355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роман Белоусов » Франсуа Антон Месмер » Текст книги (страница 8)
Франсуа Антон Месмер
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 00:20

Текст книги "Франсуа Антон Месмер"


Автор книги: Роман Белоусов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
СВИДЕТЕЛЬСТВА А. ДЮМА-ОТЦА

Верно сказано, что из опороченного открытия Месмера возникнет совершенно новый род науки: психотерапия. Но и на оккультные науки месмеризм окажет влияние, в том числе на религиозные и мистические течения. Без него немыслим был бы спиритизм (без той самой впервые примененной Месмером цепи), без понятия транса и связанного с ним ясновидения немыслима и Бла-ватская с ее теософическим учением. Все оккультные науки, все телепатические, телекинетические опыты, все ясновидящие, вещающие по снам, – все в конечном счете опираются в своих методах на «магнетические» изыскания Месмера. И не случайно до середины XIX века не применяли термин «гипноз», а использовали понятие «магнетизм».

Яркое тому подтверждение мы находим в произведениях Александра Дюма-отца. Об этом не так давно говорил наш видный психотерапевт М. И. Буянов. Михаил Иванович – известный также дюмавед. В его исследовании «Дюма, гипноз, спиритизм» собраны удивительные факты о сомнамбулизме – самом глубоком гипнотическом состоянии, которое наблюдал еще Пюисегюр. М. И. Буянов приводит отрывки из редкой книги Александра Дюма «Мои воспоминания», никогда не издававшейся на русском языке, и, когда требуется, комментирует их. Во втором томе этих воспоминаний Дюма писал о Месмере и его последователях.

В оглавлении у Дюма сказано: «Магнетизм. – Операция на одной сомнамбуле. – Я даю себя замагнетизировать. – Мои наблюдения. – Я тоже магнетизирую. – Эксперименты в дилижансе. – Эксперимент у прокурора Жуани. – Маленькая Мари Д… – Ее политические предсказания. – Я вылечиваю ее от страха».

«Как и я, и Казимир Делавинь, – пишет А. Дюма, – так и весь научный мир был очень озабочен примерами великой силы магнетизма, оспариваемой со времени Месмера.

Один из лучших хирургов нашего времени, Жюль Клоке, прооперировал мадам Пл. от рака груди. Та, приведенная магнетизером в состояние транса, не проявила никаких признаков боли.

Мадам Пл., на которой был совершен этот необычный эксперимент, было 74 или 75 лет; прошло уже 10 лет, как она овдовела. Мадам Пл. во второй или третий раз перенесла припухание желез правой груди.

Доктор Шап лечил эту больную; в этих целях он неоднократно использовал магнетизм для излечения мадам Пл. от опухоли, но болезнь зашла слишком далеко, и он решил воспользоваться магнетизмом лишь для того, чтобы облегчить, если удастся, мучения пациентки в момент операции.

Вызвали Жюля Клоке и попросили оперировать усыпленную больную; он согласился: ему ведь хотелось убедиться в существовании явления, в котором сомневался, и, понятно, ему хотелось одновременно избавить пациентку от страданий, связанных с одной из самых болезненных в хирургии операций.

Доктор Шап замагнетизировал больную и привел всю правую сторону ее груди в состояние полной нечувствительности.

Вначале был сделан разрез в И дюймов, затем второй – длиной в 9 дюймов. Благодаря этим разрезам можно было тщательно вырезать несколько разных желез (в том числе и подмышечных). Во время операции, которая длилась 10 минут, больная не выказала никаких признаков боли. Хирургу даже казалось, по его собственным словам, будто он резал труп; только когда операция закончилась и рану стали обмывать губкой, больная, не выходя из транса, дважды воскликнула: «Кончайте же! Не щекотите меня!»

Едва операция закончилась, больную вывели из состояния транса; она ни о чем не помнила, не испытала никакой боли и выразила большое удивление, узнав, что ее прооперировали.

Повязки были наложены как обычно. Налицо были симптомы быстрого выздоровления.

На седьмой день мадам Пл. уже совершила прогулку – правда, в коляске.

