Текст книги "Франсуа Антон Месмер"

Автор книги: Роман Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Воскресенье – это именно тот день, когда я устраиваю приемы для своих друзей; и в то воскресенье у меня собралась отличная компания, среди которых Луи Буланже, Сешан, Диетерль Деплешен, Делапу, Жюль де Лессепс, Коллен, Делааж, Бернар, Монж, Мюллер и другие.

Жюль де Лессепс привел, кроме того, двух своих друзей, которые впервые почтили меня визитом.

Другая часть рода человеческого, самая прекрасная, как сказал бы мсье Демутье, также имела своих представителей. Но поскольку я живу немного по-холостяцки, я надеюсь, мне позволят называть этих дам их инициалами.

Все это общество собралось, как каждый мне говорил, ради меня; но, судя по тем вопросам, которые мне задавались об Алексисе и мсье Марсийе, легко было догадаться, что надежда на сеанс магнетизма не была абсолютно чужда этому собранию, немного более многочисленному, чем обычно.

Так что разочарование было большим, когда я объявил, что Алексис занят в этот вечер и что я посчитал нескромным приглашать его на сеанс в тот вечер, когда он играет.

В три часа известие, что Алексис находится в саду, воскресило надежды. Все устремились, чтобы увидеть хотя бы сомнамбулу, коли уж нельзя было видеть сомнамбулизм. Однако надежды эти испарились, когда обнаружилось, что Алексис приехал один со своей женой, оставив мсье Марсийе в городе.

Алексиса сильно побранили за эту забывчивость – особенно я. Ведь я хотел еще раз поблагодарить мсье Марсийе за его последний сеанс, и лишился этой возможности, по крайней мере в это воскресенье.

Другие сожаления, выраженные громко и открыто, были немного более эгоистичны, чем мои. Я сожалел о мсье Марсийе из-за него самого; другие, не знавшие его, сожалели о нем из-за Алексиса.

С неба упали несколько капель – мы вернулись в комнаты.

Все так горячо просили Алексиса, чтобы он продемонстрировал одно из своих чудес, что он заявил о своей готовности сделать все, что захотят, если кто-нибудь из присутствующих взялся бы его усыпить.

Все переглядывались; но никто не осмеливался на этот опыт. Мсье Бернар подошел ко мне.

– Усыпите его, – сказал он мне тихонько.

– Я? Разве я умею усыплять людей, кроме как в театре и в библиотеках? Разве я умею делать ваши пассы, вводить флюиды, вызывать или передавать симпатию?

– Не нужно ничего этого делать; просто усыпите его силой своей воли.

– А что надобно делать в этом случае?

– Скажите сами себе: «Я хочу, чтобы Алексис заснул».

– И он заснет?

– Вероятно, у вас, должно быть, дьявольская сила воли.

– Возможно; но в таком случае у меня с силой воли то же, что у мсье Журдена с прозой.

– Все же попробуйте.

– Но ведь он разговаривает со своей женой и Делапу.

– Это ничего.

– Надо мной будут смеяться, если у меня не получится.

– А кто узнает об этом, вы же не скажете ни одного слова, не сделаете ни одного жеста. Вы усыпите его отсюда, делая вид, что болтаете со мной.

– Ну, ежели так, то охотно попробую.

Я скрестил руки, собрал всю мощь своей воли, посмотрел на Алексиса и сказал про себя: «Я хочу, чтобы он спал!»

Алексис покачнулся, как будто сраженный пулей, и навзничь упал на канапе.

Не было никаких сомнений (по крайней мере для меня): магнетическая мощь подействовала мгновенно, с силой молнии.

Мое первое чувство было чувство ужаса; падая, Алексис, застигнутый флюидом в тот момент, когда он никак этого не ожидал, вскрикнул. Его била сильная нервная дрожь, его глаза почти полностью вылезли из орбит. Я был не единственным, кто испытал страх; только я испугался вдвойне: я не знал причину этого происшествия.

Почувствовав мою руку, Алексис узнал меня.

– Ах, – сказал он мне, – никогда не делайте подобных вещей, не предупредив меня, вы меня убьете.

– Боже мой! – сказал я ему. – Что же вы чувствуете?

– Большое нервное потрясение. Оно сейчас пройдет, особенно если вы снимете с меня флюид, который давит на мой желудок.

– А как снять этот флюид? Я же ничего об этом не знаю.

– Отодвигая его обеими руками.

И я принялся отодвигать этот флюид как только мог, и через несколько секунд Алексис стал дышать легче.

– Ах! – сказал он. – Мне лучше.

– Настолько, что вы сможете дать нам сеанс?

– Да; только не заставляйте меня читать – вы так потрясли мои нервы, что мне кажется, будто все предметы прыгают у меня перед глазами.

– Сможете сыграть в карты?

– Да, конечно.

– Сможете узнать предметы, сказать, откуда они?

– Да.

– Сможете путешествовать, видеть на расстоянии?

– Да, безусловно. В некотором отношении я сейчас более ясно вижу, нежели когда бы то ни было.

– Ну тогда играйте партию в карты с Сешаном, он у нас самый большой скептик.

– Ладно.

Я подвел Алексиса к столу; Сешан сам завязал ему глаза при помощи ваты и трех носовых платков. Лица сомнамбулы абсолютно невозможно было видеть из-за этих повязок. Алексис сыграл две партии в карты, ни разу не взглянув на свои карты. Он разложил их на столе и брал их, ни разу не ошибившись.

К концу второй партии Алексиса избавили от этого занятия, каким бы необыкновенным оно ни представлялось, – настолько всем нам не терпелось перейти к вещам более серьезным.

Коллен первым подошел к нему и, снимая с пальца перстень, спросил:

– Можете ли вы рассказать историю этого перстня?

– Конечно.

– Ну так расскажите.

– Этот перстень (точнее, только камень) вам дали в 1844 году.

– Да, это правда.

– Вы отдали вставить камень месяц спустя.

– Тоже верно.

– Он был вам подарен женщиной тридцати пяти лет?

– Совершенно верно. А можете ли вы сказать, где теперь эта дама?

– Да.

Он подумал несколько мгновений.

– Прежде всего договоритесь с мсье Дюма, или я не смогу продолжить – ведь он уводит меня в Америку, тогда как вы удерживаете в Париже.

Действительно, в 1844 году я неоднократно видел одну американку под руку с Копленом. Я подумал, видимо без особых на то доказательств, что перстень от нее, и я действительно уводил Алексиса в Нью-Йорк, какие бы усилия ни прилагал Коллен, чтобы удержать его в Париже.

Мы прошли с Колленом в соседнюю комнату.

– Так это не американка? – спросил я его.

– То женщина, которую ты не знаешь.

– И которая живет…

– На улице Сент-Апполен.

– Очень хорошо!

Мы вернулись, имея теперь одну и ту же информацию.

– Ну вот, – сказал я Алексису, – мы договорились, теперь идите.

– Я на улице, которая идет вдоль бульвара; вот только я не знаю ее.

– Ну так прочитайте надпись на углу дома.

– Я предпочитаю прочитать ее в ваших мыслях.

Алексис взял карандаш и написал: «Сент-Апполен». Только он закончил писать, как мне сообщили, что внизу меня кто-то спрашивает.

Я спустился и узнал одного из моих старых друзей, аббата Вилета, капеллана из Сен-Сира.

– Мой дорогой аббат, – сказал я ему, – вы вовремя пришли: как раз сейчас я экспериментирую с человеческой душой. Я хотел бы найти доказательства того, что вы так хорошо проповедуете – бессмертия души!

– И каким же образом вы экспериментируете?

– Сейчас увидите, пойдемте.

Мы поднялись. Аббат Вилет был одет в редингот, на нем не было абсолютно ничего, что могло бы указать на его профессию.

Войдя, я вложил его руку в руку Алексиса.

– Можете мне сказать, – спросил я его, – кто этот мсье и что он делает?

– Да, конечно, ведь у него есть вера; это – превосходный христианин.

– А его профессия?

– Врач.

– Вы ошибаетесь, Алексис.

– Я знаю, что имею в виду: есть врачеватели тела, а есть врачеватели души; ваш гость – доктор души, он священник.

Все переглянулись. Удивление было велико.

– А теперь, – спросил я, – можете сказать, где этот человек исполняет свои обязанности?

– Конечно же. Это недалеко: в огромном здании, в трех-четырех лье отсюда. Я вижу молодых людей в униформе; они застегнуты на пуговицы от воротника до пояса.

– Много их?

– Да, много. Мсье – капеллан в военном коллеже.

– Можете прочитать в каком?

– Без сомнения, название заведения написано на пуговицах?

Я вопрошающе посмотрел на аббата Вилета.

– Да, – сказал он.

– Читайте, Алексис.

Казалось, что Алексис сосредоточил всю силу своего взгляда на одной из точек комнаты.

Второе откровение было, может быть, еще более чудесным, нежели первое.

Диетерль представил небольшой закрытый пакет.

– Что там внутри? – спросил он.

– Волосы двух разных людей, двух детей.

– Откройте пакет и назовите их пол и возраст.

– Тут волосы маленького мальчика и маленькой девочки. Я ее плохо вижу, не знаю отчего это; тем не менее мне кажется, что она бежит по саду и ей приблизительно четыре года.

– Их имена?

– Мне кажется, что мальчика зовут Жюль.

– А девочку?

– Я вам сказал, что ее плохо вижу.

– Вы устали?

– Да, у меня все еще расстроены нервы.

– Что бы вы хотели делать?

– Я хотел бы путешествовать.

– По какой стране?

– Куда попаду, мне все равно.

Я сделал знак мсье Лессепсу. Он подошел.

– Мы отправимся туда? – спросил я его.

– Да, – ответил он.

Туда, в моем сознании и в сознании мсье де Лессепса, – это в Тунис. Мсье де Лессепс прожил в Тунисе, кажется, лет двадцать. Он дал руку Алексису.

– Поехали, – сказал он.

– Хорошо, – ответил Алексис, – вот мы в морском порту… Как здесь чудесно! Мы садимся на корабль… О! О! Похоже, мы отправляемся в Африку. Жарко.

– Мы на рейде. Вы видите рейд?

– Отлично вижу, он имеет форму большой подковы, с мысом справа; это не Алжир, это не Бон, это город, названия которого я не знаю.

– Что вы видите?

– Как будто форт справа, как будто город слева. Мы следуем по каналу, а вот мост. Пригнемся.

Буланже и я переглянулись, крайне удивленные. Арки этого моста-, под которым Алексис приглашал нас пригнуться, такие низкие, что мы чуть не погибли, проплывая под ним.

– Так, так, Алексис, очень хорошо. Продолжим! – одновременно воскликнули де Лессепс, Буланже и я.

– Смотри-ка, мы еще не прибыли, – говорит Алексис. – Мы садимся на корабль; город еще в двух-трех лье. А вот мы и прибыли.

– Войдем в город или попутешествуем по округе? – спросил де Лессепс.

– Как хотите.

– В Бардо! – сказал я тихонько де Лессепсу. Я показал знаком, что именно туда и хотел направить Алексиса. Бардо – это дворец бея.

– Оставим город слева и продолжим путь, – говорит де Лессепс.

– О! Какая пыль! Мы проходим лье, может, полтора лье. Мне кажется, что мы проходим под каким-то сводом. Вижу памятник… Какая странная здесь архитектура! Похожа вроде на большое кладбище.

Известно, что турецкие дворцы очень похожи на места захоронения.

– Входите.

– Я не могу: чернокожий часовой преграждает мне путь.

– Скажите ему, что вы со мной, – добавляет Лессепс.

– Вот он отодвигается, мы во дворце, поднимаемся на несколько ступенек… Куда теперь пойти?

– В зал приемов.

– Я уже в нем.

– Опишите его.

– Аркады, зал весь резной, как арабская комната мсье Дюма; только резьба раскрашена в некоторых местах.

– Поднимите голову к потолку, что вы видите?

– Резной потолок, похоже из дерева.

– Он крашеный?

– Да.

– В какой цвет?

– В красный и синий.

– Вы не видите в нем ничего особенного?

– Да, золотые лучи, выходящие из центра и идущие во всех направлениях!

– Все так на самом деле, – подтвердил де Лессепс. – Теперь пусть кто-нибудь другой.

И впрямь невозможно точнее описать порт Туниса, канал Ля-Гулет и зал для приемов во дворце бея.

Подошел Делапу.

– Минуточку, минуточку, – говорит мадам Л. П. Теперь очередь женщин. – Вы мне скажете что-нибудь, мсье Алексис?

– Все, что захотите.

– Тогда скажите мне, откуда у меня этот ку-лончик?

Мадам Л. П. сняла с груди маленький кулон, подвешенный на золотой цепочке.

Алексис прижал кулон ко лбу.

– Этот кулон освящен, – говорит он.

– Да.

– Вам его дали в 1844 году.

– Да.

– В августе месяце.

– В самом деле, меня зовут Луиза, и мне его подарили на именины. Но кто мне его дал?

– Вам его дали в четыре часа.

– Кто?

– Мсье, одетый в черное. Скажите его имя тихонько мсье Дюма, и я вам его сообщу.

Мы подошли к окну.

– Шарль, – сказала мне мадам Л. П.

– Я знаю имя, – сказал я Алексису.

Алексис взял карандаш и написал слово «Шарль».

Как я уже говорил, Алексис играл вечером, а час был уже поздний.

– Алексис, – говорю я ему, – я думаю, что пора вас будить?.

– Хорошо, разбудите меня.

– А как? Я не представляю, как нужно это сделать.

– А как вы меня усыпили?

– Силой воли.

– Ну хорошо, так же и разбудите.

Алексис дал мне руку, я мысленно произнес слова: «Просыпайтесь!» – и Алексис открыл глаза.

Вот так прошел этот сеанс. Я назвал своих свидетелей – почти все принадлежат к миру искусств или дипломатии, один из них служитель церкви.

Все они готовы подтвердить, что я ни словом единым не отошел от истины».