Текст книги "Евангелие от экстремиста"
Автор книги: Роман Коноплев
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Бедный дед ещё несколько месяцев со слезами на глазах долго пересказывал местным хохлушкам историю своей неудавшейся любви к "Мона Лизе" и называл абсолютно запредельные суммы выпитого в местных кабаках алкоголя и сожранных Хэлл деликатесов. "Почему она бросила меня?", – вопрошал бедный, бедный дед.
Еще полгода я получал от неё письма из далёкой Италии, в желтых конвертах. Зажигались они не сразу, и горели неровно так, клоками. Редко догорая до конца. Ровным счетом, слава яйцам, всё это уже ничего для меня не значило. Я решил куда-нибудь уехать из Брянска. Чтоб больше ничего не напоминало об этой плюшевой, бессмысленной прошлой жизни с Хэлл. Фанаткой Мейерхольда и пошлых пьес. Ненавижу провинциальные театры и провинциальных актёров с режиссёрами вместе. Слишком их всех много, а хорошего никогда не бывает много. Так что, решил я, пора завязывать. С немецкими обоями и всем прочим. Дерьмо это всё полное. Ненужное чужое дерьмо.
7. Солдаты партии
Партия – обычно это просто лидер и пакет учредительных документов, так зачастую случается. Бывает чуть сложнее. Собираются трое или четверо старых знакомых. Садятся за большой стол и решают, что они – партия. Нанимают юриста. Тот готовит пакет документов. В каждом регионе существуют целые кланы, которые, конкурируя друг с другом, пытаются первыми узнать о создании в Москве какой-то новой партии и первыми открыть её отделение в городе Пупкине. Застолбить за собой марку. Лейбл. Представители этих кланов живут исключительно за счет решения таких вот «оргвопросов» – появилась партия – руководитель местного клана (их обычно два – власть и оппозиция, в любом регионе примерно так) даёт команду на сбор регистрационных документов, чтобы быстро перехватить новое имя. Если нужно собрать подписи – они собираются быстро и за мелкие деньги. За те же деньги можно организовать любое шествие или митинг. Есть цена вопроса, и всё. Вообще, денег на манипуляции с партиями никто не жалеет. Кланы сражаются пакетами. У одного – десять партий. У второго – две. Бывает, что побеждает все же второй. Если он случайно угадал с партией. Если его партия вдруг оказалась удачной, правящей, президентской, высокобюджетной. Поддержка такой партии на региональных выборах какого-нибудь губернатора способна решить всё. В любом случае в современной России партии – это нечто условное. Фишки для крупных политиков и бизнес-элиты. И сами по себе, как в начале прошлого века, партии не способны ничего ни решить, ни предложить. У них нет ни людей, ни идей. И управляют всеми процессами, в том числе политической жизнью партий, далеко не идеологи и лидеры. Управляют квалифицированные политические менеджеры, специалисты паблик рилейшнз, имиджмейкеры, креэйторы. Сейчас партия – это огромная, сложная и очень дорогая в обслуживании машина, какой-нибудь современный Крайслер или Порше. Там может сломаться что-то очень важное, например, кончатся деньги, и всё. Огромный организм немедленно двинет кони. Классических же партий в России не осталось вовсе. Таковой по праву можно считать лимоновскую НБП. И всё. Редкий вид. Архаика. Подобных партий уже давно нигде в мире нет. Крайности, которые надо беречь и охранять. В Красную Книгу записывать.
"Приидите ко мне, страждущие и обремененные, и успокою вас". Все революционные партии строились по принципу тоталитарных сект. Никакой новизны. В Индии и сегодня секту или экстремистскую партию может организовать любой. Поднимайся на камень и начинай проповедовать. Закон этого не запрещает. Можно организовать монастырь. Проблемы начинаются только там, где появляется оружие, наркотики или психотропные вещества. Поскольку в таком случае появляется угроза. Прозелитизм. Ты лезешь на чужую территорию. Территорию большинства. В этом случае ты получаешь некие условные шансы остаться на воле. Шансы на то, что тебя самого не прибьют где-нибудь в лесу и не вложат в задний карман брюк пакетик ЛСД. Твои шансы не равны нулю. Они гораздо меньше.
Самая большая секта 21 века – это телезрители. Секта в десятки и сотни миллионов человек. Их кормят идеями ежесекундно. Что следует есть, пить, какую одежду носить. Как надо выглядеть, что такое идеальная женщина и идеальный мужчина. Что такое хорошо, и что такое плохо. Когда нужно звонить в милицию, и в какую налоговую инспекцию следует немедленно написать письмо, если тебе кажется, что сосед живёт явно не по средствам. Идея выступает в качестве товара, обещая улучшить жизнь тех, кто смотрит телевизор. Члены этой тоталитарной секты – ключ к власти в современном обществе. Основные её члены – это главные потребители телеиндустрии – пенсионеры. Максимально голосующая аудитория. Воздействуя на неё, ты получаешь весь банк.
В начале прошлого века пенсионеры ничего не значили вовсе. Они быстро умирали. В России – потому что еды не хватало, а лучший кусок доставался даже не женщине – продолжательнице рода, а кормильцу. Рабочему или мужику. Самый сильный был вершителем судеб. В Европе же подолгу живущих старушенций и старичков благовоспитанные родственнички накрывали подушечкой в спальне, или брали под ручки и уводили к серому волку в лес. Думаете, зря родители Красной Шапочки поселили свою бабку в дремучем лесу? Они уже мечтали, чтоб её волк сожрал. Только глупая Красная Шапочка бабусю жалела. А родители ей сказочку рассказывали. По Фрейду. Про то, как глухую бабку волк должен рано или поздно сожрать. Не очень гуманно, конечно. Но на всех не хватало.
Именно пенсионеры сегодня выбирают власть. По этой причине в самом начале любой предвыборной кампании – президентской или губернаторской – первыми начинают умасливать их. Собирают желто-бледных с некрозом на лице бабок, и начинают дарить им подарки. Прибавки к пенсиям, гуманитарные продукты, конфеты. Бабкам полагается льгота на лекарства и коммунальные выплаты. Через тридцать лет на каждого работающего русского будет приходиться по одной срущей под себя бабке. Они постоянно увеличивают себе продолжительность жизни. Молодые тем временем гибнут то тут, то там, то на войне, то на дорогах, то от наркоты. Молодые не рожают, потому что льготы и помощь от долбанного государства распределяется только между бабками. Потому что их уже сейчас – большинство среди избирателей. Это замкнутый круг. Чтобы понравиться бабкам, Президент может вдруг стать истовым христианином, или окунаться в мисочку с татарской простоквашей. Губернатор проведет бабкам газ и воду, чтоб они не забыли за него проголосовать. Их большинство. Это их страна – Россия. Что достанется молодому человеку? Война в Чечне? Смерть от пневмонии на призывном участке? Зарплата в сто долларов? Да, зарплата в сто долларов, из которой тридцать следует отдать на прокорм бабок. Чтобы им дольше жилось.
При коммунистах был лозунг: "ВСЁ ЛУЧШЕЕ-ДЕТЯМ". По телевизору молодым строителям коммунизма показывали новые детские сады и родильные дома. Сейчас беспрерывно, уже вне зависимости от того, как скоро пройдут эти самые выборы, по телевизору показывают дома престарелых. С красным борщом в мисочке, креслами-каталками, красивыми как "мисс Европа" санитарками, выносящими с легкой волнующей улыбкой белые горшки со старушачьими какашками. И улыбающиеся их беззубые, довольные лица. Спасибо товарищу Президенту. Всё лучшее – бабкам. Бабки голосуют сердцем, ибо мозг их давно иссох, сморщился. Они заложили государству свою старую московскую квартиру. Теперь у них есть уход, красный борщ и любимый телевизор в холле. С Губернатором и Президентом. Что заложить внукам этой самой бабки? Взять ипотечный кредит, чтоб ближайшие двадцать лет оказаться намертво привязанным к конуре стоимостью в несколько десятков тысяч уе? Чтобы ещё, как минимум ближайшие 20 лет, подавать из своей зарплаты на пенсию бабкам. Содержать ментов и чиновников. Ты должен уже с рождения. Чужим бабкам.
Совсем недавно бабки в Самарской области решили просаботировать выборы Президента. Виноватой оказалась частная компания, в чьей собственности оказались областные радиосети. Поскольку дальше поддерживать радиосигнал по льготным тарифам для бабок было невыгодно – решили просто вырубить на фиг радио и скрутить провода. Бабки устроили бунт, даже приволоклись тележурналисты. Думаю, в России возможна только одна революция. Поскольку есть только один, активно голосующий класс. Если вдруг в стране вырубить телевидение, эту самую революцию устроят бабки. Они возьмут свои палки и костыли, и хромая на четвереньках, в течение нескольких часов захватят мосты, вокзалы, банки, почту и госучреждения. Если понадобится, они немедленно арестуют Президента и членов правительства. Всё в стране решает аудитория "Просто Марий" и Хуанов Карлосов. Поэтому истинной мишенью захвата для экстремистов всех мастей, экстремистов будущего может быть только телевидение. Не зря талибы так не любили телевидение. Не зря до последнего со спутниковыми тарелками боролись в Иране. Как можно позволить гражданам своей страны принять чужую веру? Ибо Аллах где-то на небесах, а CNN прямо перед тобой. Смена телевидения – это смена конституционного строя.
Все революционные партии являлись тоталитарными сектами. Имевшие огромное влияние на весь еврейский народ иудеи были очень не довольны христианами. Потому что пришел Христос, чтобы принести новый Закон и отменить все предыдущие. Но не это главное – тут уже была самая что ни на есть политика – он пришел, чтобы они ушли. И сам был за это распят, и апостолы его погибли. И миллионы людей привлек ужас самопожертвования и некая собственная причастность к их героизму. Вроде как надеваешь крест – и сам словно апостол. Христиане выступили против Рима и иудейской знати. Даже под Римом иудейская элита жила достойно. Ей не нужны были перемены, поэтому они и рассуждали о том, что придет мессия и всех спасёт. Их не нужно было спасать. Зачем им мессия? Им и так хорошо жилось. Рим был уничтожен. Против ожиревших, теперь уже христиан, выступил Мартин Лютер, против крупнейшего земельного собственника – православной церкви – выступили большевики со своими новыми кумирами.
Ловцы человеков быстро умудряются любую революционную струю использовать в свое личное благо. И если не во благо, то хотя бы в утешение. И у апостола, современника Христа, с ныне живущим жирным бородатым попом нет ничего общего. И с хитрым непьющим протестантским пастором ничего общего нет. Потому что Христос был революционер и фанатик. И ему не нужна была десятина – десятая часть зарплаты библиотекарши или училки. Ему нужна была чужая судьба. Жизнь. В отсутствии телевидения с полчищами выбирающих сердцем старух, между собой дрались в Германии тридцатых годов коммунисты и нацисты. Две секты. И у той, и у другой были свои мифы, свои приемы, свои первые креэйторы. Рождающие идеи. На выборах в Дзержинске мы использовали листовку тридцатых годов – "Рабочие голосуют за фронтовика Гитлера". Злой оскал рабочего с молотом привораживал. Мы усилили её воздействие, перевернув изображение в негатив. "Рабочие выбирают Лимонова". Люди просили листовку себе домой. Вешали на кухне, рядом с зеркалом. Расклейщики были вынуждены клеить её только ночью. Магия творчества. Кто-то ведь разработал её, нарисовал в тех далёких тридцатых! Часть избирателей Дзержинска искренне предполагала, что настоящий Лимонов выглядит именно так. С молотом и железным оскалом.
НБП проиграла в самом начале. Проиграла тогда, когда молодой шестидесятилетний негодяй Лимонов решил собрать в партию беспризорников, бомжей, подростков и панков. Это самая ненавидимая бабками аудитория. Я видел это с первых дней выборов, глядя на бабок, вылезающих из соседских дверей нашего подъезда. Уверен, ни одна из этих ползущих тварей не проголосовала за нашего кандидата. Потому что именно желтым бабкам мы мешали спать, лили на них воду, мусорили, ругались матом и бесцеремонно ржали в три часа ночи. Я знаю, что Лимонов до НБП нравился некоторым патриотически обеспокоенным бабкам. Они ласково называли его «Эдиком». Для победы ему следовало возглавить фронт старух. Уверен, их бы никто не арестовывал с оружием – они перевезли бы его тонны. Эшелоны старух, направляющиеся с котомками пластита и гранатометами под мышкой в Казахстан и Таджикистан. Ни один мент не тронул бы их пальцем. Можно было бы наладить оттуда крупные поставки наркотиков, как колумбийские революционеры, скармливающие коку сочным, жирным американским дядькам и тёткам, и ещё их прыщавым детишкам. Их перевезли бы в своих толстых прямых кишках древние бабки Брянщины и Смоленщины. Мы бы скармливали тонны зелья завсегдатаям элитных московских клубов и казино. А что могут сделать отмороженные подростки? Только листовки клеить. Только навредить самим себе. И всё. Какая тут на фиг победа. Даже выборы, и те проссали.
Среднестатистический молодой человек, решивший связать свою жизнь с молодежной экстремистской партией, делает это вполне осознанно. Никто его туда за руку не тащит. Подобное тянется к подобному. Никто не использует при этом галлюциногенов и мистических мантр. Никто не молится, ты сам выбираешь свой путь. Всё уже предопределено заранее – либо ты станешь героем, либо уйдешь, чтобы дальше жить в "обществе спектакля". И рядом будут люди-овощи. Твое нахождение в партии дает тебе право считать эту полосу своей жизни переходом в более высокую касту. Есть люди-овощи, а есть герои. Кшатрии. Валькирии. И где-то рядом – твоя мордашка. Ты обязательно кем-нибудь станешь. Как и во времена Христа, "пострадать за веру" – вот центральное звено карьеры начинающего нацбола. Лимонов принёс молодым людям не себя, любимого – принес великую радость земную – "пожертвовать собой за ближнего своего". В обыденной жизни так не бывает. Ты получаешь здесь преимущество перед всем миром, ибо "быть среди друзей и любимых тебе людей" – это благо, которого не встретишь в жизни светской. Здесь ты – равный среди равных. Ещё один кирпич в стене. Там – тебя не понимают, там всё против тебя. Весь мир сражается с тобой. Шесть миллиардов уродов, и ты лишь один из них. Такой же, как все, жалкий урод. В обыденной среде кругом враги. Кругом кидняк. Конкуренты, коллеги по работе. Все только и делают, что наступают тебе на ноги. Здесь же – мир и благодушие. Единомыслие. Всё понятно и просто. Вне стен – общество врагов. Ползающих старух, или жирных теток – старух будущего, или гладких, выбритых чиновников. Они словно каждый вечер в ванной уединяются и выщипывают волосы пинцетом в районе собственной задницы. А ты – неделю без ванны. Целый день вкалываешь на отправке газет, или стоишь в пикете, жертвуешь собой во благо великой цели. Ты герой с первого дня. Уже одним своим здесь присутствием. По ту сторону – ОМОН и собаки. У них есть форма, жалованье, почёт и слава. Их награждает Президент. Им посвящают концерты попсовики, в честь каждого "Дня милиции" – а у тебя есть любимые аудиокассеты с Гражданской Обороной, потом и они не будут нужны – ты станешь самодостаточен. Самососредоточен. Напряжен. В кольце врагов нельзя расслаблятья ни на секунду. Очко следует держать крепко захлопнутым.
У них есть Патриарх и их Бог. Добрый утешитель. Твой Бог – секира. И ты не сжимаешь её в руках. Ты сам – секира, потому что твой Бог внутри тебя. Там твой утешитель. Тебе дает утешение осознание того, что ты сам не просто готов в любую минуту уйти из жизни – ты можешь прихватить с собой на тот свет пару десятков овощей, кого-нибудь из этих. «Эти» очень веруют в своего Бога, но уйти вместе с тобой – боятся, и любые подобные предложения воспринимают в штыки, немедленно зовут полицию, ментов, спасателей. В самолете нельзя произносить слова "бомба, президент, Аллах". Теперь вокруг тебя везде самолёт. Они слушают твой телефон, читают электронную почту, за тебя проверяют SMS. Ты очень опасен для них. Ты представляешь собой угрозу. Иногда ты замечаешь возле своего дома машину с задвинутыми шторками – они слушают твою квартиру. Ты можешь выйти на улицу и поговорить там – но тебе нельзя останавливаться – когда ты в движении, слушать труднее. Общение – это бумага и ручка. Бумага затем подлежит обязательному сожжению. А тебе не нужно больше ни мармелада, ни шоколада. "Оставь отца своего и мать свою, и следуй за мной", – это твое учение. Не нужно больше никакого другого. Ни мыльных жен, ни их детишек с творожистой блевотой на передничках. Ни школ, ни институтов. Там не знание – всего лишь просвещение. Оно не спасёт тебя. Твое оружие – это твоя воля. Ты говоришь своему Богу «спасибо» за каждую каплю страданий. За спаньё на полу. За кандалы и казематы. За макароны с луковым соусом. За пот, кровь и грязь. Твоя "вечная жизнь" – не вечные молитвы Боженьке – не хвалы ему и не подношения, как пообещали тебе когда-то "рабы божьи" – баптисты. Они при жизни уже рабы. Кем будут они после смерти? Ты часто спрашивал себя – а что хорошего в той вечной жизни, где планируется, что все твое время, всю вечность теперь тебе молиться и радоваться, что в ад не попал? Нет, твоя "вечная жизнь" – это не плеск вина в саду с гуриями. Мохаммед подождет за дверью. Вечная жизнь – не вечный кайф. Не утешение за путь шахида. Не опиум.
Твоя вечная жизнь – это те, кто придет за тобой. Кто так же, как и ты, своими телами приготовит путь следующим. Кто рекой крови своей размоет плотину ненависти вокруг. Ведь вокруг тебя – одна лишь ненависть. Таких как ты не любит никто. Их нет в газетах и теленовостях. Только в наручниках – «браслетах». Только когда рядом милицейская форма и собаки. Браслеты и этапы – это почёт и уважение младших и старших товарищей. Ведь ты – ещё один кирпич в стене. Ещё один кирпич в стене. Таких отчисляют из государственных институтов, и никогда не берут на госслужбу. За таких, которые тебе нравятся и вызывают уважение, не голосуют на выборах. И ты готов забить ногами любого из «этих», не голосующих, людей-овощей.
"Станьте ловцами человеков", – ты должен привести за собой в партию хотя бы десяток. Можешь привести и сотни. Своим примером и подвигом. Тех, кто не пошел за тобой – брось, оставь, рано или поздно ты всё равно их потеряешь. Рано или поздно у тебя не будет друзей вне партии, да они и ни к чему больше. О чём с ними говорить? О музыке, уроках, девочках? Откуда они знают о девочках? Все самые лучшие девочки – у тебя в партии. Все перед тобой. А «вне» – там животные. Если девочка твоя сильно протестует, значит она просто дрессирует тебя. Хочет, чтобы ты потерял волю. Прогнулся перед ней. Если ты не бросишь её первым – она сделает тебе больно. Девочки вне партии несут только лишь вред. Смятение, сомнение. Ты можешь кончить жизнь самоубийством.
Ты в любой момент готов к смерти, и тебе уже ничто не важно – пусть вокруг разверзнется геенна огненная – ты пройдешь свой путь до конца. Ещё один кирпич в стене. Ты живешь в абсолютно параллельном мире. С миром овощей ты пересекаешься только на митингах и в обезьянниках. Всё остальное время – ты среди своих. У тебя есть твоя газета и много что ещё. Есть осознание того, что ты прав, и тебе обязательно будет принадлежать весь мир. И ты рано или поздно сам сможешь распять кого угодно – любого из твоих мучителей.
Сколько таких было до начала прошлого века? Когда убивали сотнями. Вешали и ссылали в Сибирь в кандалах. Сегодня помнят имена единиц. Завтра вспомнят только Ленина и Сталина. Открой Солженицына. "Двести лет вместе". Только там десятки фамилий. За ними – сотни. За сотнями – тысячи. Десятки тысяч героев, восставших против режима. Казненных за многие десятки лет до октябрьской революции. Для того, чтобы взорвался весь мир, необходимо, обязательно необходимо, чтоб погибли тысячи. Когда мир все же взорвется – погибнут миллионы. Что в сухом остатке? Нелепый деревенский дурень Хрущев? Барыга, подрезающий себе морщины – Сильвио Берлускони? Что в сухом остатке, солдат партии? Война продолжается, а ты её уже проиграл. Потому что, даже победив, ты всё равно умрешь, и вся твоя революция тут же растает, растворится в грехах и пороках человеческих. Как будто и не было ничего. Калиюга. Те же крысы, те же мрази по углам, те же костюмчики и бархат ковров. И торжественный венок на твой камень. Пламенные речи жирных уродцев – "знаете, каким он парнем был", скользкие локотки элиты, колкие улыбочки приближенных к телу. Там всегда возня. Там никакие механизмы самозащиты не работают. Семь высших степеней масонства уже в курсе, что все они – никакие не вольные каменщики Иисуса Христа. Что истинный бог их – двурогий козлобородый Бафомет. Мифы умирают позже, чем люди. Значительно позже. Големы не умирают никогда. Те, кто умерли, больше не умрут. Они обязательно, следующей же ночью придут за тобой и будут трогать тебя за плечо. Шептать тебе свою страшную тайну. О том, что и ты тоже зван.
Я могу с закрытыми глазами пройти по этим ступенькам дома на Второй Фрунзенской. Вот ступеньки, вот выбоины на них, чёрная железная дверь, заложенная каким-то старым замком изнутри. Вытираешь ноги о полотенце цветов американского флага, и проходишь вправо. Там приемная. Столы с газетами, стул и телефон. На телефоне сидит Толя Тишин. Он теперь за старшего. Перебирает бумаги, улыбается при виде меня, обнимаемся. Прохожу.
– Вот, видите, Роман, всё раньше с мамами сидящих партийцев общался – родительские собрания даже собирали. А теперь с мамой Лимонова. Звонит, интересуется, как там её сын сидит, что там с ним. Во как бывает.




