355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роман Суржиков » Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ) » Текст книги (страница 19)
Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ)
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:19

Текст книги "Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ)"


Автор книги: Роман Суржиков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Хармон поблагодарил графа и спрятал свиток. Аккуратно уложил Светлую Сферу в шкатулку, запер на ключ. Оговорили еще несколько подробностей, условились, каким способом Хармон передаст графу вырученные деньги. Виттор Шейланд назвал имена еще двух феодалов, которым доводилось покупать Священные Предметы.

Затем граф попрощался с торговцем: пожал руку Хармону и задержал его ладонь в своей, внимательно, со значением глядя гостю в глаза. Теперь последует угроза, – подумал Хармон. Сейчас он опишет, каким способом разыщет меня и как расправится со мною, надумай я смошенничать. Во всех деталях разрисует.

Граф выдержал паузу, и слова, что он мог бы произнести, сами собою возникли в голове торговца. Хармон побледнел. Виттор медленно кивнул и сказал:

– Пускай удача сопутствует вам, Хармон Паула Роджер.

* * *

Когда Хармон покинул графский особняк, мир повернулся. Не то, чтобы опрокинулся с ног на голову, но перекосился, стал боком. Кажется, все вокруг было прежним: трапезная зала, мощеный двор, хмельные лордские стражники, плечистый Джоакин, милашка Полли. Прежнее место – он пришел сюда нынче утром, но кажется, что было это давным давно. Те же люди – да только не совсем те же: он, Хармон, знает кое-что, Джоакин и Полли – не знают. Между ними пролегло различие столь явное, что в пору дивиться: отчего эти люди – такие чужие, не знающие, не понимающие – отчего они выглядят, как давние Хармоновы знакомцы?

Кастелян Гарольд попрощался с торговцем, из простоты его слов стало ясно, что он тоже не знает о Предмете. Леди Иона вышла во двор, махнула рукой Хармону, скользнула по нему туманным своим взглядом. Она тоже не знала. Конечно, нет! Граф Виттор не упомянул этой подробности, но Хармон понимал: продать святыню, часть фамильного достояния – может, и не грех, но позор для феодала. Вот главная причина для Шейланда держать сделку в тайне ото всех, и прежде всего – от своей обожаемой высокородной жены.

А я знаю, – думал Хармон Паула Роджер, поднимаясь на борт озерной шхуны. Я знаю секрет могущественного лорда. А позже, когда товар будет продан, к позору Виттора Шейланда прибавится грех покупателя-святотатца. Тайна удвоится в весе.

Хармону никогда не доводилось хранить секреты. Конечно, вечерком, под штоф-другой вина, люди нередко выбалтывали ему нечто этакое, по их мнению – сокровенное... Но те секреты, по правде, не стоили и агатки. Они были до смешного одинаковы у всех Хармоновых закадычных приятелей: спонтанно пошлое приключеньице, разбитое сердце какой-нибудь нежной барышни, подлый проступочек по дури или от малодушия. Все – давно прощенное, позабытое, годное лишь на скабрезный анекдотец. Такие "тайны" и хранить-то бессмысленно, ибо нет охотников их выведать.

Нынешняя – совсем иное дело! Она – как горящий факел в сухом лесу! Выпусти из рук, оброни неосторожно – и все кругом вспыхнет, а от тебя одни угольки останутся. Три тысячи эфесов, – твердил себе Хармон Паула Роджер, пока шхуна шла ночным озером, пытаясь нагнать отражение Звезды в черной воде. Три тысячи золотых монет! Три чертовых тысячи золотых! Я стану богат. Я, торговец Хармон Паула Роджер, – богач! Найму слуг, куплю карету, выстрою дом. Буду кушать с серебра, спать на перине, умываться в горячей воде. Пить стану только лучшее пойло – нортвудский ханти или ордж из Первой Зимы; никакого больше альмерского кисляка! Коня хорошего куплю... двух. Трех! Три тысячи, тьма их сожри, золотых эфесов!

Хармону не спалось. Шкатулка, стоявшая под койкой, насквозь пропекала доску, простыню, тощее одеяло, кожу на спине, вгрызалась в желудок и обжигала изнутри. Проклятый страх. Уймись! Успокойся! Никто не знает! Никто – слышишь? Повтори! Никто не знает...

Он повторял, и выходило тускло, не убеждало. Тогда Хармон вновь принимался твердить себе прежнюю молитву: три тысячи эфесов. Три тысячи желтых кругляшков с рисунком кинжальной рукояти. Больше пуда золота. Больше пуда – тьма!

Поселюсь на рыночной площади – всегда хотел. Смогу в окно смотреть, как народ толпится, как торгуют, как скоморохи скачут. А то и сам им заплачу: пускай поближе ко мне помост поставят и потешный бой устроят. Или лучше: пускай приведут девиц погибче, чтобы те плясали. И медведя – а? Как в песне! "Как-то леди танцевала со своим медведем..." Вот забава выйдет! ...Тьма, что ж так тревожно?..

С городской знатью перезнакомлюсь – с бургомистром, баронами, епископом, цеховыми старшинами. Стану к ним на обеды ходить, а к себе – в баню звать, скажем, по воскресеньям. Отменную баньку обустрою, какие только в селах бывают, а мещане таких не умеют. Буду все знать, что в городе творится. Советоваться со мною станут... Купеческий старейшина спросит: "Хармон Паула, брат, поделись секретом: как это ты такие деньжищи бешеные нажил?" А я скажу: "С людьми надо знаться. В душу им заглядывать, вот что. Найдешь подход к людям – они тебе сами все дадут". ...Живот болит, будь он проклят! Словно кол вбили! Нет, нужно делать что-то.

Джоакин Ив Ханна спал в каюте Хармона. Охранник давно уже похрапывал, раскинувшись на спине. Торговец поднялся, для проверки ткнул Джоакина пальцем в бок. Тот всхрюкнул, но не проснулся. Крепко спит. Хорошо. Хармон достал из-под койки шкатулку. Она была пугающе легкой, и сердце Хармона скакнуло в пятки. Неужели какой-то подлец уже стащил святыню?!! О, боги! Но вовремя вспомнил, что Светлая Сфера почти невесома. Отпер шкатулку и в темноте нащупал Предмет пальцами: да, он здесь – два гладких не холодных кольца. Видимо, голубоватый свет Сфера испускала только днем, ночью же она была совершенно незаметна. Вот и прекрасно!

Наощупь он вынул творение богов из шкатулки, обмотал рубахой в несколько слоев, вышел мягкий округлый сверточек. Хармон сунул его себе за пазуху. Шкатулку задвинул было под койку, но тут же спохватился: нет, так нельзя. Если какой-то ворюга утащит пустую шкатулку, то быстро смекнет: внутри лежало нечто ценное, его перепрятали. Тогда подлец вернется, чтобы отыскать. Торговец развязал кошель с агатками и высыпал половину в шкатулку. Потом вскрыл тайничок на поясе и добавил к агаткам десяток елен. Вот, теперь порядок! Кто бы ни выкрал шкатулку, он порадуется такому улову и больше не вернется. Хармон запер ее, сунул на место – под койку.

Три тысячи золотых... торговец зевнул. А если удача улыбнется, то и все четыре. Четыре – не три. Стоит расстараться! И мне немалая выгода, и граф будет счастлив... Хармон зевнул снова и вскоре уснул. Божественная святыня, завернутая в рубаху, покоилась на его груди.

* * *

Только на следующее утро Хармон заметил, что с Джоакином стряслось неладное. Когда торговец вышел на палубу, охранник возлежал на досках, обнаженный по пояс, а Полли умасливала какой-то вязкой дрянью его бока. По ребрам Джоакина расплывались несколько ярких фиолетовых пятен, еще один синяк красовался на нижней челюсти. И как я вечером не заметил? – удивился Хармон. Совсем сдурел из-за Предмета, пора за ум браться!

Он присел возле молодого воина и сказал:

– Дай-ка угадаю. Только ты не говори, я сам, а то не забавно будет. Коли скажу правильно – кивай.

Джоакин хмуро покосился на хозяина.

– Леди Иона, ага?

Охранник кивнул.

– Ты на нее пялился за обедом?

– Ну, не то, чтобы...

– А-та-та! – перебил его Хармон. – Молчи, только кивай. Да или нет?

Джоакин мотнул было головой, но передумал и кивнул утвердительно.

– А как мы с графом ушли, так ты и выкинул фортель?

Охранник смотрел на Хармона волком и кивать не спешил. Вступилась Полли:

– Хозяин, вы несправедливы к Джоакину! Наверное, все иначе было. Кто-то из пьяных мужланов позволил себе нечто неприличное, и наш Джоакин осадил его! Из-за этого и вышла драка, да?

Она глянула на воина с теплотой, тот слегка покраснел от удовольствия. Хармон ухмыльнулся:

– Да, милая, именно так все и было. Кто-то из собственных рыцарей Принцессы нахамил ей, но, к счастью, рядом случился странствующий герой Джоакин и вступился за честь дамы. Как бы она без него справилась, бедняжка?

Торговцу казалось, что шутка вышла вполне остроумная. Однако Полли почему-то нахмурилась и с сочувствием глянула на воина, а тот обиженно скривился.

– Я не нарочно, – процедил Джоакин.

– Дорогой мой, это ясное дело, что ты не нарочно! Кабы нарочно, синяками не отбылся бы. Вспомни теперь, о чем я тебя предупреждал по дороге туда, а? То-то. Слушай мудрого Хармона, Хармон жизнь прожил.

Торговец не отказался бы, чтобы Полли оценила его зрелое превосходство, взглянула с уважением. Но она смотрела лишь на Джоакина и втирала мазь в его бока – не то врачевала, не то поглаживала мягкими ладошками. Хм.

Вскоре молодой воин тоже сообразил, кто вышел победителем из словесной перепалки, и бодрость духа вернулась к нему. Не без самодовольства Джоакин заявил:

– Я поразмыслил о леди Ионе... Пожалуй, что вы были правы, хозяин. Она мало того, что замужняя, так еще и этакая... с особенностями. Есть дама, кто больше стоит моего внимания.

Полли зарделась и даже замерла на миг, обе ручки остановились на груди молодого человека. И ясно же, что вранье: Хармону ясно, и Джоакину, и самой Полли тоже! Но нет – все равно принимает за чистую монету, радуется, как ребенок леденцу! Какая глупость! Хармону сделалось досадно: с каких это пор дамы хвастливое вранье и молодую дурь предпочитают зрелости, опыту, уму? Разве можно такой глупый выбор сделать?

И тут пришло ему в голову: а ведь Полли – не из тех женщин, к которым он привык. Хармону-то перевалило за сорок, и дамы, с кем он имел дело, были, конечно, моложе его, но не так, чтобы слишком. Зрелые женщины расчетливы, как и сам Хармон, ценят монету, на вещи смотрят трезво, без романтической придури. С такими он легко находил общий язык. А милашка Полли – она ведь еще девица, даром, что вдова. Еще не разменяла третий десяток. Она молода, а Хармон, сказать по правде, отвык от молодок. М-да. Было время для молодок... и миновало, сплыло незаметно. Где теперь те годы?.. С невеселой думой Хармон ушел, оставив парочку в покое.

Однако разговор, что меж ними состоялся, позже получил нежданное продолжение. Вышло это под вечер. Заходящее солнце навеивало мечтательность, и Хармон, стоя у фальшборта, развивал свои планы относительно того, как правильней будет истратить три тысячи эфесов. Он прикинул, что неплохо бы открыть винный погреб: дело выгодное, уважаемое и не хлопотное. Нужно лишь взять на примету несколько хороших виноделен, да нанять крепких парней, чтобы за порядком следили. При его-то опыте, за тем и другим дело не станет... Как вдруг Хармон увидел, что недалеко от него расположился Джоакин с листом бумаги в руке. Странный какой-то лист, Хармон не сразу и сообразил: обыкновенно письма и грамоты сворачивают трубкой и опечатывают, а после они остаются изогнутыми, так и не расправляются. Однако, лист в руках Джоакина был ровным, и Хармон понял: страница из книги.

– Эй, приятель, это что у тебя? Дай-ка взглянуть!

Охранник дернулся и попытался припрятать листок, но Хармон прикрикнул:

– А ну-ка, давай! Мало того, что носишь за поясом невесть чей кинжал и в драки встряешь, так еще бумаги секретные? Нет уж, этого я терпеть не стану.

Джоакин протянул ему лист. Это была страница из давешней книги новостей – "Голоса Короны", той, что читали по дороге в Шейланд. Глава с описанием бала: на ней Джоакин застрял тогда, а капитан велел пропустить и идти дальше. Сбоку на странице помещался портрет девушки.

Хармон поднес поближе к глазам и пригляделся. Девица была чертовски хороша. Портретик – крохотная перебивка с гравюры, но даже в черно-белом рисунке ясно видно, сколь щедро одарили девушку боги. Пожалуй, рядом с нею даже граф Виттор забыл бы о своей леди-жене! И, что любопытно, торговец знал барышню с рисунка. Не лично, конечно: видал ее портреты, да и саму ее раз увидел издали. Подпись на странице подтверждала, что память не подвела Хармона.

– Это что же, – заговорил торговец, – ты страницу из книги выдрал?

– Так ведь там чепуха про бал! Капитан сказал: это не интересно, а вы ему поддакнули.

– Но книга-то графу предназначалась, а не нам с капитаном!

– Граф тоже про балы читать не станет. Он человек важный, много дел ведет.

– Тут, пожалуй, ты прав. Но за каким чертом она тебе понадобилась, страница-то?

Джоакин понурился и отвел взгляд.

– Ага, барышня, значит, приглянулась! А леди Иона как же? Она ведь все глаза выплачет, бедненькая, что ты ее позабыл!

Джоакин искривил губу.

– Ах, да, – кивнул Хармон, – графиня Шейланд замужняя, да еще и с особенностями. И как я позабыл? Наверное, потому, что здесь на судне есть парень, у которого особенностей-то побольше будет.

– Какой вред от этого, хозяин? Картинка мне глаз вырвет, если смотреть стану?

Хармон улыбнулся и вернул страницу Джоакину. Тот сложил ее и сунул за шиворот. Торговец неторопливо заговорил:

– Помнишь, приятель, когда мы познакомились с тобою, ты дрался с мужичьем на помосте? Люди медяки кидали, ты подбирал.

– Помню. И что?

– Дело было в Смолдене, на Рыночной площади. В том городе есть, по-моему, шесть площадей и несколько десятков улиц. Живет в нем тысяч пять человек, у всех имеются медяки.

– К чему вы ведете?

– Не перебивай. Приведу, будь спокоен. Городком этим, а также дюжиной деревень и частью реки Змейки владеет Смолденский барон. Рядом с его землями лежат баронства Хогарта и Бонигана, а дальше на север – ленное владение барона Флисса. Над ними всеми стоит граф Эрроубэк – ему принадлежит весь северо-восток Альмеры. Примерно за неделю можно проехать графство Эрроубэк с востока на запад, и тогда попадешь во владения другого альмерского графа – Блэкмора. Спустя неделю пути проедешь и Блэкмор, и, свернув на юг, попадешь в графство Дэйнайт. Три названных графства (каждое по площади больше Шейланда), а также великолепный город Алеридан с прилегающими к нему просторами, составляют герцогство Альмера. Это – богатейшая земля империи. В ней имеются два искровых цеха с плотинами, шесть судоходных рек, около тысячи деревень и не меньше полусотни городов, в каждом из которых – множество жителей с медяками в карманах. Владеет и правит всем этим его светлость герцог Айден Альмера. У него имеется дочь – леди Аланис Альмера, наследная герцогиня и первая красавица всего государства. А ты, парень, подбиравший медяки на площади, носишь за пазухой портрет этой леди. И вот теперь позволь задать тебе вопрос: ты не замечаешь никакого противоречия во всем сказанном?

– Нет, – просто ответил Джоакин Ив Ханна.

Хармону не оставалось ничего другого, как молча почесать подбородок.

– Ладно, – сказал он, погодя. – Мечтай себе. Вреда от этого не будет, хотя и пользы – чуть. Только Полли листок не показывай. Глядишь, еще расстроится из-за твоих дурацких фантазий.

Джоакин кивнул – мол, сам понимаю. Тут как раз подошла Полли и прервала их разговор.

Священный Предмет занимал большую часть Хармоновых мыслей, так что лишь пару дней спустя торговец смекнул, какую пользу может извлечь из пустых, казалось бы, мечтаний молодого воина. Здорово выдумал, красиво!

Но прежде случились еще кое-какие события.
































Стрела

14-15 мая 1774 от Сошествия

Мягкие Поля (около 31 0 миль от

северо-восточной границы империи Полари)



Кид выполнил обещание: на рассвете заполз вглубь трясины и раздобыл девять яиц бегунца. По словам охотника, их можно есть и сырыми, но если сварить, то будет невероятная вкуснотища. Развели костер, сварили и попробовали. Вышел самый вкусный завтрак за все время путешествия! Яиц было немного, но каждое размером как три яблока, так что лакомства хватило не только знати, а и греям. Пехотинцы хвалили Кида. Томми выразил общее мнение:

– Ты, малыш, того... со змеями больше не связывайся. Если бы тебя ночью укоротили на голову, сидеть нам без угощения. Обидно бы вышло.

А вот среди кайров царило молчаливое напряжение, которое насторожило Эрвина. То есть, само по себе не встревожило бы: кайры – люди не болтливые. Но после ночного приключения – после вдовушки в шатре, бешенства в глазах Джемиса, капитанского требования извиниться – теперь молчание воинов казалось угрожающим.

Эрвин улучил момент, чтобы поговорить с Томми наедине. Слуги любят перемывать кости господам – это верно во всех землях. Хочешь узнать что-то о вельможе – побеседуй со слугой.

– Томми... Скажи-ка мне... Ведь ты много разговоров слышишь?

– Не без этого, милорд.

– Люди чем-то недовольны?

– Ну, милорд... Кому понравится неделю идти по болоту! Вот и недовольны... Но яйца всех порадовали.

– Я не об этом... – Эрвин обнаружил, что выдавить нужный вопрос нелегко. Слова никак не хотели слетать с языка. – Имею в виду... Ну, вот обо мне что говорят?

Грей замялся.

– Что же о вас могут говорить, милорд? Ничего такого не могут.

– Томми, давай-ка пропустим всю вежливую чушь и перейдем прямо к сути.

– Милорд, я ума не приложу, о чем...

– Даю слово дворянина, что ты никак не пострадаешь, если скажешь правду.

– Какую же правду, милорд? Не знаю, что и сказать...

Эрвин запасся терпением.

– Говорят, что я – неженка?

– Нет, что вы...

– Не смей лгать. Ты служил моему отцу. Знаешь ведь: ничего нет хуже, чем ложь своему господину!

Томми отвел глаза:

– Да, милорд.

– Ну, так что же, я – неженка?

– Да, милорд.

– Потому, что полдороги был болен? Потому, что не посвящен в кайры? Потому, что чуть не утонул в болоте?

– Да, милорд. И еще...

– Еще?

Томми набрал воздуху:

– Вы не любите говорить об оружии и битвах. Вы слишком многое позволяете Луису, а он – из черни. С вами все время случаются какие-то несчастья.

– Это все?

– Боюсь, нет, милорд... Вы идете по сети такой походкой, будто получили стрелу в задницу. У вас сутулые плечи, как у монаха. И очень тонкие пальцы, как у девицы. И вы слишком часто моете волосы.

– Что?! – вскричал Эрвин, краснея от возмущения. – Тонкие пальцы? Сутулые плечи?! Что за бред!

– Простите, милорд... Я честно пересказал, что о вас говорят. Как вы велели.

– Да, конечно... – Эрвин попытался успокоиться. – Как у девицы – надо же!..

– Ну...

– Томми, но ведь все это говорят обо мне уже давно, правильно? И неженкой прозвали еще до Служанки?

– Да, милорд, так и есть.

– А что изменилось сегодня? Я чем-то еще не угодил?

– Милорд... кайры возмущены, что вы заподозрили их. Говорят: неженке следовало начать допрос со своего дружка, Луиса. Еще говорят: вы завели второго приятеля-простолюдина. Сельский щенок спас жизнь лорду Ориджину – позор. И что вы пожалели Кида, тоже многим не по душе. С Джемисом говорили так, будто он разбойник, а мальчишке даже слова упрека не сказали, хотя он заслуживал топора.

Да, примерно так Эрвин и думал. Спокойнее не стало.

– А вы, Томми, тоже считаете, что я был неправ?

– Я – нет, милорд. Кид – славный парнишка, мне было бы жаль, если б вы его... Хотя так оно, конечно, по справедливости...

Эрвин обозлился на себя за последний вопрос. Как будто он нуждается в одобрении слуги!..

– Томми, скажите, кайр Джемис – что он за человек?

– Отличный боец, милорд.

– Это ясно. А еще?

– Ну... задира, драчун. Любит поддеть кого-нибудь, разозлить. Будет цеплять, пока человек не взбесится и не вспылит, а тогда кайр Джемис говорит: изволите сразиться? За ним шесть или семь выигранных поединков. В начале путешествия он что-то не поделил с кайром Освальдом. Кайр Джемис его задевал, как мог – помните, например, гонки по скале?.. Но до драки не дошло, кайр Освальд поостерегся.

– Странно: Джемис оставил Освальда и принялся за механика? Не его полета птица, кажется. Таких, как Луис, кайр вовсе не должен замечать...

– На Луиса ему плевать, милорд. Кайр понял, что вы благоволите к южанину, тогда и начал его цеплять.

– Даже так!..

Разговор прервал подошедший капитан Теобарт:

– Время выступать, милорд.

Построившись и объединившись в связки, люди выступили на болото. Но, спустя какую-нибудь сотню шагов, последовала заминка. Трава-сеточница выглядела странно: при удалении от берега она становилась все более сухой. Пожухлые листья росли все реже, меж них проглядывала черная грязь. Кружево сплетенных черенков становилось серо-желтым, как виноградная лоза. Проводники остановились поразмыслить.

Кид принюхался и сказал:

– Здесь дурной воздух, потому трава и чахнет.

– Не чувствую, – ответил Колемон.

Прошел вперед по сухой сети, приподняв нос, как гончая. Присел, ощупал траву. Прошел еще, повторил те же действия. И еще дальше. Когда вернулся, сообщил:

– Малыш прав: там, впереди, живет дурной воздух. От него и высохла трава.

– Это еще что за штука?

– А кто ж его знает... Он смердит и траву высушивает. Вот все, что про него известно.

– Стало быть, туда идти нельзя?

Колемон пожал плечами:

– Пожалуй, что можно. Он не отравленный, этот воздух, только зловонный. Дышать можно.

– А трава сухая – это ничего?

– Я проверил: лоза крепкая, хоть и высохшая. Листьев мало – это не страшно, нога все равно не на листья опирается, а на черенки.

Воины засомневались. Странный воздух, странная сеть...

Эрвин попытался вспомнить что-нибудь из университетских знаний, подходящее к случаю, но припомнил лишь то, что горячий воздух легче холодного. О зловонных газах память не сохранила никаких сведений.

– Давайте-ка в обход, – сказал Теобарт.

Колемон потеребил бороду:

– В обход можно, сир, только крюк будет – миль восемь, два дня пути. К северу от нас не меньше мили черной воды. Вон она – видите, поблескивает? А к югу сеть хоть и зеленая, но молодая, двухлетка. Кто хочет идти по ней – вольному воля... Но без меня.

– Лучше потерять два дня, чем утопиться, – проворчал кайр Джемис.

– Проводники говорят: можно идти прямо, – сказал Эрвин. – Кому охота торчать в трясине лишних два дня?

– Дурной воздух – не беда, мой лорд! – сказал Кид. – Поверьте, на болоте много таких мест. Я ходил и не раз. Ну, смердит – так что? Немножко потерпеть, а там уже и привыкнешь. Не нужно обход делать!

– Ну, раз мелкий сказал, то точно идем прямо! – фыркнул Джемис.

Кид отвернулся, прошел вперед шагов двести и сел. Минут десять сидел он так, дыша дурным воздухом. Потом вернулся и сказал:

– Не отравный этот воздух, мы же говорили. Видите, мой лорд, ничего страшного!

– Идем прямо, – приказал лорд Ориджин.

Дурной воздух смердел, как отхожее место. Эрвин дышал сквозь платок, но все равно чувствовал тошноту. Воины постоянно отплевывались, то и дело поминали Темного Идо, такую-то матерь, а также задницы всех видов и размеров. Впрочем, трава под ногами была пусть суха, но крепка, а зловоние оказалось безвредно: никто не начал ни задыхаться, ни даже чихать. Спустя недолгое время они миновали самый центр дурного воздуха... а может, просто попривыкли. Так или иначе, с каждым шагом смрад досаждал все меньше, и Эрвин перестал обращать на него внимание.

Возникло настроение поговорить. Побеседовать, что ли, с Теобартом или Освальдом, обсудить премудрости мечевого боя против доспешного врага? Разузнать какой-нибудь прием, который мне никогда не понадобится, изобразить интерес к славному военному прошлому кайров? Перебороть скуку и выслушать историю о том, как кто-то кого-то премило порубил на куски? Эрвин слышал сотни подобных рассказов еще в детские годы: от отца, его гвардейцев и вассалов, наконец, от старшего брата. Эта кровожадная похвальба до того набила оскомину, что Эрвин с Ионой, помнится, взяли за правило бросать в Рихарда комочками хлеба, едва тот произносил слова: "Я выхватил меч и ка-ааак...". Ну, что ж, зато сейчас разговоры на подобную тему помогли бы найти общий язык с кайрами, принесли хоть какую-то долю уважения. Потом следует распрямить плечи, всыпать плетей Луису, довести волосы до состояния сальной пакли – глядишь, и прослывешь настоящим мужчиной. Недурно бы еще, конечно, заколоть кого-нибудь. Жаль вот с пальцами ничего не поделаешь – они у всех агатовцев тонкие, как и запястья. Но ничего, можно в перчатках ходить. В латных, для пущего эффекта!

Эрвин приосанился и стал на дюйм выше. И тут же ощутил раздражение, почти злость. Какого черта я должен вам угождать? Вы – мои вассалы, я – ваш сюзерен! Мне под вас подстраиваться? С какой стати?!

Он прибавил шагу и поравнялся с механиком, что шел в соседней связке.

– Луис, а не расскажете ли... – Эрвин не сразу придумал, о чем спросить. Просто очень уж заманчиво было поступить наперекор солдатне, показать Джемису и прочим, что лорду никто не указ. – Не расскажете ли, как познакомились с вашей леди?

– О, милорд, это была чудесная история! – мигом оживился механик. – Я думал, лишь в сказках такое случается! Дело было так...

Луис тогда жил в Маренго – втором по величине городе Земель Короны. Там шла рельсовая стройка: прокладывался дополнительный путь, расширялась станция. Впервые Луис участвовал в строительстве как механик, а не подмастерье. От рассвета до ужина он трудился наравне с остальными механиками: приглядывал за одной из рабочих бригад, проверял укладку рельс, проводил замеры, сверялся с чертежами. После ужина Луис взял за правило изучать книги по искровой машинерии. В комнатушке, которую он снимал, было невыносимо душно, и он выходил летними вечерами в парк, располагался на траве у озера и читал, пока не стемнеет. И вот, однажды увидел он девушку, что бежала аллеей. Ведь вы знаете, милорд, что леди Земель Короны немало внимания уделяют спорту! Следят за красотою своих тел, как завещали Праматери.

Еще бы Эрвину было не знать. Одна из столичных девушек, прелестная синеглазая дочь графини Фейм, некогда сумела даже заразить его, Эрвина, этой напастью – вечерними пробежками. Ужас! Одышка, ручьи пота и ноющие икры – вот все результаты такого времяпровождения. И, что самое обидное, тренировки ничуть не помогли ему справиться с походом через болото! "Неженка идет, словно раненый в задницу..." Да уж.

Так вот, Луис увидел бегущую девушку. Скользнул по ней рассеянным взглядом, едва отвлекшись от книги. Следующим вечером она вновь пробежала мимо, и теперь он внимательнее разглядел ее, даже проводил глазами. А следующим вечером уже постоянно отвлекался от книги и всматривался в глубину аллеи – не появится ли бегунья?.. Конечно, заговорить с нею он не решался: лишь аристократки могут позволить себе тратить время на спортивные упражнения. Но уже не мыслил себе вечеров без встречи с нею. Дни на стройке проводил в предвкушении, а вечерами лишь делал вид, что читает книгу, а на самом деле сгорал от надежды: вдруг она посмотрит на него? Вдруг подарит ему улыбку?..

И однажды она глянула на него, и половину ночи он провел без сна, предаваясь мечтам...

– Ой, вы не подумайте, милорд! Я не думал ничего непотребного. О том только мечтал, чтобы красавица остановилась и немножко постояла возле меня! Ведь она пробегала так быстро – лишь полминутки за вечер я мог полюбоваться ею!

Назавтра она вновь посмотрела на него, и потом, а следующим вечером – улыбнулась. Столь кроткая и добрая это была улыбка, что Луис тут же понял: девушка стесняется еще больше, чем он сам! Он заметил даже, что, улыбнувшись, она тут же отвернулась и ускорила бег – до того засмущалась...

Эрвин София не отказал себе в удовольствии оглянуться и найти Джемиса. Тот был мрачен и зол, тщетно старался испепелить взглядом механика.

...Следующими днями Луис только о том и думал, как бы найти повод сказать девушке хоть слово. Но ничего ему не приходило на ум – хоть плачь! Она – дворянка, он – простой механик. К тому же, она на пробежке. Не бросаться же за нею вдогонку с криком: "Позвольте отрекомендоваться!"

А потом четыре дня кряду лил дождь, и леди не выходила бегать. Луис измучился, изгрыз себя волнением. Что, если он больше не увидит ее? Что, если она уедет прочь из Маренго в свое загородное поместье? Ведь у всякой дворянской семьи имеется загородное поместье! А потом окончится строительство, и Луису придется покинуть город, так и не узнав ее имени, даже не перемолвившись словом! А самое ужасное то, что он тогда уже твердо знал: бегунья из парка – его судьба. Никакую другую девушку уже не сможет он полюбить и останется навек безутешным. Солнце больше никогда не озарит небосклон, так не лучше ли бросить мирскую жизнь и сразу удалиться в монастырь?.. Посвятить себя служению Праматерям, обратить к ним страждущий взор своего разбитого сердца...

На пятый день дождь прекратился, и Луис бросился в парк, едва только на стройке прозвучал последний гудок. Он забыл про ужин и даже не подумал взять с собою книгу. Примчался к озеру, принялся мерить шагами аллею, кусая ногти и терзаясь мучительным ожиданием. Чего только он не передумал! Мысль о том, что вместо прекрасной леди в парке появится ее жених верхом на боевом коне и на полном скаку снесет Луису голову, – эта мысль была, пожалуй, самой безобидной из тех, что успели промелькнуть в его мозгу. А потом в дальнем конце дорожки появилась она!

Луис был так потрясен, что замер посреди аллеи и стоял прямо на пути у девушки, окаменев, словно горгулья. Бегунья обогнула его... и к самым его ногам уронила кружевной платочек. Она удалилась уже ярдов на двадцать, когда он спохватился и бросился за нею следом:

– Милая леди, умоляю, постойте! Вы обронили платок!

Леди остановилась, повернулась, ее щеки были нежно розовыми от смущения.

– Любезный сударь, я не знаю, как и благодарить вас!.. Вы так добры!..

– ...слышите? Я говорю, остров горит!

Эрвин обернулся. Томми указывал рукой назад – на рощицу, которую отряд покинул утром.

– Видать, костер плохо загасили, и он разгорелся. На островке пожар начинается!

Над рощицей поднимался белый дымный хвост, клонился под ветром вслед отряду.

– Ой-ой, – шепнул Луис.

– Да ладно тебе! Велика забота... – флегматично буркнул Томми.

Все остановились, глядели на дымный шлейф, что становился плотнее и шире.

– Не вижу опасности, – пожал плечами Эрвин. – Болото ведь не загорится...

И вдруг похолодел. С непростительным опозданием он вспомнил, что слышал в университете: зловонный газ горюч!

– Вперед! – крикнул лорд Ориджин. – Самым быстрым маршем вперед! Нужно выйти из дурного воздуха!

Воины выполнили приказ. На ходу Теобарт спросил:

– Отчего спешка, милорд?

– Дурной воздух вспыхнет, если огонь доберется до него!

– Вот тебе и безопасность... – безадресно, но громко бросил кайр Джемис.

Разговоры быстро утихли. Люди шагали с наибольшей скоростью, на какую были способны. Комично подбрасывали колени, высоко поднимая ноги; с силой втапливали ступни в сеть. Бездна, что находилась под ними, сейчас никого не волновала. Иное дело – пепельный лисий хвост, тянущийся в небе. Как на зло, ветер был силен и дул людям в спину. Пожар быстро набирал силу, сползая с острова в Поле.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю