мысль. Я достал из запирающегося шкафчика сумку с ручными гранатами и вышел во дворик. Усевшись там в плетеное кресло, я решил, что просижу в нем всю ночь, и если хоть кто-нибудь захочет проникнуть тайком к Ютанк, ему не поздоровится.
С наступлением ночи стало довольно холодно. В воздухе чувствовалось дыхание приближающейся зимы. Это охладило меня. Понял я и то, что не смогу просиживать здесь каждую ночь месяцами напролет. Слишком уж было холодно. Стоило мне впасть в дремотное состояние, как меня словно молнией поразило: мне целиком и полностью явился план, как удержать Хеллера! Отсутствовали кое-какие второстепенные детали, но и они по ходу дела встанут на свои места. Я лично отправлюсь в Нью-Йорк. Я найму самых сильных противников Хеллера и житья ему не дам.
Но стоп! Как же я оставлю Ютанк?
Возьму ее с собой! Еще один час дрожания на холоде – и я снова стал погружаться в дрему. Меня озарила блестящая идея, и я проснулся, зная точно, как заставить Ютанк отправиться со мной. В критических ситуациях могут рождаться здравые мысли!
Глава 5
При свете дня, когда кругом сновали слуги, риск нападения на Ютанк уменьшился. Я лежал на полу спальни, держа дверь чуть приоткрытой, чтобы видеть внутренний дворик и дверь в наружный двор. Мне пришлось долго ждать, и я, должно быть, задремал. Разбудил меня звук заводящейся машины.
Ютанк! Как я и предполагал, страх ее прошел, и ей захотелось втород. Судя по солнцу, было около десяти. Обычно она уезжала часа на два.
Ну, пришел мой час! Эти двое (…) мальчишек останутся одни, и я разделаюсь с ними раз и навсегда. Я знал, что они опасны, что у одного из них, возможно, есть пистолет. На этот раз я не собирался недооценивать их. Я не должен был потерпеть неудачу.
Еще ранее побывав на Земле, я купил кольт 0,44 «магнум», прозванный «писмейкер» – «творящий мир», – тяжелый пистолет, который с трудом удержишь в руке. Я зарядил его. Кроме этого, я приобрел винтовку Манлихера «сафари», двуствольное оружие 0,458-го калибра, для охоты на слонов. Стволы винтовки были так велики, что, заглянув в их отверстия, вы чувствовали, что в них можно провалиться, не коснувшись стенок. Я зарядил и ее.
Мелахат срезала цветы во дворе. Я подошел к ней сзади и сунул ствол винтовки ей под подбородок. Когда она пришла в себя, я прошипел:
– Ты пойдешь к той двери, откроешь ее и впустишь меня в комнату Ютанк.
Она побелела как бумага, неподвижно уставившись на ствол винтовки и скосив глаза к переносице.
– Если ты этого не сделаешь, – процедил я сквозь зубы, – я перестреляю всех слуг!
Она осознала серьезность положения, несмотря на легкое потрясение. После пары попыток она обрела способность говорить и крикнула:
– Ребятки! Ютанк велела порадовать вас подарками, пока ее не будет дома.
Молчание. Затем тоненький голосок:
– А что это?
Я ткнул ее винтовкой.
– Откройте дверь и увидите.
Любопытство победило. Послышался звук отодвигаемой щеколды, ключ в скважине повернулся, заскрипели петли чуть приоткрывшейся двери. БАМ! Я ворвался в комнату подобно отряду полиции особого назначения. Стоявший у двери мальчишка мячом отлетел от нее и растянулся на полу. Другой, лежащий в постели, сел и закричал. Лицо его покрывали бинты. Держа под прицелом винтовки упавшего, я навел кольт на сидящего в постели.
– Встать к стене! – приказал я. – Ладонями упереться в стену, ноги отвести от нее подальше!
Они с мольбой посмотрели на Мелахат, но служанка свалилась на пороге в глубоком обмороке. Они сделали то, что им было велено, дрожа при этом и плача, а у одного началась икота. Я обыскал их, держась настороже и приготовившись сбить их с ног, если они попробуют выкинуть какой-нибудь номер. У них ничего не оказалось – и неудивительно: ведь они стояли в одних штанишках. Я облегченно вздохнул. Пока все шло нормально.
Я оглядел комнату. Ютанк красиво сложила ковры друг на друга, инструменты лежали на полках, на стенах висели картины. Не спуская глаз с мальчишек, я подошел к картинам. Это были вырезки из журналов, обрамленные Ютанк в золотые рамы. Звезды экрана! Одни мужчины! Актеры за все годы существования кино. А вот и книги. Я видел, как она носила их к себе. Следя, чтобы мальчишки чего-нибудь не выкинули, я перебрал пальцами тома. То да се. Целая серия книг в твердых обложках называлась «Иллюстрированное жизнеописание знаменитых кинозвезд».
Внезапно я понял, как еще лучше осуществить мои планы. Я угрожающе повернулся к мальчишкам. Они тряслись и дрожали. Теперь уже оба вздрагивали от икоты. Отлично. Они будут покладисты. Я помахал кольтом и взвел курок.
– А ну-ка, отвечайте: кто из этих кинозвезд нравится ей больше всего?
Тот, кого в данный момент не терзали рвотные судороги, на какое-то время перестал икать и тоненько прокричал: «Те двое, в конце!» – и показал рукой, потеряв при этом равновесие и ударившись головой о стену. Я подошел и взглянул: верно, на них пятна от губной помады – зацелованы! Рудольф Валентине и Джеймс Кэгни! Я выхватил эти довольно зачитанные экземпляры «Иллюстрированных жизнеописаний».
Затем достал из кармана рулон двухдюймовой липкой ленты, стянул ею обоим мальчишкам руки и ноги и залепил рты. Пинками я заставил Мелахат подняться и принести два одеяла, что она и сделала. Я расстелил их на полу, на каждое из одеял швырнул по мальчишке, взялся за углы и вскинул на плечо два узла, даже не прогнувшись.
– Мелахат, дерьмо верблюжье, – сказал я голосом, спокой ным как смерть. – Ты уберешь в этой комнате. Когда вернется Ютанк, ты скажешь ей, что у мальчишек заболели бабушки, что они позвали внуков к себе и что тех не будет много дней. – Она
то открывала, то закрывала рот, очевидно, пытаясь говорить. Я продолжал: – Если ты этого не сделаешь и Ютанк что-то заподозрит или услышит хоть одно слово о том, что я забрал их с собой, я перебью всех слуг.
Мелахат грохнулась и забилась головой об пол. Ага, я мог обойтись и без гипношлемов. Все, что мне было нужно, это винтовка для охоты на слонов! Я сунул кольт в кобуру на поясе, вышел со своей поклажей и свалил ее в микроавтобус. Я должен был работать!
Глава 6
Я поехал в госпиталь. Там, перекинув узлы через плечо, я вошел через секретный вход, ведущий в подвал. По внутренней связи я вызвал Прахда, и тот прибежал, немного встревоженный – ведь в Подвале по-прежнему никто не размещался.