Выделение гноя уменьшалось, рана быстро зарубцовывалась, как вдруг к вечеру на пятнадцатый день после операции больная стала жаловаться на сильное удушье, появился отек нижних конечностей. Вот так шли дела.

И вдруг случилось нечто сверхординарное.

У мадам Пл. была дочь; эта дочь приехала из провинции, дабы ухаживать за матерью. Доктор Шап привел ее в состояние сомнамбулизма и обнаружил у нее склонность к ясновидению.

У дочери вызвали магнетический сон и спросили о состоянии матери. Дочь как бы напряглась, ее лицо сморщилось – вдруг она расплакалась.

Она сообщила, что на следующее утро тихая, но неизбежная смерть настигнет ее мать.

Ее спросили о состоянии внутренних органов матери. На это дочь заявила, что легкое с правой стороны не действует вообще, оно полно гноя – особенно со стороны спины. С левой же стороны легкое здоровое, именно оно и поддерживает жизнь. Печень и другие внутренние органы были, по ее словам, нарушены, окрашены в беловатый цвет; кишечник не был поражен.

Эти заявления были сделаны в присутствии свидетелей.

На следующее утро в указанный час мадам Пл. умерла. Вскрытие было проведено в присутствии представителей Академии наук: состояние трупа полностью соответствовало описанию, сделанному сомнамбулой.

Это все сообщили газеты, все это было зафиксировано в соответствующих протоколах, все это подтвердил мне и сам Жюль Клоке однажды, когда мы беседовали – еще до изобретения хлороформа – о тех великих тайнах природы, в которых теряется человеческий разум.

Позднее, когда я писал свою книгу «Жозеф Бальзамо», где предполагал поосновательней рассмотреть давно интересовавший меня вопрос о силе или бессилии магнетизма, я решил провести несколько самостоятельных экспериментов, не доверяя тому, что могли сделать для меня другие люди, заинтересованные в изучении магнетизма.

Таким образом, я стал магнетизером. Вот мои наблюдения.

Я обладал большой магнетической силой, воздействию которой обычно поддавались две трети людей, с которыми я работал.

Оговорюсь, что я проводил опыты только с девушками и женщинами.

Эта сила, основывающаяся на каких-то физических явлениях, была неоспорима.

Женщина, испытавшая однажды магнетический сон, становилась рабыней того, кто ее усыпил, даже после пробуждения.

Она помнит все, что ей снилось, или забывает, в зависимости от желания магнетизера. Ее можно заставить убить кого-то в магнетическом сне вопреки ее воле, и она никогда об этом не узнает. (Тут Дюма был не прав, он разделял заблуждения и опасения своих современников, своего добродетельного века. Мой опыт говорит, что Дюма был не прав только в принципе, ибо в жизни встречаются отдельные случаи резкого ослабления сопротивляемости человека, он поддается внушению, особенно если от него требуют то, что он втайне желает и если заодно еще и гарантируют безопасность. Массовые убийства разве не результат массового внушения со стороны всевозможных гитлеров и Сталиных? – М. Б.)

Можно заставить ее почувствовать боль в том или ином месте: достаточно для этого дотронуться до этого места кончиком пальца, кончиком трости или металлической палочки.

Можно заставить ее почувствовать тепло при помощи льда, холод – при помощи огня; можно опьянить при помощи стакана воды или даже пустого стакана.

Можно привести в состояние каталепсии руку, ногу, все тело, сделать его напряженным, как железная балка, или мягким и податливым, как шелк.

Можно сделать тело нечувствительным к уколу иглы, острию скальпеля, японскому прижиганию.

Можно даже привести мозг в состояние экзальтации, это позволит обычному человеку стать поэтом, а ребенку двенадцати лет выражать свои мысли и чувства, словно ему двадцать – двадцать пять лет.

В 1848 году я путешествовал по Бургундии. В экипаже, в котором я ехал с дочерью, была очень грациозная женщина тридцати – тридцати двух лет; мы едва обменялись несколькими фразами; было одиннадцать часов вечера, и из того, что. она успела сказать, я узнал, что она никогда не спит в экипаже.

Через десять минут она не только спала, но спала, положив голову на мое плечо.

Я разбудил ее. Она была вдвойне удивлена – тем, что заснула, и позой, в которой находилась.

Я возобновлял эксперимент два или три раза за ночь, и каждый раз он удавался. Мне не надо было даже касаться моей соседки, достаточно было моей воли. В то время когда экипаж стоял (меняли лошадей), я резко разбудил ее и спросил, который час. Она открыла глаза и хотела достать часы.

– Нет, – заявил я, – скажите, который час, не глядя на часы.

– Без трех минут три, – немедля ответила она.

Мы подозвали ямщика, зажгли фонарь и убедились, что было именно без трех минут три.

Вот такие эксперименты ставил я на этой особе; вот такие были результаты, которые, за исключением времени, названного не глядя на часы, относятся также к физическим категориям.

В Жуани я нанес визит прокурору республики мсье Лорену, видел я его впервые. Это было время, когда я только что опубликовал «Жозефа Бальзамо» и когда благодаря этой публикации магнетизм снова вошел в моду. Как только я переступал порог того или иного салона, меня сразу же начинали расспрашивать об этом таинственном явлении. В Жуани я отвечал так, как отвечал всегда: магнетическая сила существует, но еще на уровне отдельных фактов, а не науки; она находится как раз на той же стадии, что и аэростаты – научились поднимать шары, но еще не научились ими управлять.

Присутствующими, особенно женщинами, были высказаны определенные сомнения в моей правоте. Тогда я попросил у одной из них, мадам Б., разрешения усыпить ее. Она отказала, но я понял, что она не слишком рассердится на меня, если я, несмотря на ее отказ, проведу эксперимент. Я сделал вид, что подчиняюсь.

Через пять минут, встав, будто бы для того чтобы рассмотреть гравюру, висящую за ее креслом, я призвал на помощь всю мощь своего магнетизма, настойчиво приказывая ей заснуть, – через пять минут она уже спала.

Тогда я начал проводить на этой совершенно незнакомой мне женщине, в доме, куда я пришел впервые и куда я больше никогда не приходил после, серию чрезвычайно любопытных экспериментов. Мадам Б. волей-неволей исполняла мои приказы – и произнесенные вслух, и безмолвные. Моя воля сделала все ее ощущения прямо противоположными: огонь стал льдом, лед – огнем. Она пожаловалась на сильную головную боль, я повязал ей лоб воображаемой повязкой, содержащей, как я ей сказал, лед. Она ощутила изумительное чувство свежести, потом через минуту вытерла со лба воду, вытекающую из несуществующей повязки по мере того, как от тепла ее лба таял этот воображаемый лед. Вскоре платка стало не хватать – она занимает платок у подруги; наконец, она попросила полотенце; затем попросилась пройти в туалетную комнату, чтобы сменить платье и другую промокшую одежду. – Я дал ей почувствовать ощущение холода – до дрожи; затем я приказал одежде высохнуть, и она высохла.

У сомнамбулы был очень красивый голос, довольно широкой октавы, но который останавливался на си. Я приказал ей петь и подняться до ре; она запела и точно воспроизвела две последние ноты – то, что наяву ей сделать было невозможно, и то, что она тщетно пыталась сделать после того, как я вывел ее из состояния магнетического сна.

В соседней комнате работала какая-то женщина. Я вложил в руку сомнамбулы нож для разрезания бумаги, сказав, что это настоящий нож, и приказал пойти пырнуть ножом эту работницу. Тогда все, что еще оставалось у нее от собственной воли, возмутилось; мадам Б. вся изогнулась, стала цепляться за мебель; но мне достаточно было подтвердить свой приказ и протянуть руку в ту сторону, в которую я хотел ее направить, как она подчинилась и пошла к растерявшейся работнице, подняв нож.

Глаза ее были раскрыты, красивое лицо приняло, как в пантомиме, восхитительное выражение. Это было прекрасно, совсем как мисс Фосетт, играющая сцену сомнамбулизма в «Гамлете». Прокурор республики был напуган мыслью о той силе, которая могла толкнуть человека на преступление вопреки его желанию.

Когда, согласно моей воле, она успокоилась, я вызвал у мадам Б. ясновидение на большом расстоянии.

В Жуани она недавно познакомилась с полковником С. М., одним из моих друзей. Я попросил мадам Б. сообщить, где находится полковник в этот час и что он делает.

Она ответила, что полковник находится в своем гарнизоне в Лионе, в этот момент пребывает в офицерском клубе, где около биллиарда беседует с подполковником.

Потом вдруг она увидела, что полковник побледнел, покачнулся и сел на банкетку. У него случился ревматический приступ боли в колене. Я дотронулся до ее колена и пожелал, чтобы она испытала такую же боль, она вскрикнула, напряглась, заплакала крупными слезами. Мы все так перепугались, видя ее страдания от боли, вызванной магнетизмом, но неотличимой от подлинной, что я разбудил ее.

Проснувшись, мадам Б. вспомнила лишь, то, что я захотел, забыв все, что я приказал ей забыть.

Затем началась другая серия экспериментов, но уже в бодрствующем состоянии.

Я заключил мадам Б. в воображаемый круг, начерченный моей тростью, и покинул комнату, запретив ей выходить за пределы круга.

Минут пять спустя я вернулся и нашел ее в середине салона; она ждала моего разрешения, чтобы выйти на свободу. Она села в углу салона, а я устроился на противоположном его конце.

Я попросил сопротивляться изо всех сил моему зову и в то же время приказал ей прийти ко мне.

Она уцепилась за кресло, однако, увлекаемая неодолимой силой, вынуждена была отпустить его; тогда она легла на пол, чтобы сопротивляться притяжению, но и эта предосторожность оказалась бесполезной, она приближалась ползком. Когда мадам Б. уже была у моих ног, мне стоило лишь поднести руку к ее голове и медленно поднять руку, как она послушно поднялась, и вопреки своему желанию, очутилась стоящей.

Она попросила стакан воды – попробовала, что это действительно была вода; затем, пока она еще держала стакан, я сказал ей, что это не вода, а вишневая наливка; хотя она прекрасно знала, что это не так, тем не менее после первого же глотка вскрикнула – ей показалось, что она обожгла рот.

Бедная женщина! Юное, очаровательное создание, соприкоснувшееся не с тайной жизни, а с тайной смерти, скажите мне оттуда, из тех глубин: знаете, понимаете ли вы, что происходило с вами в реальности, или просто ничего не помните об этом?

Впрочем, я не закончил свой рассказ о магнетизме; напротив, мне еще остается поведать о самом необыкновенном из того, что видел собственными глазами. То, что я сейчас расскажу, случилось в присутствии 12–15 свидетелей. Это безыскусный рассказ, во всем соответствующий протоколу, составленному двумя свидетелями и который тогда же был подписан всеми нами.

Во время моего пребывания в Осере я был принят мсье Д. Он имел двух детей: мальчика шести лет и девочку одиннадцати лет. Мари, так звали дочь мсье Д., была прелестным ребенком, прямо-таки ангелочком, щеки у нее были бледные, глаза черные. Это было восхитительное, какое-то утонченное создание, но имевшее все качества и умственное развитие детей своего возраста. Я сказал своей дочери:

– Посмотри, как она прелестна!

И моя дочь, будучи такого же мнения, нарисовала портрет ребенка.

Однажды мы обедали в столовой, выходившей в сад. Подали десерт, дети вышли из-за стола в сад и играли там среди кустов и цветов. Речь опять зашла о магнетизме, ведь это вечная тема, о которой периодически все много говорят. Меня же эти разговоры утомляют и даже раздражают, ибо я не располагаю никакими доказательствами, кроме фактов. Поскольку сообщаемые мною примеры магнетизма почти всегда происходили в других местах, а не в том. где завязывалась дискуссия, я вынужден был выбрать из присутствующих объект, подходящий для сеанса магнетизма, и воздействовать на него, невзирая на то, расположен я к этому был в этот момент или нет.

Каждый же, кто это делал, знает, что подобное упражнение столь же утомительно для магнетизера, как и для магнетизируемого.

Я привел некоторые факты, уже известные читателям, но они были встречены с полным недоверием.

– Я поверю в магнетизм лишь в случае, если, например… – сказала мне мадам Д. и стала выискивать что-нибудь, по ее мнению совершенно невозможное, – вы усыпите мою дочь Мари.

– Позовите мадемуазель Мари, усадите ее за стол, дайте ей печенье, а также что-то из фруктов. П ока она будет есть, я постараюсь ее усыпить.

– Тут нет никакой опасности?

– Для чего?

– Для здоровья моей дочери.

– Никакой.

Ребенка позвали, дали ей бисквит и сливы, велели съесть это за столом.

Ее место было рядом со мной, слева. За столом беседа продолжалась, как будто ничего особенного не готовилось. Я же молча протянул руку за головой девочки и сконцентрировался на желании усыпить ребенка. Через полминуты она прекратила всякое движение и, казалось, погрузилась в созерцание сливы, которую собиралась поднести ко рту.

– Что с тобой, Мари? – спросила у нее мать.

Ребенок не ответил – она спала. Сон пришел так быстро, что я и сам не поверил.

Я положил на спинку стула ее голову, не дотрагиваясь до нее.

Лицо девочки являло собою символ абсолютного покоя. Я провел рукой перед ее глазами, снизу вверх, с намерением открыть ей глаза. Глаза открылись, зрачки устремились кверху, открыв тонкую перламутровую полоску снизу – ребенок был в трансе. В этом состоянии веки не испытывают необходимости мигать. Можно сколь угодно близко подносить предметы к глазам – мигание все равно не наступит.

Моя дочь набросала еще один, ее портрет. На втором рисунке надо было только подрисовать крылья, и тогда рисунок становился похожим на этюд с одного из самых прекрасных ангелов Джотто или Перуджино.

Ребенок был в трансе. Оставалось выяснить, заговорит ли она.

Простое прикосновение моей руки к ее руке вернуло девочке голос; легкое приглашение подняться и походить возвратило ей движение. Только голос был жалобный и монотонный. Однако движения были больше похожи на движения автомата, чем живого создания. С открытыми или закрыты – ми глазами, вперед или назад, она шагала одинаково прямо и с абсолютной уверенностью. (Спешу выразить свое удивление, свое восхищение и потрясение тем, как точно, полно, ясно, убедительно этот писатель, которого невежды или легковерные люди считают символом несерьезности либо вранья, на самом деле как замечательно, лучше любого врача, Дюма описывает разные проявления сомнамбулизма, и особенно так называемый взгляд сомнамбулы. Эти описания достойны войти в учебники гипнотерапии… – М. Б.).

Я начал с того, что изолировал девочку, с этого момента она слышала лишь меня и отвечала только мне. Голоса отца и матери перестали доходить до нее; простое мое желание, выраженное бессловесно, одним только жестом, возвращало ребенку способность общаться с тем лицом, которое я желал ей в собеседники. Я задал ей несколько вопросов, на которые она ответила точно, четко, разумно.

Ее дяде пришла в голову одна мысль, и он попросил меня:

– Поспрашивайте ее о политике.

Повторяю: девочке было одиннадцать лет, то есть все политические вопросы были ей совершенно чужды. Почти в одинаковой степени она не представляла себе ни названия явлений, ни имена людей.

Я скрупулезно воспроизвожу протокол этого сеанса чудес, ни в малейшей степени не веря в предсказания, сделанные ребенком, предсказания, которые, как я вижу, как признаюсь себе с большим огорчением, все же исполняются. Появление способности к этим пророчествам я отношу к лихорадочному состоянию, вызванному воздействием на мозг девочки с помощью магнетизма. Я сохраняю форму диалога и все те слова, которые использовались во время сеанса магнетизма.

– Каково общественное устройство в нынешнее время, дитя мое, в стране, в которой мы живем?

– У нас, мсье, республика.

– Можете ли вы сказать, что такое республика?

– Это равное распределение прав между всеми людьми, которые составляют народ, без различия сословия, рождения, условий жизни.

Изумленные таким началом, мы переглянулись; ответы давались без малейшего колебания, как если бы она заранее их выучила наизусть.

Я повернулся к матери:

– Пойдем ли мы дальше, мадам?

Она онемела, она остолбенела…

– О, бог ты мой! Я опасаюсь, что отвечать на подобные вопросы, настолько превышающие уровень ее возраста и сознания, будет для нее слишком утомительно. Кроме того, признаюсь, – добавила она, – что ее манера отвечать ужасает меня.

Я повернулся к ребенку:

– Утомляет ли вас магнетический сон, Мари?

– Ни в коей мере, мсье.

– Вы уверены, что сможете легко ответить на мои вопросы?

– Несомненно.

– Однако эти вопросы не из тех, что обычно задают детям вашего возраста.

– Господь позволяет мне их понять.

Мы вновь переглянулись.

– Продолжайте, – сказала мать.

– Продолжайте, – с любопытством сказали все присутствующие.

– Сохранится ли теперешнее общественное устройство?

– Да, мсье, оно продлится несколько лет.

– А кто его укрепит: Ламартин или Ледрю-Роллен?

– Ни тот, ни другой.

– Будет ли у нас президент?

– Да.

– А после этого президента кто у нас будет?

– Генрих V.

– Генрих V?.. Разве вы не знаете, дитя мое, что он в изгнании?

– Да, но он вернется во Францию.

– Как это – вернется во Францию? Силой?

– Нет, с согласия французов.

– Ас какой стороны он въедет во Францию?

– Через Гренобль.

– Придется ли ему сражаться, чтобы войти?

– Нет, он приедет из Италии; из той страны переберется в Дофине, и однажды утром скажут: «Генрих V в цитадели Гренобля».

– Так, значит, в Гренобле есть цитадель?

– Да, мсье.

– Вы ее видите?

– Да, она на холме.

– А город?

– Город внизу, в глубине.

– Есть ли река в городе?

– Их даже две.

– Вода в них одинакового цвета?

– Нет, одна река белая, другая зеленая.

Мы переглянулись с еще большим удивлением, чем в первый раз. Дело в том, что Мари никогда не бывала в Гренобле. Мы не знали также, известно ли ей – в нормальном состоянии – название столицы Дофине.

– Вы уверены, что герцог Бордоский именно в Гренобле?

– Настолько, как если бы его имя было написано тут. – И она показала на свой лоб.

– Каков он из себя? Опишите его поподробнее.

– Среднего роста, довольно полный, шатен, синие глаза, волосы подстрижены так же, как у ангелов мадемуазель Мари Дюма.

– Замечаете ли вы что-нибудь особенное в его походке?

– Он хромает.

– А из Гренобля куда он пойдет?

– В Лион.

– И Лион не воспротивится его приезду?

– Сначала захотят воспротивиться, но я вижу много рабочих, которые выйдут к нему навстречу и приведут его в город.

– И не будет никаких расстрелов?

– Будет несколько, но без большого вреда.

– А где будут выстрелы?

– На дороге из Лиона в Париж.

– Через какое предместье он войдет в Париж?

– Через предместье Сен-Мартен.

– Что это даст, если Генрих V станет французским королем, коли у него нет детей и говорят, – добавил я, колеблясь, – что он не может их иметь вообще?

– О! Не он, мсье, не может иметь детей, это его жена.

– Это одно и то же, дорогая Мари, развод ведь запрещен.

– О! Да, но есть одна вещь, которую сегодня знаем лишь Господь и я.

– Какая?

– То, что его супруга умрет от грудной болезни.

– И на ком он женится? Наверное, на какой-нибудь принцессе из Германии или России?

– Нет, он скажет: «Я возвратился волей французского народа, я хочу жениться на девушке из народа».

Мы рассмеялись; бред начал смешиваться с пророчеством.

– А где он ее возьмет, эту девушку из народа?

– Он скажет: «Пусть найдут юную девушку из предместья Сен-Мартен, из дома № 42. Пусть она в белом платье взберется на дорожную тумбу, держит в руке зеленую ветвь и размахивает ею».

– И что же, пойдут в предместье Сен-Мартен?

– Конечно.

– И найдут девушку?

– Да, в доме № 42.

– Из какой же она семьи?

– Ее отец столяр.

– Вы знаете, как зовут будущую королеву?

– Леонтина.

– Итак, принц женится на простой девушке?

– Да.

– И от нее у него будет мальчик?

– Мальчиков будет двое.

– А как назовут старшего, Генрих или Карл?

– Нет, Генрих V скажет, что эти два имени принесли слишком много горя тем, кто их носил; он назовет его Леон.

– Сколько процарствует Генрих V?

– От десяти до одиннадцати лет.

– Как он умрет?

– Он умрет от плеврита, получит его, выпив холодной воды из источника однажды во время охоты в сен-жерменском лесу.

– Дитя мое, вы делаете это предсказание перед двенадцатью или четырнадцатью людьми; быть может, кто-нибудь из сидящих здесь предупредит принца; и тогда он не будет пить воду, зная, что должен от этого умереть.

– Его предупредят, но он все равно выпьет, сказав, что ест же он мороженое, когда ему жарко, и что холодной воды он тоже может выпить.

– А кто его предупредит?

– Ваш сын, который станет одним из его больших друзей.

– Как! Мой сын – один из друзей принца?

– Да, вы же знаете, что сын ваш придерживается иных взглядов, нежели вы.

Мы переглянулись с дочерью и засмеялись: Александр и я – мы вечно ссоримся из-за политики.

– Итак, когда Генрих V умрет, Леон I взойдет на трон?

– Да, мсье.

– И что произойдет в его царствование?

– Я больше ничего не вижу, разбудите меня.

Я поспешил ее разбудить; проснувшись, она ничего не помнила; я задал ей несколько вопросов о Ламартине, Ледрю-Роллене, о Гренобле, о Генрихе V и Леоне I.

Она рассмеялась. Я провел ей большими пальцами по лбу, желая, чтобы она вспомнила, и она тут же вспомнила. Я попросил ее повторить рассказ, и она повторила его, причем очень точно и теми же словами. Это легко было проверить, ведь мои вопросы и ее ответы тщательно записывались.

С тех пор, и неоднократно, я возобновлял эксперименты с этим ребенком: никогда у нее, а точнее, над ней магнетическая власть не имела ограничений; по собственному желанию я делал ее немой, слепой, глухой. Одним словом, я возвращал ей ее способности и доводил их до такого уровня совершенства, который, казалось, переходил границы возможного. Например, ее сажали за пианино (усыпленную или бодрствующую – это не важно), она начинала играть сонату; один из присутствующих указывал мне тихонько мелодию, которую он хотел бы, чтобы девочка сыграла вместо сонаты. Соната тут же прекращалась, ребенок, как только я протягивал к ней руку, играл заказанный мотив.

Мы раз двадцать проводили этот эксперимент перед самыми недоверчивыми свидетелями, и ни разу она не сорвалась.

Дом отца Мари был построен на месте древнего кладбища; на камнях, огораживающих сад, еще можно было прочитать несколько надгробных надписей; из-за этого бедная малышка дрожала от страха и с наступлением ночи не осмеливалась сделать какое-либо движение. Вечером в день моего отъезда мадам Д. рассказала мне об этом, и, так как мое влияние на ребенка было весьма велико, она попросила, не мог бы я чем-то помочь. Я так привык к чудесам, что ответил: нет ничего легче, мы немедленно проведем эксперимент. Действительно, я подозвал ребенка, положил ей руки на голову, желая снять всякие опасения, и сказал ей:

– Мари, ваша мама хочет дать мне с собой в дорогу персиков; сходите принесите из сада несколько виноградных листьев, чтобы завернуть в них персики.

Было девять вечера – темным-темно. Ребенок побежал, напевая, и вернулся, напевая, – она принесла виноградные листья, сорванные в том самом месте, где лежали надгробные камни, так пугавшие ее даже днем.

С этого момента она не проявляла больше ни малейшего страха, идя в сад или другую часть дома – в любой час ночи и даже без света.

Я вернулся в Осер спустя три месяца, никого не предупреждая о приезде. За два дня до моего прибытия Мари хотели вырвать зуб.

– Нет, мамочка, – оказала она, – подожди. Послезавтра приедет мсье Дюма – он подержит меня за мизинец, пока мне будут рвать зуб, и тогда я не почувствую никакой боли.

Я приехал в указанный день; взяв руку ребенка в свою, я держал ее во время операции, которая прошла без малейшей боли.

Пусть не просят у меня раскрытия явлений, о которых я рассказываю: я не могу этого сделать. Я лишь утверждаю, что все правда. Я ни в коей мере не стараюсь проводить сеансы магнетизма от нечего делать; я это делаю лишь тогда, когда меня принуждают к этому, и каждый раз я испытываю крайнюю усталость.

Я думаю, что с помощью магнетизма нечестный человек может принести много зла. Я сомневаюсь, что с помощью магнетизма честный человек может сделать хоть какое-либо добро.

Магнетизм – это забава, он еще не наука».

И сейчас гипноз далеко еще не наука, хотя в медицине он уже не забава. Впрочем, в исполнении эстрадных гипнотизеров он, конечно, забава, и очень увлекательная, – так считает М. И. Буянов.

Нечестный человек может принести людям вред не только с помощью того, что Дюма в духе своего времени именует магнетизмом; способов приносить вред очень много, из них гипноз должен находиться где-то на последних местах. Это не самая опасная для человечества форма деятельности. Зато пользы гипноз может принести очень много – хотя бы вылечить человека. Магнетизм – могучее оружие, великое лечебное средство, и в этом Месмер был прав. Если он только правильно используется. Гипноз – не нож, которым можно убить человека, а нож, которым можно вырезать воспаленный аппендикс, спасти жизнь.

Дюма не был врачом, он был просто любознательным человеком. Для него магнетизм был кратковременной забавой – как для Энгельса или Диккенса, которые тоже интересовались гипнозом.

Сбылись ли политические пророчества, высказанные уже знакомой читателям Мари? – спрашивает М. И. Буянов. Нет, конечно. Я не стал подробно проверять соответствие рассказа Мари историческим данным, а только выписал из одной дореволюционной энциклопедии следующие строки: «Анри д'Артуа (1820–1883), герцог Бордоский, граф Шамбор, сын герцога Беррийского, убитого в 1820 году. Воспитывался в изгнании в Австрии; умер бездетным. Последний представитель старшей линии Бурбонов. Легитимисты именовали его французским королем Генрихом V».

В книге Александра Дюма «Беседы об искусстве и кулинарии» есть глава «Сеанс магнетизма». Интересно прочитать ее полностью.

«Я хочу ответить на некоторые вопросы о магнетизме, вопросы, которые мне были заданы, после опубликования моего романа «Жозеф Бальзамо».

Один из этих вопросов (тем более важный для меня, ибо я сам себе его задаю) выглядит следующим образом: «Замагнетизированный спит или только делает вид, что спит?» Эту же мысль можно выразить и такими словами: «Существует ли сговор между магнетизером и магнетизируемым?»

Эту проблему трудно решить. Задавать этот вопрос магнетизеру или магнетизируемому не стоит. Они слишком заинтересованы в ответе, чтобы их свидетельство не вызывало сомнений. Вот я и сказал себе: «Я искренне поверю лишь в том случае, если мне удастся усыпить какую-нибудь сомнамбулу, если та не будет знать, что я ее усыпляю». Случай помог успешно разрешить эту проблему.

В прошлое воскресенье Алексис попросил меня, чтобы сыграли «Флакон Калиостро» в театре Сен-Жермен: он хотел, чтобы я увидел его в роли влюбленного. Я договорился с директором театра, и было условлено, что Алексис – на вечернем спектакле вышеупомянутого воскресенья – сыграет роль Дерваля, а его жена роль Дежазе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю