Текст книги "Инферно - вперёд! (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Хокни окинул роту суровым, испепеляющим взглядом. Стрелки на тщательно отутюженных брюках штаб-сержанта по остроте могли соперничать с бритвенными лезвиями, а начищенные ботинки пускали блики, отражая солнечный свет, льющийся сквозь неожиданно появившийся просвет в тучах.

– Новобранцы 1-го, на штатах роты, ОПУДР!.. – То, что они – 'первое', а не просто 'рота', знал каждый. Все три предыдущих месяца, наполненных построениями под линейку, посещениями туалета по расписанию и внезапными ночными тревогами, представлявшими собой нападения военной полиции на спящих, им только это и вколачивали в головы. Они – не люди, а отбросы, 'это', 'оно'. – Сегодня вам предоставляется высокая честь принести присягу на верность...

Текст присяги они зубрили уже более недели, несмотря на то, что в нём было всего три дюжины и три слова. Каждый из них сдавал зачёт, результат которого заносился в расчётную книжку. Они бы смогли повторить эти слова, отпечатанные в их мозгу кованой подошвой сержантского ботинка, даже много лет спустя. Сбои и дурацкие выходки были попросту исключены; тем не менее, военная полиция, отвечавшая за их обучение всё это время, не желала давать разного рода 'случайностям' и малейшего шанса. Стволы снятых с предохранителей пистолетов-пулемётов в любой момент были готовы открыть огонь.

– Клянусь тебе, мой отец, моя мать, моя Родина, мой Король, в том, что буду верным своему долгу, отважным и дисциплинированным, стойко перенесу все невзгоды, буду храбро сражаться против бесчисленных вражеских орд – и одержу сокрушительную победу. Слава Эзусу и Айлестеру!

Наиболее достойные из числа новобранцев, получивших теперь полное право гордо именоваться солдатами, были назначены на должности командиров отделений и взводов. Должности эти, сокращённо КО и КВ, именовались 'тактическими' и не сопровождались присвоением обычных в таких обстоятельствах капральских и сержантских званий, в то время как 'дисциплинарное командование' продолжало сохранять свои тиранические права. Впрочем, всё это мало кого интересовало, даже если учесть тот малоприятный факт, что, докладывая военным полицейским, КО и КВ вменялось в обязанность униженно представляться: 'Ко-ко-ко такой-то, Ква-ква-ква такой-то...'. Главным всё-таки следовало считать то, что их рота получила зачатки самоуправления. Праздник, начавшийся тотчас же после возвращения в казарму, с первых же секунд превратился в форменный шабаш: командиры отделений и взводов, усевшись на плечи рядовым, устроили 'кавалерийский бой', а затем, приказав всем подчинённым стать на корточки, награждали их пинками в мягкое место. Пожалуй, единственное исключение составляло отделение бывшего капитана Глайниса, в которое поспешил 'перевестись' Норс; едва ли стоит добавлять, что остальные 'ко-ко-ко-ква-ква-ква' были сплошь дружками Глиндвира. Сам Глиндвир, держа в руке неизвестно откуда взявшуюся бутылку джина, распивал спиртное прямо из горла, стоя на втором ярусе одной из коек. Одновременно он дирижировал развернувшимся у его ног 'действом', достойным театров самого низкого пошиба, если бы в таковых, конечно, разрешали постановку пьес садистского содержания, написанных душевнобольными. Дортег и Каддх, устроившись, наряду с Норсом, в самом тёмном уголке помещения, куда не обращал свой взор 'тактический командир роты', испытывали противоречивые чувства.

– Я привык верить в то, что возможно изменить существующий порядок, верил в демократию, как в рай на земле, который обязательно настанет, – сказал вдруг Каддх. – Особенно я верил в неё последние месяцы, когда надо мной измывался Хокни; сейчас, в эти минуты, я понимаю, что верил в какой-то глупый набор слов.

Норс подумал, что не мог бы сказать лучше; Дортег и Ферсат пробормотали в ответ что-то одобрительное.

– Глоток! Глоток тому, кто позволит мне снизойти к вам с небес! – изрёк Хокни. Усилиями его подпевал немедленно была выстроена живая лестница из тел, услужливо подставлявших плечи, руки и спины. Спустившись на пол, Хокни указал на стоявший под одной из коек картонный ящик.

– Джин, ребята! Храброе воинство Айлестера, вперёд! Выпустим из тела бутылок всю жидкость до последней капли! – Джин, мгновенно наполнивший жестяные армейские кружки, исчез в ненасытных солдатских глотках, сопровождаемый счастливыми воплями. Картина всеобщей радости оказалась настолько привлекательной, что компания из четырёх друзей, ранее сторонившаяся всяких проявлений коллективного безумия, поторопилась присоединиться к пьянке.

– Мне только одно невдомёк: откуда у них выпивка? – поражался Ферсат. Их КО Глайнис промолчал и отвернулся в сторону, предпочитая не обсуждать данный вопрос, в то время как художник Каддх, захмелевший с первого же глотка, не выдержал и разразился ругательствами.

– Проклятье на твою голову, Ферсат! Как можно быть таким идиотом? – прошипел он. – Глиндвир и его сообщники получали курево и выпивку всё это время непосредственно из рук Хокни! Или ты думаешь, что они действительно сидели в карцере, когда их туда определяли?

Норс застыл как громом поражённый. Словно разверзшаяся пропасть, ему открылась страшная правда о том, какими способами в армии насаждается дисциплина. Бывший редактор посмотрел на бывшего капитана сухопутных войск. Выражение лица последнего, напоминавшее о скаковой лошади, которую вдруг перепродали пьяному извозчику, свидетельствовало о том, что худшие из подозрений насчёт подноготной воинской службы соответствуют истине.

– Они одевали штатское и выходили куда-то в город, раз за разом... – Каддх, всё это время мывший полы в казарме и подсобных помещениях и многое видевший собственными глазами, несомненно, не лгал. Глиндвир и его уголовные дружки, конечно, осуществляли какие-то расправы над 'неблагонадёжными' из числа штатских.

– Корону! Корону – коронованному командиру! – возгласил, подражая герольдам двора, один из командиров взводов. Немедленно было построено две коленопреклонённых шпалеры, между которыми проследовал, также на коленях... бывший капитан Глайнис, нёсший на одеяле, свёрнутом наподобие подушки, используемой в таких церемониях, корону, исполненную из золотистой фольги, в которую обычно заворачивают шоколад, и проволоки. Мастерство, с которым было изготовлено представшее взорам солдат украшение, исключало разночтения: автором данного шедевра мог быть не кто иной, как Каддх. Норс, несказанно удивившись, бросил любопытный взгляд на художника; тот в ответ лишь виновато потупил взор.

Два командира взводов, имитируя игру фанфар, стали в шаге от Глиндвира, восседавшего на стуле, в тот достопамятный час, когда его короновал бывший капитан Глайнис, которому по сему торжественному случаю было позволено подняться с колен и занять почётное место одесную от монарха. Те, кому посчастливилось стать свидетелями сего коронационного празднества, пронесли память о нём сквозь годы, наполненные стальными ураганами и свинцовыми дождями; даже испытывая нечеловеческие жажду и голод, они помнили о величии и щедрости властителя, по воле небес в одночасье ставшего помазанником бога войны.

Нужно добавить также, что праздник, разразившийся в рядах 1-го, на штатах роты, ОПУДР, закончился так же внезапно, как и разразился. В тот же день их погрузили в армейские грузовики с брезентовым верхом и доставили на какой-то железнодорожный полустанок. Вагон с окнами, забранными решётками, стал их жилищем в последующие дни. По какой-то причине долго не подгоняли паровоз – вероятно, шло формирование состава, – а когда это, наконец, случилось, их поезд проторчал, не двигаясь с места, почти сутки. Никто из бойцов ОПУДР не знал о том, что пути забиты эшелонами с войсками, пушками, танками, боеприпасами, консервами, сухарями, униформой, ботинками, массмилями телефонного кабеля и колючей проволоки, шанцевым инструментом и тому подобными незаменимыми на войне грузами. Хмель быстро сошёл и сменился раздражением; на смену последнему явились голод и жажда, всё так же сменённые, словно в некоем безмолвном карауле, отчаянием и скукой. Нужду они справляли в одном из углов товарного вагона, где имелась специальная зарешеченная дыра в полу; на второй день явился Хокни и передал им бачок с водой и судки с горячей пищей. Изголодавшиеся солдаты жадно набросились на еду. Один лишь командир отделения рядовой ОПУДР Глайнис, некогда бывший капитаном сухопутных войск, впал в мрачное настроение.

– Хорошо кормят, видимо, скоро пойдём в бой. – Словно в подтверждение его слов, едва ёмкости из-под пищи были возвращены дисциплинарному командному составу, поезд тронулся с места. На тормозной площадке занял пост военный полицейский с пистолетом-пулемётом наперевес, его фигуру было хорошо видно в щели между досками. Это резко снижало шансы на успех побега, надумай солдаты решиться на столь отчаянный шаг. Путешествие, затянувшееся на несколько суток, запомнилось Норсу лишь частыми остановками и на удивление медленным ходом; казалось, их поезд неле-еле тащится. Дважды за это время их кормили. Путешествие едва ли можно было назвать комфортным: лежачие и сидячие места в вагоне, переделанном из грузового, как таковые отсутствовали. Спать приходилось прямо на полу, а там, где было потеснее – сидя. Наиболее престижными участками, за которые немедленно разгорелись нешуточные бои, считались углы вагона, исключая тот, в котором находился туалет. Видимо, излишним будет добавлять, что постелей и чистого белья им не выдали. Несмотря на наличие шинелей и то, что солдаты ОПУДР грелись, прижимаясь друг к другу, многие заболели – по ночам уже ощущалось ледяное дыхание приближающейся зимы. Норс, кашлявший и чихавший наравне с остальными, смог по достоинству оценить нехитрый и жестокий расчёт командования: одетые в суконные кителя и брюки, они вынуждены были, вместо мыслей о побеге, радоваться тому, что вагон – их тюрьма на колёсах – предоставляет хоть какую-то защиту от ранних морозов.

За всё время поездки, которая, похоже, была готова длиться бесконечно, солдаты много говорили, вспоминая о жизни на 'гражданке', играли в разнообразнейшие азартные игры и травили похабные анекдоты. Глиндвир, на правах командира роты, установил обязательный сбор с каждой карточной колоды; кроме того, он взымал долю за решение всех спорных вопросов, с которыми обращались к нему и к другим командирам игроки. Страсть к незаконной наживе, похоже, была у Глиндвира в крови. Деньги, полученные им таким образом, шли на покупку сигарет и алкоголя, которые приобретались, за соответствующую мзду, самими же 'дисциплинарными командирами'. Прогнившая система, приобретавшая в критических обстоятельствах фантасмагорические черты, вызывала тошноту у Норса и ему подобных; остальные, впрочем, находили в ней позитивные черты.

– Играй, не бойся! – сказал ему как-то один из наиболее заядлых картёжников. – Или ты хочешь предстать перед Эзусом с полным кошельком? – Кучка сидевших кругом игроков разразилась громким смехом, прервав на секунду своё излюбленное занятие; Норс полагал, что адреналин, получаемый ими от игры, компенсирует все тяготы путешествия. Ближе к самому концу пути он разговорился с солдатом из второго взвода, который до войны работал инженером на заводе, где разрабатывали и строили подводные паровые крейсера.

– Они задумывались как по-настоящему огромные лодки, самые крупные субмарины в истории, – шёпотом, чтобы не слышали любопытные уши, делился он своей историей. – Только вот нефти, чтобы перегнать её в керосин и заправить, уже не было – все заокеанские месторождения давно и безвозвратно утрачены. Тогда какой-то умник и предложил поставить на подлодки паровые турбины – представляешь?

Норс не вполне понимал, чем плоха паровая турбина, но неуверенно кивнул, выражая согласие.

– Теперь представь себе открытое море, волнение в пару баллов. Идёт волна – и набегает на палубу подлодки, над которой всего на несколько футов возвышается дымовая труба. Вот это зрелище!

Кое-что из сказанного начало доходить до сознания Норса.

– Им стало заливать паровые котлы? – Его собеседник, назвавшийся Фрадом, кивнул. – Авария за аварией: все шесть крейсеров проекта пошли на дно в течение двух лет!

– И тебя арестовали? – Фрад, казалось, был удивлён такой постановкой вопроса. – Нет, с чего ты взял? Меня просто уволили, в связи с закрытием верфи и сокращением штатов. А в 'пудру' я уже на призывном пункте попал, за то, что спорил с офицером.

– Настаивал на том, что ты – ценный специалист? – Фрад был поражён ещё больше. – Да, а ты откуда знаешь?

Вскоре они приблизились к линии фронта; кто-то, выглянув в крошечное зарешеченное окошко, заорал на весь вагон:

– Свечение! Ланнвудское свечение! – Солдаты, желая увидеть то, на что им предстояло в самом ближайшем будущем, когда они окажутся в окопах, смотреть долгими днями и ночами, бросились к окну. В сгущающемся закатном сумраке отчётливо виднелся горизонт, закрытый циклопической стеной, будто сделанной из красного стекла. По мере снижения эта колоссальных размеров плоскость приобретала ярко-кобальтовый цвет, то и дело нарушаемый частыми многоцветными вспышками. Несмотря на неестественный характер данного зрелища и исходящую от него смутную угрозу, Норс не мог отказать ему в наличии своеобразной, почти космической красоты. Он словно смотрел на удивительную туманность, полыхающую светом сокрытых внутри бесчисленных звёзд.

– Проклятье! – выругался, не скрывая восхищения, Сабхейл Дортег. – Никогда не видел ничего более прекрасного!

Глиндвир повелел ему заткнуться, впрочем, без особого рвения – впечатление, под которым пребывал Дортег, сейчас разделяли практически все солдаты роты. Прошло несколько минут, прежде чем Норс приучил себя спокойно смотреть на высившееся перед ним великолепие и смог более трезво оценить увиденное. Теперь он понимал, почему пехотинцы именуют войска противника 'лиловыми', а лётчики – 'багровыми': просто таким они видели Дуннорэ-понтский феномен с того ракурса, где находились их точки наблюдения.

Норс вернулся на своё место и уселся у стенки, обхватив руками колени. Фрад, так и не встававший, загадочно улыбался. Когда первоначальный интерес к аномалии угас, и все вернулись к своим обычным занятиям, бывший инженер повернулся к Норсу; выражение его лица было скрыто тенями, так как свечной огарок, освещавший шедшую поблизости игру в карты, находился у него за спиной.

– Такова стена, отделяющая наш мир от мира фоморов, – изрёк, наконец, он. – Ты что-то знаешь об этом?

– Только легенды, – ответил Фрад. – Одна из них гласит, что фоморы действительно существовали некогда в далёком прошлом; они являлись одним из племён, поклонявшихся тем же ветхозаветным богам, что и мы; дело было, как ты понимаешь, ещё до самораспятия Эзуса. Они обитали на цветущем острове, расположенном посреди океана. В их столице, омываемой морскими волнами, всегда звучали весёлые песни, чарующая музыка и грохот прибоя. Страна фоморов достигла удивительного развития, и богатство города, о котором слагали легенды, не уступало красоте убранства его храмов и достижениям учёных, равным которым не было в тогдашнем мире. Каждая цивилизация, – с этими словами Фрад печально улыбнулся, – знает свой расцвет, но знает она и упадок. Не стали исключением и фоморы. Время шло, и их обычаи, сперва словно застывшие, начали почти неуловимо изменяться. Трудно сказать, что послужило причиной: интриги жрецов, стремившихся усилить свою власть, или декадентские настроения, поразившие дворянскую среду, а может, и постепенное вырождение, которое всегда имеет место в случаях обособленного существования небольшой группы людей. Так или иначе, но человеческие жертвоприношения, от которых нас отучила искупительная смерть Эзуса, в земле фоморов не только не прекратились, но, наоборот, с течением времени приобретали всё более ужасающий и отталкивающий характер. Научные изыскания, уже почти неотличимые от чёрной магии, имели целью обретение ни в чём не ограниченного могущества и личного бессмертия. Наконец, было сделано открытие, коренным образом изменившее судьбу фоморов: они нашли путь к достижению своей мечты, хотя многие, испугавшись угрожавшего им вечного холода и забвения, отступились от своих соотечественников: погрузившись на корабли, они расселились по всему свету, включая земли, ныне известные как Ланнвуд – ведь он расположен относительно недалеко от восточного побережья Северного моря. Призывы с острова, по слухам, давно канувшего в морские пучины или, что более вероятно, в потусторонние миры, преследовали их долгие века, пока они все не вымерли, томимые бесконечной тоской по утраченной вечной молодости. Гонимые представителями малоразвитых народов, они, последние потомки могучего племени, правившего миром в незапамятные времена, влачили жалкое существование.

Голос Фрада будто гипнотизировал Норса; тот, глубоко поражённый открывшимися его воображению образами чудесного города фоморов, был не в силах вымолвить ни слова.

– Всё имеет свою цену, и могущество тоже. Можно лишь предполагать, сколь чудовищную цену запросили высшие силы у фоморов за право существовать вечно, среди пения, музыки и шума волн...

Норс почувствовал, как клюёт носом; голос Фрада убаюкивал его, оплетая, фраза за фразой, подобно липкой паутине... Перед тем, как уснуть, он неожиданно вспомнил, что до последнего часа не знал никого в их ОПУДР, кто бы походил на его нового приятеля.

Жуткий грохот разбудил его в то же мгновение, когда веки сомкнулись, и он начал проваливаться в объятия сна, от которого ни за что не согласился бы пробудиться. Слепящий свет фонарей резанул его по глазам – единственная дверь вагона была сдвинута, в проём заглядывал Хокни в синем шлеме, на котором белой краской были написаны буквы 'ВП'.

– Быстрее, 'пудра'! Всем выйти из вагона! Где эта 'гусыня'? Все 'курицы' и 'лягушки' – живее стройте 'пудру' на перроне!

Прежде чем Норс успел сообразить, что под этими терминами скрываются какие-то секретные армейские обозначения для должностей тактического командного состава, послышались многочисленные тому подтверждения.

– Кря-кря-кря Глиндвир! Ква-ква-ква Старк! Ко-ко-ко Глайнис!..

Дитнол Норс, рядовой 1-го, на штатах пехотной роты, ОПУДР, застёгивая на ходу униформу, спрыгнул на перрон. Однако Фрад, следовавший за ним, неожиданно возбудил подозрения Хокни: на нём скрестились лучи сразу нескольких фонарей.

– Фамилия, имя, взвод?! – Не дожидаясь ответа, штаб-сержант навёл на Фрада какой-то странного вида металлический предмет, зажатый в левой руке. Он заканчивался короткой антенной, которую военный полицейский выставлял вперёд, как ствол оружия; вокруг неё, щёлкая при каждом обороте, бешено вращалась маленькая фазированная решётка-мандала, усыпанная символами, похожими на рунические. К удивлению Норса, его новый друг начал блекнуть, словно его тело лишили плоти, в конечном итоге оставив лишь один пузырь, наподобие мыльного или пластикового. Издав протяжное 'а-а-а-а-у-у-у-о-о-о', наконец, исчез и тот.

– С кем он разговаривал? – спросил Хокни, водя антенной по солдатским рядам в поисках других фантомов. – Я спрашиваю, с кем он разговаривал?

Не менее дюжины человек указало на Норса. Хокни немедленно приблизился к нему, яростно сверкая глазами.

– На допрос бы тебя... – процедил штаб-сержант с нескрываемой ненавистью. – Они всегда выбирают самых ненадёжных, как-то чувствуют их... 'Гусыня', ко мне!

Глиндвир подбежал к ним, приняв стойку 'смирно'.

– Да, сэр! – Присмотри за этим, чтобы не переметнулся на сторону 'лиловых'.

Холодный взгляд, изучив Норса с головы до пят, вновь уставился в глаза командиру.

– Есть, сэр!

Зная Глиндвира, можно было не сомневаться – за этими словами кроется нечто, способное обернуться серьёзными неприятностями. Не прошло и минуты, как Дитнол Норс, всё это время наблюдавший за заговорщицкими перешёптываниями Глиндвира с его наиболее доверенными друзьями, осознал: только что был оглашён его смертный приговор.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА